Научная статья на тему 'К истории евразийской идеи: С. С. Малевский-Малевич и его проект обустройства России'

К истории евразийской идеи: С. С. Малевский-Малевич и его проект обустройства России Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
268
70
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
С. С. МАЛЕВСКИЙ-МАЛЕВИЧ / Н. Н. АЛЕКСЕЕВ / Н. С. ТРУБЕЦКОЙ / ЕВРАЗИЙСТВО / "ГАРАНТИЙНОЕ ГОСУДАРСТВО" / "ИДЕОКРАТИЯ" / ДЕМОКРАТИЯ / S. S. MALEVSKIY-MALEVICH / N. N. ALEKSEYEV / N. S. TRUBETSKOY / "GUARANTEE STATE" / EURASIANISM / IDEOCRACY / DEMOCRACY

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Прудников Андрей Юрьевич

Проанализирован политический проект С. С. Малевского-Малевича в контексте идей раннего евразийства. Выявлены основные сходство и различие модели идеального государства, предложенной идеологами евразийства 1920-х 1930-х гг. и Малевским-Малевичем. Делается вывод о смягчении в его концепции антизападничества и антидемократической риторики по сравнению с ранним евразийством.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

In the article a political project drafted by S. S. Malevskiy-Malevich in the context of the ideas of the early Eurasian movement is analysed. Basic similarities and differences between the model of an ideal state, created by the ideologists of the Eurasian movement of the 1920-s-1930-s, and the one created by S. S. Malevskiy-Malevich are regarded. It is deducted that in his conception anti-Western and anti-Democratic ideas are less strongly expressed in comparison with the ideas of the early Eurasian movement.

Текст научной работы на тему «К истории евразийской идеи: С. С. Малевский-Малевич и его проект обустройства России»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2011 История Выпуск 1 (15)

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ХХ ВЕКА

УДК 94:321:329:(47+57)”1920/1940”

К ИСТОРИИ ЕВРАЗИЙСКОЙ ИДЕИ:

С. С. МАЛЕВСКИЙ-МАЛЕВИЧ И ЕГО ПРОЕКТ ОБУСТРОЙСТВА РОССИИ

А. Ю. Прудников

Проанализирован политический проект С. С. Малевского-Малевича в контексте идей раннего евразийства. Выявлены основные сходство и различие модели идеального государства, предложенной идеологами евразийства 1920-х - 1930-х гг. и Малевским-Малевичем. Делается вывод о смягчении в его концепции антизападничества и антидемократической риторики по сравнению с ранним евразийством.

Ключевые слова: С. С. Малевский-Малевич, Н. Н. Алексеев, Н. С. Трубецкой, евразийство, «гарантийное государство», «идеократия», демократия.

Евразийство как идейно-политическое течение обязано своим появлением на свет русской эмиграции межвоенного периода. Пожалуй, сегодня это одно из наиболее известных и часто упоминаемых политических движений того времени. Многие евразийские политические и историософские концепции остаются весьма востребованным и в среде современной российской интеллектуальной и политической элиты. В том числе по этой причине к историческому, «аутентичному», евразийству первой половины XX в. у исследователей всегда возникал большой интерес. Евразийство в итоге нередко квалифицируется как явление, организационная история и идейнополитическая эволюция которого хорошо изучена. Однако такие оценки небесспорны.

Сегодня в научный оборот не введено по-прежнему значительное число важных документальных источников, проливающих свет на малоизученные аспекты евразийства. Как справедливо отмечает Р. Р. Вахитов, ситуация с их републикацией до сих пор далека от идеала, что создает предпосылки внесения все новых корректив в научное осмысление евразийства в его различных ипостасях1.

Одна из таких лакун, с нашей точки зрения, это идейное творчество участников евразийского движения после Второй мировой войны. В исследованиях о евразийстве широко распространена точка зрения, согласно которой это движение полностью прекратило свое существование и как политическая организация, и как развивающаяся политическая идея в конце 30-х гг. XX в.2 На это время пришлись кончина основателя евразийского движения князя Н. С. Трубецкого и прекращение активной деятельности остальных его участников из-за начавшейся Второй мировой войны. Послевоенное время для евразийцев оказалось не более благосклонным, чем период нацистских гонений. После 1945 г. на евразийцев, как и на других активистов эмигрантских политических кружков, обрушились советские репрессии. Лидер евразийцев конца 30-х гг. П. Н. Савицкий оказался узником советских лагерей, и даже после освобождения и возвращения в Прагу преследование его не прекращалось, ввиду чего продолжение полноценной идейно-политической работы стало практически невозможным. Гонениям подвергся и другой видный участник евразийского движения, Н. Н. Алексеев, получивший советское гражданство, но так и не вернувшийся в СССР.

Вместе с тем, на наш взгляд, имело место и разочарование многих участников движения в своих прежних идеалах. Они, как и их современники, члены других эмигрантских политических движений, вынуждены были пересматривать свои взгляды на итоги Второй мировой войны. Евразийство, изначально настроенное против Запада, «европоцентризма» и «европопоклонничества», а вслед за этим и против парламентской демократии и капитализма, на этом фоне оправдывало диктатуры Муссолини и большевиков3. Таким образом, оно оказалось в числе скомпрометированных идей межвоенного периода.

Как известно, евразийство обязано своим появлением на свет главным образом книге князя Н. С. Трубецкого «Европа и человечество», после публикации которой выяснилось, что у ее автора

© А. Ю. Прудников, 2011

есть немало единомышленников, готовых перейти от слов к делу. Евразийская идеология, претендовавшая на статус пореволюционной4, предполагала выдвижение в числе первых требований ниспровержение, и лишь позже была постепенно представлена положительная программа евразийцев. Первое их «Долой!» прозвучало в адрес европеизации России, якобы целенаправленно осуществлявшейся домом Романовых, и против Европы как активного проводника самой идеи универсализации мира. Критика князем Трубецким порабощающей народы насильственной европеизации первоначально стала стержнем всей евразийской программы. Отрицание Запада («романогерманской культуры», Европы - в терминологии Трубецкого) явилось сутью евразийства. «Движение осудило Европу до того, как стало проповедовать Евразию», - справедливо отмечает М. Ларюэль [Ларюэль, 2004, с. 46].

«Мы должны привыкнуть к мысли, что Романо-германский мир со своей культурой - наш злейший враг», - писал в своей статье «Русская проблема» основатель евразийства [Трубецкой, 1993, с. 57]. Как отмечает С. Глебов, «вся идеология евразийства была сфокусирована на конструировании и поддержании множественности границ между Европой и Россией-Евразией, причем если за Европой закреплялись такие свойства, как индивидуализм, механицизм, рационализм, безрели-гиозность и агрессивность, то Россия-Евразия была коллективистской, телеологичной, мистической, органичной и православной» [Глебов, 2010, с. 107].

Критикуя Европу, евразийцы порицали образ современности, все то, что было связано с европейской модерностью. Подтверждение неприятия Европы как олицетворения модерности, не выраженного четко в опубликованных работах, можно обнаружить в личной переписке Н. С. Трубецкого. Рассуждая о течениях в европейском искусстве, он связывает футуризм с ненавистной ему европейской современностью, которая, по его словам, превратилась в «фабричногородскую культуру», «безобразное, извращенное создание рук человеческих», «омерзительную вавилонскую башню»: «...суть и первопричины футуризма именно в смаковании и воспевании ма-шинно-бетонно-бензинно-и т. д.-европейской современности...». «Глубоко ненавидя Европу, я такое искусство [футуризм] даже ценю, так как оно с наглядностью изображает всю отвратительность Европы», - писал Трубецкой [Трубецкой, 2008, с. 29-30].

Те из евразийцев, кто избежал нацистских и советских репрессий и, таким образом, «пережил» движение и смог оценить его идеологию с позиций послевоенного мира, оказались намного более лояльными к Западу и его ценностям, чем это было ранее. Хорошо видно это на примере позднего творчества Г. В. Вернадского, пытавшегося примирить в своих исторических концепциях Восток и Запад в истории России. После войны против некогда пропагандируемых идей резко стал выступать и Н. Н. Алексеев. Он обрушился с критикой на платоновские идеалы государства философов, признав в этой идее путеводную нить фашистских режимов Европы, хотя основной компонент политической доктрины евразийства - учение об идеократии - являлся калькой с Платонова царства идей5 (итало-фашистский режим Трубецкой в своей программной статье «О государственном строе и форме правления» признавал несовершенной идеократией, но при этом меньшим злом, чем буржуазная парламентская демократия).

Особенно четко эта тенденция проявилась в творчестве давнего члена евразийского кружка Святослава Святославовича Малевского-Малевича, издавшего в 1970-е гг. своеобразный манифест обновленного евразийства, в котором он на основе ряда политических концепций Н. Н. Алексеева и других евразийцев выдвинул программу сближения СССР и стран Запада уже против Азии и «желтой угрозы» в лице Китая6. Идейно-политическое творчество С. С. Малевского-Малевича представляет собой один из примеров того, в каком направлении могла эволюционировать евразийская политическая доктрина. Эта работа, по нашим сведениям, не замеченная в обширном корпусе современных исследований евразийства, очевидно, требует внимания научного сообщества.

Ее автор, пусть и не сыгравший сколько-нибудь заметной роли в евразийском движении в период его расцвета, попытался возродить евразийство как проект политического переустройства СССР примерно 30 лет спустя после фактически прекращения существования этого течения7. Этот труд тем более интересен, что выдержанный в евразийских традициях (со ссылками на крупнейших деятелей движения, таких как П. Н. Савицкий, Н. Н. Алексеев, с упоминанием самого понятия «евразийства» и с заимствованием основных концептов евразийской доктрины, таких как «гарантийное государство, «идеократия», «функциональная собственность» и т.п.), он написан уже с позиций человека реальной политики (в течение 8 лет, с 1950 по 1957 г., Малевский-Малевич являлся пер-

вым секретарем посольства Бельгии в СССР).

С. С. Малевский-Малевич, анализируя социально-экономическое и внешнеполитическое положение СССР, пришел к выводу о полном крахе коммунистического эксперимента (к такому выводу евразийцы приходили и в 30-е гг. XX в.). Вместо коммунизма в России он, следуя по стопам Н. Н. Алексеева, предлагает внедрить «гарантийное государство» и «идеократию» [Алексеев, 2003в, с. 372-385; Алексеев, 2003г, с. 386-624]. Впрочем, работа Малевского-Малевича не является лишь пересказом концепций Алексеева. Автор послевоенного евразийского проекта существенно изменяет евразийскую платформу именно в свете опыта, извлеченного «свободным», по его определению, миром (противопоставляемым несвободным тоталитарным коммунистическим диктатурам) из уроков Второй мировой войны, и обнажения сути тоталитарных режимов Запада и Востока. Внедряя в евразийский проект концепт тоталитаризма, Малевский-Малевич противопоставляет ему авторитаризм как альтернативу, способную сохранить и даже конституировать свободу личности в целом ряде аспектов. В этой части он сохраняет актуальность поставленной еще отцами-основателями евразийства задачи создания идеальной политии, которая бы представляла собой синтез начал демократии и диктатуры. Ценно то, что автор спустя 30 лет дает нам основания переводить евразийство на более универсальный и современный язык теории тоталитаризма и авторитаризма. Он уже недвусмысленно указывает, что евразийство есть авторитарная доктрина, отличающаяся от либерально-демократических, но и не тоталитарная. В его логике евразийство - это нечто иное, при этом не переходное и не преходящее, а потенциально самодостаточное и исключительно устойчивое: «...будущая система управления федерацией должна быть авторитарного типа... Но чтобы не переходить в тоталитарные, тиранические режимы (как то фашистские или коммунистические), государственная власть должна подлежать действенному общественному контролю... » [Малевский-Малевич, 1972, с. 138].

Вместе с тем авторитарное «гарантийное государство» Малевского-Малевича в гораздо меньшей степени противопоставляется Западу, чем это было в эпоху расцвета евразийства. Гарантийное государство и идеократия, о которых ведет речь автор, - для него прежде всего альтернатива коммунистическому тоталитаризму, а не упадочной, с точки зрения ортодоксального евразийства, западной парламентской демократии. В указанной работе мы не встретим теории «органического государства» и синтеза прав и обязанностей [Алексеев, 2003б, с. 155-168], в которых Н. Н. Алексеев прежде пытался примирить постулированный евразийцами примат интересов коллектива и государства с нечетко определенной необходимостью учета интересов личности. В данном случае автор вводит чуждый евразийству примат индивидуальной свободы над интересами коллектива, не скрывая, что эта идея почерпнута им из внешних источников: «Моральная основа государственности должна заключать в себе несколько простых, всем понятных и всеми приемлемых принципов. Первым из них, “краеугольным”, можно считать предложенный мне профессором Абдурахманом Кунта-Авторхановым, принцип примата человека над государством...» [Малев-ский-Малевич, 1972, с. 153].

Малевский-Малевич предпочитает обозначить свою солидарность с советскими диссидентами и уже провозглашает в отличие от евразийцев-классиков свободу слова, печати, передвижения, вероисповедания и т.п.: «Свобода слова - право, за которое борются героически и самоотверженно лучшие граждане Советского Союза вот уже несколько лет, - должна быть предоставлена в полной мере всем представителям духовного творчества... личная свобода и неприкосновенность должны составлять основу будущего общественного строя» [Там же, с. 143-144]. Уважению к свободе личности при этом Малевский-Малевич призывает учиться у западных стран. Таким образом, если основатель евразийства князь Трубецкой указывал на Европу как на главного врага России-Евразии, а европейская парламентская демократия выступала у него худшим строем, чем фашистская и коммунистическая диктатуры8, то у Малевского-Малевича все наоборот: Россия и Германия, создавшие коммунистические и национал-социалистские диктатуры, уподобляются концлагерям, что стало возможным именно из-за национальных особенностей этих народов: у них всегда было особенно развито «чувство преклонения перед властью и власть имущими...» [Там же, с. 152], а также легковерие, отсутствие критического взгляда, идейный фанатизм.

Вместе с тем нехарактерное для евразийцев самобичевание, признание исторической вины России, недостатков российской политической культуры сочетается у Малевского-Малевича с критикой западной политической модели, вполне евразийской по своей аргументации, но одновремен-

но нехарактерной для евразийства по мягкости тона и умеренности. Так, автор, высоко оценивая достижения западных демократий в области защиты прав своих граждан, все же считал, что эти демократии на деле не тождественны реальному народному правлению: «В этих странах правили, и правят еще, политические, деловые и профессиональные группировки, объединяющие малое число лиц» [Там же, с. 137]. Именно об этом писали и первые евразийцы, клеймя парламентские демократии Европы за их фальшь и культивируемую олигархию9.

Однако западные демократии более не получают от Малевского-Малевича презрительного ярлыка олигархии. В его трактовке они неизмеримо лучше тоталитарных режимов, поскольку в какой-то части отвечают принципам ответственности перед народом: «Что они не утопичны [принципы защиты прав человека], доказано примерами многих западных демократий, где правительства и министры несут довольно уже реальную ответственность перед парламентами и общественным мнением» [Малевский-Малевич, 1972, с. 154].

В то же время в качестве самого весомого аргумента неприемлемости для будущей постком-мунистической России западной модели демократии Малевский-Малевич привел специфичность российской ментальности: «По отношению к СССР и к его гражданам надо еще отметить, что его населению настолько чужды западные демократические формы правления, что - по всем доходящим к нам откликам - к ним оно и не стремится» [Там же, с. 138]. Нежелательность распространения модели западной демократии на весь мир вытекает у Малевского-Малевича и из принципа культурного партикуляризма, лежавшего в основании евразийства. «...нет никакой нужды устанавливать повсеместно одну и ту же культуру, цивилизацию или одинаковую форму правления. Что подходит одному народу и одной стране, не годится для других» [Там же, с. 160], - отмечает он, повторяя известные евразийские тезисы и экстраполируя их на тематику импорта политических институтов.

Однако западная демократия у Малевского-Малевича более не выглядит как упадочная форма политической организации общества, и приход ей на смену «идеократии» не постулируется как неотвратимый исход развития государств: «...если демократический образ правления хорош для Швейцарии или Голландии, то это не означает, что он применим для стран Южной Америки или даже в Испании - где слишком либеральное управление может привести к анархии и гражданской войне» [Там же, с. 160]. Впрочем, при всей осторожности высказываний в адрес Запада Малевский-Малевич признает характерный для евразийства посыл упадочности западного либерального релятивизма и утилитаризма, поскольку в результате этого «постепенно все классы общества... забывают общественный и государственный интересы и начинают стремиться исключительно к индивидуальной, экономической выгоде, что приводит не только к обострению социальных конфликтов, но и к постоянным экономическим и финансовым кризисам» [Там же, с. 158]. Тем не менее и в данном случае автор находит позитивные изменения на Западе, где жизнь не исчерпывается только перечисленными явлениями: «...во многих западных демократиях, несмотря на кажущееся отсутствие “идеалов”, фактическое правление базируется на высоких принципах христианской культуры и морали, на гуманитарности, на защите прав человека и гражданских свобод» [Там же, с. 158].

Оправдывая авторитаризм, Малевский-Малевич, тем не менее, постулирует принцип «свободной информации» (противопоставляемый политике «железного занавеса», поскольку в понятие «свободной информации» включен «императив широкого общественного осведомления о настоящем внутреннем политическом, экономическом, социальном и культурном положении страны, а также о положении и о событиях, происходящих во внешнем мире» [Там же, с. 155]) и примата человека относительно государства. Такое «правильное» сочетание диктатуры и демократии, о котором вели речь основатели евразийства10, образует, по его мысли, «моральную основу государственности». И в данном случае Малевский-Малевич действует вполне в русле концепции справедливого «государства правды» Алексеева, которое действует, исходя из неразделимости политики и морали, и соединяет «примат народа над властью» с принципом служилого характера государства, согласно которому оно становится слугой народа.

«Принцип максимальной личной свободы» (свобода слова, печати, вероисповедания, передвижения, творчества), который воплощен, по Малевскому-Малевичу, в западных демократиях, он соединяет с принципом «гарантийной роли государственной власти». Однако идея синтеза прав личности с гарантийной политикой государства близка к соответствующему концепту гарантийного государства Алексеева. Единственное, но важное отличие доктрины Малевского-Малевича со-

стоит в том, что он для этого синтеза берет принцип прав личности из западной политической практики, в то время как Алексеев стремился заменить его специфическим евразийским принципом «правообязанности» [Алексеев, 2003б, с. 155-168]. И здесь нет непримиримого противоречия. Концепт «правообязанностей», по Алексееву, подразумевал нахождение баланса между правами индивидуума и интересами всего общества, что противопоставлялось западному эгоистичному индивидуализму и либеральной теории прав человека. Малевский-Малевич предлагает сделать то же самое, признав, правда, за западной политической практикой защиты прав человека приоритет и отказавшись от ее критики. Критикуется им (и в этом он вторит Алексееву) лишь буржуазнодемократическая приверженность абсолютной рыночной свободе, поскольку «неограниченная и бесконтрольная деятельность частных предприятий приводит к эксплуатации трудящихся и к экономике, обращенной не на обогащение всего общества и страны, а только к выгоде для некоторых, часто наименее полезных и достойных их членов».

Постулируя «гарантийное государство», призванное обеспечивать гармонизацию принципов свободы личности западного образца с интересами общества в целом и всеобщим благом, Малев-ский-Малевич ведет речь о необходимости установления в политической сфере идеократии. Именно она вносит в проекте идеальной политии Малевского-Малевича то начало, которое он сам открыто обозначил как авторитарное. Правда, идеократия его на этот раз жестко противопоставлена фашистской и коммунистической идеократиям. Последние объявлены тоталитарными и тираническими, антинациональными и антигуманными, а также антидемократическими. Впрочем, новая идеократия, которая, по мнению Малевского-Малевича, не должна быть отброшена, несмотря на то, что ее скомпрометировали фашистский и коммунистический эксперименты, будет отличаться тем, что в ее основу положена идея, способная обеспечить «условия длительного мира, благоденствия и расцвета» [Малевский-Малевич, 1972, с. 159].

Вместе с тем автор ставит вопрос о противоречии принципа гарантийного государства и идеократии11, который так и не прозвучал открыто на страницах евразийских изданий12. Указывая на кажущуюся очевидность того, что «либо гарантия демократических свобод, либо правление идеократическим отбором, т.е. людьми, объединенными общей для них идеологией, подчиняющимися последней и отстраняющими от правления прочих граждан страны» [Там же, с. 162], Малев-ский-Малевич призывал не торопиться с выводами. Ответ на поставленный вопрос он дает вполне в евразийском духе, заявляя, что группа идеократов призвана создать условия для исключительной устойчивости основ гарантийного строя (в демократии же «случайный выбор», сделанный электоратом, способен все испортить) и предотвратить сползание к тирании и беззаконию: «даже в совершенно свободных и либеральных, в принципе, демократиях власть может легко оказаться в руках одного человека или очень узкой группы людей..., в каком случае демократическое управление моментально превращается в режим силы, в тиранию» [Там же].

Как видим, платоновская идея философов-мудрецов продолжает играть в рассматриваемой концепции ту же роль, что и в евразийстве исходного образца, однако в трактовке Малевского-Малевича эта диктатура призвана защищать именно демократию, сохраняя status quo и выполняя, по сути, функцию незыблемого и непреклонного гаранта конституционных основ. «Мудрецы-гаранты» правят в данном случае не напрямую, а лишь «приглядывая» за действиями правительства: «Исполнительная власть в подобном “гарантийном” государстве должна находиться в руках главы государства и правительства. Она должна подлежать государственному контролю, - своего рода “Высшему Суду” или особой магистратуре, наделенной широкими правами» [Там же, с. 142]. Впрочем, подобная политическая система, по Малевскому-Малевичу, предстает и как наиболее эффективный механизм управления, что характерно для схожей риторики Н. Н. Алексеева: «Преимущества подобной формы правления - ее целеустремленность и постоянство. Недостаток большинства существовавших или существующих режимов - отсутствие в них идеологического принципа, что способствует анархическим колебаниям государственной политики, зависящей от случайных импульсов тех или иных политических групп момента...» [Там же, с. 141].

В данном случае Малевский-Малевич не делает никаких отсылок к Востоку, наоборот, провозглашаемый им курс скорее выдержан если не в духе равнения на Запад, то в духе примирения с Западом (хотя надо понимать всю условность такого «вестернизма», ведь западная модель демократии берется за основу лишь в связи с признанием принципа примата прав человека, но не политической системы). В этом смысле его доктрину небезосновательно можно считать «деориентали-

зированным» евразийством. Впрочем, это не помешало Малевскому-Малевичу оставаться на позициях обоснования природы России-Евразии как самодовлеющей культуры-цивилизации, ни Европы ни Азии: «Различные расы и национальности, входящие в Советский Союз, при всех их этнических и лингвистических особенностях и отличиях, объединены совместным историческим прошлым и общей культурой, отличной от культур Запада и Востока, составляющей как бы синтез Европы и Азии и представляющей самоценность не только для себя, но и для всего человечества» [Там же, с. 146].

С нашей точки зрения, в работе С. С. Малевского-Малевича изложен один из вероятных путей эволюции евразийской модели идеального государства будущего. В рамках этой доктрины признается необходимость авторитарной политической системы в России, сочетающейся с основами западной демократии, гарантирующими права личности. Таким образом, евразийство, изначально не определившее четко свою идентификацию в рамках дуальности «Восток-Запад», пусть медленно и неуверенно, но все же могло двигаться в фарватере смягчения критики Запада и ассоциируемой с ним представительной модели демократии.

Примечания

1 Как отмечает Р. Р. Вахитов, «хотя в большинстве современных научных работ, касающихся евразийства, утверждается, что евразийство 20-30-х гг. хорошо изучено, тем не менее очевидно, что без наличия более или менее полного собрания сочинений евразийцев вряд ли можно говорить о каких-либо окончательных оценках евразийства» [Вахитов].

2 Эта точки зрения разделяется целым рядом авторов [Хоружий, 1992, с. 78; Соболев, 1994, с. 41-45; Пащенко, 2000, с. 233-242].

3 Говоря о неизбежности перехода европейских государств от либеральной демократии к идеократии, Трубецкой писал: «Самая крупная революция послевоенного времени - революция русская - и гораздо менее крупная, но все же наиболее значительная из всех собственно европейских послевоенных революций - революция итальянская, - обе привели к созданию идеократического строя... » [Трубецкой, 1995, с. 412].

4 Евразийцы обосновывали необходимость углубления свершившейся в России революции, но не демонтажа ее основных результатов: «Евразийцы сознательно определяют себя как группировку второй фазы революции, ставящую себе задачей преобразовать существующий строй путем устранения коммунистической партии» [Евразийство, 2002б, с. 170].

5 «Платон не любит свободы и хочет порядка. По настроениям своим он реакционный мыслитель. Платонова политическая система есть единственный в своем роде образец идеократии. По духу своему она ближе всего к тому, что ныне носит имя фашизма» [Алексеев, 2001, с. 65-66], - таковы критические оценки Н. Н. Алексеева, содержащиеся в его книге 50-х гг. прошлого века «Идея государства». Как справедливо отмечает А. В. Поляков, эти оценки прямо противоположны тем, какие Алексеев давал в работах, напечатанных им в изданиях евразийцев в 20-е - 30-е гг. [Поляков, 2001, с. 346-358].

6 Этот тезис оказался весьма контрастирующим с идеями раннего евразийства. «Наше отношение к Азии интимнее и теплее, ибо мы друг другу родственнее», «надо не уставать подчеркивать родство азийских культур с евразийской и их давнее интимное взаимообщение...», - говорилось в коллективном политическом манифесте «Евразийство: опыт систематического изложения». В нем же одновременно отражена антиевропейская максима, евразийство представлено пусть и не как «проповедь священной войны Европе», но как «признание европейской культуры за еретическую, за променявшую небо на землю и потому искаженную и неудержимо стремящуюся к своей гибели» [Евразийство, 2002а, с. 153-154].

7 С. С. Малевский-Малевич (21.02.1905, Петербург - 05.06.1973, Париж) являлся двоюродным братом главного «финансиста» евразийского движения - Петра Николаевича Малевского-Малевича, получившего на организацию пропагандистской и идейно-теоретической работы евразийцев внушительный по меркам того времени грант от британского бизнесмена Генри Сполдинга. Святослав Малевский-Малевич играл в евразийском движении в то время, судя по всему, неприметную роль: никаких сочинений в евразийских сборниках за всю историю существования евразийских изданий за его подписью не выходило. Именно поэтому в подавляющем большинстве работ о евразийстве он практически не упоминается. Сам же Святослав Малевский-Малевич известен только как художник-постимпрессионист и муж известной писательницы Зинаиды Шаховской. Тем не менее не исключено, что работа С. С. Малевского-Малевича «СССР сегодня и завтра» является последним и единственным идеологическим сочинением, которое было издано бывшими участниками евразийского кружка в послевоенное время и в котором сохранены основные идеи евразийской политической доктрины, а евразийство позиционируется как не утратившая актуальности идеология.

8 Идеократия Трубецкого должна была менее всего походить на западную демократию: «современные ущербленные и искаженные воплощения идеократического строя в Италии и СССР не представляют еще идеокра-тии в ее чистом виде, а потому и не свободны от чуждых идеократическому строю неизжитых элементов и

обломков иного строя (особенно строя демократического)» [Трубецкой, 1995, с. 415].

9 Как отмечал, например, Н. Н. Алексеев, «в современных демократиях в руках имущих классов находятся все основные пружины, при помощи которых вырабатывается демократическое общественное мнение. Сам политический режим демократии создает особо выгодную почву для денежной и политической спекуляции» [Алексеев, 2003г, с. 480].

10 Н. Н. Алексеев, предлагавший после прихода к власти в СССР евразийцев оставить в неприкосновенности советский институциональный дизайн, писал: «.советская система слагается из диктатуры единой партии и из ряда “представительных” учреждений. Первая воплощает начало постоянное, вторые - начало подвижное. Правильное сочетание этих двух начал и составляет основную задачу евразийской политики» [Алексеев, 2003а, 182].

11 Принцип идеократии появился в политической доктрине евразийства раньше, чем идея «гарантийного государства». Последняя развивалась Н. Н. Алексеевым в 30-е гг. XX в., но не связывалась им с тоталитарными диктатурами Италии и СССР, подразумевала защиту прав гражданина (чего не предполагалось в рамках концепции идеократии, в которой, в частности, Трубецким положительно оценивалась практика вождизма в советском и итальянском пореволюционных режимах) и четко противопоставлялась диктатуре [Алексеев, 2003в, 386-624].

12 Как справедливо отмечает Е. Мороз, евразийство, провозглашая монополию своей «идеи-правительницы», отменяло политическое инакомыслие, «при этом евразийцы деликатно обходили вопрос о том, что следует делать с инакомыслящими» [Мороз, 2010, с. 19].

Библиографический список

Алексеев Н. Н. Евразийцы и государство // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 2003а. Алексеев Н. Н. Идея государства. СПб., 2001.

Алексеев Н. Н. Обязанность и право // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 2003б. Алексеев Н. Н. О гарантийном государстве // Там же. 2003в.

Алексеев Н. Н. Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи // Там же. 2003г.

Вахитов Р. Р. Труды классиков евразийства и ситуация с их републикацией [электронный ресурс]. ШЬ: http://nevmenandr.net/ешазіа/ situacia.php

Глебов С. Евразийство между империей и модерном: история в документах. М., 2010.

Евразийство (опыт систематического изложения) // Основы евразийства / сост. Н. Агамелян,

В. Галимова, А. Гуськов и др. М., 2002а.

Евразийство: формулировка 1927 г. // Там же. 2002б.

Ларюэль М. Идеология русского евразийства или мысли о величии империи. М., 2004. Малевский-Малевич С. С. СССР сегодня и завтра. Париж, 1972.

Мороз Е. Евразийские метаморфозы: от русской эмиграции к российской элите // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2010. № 1.

Пащенко В. Я. Идеология евразийства. М., 2000.

Поляков А. В. Разочарованный странник // Алексеев Н. Н. Идея государства. СПб., 2001.

Соболев А. В. Уроки евразийства // Евразийская перспектива. М., 1994.

Трубецкой Н. С. О государственном строе и форме правления // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык / сост. В. М. Живова. М., 1995.

Трубецкой Н. С. Письма к П. П. Сувчинскому: 1921-1928 / сост., подг. текста, вступ. ст. и прим. К. Б. Ермишиной. М., 2008.

Трубецкой Н. С. Русская проблема // Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. М., 1993.

Хоружий С. С. Карсавин, евразийство и ВКП // Вопр. философии. 1992. № 2.

Дата поступления рукописи в редакцию: 25.02.2011

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.