CC BY
18
Н. В. Николенкова
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ГРАММАТИЧЕСКОЙ НОРМЫ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКОГО ПЕРЕВОДА «АТЛАСА БЛАУ»
В статье проведен анализ грамматической нормы церковнославянского памятника XVII в. с учетом диагностических параметров, выработанных в работах М. Л. Ремневой. Атлас Блау - переводной памятник второй половины XVII в. - рассматривается как текст, относящийся к стандартному регистру церковнославянского языка. При этом показывается, что выбор регистра оказывается сознательной установкой переводчиков.
Ключевые слова: церковнославянский язык, норма, грамматическая система.
This article analyzes the grammatical rules of a Church Slavonic "monument to literacy" of the XVII century in view of diagnostic parameters developed by M.L.Remneva.Atlas Blaeu - a translated text of the second half of the XVII century - is regarded as a text belonging to the standard register of the Church Slavonic language. In doing so, it is demonstrated that the register selection turns out to be a deliberate policy on the part of the translators.
Keywords: Church Slavonic language, grammatical rules, grammatical system.
В работах М. Л. Ремневой, посвященных исследованию языка памятников XVII в., ^относятся два аспекта описания. Во-первых, текст анализируется в рамках выявленных М. Л. Ремневой диагностических параметров, позволяющих отнести его к определенному регистру церковнославянского языка: стандартному (то есть к «строгой», по ее собственному определению, норме) или гибридному («сниженной» норме). В набор грамматических параметров входят глагольные формы, в первую очередь претериты; формы двойственного числа разных частей речи; а также ряд синтаксических конструкций (временные, целевые, условные). Во-вторых, характеристики текста соотнесены с системой норм, зафиксированных в первых церковнославянских грамматиках. Это позволяет отразить и представления книжников XVII в. о норме книжно-письменного языка, и степень влияния грамматических предписаний на язык поздних церковнославянских текстов. С этих позиций проанализированы, к примеру, сочинения агиографического и повествовательного жанров [Ремнева, 2003: 208-237].
Наши исследования [Николенкова, 2010; Николенкова, 2016; Николенкова (в печати)] посвящены формирующемуся в рамках церковнославянского языка второй половины XVII в. научному стилю, который представлен,
прежде всего, грамматическими сочинениями, а также переводами сочинений географического содержания. Оба типа текстов имеют яркий признак научного стиля - использование терминов и формирование на основе их терминологии данной науки1.
Если грамматические сочинения всегда рассматривались как занимающие особую нишу среди текстов XVII в. [Ремнева, 2003: 208-237], то географические тексты - космографии - долго относили к новым, светским жанрам, не входящим в парадигму церковнославянского языка строгой нормы [Николенкова (в печати)]. Однако с того момента, когда за перевод взялись образованные киевские книжники (Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и другие), отношение к тексту резко изменилось. Астрономия входит в перечень семи свободных искусств, относясь к ква-дривиуму наряду с арифметикой, музыкой и геометрией, о чем, безусловно, известно киевским книжникам [ Камчатнов, 2005: 153]. Следовательно, язык астрономического (а затем и географического) текста должен вписываться в те лингвистические параметры, который описывает церковнославянская грамматика. Переводя географию в сферу языка стандартного регистра, Епифаний Славинецкий и его соратники оказываются у истоков ситуации, про которую позже говорил Г. В. Лудольф: «не пользуясь им (церковнославянским. - Н.Н.), нельзя ни писать, ни рассуждать по вопросам науки и образования» [Ларин, 1973: 113].
Источник. Латинский оригинал «Theatrum orbis terrarum sive Atlas novus» составлялся Вильгельмом и Иоанном Блау (отцом и сыном) в Амстердаме в период с 1631 по 1665 годы, в России оказалось издание 1645 года [Blaeu, 1645]. Тома латинского издания в конце 50-х гг. XVII в. были разделены между Епифанием Славинецким, Арсением Сатановским и Исаей Чудовским, которые сделали черновики перевода (рукописи Син. 779, 781, 780, 41), а потом московскими писцами были подготовлены беловики (Син. 19, Син. 112 и Син. 204). Беловики были сделаны для патриарха Никона и сразу попали в библиотеку Ново-Иерусалимского монастыря (две рукописи в 1661, одна - в 1666 г.) [Николенкова, 2010]. Московский перевод носит название Позорище всел вселенныл, или атласъ новый2.
Объем текста весьма значителен. Черновые экземпляры содержат 2301 лист текста, беловые 1105 листов (общий объем перевода при расчете руко-
1 См., к примеру, о научном стиле: Солганик Г. Я., Дроняева Т. С. http://www.academia-moscow.ru/ftp_share/_books/fragments/fragment_3821.pdf. Дата обращения 7.02.2016.
2 Все примеры, кроме специально оговоренных, даны по рукописи Син. 19 с максимальным соблюдением орфографии рукописи. Однако мы позволили себе опустить диакритику рукописи Син. 19 как несущественную для разбираемой темы.
писей в лист вместе с черновиком Син. 41 составит 1729 листов). На сегодняшний момент автором статьи подробно исследован первый том (перевод Славинецкого) и вторая половина переведенного Сатановским тома, беловик которой переписан тем же писцом [Соболевский, 1903: 62].
Основной текст Атласа Блау представляет собой описание отдельных стран и частей света, построенное по одной схеме: границы, главные города и водные артерии, религия, форма правления, основные сведения из истории, природные ресурсы. Переводчики абсолютно точно сохраняют структуру каждой главы, повторяются даже подзаголовки глав, в печатном тексте вынесенные на поля, а в рукописях включенные по модели глосс. Перевод максимально пословный, Славинецкий и его помощники стремятся повторить и совсем незнакомые русскому читателю модели, к примеру стихи.
Особое положение в тексте занимает вступление - «Ввождение в Космографию», в котором содержатся общие сведения астрономического характера, основы общей географии и рассказ об освоении различных частей земли (главы «ДО рд^нств^ межд^ Космогрлф*ею, Геогрлф*ею, и Хорогрдф*ею», «ДО зондхъ или Полсдхъ, и различных^ имендхъ жителей земныхъ», «ДО величеств^ земли и рдзд^леши стрднъ по долгот^ и широт^», «ДО плдвдшихъ древнихъ же и нов^ишиХ»). Текст «Ввождения в Космографию» получил широкое распространение во второй половине XVII и начале XVIII вв. Наиболее ранний список ВВК содержится в рукописи Син. 642 (2 пол. XVII в.). К концу XVII - началу XVIII вв. относят три рукописи, хранящиеся в РНБ: Q.XVII.31, рХ'УП.б и Соф. 1510, еще один список хранится в РГБ (ф. 722 № 315).
Есть основания полагать, что именно «Ввождение в Космографию» следует считать первым церковнославянским научным текстом, что особенно ярко видно по составу рукописей Q.XVII.6 и Соф. 1510. «Ввождение в Космографию» оказывается в окружении «Диалектики» и «Математики» в первой из них, «Риторики» и некого «медицинского наставления» во второй. Основная часть Атласа с астрономией уже не связана, но характер языка сохраняется.
Все грамматические особенности перевода Атласа Блау свидетельствуют о стремлении авторов создать стандартный церковнославянский текст, ввести научный стиль в рамки «строгой» церковнославянской грамматической нормы, стандартного регистра языка. Рассмотрим эти особенности.
Система глагольных форм. Характер использования форм прошедшего времени глаголов (четырехчленной системы «аорист - имперфект -перфект - плюсквамперфект» или системы, включающей л-формы, то есть объединяющей систему книжного и живого языка) ставится М. Л. Ремневой
на первое место в ряду тех признаков книжности, которое необходимо исследовать и описать [Ремнева, 2003: 43-47; 229-231]. Для нашего текста актуализируется еще один важный момент - соотношение форм церковнославянских глаголов с латинскими глагольными формами. В переводах с латыни к. XV - н. XVI вв. глагольная система оказывается тщательно выстроенной в соответствии с латинскими оригиналами: «презенсу латинских глаголов соответствует настоящее время древнерусских, имперфекту - имперфект, перфекту - аорист» [Романова, Ромодановская, 2012: 28].
В тексте Атласа абсолютно преобладающей формой является пре-зенс. Вот фрагменты начала главы «Европа»: Въ ветс^мъ кр^з^ плче Асш, Афр^и, многими имены изАществ^е (excellit) Evpuwa, юже Плиши питлтелниц^ <...> докр^иш^ю имен^етъ (nominat). <...> npoMÏA Mipa члсти по сек^ ц'СтавлАетъ (relinquit) Еvpwпскiи кр^гъ. <...> Амер^ же днесь ц'св'кщлютъ (illustrant) грлдюве Ме^къ, и К^скъ. <...> клгогов^шА ксимъ Хртилнсклгю, еже зд^ нлиплче цв^тетъ (viget) <...> ихъ Скиптри Амер^Ане, Аалт^Ане, Афрлне, или приемлютъ (admittant), или оужлслютсА (horreant) (л. 21). Как можно увидеть, латинским формам презенса соответствуют формы настоящего времени церковнославянского глагола. Презенс составляет более 65 % глагольных форм в латинском оригинале, значение у них разное; переводчик, воспроизводя грамматическую форму, придает церковнославянским формам те же значения, к примеру, в главе о реке Эльбе: Еа зд^ стрлн^ н^к^ю, ГО коеА члсти вморе Германское итичетъ (excurrit), престлвлАетъ (exhibet) Геогрлфъ. Рлзд^ллетъ (dividit) Алкл СвевА ГО Хер^скъ. Тлкiтъ въ Герм^д^рехъ, Алк^ р^к^ сллвн^ пише (scribit). <...> Влрвлрсклги» в^кл писателе Ал^ю нлрич^ (vocant). Гермлн^мъ Елке глетсА (dicitur) (л. 112 об).
Необходимо отметить, что в парадигме презенса особенно отмечается как значимая для характеристики регистра форма 2 л. ед.ч. [Живов, 2004: 238-249]. Космографии начала XVII в. рассматриваются В. М. Живовым как начинающие новую систему жанров: «в текстах новых развивающихся в XVII в. жанров. употребление форм 2 ед. презенса не было отягощено какой-либо традицией в рамках гибридного регистра» [Там же : 244]. Результатом становится экспансия в текст Космографии Ортелия, привлекаемой ученым к анализу, новых, разговорных форм на -шь. Однако переводчики текста Ортелия не ставили задачу создать новый стиль церковнославянского языка, тогда как Славинецкий и его команда используют именно формы на -ши, подчеркивая свою стратегию. Примеров 2 л. ед.ч. презенса в нарративном тексте немного, но все найденные случаи используют именно книжную форму, единственно правильную с точки зрения грамматики
[Грамматика, 2007: 209-211; Грамматики, 2000: 294-295]: т^мже истинным и и^в^стныи пред^лъ межд^ Evpwnow и Ааею, гаки постизаеши, постави помори Егейско, <...> дондеже противною р^кою до накривлешл его пртдеши (л. 21). Это доказывает, что «в XVII в. ученым лицам вроде Епи-фания Славинецкого удается, как кажется, вполне освободиться от влияния языковых образцов и перейти на кодифицированный грамматикой Мелетия Смотрицкого церковнославянский язык» [Алексеев, 1987: 38]3.
При преимущественном использовании форм презенса экскурсы в историю подчеркиваются введением форм Perfectum, которому в церковнославянском переводе ожидаемо соответствует аорист: въслависл ( inclaruit) Acia треми наипаче грады (л. 21). Начало главы «Норвегия» содержит небольшой рассказ об истории страны и этноса, как в 600 году от Рождества Христова будущие норвежцы искали место жительства, скитаясь по северу Европы. В церковнославянском тексте активно использован аорист в полном соответствии с латинским перфектом. Норвеглне <...> нова седалища искати оуставиша (instituerunt), и всю Оа^ошю, Фpiciю, <. . .> нашествш своими оудр^чиша (vexarunt) <...> донел^же насл^днически посл^довашемъ по-велителствоваша (imperarunt) Цapie (л. 26об.). Такие же соответствия находим и в других главах: Оарматш ал всл преже держаша (tenuerunt) (л. 64); Толики» ко ГО крега поглоти (absorpsit) сила к^ри, л^та ^ т S воставш^, гаже пирги, храми, села, доми низверже (dejecit), и море почерпе (hausit) (л. 103об); и ГОтого времене, Голсастш Кимити, Гамк^ргъ держаша (tenuerunt), новыми здаши дивн^ оукрасиша (exornarunt), и впрестолнои Града своего цркв^, погрекешл секе изкраша (delegerunt) (л. 113); ГОнеаже кнлзи Зapiнггeнcтiи древле т^л^ свою им^ша (habuerunt) (л. 176). Знатоки латинского языка, киевские книжники применяют аорист и в случае использования в латинском оригинале Perfectum Indicativi Passivi: ДОсюд^ Гермаша, на дв^ части, вышш^ю и нишш^ю разд^лисл (divisa est) (л. 74); потомъ вКнлжство ократисл (versa est) (л. 79об.).
В соответствии с латинскими имперфектами переводчик использует церковнославянский имперфект: Кимити древле 1орлъ нарицах^сл (dice-bantur) <...> поставллх^сл (creabantur) (л. 32об.); Полское Царство <...> ГОначала тесными заключашесл (includebatur) пределы (л. 64). Иногда в тексте мы находим рассказы о прошлом, построенные на чередовании форм претеритов, актуализирующих разные значения - однократности, длительности, повторяемости. Латинские авторы вводят разные формы прошедшего времени; эту же модель, известную церковнославянским текстам, повторяют
3 Намеренный отказ от образца в данном случае подчеркнут отказом от ориентации на космографии, переведенные ранее, в начале XVII в. [Соболевский, 1903]
переводчики. К примеру, в описании острова Ругия есть рассказ о вероотступничестве местных жителей, об идолослужении и его особенностях: Оем^ Идолъ четвероглавенъ сод^ланъ, въ велел^посозданн^ храм^ по-ставиша (collocarunt). Wcerw вси ЕпархАне и соседи окрестъ, прорицаши, аки итренога просАх^ (petebant): к^пци, елици c^mw клгополй'чн^ приплы-ша (appulerant), товари>въ своихъ дражаишага ем^ приношах^ (offerebant). <...> Оем^ идол^ т ки>ни пасАх^СА (pascebantur), межд^ ими же единъ к^лъ, на иже никтоже ра^в^ величаишiи iереи вс^даше (abscendebat), <...> нанемъ газдАше (equitasse). Окра чествовати его сеи кАше (erat). На идюловъ iереи взираше (inspiciebat) рогъ, егоже прежде года, влагою исполнАше (impleverat) <...>. Оузр^въ чаш^ юк^д^ще™ л^та приходе прорицаше (divinabat). Аще чаши влага поколшои части пары, ю ГОшла кАше (abiisset), драгость крашна: аще исполнь, дешевость знаменовати в^ровашесА (credebatur). <...> БАше (erat) Идолъ сей въ град^ Аркон^ ^ттовш, егоже величаишага тоги> времене кАше (fuit) честь. (л. 104 об ). Следование латинскому образцу вполне точно передает характер действия и в переводе. Минимальным отступлением кажется лишь передача двух разных форм глагола «esse» - Imperfectum и Perfectum - одной формой кАше, которая, впрочем, идеально соответствует характеру контекста. Такое отступление может быть связано еще и с разным характером описания глаголов «esse» и «быти» в латинских и церковнославянских грамматических руководствах. В латинских спряжению «esse» всегда уделяется особое внимание, а в грамматике Смотрицкого спряжение «быти» рассматривается лишь как спряжение вспомогательного глагола [Грамматика, 2007: 212-217; Грамматика, 2000: 296-301].
Таким образом, система претеритов показывает сознательную ориентацию переводчиков на стандартный регистр церковнославянского языка. Случаев использования л-форм в аористных и имперфектных значениях в исследованном объеме перевода Атласа не обнаружено.
Еще одной маркированной как книжная формой глагола для XVII в. называется форма инфинитива на -ти, «в стандартных церковнославянских памятниках форма на -ти (в XVII в. - Н.Н. ) продолжает быть вне конкуренции» [Живов, 2004: 137]. При анализе употребления форм в переводной космографии XVII в. В. М. Живов отмечает тенденцию к формированию гибридного регистра: соотношение форм на -ти и форм на -ть оказывается 3/1 [Там же: 147]. Однако данное наблюдение не совпадает с нашим материалом. Осознанное стремление к созданию текста в рамках стандартного регистра приводит к тому, что 100 % форм инфинитива оформляются
м
как книжные, грамматически корректные: Азыки ложесна нарицати може;
т^мже можемъ изкрдти едино слово (л. 22об); кром^ коеги> к^дствд стрд-ХД содерждти можетъ (л. 30об ); иже зд^ им'ктисА окыкошд (л. 65) и т. д.
Употребление глагольных форм таким образом полностью соответствует ориентации переводчиков на стандартный регистр церковнославянского языка второй половины XVII в. Но делать выводы о полной ориентации на грамматические сочинения (в том числе на Грамматику 1648 года4) все же нельзя, так как характер текста не дает возможности обнаружить полную парадигму глагольных форм даже в рамках одного из времен. Об отсутствии однозначной ориентации на грамматики говорит также отсутствие у глаголов форм двойственного числа.
Двойственное число. Составители церковнославянских грамматик XVII в. формы двойственного числа знают и используют их последовательно. При этом отсутствие данной категории в живом языке XVI-XVII вв. «дало толчок для свободного конструирования его форм создателями грамматик» [Ремнева, 2003: 177]. В оригинальных и переводных произведениях XVII в. двойственное число употребляется крайне непоследовательно: само наличие грамматической формы служит маркером книжности, однако следить за его правильным употреблением во всех контекстах книжники не стремятся; есть памятники, создатели которых отказываются от использования форм дуалиса [Там же: 209-207]. При последовательной установке Славинецкого и его соратников на следование стандартному регистру церковнославянского языка мы обнаруживаем нерегулярное употребление форм двойственного числа.
Анализ текста показывает, что переводчики отказываются от использования дуалиса в конструкциях с двумя именами («синдетическое» двойственное число). Такие контексты не опознаются ими, во всех отмеченных примерах использованы формы множественного: Амер^ же днесь и>св^щдютъ грддиве Ме^къ, и КЛкъ (л. 21); зде Зелднд^, и Скдша <.. > кли3 сходатса (л. 31). Заметим, что в начале книжной справы Славинецкий и его товарищи стремились к использованию двойственного числа в глагольной парадигме, но даже в подготовке Служебника 1655 последовательно эта правка не была проведена: «в чине Литургии св. Иоанна Златоуста <.> глагольные формы множественного числа изменяются всегда на формы двойственного <...> в чинах св. Василия Великого и преждеосвященных даров сохранились прежние формы множественного числа» [Дмитриевский, 2004: 46].
Контекстов, которые позволяли бы употребить местоимение во множественном числе, практически нет. Один из немногих случаев: Вдрвдри
4 Далее по введенной Е. А. Кузьминовой традиции мы будем обозначать московское издание грамматики 1648 г. как ГМ, а первое издание 1619 г. как ГС.
насемъ м'ст' <...> дв' васшки нл^длшл, гаже потомъ разметаша Лонгокарди (л. 80). Форму гаже необходимо счесть винительным падежом мн.ч., хотя и невыдержанным с точки зрения графики ГМ ( а), но совпадающим с рекомендациями ГС (гаже) [Грамматика, 2007: 198; Грамматики, 2000: 283]. Учитывая орфографические установки московского писца, эта разница в использовании буквы не очень существенна [Николенкова, 2016: 10-11].
Предыдущий пример дает нам наиболее частый контекст возможного употребления форм двойственного числа - связанное, в сочетании со словом «два» (реже «оба»). В целом картина употребления очень разнообразная. «Два» в сочетании с существительными мужского и среднего рода дает существительным форму на -л, которая может быть интерпретирована и как форма двойственного числа, и как род.п. ед.ч.: два посокою имать Стилищл (л. 28об); на два разд'лАетсА престлтелствл (л. 29). Сочетания с существительными женского рода демонстрируют, что зависимое слово переводчик ставит в род.п. ед.ч.: дв' Цркви ПрестолныА (л. 26); Археппствл всем^ Царств^ с^ть три, ... Акадимш дв' (л. 65). Контекстов с формой двойственного числа не отмечено, зато в некоторых случаях переводчик механически повторяет форму латинского оригинала, употребляя существительное в им.п. мн.ч.: два Кюмити (Comités); въ град' Оттонш два с^ть храми (Templa) знаменити (л. 32).
Для форм косвенных падежей ГМ во всех трех родах предлагает в дат. и твор. пад. форму дв'ма [Грамматика, 2007: 167-169]. Единая форма оказалась результатом стремления московских составителей к унификации [Кузьминова, 2007: 579-580]. В первом издании (ГС) кодифицировалось различие форм м. и ср. (двома) и ж. р. (дв'ма) [Грамматики, 2000: 252-253]. Правда, в тексте ГМ есть примеры использования форм, ей не кодифицированной: р^ди именъ познаваютсА двома окразома [Грамматика, 2007: 81]. Епифаний Славинецкий, следуя известным ему нормам ГС, использует их в черновике, а далее они некритически переносятся в беловик московским писцом: двома токмю м'стома с^ши спрАженна (л. 29об); прекопама двома окр^женна и колами острыми ограждена есть (л. 41); межд^ двома градома (л. 64об). Различия в орфографических установках переписчики текста - московские писцы - корректируют [Николенкова, 2016], тогда как знание грамматики у киевских книжников считается более глубоким, поэтому редактуры на уровне грамматических форм создатель беловика не осуществляет. Соответствуют изданию 1619 г. и использованные в указанных примерах вариативные формы мужского рода -ома / -ама. Правда, ГС разделяет формы дат.пад. дв. числа (-ома) и твор.пад. дв.ч. (-ама) [Там же: 190-191]. В условиях следования латинскому оригиналу разделить эти паде-
жи переводчик не может, поэтому, думается, использование разных окончаний можно считать гиперкоррекцией. Есть и гиперкорректные образования самого слова «два»: родитсА и3 двохъ источникъ (л. 186). Кроме того, есть в переводе и формы ошибочные, где двойственное число и множественное не различаются: двомд чдстемъ гачменА, трет^ житд прим^шевдти окыч^тъ (л. 53об); гаже двомд ГО Ишпонтд поприщи ГОститъ (л. 81).
Думается, Славинецкий не сопоставлял тексты ГС и ГМ, поэтому мог и не знать о тех исправлениях, которые были введены составителями ГМ. Писец белового экземпляра Атласа Блау был знаком с орфографическим разделом ГМ, а вот часть «Этимология» знал хуже. Кроме того, как и большинство московских книжников середины XVII в., он не имел навыков использования грамматических сочинений в работе над текстом. Первые грамматики церковнославянского языка (для московских книжников ГМ) не были кодифицирующими [Ремнева, 2003: 196]. Славинецкий же знания, полученные при изучении грамматики, использует при создании собственных текстов. Так в стандартный церковнославянский язык московской редакции проникают формы, грамматически соотносимые только с югоза-паднорусской традицией.
Можно говорить о том, что Славинецкий знает о том, что двойственное число является маркером книжности для церковнославянского текста. Поэтому он стремится к использованию таких форм хотя бы в отдельных контекстах. Количество же допущенных ошибок свидетельствует о том, что сама форма двойственного числа не входит для киевских книжников в списки обязательного маркера стандартного регистра, скорее оказывается на периферии.
Временные конструкции. Конструкция «дательный самостоятельный» (ДС), безусловно, является одним из ярких признаков ориентации и на книжно-письменный язык. Ее использование в тексте говорит о лингвистической позиции автора. При этом исследования церковнославянских текстов, даже относящихся к начальному периоду письменности, показывают, что разные авторы демонстрируют различные подходы к употреблению этого оборота. Так, «в Житии Александра Невского, достаточно пространном тексте, .употреблено всего два ДС», тогда как в Житии Феодосия Печерского их отмечается 196 («Нестор испытывает почти патологическое влечение к этому обороту» [Живов, 2008: 10]). В ГМ оборот упомянут: вс^хъ здлитъ глдголимъ сочинлемъ кывдетъ ддтеленъ сдмостоАтеленъ, гаки, кг^ ддющ^, зависть ничто же оусп^етъ [Грамматика, 2007: 344], однако встречается преимущественно в цитатах из Писания и в тексте предисловия: ельмдже мног^ времени миноувш^ [Там же: 45]. Если считать научный
стиль грамматики ориентиром для стиля новой науки, то переводчики должны были использовать данный оборот, но степень распространенности его могла и не быть высокой.
В исследованных частях мы обнаружили всего два случая употребления ДС: Олнцй' с^х^ колики дни нападающ^, оное ни^в^жете л^сювъ пререченное, сламою положенною, и насланною попаллю, и Впепелъ со-жигаютъ (л. 53); Имже сод^лвшимсл, прочее дне пир^юще и шюще препроважах^ (л. 104 об.).
Наблюдения М. Л. Ремневой показывают, что временные отношения оформляются также с помощью союза егда, в ряде древних текстов процент этой конструкции даже выше, чем у ДС: «переводчик «Стословца» предпочитает конструкцию ДС, «Наказания Исихии» - конструкцию с союзом егда, в тексте «Оокора отъ мъногъ оць» практически одинаково ичспользуются оба средства оформления значения времени» [Ремнева, 2003: 58]. В грамматических сочинениях XVII в. союз егда и его аналог внегда входят в списки союзов [Грамматики, 2000: 387; Грамматика, 2007: 315], то есть получают статус допустимых в стандартном церковнославянском языке. В лексиконах Славинецкого и Сатановского союз егда фигурирует как эквивалент латинского «cum, quum», там же представлен вариант внегда [Шмчук, 1973: 149, 445].
Оба союза присутствуют в тексте перевода, правда, характер текста не способствует широкому распространению временных придаточных. Примеры использования временного союза егда приходятся на переводы включенных цитат, например из Страбона: Егда (cum) сш ор^ж^ в^ащищеше оустролютъ, они земными плодами <...> помоществ^ютъ <...> егда (cum) едина часть другой недаетъ помощи (л. 24). В переводе главы «О плаваниях» Славинецкий выбирает второй вариант: внегда (cuum) вКни в Парали: вглав^ г творитсл воспоминаше; внегда (cum) тои п^ть Солтана ради Ег^петскаг^ ... кываетъ (л. 12).
Таким образом, при оформлении временных конструкций книжники пользуются теми средствами, которые предлагают им грамматики церковнославянского языка. И ДС, и временное придаточное оказываются равноправными книжными моделями, выбор которых для переводчиков часто зависит от латинского оригинала и собственного предпочтения.
Условные конструкции. Модель условного придаточного для церковнославянского языка устойчиво связана с использованием союза аще [Ремнева, 2003: 47-50; 225]. Этот союз присутствует в Лексиконе Славинецкого и Сатановского, тогда как восточнославянские союзы аче, оже, аже отсутствуют [Шмчук, 1973: 423, 479]. В латинском лексиконе в качестве аналога
союза «81» также фигурирует лишь вариант дще [там же: 371]. Степень распространения этого придаточного не очень высока; никаких иных форм выражения условного значения, кроме использования дще, авторы не знают, например: дщеже в^сомъ проддвдтелны сУть, тоже сдмое сотнымъ, и тисАщнымъ числомъ кывдти ижыкУетъ (л. 25 об); дще мнwгшiА имдть сыны, имъ <...> ГО Цртвд ддетсА (л. 32об); дще в^рУемъ вса в^сти (л. 187) и т. д.
Вообще в переводе Атласа мы можем найти весь перечень союзов, фигурирующих в грамматических списках, даже если союз мало свойственен для русской книжно-письменной традиции. Так, нами отмечены случаи употребления союза едд, включаемого грамматиками в разряд недоУм^тельндги» знаменования [Грамматики, 2000: 388; Грамматика, 2007: 315]: вопрошдтисА ижыкУетъ, едд (Штиш) Iслдндiд есть онд ветхихъ писднiи всп^тдА вУлд (л. 24 об ); ЛюкопритсА, межУ писдтели, едд (ап) ДУнди ШлУ преизАществУетъ, или Нiлъ ДУндю (л. 190 об). Данный союз в значении ' может быть, не... ли' отмечен словарями в ранних переводных сочинениях, а потом возвращается в письменность во второй половине XVII в. [СлРЯ XI-XVII, 1978: 5, 14], вполне возможно, что именно под влиянием грамматических руководств.
Самым используемым средством объединения предикативных единиц в переводе Атласа Блау будут разные формы относительного местоимения «иже, гаже, еже». Выстроенная в ГС и ГМ система склонения этих местоимений позволила книжникам второй половины XVII в. вернуться к модели согласования этих местоимений по роду, числу и падежу с тем словом главного предложения, к которому они относятся, а не к глаголу придаточного предложения, что было характерно для предшествующего периода [Успенский, 2002: 458-459] В данной работе мы не будем касаться этого вопроса, так как ставили задачей разобрать лишь те грамматические параметры, на которых сфокусировано внимание в работах М. Л. Ремнева.
В заключение хотелось бы отметить, что разобранная нами модель грамматического анализа принадлежности церковнославянского текста, безусловно, показала свою жизнеспособность. Однако исследование новых источников, особенно сочинений новых жанровых форм, позволят усовершенствовать предложенную М. Л. Ремневой систему, введя в нее новые грамматические параметры. И для второй половины XVII в. такие параметры без всякого сомнения должны быть соотнесены с грамматическими руководствами, изданными в то же время.
Список литературы
Алексеев А. А. Пути стабилизации языковой нормы в России XI-XVI вв. // Вопросы языкознания. 1987. № 2. С. 34-46.
Грамматики Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого / Сост., подг текста, научный комментарий и указатели Е. А. Кузьминовой. М., 2000. С. 31-470.
Грамматика 1648 г./ Предисл., науч.коммент., подг. текста и сост. указателей Е. А. Кузьминовой. М., 2007. С. 9-492.
Дмитриевский А. А. Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах. М., 2004.
Живов В. М. Очерки исторической морфологии русского языка XVII-XVIII веков. М., 2004.
Живов В.М. Референтная структура и порядок слов: дательный самостоятельный в двух древних церковнославянских текстах // Русский язык в научном освещении. 2008. № 1 (15). С. 5-56.
Камчатнов А. М. История русского литературного языка: XI - первая половина XIX века. М., 2005.
Кузьминова Е. А. Комментарий// Грамматика 1648 г. / Предисл., науч. коммент., подг текста и сост. указателей Е. А. Кузьминовой. М., 2007. С. 495-612.
[ЛаринБ. А. (перевод, вступительная статья)]: Генрих Вильгельм Лудольф. Русская грамматика (Оксфорд, 1696). Л., 1937.
«Лексшонъ латинский» G. Славинецького. «Лексикон словено-латинсь-кий» G. Славинецького та А. Корецького. Сатановського / Шдгот. до вид.
B. В. Ншчук. Кшв: 1973.
НиколенковаН. В. Церковнославянский перевод Атласа Blaeu: нерешенные вопросы // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2010. № 6.
C. 86-98.
НиколенковаН.В. Орфографические особенности двух рукописей XVII в.: об авторстве черновика и беловика// Филологические науки. 2016. № 1. С. 8-19.
НиколенковаН. В. «Ввождение в Космографию» как первый географический текст рубежа XVII/ XVIII вв.: лингвистический аспект // Историческая география. Т. 3. 2016 (в печати).
Ремнева М. Л. Пути развития русского литературного языка XI-XVII вв. М., 2003.
[РомановаА. А., РомодановскаяВ. А.] «Rationale Divinorum officiorum» Wilgelmi Durandi в русском переводе конца XV в. М., СПб., 2012.
Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 1-30. М., 1975 - наст.вр.
Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII веков. СПб., 1903.
Успенский Б. А. История русского литературного языка (XI-XVII вв.). М., 2002.
Theatrum orbis terrarium, sive Atlas novus in quo tabulae et descriptions omnium Regionum. Editae a Guiljele et Ioanne Blaeu. Amsterdami. Anno 1645.
Сведения об авторе: Николенкова Наталья Владимировна, канд. филол. наук, доцент кафедры
русского языка филол. ф-та МГУ имени М. В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
