CC BY
1918 Методология и методы
Телескоп / №3 (93) / 2012
К дискуссии о соотношении "субъективного" и "объективного" в биографическом нарративе
Статья посвящена дискуссионным вопросам применения биографического метода в гуманитарных исследованиях и солидаризуется с высказанной в частном письме точкой зрения И. С. Кона: "Объективной истины о человеке не бывает, потому что он субъект".
Ключевые слова: биографический нарратив; критерии достоверности; субъективное и объективное в автобиографии; жизненное свидетельство; право на намеренную субъективность.
Андрей Алексеев
независимый исследователь
1
Накопленный Б. Докторовым1 и некоторыми другими исследователями опыт сбора и обобщения биографических интервью, взятых у коллег-социологов разных поколений, дал повод для дискуссии о мере объективности (достоверности) отображения жизненного пути и профессиональной карьеры, а также интеллектуальной биографии — в таких субъективных документах личности и времени, биографии и истории, как биографические нарративы. В частности, высказывались едва ли не полярные точки зрения на этот счет в дискуссии "Биография и биокритика" развернувшейся на форуме "Биографика, социология и история", в рамках российско-американского проекта "Международная биографическая инициатива"2.
Особенно ярым критиком "субъективизма" биографического метода выступил старейший российско-американский социолог В. Шляпентох3. Одним из поводов для критики послужило сомнительное, с точки зрения В.Ш., воспоминание о жизненном эпизоде полувековой давности, вошедшее в состав биографического интервью одного из коллег.
Здесь не стану углубляться в перипетии этой дискуссии, имевшей много методологических и этических поворотов и ответвлений4. А выскажу несколько общих соображений, существенных, как мне кажется, для понимания соотношения "субъективного" и "объективного" в биографике.
2
Биография человека не сводится к последовательности личных и/или общественно значимых событий, она есть также многолетнее движение мысли, чувства, воли — внутреннего мира человека (недаром говорят: интеллектуальная, творческая и т.д. биография).
Расширим этот взгляд, отнеся его к социальной реальности в целом.
А Социальная реальность (хоть в статике, хоть в динамике взятая, хоть вообще, хоть в отдельных ее сферах) включает в себя как "бытие", так и "сознание" (соответственно — общественное, коллективное и даже индивидуальное), а также все многообразие связей между ними. Т. е. сознание не менее реально, чем бытие.
Б. Как объективная, так и субъективная стороны социальной реальности (исторического процесса) могут фиксироваться и "твердыми", и "мягкими" фактами, строго и нестрого организованными наблюдениями, официальными и личными документами, качественными и количественными методами. Не существует предпочтительных способов узнать, как все было "на самом деле".
В. "Не доверять" надо в равной мере как "субъективным" свидетельствам частных лиц (ретроспективные еще менее надежны, чем созданные "по горячим следам"), так и "объективным" (скрепленным всевозможными печатями) документам. Ибо авторы последних — тоже люди, к тому же особо зависимые от институциональных установлений и "господствующих мыслей эпохи". Так, например, наивно полагать, что сухое фактографическое описание исключает тенденциозность, равно как и неправда, что в экспрессивных мемуарных заметках отсутствует объективное содержание.
Г. Всякое исследование социальной реальности, каким бы арсеналом методов оно ни пользовалось, есть процесс относительно односторонний и принципиально не завершенный. Если исследователь сосредоточен преимущественно на фактах социального поведения, это вовсе не означает, что — хотя бы впоследствии и не им самим — это не будет дополнено фактами сознания (о которых, впрочем, приходится судить либо по вербальному поведению, либо по реконструкциям мотивов и т. п. из установленных "объективных" фактов). И наоборот.
1 См.: Докторов Б. З. Современная российская социология. Историко-биографические поиски [электронный ресурс]. В 3-х тт. М.: ЦСПиМ,
2012. 1 CD ROM (http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=237); Докторов Б. З. Биографические интервью с коллегами-социологами [электронный ресурс]. Второе издание. М.: ЦСПиМ, 2012
(http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=195).
2 См.: http://www.unlv.edu/centers/cdclv/programs/bios.html. См. там в рубрике "Comments and Dialogues" Invisible College: IBI Forum 1, 2.1,
2.2, 2.3, 2.4, 2.5).
3 См.: Шляпентох В. Э. Можно ли бестрепетно доверять автобиографиям видных людей и даже массовым опросам?
(nttp://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/collegeinvisible_11.html).
4 См.: Шалин Д. Н. В поисках нарративной идентичности: К диалогу Андрея Алексеева и Дмитрия Шалина (http://cdclvunlv.edu//pragma-tism/shalin_comments-AA-11.html); Беляев Э Замечания по поводу интервью социологов и на статью Шалина (http://cdclv.unlv.edu/ega/arti-cles/beliaev_interview_11.html); Шалин Д Н. О терминологических излишествах, достоверности биоинтервью и мемуарной этике
(http://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/ibi_forum_2.1.html); Шляпентох В. Э. Наши разногласия (http://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/ibi_forum_2.3.html); Докторов Б. З. Нет истины, где нет любви (http://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/ibi_forum_2.3.html); Алексеев А. Н. На стыке методологических и этических проблем (Читая Дмитрия Шалина. Продолжение диалога) (http://cdclv.unlv.edu/archives/articles/aa_ethics_11.pdf); Фирсов Б. М. История социологии "в лицах": Биография и/или биокритика (http://cdclv.unlv.edu/archives/articles/firsov_bh_response_11.pdf ); Готлиб А. Мой ответ В. Шляпентоху, или можно ли написать историю социологии "с человеческим лицом" (http://cdclv.unlv.edu//archives/articles/gotlib_shlap_11.html); Шляпентох В. Э. От одной крайности к другой: раньше у марксистов среда определяла сознание, теперь у российских постмодернистов все наоборот —
сознание определяет мир (http://cdclv.unlv.edu/archives/articles/shliap gotlib_11.html). См. также материалы указанной дискуссии в: Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2011, №№ 3, 4, 5, 6; 2012,
№ 1.
Телескоп / №3 (93) / 2012 МеТОДОЛОГИЯ И МеТОДЫ 19
Д. "Истинная" история (хоть общества, хоть индивида) неизбежно есть продукт множества последующих интерпретаций, о качестве которых мы судим по мощности информационной базы, соблюдению профессиональных норм, логичности и внутренней непротиворечивости рассуждений. Что касается истории личности, т. е. биографии, то, как тонко заметил (в частном письме) И. С. Кон: "Объективной истины о человеке не бывает, потому что он субъект"5.
Е. Спор на тему: среда определяет сознание или сознание творит мир (вариация основного вопроса философии), — мало перспективен, именно как спор, но не как диалог, предполагающий взаимообогащение его участников новыми знаниями и аргументами. Не ИЛИ, а И (то и другое..) приближает к пониманию реального устройства, в частности, "социальной вселенной".
Ж Что касается биографических исследований, то двумя ключевыми и равноправными вопросами здесь, на наш взгляд, оказываются: "что обстоятельства делают (могут сделать) с человеком" и "что человек делает (может сделать) с обстоятельствами". Это есть некий двуединый процесс, который может исследоваться комплексно, а может — и по частям, в перспективе позднейшего синтеза.
3
Теоретико-методологические тексты Б. Докторова, Д. Ша-лина, В. Шляпентоха, О. Маховской, Э. Беляева, Б. Фирсова, А. Готлиб и др. членов "незримого колледжа" имеют отношение вовсе не только к истории российской социологии, будь то с "человеческим" или "нечеловеческим" лицом, или к биографическому методу, в любых его формах. Это мое первое утверждение.
И второе: особенно последняя полемика Анны Готлиб и Владимира Шляпентоха6 демонстрирует, на мой взгляд, наше разнообразие в единстве и единство в разнообразии. Хочется оппортунистически согласиться с обоими полемистами, поскольку у каждого — свое "рациональное зерно".
С точки зрения сказанного, я удерживаюсь от того, чтобы солидаризоваться с В. Шляпентохом или А. Готлиб, полагая обоих если не правыми, то ВПРАВЕ акцентировать либо "объективную", либо "субъективную" сторону социальной реальности и, соответственно, социального знания (в том числе, в сфере биографики и истории науки). И оба делают это весьма убедительно. Возражать стоило бы только против абсолютизации той или иной точки зрения. Однако поводов для такого упрека эти авторы в указанных двух текстах вроде не дают.
Замечу еще, что В. Шляпентох, на мой взгляд, напрасно отдает марксизму монополию на тезис о зависимости сознания от среды, приписывая феноменологии и / или постмодернизму исключительно противоположные взгляды. И марксизм вовсе не так уж материалистичен и детерминистичен, и постмодернизм не так уж субъективен и идеалистичен.
4
Влияние внешних и внутренних обстоятельств, культурного, идеологического, а иногда и просто личностного контекста на создание всякого данного биографического текста (дискурса) обычно очень велико.
Отсюда возникает сомнение в достоверности всякой биографии, особенно если основным ее источником оказывается собственный рассказ биографанта — биографический нарра-тив. У критиков биографического метода складывается убеждение, что автобиографическое повествование "насквозь субъективно". При этом предполагается, что только безусловно установленные и многосторонне подтвержденные факты должны составлять корпус биографии.
Разумеется, автор настоящего доклада вовсе не против поиска объективной истины и / или адекватной исторической реконструкции. Однако это дело профессионального исследователя, использующего ради этого и не только биографический метод (в частности, в социологии прижился термин "методологическая триангуляция").
Что касается средств контроля "на истинность" отдельно взятого биографического текста, то существенным здесь могут оказаться стилевые характеристики и внутренняя непротиворечивость самоописания и ауторефлексии рассказчика.
Заметим, что при всей субъективности таких автобиографических произведений, как "Жизнь — сапожок непарный" (Тамара Петкевич), "Подстрочник" (Лилианна Лунгина), "Корни и сучья" (Анатолий Солипатров), "Диск" (Анри Кетегат), "Дальний архив" (Эрлена Лурье) вряд ли даже самому придирчивому читателю придет в голову усомниться в их биографической и исторической достоверности.
5
И последнее замечание. Создатель биографического нарра-тива есть главное действующее лицо и — пока здравствует — "хозяин" собственной биографии (имея в виду именно реконструкцию своего жизненного пути, а не сам жизненный путь, что есть отдельная тема).
Автор настоящего доклада отстаивает ту точку зрения, что всякое автобиографическое повествование имеет право на намеренную субъективность (не говоря уж о субъективности ненамеренной), на предъявление человеком событий собственной жизни, а также их освещение и истолкование такими, какими он их видит и / или хотел бы видеть и трактовать. Биогра-фант имеет право на умолчание и даже на искажение действительных событий, если это не затрагивает чести и достоинства других людей. Всякий "рассказ о жизни" есть автопортрет героя (он же — рассказчик), каким он был и, вместе с тем, каким является ныне, есть взгляд в прошлое "из сегодня", сквозь призму всего жизненного и исторического опыта субъекта. Любая информация в биографическом нарративе есть жизненное
свидетельство, а не свидетельское показание.
***
Подводя итог, постулируем следующие положения применительно к биографическим исследованиям:
а) субъективность есть имманентное свойство личности;
б) субъективность не есть альтернатива достоверности автобиографического повествования;
в) автор биографического нарратива имеет право на намеренную субъективность.
Апрель 2012
5 Письмо И. С. Кона датировано 16.12.2009.
Цит. по: Алексеев А. Н., Ленчовский Р. И. Профессия — социолог (Из опыта драматической социологии: события в СИ РАН 2008 / 2009 и не
только). Документы, наблюдения, рефлексии. В 4-х томах. СПб.: Норма, 2010. (Электронная версия — http://nar0d.ru/disk/l666422001/AA%20%26%20RL%20PR0F-S0C%20V0l%201-4%200ptim.rar.html). См.: Том 2, с. 495.
6 Готлиб А. С. Качественная методология, исторический нарратив или можно ли написать историю социологии "с человеческим лицом" // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований, 2012, № 1 (Электронная версия — ^Пр:/^с1у.ип1у^и//ап±^/агй-с^^оШ^Ыар_1Шт1); Шляпентох В. Э. От одной крайности к другой: раньше у марксистов среда определяла сознание, теперь у российских постмодернистов все наоборот — сознание определяет мир (http://cdc1v.un1v.edu/archives/artic1es/sh1iap_got1ib_11.htm1).
