К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Г.А. ТЮЛИНА Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2015 Математика. Механика. Информатика Вып. 3(30)

УДК 531(092)

К 100-летию со дня рождения Г.А. Тюлина

И. А. Тюлина

Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова Россия, 119991, Москва, Ленинские горы, д. 1 (495) 939 38 60

A. К. Тюлина

РГУ нефти и газа им. И.М. Губкина Россия, 119991, Москва, Ленинский пр., 65 tjulina@yandex.ru; (499) 507 86 73

B. И. Яковлев

Пермский государственный национальный исследовательский университет Россия, 614990, Пермь, ул. Букирева, 15 iakovlev@psu.ru; (342) 239 62 98

Публикация посвящена вековому юбилею одного из руководителей советской космической программы - д.т.н., профессора, генерал-лейтенанта, Героя Социалистического труда, лауреата Ленинской премии Георгия Александровича Тюлина.

Ключевые слова: Г.А. Тюлин; история отечественной космонавтики

9 декабря 2014 г. на мехмате МГУ отмечалось 100-летие со дня рождения Георгия Александровича Тюлина. К этой дате, к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне, а также к грядущему в 2016 г. 70-летию ЦНИИмаш (бывшее НИИ-88), было организовано переиздание книги "О ракетчике", вышедшей первым изданием в 2004 г. к 90-летию со дня рождения Георгия Александровича.

© Тюлина И.А., Тюлина А.К., Яковлев В.И., 2015

Первая часть книги состоит из биографических фактов и воспоминаний близких, многочисленных и бесценных фотоматериалов, но главным образом из мемуаров самого Г.А. Тюлина. Во второй части собраны воспоминания людей, тесно общавшихся с ним в разные периоды его жизни. Среди них крупные деятели ЦНИИмаша, Министерства Обороны СССР, Министерства общего машиностроения, в том числе генеральный директор ЦНИИМаша Ан-фимов Николай Апполонович, первый заместитель гендиректора Росавиакосмоса Алавердов Валерий Владимирович, руководитель баллистического центра ЦУП ЦНИИмаша Бажи-нов Игорь Константинович, начальник отдела баллистики НПО "Энергия" Аппазов Рефат Фа-зылович, всем известные деятели нашей космонавтики Черток Борис Евсеевич, генеральный директор Росавиакосмоса Коптев Юрий Николаевич, многолетний директор НИИ-88 Мозжорин Юрий Александрович, известные ученые, в том числе Ишлинский Александр Юльевич, Маров Михаил Яковлевич, Рабинович Борис Исакович, Демьянов Юрий Александрович, ректор МГУ Садовничий Виктор Антонович, Куксенко Борис Владимирович, Смирнов Николай Николаевич.

Родители, детство, в Перми

Отец Георгия Александровича - Александр Федорович Тюлин, 1885 года рождения, из крестьянской семьи г. Мстера. Его трудовая деятельность началась в возрасте двенадцати лет далеко от дома, в людях, что не помешало ему в 1907 г., экстерном сдать экзамены на аттестат зрелости и стать студентом Санкт-Петербургского университета. В эти годы начала прошлого века студенческая молодежь редко оставалась в стороне от политики, и Александр вступил во фракцию меньшевиков РСДРП, за что вскоре был отчислен и сослан в ссылку. Вместе со своим приятелем по университету Андреем Сердоболь-ским он отправился в город, где жила семья Андрея, - Пензу. Там Александр познакомился с сестрой Андрея - Верой, которая в 1912 г. стала его женой. А в 1914 г., 9 декабря, у них родился первенец - Георгий, в семье его звали Юра.

Ссылка не помешала Александру закончить университет экстерном и получить диплом I степени. Областью его интересов была агрохимия, поэтому для продолжения образования он в 1914 г. поступил в Московский сельскохозяйственный институт (позже - Тимирязевская сельскохозяйственная академия, ТСХА). Научная работа в области почвенных коллоидов полностью захватила Александра Федоровича, и в 1918 г. он вышел из фракции меньшевиков, окончательно утратив политическую активность.

После окончания академии в 1920 г. Александр становится аспирантом. Его научным руководителем был основатель отечественной агрохимической школы академик (с 1929 г.) Д.Н. Прянишников. В 1924/25 учебном году Александр Федорович был доцентом Московского университета, а в 1925 г. его пригласили в Пермский университет в качестве заведующего кафедрой агрохимии, и семья переезжает в Пермь. Вскоре профессор Тюлин стал деканом агрономического факультета ПГУ (позже факультет был преобразован в Пермский сельскохозяйственный институт).

В 1928-1929-м гг. Александр Федорович побывал в научных командировках в Германии, Швейцарии и Голландии, подружился со многими видными учеными-агрохимиками. Это послужило поводом для его ареста в июле 1930 г. Но следствие, длившееся 7 месяцев, не установило его вины в чем-либо, "факты", содержащиеся в письмах недоброжелателей не подтвердились, и зимой 1931 г. он был освобожден. Обеспокоенный за его судьбу, Д.Н. Прянишников приглашает его в Москву, во Всесоюзный институт удобрений и агропочвоведения (ВИ-УА), и поручает организовать лабораторию поч-

венных коллоидов. Эту лабораторию А.Ф. Тюлин возглавлял до 1949 г. (до ее ликвидации).

Александр Федорович был талантливым ученым, отличался трудолюбием, высокой требовательностью к себе и подчиненным, боролся с недобросовестностью в научной работе, блестяще полемизировал и не угодничал перед начальством. Эти качества унаследовали и его дети. Последние годы жизни (до 6 ноября 1955 г.) он работал старшим научным сотрудником Института леса АН СССР.

Мать Георгия Александровича - Вера Павловна Тюлина (1886-1977), урожденная Сердобольская, дочь священника из Пензы, как и ее мать, тяготела к преподаванию. Сразу после школы она стала преподавать географию в гимназии, открытой ее матерью Евдокией Андреевной в 1904 г. Но на среднем образовании Вера не собиралась останавливаться: в 1905 г. она поступает на Высшие педагогические курсы П.Ф. Лесгафта в Петербурге. В 1906 г. эти курсы закрывают, как "революционное гнездо". Тогда Вера поступает на Высшие женские естественно-научные курсы М.А. Лохвицкой-Ска-лон, которые окончила с отличием в 1914 г. (в дипломе только одна "четверка" по психологии).

С осени 1914 г. Вера Павловна преподавала свою любимую географию с небольшими перерывами, вызванными рождением сына (в 1914 г.) и дочерей (Ирины - в 1922 г. и Маргариты - в 1924 г.). В Перми Вера Павловна сначала работала в агрохимической лаборатории университета (в те годы географию «изъяли» из школьных программ). Но образование, полученное на Высших женских курсах, позволило ей позднее преподавать химию в Пермском железнодорожном техникуме.

Юре не было и пяти лет, когда его мать отправилась поближе к мужу, из Пензы в Москву, где молодой ученый проходил практику на опытных полях (Тучково, Немчиновка), работал агрономом в национализированных хозяйствах (совхозах) в витебской и московской областях. Времена (1918-й - начало 1920-х гг.) были трудные, в стране был голод, Юра имел туберкулезную угрозу, поэтому до 1923 г. он жил в лесной школе (подобии детского дома), где, по крайней мере, было нормальное питание. Только в 1923 г. он стал жить с родителями в Москве, на Соломенной сторожке.

Среднее образование Юра завершил уже в Перми. Тюлины жили на улице Ленина, д. 11, на втором этаже двухэтажного дома. Юра был заядлым птицеловом, отправлялся на "промысел" в окрестные леса по берегам красавицы Камы, приманивал птиц хитрым свистом, зная велико-

лепно все местные виды и их повадки. Весь дом был уставлен клетками, Георгий самозабвенно ухаживал за своими питомцами. Часто устраивались смотрины птиц, приходили клиенты - как мелкие мальчишки, так и взрослые подозрительные личности. Потом Юра стал страстным голубятником. С ребятами часами наблюдал "воздушные парады". Голубятня размещалась на крыше сарая во дворе, зимой в морозы он забирал птиц домой.

Однажды мать Юры (дело было в 1929 г.) с двумя его младшими сестрами отправилась на дачу, которую они снимали в Нижней Курье. Туда ходил небольшой катер "Овсянники". С трудом прорвавшись сквозь толпу желающих, они разместились на скамье лицом к берегу. Брат Юра, пятнадцати лет, не планировал ехать с "детским садом" (Ире семь лет, Рите пять), у него были запланированы "взрослые мужские дела" типа футбольного матча. Но, видимо, игра по какой-то причине не состоялась. И когда пароходик собрался отчаливать, Ира увидела, как с горки быстро бежит старший брат. Юрка со всех ног мчался к пароходику. Мама стала кричать капитану, чтобы пароходик подождал мальчика. Но он уже отчалил. Юра, видя, что пароход отдаляется от причала, помчался вдоль берега, надеясь нагнать его на ближайшей остановке - на Заимке. А это - около пяти километров. Пароходик идет по течению, берег дикий и рельефный. "Овсянники" вышел на курс на середину реки. Мать переживала, видя, как Юра то появляется, то исчезает из виду, поднимаясь на пригорки, перемахивая какие-то завалы, шлепая местами по воде. Это привлекло внимание и остальных пассажиров, все "болели" за него. Когда показался причал на Заимках, раздалось множество голосов: "Капитан, подожди пацана!" Капитан задержал отправку на пару минут, и Юрка, весь красный и "в мыле", вскочил по убираемому трапу. У него пошла носом кровь, возможно, поэтому эпизод и запомнился сестре на всю жизнь. Ей потом много раз пришлось убедиться, что Юра всех намеченных целей - "кровь из носу", но добивался [1, с. 307].

После окончания семилетки, Юра в 1930 г. поступил в ФЗУ при Пермском Паровозоремонтном заводе им. А.А. Шпагина. Об этом "пермском" периоде вспоминает Николай Петрович Прозоров, его друг, с которым они вместе учились в ФЗУ в группе станочников, и оба окончили его в 1932 г. с наивысшим - пятым -разрядом токаря-железнодорожника.

Николай Петрович вспоминал, что вскоре они стали неразлучны, потому что с Юрой было очень интересно: он много читал, играл на фортепиано, и все время что-то строил. Даже фотоаппа-

рат сделал. Все работало: снимки получались неплохие. Однажды Юра приехал к Николаю домой, на разъезд Кукетский, что в ста километрах от Перми, где отец Николая работал дежурным по станции. Попав в служебное помещение, Юра увидел телеграфный аппарат Морзе, очень им заинтересовался. После этого Юре захотелось самому сделать аппарат Морзе и научиться на нем работать. И сделал: сначала ключ Морзе, а затем и сам аппарат (с помощью Николая), и успешно на нем работал. Летом 1932 г. летом Юра и Николай проводили Веру Павловну, мать Юры, с двумя его младшими сестрами, на пароход в Казань, откуда они должны были ехать в Москву. Юра остался в Перми до окончания ФЗУ и жил с Николаем в общежитии на Трудовой улице (ныне Орджоникидзе) в здании, где позже разместили Управление Пермской железной дороги.

Жил Юра на стипендию. Еще до поступления в ФЗУ подрабатывал, чтобы не просить у родителей. Сколотил себе ящик с ремнем для сапожных щеток и гуталина, надевал его через плечо и выходил на пересечение улиц Карла Маркса и Ленина, где было особенно хорошо работать. Здесь было много таких же юных конкурентов. "Крем, гуталин, почистим, гражданин! Крема полна банка, почистим, гражданка! " - ловко у него получалось это дело. После окончания ФЗУ друзья расстались, но до войны они переписывались, потом потеряли связь. Встретились они только через много лет. Несмотря на это, Николай Петрович пишет в конце: "дружили мы с Юрой 59 лет. Крепко дружили, это был мой самый лучший друг".

В Москве, учеба на мехмате МГУ, война

После окончания ФЗУ Юра приехал в Москву к родителям и устроился работать токарем. В 1932-1933-м гг. учился на рабфаке при Московском институте механизации и электрификации сельского хозяйства, в 1933 г. поступил на военный поток механико-математического факультета МГУ (туда отбирались юноши, годные к военной службе, и учеба занимала 6 лет). Годы учебы в МГУ были насыщены до предела: кроме учебы на одни пятерки, Юра занимался военно-спортивной работой как секретарь комсомольской организации факультета, сам в ней активно участвовал: прыгал с парашютом, летал на бомбардировщике ТБ, осваивая штурманское дело, вместе со всеми изучал артиллерийское дело.

Одновременно с третьего курса он начал посещать кружок западных танцев и очень преуспел в этом: в паре с лаборанткой биофака Та-

марой Южаниной они, выступая на известных площадках, получали призы. В результате сыграли свадьбу, и в 1937 г. у них родилась дочь Галина. Семья поселилась с родителями Георгия Александровича на территории ВИУА в Тимирязевке. Конечно, потребовалось подрабатывать.

В 1936-1938-м гг. состоялось первое знакомство Тюлина с С.П. Королёвым. Приведем воспоминания самого Георгия Александровича из его мемуаров об этом:

"С Сергеем Павловичем Королёвым я познакомился еще до войны, когда он работал в РНИИ, а я, будучи студентом, участвовал в выполнении хоздоговорных исследований для этого института. Поскольку РНИИ находился почти рядом с моим домом (в Лихоборах - авт.), докладывать результаты исследований, которые поручались университету, точнее, аэродинамической лаборатории, руководимой тогда молодым доцентом механико-математического факультета, впоследствии академиком Х.А.Рахма-тулиным, поручали мне. Это знакомство было коротким. В Германии в сентябре 1945 г. я встречал очередную группу специалистов на аэродроме, Королёв меня узнал, и сказал, что мы где-то встречались. Впоследствии мы все выяснили, и с тех пор наши контакты не прерывались до последних дней" [1, с. 118].

После окончания мехмата в 1938 г. (с красным дипломом!) Тюлин был рекомендован Владимиром Васильевичем Голубевым, тогда директором Института механики МГУ, в аспирантуру. Под руководством Голубева, а затем Николая Евграфовича Кочина, он успешно работал над диссертацией по вихревому сопротивлению самолета (тема касалась теории пограничного слоя, изучению дорожек Кармана). Она была почти готова, когда началась война.

Будучи кандидатом в члены ВКП(б), 25 июня Г.А.Тюлин, по первому партпризыву, обратился в Краснопресненский райком РКП(б) с заявлением о добровольном вступлении в ряды действующей армии. После окончания Артиллерийских краснознаменных курсов усовершенствования комсостава (в звании лейтенанта) его назначили командиром 2-й гвардейской минометной батареи 38-го отдельного гвардейского минометного дивизиона. Это были всем известные теперь "Катюши". Молодой комбат получил боевое крещение на Волоколамском направлении. Ночью 28 ноября 1941 г. фашисты захватили Яхрому.

Морские пехотинцы 1-й Ударной армии готовились к атаке, но сначала должны были отработать "Катюши". Тюлин тщательно и без паники провел прицеливание и, когда стемнело, дал команду "огонь". С высоты хорошо было видно, как заполыхал плацдарм, занятый вра-

гом, как, бросая технику и вооружение, в панике разбегались фашисты. Контрнаступление наших войск было успешным, враг отступил на западный берег канала, и 8 декабря Яхрома была освобождена. Тюлина наградили медалью "За боевые заслуги" и выдвинули на должность заместителя командира минометного дивизиона.

Его фронтовой друг А.И. Суэтин (впоследствии заместитель начальника Главного управления Министерства обороны СССР), а в те годы - командир взвода полка ГМЧ (стр. 297 2-го изд.) вспоминал, как его восхищало умение Г.А. Тюлина эффективно использовать оружие. По его мнению, Георгий Александрович был одним из первых, кто разработал методику расчета и обеспечения высокой эффективности залпового огня в зависимости от дальности до цели и рельефа местности. При этом он постоянно стремился довести полученные результаты до сведения остальных боевых расчетов и командиров, регулярно проводил с ними занятия. Будучи начальником штаба опергруппы, он постоянно совершенствовал и перепроверял свою методику расчетов, находил время бывать на наблюдательном пункте полка в период проведения залпов с нескольких установок, лично убеждался в их эффективности по сравнению с одиночными налетами и подготовил войсковую инструкцию по уплотнению огневой мощи без увеличения числа залпов "Катюш".

Из истории ракетной науки и техники

В мемуарах Г.А. Тюлина основное внимание уделяется истории развития ракетной науки и техники в СССР. Георгий Александрович писал не о себе, он стремился оставить в памяти народной бесценные страницы этой необыкновенной эпохи, этой истории, свидетелем и непосредственным участником которой он был. Воспоминания начинаются с начального периода развития ракетной техники в нашей стране, с конца двадцатых и в тридцатые годы. В 1931-1933-м гг. в Москве, Ленинграде и некоторых других городах были созданы группы изучения реактивного движения (ГИРД), и уже 17 августа 1933 г. была запущена первая советская ракета на гибридном топливе ГИРД- 09, а 29 ноября 1933 г. - первая ракета с жидкостным ракетным двигателем (ЖРД). В 1933 г. был организован первый в стране Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), на базе газодинамической лаборатории в Ленинграде и МосГИРДа.

В предвоенный период было много достижений и потерь. В 1937 г. были арестованы и затем расстреляны активные и талантливые руководители института И.Т.Клейменов и Г.Э.Лан-

гемак. В 1938 г. аресту подверглись В.П. Глушко, С.П. Королёв и ряд других сотрудников этой организации. Уровень работ по жидкостным управляемым ракетам резко упал. Направление по пороховым неуправляемым ракетам, благодаря усилиям Ю.А. Победоносцева и других, продолжало развиваться. Этому во многом способствовало благожелательное отношение военной авиации. Ракетные снаряды были приняты на вооружение ВВС и блестяще себя проявили в ходе воздушных боев на Халхин-Голе.

С наземной ракетной артиллерией было сложнее: она вызывала у военных недоверие. Г.А. Тюлин, приводя слова маршала Жукова, отмечает, что перед началом войны Главное артиллерийское управление недооценивало такое мощное реактивное оружие, как БМ-13 ("Катюши"). Считалось, что они имеют повышенное рассеивание по сравнению с классической нарезной артиллерией. Он указывает, что еще Клейменов и Лангемак обращали внимание на тот факт, что этот недостаток с лихвой окупается при залповом поражении не точечных, а площадных целей, наиболее характерных для грядущей войны. Возможно, именно механико-математическое образование позволило молодому командиру батареи "Катюш" понять их боевые возможности и выработать оптимальную тактику их применения, потому что до войны никаких наставлений и руководств, даже достаточно полных таблиц стрельбы составить не успели.

Приведем воспоминания генерала А.Ф. Тверецкого (в 1942 г. он был уже генерал-майором), с которым Георгий Александрович работал в послевоенном Берлине по исследованию немецких ракет ФАУ-1 и ФАУ-2. На генерала произвела неизгладимое впечатление его первая встреча с Тюлиным зимой 1942 года. Дело было уже в районе Демянска, где войскам Северо-Западного фронта удалось окружить с трех сторон 16-ю армию противника, но оставался узкий коридор на западе. Образовался так называемый "демянский котел", кольцо не удавалось замкнуть, и котел просуществовал до 1943 года. Местность, где базировался дивизион Тюлина, была болотисто-лесистой, от основных войск ее отделяла река Ловать, поэтому были серьезные проблемы со снабжением и приходилось экономить каждый снаряд. Когда, с трудом перебравшись через Ловать, Тверецкий прибыл в дивизион, командир дивизиона болел, лежал с высокой температурой, и генералу представился его заместитель - Г.А. Тюлин, который стал докладывать ситуацию. В этот момент на лесной просеке показались два немецких танка. По-будничному спокойно, без паники и суматохи,

Тюлин оперативно вывел "Катюши" из укрытий, все оказалось заранее подготовленным к бою, выдал указания и скомандовал "огонь". Кстати, обычно, во время боя, он отдавал эту команду, чтобы не сорвать голос, пронзительным свистом. После нескольких точных залпов некоторые танки задымились, остальные развернулись, просека опустела, "Катюши" вернулись в укрытия. Тюлин продолжил доклад.

Причиной такого "эффектного выступления" Тюлина, как выясняется из воспоминаний его фронтового коллеги и друга А.И. Суэтина, было то, что за время сидения в обороне Тюлин определил координаты всех важнейших участков на территории противника и районы вероятного поражения заранее были "пристреляны". Тверецкий, удивленный будничностью и спокойствием в такой ситуации, да еще в условиях жесткой экономии снарядов, рассказал этот случай командующему опергруппой полков и дивизий ГМЧ (гвардейская минометная часть) на Северо-Западном фронте генералу Бажанову и позже познакомил его с "шустрым" лейтенантом, экспромтом пригласив того к Бажанову.

В комфортно отделанном блиндаже Ба-жанова царил некий аристократический дух. Здесь не принято было даже невзначай произносить нецензурные слова. На хрупкой треноге над спиртовкой грелась кофеварка. Говорили, что даже на полевые операции Бажанов ездил в белых перчатках. Разумеется, это не мешало ему быть высокопрофессиональным военачальником. И вот происходит обсуждение предстоящей операции. Тюлин стоит в стороне, в блиндаже толпятся офицеры, и ему плохо видно карту. После длительных дебатов, воспользовавшись паузой, он вклинивается в обсуждение: "Разрешите заметить..." - и, по словам Тверец-кого, вносит очень дельное предложение. "А это еще кто? " - недовольно спросил Бажанов. Тве-рецкий не успел представить ему лейтенанта. Тюлин представился, взял под козырек, затем круто развернулся на каблуках и направился к двери. От резкого поворота он случайно зацепил ремнем портупеи ручку кофеварки, она опрокинулась... С такой "помпой" он выскочил из блиндажа и зашагал в свою часть. Каково же было его удивление, когда спустя некоторое время Бажанов вспомнил о "шустром" лейтенанте и вызвал его. Выяснил, что он окончил, где служил, какой опыт гражданской работы имеет. Скорее всего, поэтому в мае 1942 г. Тю-лин стал помощником начальника штаба 3-й опергруппы ГМЧ, которой командовал Тверец-кий, а в августе 1942 г. в звании капитана - начальником штаба.

Оперативная группа ГМЧ - это было новшество в организации и управлении боевыми частями, созданное в сентябре 1941 г. До этого, когда "Катюши" проявили себя уже с лучшей стороны с самых первых дней войны, Сталин лично утверждал распределение ракетных частей по фронтам, планы производства самих "Катюш" и их боеприпасов. И вот тогда решено было создать эти оперативные группы ГМЧ, которые должны были координировать действия с командующим фронтом, командующим артиллерией, отвечать за боеготовность и материально-техническое обеспечение частей. Все эти сложнейшие координационные и управленческие задачи в масштабе фронта и приходилось решать штабу опергруппы, которым руководил 28-летний капитан Тюлин. Решал он их успешно, судя по тому, что к моменту вхождения 20 октября 1943 г. его опергруппы в созданный 2-й Прибалтийский фронт Тюлин уже был майором, имел ордена Красной Звезды, Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени, медали. Позже к ним добавились два ордена Красной звезды, ордена Александра Невского и Отечественной войны 1-й степени.

Из воспоминаний самого Георгия Александровича: "Шел 1944 год, предпоследний год войны. Я в ту пору был начальником штаба 3-й армейской опергруппы гвардейских минометных частей ("катюш"), которая входила в состав артиллерии 2-го Прибалтийского фронта. Сейчас не припомню, какой это был день, но начался он со звонка и приказа срочно явиться к заместителю командующего артиллерией фронта по ГМЧ генералу А.И. Нестеренко. Разговор получился очень коротким: "Подполковник Тюлин, Вам надлежит срочно убыть в Москву для беседы с членом Военного Совета артиллерии Красной Армии генералом Гайдуковым". Цель беседы Нестеренко объяснить не мог. Сказал лишь, что на сборы и передачу дел дает мне несколько дней. Наверное, нетрудно понять состояние человека, который с осени 1941 по лето 1944 пробыл в действующей армии, а когда уже ощущал близость победы, вынужден отправляться в тыл. Нестеренко это понимал и, переходя на "ты", добавил:

- Твое согласие не требуется. Дела передашь своему заместителю. Полагаю, что все это более серьезно, чем может показаться...

В Москве я получил назначение в научно-технический отдел (НТО) Главного управления вооружения ГМЧ, который возглавлял инженер-подполковник А.И. Семенов. Предстояло изучить образцы боеприпасов гитлеровской полевой ракетной артиллерии, в больших количествах имевшиеся на складах трофейного вооружения, и подготовить предложения по разработке перспективных систем ракетного оружия. Трофейную полевую ракетную артиллерию я себе представлял неплохо (попадались на фронте различные системы), был о ней невысокого мнения. Уступала она нашим "катюшам" и по техническим характеристикам, и по тактике боевого использования. Но об управляемом ракетном оружии большой досягаемости - ФАУ -знал лишь по газетам, а о зенитных управляемых ракетах, которые параллельно с ФАУ создавались в фашистской Германии, имел весьма общие представления.

Более подробно с информацией о ракетах дальнего действия я ознакомился в Москве, узнав, что немецкие конструкторы создали сверхсекретное оружие, на которое Гитлер возлагал большие надежды, - самолеты снаряды ФАУ-1 и баллистические ракеты ФАУ-2. Оба эти средства были рассчитаны на стрельбу, в первую очередь, по Лондону, т. е. на дальность не более 300 километров. Впоследствии, когда я с этой техникой познакомился ближе, мне наряду с несомненными техническими достижениями немцев стали очевидными и слабые стороны данного оружия, особенно это касалось ФАУ-1. Эта машина летала на относительно небольшой высоте (менее трех тысяч метров) с такой скоростью, что английские истребители легко ее догоняли и расстреливали.

Занимаясь крылатыми ФАУ-1, мы, несмотря на ограниченность информации, довольно скоро поняли, что в конструктивном плане это "чудо-оружие" не представляет особого интереса; пороховые снаряды тем более не были новинкой. Несравненно большего внимания заслуживали баллистические ракеты дальнего действия ФАУ-2. Сведения о них были скудными. Вермахт считал это оружие надеждой Германии и строжайше засекречивал все, что касалось его производства.

Однажды меня вызвал начальник отдела и спросил:

- Ну как, разобрался?

- В том, что есть, вроде бы да, - ответил я.

- И какой же вывод?

»

- Такой, - говорю, - что мы практически о ракетах ФАУ-2 ничего не знаем, кроме того, что они есть и летают.

- Предстоит поездка в Германию. На месте, полагаю, сможем быстрее разобраться. В начале мая в Германию полетит наша группа во главе с генералом Соколовым, тебе лететь с заместителем наркома боеприпасов Синегубовым. Готовься.

Вылет состоялся в начале мая." [1, с. 78].

Первое знакомство с фашистским ракетным центром Пенемюнде не вселяло больших надежд на успех этой миссии. После тщательных бомбардировок англичан ракетный центр и заводы Нордхаузена, где ракеты изготовлялись, были основательно разрушены. Руководители центра генерал В. Дорнбергер и конструктор Вернер фон Браун, а вместе с ними и вся инженерная "элита" ракетного производства, захватив всю основную документацию, перебазировались на юг Германии - в Тюрингию и другие районы, занятые союзническими войсками, в основном США, где предложили свои услуги союзникам. Надо заметить, что спустя месяц в соответствии с соглашениями туда вошли советские войска. В надежде успеть захватить фон Брауна, его окружение и архив, Б.Е. Черток и А.М. Исаев вместе с дивизией, направлявшейся в этот район, пытались это сделать, но опоздали: примерно за двое суток до этого американцы все вывезли. Кроме самого Вернера фон Брауна и наиболее ценных специалистов, а также всего технического архива, была вывезена за демаркационную линию в эшелонах большая часть оборудования подземного завода в Нордхаузене вместе с изготовленной продукцией в виде ракет, их отдельных узлов и агрегатов. Потом это было переправлено за океан.

Работа по реконструкции действующих моделей ФАУ-2 и изучению другой немецкой ракетной техники предстояла сложная: у немцев дело было поставлено масштабно, на ракетную область работали заводы не только в разных частях Германии, большинство из которых попало в западную зону, но и в других странах (в том числе Чехия).

В последней декаде мая в Берлине появился генерал Л.М. Гайдуков (зав. отделом ЦК ВКП(б), член Военного Совета артиллерии Красной Армии) поручивший Георгию Александровичу возглавить и объединять раз-личные группы советских специалистов, которые начали прибывать из СССР. К этому времени в Германии уже находились Б.Е. Черток, А.М. Исаев, Ю.А. Победоносцев и другие специалисты, всего более десяти человек. Так начала создаваться Советская техническая комиссия, как они сами стали себя называть. Вскоре на имя Тюлина по-

шли спец телеграммы с именами вновь прибывающих в его подчинение.

Размещалась группа ("Хозяйство Тюлина") в Берлине в районе Обершеневайде, на Бисмаркштрассе. На первых порах, когда прибывал личный состав, а из Москвы шли лишь указания о постановке на довольствие, снабжении продуктами, транспортом, горюче-смазочными материалами, очень выручали боевые товарищи Тюлина -полки и бригады ГМЧ, расположенные неподалеку. Они же организовали охрану штаба комиссии.

Германия, 1945 г. "Хозяйство Тюлина"

Именно здесь и сформировался тот костяк советской ракетной науки и техники, который обеспечил ее небывалые успехи в скором будущем. В Чехословакии работала группа В.П. Бармина, в которую входил В.П. Мишин. Представители РНИИ Черток, Победоносцев и Исаев работали в городке Бляйхероде в окрестностях Нордхаузена, где кроме подземного завода ракет ФАУ, находилось несколько очень важных объектов: ремонтные базы "Верк-3", где из остатков неисправных частей удалось потом собрать такую ракету, стенд с кислородным заводом для огневых испытаний двигателей к ФАУ-2 в Леестене. К ним вскоре приехало пополнение: В.П. Глушко, Г.Н. Лист, Н.А. Пилюгин, и другие. Двигателисты отправлялись в Леестен, где Глушко организовал группу специалистов, в том числе немецких.

В начале сентября 1945 г. в Берлин с очередной группой специалистов прибыл С.П. Королёв. К концу 1945 г. Техническая комиссия насчитывала уже более ста человек.

Тогда фамилия инженера Королёва была известна очень ограниченному кругу лиц. В го-

ды великой Отечественной войны он работал на одном из серийных авиационных заводов, выпускавших боевые самолеты. О проблемах, которыми он занимался, он говорил очень скупо, как и о том, что происходило с ним в предвоенный период. Несмотря на внешнюю замкнутость, у Сергея Павловича был, по словам Георгия Александровича, некоторый неповторимый секрет общения с людьми, которым он открывал сердца. Военная форма ему шла, держался он просто, но с достоинством.

Сергей Павлович, по воспоминаниям Б.А. Покровского, пристально всматривался во встречающего его невысокого человека в форме гвардейца-ракетчика с четырьмя орденами на груди. Он не мог узнать юного лаборанта из их первых встреч в аэродинамической лаборатории МГУ. Наконец не очень уверенно проговорил: "Мы с Вами, по-моему, где-то встречались.". "В МГУ, в аэродинамической лаборатории", -подсказал Тюлин" [1, с. 192].

Вторая встреча стала началом их долгой дружбы, до последних дней Королёва. Сергей Павлович считал, отдавая должное "команде Брауна" и "немецкому размаху", что конструкторское решение ФАУ-2 (самой совершенной ракеты того времени) не может быть принято для перспективных разработок. Все увиденное для него не было неожиданным. Еще в 1936 г. он развивал идеи крылатых ракет дальнего действия с ракетным двигателем на жидком топливе.

В конце октября 1946 г. в Берлин прибыл генерал Соколов и сообщил, что есть решение принять предложение англичан о посещении группой советских ученых и специалистов демонстрации запусков ракет Фау-2, проводимых в британской зоне оккупации на побережье Северного моря, близ Куксхафена. В состав делегации помимо Соколова вошли прибывший с ним Глушко, вызванный из Тюрингии Победоносцев, Королёв и Тюлин. В Гамбурге англичане встретили группу приветливо, разместили в хорошем отеле, рядом с французской делегацией из трех человек. Вскоре прибыла американская делегация (около 25 человек), втрое больше советской и французской вместе взятых. В Куксха-фен прибыли за два часа, в течение которых познакомились с технической позицией, где была установлена ракета и шла заправка, с бронированной машиной управления пуском. Вся стартовая команда состояла из немцев, в большинстве своем в военной форме, но без погон. Демонстрацией командовал английский генерал, довольно любезно приветствовавший русских. Погода была пасмурная, висела облачность. Временами шел дождь. Место для наблюдения предоставили на расстоянии 1 км от старта. Ракета благополуч-

но стартовала и через несколько секунд исчезла в сплошных облаках. Через 25-30 минут сообщили, что она упала в море в заданном квадрате.

После поездки Королёв перебрался в Бляйхероде, где собрал вокруг себя бывших работников РНИИ, Воскресенского, Мишина, установил контакт с Чертоком, который потом стал его заместителем, Пилюгиным, с которым потом прошли рука об руку всю ракетно-космическую дорогу, с Глушко, с которым они понимали друг друга с полуслова. Он был увлечен идеей повторить опыт англичан, опять-таки с побережья, но Балтийского моря в восточной Германии, в советской зоне оккупации. Технически это было вполне реально, и Тюлин подписал подготовленный вместе с Королёвым приказ по Советской технической комиссии о создании группы "Выстрел", в обязанности которой вменялась подготовка всего необходимого для пуска.

Но Москва не дала разрешения, предложив подготовить все необходимое для проведения пусков по возвращении в СССР. Такой оборот никто не исключал, поэтому сразу стали готовить спецпоезд, в составе которого было все: от вагонов с ракетами, наземным оборудованием до жилья и бытовых помещений (душевых, прачечных и пр.). По более позднему решению, в мае 1946 г., таких поездов было построено два. Тогда Тюлин впервые увидел Королёва, увлеченного решением задачи и верящего в успех, блестящего специалиста, имеющего обширные и глубокие технические знания, организационный талант и волевые качества. Наблюдая движение Королёва по "ракетно-космической" стезе, Георгий Александрович позже понял, что все эти частные задачи (спецпоезда, немецкие ФАУ-2) были лишь ступеньками на его пути к своей великой цели: вывод летательных аппаратов на околоземные орбиты, отправка космических станций к Луне, выход человека в открытый космос.

Когда в мае 1946 г., ровно через год после начала работы, Тюлин доложил в Москве министру вооружений Д.Ф. Устинову о ее результатах, высокое начальство, как ему показалось, не совсем поверило, что так много удалось сделать. Правительственная комиссия под началом Устинова вскоре вылетела в Берлин и своими глазами увидела весь масштаб проделанной работы. Особенно убедительным был заключительный аккорд - спецпоезд, обеспечивающий запуск ракет с полигона. После подведения итогов комиссией был принят план дальнейших работ, включая поиск места будущего полигона для запусков в СССР. Рассчитывалось их полностью завершить в 1946-м - начале 1947-го. Среди прочих решений по реорганизации управления

Советской технической комиссии было: объединить коллективы специалистов в две организации, названные институтами: институт "Нордхаузен", предметом которого были в основном ФАУ-2, и институт "Берлин", целью работ в котором были зенитные управляемые ракеты, в том числе крылатые. Руководство институтом "Нордхаузен" комиссия возложила на Гайдукова (директор) и Королёва (главный инженер). Институт "Берлин" предложили возглавить Тюлину, но тот отказался. Причина была проста: тяготея больше к ракетам дальнего действия, а главное - испытывая желание освободиться от бремени административно-хозяйственных функций, он все еще надеялся вернуться к научной работе.

В результате в июне 1946 г., передав все дела новому руководству "хозяйства", Тюлин переехал к Королёву в Бляйхероде, где взял на себя создание и руководство расчетно-теоретическим бюро (РТБ). Бюро надлежало заниматься вопросами баллистики, динамики полета, аэродинамики, устойчивости управляемого полета и т.п. В этом направлении от немцев не досталось никакого наследства - все было вывезено американцами (из воспоминаний Чертока). Пришлось начинать с нуля. Разместили РТБ в отличном здании бывшей городской сберкассы ("шпаркассе"), два многокомнатных этажа и подвал с современными сейфами. В коллективе советской колонии в Бляйхероде все так их и называли "эти - из шпаркассе". Еще их называли "баллистическая компашка": Юрий Мозжорин (будущий директор НИИ-88, позже ЦНИИмаш), Святослав Лавров (будущий директор института теоретической астрономии СПб), Рефат Аппазов (будущий ведущий баллистик королевского ОКБ) вместе с руководителем Г. Тюлиным.

У "компашки" сложились прекрасные отношения. Вот как попал в нее (и на всю жизнь), Рефат Фазылович Аппазов. После окончания МВТУ им. Баумана его неожиданно отправили самолетом в Берлин. Узнав, что он умеет рассчитывать траектории снаряда, Победоносцев направил его в институт "Рабе", в расчетно-теоретическое бюро подполковника Тюлина. Аппазов вспоминает: "Устроившись с жильем, на следующее утро я прибыл в штаб, где и познакомился с Георгием Александровичем. Это был человек невысокого роста, плотного сложения, с крупными, выразительными чертами лица, весьма энергичный и в движениях, и в разговоре. На нем прекрасно сидела офицерская форма, состоявшая из гимнастерки, брюк галифе и до блеска начищенных хромовых сапог. Судя по двум скрещенным пушечным стволам на золотистых погонах, он служил в артилле-

рийских войсках. С первых же минут знакомства было видно, что он любит четко и точно выражать мысли, ценит свое время, тактичен в обращении, но характер у него жесткий. После короткого знакомства с моими возможностями Георгий Александрович предложил мне заняться освоением методов расчета траекторий баллистических ракет ФАУ-2... Этот момент, можно сказать, определил всю мою дальнейшую судьбу как специалиста именно в области ракетной, а затем и космической баллистики и проектирования. Между Г.А. и мной сразу установились очень хорошие отношения. Может быть, потому, что я оказался чуть ли не первым советским человеком, в его только что образованном расчетно-теоретическом бюро. Вскоре Г.А. стал называть меня Рефатик....". "Тюлин владел языком, с моей точки зрения, блестяще, он без труда общался с немецкими специалистами. Однажды я стал свидетелем того, как он по телефону отчитывал кого-то то ли за не выполненную в срок работу, то ли за какую-то оплошность. Строгие слова сыпались как горох. Чувствовалось, что на другом конце пытались оправдаться, но Георгий Александрович продолжал распекать собеседника, не давая ни секунды передышки. "Вот бы и мне так освоить язык", - с завистью думал я" [1, с. 134-140)]. Окрыленный доверием начальника, Р.Ф. с головой ушел в изучение немецкого и расчеты траекторий. Пойдя нестандартным путем (применив не метод Рунге-Кутта, как делали немецкие специалисты, а метод Адамса-Штермера), получил хороший результат: совпадение рассчитанной траектории с немецкой, и - поверил в свои силы. Так начиналась карьера будущего начальника отдела баллистики НПО "Энергия" и профессора МАИ.

В августе 1946 г. Королёв был назначен главным конструктором управляемых баллистических ракет. Работы в Германии подходили к концу и, как ни хотелось домой, но Новый 1947 год Георгий Александрович с Сергеем Павловичем встретили в Бляйхероде, в кругу друзей. А в феврале действительно "тронулись" в Москву. Тюлин с женой вместе с семьей Пилюгиных заняли купе, и было немного странно, что можно, не торопясь, разговаривать на темы, далекие от ФАУ-2, и никуда не надо спешить.

По прибытии на Родину Г.А. Тюлин был назначен ответственным по приемке военной техники, что его не обрадовало. Он обратился к начальству (генералу Соколову) с просьбой о демобилизации и о желании работать с Королёвым, который неоднократно приглашал его к себе. Наконец его отпустили ненадолго для "передачи опыта на несколько месяцев" в НИИ-88, где Королёв возглавлял отдел. Речь шла о под-

готовке и проведении летных испытаний ракет ФАУ-2, привезенных из Германии.

В сентябре 1947 г. спецпоезд № 1 тронулся в Капустин Яр. Место Тюлина было в вагоне расчетной группы (баллистиков), специально оборудованном в том числе вычислительной техникой того времени и спецаппаратурой для расшифровки пленки кинофототеодолитов (КФТ "Аскания"), которыми была оснащена трасса под активным участком траектории ракеты. На долю Тюлина выпало отделение подготовки исходных данных для пуска, наведения ракеты, ее прицеливания, обработка измерений на активном участке полета. Двигательное отделение возглавлял Глушко, отделение автономной системы управления - Пилюгин. Техническим руководителем госкомиссии был Королёв. 18 октября 1947 г. состоялся первый пуск баллистической ракеты на полигоне Капустин Яр. Он не был слишком успешным: ракета отклонилась в сторону на расстояние того же порядка, что и дальность - 200 км. С причиной разобрались не сразу, но до конца - от вибрации "уходил" гироскоп, и ошибка резко нарастала в направлении полета. В дальнейшем этого никогда не повторялось. Было совершено еще 11 пусков, и последние вполне удовлетворительные. На этом прикомандирование Тюлина к коллективу Королёва закончилось, и он отправился к месту службы.

После знакомства с немецкой ракетной техникой, дальнейшее ее развитие в нашей стране происходило в соответствии с разработками отечественных ученых и инженеров. После первых пусков в Капустином Яре Устинов вместе с Королёвым были приглашены на беседу в Кремль. Сталин говорил, что гитлеровцам удалось добиться определенных успехов в создании ракет дальнего действия. Королёв, не отрицая этого, упомянул и о слабостях ФАУ. Он был убежден, что группа наших ведущих конструкторов способна создать более надежную ракету большей дальности, и кратко рассказал о задуманной ракете Р-2. Однако Сталин не поддержал предложение о развёртывании работ над Р-2 до завершения работ над Р-1, близкой по техническим характеристикам к ФАУ-2. Созданная целиком из отечественных материалов и комплектующих, Р-1 успешно прошла испытания (ЛКИ - летно-конструкторские испытания) в 1948-1949 гг. Но уже в октябре 1950 начала летать ракета Р-2. Королёв готовился к испытаниям ракетного комплекса Р-7, первой, абсолютно новой (с новым двигателем) межконтинентальной баллистической ракеты.

Георгий Александрович вспоминал: "После окончания первых пусков (Капустин Яр) в

ноябре 1947 г. и написания отчета для доклада правительству (мне был поручен раздел баллистики и летно-технические характеристик ракеты) С.П. предложил мне перейти на работу в качестве его заместителя по НИР. Соответствующее письмо на имя министра Вооруженных сил СССР Булганина было написано опять-таки Д.Ф. Устиновым. Однако этой задумке тогда не дано было осуществиться: министр отказал и предложил направить меня на научно-исследовательскую работу по специальности. Так в марте я оказался в НИИ-4, расположенном рядом с организацией Королёва, и вскоре возглавил отдел № 17 баллистики, аэродинамики и динамики полета. Немедля провел ряд бесед с С.П. на предмет увязки работ своего отдела с его, Королёва, тематикой, что удалось неплохо. Год спустя, когда мне доверили руководство всей научной частью НИИ-4, область контактов с Королёвым значительно расширилась. В отделе сложился коллектив молодых способных ученых (Эльясберг, Нариманов, Рабинович, и др.), к нему примкнули и сотрудники других отделов. У М.В. Келдыша начала зарождаться ячейка тогда еще молодых талантливых исследователей (Охоцимский, Энеев, Егоров, и др.), которые также работали в контакте с ОКБ и с нами. Все это позволило мне сказать Королёву, что НИИ-4 берет на себя не только все дела, связанные с точными баллистическими расчетами и динамикой полета машины (исходные данные для стрельбы МБР, анализ причин рассеивания, влияние колебаний жидкости в баках и пр.), и выдачей рекомендаций конструкторам, но и всю организацию работы измерительных служб на полигоне в целом. В одном из ближайших постановлений правительства появилось соответствующее поручение в адрес НИИ-4" [1, с. 126].

И в этот период в НИИ-4 под руководством Тюлина было разработано баллистическое обеспечение летно-конструкторских испытаний (ЛКИ) ракет Р-1 и Р-2, затем разработаны системы измерительных пунктов для строящегося космодрома Байконур и района падения головных частей ракет. Также в НИИ-4 под руководством Тюлина развернулась крупномасштабная работа по созданию комплекса измерительных средств, связи и единого времени для обеспечения запуска и полета спутника-лаборатории (командно-измерительный комплекс, КИК). Для секретности он был назван "объект Д". А вся научная работа, которая вылилась в эскизный проект командно-измерительного комплекса, называлась "Тема Д".

Возможно, за перечислением всех этих дел теряется вопрос: как это все можно было

сделать за столь короткое время? Если вдуматься, какого масштаба задачи решались, и в какие сроки, то нам может показаться это просто нереальным. Тюлину удавалось не только коллектив института, но и смежных производств, коллективы ученых, испытателей, снабженцев, финансистов, рабочих умело направить на решение главных задач, обеспечить четкое взаимодействие между ними. Поэтому эскизный проект КИК был завершен в кратчайшие сроки. После доклада Тюлина на заседании Президиума ЦК КПСС тот дал добро на выделение материальных и денежных средств, землеотвод, строительство и т.д. для создания КИК. Сроки были весьма жесткие. Все сотрудники института с еще большим энтузиазмом принялись за работу. Занимались буквально всем: от теоретических разработок и научных исследований до контроля за выпуском чертежей на строительство и поставками техники и оборудования. В процессе изготовления измерительных средств на заводах было организовано обучение инженеров и техников. Наконец, все собрано на измерительных пунктах космодрома. Испытания прошли успешно. Впереди главный экзамен: пуск ракеты. Все участники этих работ, тысячи людей, создававших сложнейшие комплексы, с нетерпением и понятной тревогой ждали этого события.

"И вот 21 августа 1957 г. - с нового космодрома стремительно взмыла ввысь ракета, которой суждено было стать поистине исторической - королёвская "семерка", Р-7. Ее последняя ступень пролетела 8000 километров на огромной заатмосферной высоте и благополучно опустилась в расчетном районе, а на подлете к нему попала в невидимые радиообъятия местных измерительных пунктов. От них поисковая группа получила координаты приземления "объекта". В сообщении ТАСС говорилось: "В Советском союзе произведены успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты... Полученные результаты показывают, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара.". "Межконтинентальная! Первая! Советская! " [1, с. 98].

Испытания ракеты полностью подтвердили правильность расчетов и выбранной конструкции. Экзамен превосходно выдержала и измерительная система.

4 октября на орбиту был выведен первый искусственный спутник Земли. Советский! Со временем первых пусков в Капустином Яре прошло всего 10 лет. Испытания проводились днем и ночью, летом и зимой. Г.А. Тюлин задается вопросом: на чем все держалось? И приходит к выводу: и на энтузиазме, и на военной закалке. На талантливых ученых и инженерах с

золотыми руками и гибким умом. Поиски необычных решений, работа на опережение, сжатые до предела сроки требовали от создателей новой ракеты огромных усилий.

Английский ученый К. Гэтланд писал: "Созданная в Советском Союзе межконтинентальная баллистическая ракета Р-7 (SS-66, "Sapwood" по классификации НАТО) имела большую начальную массу и оказалась весьма перспективной как ракета-носитель. Первая межконтинентальная ракета США М-65 "Атлас" была меньшей по размерам, начальной массе и менее эффективной как ракета-носитель, чем ракета Р-7" [1, с. 22]. М.В. Келдыш о Р-7 говорил, что и ракета была новая, и двигатели сделаны по новой схеме, что много нового было внесено в систему управления, в систему наземного оборудования. Но С.П.Королёв не собирался останавливаться на достигнутом.

К концу 1957 г. была, в основном, завершена подготовка к "первому и великому шагу человечества" - по словам Циолковского - созданию ИСЗ. В НИИ-4 уточняли состав и обязанности оперативных групп. Одна должна была заниматься анализом и оценкой результатов измерений параметров орбиты и приведением их к виду, удобному для расчетов. Другая по этим данным должна была определить фактическую орбиту и спрогнозировать дальнейшее движение первенца космической эры. Также надо было рассчитать время и направление прохождения над крупными городами, потом эти данные передавались по широковещательным радиостанциям и публиковались в газетах, чтобы ученые, радиолюбители, наблюдатели разных стран и миллионы жителей Земли могли следить за полетом первого в мире спутника.

На космодроме была выделена комнатушка в одноэтажном деревянном бараке, связанная всеми видами связи с координационно-вычислительным центром и несколькими измерительными пунктами, где группа, возглавляемая Г.А. Тюлиным ("группа Тюлина"), работая круглосуточно, должна была все знать о "самочувствии" и местоположении спутника, и информировать об этом государственную комиссию и техническое руководство: В.М. Рябикова, С.П. Королёва, М.В. Келдыша и др. Их рабочие комнаты также находились в этом бараке. Также "группа Тюлина" помогала и корреспондентам газет и журналов, радио и телевидения, еще не освоившимся с космическими делами и терминологией.

За цикл работ по ИСЗ Г.А. Тюлин в 1957 г. был удостоен Ленинской премии.

Когда после успеха Р-7 встал вопрос о полетах за пределы суши, т. е. приводнении в акватории Тихого океана, Королёв предложил Тюлину приступить к решению следующей ответственной задачи: разработать методы и средства слежения за головными частями ракет на заключительном, надводном участке траектории и определении времени и координат приводнения. Георгий Александрович сразу включил в план эту работу под названием "Акватория", и наметил ее реализацию не только в научных отчетах, но и в создании первого плавучего измерительного комплекса на специально построенных и оборудованных судах.

- И не когда-нибудь в будущем, а менее чем через год, - сказал Георгий Александрович на первом же совещании исполнителей темы, -так что времени на раскачку у нас с вами нет.

Проблема была исключительно сложной. Например, во время качки антенна могла потерять из виду объект. А если шторм?! Усилиями механиков, математиков, радистов, программистов -придумали и создали гиростабилизированные платформы. Проблемы электроснабжения, агрессивности морской воды и множество других. Но главной проблемой оказались суда - ни в институте, ни на космодроме никаких морских судов не было. Чудесами пробивной силы, оперативности и неутомимости директора Соколова и руководителя темы Тюлина вопросы передачи и переоборудования судов были согласованы.

Но для получения судов требовалось решение Совета Министров СССР. Туда были переданы документы со всеми визами и подписями. Надеясь, что решение будет принято, руководитель проекта Г.А. Тюлин, чтобы не терять драгоценного времени, решительно посылает письма в соответствующие пароходства с категоричной просьбой о срочном направлении четырех судов в Ленинград, на судостроительный завод. Министр морского флота Бакаев выразил, мягко говоря, удивление от такой смелой оперативности, но упираться не стал. К счастью, через несколько дней из Москвы пришло официальное распоряжение. У Георгия Александровича отлегло от сердца: он очень рисковал дать распоряжение резать автогеном палубы судов, не получив соответствующего документа. Риск оказался оправданным и сэкономил немало времени. А его стали измерять не на дни, а на часы и минуты. Так что и корабелам пришлось начать работать в том темпе, в котором привыкли работать сотрудники НИИ-4, чтобы сделать все возможное и невозможное, чтобы в срок и как можно лучше выполнить необычный заказ: превратить скромные сухогрузы, еще недавно перевозившие уголь и руду, в корабли, начиненные новой техникой, - в

первый в мире плавучий измерительный комплекс. Корабелы-балтийцы не подвели, и когда все было готово к швартовым испытаниям, следивший за этой беспрецедентной работой председатель Госкомитета по судостроению СССР Б.Е. Бутома сказал:

- Ну, Георгий Александрович, откровенно скажу: не ожидал, что так скоро все получится. (автор воспоминаний - Алексеев Эдуард Викторович, начальник 50 ЦНИИ МО [1, с. 130]).

Благодаря энергии Тюлина и его умению организовать работы, менее чем за год на двух судостроительных заводах (в Ленинграде и Кронштадте) четыре судна-сухогруза проекта "Донбасс" были переоборудованы в корабельные измерительные пункты. Так была образована 4-я Тихоокеанская гидрографическая экспедиция в составе кораблей "Сибирь" (флагман), "Сахалин", "Сучан", "Чукотка". Именно этот комплекс служил для получения телеметрической информации и данных траекторных измерений в полете ИСЗ, межпланетных и лунных станций, первых пилотируемых кораблей. Объединение этих комплексов, согласование их действий, решающее задачи слежения за ИСЗ, "лунниками", пилотируемыми кораблями, обеспечение надежного управления бортовой аппаратурой - все это явилось завершающим этапом формирования КИК -командно-измерительного комплекса. КИК постоянно развивался и брал на себя уже задачи, связанные с межпланетными автоматами "Венера", "Марс", "Вега", обитаемыми долговременными космическими станциями, и другие задачи. Между прочим, уже тогда они решали и задачи связи, ретрансляции на стационарных орбитах, навигации (например, судов, терпящих бедствие, - "КОСПАС-САРСАТ").

В НИИ-4 в качестве заместителя начальника по науке Г.А. Тюлин проработал 11 лет. Через его руки проходили все измерительные комплексы. Институт в короткий срок стал передовым институтом страны. Но в своих мемуарах Георгий Александрович о себе пишет гораздо меньше, чем о своей работе и своих замечательных коллегах. Многое он ставит в заслугу начальнику НИ-4, генерал-лейтенанту Андрею Илларионовичу Соколову, с которым в 1945 г. отправлялся в Берлин.

Государственная комиссия

Г.А. Тюлин вспоминает: "Завершился 1962 год. На космических орбитах уже побывали Юрий Гагарин, Герман Титов, Андриан Николаев и Павел Попович. Помню ночной телефонный звонок Королёва:

- Разбудил?

- Нет, еще не ложился.

- Все равно извини за столь позднее вторжение.

- Извиняю. Что там у тебя?

- Не у меня, а у тебя. Это тебя собираются назначить председателем нашей комиссии.

- Меня?

- Тебя, - прозвучало в трубке. - Готовься воевать со мной. - Он рассмеялся, - ладно, ложись спать. Спокойной ночи" [1, с. 101].

Г.А. Тюлин с космонавтами. Слева направо: Ю.Гагарин, Г.А. Тюлин, Г. Титов, А. Николаев и др.

Госкомиссия (ГК) - организм весьма сложный. Круг ее обязанностей многообразен, но главное - проведение летных испытаний пилотируемых космических комплексов. То есть испытаний в реальных условиях космоса не только самого аппарата, но и всех наземных и космических средств. Госкомиссии рассматривают и утверждают программы полетов, представленные техническим руководством, конструкторскими бюро, Академией наук, Центром подготовки космонавтов, программы научных и прикладных исследований, анализируют результаты предстартовой подготовки ракет-носителей, готовности всех наземных служб. Наконец, ГК принимает решение о допуске всех этих "звеньев" к проведению летных испытаний, а также утверждает экипажи: основной и дублирующий.

В разные годы состав ГК был разный. Задачи усложнялись. Техническое руководство возглавлял Королёв, научное - Келдыш. Подготовкой космонавтов заведовал генерал Каманин. В состав технического руководства входили конструкторы Глушко, Пилюгин, Рязанский, Кузнецов, Бармин, заместители Королёва - Чер-ток, Воскресенский. Назначение Тюлина председателем этой ГК было определено распоряжением Совета Министров в августе 1962 г.

Георгий Александрович Тюлин с конструкторами. Сидят слева направо: первый - неизвестно, далее - В.П. Бармин, Г.А. Тюлин, С.П. Королёв, И.И. Крылов, М.С. Рязанский, Б.А. Строгонов. Стоят слева направо: А.Г. Захаров, Н.А. Пилюгин, А.Г. Иосифьян, В.И. Кузнецов, А.Г. Мрыкин

Членами ГК были различные представители министерств и ведомств, принимавших участие в разработках всех комплексов, а также известные ученые - Ишлинский, Амбарцумян и др. Каждый из членов комиссии обладал колоссальными знаниями и опытом и нес ответственность за ход работ, выполнение программы. Возглавлять такую комиссию было почетным, но непростым делом.

В конце 1962 г. Г.А. Тюлин возглавлял ГК по запуску одной из первых межпланетных лабораторий - "Марс-1". Предстояло исследовать космическое пространство на трассе полета, проверить качество и устойчивость радиосвязи, сфотографировать Марс и передать снимки и другую полученную информацию на Землю. Станцию "Марс-1" сделало ОКБ Королева, ее базу составляла четырехступенчатая ракета, на базе знаменитой Р-7.

Работа шла туго из-за того, что каждая из множества фирм-разработчиков радиотехнической аппаратуры отстаивала свои интересы, выдвигала свои требования. А времени на дебаты не было: бег планет не позволяет переносить расчетные сроки, отводя для старта только определенные даты и время суток; допуск измеряется секундами.

1 ноября 1962 г. шел проливной дождь. Яркая вспышка разорвала плотный туман и тут же исчезла в облачности. "Вперед, на Марс!" -повторил кто-то слова Цандера. Услышав их, Георгий Александрович подумал: "А ведь там нет таких неуемных дождей"...

Уже в Москве ГК узнала, что по данным телеметрии получалось, что давление в одном из гермоотсеков "Марса-1" резко падает. Это был приговор Марсу-1". Первый блин комом" - успокаивали мы себя. Осознавая, что блин этот очень дорогой." Однако резервные возможности аппа-

ратуры оказались велики: до 21 марта 1963 г. (более 140 суток) со станцией был проведен 61 радиосеанс, передано на борт свыше 3 тыс. команд. Последний сеанс был на удалении 106 млн км (рекорд дальности связи того времени).

Готовились пилотируемые полеты. Отбор и подготовку космонавтов осуществлял Центр подготовки космонавтов (ЦПК). Отбор и первые тренировки проводились в 1959-1960-м г. (7 марта 1960 - официальная дата создания отряда космонавтов ЦПК ВВС). ЦПК тогда еще только строился, но главная трудность была в том, что в отличие от нашего времени область неизвестного об условиях существования и деятельности человека в космическом корабле, в условиях невесомости, была еще настолько обширной, что о многих созданных методах и технических средствах подготовки космонавтов тогда еще только размышляли. Основное внимание уделялось физической подготовке.

Во время сначала весьма непродолжительных полетов связь осуществлялась из специальной комнаты, где находились руководитель полета Королёв, Келдыш (тогда уже президент АН СССР) и председатель ГК. Радиообмен вел, как правило, Гагарин, получавший указания о передаваемых текстах и командах. Основной состав ГК сидел в соседнем зале, туда шла громкая связь. Центра управления полетом тогда еще не было. Но вопрос о нем ставился ГК.

В мае и июне 1963 г. - Тюлин был председателем ГК "Востока-5" и "Востока-6". Лето выдалось на Байконуре жаркое. За двое суток до запланированного пуска утвердили командиров и дублеров. Для "Востока-5" - это Валерий Быковский и Борис Волынов. Для "Востока-6" -Валентина Терешкова, Ирина Соловьёва и Валентина Пономарёва.

12 июня Быковский занял место в корабле. Начались предстартовые проверки. Как вдруг поступил сигнал "Службы Солнца" о повышенной активности светила. "Что это значит?" - спрашиваю. "Рекомендуем отложить старт на сутки", - отвечают. Посоветовались, посовещались (тогда толком, что это значит, никто из членов ГК не знал) и решили пуск перенести. Команда: "Отбой, космонавту спуститься на землю". Валерию Быковскому помогают выбраться, ведут к лифту. 13 июня все повторяется. 14 июня с солнечной активностью справились. Быковский третий раз занимает место в корабле. Но несчастья на этом не кончаются. При последних проверках появилось замечание по работе блока гироприборов. Необходимо было действовать по железной схеме: понять, исправить, исключить возможность повторения.

Госкомиссия срочно собирается на экстренное заседание. Решено: аппаратуру снять, заменить, провести автономные, а затем генеральные испытания. Вроде все просто, но это требует времени, а программа полета расписана по дням, часам и виткам. Сесть надо в светлое время суток. Маршал Крылов обращается: "Георгий Александрович, не лучше ли нам еще на сутки отложить старт"? "Я, - вспоминает Тю-лин, - его очень хорошо понимал. Но также понимал и состояние космонавта, которому третий раз надо покидать корабль. Сохранит ли человек работоспособность после этих "вверх-вниз"?" В таких случаях председатель должен брать ответственность на себя. Многократно взвесив все "за" и "против", посоветовавшись с Королёвым и Келдышем, Г.А. принимает решение продолжать работы и не откладывать пуск. Докладывает на Госкомиссии. Его поддерживают.

Позднее, возвращаясь мысленно к этим дням, Тюлин всегда восхищался самообладанием и выдержкой Валерия Быковского. Он ни разу ни чем не проявил волнение. Даже не проявил интереса к причинам задержки. Его доклады звучали четко, медицина тоже фиксировала, что все в порядке. Немалая заслуга в этом Гагарина. Он шутил, балагурил во время связи, включал музыку, находил пустяковые причины для объяснения задержки. В 15.00 был дан старт. А 16 июня в космос проводили Валентину Терешкову.

Затем была Госкомиссия, когда после шести стартов "Востока" встал вопрос о полете экипажа, причем сразу из трех человек. Трудности были в том, что вес корабля ограничен энергетическими возможностями ракеты-носителя. За основу (две первые ступени) принималась все та же "семерка" (Р-7), третью же ступень необходимо было заменить на более мощную, что позволяло увеличить массу с 4,9 до 5,3-7 тонн. Этот дополнительный вес был нужен, чтобы дублировать тормозную двигательную установку резервным пороховым двигателем, обеспечить мягкую посадку, разместить экипаж. Специально установленный твердотопливный двигатель, включающийся перед самым приземлением, должен был гасить скорость снижения с 7-8 до 2 м в секунду.

Также пришлось основательно переделать интерьер корабля. Появилось три не катапультируемых кресла со специальными амортизацией и ложементами. Серьезным новшеством было то, что Королёв по предложению Северина отказался от скафандров. Трое должны были лететь в спортивных костюмах. Сложности возникли и с подбором экипажа. Вопрос о командире быстро решился в пользу В. Комарова, что

огорчило бывшего дублера Быковского - Бориса Волынова. Труднее было выбрать научного сотрудника. Каманин и другие представители ВВС считали, что это должен быть непременно офицер, и ссылались на небезупречное зрение Константина Петровича Феоктистова, непродолжительность его тренировок в ЦПК. Со стороны науки Келдыш, Ишлинский и Трапезников - активно поддерживали кандидатуру профессора и доктора технических наук Г. Катыса. Королёв выбрал Феоктистова, сотрудника своего ОКБ. Сергей Павлович сам искренне мечтал полететь в космос. Ему лично хотелось опробовать созданную им технику, ощутить невесомость, пережить то необычайное состояние, увидеть те необычные краски, о которых рассказывали космонавты. Узнать, что стоит за словами "корабль послушен", "перегрузки терпимы", "работать можно".

Он по-хорошему завидовал Феоктистову, который был на двадцать лет моложе него, но и понимал, что лучше Константина Петровича никто не решит поставленную задачу. Тюлин знал Феоктистова по НИИ-4, куда тот прибыл из МВТУ, дипломную работу писал у Тихонра-вова. Все качества: энергичность, вдумчивость, быстрое и старательное выполнение всех заданий, ровный и спокойный характер - очень нравились Георгию Александровичу. К тому же, как отмечают во многих воспоминаниях, Тюлин имел отличительную от других "начальников" черту, он умудрялся читать научную и техническую документацию и литературу. Поэтому неудивительно, что в своих воспоминаниях он говорит, что кандидатская диссертация Феоктистова, связанная с вопросами динамики полета "семерки", ему более чем понравилась. На "Восход" Феоктистов стремился сам, мотивируя это тем, что ему как проектанту космических кораблей это весьма важно для дела. Третьим членом экипажа был Б. Егоров.

Полет прошел успешно. Можно только вспомнить в связи с этим, что после полета В. Комаров вернулся в ЦПК, стал готовиться к дальнейшим полетам - на очереди была программа "Союз" - он стал кандидатом в испытатели первого опытного образца "Союз-1". Сейчас известно, что этот его полет окончился трагически: он погиб при приземлении из-за неудовлетворительной работы парашютной системы. Он полностью выполнил программу проверок систем нового корабля, провел все заданные научные эксперименты. Тюлин присутствовал на этом запуске, но уже не как председатель ГК.

В марте 1965 г. Георгий Александрович был председателем ГК, когда планировался первый выход человека в открытый космос. Необычность задуманного требовала серьезной

перестройки всего корабля. Главным изменением было появление на корабле надувного шлюза, обеспечивающего выход в открытый космос и возвращение на борт. Шлюз был складывающимся и размещался под головным обтекателем на активном участке полета. Это была конструкция из 40 надувных элементов -аэробалок с жесткими верхней и нижней частями. Аэробалки объединялись двумя прорезиненными герметичными оболочками. Шлюз имел освещение, в нем были установлены две кинокамеры, пульт управления шлюзованием, другие приборы. Для космонавтов были изготовлены специальные скафандры мягкой конструкции (вновь разработанные и многократно испытанные). Скафандр выходящего в космос был снабжен автономной ранцевой системой жизнеобеспечения.

Космонавты Беляев и Леонов прибыли на космодром 9 марта 1965 г., руководство Госкомиссии встречало их на аэродроме.

".Был теплый солнечный день, пахло весной, и настроение соответствовало природе. Кто мог предполагать, что после посадки экипаж окажется в глубоком снегу? Однако по мере приближения старта напряжение возрастало. 17 марта около полуночи Георгий Александрович позвонил Королёву. Он не спал.

- Недавно заходил к ребятам, - сказал Королёв после паузы. - Собраны, веселы, к работе готовы.

- У тебя какие-то сомнения? - спросил Тюлин.

- Сомнения, - он усмехнулся. - А ты, председатель, живешь без сомнений?

- У меня должность такая, - отшутился я. - Ставить под сомнение всё то, что ты придумываешь... Но если серьезно, то верю в полный успех.

- Леонов карандаши цветные собирается взять с собой, хочет сделать отчет в красках. Он молодец. Беляев - человек зрелый. Многоопытный, он не подведет.. А сам то чего не спишь? -перевел разговор через некоторое время Королёв.

- Я о тебе думаю, Сергей. Слишком тяжелую ношу взвалил ты на себя: и люди, и автоматы, и открытый космос, и Луна.

- Не надо сочувствия, я этого не люблю, ты знаешь, - оборвал он.

- Тогда спи, а завтра на комиссии продолжим разговор, - закончил я. - Спокойной ночи!" [1, с. 114].

Но спокойной ночи у главного конструктора не было. Погода 18 марта резко изменилась, похолодало. Ракету и стартовую установку запорошило снегом. Однако рано утром, как всегда, "предзаправочное" заседание Госкомиссии...

Экипаж прибыл на старт. Королёв выглядел усталым, перед посадкой в лифт наклонился к Леонову: "Ты там особенно не мудри, только выйди и войди. Попутного тебе солнечного ветра!"

Ракета ушла в 10.00 по московскому времени. А в 11.35 Алексей Леонов вышел в открытый космос. Под кораблем был Кавказ, Черное море. Он совершил пять отходов от корабля: первый на расстояние около метра, последующие - до полной длины фала - пять метров. Общее время в открытом космосе составило около 24 минут, в том числе вне корабля - 12 минут.

Беляев четко руководил процессом, контролировал пульс, дыхание, работу системы жизнеобеспечения Леонова. Вел радиообмен с наземными измерительными пунктами. Экипаж после возвращения Леонова на корабль продолжил навигационные эксперименты и медицинские исследования.

К этому времени детище Г.А. Тюлина КИК (командно-измерительный комплекс), который развивался в соответствии с усложнением задач, был в состоянии решать задачи обмена и срочной обработки телеметрической, внешнетра-екторной, телевизионной информации с корабля, прямой связи с экипажем.

И вот через сутки, когда напряжение после удачно выполненных задач вроде спало, герметичность аппарата проверена и впереди посадка - голос "Алмаза-1" (позывной Беляева): "ТДУ в автомате не сработала".

Речь шла о тормозной двигательной установке. Автоматическая система, ориентирующая аппарат перед торможением, не сработала, а потому и команда на запуск ТДУ не прошла. Трудно передать состояние членов Госкомиссии. Страшно представить возможные последствия!

"Времени на принятие решения было -считанные минуты! Ведь корабль находился в зоне видимости около 10 минут. Гагарин вопросительно посмотрел на нас: "Что будем делать?" На обсуждение ушло около трех минут, не больше. Но и за это время корабль пролетел по орбите почти полторы тысячи километров. Гагарин взял микрофон и передал на борт решение госкомиссии: "Осуществить посадку вручную".

"Беляев справился с этой задачей, хотя ориентация через иллюминатор корабля потребовала "покувыркаться" в корабле. На следующем витке "Восход-2" сошел с орбиты и устремился вниз. Однако это был уже не запланированный район в Казахстане, а значительно "выше и в сторону" - в 180 км от Перми.

Позвонили из Москвы:

- Вы успокоились?

Мы молчим, потом спокойно докладываем:

- Успокоились, но связи с экипажем пока нет. Как установим, сразу же сообщим.

Вскоре госкомиссия получила подтверждение о благополучном приземлении. Спускаемый аппарат опустился в лес, снежный покров превышал метровую толщину, парашюты повисли на верхушках сосен. Не без труда космонавты открыли люк, снаружи оказался крепкий мороз. Разожгли костер, стали устанавливать радиосвязь, это удалось не сразу. Но как эвакуировать экипаж, как пробиться к людям через тайгу и завалы снега? Это были нелегкие часы для госкомиссии. Пришлось обращаться к первому секретарю пермского обкома Галаншину с просьбой форсировать поиск, привлечь к этому воинские части и авиацию. Он на это живо откликнулся. Москва нас не беспокоила, скорее мы, госкомиссия, просили Москву помочь. Так или иначе, один из вертолетов какой-то геологической экспедиции первым обнаружил местонахождение космонавтов, но приземлиться не смог -тайга. Космонавтам сбросили теплую одежду, шапки, обувь, перчатки" [1, с. 115-116].

Лишь на другой день к кораблю пробилась группа под началом офицера с космодрома В.Беляева - однофамильца командира "Восхода-2", участника подготовки полета. Лесорубы приняли активное участие в эвакуации экипажа и корабля, подготовили площадку для вертолета, который и доставил экипаж на пермский аэродром. Там их уже ждали представители Госкомиссии, корреспонденты. Пермяки очень тепло приветствовали героев, после короткой пресс-конференции самолет АН-10 взял курс на космодром. После докладов-отчетов космонавтов -Москва, встреча на аэродроме Внуково, торжественная встреча на улицах столицы, митинг на Красной площади, прием в Кремле. 6 апреля в актовом зале МГУ состоялась пресс-конференция для советских и зарубежных журналистов, где на многочисленные вопросы космонавты дали обстоятельные ответы. Председателем конференции был М.В. Келдыш.

Прощание с С.П. Королёвым

"За несколько часов до операции, оказавшейся для С.П. роковой, мне довелось разговаривать с ним в последний раз. Это было поздним вечером 13 января 1966 г.

Не успел я войти домой, как жена протянула трубку:

- Королёв просит тебя.

В тот вечер у него в палате была Нина Ивановна, его жена. Они говорили, по-видимому, о предстоящей утром операции.

Как только я взял трубку и услышал его голос, сразу же понял: настроение у Королева не лучшее. "Что сказать, как отвлечь его?" -мелькнула молнией мысль.

- Что-то ты застрял там, Сергей, - начал с ходу. - Все застопорилось, поскольку многое решать надо с тобой.

- Что случилось? - насторожился он.

- Как что? - Продолжал я наступать. По госкомиссии много неясностей. Ждут полетов Соловьёва и Пономарёва, готовятся другие экипажи, у Бабакина есть вопросы по "Луне-9", требуются уточнения по технике. .

Не давая ему ответить, жаловался на трудности, связанные с его отсутствием, на то, что из-за него не могу собрать всю комиссию, не могу оформить документацию.

- Ты уж поторопись, дружище. Дела не ждут, - закончил свой длинный монолог.

Сергей Павлович оживился, стал излагать свои соображения, убеждал меня. Что женские полеты отодвигать надолго нельзя, что готовили мы их не ради престижности, а для определенной работы, ради науки. Чувствуя, что утомляю его этим разговором, стал прощаться.

- Ладно, об остальном потом, когда выйдешь. Мы ждем тебя, Сергей!

14 января проходило заседание коллегии министерства. Мне передали записку. Прочитал и не поверил своим глазам: в ней сообщалось, что Королёва не стало" [1, с.110].

НИИ-88

По инициативе Д.Ф.Устинова с августа 1959 по июль 1961-го гг. Г.А. Тюлин возглавлял НИИ-88. Во многих воспоминаниях сотрудников по ракетной отрасли отмечается, что до назначения Тюлина директором НИИ-88, после выделения из института ОКБ-1 во главе с Королёвым (август 1956 г.), институт находился в плачевном состоянии.

Руководство страны считало, что институт не справляется с ролью головной научно-исследовательской организации отрасли. В условиях набиравшего темп развития боевой ракетной и космической техники перед головным институтом стояли весьма многочисленные и сложные задачи. Он должен был готовить официальные заключения на проекты новых или модернизируемых ракет и космических аппаратов, которые разрабатывали главные конструкторы. Одновременно возглавлять и обеспечивать исследования по аэродинамике, теплообмену, прочности, динамике, материаловедению для

создания новой техники. К тому времени кооперация разработчиков ракетно-космической техники уже была весьма обширной, их проектно-конструкторская продукция становилась все более объемной и сложной. В то же время коллектив института выглядел как плохо сыгранная команда, хотя в его составе были выдающиеся специалисты. У института отсутствовала путеводная научная цель, которая объединяла бы людей, у многих не сложились взаимоотношения. Необходимо было перенацелить коллектив ученых, перегруппировать его, обновить за счет новых сотрудников, как опытных, со стажем, так и молодых специалистов.

На должность директора требовался человек, во-первых, имевший опыт руководства большими коллективами, во-вторых, досконально знавший ракетно-космическую технику, и в третьих, горевший желанием организовать такой исследовательский центр, который играл бы ведущую, законодательную роль в кооперации разработчиков ракетной и ракетно-космической техники. Как говорится, кадры решают все. И именно таким человеком, как это было ясно Устинову, оказался Г.А. Тюлин. Кроме досконального знания и опыта в этой области, он обладал также явно командирским характером и колоссальной работоспособностью. К тому же он был хорошо известен в среде создателей ракетной и космической техники и, более того, в прекрасных отношениях с большинством из них.

И вот последовала перестройка (именно это слово употребляют многие авторы воспоминаний, по словам бывшего гендиректора ЦНИИМАШ Н.А. Анфимова, - в хорошем, "негорбачёвском" понимании этого слова!) целого ряда структур и стиля работы НИИ-88. Придя в институт, Тюлин сразу же покончил с элитарностью одних и излишней самостоятельностью других. Многие до конца сохраняли на него обиду, хотя и признавали, что он был непревзойденным руководителем. Свою практическую работу по перестройке НИИ-88 Георгий Александрович начал с определения четких перспектив развития института, его научной тематики, экспериментальной базы и проведения серьезных организационных улучшений.

Ввел жесткую систему планирования и тем самым заставил персонал "вкалывать". Требовал четких планов работ всех подразделений с конкретными сроками. Была введена строгая отчетность, каждый месяц каждое направление деятельности необходимо было обозначить очень конкретно. Выполнение жестко и регулярно контролировалось. Некоторые ученые роптали, что "генерал устраивает гонку там, где надо долго думать и разбираться".

Тюлин в короткий срок превратил институт из вспомогательного и испытательно-прикладного, в ведущую, головную организацию отрасли, формирующую идеологию ее развития. С этой целью он привел из НИИ-4 и привлек со стороны целый ряд перспективных ученых, с помощью них создал идеологические подразделения (А.Г. Пилютик, С.Г. Гриншпун, Б.И. Рабинович, И.К. Бажинов и др.). Четко определив перспективы развития института, сформулировав задачи и направления на ближайшую пятилетку, Георгий Александрович начал перестройку института под новые задачи головной организации ракетно-космической отрасли. Он создает на базе старых отделов несколько новых комплексов, в том числе появился комплекс по плазменным двигателям ЭРДУ (абсолютно новое и очень перспективное направление).

Уделяя особое внимание расширению экспериментальной базы и измерительных средств, что невозможно без самой современной вычислительной техники, он начинает строительство вычислительного центра (ВЦ). Был построен и введен в эксплуатацию корпус № 2 площадью 4000 кв. метров, оснащенный современными ЭВМ: двумя М-20, "Урал-5", "Урал-1". В новое подразделение математики были приглашены молодые специалисты (они обеспечивались жильем) и, таким образом, у института появился мощный инструмент для научно-исследовательской работы.

Но главным детищем Георгия Александровича был созданный исключительно благодаря его энтузиазму и усилиям на базе ВЦ координационно-вычислительный центр (Центр управления полетами - ЦУП).

ЦУП

Главным недостатком ВЦ - вспоминает Альберт Васильевич Милицин, начальник ЦУП ЦНИИмаш, - была неспособность принимать телеметрические данные в реальном времени. Их принимали НИП (наземные измерительные пункты), находящиеся в самых различных точках страны и океана, в Москву же информация попадала в виде докладов по циркулярной телефонной линии после ручной обработки на пунктах. Это приводило к огромным задержкам и неизбежным искажениям. Это мешало руководству принимать ответственные решения по управлению полетом. Поэтому Тюлину было ясно, что надо создавать на базе ВЦ координационно-вычислительный центр, который напрямую получал бы всю информацию с НИПов, тут же мог ее анализировать, успевая

принимать срочные решения в сложных или нештатных ситуациях, мог привлекать в таких ситуациях специалистов и использовать техническую документацию, расположенные в Москве и Подмосковье. Такая оперативность существенно повысила бы уровень управления полетом и сводила бы к минимуму развитие возможных аварийных ситуаций. Рядом на предприятиях-разработчиках находились фи-зиические модели космических аппаратов, в Центре подготовки космонавтов - тренажерный комплекс. И это тоже можно было оперативно задействовать. К тому же центр находился вблизи мощных московских узлов связи, поэтому в отличие от НИП-16, который на тот момент исполнял роль ЦУПа, находясь в Евпатории, появлялась возможность установления надежных телефонных и телевизионных канна-лов связи со всеми НИПами.

Устинов поддержал эту идею, и 25 октября 1965 г. вышло постановление ЦК КПСС и Совмина о строительстве нового корпуса площадью 20000 кв. метров. Это постановление, к сожалению, только давало право на его создание. Подразумевалось, что все проблемы по его созданию должны быть решены силами НИИ-88. Создание этого комплекса, названного впоследствии Центром управления полетами (ЦУП), было связано с преодолением огромных трудностей. Попытки найти головного разработчика - не увенчались успехом, главные конструкторы Семенихин и Соколов, возглавлявшие крупные КБ по проектированию и разработке стратегических командных пунктов Воруженных сил - отказались. Функции разработчика комплекса пришлось взять на себя специалистам КВЦ. Идеи, заложенные в американскую схему обеспечения полетов, для нас были неприемлемы. Итак, пришлось с нуля создавать структуру КВЦ, его элементную базу, искать исполнителей отдельных уникальных средств, очертить географию линий связи, соединяющих центр с НИПами, космодромом и службой поиска и эвакуации экипажей. Самостоятельно разработать алгоритмы и программы обработки информации и т.д. и т.п. И все - в кратчайшие сроки.

Но главная трудность заключалась в том, что идея создания в НИИ-88 ЦУПа вызвало резкое противодействие. Против создания такого центра в НИИ-88 выступали как военное космическое начальство, так и руководство ОКБ-1 (Королёв, потом Мишин), особенно же против было руководство НИИ-885 (Рязанский) - утверждая, что его строительство - растрата госсредств и что достаточно для этих целей модернизировать НИП-16 (в Евпатории).

Ошибочность этого вскоре начала подтверждаться: весной 1973 г. из-за недостаточности средств связи с восточными НИПами погибла станция "Салют-2". К тому же создание центра управления в Евпатории привело бы вскоре, как мы теперь знаем, к проблемам с нахождением в другом государстве, как вышло с Байконуром. Однако оборудование в первую очередь шло на НИП-16, а затем по остаточному принципу в КВЦ. В 1967 г. в связи с гибелью космонавта Комарова, Устинов, зная об отрицательном отношении со стороны высоких деятелей космической отрасли к созданию КВЦ, поднял снова вопрос о возможности и необходимости создания КВЦ в подмосковном Калининграде (теперь Королёве). Практически все крупнейшие специалисты, входящие в состав Госкомиссии, высказались категорически против этого. Они мотивировали это тем, что прием КВЦ телеметрической информации с НИПов будет очень ненадежен из-за низкого качества каналов связи, и, следовательно, управление полетом будет невозможно.

Спорить с такими авторитетами было сложно: но Милицин, проработавший 13 лет в области телеметрии, доказывал, что возможен полноценный прием. Его поддерживали только Тюлин и Мозжорин. Но только усилия Тюлина, как подчеркивает Милицин, смогли сломать сопротивление заблуждавшихся корифеев. Устинов, ознакомившись с аргументами сторон, одобрил позицию Тюлина, Мозжорина и Милицина.

В декабре 1970 г. КВЦ НИИ-88 площадью более 20000 кв. м. был сдан в эксплуатацию. Кроме новейших отечественных вычислительных машин БЭСМ-6, АС-6, новейших средств связи приема информации, особый интерес у всех вызывал уникальный зал отображения данных и управления полетами. Кабельными телефонными и телевизионными линиями связи КВЦ соединялся с Останкинским телецентром, Шаболовским телецентром, Таганским телефонным узлом связи, другими КВЦ и НИП, космодромом и Ташкентским телевизионным узлом связи. В процессе проведения программмы ЭПАС (полет "Апполон-Союз") американские специалисты во главе с руководителем НАСА посетили ЦУП и очень высоко его оценили, а руководителей ЦУПа назвали выдающимися учеными [1, с. 184-186].

Признание заслуг

В марте 1965 г. ЦК КПСС и Совмин приняли решение об организации Министерства общего машиностроения (МОМ) с выделением для него части организаций и предприятий из состава ГКОТ (Госкомитет по оборонной тех-

нике) и других комитетов оборонной промышленности. Георгий Александрович занимался формированием нового министерства, и многие были уверены, что министром будет назначен он. Однако во главе министерства поставили С.А. Афанасьева (с подачи Устинова), а Тюлина назначили первым замминистра (март 1965 г.) с поручением курировать ракетно-космическую тематику.

Тюлин как председатель ГК "пускал" Быковского и Терешкову, экипажи Комарова, Феоктистова, и Егорова, Леонова и Беляева, "Луну-9", "Луну-26", "Луну-20", "Марсы", "Венеры", проводил испытания носителя "Протон". В 1972-1975-м гг. он был председателем Межведомственного координационного совета по обеспечению программы "Союз-Аполлон".

А.В. Милицин вспоминал: "Тюлин был очень требовательным человеком. Как к другим, так и к себе. Он работал, образно говоря, день и ночь. Требовал и от других того же. Мог позвонить среди ночи. Когда я уехал на лето на дачу, он приказал связистам немедленно, несмотря на большие трудности, установить мне постоянный телефон для незамедлительного взаимодействия. Однажды он нашел меня в Прибалтике. Я на автомобиле уехал "дикарем" в отпуск с семьей и друзьями. Никто не знал даже, куда я отправился. Вдруг в районе Юрмалы меня догоняет машина ГАИ, останавливает и требует, чтобы я срочно позвонил Тюлину. На меня и моих друзей это произвело сильное впечатление. Ну, Тюлин!" [1, с. 187].

Из многочисленных ярких воспоминаний о стиле работы Г.А. Тюлина приведем один отрывок. Б.А. Покровский, ветеран НИИ-4 и КИК, вспоминает [1, с. 194-195]:

"Георгий Александрович не любил расплывчатых формулировок, бесплодных словопрений и сам всегда показывал пример ясности мысли и точности изложения, конкретности и четкости решений: что, кто, как, где и - срок исполнения. Ход выполнения и результаты принятых решений он никогда не пускал на самотек. Заместителя начальника института Тюлина можно было застать в цехах экспериментального завода за жаркой беседой с рабочим по поводу исполнения замысловатого заказа, у испытательного стенда при обсуждении со специалистами итогов очередного "пуска", при разборке агрегата, в котором обнаружили неисправности, и даже в заглубленных складах, где хранились "эрсы" и другие небезопасные "объекты". Вспоминается такой случай. Однажды вечером сообщили, что эшелон с техникой для полигона, который тогда еще не получил своего нынешне-

го названия Байконур, отправляется "из королёвского хозяйства" раньше намеченного времени, и просили срочно доставить на погрузку несколько измерительных станций из нашего института. Далее в телефонограмме указывались шифры - условные наименования этих станций. Все сотрудники уже разошлись по домам. В корпусах оставались одни дежурные, которые, разумеется, не могли покидать своих постов. Случилось так, что на работе находились лишь мы с Георгием Александровичем. Вызывать соответствующих сотрудников для организации отправки станций означало терять драгоценное время, и Тюлин решил сам возглавить ночную операцию. Вооружившись карманными фонариками и нахлобучив поглубже ушанки, мы пошли непроглядной темной стужей "поднимать по тревоге" людей и машины. Пробираясь по колено в снегу пустынными улочками поселка, погрузившегося в сон и кромешную тьму, мы стучали в двери тихих домиков, будили сотрудников, ответственных за технику, шоферов. Они вставали полусонные, молча шли за нами по снежной целине напрямик, чтобы поскорее дойти до открытой стоянки машин на территории института. Шоферы заливали в радиаторы холоднющих двигателей воду, подогретую в соседнем строении, радовались, когда автомобиль подавал голос, и шли к следующему. Наконец, машины, послушные опытным водителям (а мы старались будить именно таких), натужно тарахтя и кое-где буксуя, преодолели заснежные проселки и вовремя успели к погрузке. Часа в три ночи, громыхнув буферами и протяжно загудев, состав тронулся в дальний путь. Участникам ночной операции на следующий день дали отгул. А заместитель начальника института с утра уже был в своем небольшом кабинете".

Несмотря на огромную административную занятость, Георгий Александрович находил время и для личной научной работы. В 1950 г. он защитил кандидатскую диссертацию на тему "Некоторые вопросы внешней баллистики управляемых ракет дальнего действия". Как уже упоминалось, в 1958 г. он стал лауреатом Ленинской премии. 30.12.1958 ему была присуждена ученая степень доктора технических наук. Параллельно с основной деятельностью Г.А. Тюлин заведовал кафедрой в МФТИ, и в апреле 1961 г. решением ВАК он был утвержден в звании профессора по кафедре "Ракетная техника".

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 июня 1961 г. Г.А. Тюлину было присвоено звание Героя Социалистического труда с вручением "Золотой Звезды" и ордена Ленина

"За выдающиеся заслуги в создании образцов ракетной техники и обеспечение успешного полета советского человека в космическое пространство". В дальнейшем он был награжден еще одним орденом Ленина и орденом Октябрьской революции, т. е. вместе с боевыми стал обладателем десяти орденов. Как кадровый работник МО СССР, в 1961 г. он получил звание генерала-майора инженерно-технической службы, а в 1966 г. - звание генерал-лейтенанта-инженера.

В 1976 г. Г.А. Тюлин покинул пост замминистра и вышел на пенсию. Но он не мог сидеть без дела и с 1977 г. стал работать на мехмате МГУ старшим научным сотрудником, заведующим лабораторией волновых процессов кафедры газовой и волновой динамики. В 1984 г. Георгий Александрович был удостоен почетного звания "Заслуженный деятель науки и техники РСФСР".

В заключение приведем слова генерального директор НПО "Энергия" Вахтанга Дмитриевича Вачнадзе:

"Меня в Георгии Александровиче всегда поражала одна особенность, которая казалась неожиданной для министерского работника такого ранга. В процессе обсуждения научно-технических вопросов он нередко, аргументируя, на ходу писал формулы, и, опираясь на них, легко делал убедительные умозаключения. Никогда не забуду, как он объяснял проблему повышения точности определения координат наземных и воздушных объектов по данным спутниковой навигационной системы "Ураган", раскрывал значение высокостабильного генератора временных меток. Он глубоко вникал в физику явлений, тут же демонстрируя это аналитическими выкладками на доске. При его теоретической подготовке и основательности он своей творческой деятельностью и самоотверженным трудом, я уверен, оставил бы яркий след в академической науке. Но так уж распорядилась судьба. Подающего надежды аспиранта МГУ 27-летнего Тюлина война заставила надеть погоны младшего лейтенанта и освоить ракетные снаряды. Не предвидел он тогда, что эти маленькие боевые ракеты с дальностью полета до 10 км проложат путь к большим межконтинентальным ракетам и ракетам-носителям, а он вплотную будет занят их разработкой" [1, с. 224].

Георгий Александрович Тюлин скончался 22 апреля 1990 г. и похоронен на Кунцевском кладбище.

Список литературы

1. О ракетчике. Книга о Георгии Александровиче Тюлине / авт.-сост. А.Ф. Евич;

Королёв: ЦНИИМАШ, 2014. 336 с.

H. A. TrnmHa, A. K. TrnmHa, B. H. RKoenee

To the 100-years of G.A. Tyulin

I. A. Tyulina

Moscow State University, Russia, 119991, Moscow, Leninsky Gory, 1 (495) 939 38 60

A. K. Tyulina

Russia, 119991, Moscow, Leninsky pr., 65 tjulina@yandex.ru; (499) 507 86 73

V. I. Iakovlev

Perm State University, Russia, 614990, Perm, Bukirev st., 15 iakovlev@psu.ru; (342) 2 396-298

The publication is devoted to the century anniversary of one of the leaders of the Soviet space program -10 Ph.D., professor, lieutenant-general, Hero of Socialist Labor, Lenin Prize winner Georgy Tyulina.

Key words: G.A. Tyulin; the history of Russian cosmonautics.