CC BY
110
•■р
с <
Janos Geczi. The Rose and its Symbols in Mediterranean Antiquity. Tubingen: Narr Verlag, 2011. 453 p.
Валерия Борисовна Колосова
Институт лингвистических исследований РАН, Санкт-Петербург chakra@eu.spb.ru
Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет...
Среди многочисленных символов вообще и растительных в частности мало найдется столь нагруженных разнообразными смыслами, как роза. Велик, соответственно, и набор цитат, которые может припомнить читатель: от пушкинского Льзя ли розой не назвать?до мистического sub rosae, введенного в широкий обиход Дэном Брауном. В промежутке разместились «Имя розы» Умберто Эко, «Роза Парацельса» Хорхе Луиса Борхеса, «Дикая роза» Айрис Мёрдок и многие другие произведения — дань прекрасному цветку отдали представители практически всех литературных жанров.
Монография1 профессора Паннонского университета в Веспреме Яноша Геци посвящена, как видно из названия, самому начальному этапу процесса складывания символики этого цветка, в рамках которого определились направления ее дальнейшего — крайне успешного — развития. Отдельные части книги ранее уже появлялись в печати, что неудивительно, учитывая, что профессор Геци занимается этой темой более двадцати лет. И вот разрозненные статьи оформились в единое целое и встретились под одной обложкой. Книга естественным образом делится на три части,
1 Книга является переводом монографии о культурной истории розы в античном Средиземноморье, опубликованной на венгерском языке в Будапеште.
выделенные по культурно-географическому признаку: Древняя Греция, Древний Рим, раннее христианство.
Несомненным достоинством книги является ее многогранность. Автор рассматривает все возможные аспекты, связанные с розой как биологическим видом, символом, литературным и художественным образом, выходя, таким образом, далеко за рамки, заданные в заглавии.
Первую главу — «Роза в древнегреческой культуре» — автор начинает с рассмотрения самых ранних сведений о розе в Европе. Греческое слово poЗov, имеющее два значения, неразрывно связывает розу и розовый цвет, что привело к их частичной взаимозаменяемости в текстах источников и заложило первые основы символики. Приводится ряд этиологических мифов о розе, а также отмечается связь розы и смерти, которая проявляется в обычае украшать мертвое тело цветами и цветочными гирляндами. Роза, обязанная своим происхождением Адонису и Афродите, стала символом плодородия и возрождения, вечной жизни после смерти. Автор последовательно демонстрирует, как роза, первоначально ассоциировавшаяся только с богами, затем с полубогами и смертными, связанными с богами, в конце концов стала объектом, используемым в повседневной жизни по публичным поводам.
Задаваясь вопросом о причинах изобилия значений розы, автор находит одну из них в греческой культурной традиции: греки терпимо относились к индивидуализму, в то же время почитая дух общности. До македонского завоевания Греция не была гомогенной, в ней формировались разные идеи, каждая со своей символикой. Вторую причину автор видит в мозаичной природе греческой религии, культы и ритуалы которой (а следовательно, и системы символов) так и не были унифицированы.
В греческой поэзии 1—Ш вв. н.э., от Августа до Диоклетиана, роза в основном фигурировала как выразитель всех оттенков красного цвета и как аксессуар мифологического пространства. Роза могла указывать на любовь, но ее шипы могли означать и любовные страдания. В поэзии имперской эпохи независимая ценность розы проявляется более отчетливо, в результате она стала способна выражать более узкие концепты, в зависимости от случая. Количество значений розы как символа не уменьшилось, скорее эти значения стали менее смешанными, более независимыми.
Я. Геци затрагивает и более узкоспециальные аспекты применения цветка. В частности, упоминает о юридической регламентации употребления розы: так, законы Солона (640—560 гг.
Е
с <
до н.э.) запрещали девушкам, потерявшим девственность, носить розовые гирлянды. Роза в этом случае провозглашалась признаком девственной чистоты, которая могла быть посвящена богине.
В трактате «О цветах» (De Coloribus) окраска растений толкуется как результат смешения четырех природных элементов. Белые лепестки, заключенные внутри розового бутона, указывают на преобладание воды, а затем бутоны открываются и меняют цвет в результате воздействия солнечного света. Теория элементов придала единую форму базовым знаниям тогдашней натурфилософии. Четыре элемента были объединены с четырьмя качествами — свойствами горячего, холодного, влажного и сухого. Охлаждающий эффект розы упоминался у Тео-фраста и Диоскорида; та же функция приписывалась розовым гирляндам, надевавшимся во время возлияний.
Рассматривая различные древние источники о происхождении розы как ботанического вида и сравнивая их с современными генетическими данными, автор приходит к выводу, что «историческая правдивость информации Геродота о розе противоречива и нельзя заявить твердо, что роза действительно произрастала в Македонии, — однако она и не может быть опровергнута, так как горная среда сравнима с условиями кавказских склонов, которые считаются генетическим центром происхождения розы» (С. 125). В то же время заслуживает внимания версия о проникновении в Грецию из Малой Азии если не самой розы, то практики ее использования как ароматического цветка: «Любовь к ароматам была особенностью персов, и приношения ароматов были частью их религиозных действий; греки переняли использование розы в культах от народов Малой Азии; одной из форм такого использования является изготовление гирлянд» (Там же).
В отличие от большинства книг, посвященных проблемам символики, в этой монографии глубоко изучены и прагматические аспекты, связанные с розой. Активное использование цветов и розового масла предполагало разведение растения в крупных масштабах. Как ни странно, в розе ценился в первую очередь совсем не цвет, а большое количество лепестков и приятный запах. В настоящее время неизвестно, приобрело ли ароматное растение особую ценность в силу своей красоты или та оказалась просто дополнительной особенностью цветка, главным предназначением которого было дарить прекрасный аромат. Цветочные гирлянды, изображенные на рельефах и описанные в литературе, указывают на активное использование цветов для художественного оформления. Растения, необходимые для этого, не выращивали в домашних внутренних
дворах или общественных и священных парках. По большей части их покупали на рынках; коммерческие поставки растений обеспечивали или открытые садовые участки вокруг городов, или собирание цветов в дикой местности. По традиции центром производства роз был Родос. Город и остров получили от цветка свое имя, на острове чеканились монеты с изображением роз. Точность изображения такова, что позволяет определить разновидность цветка как Rosa gallica. Вообще же Тео-фраст в своей "Historia plantarum" различал три разновидности роз, которые современные ботаники определяют как Rosa canina, R. sempervirens и R. centifolia. Происхождение R. centifolia неясно, в ее вероятные предки включают R. gallica, R. alba, R. canina и R. damascena, от которых она, возможно, появилась в результате естественной мутации.
Поскольку роза обладала многими свойствами, имевшими практическое значение (хотя и не одинаково важное) и мифологизированными греками, ей отводилась роль и в гигиенической и медицинской практике, и в кулинарии, и в художественном оформлении. Торговля и общественная жизнь не только поддерживали культ розы в течение многих столетий, но и усиливали его. В дополнение к повседневным и литературным взглядам знание о розе стало частью философии и садовой культуры.
Вторая глава — «Римская роза» — посвящена развитию символики розы в Древнем Риме. Автор прежде всего демонстрирует, что повседневное и символическое использование розы в Древнем Риме стало результатом культурных контактов с греческой цивилизацией, отмечая и то новое, что было привнесено в культ розы римлянами. В этой части монографии заметно большее внимание уделяется образу розы в литературе и искусстве. В римской прозе и поэзии золотого века роза появлялась в сюжетах, связанных с Венерой и Вакхом, главными богами плодородия. Ее жизненный цикл стал выражением перемен, взросления и старения, а роза с опавшими лепестками означала ход времени.
В римском изобразительном искусстве автор отмечает стремление к реализму; новшество ландшафтной живописи римлян заключалось в том, что естественное окружение изображений людей также наделялось определенным значением. Розетки и розы, нарисованные на потолке или вырезанные в дереве или камне, символизировали тайну — по этому поводу автор высказывает гипотезу о том, что выражение sub rosa, предупреждение не выдавать конфиденциальную информацию, восходит к легенде, в которой Купидон подкупил розой бога молчания, чтобы тот не выдал Венеру. В любовных романах, весьма популярных во всей империи, цветок розы выражал духовность,
Е
с <
чистоту или красоту персонажа. В рассказе «Лукиос, или Осел» (приписываемом Лукиану), в «Метаморфозах» Апулея, а также в историях об «идеальной любви» роза обозначает божественное чувство в противоположность чисто физической любви; будучи культурным цветком, она становится воплощением человеческих ценностей, платонической любви, девственной чистоты во время великих бедствий и непоколебимости души среди тягот жизни.
Естественным последствием многовекового взаимного влияния греческой и римской культур стала большая степень сходства между двумя мифологическими системами, политическими структурами и деталями быта. Как и греки, римляне связывали возникновение розы с телесными жидкостями, особенно с кровью. Поскольку роза уже получила место рядом с Афродитой, она стала атрибутом Венеры и королевой растений. Роза, первоначально символ фертильности, позже стала знаком красоты, любви и весны, выражением радости и восторга, символом смены сезонов, а порой даже заменой самих богов. Из-за теснейшей связи розы с Венерой подчиненная роль цветка постепенно изменилась, и они стали символами друг друга: так, в стихотворении начала IV в. уже Венера предстает как символ розы. Взаимозаменяемость означающего и означаемого в свою очередь свидетельствовала о размывании границы между сакральным и профанным использованием.
Изначально в Риме гирлянда, как и у греков, была способом почтить богов и исполняла сакральные функции. Юпитеру подносили дуб, а позже дикий каштан и грецкий орех; Марсу — дуб и мирт; Аполлону — лавр, маслину и пальму; Церере и Прозерпине — растения траура: омелу, кипарис, сосну и гранат. Римляне сделали применение гирлянд широко распространенным обычаем. Ношение гирлянд, то есть принятие божественной славы, регулировалось законом. Один случай злоупотребления гирляндой приведен у Плиния: во время Второй Пунической войны меняла Фульвиус появился на своем балконе с розовой гирляндой, тогда как использование цветочных гирлянд было разрешено только после победы; преступника посадили в тюрьму.
В быту римлян роза использовалась не менее активно, чем у греков, она сопровождала людей от рождения через ежегодные празднования до погребального бдения. Римляне делали розовое вино, розовые лепестки использовали для предотвращения интоксикации, для охлаждения разгоряченного лба, избавления от винного запаха изо рта, как магическое любовное зелье. Римские врачи, основываясь на положениях Диоскори-да и Галена, приписывали розе охлаждающий эффект.
В отличие от греков, римляне имели хорошо развитую культуру садоводства. Так, были известны специальные процедуры для ускорения или задержки цветения садовых роз, а также детали использования теплой воды и оранжерей для выращивания зимних роз. Размер садов зависел от количества воды, доступной для растений. Создание акведуков позволяло размещать в садах бассейны и фонтаны и определяло размер орошаемой и пахотной земель. Первые изображения искусственных садов — своего рода абсолютной ценности — появляются на фресках I в. до н.э. Огромные территории использовались для массового производства цветов — популярного предмета торговли. Из садов цветы поставляли судами или повозками в Рим и другие города. Большие известные сады находились в Кампании и Пестуме. Римляне использовали розы в повседневной жизни, но существовал спрос и на такие предметы роскоши, как подушки и постели из розовых лепестков. Роза влияла на экономику и транспорт: так, после захвата Египта производство пшеницы в Риме было частично сокращено в пользу производства роз, а пшеницу стали импортировать морем из провинций. Тацит не одобрял использования гирлянд в военных чествованиях, как и переноса производства пшеницы в Сардинию и Африку, поскольку это оставляло народ Рима на милость кораблей и слепого случая.
Как отмечает автор, роза повлияла и на римскую философскую систему. Так, стоик Плиний искал объяснения тому, что могло побудить природу создать прекрасный цветок, от которого нет никакой пользы. Ответ был найден в этической плоскости: роза служит моральным уроком человеку, ибо то, что цветет красивее всего, быстрее всего гибнет. Зато продукты, изготовленные из розы, — масла, лосьоны, пасты и лекарства — он находил гораздо более полезными, чем гирлянды. В его «Естественной истории» ("Historia naturalis") розе отведено больше всего места после главных сельскохозяйственных растений — зерновых, фруктов и овощей. Она считалась и хорошим медоносом. Рекомендации по возделыванию розовых кустов, уходу за почвой, методам разведения, ускорению цветения настолько полны, что новые открытия в разведении роз были сделаны лишь к концу эпохи Возрождения.
Медицинская концепция Гиппократа, следуя теории четырех стихий и принципу signatura rerum, отводила розе функцию лекарства от болезней крови или умеренного воспаления, включая покраснение кожи. Соответственно, от воспаления глаз использовалась роса, собранная с розы. Обзор болезней, перечисленных Диоскоридом, делает очевидным, что большинство из них имеет отношение к органам репродуктивной или пищеварительной системы. Таким образом, роза сохранила свою
Е
с <
ассоциацию с основанным на мифологии понятием изобилия и плодородия.
Ценной находкой для ботаников оказалась цветочная гирлянда, обнаруженная в египетской могиле 170 г. (когда Египет был частью Римской империи). Она позволила определить вид как Rosa sancta из Малой Азии (которая теперь классифицируется как Rosa x richardii). Это разводимая роза с белыми или розовыми лепестками, ее цвет не имел пурпурного оттенка R. gallica, зато аромат был намного сильнее, что делало ее ценным сырьем для изготовления розового масла.
Роза как символ имела так много значений, что стала метафорой божественного совершенства и желанной юности, вознагражденной или безответной любви, искушения и желания, изобилия и богатства, жизни и загробного существования. Она отсылала к таким понятиям, как храбрость героев, пролитая ими кровь и божественный восторг, и маркировала связь между богами и смертными. Неприятие розы стало проявляться с ростом числа христиан в империи. Приверженцы новой религии считали вредными не только символы, связанные с языческими богами, но и акцентирование красоты земной жизни. В глазах христиан роза превратилась в запретный цветок телесности и разврата.
Третья глава — «Роза раннего христианства» — заметно короче предыдущих, что наглядно демонстрирует резкое снижение роли цветка в духовной и материальной культуре ранних христиан по сравнению с греко-латинской традицией.
Глава также начинается с лингвистического анализа. Арамейское слово ward, как и его дериват на иврите, имеет значение не только 'роза', но и 'цветок'. По этой причине упоминания розы умножились при переводе текстов с иврита на греческий.
В иудео-христианских апокрифах, где появляется метафора розы, — Книге Еноха и «Заветах двенадцати патриархов» — автор отмечает трансформацию языческого содержания системы символов при неизменности формы. Роза, соединяющая в себе цвет крови — вместилища души — и аромат святого духа, означала рождение или прибытие избранного, обещание чуда; она персонифицирует мудрость, а также усердный труд и праведную жизнь. Эти символы послужили моделью для более поздних христианских авторов и источником отбора и канонизации христианской символики розы.
Следующий этап в формировании символики розы автор называет «ранним христианским антисимволизмом». В конце I в. христиане дистанцировались не только от государственной религии Римской империи, но и от восточных религий и грече-
ской философской мысли. Они создали свою этику, в частности собственную символику розы, сузив ее рамки и христианизировав содержание. Еще во II в. роза была настолько исключена из христианской жизни, что было невозможно ни возлагать ее на тела покойников, ни сажать на могилах; также не поощрялись умащение розовым маслом и употребление лекарств из розы. Однако логика христианства требовала вознаграждения за добродетельную жизнь — такой наградой могла оказаться и роза. Роза, свитая в корону, могла быть лишь даром мученику, знаком принятия души на небеса. В трудах каппа-докийских отцов церкви цвет розы предстает как феномен божественного мира, а рай — как цветущие поля роз без шипов. Роза также приобрела такие аллегорические значения, как брак с Христом в противоположность мирскому браку, духовность как спасение, направляющее слово церкви.
Под влиянием христианства растет ряд двойственных интерпретаций розы. Цветок является вестником весны, но шипы предупреждают о том, что прекрасная внешность может быть обманчива. Шипы могли означать телесную боль, а роза — благоухание святости. Роза, вырастающая среди шипов, толковалась и как появление христиан из среды иудеев. Ассоциации святого духа и огня привели к изображению духов в виде языков пламени; позже к этой паре добавилась роза. Языки пламени могли исходить из рая или ада, что давало возможность дуально толковать розу с ее лепестками цвета пламени. Христианство постепенно включало в свою доктрину идею, что упоминание или изображение этого цветка служит отсылкой к раю. Красная роза была символом мученичества святых и напоминала о том, что мученики заплатили кровью за свое право войти в рай. Роза без шипов маркировала рай, а с шипами — человечество после грехопадения. Глава в целом демонстрирует, как монотеистическая религия давала возможность выживания языческим мотивам и символам и как происходила ре-интерпретация одного конкретного символа.
В заключение остается только сказать, что книга производит впечатление хорошо сбалансированного целого, в котором уместна каждая деталь: от иллюстрации на обложке, представляющей фрагмент росписи дома Веттиев в Помпее, до цитат на древних языках, позволяющих дотошному читателю ознакомиться с оригиналами анализируемых текстов. В то же время роза, оставаясь главной темой книги, не вырвана из общего исторического и культурного контекста. Монография дает представление о многих аспектах жизни античного Средиземноморья — мифологии, литературе, искусстве, медицине, политике, экономике. Список литературы достаточно обширен (С. 435—446) и включает как антологии и собрания сочинений
•■р
с <
древних авторов, так и труды по истории, литературоведению, истории искусства и медицины. Книга также снабжена указателем личных имен и топонимов, что при обширности рассмотренного материала представляется не просто желательным, а необходимым.
Янош Геци оставил финал открытым, поставив вопрос о том, какую новую роль отцы церкви могли предложить цветку со столь длинной историей и богатой символикой. Хотелось бы надеяться, что ответ мы получим в новой книге — о символике розы в Средние века.
Валерия Колосова
С.А. Штырков. Предания об иноземном нашествии: крестьянский нарратив и мифология ландшафта (на материалах Северо-Восточной Новгородчины). СПб.: Наука, 2012. 228 с.
Евгений Викторович Платонов
Государственный Эрмитаж,
Санкт-Петербург
countrysite@gmaiL.com
В самом конце 2012 г. увидела свет книга, которая, несомненно, будет увлекательным чтением для всех интересующихся народной культурой и фольклором населения Северо-Запада России. Монография С.А. Штыркова, сотрудника Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге, посвящена изучению широко распространенного в крестьянской среде фольклорного мотива литовского нашествия или литовской войны, произошедшей в незапамятные времена и оставившей свой след в виде погребальных памятников, топонимов, святых и почитаемых мест и пр. Нельзя сказать, что предания о литовской войне не попадали в поле зрения исследователей ранее — наоборот, в силу их широкого бытования
