CC BY
54
УДК 393.05 ББК 63.5(2)
И.Г. ПЕТРОВ
ИЗОБРАЖЕНИЯ ЭЛЕМЕНТОВ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА НА НАМОГИЛЬНЫХ ПАМЯТНИКАХ НЕКРЕЩЕНЫХ ЧУВАШЕЙ: К ВОПРОСУ ИЗУЧЕНИЯ ОСНОВНЫХ ПРИЕМОВ ИХ ВИЗУАЛИЗАЦИИ
Ключевые слова: чуваши, язычество, обычаи, обряды, похоронный обряд, намогильные памятники, чувашский костюм.
Яркой и своеобразной особенностью погребальной обрядности чувашей, не принявших христианскую веру, являются надгробные памятники «юпа» (букв. «столб», «опора»). В зависимости от материала они подразделяются на каменные и деревянные. Им свойственны не только выраженная антропоморфность, неразрывная связь с древними мифологическими и мировоззренческими представлениями, но и глубокая символика. Кроме того, многие намогильные памятники являются уникальными произведениями народного искусства. Именно поэтому эти артефакты некоторые ученые предлагают рассматривать в качестве народной монументальной культовой скульптуры чувашей. Деревянные и каменные «юпа» отражают разносторонние связи предков чувашей с другими народами и культурами, которые имели место в прошлом, передают образ человека, а также его пол и состояние в браке. Для передачи последних характеристик древними мастерами были выработаны различные способы и приемы. Прежде всего это материал, форма памятника, а также различные дополнительные визуальные знаки, передающие особенности костюма. Этнической особенностью намогильных памятников чувашей-язычников является то, что элементы костюма главным образом отображались на женских памятниках. Этой проблеме и посвящена данная статья. В ней ставится задача рассмотреть, какие именно детали традиционного костюма воспроизводились на женских намогильных памятниках и какие приемы для их отображения применялись. Также в статье представлена краткая историография данной проблемы в отечественной и зарубежной науке. Она показана и проанализирована в контексте общего изучения намогильных памятников чувашского языческого населения Урало-Поволжья.
Намогильные памятники «юпа» некрещеных чувашей представляют научный интерес для широкого круга ученых и исследователей. Они являются ценными источниками для изучения древнейшего мировоззрения и мифологии чувашского народа, а также традиционных представлений, связанных с культом предков. Кроме того, памятники «юпа» являются благодатным материалом для специалистов, занимающихся изучением народного искусства.
Главное, что характеризует и объединяет данные памятники, это их антропоморфность, т.е. максимальное придание им тех или иных черт человеческого облика. Перенесение человеческого образа на дерево или камень, из чего они изготовлялись, достигалось совокупностью разных приемов и способов. На деревянных столбах, немного отступая от верха, сперва топором высекали небольшое круговое углубление и таким образом выделяли голову от основного корпуса. На прямоугольных каменных аналогах голова обозначалась с помощью боковых вырезов, благодаря которым на памятнике четко выделялись голова, шея, плечи и туловище. Затем приступали к оформлению «лица» памятника: топором или долотом вырезались «глаза», «нос» и «губы» покойного. Другим способом «очеловечивания» памятников была их частичная раскраска. По некоторым сведениям, в целях достижения большей реальности и убедительности «губы» и «нос» на некоторых памятниках закрашивались красной краской. В начале ХХ в. такая традиция бытовала в с. Старое Ганькино (Питтапаль) Бугурусланского уезда Самарской губернии.
И, наконец, еще одним распространенным приемом придания памятнику человеческого облика было нанесение на его поверхность орнаментированных надрезов или знаков, обозначавших те или иные элементы народного костюма. Однако последний прием применяется главным образом на женских намогильных памятниках, тогда как на мужских аналогах не встречается совсем.
Таким образом, антропоморфизм памятников подчеркивался их общей формой, изображением человеческого лица, а также некоторых деталей народного костюма, главным образом головного убора и нагрудного украшения.
Цель настоящего исследования - показать, какие именно детали традиционного костюма воспроизводились на женских намогильных памятниках и какие приемы для их отображения применялись.
Задачи исследования:
1. Произвести краткий историографический обзор отечественной и зарубежной литературы по изучению чувашских намогильных памятников и по затронутой проблеме.
2. Рассмотреть и проанализировать основные приемы визуализации элементов женского костюма, которые применялись мастерами-изготовителями деревянных и каменных надгробий.
Первые сведения о намогильных памятниках некрещеных чувашей появились в сочинениях русских и иностранных ученых-путешественников XVIII в. - Т. Кёнигсфельда, П.С. Палласа, Г.Ф. Миллера. Однако эти данные достаточно фрагментарны. В сочинении Т. Кёнигсфельда, опубликованного в переложении П.П. Пекарского в 1865 г., сообщается, что на могиле чувашей «ставится столб, выдолбленный к востоку», а некоторые из них бывают «из обтесанного камня с какими-то буквами, непохожими ни на русские, ни на татарские» [29. С. 60]. По мнению А.К. Салмина, на каменных памятниках исследователем были увидены знаки старочувашской рунической письменности [36. С. 209].
В исследовании П.С. Палласа повествуется, что чуваши своих умерших родственников в течение года поминают трижды, а осенью на восьмое число ноября месяца на могилы не только приносят жертву из домашнего кушанья и напитков, но и «в головах покойного ставят деревянные столбы» [28. С. 144].
У Г.Ф. Миллера в разделе о чувашских погребальных обрядах также упоминаются деревянные столбы. Однако ученый отметил, что из-за случающихся краж чуваши их иногда раскалывают, т.е. приводят в негодность для последующего использования [20. С. 79-80].
Ценным источником конца XVIII в. по религии и религиозным верованиям чувашей является очерк «О чувашах» К.С. Мильковича. Хотя данная работа была написана в 1783 г., впервые в свет она вышла в 1827 г. [21] и потом несколько раз переиздавалась [22, 54]. Относительно обряда похорон автор отметил, что чуваши на могиле «ставят столб вышиною в рост человека и делают на столбе, отступя от верху его на четверть, продолговатую желоби-ну». Последнее замечание автора, пожалуй, явилось одним из первых письменных свидетельств, в котором было указано, что чувашские «юпа» не были безликими и соответствующим образом оформлялись. В данном случае, речь скорее всего идет о традиционной треугольной выемке на верхней части столба, обозначавшей «лицо» умершего. Кроме того, как и Т. Кёнигсфельд, К.С. Милькович обнаружил, что некоторые чуваши на могилах ставят камни, на которых «изсекают некоторые знаки, называемое ими тура, означающие
как умершего, так и его родственников, чтобы их потомки могли знать, кто такой и чей родственник схоронен» [22. С. 15].
В XIX в. намогильные столбы чувашей получили незначительную интерпретацию в работах А.А. Фукс, В.П. Вишневского, В.А. Сбоева, С.Н. Тимря-сова, В.К. Магницкого. Однако содержащиеся в них сведения также поверхностны. Вероятно, это объясняется тем, что упомянутые авторы не задавались целью специально и глубоко изучить эту тему и основной акцент в своих исследованиях сделали на составление трудов общей или узкой направленности по истории, культуре, быту, религии чувашей. Поэтому намогильные столбы в них упоминаются лишь попутно в качестве атрибутов погребального культа.
В сочинении А.А. Фукс в качестве погребальных памятников чувашей-язычников упоминаются «каменные и деревянные столбы» [50. С. 101] или «колья» [51. С. 160-161].
В исследовании В.П. Вишневского таковыми являются два шеста, вколачиваемые «до самого гроба в ногах и головах» покойника, чтобы он «не вылез из могилы» [2. С. 21].
Позже сведения В.П. Вишневского в своих исследованиях о чувашах повторил В.А. Сбоев [37, 38, 39]. В сочинении 1865 г. он, в частности, отметил, что с западной и восточной сторон могилы чуваши вколачивают «по столбу в рост умершаго» [39. С. 132]. Здесь он также подчеркнул, что около могильного столба на Семик собираются его родственники, которые в знак начала поминок вешают на него полотенце, а потом в яму у изголовья покойника кладут жертвенную пищу [39. С. 142].
Ценные сведения о похоронно-поминальных обрядах чувашей-язычников дер. Ишалькино Чистопольского уезда Казанской губернии в своей работе оставил С.Н. Тимрясов. В ней он представил не только подробное изложение обряда похорон, но и остановился на ритуале осенних поминок, одним из обязательных элементов которого была поездка родственников умершего в лес и приготовление для него намогильного столба «юпа» [42. С. 271-273].
Заслуживающие внимания сведения по затронутой теме имеются в сочинении В.К. Магницкого. В частности, вслед за К.С. Мильковичем он сообщил о приверженности некоторых групп чувашей вместо столбов устанавливать известняковые плиты с выдолбленными на их вершинах ямками (от 1 до 3), а также о стоящих перед некоторыми камнями маленьких столбиках из досок с фигурными вершинами [16. С. 165-167]. Под последними автором, очевидно, подразумеваются так называемые дощечки приветствия «салам калакё»1, которые устанавливались на могилах до сооружения на них постоянных памятников «юпа». В главе об осенних поминках «Авдан сыры», взяв за основу материалы С.Н. Тимрясова, автор остановился на церемонии приготовления для умершего деревянного столба «юпа», а также на некоторых обрядовых действиях с ним во время осенних поминок [16. С. 179-182]. Однако, как и у
1 Указанные намогильные памятники в разных ареалах расселения чувашей называются по-разному: «салам юпи» (прощальный столб), «калек» (лопаточка), «пуд хушёкё», «пуд чашки» (череп), «чёре калекё» (лопаточка сердца) [52. С. 161]. Они считаются первичными памятниками, так как их устанавливали в день погребения покойника. Спустя определенное время (год, полгода, три месяца, 40 дней) за ними водружали столб «юпа», изготовленный из дерева или камня. По высоте они были чуть меньше «юпа», имели копьевидную или антропоморфную форму и изображали облик покойника.
предыдущих исследователей, у В.К. Магницкого практически нет сведений, которые касаются процесса обработки памятника и нанесения на него каких-либо дополнительных знаков. Автор ограничился только сообщением о выборе материала для памятника (липа), а также его размерами в толщину и в длину.
Небольшие сведения о намогильных столбах «юпа» имеются в исследованиях священнослужителей, работавших в чувашских приходах. В целях эффективного распространения среди чувашей христианства, они большое внимание уделяли изучению их языческих религиозных представлений и верований, в том числе погребальных сооружений. К таковым относятся работы Н. Каменского [9], В. Смелова [40], А. Иванова [6, 7] и др. С одной стороны, в них можно найти довольно точные описания намогильных столбов, а также сведения, касающиеся их использования в обрядах поминального цикла. С другой стороны, бросается в глаза выраженная миссионерская позиция авторов, так как традиционные представления чувашей, связанные с культом предков, ими рассматриваются как явления, которые должны быть изжиты под влиянием православия. Поэтому намогильные столбы «юпа» чувашей-язычников в их сочинениях, как правило, показываются в уничижительном свете и именуются «болванами», «чурбанами», «истуканами», «идолами» и т.п.
В начале ХХ в. в изучение погребального обряда и погребальных памятников чувашского языческого населения определенный вклад внесли Ф. Никифоров [26], Г.И. Комиссаров [14], Н.В. Никольский [27], К.П. Прокопьев [31]. Получив блестящее образование и хорошо зная быт и культуру родного народа, они представили научному сообществу по тем временам достаточно объективные и научно обоснованные исследования по этнографии чувашей. Однако и в этих работах намогильные столбы «юпа» упоминаются лишь попутно. В лучшем случае подчеркивается их выраженная антропоморфность, но без какой-либо конкретизации или детализации.
Богатые и обстоятельные сведения по чувашской этнографии, обрядовой культуре, языку и фольклору чувашей можно извлечь из труда венгерского исследователя и ученого Дьюлы Месароша [19. С. 174-204]. Что касается непосредственно намогильных памятников, он написал о них только в общих чертах. Тем не менее пытливые глаза исследователя подметили некоторые их особенности. В частности, о деревянном столбе «юпа» на кладбище дер. Средние Алгаши Симбирского уезда Казанской губернии он написал следующее: «это полутораметровый выстроганный прямоугольный деревянный столб. Его верхушка округлена в виде головы, а также выстрогана бороздка, символизирующая шею» [19. С. 185].
Из исследователей начала ХХ в. весомый вклад в изучение чувашских надгробий внес С.И. Руденко, который в 1910 г. опубликовал небольшую, но обстоятельную статью «Чувашские надгробные памятники» [32. С. 81-88]. В ней ученый впервые представил научному миру выполненные с натуры графические изображения (рисунки, фотографии) деревянных столбов «юпа» некрещеных чувашей, исследованных им на кладбищах с. Старое Афонькино и дер. Сережкино Бугульминского уезда Самарской губернии и снабдил их подробными описаниями. Кроме того, автор одним из первых подчеркнул, что женские надгробные памятники от мужских отличаются не только материалом (женские из березы или липы, а мужские из дуба), но и тем, что на них присутствуют знаки в виде геометрического орнамента, изображающие женские го-
ловные уборы и нагрудные украшения. Он также заметил, что намогильные столбы девушек оформляются по-другому, а именно с использованием орнамента, изображающих детали девичьего костюма. Однако исследователь смог показать намогильные памятники лишь одного типа (деревянных «юпа» с плоским верхом и без изображения лица) и только из одной местности.
В 1929 г. на французском языке была опубликована небольшая статья Т.С. Пассека и Б.А. Латынина о каменных бабах. Исследовав чувашские «юпа» на языческих кладбищах с территорий Чебоксарского, Ядринского и Цивильского районов Чувашии, они выделили пять типологических вариантов надгробных памятников, сделали вывод об их антропоморфности и впервые подняли вопрос о наличии глубоких параллелей чувашских «юпа» с аналогичными памятниками дунайских болгар [58. Р. 303-304].
В 1960 г. намогильные памятники «юпа» нашли отражение в книге-альбоме «Чувашское народное изобразительное искусство» (авторы Г.А. Никитин и Т.А. Крюкова). В ней они впервые рассмотрели их как яркие и своеобразные образцы резьбы по дереву, т.е. отнесли их к произведениям народного искусства. Кроме того, авторы подчеркнули, что резьба на них имела глубоко символическое значение, особенно на женских памятниках [25. С. 63-64].
В 60-70-е годы ХХ в. погребальные обряды и надгробные памятники некрещеных чувашей были подвергнуты научному анализу в трудах П.В. Денисова [3; 4], В. Д. Димитриева [5], Л.А. Иванова [8], Г.Е. Кудряшова [15]. Обобщенные сведения о них получили также отражение в коллективной монографии «Чуваши: этнографическое исследование» [52. С. 161-163].
В 70-80-е гг. ХХ в. изучение погребального обряда и надгробных памятников чувашского языческого населения получило дальнейшее развитие в трудах Б.В. Каховского. Ученым был произведен системный анализ погребального обряда на основе этнографических и археологических материалов [10, 12], предложена типология намогильных столбов, прослежены параллели погребального обряда чувашей и их предков волжских болгар [10, 11, 13].
Значительный и успешный прорыв в изучении намогильных памятников некрещеных чувашей был сделан в 80-90-е гг. ХХ в. А.А. Трофимовым. Исследователь научно обосновал уникальность памятников и их связь с древнейшими мифологическими представлениями чувашей, произвел глубокий исторический и искусствоведческий анализ, показал истоки данного феномена и параллели чувашских «юпа» с аналогичными памятниками других народов и культур, предложил аргументированную и стройную типологию памятников в зависимости от их формы и композиционной структуры. Итогом многолетних исследований А.А. Трофимова стали его докторская диссертация, многочисленные научные статьи, очерки и монографии. Много внимания в его трудах также уделено анализу связей и параллелей, исторически сложившихся в этой области между чувашами и дунайскими болгарами [43-47].
Проблемы исторической общности и художественной целостности произведений народной культовой скульптуры двух генетических родственных народов дальнейшее развитие получили в трудах Ю.А. Трофимова [48-49].
Из исследований последних десятилетий, касающихся затронутой темы, следует отметить труды А.К. Салмина [33-36] и Е.А. Ягафовой [57]. В них намогильные памятники чувашей рассматриваются на обширном этнографическом материале в основном в контексте обрядовой культуры.
Ценные и конкретные (фактологические) материалы о культовых памятниках некрещеных чувашей содержатся в трудах, в которых исследуются погребальные обряды, бытующие в диаспорных или этнотерриториальных группах чувашей. Это труды Е.А. Ягафовой о чувашах Самарского Заволжья [56] и Самарской Луки [55], П.П. Фокина о симбирско-саратовских чувашах [50], Г.Б. Матвеева, Е.А. Ягафовой и Е.В. Сергеевой о чувашах Присвияжья [17], Г.Р. Столяровой о чувашах Закамья [41], В.В. Медведева, И.Г. Петрова, о чувашах Южного Приуралья [18, 30].
Таким образом, за более чем двухсотлетний период изучения чувашских намогильных памятников наукой проделан длительный путь от простого их описания до глубоких научных обобщений и сравнительно-сопоставительных исследований. В XVIII—XIX вв. культовые сооружения «юпа» некрещеных чувашей описывались лишь в общих чертах, как обязательные атрибуты похо-ронно-поминальной обрядности. Начиная с ХХ в. они начали исследоваться в сравнении с аналогичными памятниками других народов и в тесной связи с древнейшими представлениями чувашского народа. Кроме того, исследователями был сделан вывод о разнообразии их форм, сложной композиционной структуре и глубокой символике.
А теперь снова вернемся к женским намогильным памятникам. Прежде чем приступить к анализу основных принципов их оформления, заметим, что изображение знаков элементов костюма на них являлось далеко не единственным приемом. В целях различения мужских и женских «юпа» чувашами в течение многих столетий применялись и другие приемы. Прежде всего это материал для столба. Испокон веков для мужских «юпа» всегда выбирался дуб (юман), а для женских - липа (дака). Осину и березу не использовали. Первая считалась «проклятым», или тяжелым, деревом, а вторая, по верованиям чувашей, притягивала к себе горе и несчастья [35. С. 69]. Однако в некоторых селениях береза для изготовления женских памятников использовалась. Об этом, к примеру, говорится в сочинении неизвестного автора, оставившего заметку о чувашских поминках в с. Туарма Бугульминского уезда Самарской губернии: «Когда таким образом в доме умершего все будет приготовлено и родственники соберутся, тогда закладывают любимую лошадь умершего в телегу или сани, постилают в них перину, кладут подушки, на которые садятся двое мужчин и одна женщина, и все трое, взяв с собою восковую свечу, вареную курицу, полштоф вина, полведра пива и полведра медового квасу, отправляются в лес, и здесь, если умерший был мужчина, останавливаются у дуба, а если женщина, то у березы толщиною до 4 вершков. Поставив на землю яства с напитками и срубив дуб или березу, приехавшие отсекают комель длиною в рост человека; затем вершину отрубка обделывают так, чтобы она представляла подобие человеческой головы» [53. С. 558]. В качестве материала для «юпа» береза упоминается также в сочинении А. Иванова о чувашах Бугурусланского уезда [7. С. 262] и в статье М. Васильева, повествующей о чувашских поминках [1. С. 474]. Выбор березы вместо липы в тех или иных местах можно объяснить либо локальными традициями, либо особенностями местной фауны - ограниченностью лесных угодий с липовыми деревьями. Примечательно, что традиция выбора деревьев определенных пород для мужских и женских надгробий оказалась настолько устойчивой, что ей по инерции следовали чуваши, принявшие христианскую религию. По некоторым источникам, мужчинам кресты делали из дуба, а женщи-
нам - из липы [35. С. 69; 23]. Кроме того, с крестом проводили те же обряды, что и со столбом, например, во время поминок заносили в дом, укладывали на перину, отвозили на кладбище и т.д. [24]. Однако в последнее время в силу недолговечности липы в селениях некрещеных чувашей такой однозначный выбор соблюдается не всегда, так как на кладбищах дубовые столбы и кресты устанавливают как на мужских, так и на женских захоронениях.
Немалое значение придавалось форме деревянного намогильного столба, особенно его верхней части или макушке. А.А. Трофимов на основе изучения памятников деревянной культовой скульптуры, пришел к выводу, что мужские памятники, как правило, имели плоский верх, а женские - округлый или овальный [45. С. 15]. Однако такого правила мастера придерживались не всегда, потому что женские намогильные столбы часто встречаются и с плоским верхом. Это говорит о том, что в иконографии подобного типа памятников иногда допускались некоторые отклонения.
Следующим и очень распространенным приемом различения пола усопших на памятниках деревянной и каменной культовой скульптуры было изображение на них элементов народного костюма. Как было отмечено выше, этот прием характерен в основном для женских намогильных памятников.
Одним из основных стилистических приемов орнаментации как деревянных, так и каменных женских надгробий является изображение или условное обозначение женских головных уборов: головного полотенца «сурпан», головной повязки «сурпан тутри», а также налобной повязки «масмак». В то же время А.А. Трофимов допускает, что с помощью резьбы по дереву на памятниках изображались также женские головные уборы «хушпу» [45. С. 7; 47. С. 102, 134].
Другим достаточно распространенным приемом декорирования женских «юпа» было вырезание нашейных (май дыххи) или нагрудных (сурпан дакки, ама) украшений.
И, наконец, к третьему приему орнаментации указанных памятников, можно отнести нанесение на памятник орнаментированных надрезов, изображающих женский пояс.
В соответствии с устоявшимися канонами иконографии каждый из этих элементов женского костюма находился строго на своем месте. Если мастер ставил своей целью показать головные уборы, он их располагал над «лицом» усопшей или вокруг него. Если же он показывал шейно-нагрудные украшения и пояс, они располагались под «лицом» на уровне груди и пояса.
Основным техническим приемом исполнения элементов костюма на надгробиях был геометрический линейный орнамент. Иногда для достижения большей декоративности мастерами культовых памятников применялось прочерчивание двух параллельных линий и вписывание между ними ломаного зигзага.
В качестве примера рассмотрим женский намогильный столба «юпа», который в 1907 г. С.И. Руденко был доставлен в Отдел этнографии Императорского Русского музея из с. Старое Афонькино Бугульминского уезда Самарской губернии. В настоящее время памятник находится на хранении в Российском этнографическом музее (инв. № 1205-97). Он представляет собой типичный деревянный намогильный памятник с ликом, выдолбленным в форме полуэллипса (рис. 1). Вокруг него помещен геометрический линейный орнамент, изображающий переднюю часть женского головного убора «хушпу» (по А.А. Трофимову) или головного полотенца «сурпан» с повязкой «сурпан тутри», которыми чувашская женщина повязывала себе голову (по С.И. Ру-
денко). На груди острым концом топора или долота вырезано треугольное нагрудное украшение замужних женщин, называемое у низовых чувашей «сурпан дакки» или «ама». Видно также, что мастер достаточно точно и реалистично передает способ его ношения, так как украшение в соответствии с общепринятыми правилами чувашского женского костюма пристегнуто к нижней кромке сурпана. Ниже «ама» мастером вырезана полоска в виде зигзага, символически передающая изображение пояса [47. С. 102].
Примерно в таком же стиле сделан намогильный памятник, который С.И. Руденко был сфотографирован на кладбище чувашей-язычников с. Старое Афонькино. На верхней части в области «головы» мастером глубоким выемом показано «лицо» усопшей женщины, которое обернуто головным полотенцем. К низу полотенца прикреплено женское нагрудное украшение. Однако в отличие от предыдущего намогильного столба на нем отсутствует пояс (рис. 2).
В отношении приемов передачи элементов женского костюма мастера обладали абсолютной свободой. Иногда они считали нужным показывать на памятнике не все детали одежды, а только один из них - головной убор или украшение. Так, на женском столбе из дер. Новое Ильмово Черемшанского района Республики Татарстан (рис. 3) показан только головной убор. А на его аналоге из с. Старое Афонькино Шенталинского района Самарской области из экспедиционных фотографий А.А. Трофимова изображено только нагрудное украшение (рис. 4).
Рис. 1. Намогильный столб «юла». Липа [47. С. 134]
Рис. 2. Намогильный столб «юла». Липа [32. С. 88]
Рис. 3. Намогильный столб «юла». Липа [47. С. 135]
Рис. 4. Намогильный столб «юла». Липа [47. С. 138]
Иногда вместо женского нагрудника изготовители намогильных столбов ограничивались схематическим показом женского ожерелья «май дыххи» или бус «шарда» (рис. 5). Постольку поскольку на данном памятнике нет никаких деталей женского костюма, можно предположить, что он водружен на могиле незамужней девушки.
Примечательно, что в древности при изготовлении намогильного памятни -ка чуваши учитывали также возраст и брачный статус женщины. Если она была замужней, то на ее памятник наносили орнамент, изображающий элементы женского одеяния - либо в комплексе, либо по отдельности. Если же умершей была девушка, то на ее намогильном столбе вырезали только детали девичьего костюма. Впервые на эту особенность обратил внимание С.И. Руденко, который сделал вывод, что на «юпа» девушек вырезались только ожерелья «май дыххи». Иногда в этих целях над ликом умершей вырезали контур конусообразной бисерной шапочки «тухья» [32. С. 84, 87]. С мнением С.И. Руденко солидарен и А.А. Трофимов. Изучив деревянные и каменные культовые памятники XIX - начала ХХ вв., он пришел к заключению, что девичьи намогильные памятники имеют условные изображения шейного украшения «май дыххи» [47. С. 85] или детали костюма на них отсутствуют [44. С. 261].
На каменных надгробиях эти украшения передаются в ином стиле. Например, на памятнике с территории старого кладбища с. Клементейкино Аль-метьевского района Республики Татарстан они показаны в виде расположенных на одной линии пяти маленьких кругов (рис. 6). Круги, очевидно, являются условными изображениями серебряных монет, которые нашивались на «май дыххи».
Примечательно, что рассмотренные выше композиционные приемы применялись и на каменных столбах «чул юпа». На них острым долотом вырезались те же элементы женского костюма: головные уборы, нагрудники, нашейные ожерелья. Иногда мастера ограничивались нанесением на камень схематического изображения треугольного металлического украшения «ама» или «дедтенкё», которые пришивались на женские нагрудники. Как и на деревянных столбах, все эти элементы костюма показывались с помощью линейного орнамента в едином ансамбле или по отдельности. Для наглядности обратимся к намогильному памятнику, который был обнаружен чувашскими этнографа-
Рис. 5. Намогильный столб «юпа». Липа.
Республика Татарстан, Черемшанский р-н, с. Новое Ильмово. 2014 г. Фото автора.
Рис. 6. Намогильный столб «чул юпа». Камень [47. С. 85]
ми в дер. Новое Сережкино Лениногорского района Республики Татарстан. На нем над треугольной выемкой, изображающей «лицо» усопшей, острым резцом с помощью неглубоких линий (насечек) изображены головной убор и металлическое украшение женского нагрудника в виде треугольника. Обращает на себя внимание также и то, что головной убор по контуру окаймляет «лицо» женщины, что дает основание предположить, что мастер этим попытался передать манеру ношения головного полотенца «сурпан» (рис. 7).
Иное композиционное решение демонстрирует каменное надгробие, находящееся на кладбище дер. Новое Ильмово Черемшанского района Республики Татарстан. Он представляет собой прямоугольную каменную стелу с овальным верхом. «Голова» показана с помощью боковых вырезов, «лицо» отмечено треугольной выемкой. На лбу достаточно схематическое изображение женского головного убора. На нагрудной части арабские цифры «188». Вероятно, это дата рождения или смерти усопшей (рис. 8).
Аналогичное построение характерно для каменного антропоморфного надгробия, установленного на кладбище с. Старое Суркино Альметьевского района Республики Татарстан. Шея на памятнике прямая, плечи горизонтальные. На лицевой части помещена выемка в виде равнобедренного треугольника, а на нагрудной части - «ама» в виде вписанных друг в друга треугольников, между которыми нанесены неглубокие насечки зигзагом. Лик фигуры показан без «глаз», «носа» и «рта» (рис. 9).
Рис. 7. Намогильный столб «чул юла». Камень. Республика Татарстан,
Лениногорский р-н, дер. Нов. Сережкино. НА ЧГИГН. Отд. VIII. Ед. хр. 958
Рис. 8. Намогильный столб «чул юла». Камень. Республика Татарстан, Черемшанский р-н, с. Новое Ильмово. 2014 г. Фото автора
Рис. 9. Намогильный столб «чул юла». Камень. Республика Татарстан, Альметьевский р-н, с. Старое Суркино. 2014 г. Фото автора
Само собой разумеется, что встречаются и другие композиционные приемы изображения элементов костюма на каменных изваяниях. К сожалению, ввиду ограниченности объема статьи все эти типы показать невозможно. Поэтому тех, кто интересуется данной темой, отсылаем к ранее опубликованным работам, прежде всего к трудам С.И. Руденко, А.А. Трофимова и Ю.А. Трофимова, которые отличаются не только глубоким содержанием, но и большим количеством иллюстративного материала.
Таким образом, некрещеные чуваши за свою многолетнюю историю создали и сумели сохранить уникальную культовую скульптуру, которую отлича-
ют не только древность ее происхождения, антропоморфизм и разнообразие форм (вариативность), но и глубокая символика. Одной из форм ее проявления является дифференциация памятников на мужские и женские типы. Они отличались не только материалом и формой (в особенности деревянные «юпа»), но и наличием на них совокупности отличительных знаков. В этом отношении большим разнообразием различных приемов отличались женские намогильные памятники.
Литература и источники
1. Васильев М. Чувашские поминки // Известия Казанской епархии. 1904. № 15. С. 464-475.
2. Вишневский В.П. О религиозных поверьях чуваш. Казань: Казан. губ. ведомости, 1846. 25 с.
3. Денисов П.В. Религиозные верования чуваш. Историко-этнографические очерки. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1959. 408 с.
4. Денисов П.В. Этнокультурные параллели дунайских болгар и чувашей. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1969. 176 с.
5. Димитриев В.Д. История Чувашии до XVIII века (До Крестьянской войны 1773-1775 годов). Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1959. 532 с.
6. Иванов А. Загробная жизнь по представлению чуваш прежних времен и похоронные обычаи их // Православный благовестник. 1898. № 1. С. 83-88; № 2. С. 129-136.
7. Иванов А. Поминки у чуваш Бугурусланского уезда Самарской губернии // Православный благовестник. 1894. № 6. С. 261-264.
8. Иванов Л.А. Языческие надгробия на чувашских погребениях // Ученые записки ЧНИИ. Чебоксары, 1969. Вып. 47. С. 253-258.
9. Каменский Н. Современные остатки языческих обрядов и религиозных верований у чуваш. Казань: Тип. Казан. ун-та, 1879. 35 с.
10. Каховский Б.В. Дохристианский погребальный обряд чувашей как материал к этногенезу // Болгары и чуваши. Чебоксары: ЧНИИ, 1984. С. 121-139.
11. Каховский Б.В. О некоторых параллелях погребального обряда волжских болгар и чувашского языческого населения // Труды ЧНИИ. Вып. 93. Вопросы истории Чувашии периода феодализма и капитализма. Чебоксары, 1979. С. 101-108.
12. Каховский Б.В. Погребальный обряд чувашского языческого населения // Современные социальные и этнические процессы в Чувашской АССР / ЧНИИ. Чебоксары, 1978. С. 118-146.
13. Каховский Б.В. Раскопки Тегешевского могильника // Труды ЧНИИ. Вып. 80. Исследования по археологии Чувашии. Чебоксары, 1978. С. 129-151.
14. Комиссаров Г.И. Чуваши Казанского Заволжья // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. Казань, 1911. Т. XXVII, вып. 5. С. 311-432.
15. Кудряшов Г.Е. Динамика полисинкретической религиозности. Опыт историко-этнографи-ческого и конкретно-социологического исследования генезиса, эволюции и отмирания религиозных пережитков чувашей. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1974. 356 с.
16. Магнитский В.К. Материалы к объяснению старой чувашской веры: Собр. в некоторых местностях Казанской губернии. Казань: Тип. Имп. ун-та, 1881. 266 с.
17. Матвеев Г.Б., Ягафова Е.А., Сергеева Е.В. Брак и семья. Семейные обряды // Чуваши Присвияжья: история и культура / под ред. В.П. Иванова и Г.Б. Матвеева. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2015. С. 112-149.
18. Медведев В.В. Кладбища и надмогильные сооружения некрещеных чувашей Башкортостана (по материалам исследования 2010 года) // Проблемы истории, филологии, культуры. 2011. № 2 (32). С. 375-384.
19. Месарош Д. Памятники старой чувашской веры / пер. с венг. Ю. Дмитриевой; ЧГИГН. Чебоксары, 2000. 360 с.
20. Миллер Г.Ф. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов... СПб.: Имп. АН, 1791. 99 с.
21. [Милькович К.С.] О чувашах // Северный архив. 1827. Ч. 27. № 9. С. 47-67; № 10. С. 120-139; № 11. С. 210-232.
22. [Милькович К.С.] О чувашах: этнографический очерк неизвестного автора XVIII столетия / предисл. В.К. Магницкого. Казань: Тип. Губ. правления, 1888. 35 с.
23. Научный архив Чувашского государственного института гуманитарных наук (далее -НА ЧГИГН). Отд. I. Ед. хр. 243. Л. 525.
24. НА ЧГИГН. Отд. I. Ед. хр. 247. Л. 40-41.
25. Никитин Г.А., Крюкова Т.А. Чувашское народное изобразительное искусство. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1960. 167 с.
26. Никифоров Ф. Стюхинские чуваши. Казань: Типо-лит. Казан. ун-та, 1905. 26 с.
27. Никольский Н.В. Краткий конспект по этнографии чуваш // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. Т. XXVI. Вып. 6. Казань, 1911. С. 511-624.
28. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб.: Имп. АН, 1773. Ч. I. 657 с.
29. Пекарский П.П. Путешествие академика Николая Иосифа Делиля в Березов в 1740 году. СПб.: Тип. Имп. АН, 1865. 74 с.
30. Петров И.Г. К вопросу о типологии надмогильных памятников некрещеных чувашей Южного Приуралья (по материалам экспедиций 2014 г.) // Документы и материалы по истории и культуре народов Южного Урала / сост. и отв. ред. Ф.Г. Галиева. Уфа: ООО «Первая типография», 2018. С. 109-122.
31. Прокопьев К.П. Похороны и поминки у чуваш // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. Т. XIX. Вып. 5-6. Казань, 1903. С. 215-250.
32. Руденко С.И. Чувашские надгробные памятники // Материалы по этнографии России. СПб.: Гос. Рус. музей, 1910. Т. 1. С. 81-88.
33. Салмин А.К. Праздники, обряды и верования чувашского народа. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2016. 687 с.
34. Салмин А.К. Система религии чувашей. СПб.: Наука, 2007. 654 с.
35. Салмин А.К. Чувашские сорочины «юпа» // Известия Национальной академии наук и искусств Чувашской Республики. 2002. № 4. С. 67-88.
36. Салмин А.К. Юпа - антропоморфный столб на могиле чувашей // Сибирский сборник. I: Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий. Кн. 2. СПб.: МАЭ РАН, 2009. С. 204-210.
37. Сбоев В.А. Исследования об инородцах Казанской губернии. Ч. 1. Заметки о чувашах. Казань: Губ. тип., 1851. 272 с.
38. Сбоев В.А. Исследования об инородцах Казанской губернии. Заметки о чувашах. Казань: Изд. книгопродавца Дубровина, 1856. 188 с.
39. Сбоев В.А. Чуваши в бытовом, историческом и религиозном отношениях: их происхождение, язык, обряды, поверья, предания и пр. М.: Тип. С. Орлова, 1865. 188 с.
40. Смелов В. Очерк религиозных верований чуваш // Магнитский В.К. Материалы к объяснению старой чувашской веры. Казань: Тип. Имп. ун-та, 1881. С. 243-261.
41. Столярова Г.Р. История формирования и обрядность чувашей-язычников Татарстана // Этнографическое обозрение. 2006. № 2. С. 90-115.
42. Тимрясов С. Похороны и поминки у чуваш-язычников дер. Ишалкиной Чистопольского уезда Саврушского прихода // Известия Казанской епархии. 1876. № 9. С. 269-274.
43. Трофимов А.А. Зороастризм: суваро-болгарская и чувашская народная культура. Религия. Культовая архитектура. Скульптура. Прикладное искусство. Священные знания / ЧГИГН. Чебоксары, 2009. 256 с.
44. Трофимов А.А. Народная монументальная культовая скульптура // Чуваши: история и культура / отв. ред. В.П. Иванов. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2009. Т. 2. С. 258-272.
45. Трофимов А.А. Чувашская народная деревянная скульптура (Монументальная форма) // Традиции и поиски в чувашском искусстве / ЧНИИ. Чебоксары, 1989. С. 3-42.
46. Трофимов А.А. Чувашская народная каменная скульптура // Исследования по древней и современной культуре чувашей. Чебоксары: ЧНИИ, 1987. С. 5-20.
47. Трофимов А.А. Чувашская народная культовая скульптура. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1993. 240 с.
48. Трофимов Ю.А. Народная «временная» культовая скульптура чувашей и дунайских болгар. Канон, композиция, структура, образ // Чувашское искусство. Вопросы теории и истории. Вып. 5: Межнациональное пространство художественной культуры / ЧГИГН. Чебоксары, 2003. С. 89-122.
49. Трофимов Ю.А. Народная монументальная культовая скульптура чувашей и дунайских болгар. Проблемы исторической общности и художественной целостности / ЧГИГН. Чебоксары, 2003. 156 с.
50. Фокин П.П. Семья и брак, семейные обряды // Симбирско-саратовские чуваши / под общ. ред. М.Г. Кондратьева; ЧГИГН. Чебоксары, 2004. С. 107-141.
51. Фукс А.А. Записки о чувашах и черемисах Казанской губернии. Казань: Казан. ун-т, 1840.
329 с.
52. Чуваши. Этнографическое исследование. Ч. 2. Духовная культура / под ред. М.Я. Си-роткина, М.И. Иванова. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1970. 308 с.
53. Чувашские поминки в селе Туармы Бугульминского уезда // Самарские епархиальные ведомости. 1867. № 23. С. 555-561.
54. Этнографический очерк Мильковича, писателя конца XVIII века, о чувашах / предисл. Н.В. Никольского // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. Т. XXII. Вып. 1. Казань, 1906. С. 34-67.
55. Ягафова Е.А. Календарные обрядовые традиции самаролукских чувашей // Чуваши Самарской Луки / ЧГИГН. Чебоксары, 2003. С. 115-134.
56. Ягафова Е.А. Самарские чуваши: историко-этнографические очерки. Конец XVII - начало ХХ вв. Самара: ИЭА «Поволжье», 1998. 368 с.
57. Ягафова Е.А. Чувашское «язычество» в XVIII - начале XXI века. Самара: Изд-во СГПУ, 2007. 128 с.
58. Passek T., Latynin B. Sur la question des «kamennye baby». In: Eurasia septentrionalis antiqua (ESA). IV. Helsinki, 1929. P. 303-304.
ПЕТРОВ ИГОРЬ ГЕОРГИЕВИЧ - кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела этнографии, Институт этнологических исследований имени Р.Г. Кузеева, Уфимский федеральный исследовательский центр Российской Академии наук, Россия, Уфа ([email protected]).
I. PETROV
IMAGES OF WOMEN'S COSTUME ELEMENTS ON MUTUAL MONUMENTS OF NON-CHRISTIAN CHUVASHS: TO THE QUESTION OF STUDYING BASIC TECHIQUES OF THEIR VISUALIZATION
Key words: the Chuvash, paganism, customs, ceremonies, funeral tradition, sepulchral monuments, Chuvash costume.
A bright and peculiar feature of funeral ritualism of the Chuvash, who did not accept the Christian faith, is sepulchral monuments «yupa» (literally «a post», «a supporter»). Depending on the material they are divided into stone and wooden ones. They are characterized not only by pronounced anthropomorphism, inextricable connection with ancient mythological and worldview beliefs, but by deep symbolism as well. In addition, many sepulchral monuments are unique works of folk art. It is for this reason that some scientists propose to consider these artifacts as a folk monumental cult sculpture of the Chuvash. Wooden and stone «yupa» reflect diverse contacts of the Chuvash ancestors with other peoples and cultures that took place in the past; they convey the image of a person as well as his gender and marriage status. To transfer the latter characteristics ancient masters developed an arsenal of different methods and techniques. First of all, it is the material, the shape of the monument, as well as various additional visual signs that convey peculiarities of the costume. The ethnic feature of sepulchral monuments of Chuvash pagans is that the elements of the costume were mainly displayed on women's monuments. This problem is the subject of this article. It aims to consider what details of the traditional costumes were reproduced on women's sepulchral monuments and what techniques were used to display them. The article also presents a brief historiography of this problem in domestic and foreign science. It is shown and analyzed in the context of the general study of sepulchral monuments of the Chuvash pagan population of the Ural-Volga region.
References
1. Vasil'ev M. Chuvashskie pominki [Chuvash commemoration]. Izvestiya Kazanskoi eparkhii [News of the Kazan Diocese], 1904, no. 15, pp. 464-475.
2. Vishnevskii V.P. O religioznykh pover'yakh Chuvash [About religious beliefs of the Chuvashs]. Kazan, 1846, 25 p.
3. Denisov P.V. Religioznye verovaniya chuvash. Istoriko-etnograficheskie ocherki [Religious beliefs of Chuvashs. Historical and ethnographic essays]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 1959, 408 p.
4. Denisov P.V. Etnokul'turnye paralleli dunaiskikh bolgar i chuvashei [Ethnocultural parallels of the Danube Bulgarians and Chuvashs]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 1969, 176 p.
5. Dimitriev V.D. Istoriya Chuvashii do XVIII veka (Do Krest'yanskoi voiny 1773-1775 godov) [History of Chuvashia to the XVIII century (Before the Peasant War of 1773-1775)]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 1959, 532 p.
6. Ivanov A. Zagrobnaya zhizn' po predstavleniyu chuvash prezhnikh vremen i pokhoronnye obychai ikh [The afterlife is presented by the Chuvashs of former times and their funeral customs]. Pravoslavnyi blagovestnik [Orthodox evangelist], 1898, no. 1, pp. 83-88; no. 2, pp. 129-136.
7. Ivanov A. Pominki u chuvash Buguruslanskogo uezda Samarskoi gubernii [Commemoration at the Chuvashs of Buguruslansky district of the Samara province]. Pravoslavnyi blagovestnik. 1894, no. 6, pp. 261-264.
8. Ivanov L.A. Yazycheskie nadgrobiya na chuvashskikh pogrebeniyakh [Pagan tombstones at Chuvash burials]. In: Uchenye zapiski ChNII [Proc. of the Chuvash Scientific Research Institute]. Cheboksary, 1969, iss. 47, pp. 253-258.
9. Kamenskii N. Sovremennye ostatki yazycheskikh obryadov i religioznykh verovanii u Chuvash [Modern remnants of pagan rituals and religious beliefs of the Chuvashs]. Kazan, 1879, 35 p.
10. Kakhovskii B.V. Dokhristianskii pogrebal'nyi obryad chuvashei kak material k etnogenezu [Pre-Christian burial rite of the Chuvash as a material for ethnogenesis]. In: Bolgary i chuvashi [Bulgarians and Chuvash]. Cheboksary, 1984, pp. 121-139.
11. Kakhovskii B.V. O nekotorykh parallelyakh pogrebal'nogo obryada volzhskikh bolgar i chu-vashskogo yazycheskogo naseleniya [On some parallels of the burial rite of the Volga Bulgarians and the Chuvash pagan population]. Trudy ChNII. Vyp. 93. Voprosy istorii Chuvashii perioda feodalizma i kapitalizma [Proc. of the Chuvash Scientific Research Institute. Iss. 93: The history of the Chuvash Republic period of feudalism and capitalism]. Cheboksary, 1979, pp. 101-108.
12. Kakhovskii B.V. Pogrebal'nyi obryad chuvashskogo yazycheskogo naseleniya [Burial rite of the Chuvash pagan population]. In: Sovremennye sotsial'nye i etnicheskie protsessy v Chuvashskoi ASSR [Modern social and ethnic processes in the Chuvash ASSR]. Cheboksary, 1978, pp. 118-146.
13. Kakhovskii B.V. Raskopki Tegeshevskogo mogil'nika [Excavations of the Tegeshevsky burial ground]. In: Trudy ChNII. Vyp. 80. Issledovaniya po arkheologii Chuvashii [Proc. of the Chuvash Scientific Research Institute. Iss. 80: Research on the archaeology of Chuvashia]. Cheboksary, 1978, pp. 129-151.
14. Komissarov G.I. Chuvashi Kazanskogo Zavolzh'ya [Chuvashs of Volga region]. Izvestiya Obshchestva arkheologii, istorii i etnografii pri Imperatorskom Kazanskom universitete [Proc. of the Society of archaeology, history and ethnography of the Kazan Imperial University]. Kazan, 1911, vol. XXVII, iss. 5, pp. 311-432.
15. Kudryashov G.E. Dinamika polisinkreticheskoi religioznosti. Opyt istoriko-etnograficheskogo i konkretno-sotsiologicheskogo issledovaniya genezisa, evolyutsii i otmiraniya religioznykh perezhitkov chuvashei [The dynamics of polysyncretic religiosity. Experience of historical ethnographic and concrete sociological research of the genesis, evolution and extinction of religious remnants of the Chuvashs]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 1974, 356 p.
16. Magnitskii V.K. Materialy k ob"yasneniyu staroi chuvashskoi very: Sobr. v nekotorykh mestno-styakh Kazanskoi gubernii [Materials for explanation of the old Chuvash faith: Collected in some areas of the Kazan province]. Kazan, 1881, 266 p.
17. Matveev G.B., Yagafova E.A., Sergeeva E.V. Brak i sem'ya. Semeinye obryady [Marriage and family. Family rituals]. In: Ivanov V.P., Matveev G.B., eds. Chuvashi Prisviyazh'ya: istoriya i kul'tura [The Chuvash, who lived near the Sviyaga: history and culture]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 2015, pp. 112-149.
18. Medvedev V.V. Kladbishcha i nadmogil'nye sooruzheniya nekreshchenykh chuvashei Bashkortostana (po materialam issledovaniya 2010 goda) [Cemeteries and gravestones of non-baptized Chuvash of Bashkortostan (based on 2010 study)]. Problemy istorii, filologii, kul'tury, 2011, no. 2 (32), pp. 375-384.
19. Mesarosh D. Pamyatniki staroi chuvashskoi very [Monuments of the old Chuvash faith]. Cheboksary, 2000, 360 p.
20. Miller G.F. Opisanie zhivushchikh v Kazanskoi gubernii yazycheskikh narodov... [Description of the pagan peoples living in Kazan Province]. St. Petersburg, 1791, 99 p.
21. Mil'kovich K.S. O chuvashakh [About Chuvashs]. Severnyi arkhiv [Northern Archives], 1827, part 27, no. 9, pp. 47-67; no. 10, pp. 120-139; no. 11, pp. 210-232.
22. Mil'kovich K.S. O chuvashakh: etnograficheskii ocherk neizvestnogo avtora XVIII stoletiya [About Chuvashbi: ethnographic essay by an unknown author of the XVIII century]. Kazan, 1888, 35 p.
23. Nauchnyi arkhiv Chuvashskogo gosudarstvennogo instituta gumanitarnykh nauk. Otdel I. Edinitsa khraneniya 243. List 525 [Scientific archive of the Chuvash State Institute of Humanities. Archives I. Storing Unite 243. P. 525.
24. . Nauchnyi arkhiv Chuvashskogo gosudarstvennogo instituta gumanitarnykh nauk. Otdel I. Edinitsa khraneniya 247. List 40-41 [Scientific archive of the Chuvash State Institute of Humanities. Archives I. Storing Unite 247. P. 40-41].
25. Nikitin G.A., Kryukova T.A. Chuvashskoe narodnoe izobrazitel'noe iskusstvo [Chuvash folk art]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 1960, 167 p.
26. Nikiforov F. Styukhinskie chuvashi [Stuhinsk Chuvashs]. Kazan, 1905, 26 p.
27. Nikol'skii N.V. Kratkii konspekt po etnografii Chuvash [Summary of ethnography of the Chuvashs]. Izvestiya Obshchestva arkheologii, istorii i etnografii pri Imperatorskom Kazanskom universitete [Proc. of the Society of archaeology, history and ethnography of the Kazan Imperial University]. Kazan, 1911, vol. XXVI, iss. 6, pp. 511-624.
28. Pallas P.S. Puteshestvie po raznym provintsiyam Rossiiskoi imperii [Travel to different provinces of the Russian Empire]. SPb, 1773, part I, 657 p.
29. Pekarskii P.P. Puteshestvie akademika Nikolaya losifa Delilya v Berezov v 1740 godu [Journey of Academician Nikolai Joseph Delil to Berezov in 1740]. St. Petersburg, 1865, 74 p.
30. Petrov I.G. K voprosu o tipologii nadmogil'nykh pamyatnikov nekreshchenykh chuvashei Yuzhnogo Priural'ya (po materialam ekspeditsii 2014 g.) [To the question of the typology of gravestones monuments of the unbaptized Chuvash of the Southern Ural (based on materials from the expeditions of 2014)]. In: Galieva F.G., comp., ed. Dokumenty i materialy po istorii i kul'ture narodov Yuzhnogo Urala [The documents and materials on the history and culture of the peoples of the southern Urals]. Ufa, 2018, pp. 109-122.
31. Prokop'ev K.P. Pokhorony i pominki u Chuvash [Funeral and commemoration of the Chuvashs]. Izvestiya Obshchestva arkheologii, istorii i etnografii pri Imperatorskom Kazanskom universitete [Proc. of the Society of archaeology, history and ethnography of the Kazan Imperial University]. Kazan, 1903, vol. XIX, iss. 5-6, pp. 215-250.
32. Rudenko S.I. Chuvashskie nadgrobnye pamyatniki [Chuvash tombstones]. In: Materialy po etnografii Rossii [Materials for the Ethnography of Russia]. St. Petersburg, 1910, vol. 1, pp. 81-88.
33. Salmin A.K. Prazdniki, obryady i verovaniya chuvashskogo naroda [Holidays, rituals and beliefs of the Chuvash people]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 2016, 687 p.
34. Salmin A.K. Sistema religii chuvashei [The system of religion of the Chuvashs]. St. Petersburg, 2007, 654 p.
35. Salmin A.K. Chuvashskie sorochiny «yupa» [Chuvash commemoration «yupa»]. Izvestiya Natsional'noi akademii nauk iiskusstv Chuvashskoi Respubliki, 2002, no. 4, pp. 67-88.
36. Salmin A.K. Yupa - antropomorfnyi stolb na mogile chuvashei [Yupa - anthropomorphic pillar on the grave of the Chuvashs]. In: Sibirskii sbornik. I: Pogrebal'nyi obryad narodov Sibiri i sopredel'nykh territorii [Siberian collection. I: The funeral rite of the peoples of Siberia and adjacent territories]. St. Petersburg, 2009, book 2, pp. 204-210.
37. Sboev V.A. Issledovaniya ob inorodtsakh Kazanskoi gubernii. Ch. 1. Zametki o chuvashakh [Studies about aliens of the Kazan province. Part 1. Notes about Chuvashs]. Kazan, 1851, 272 p.
38. Sboev V.A. Issledovaniya ob inorodtsakh Kazanskoi gubernii. Zametki o chuvashakh [Studies about aliens of the Kazan province. Notes about the Chuvashs]. Kazan, 1856, 188 p.
39. Sboev V.A. Chuvashi v bytovom, istoricheskom i religioznom otnosheniyakh: ikh proiskhozhdenie, yazyk, obryady, pover'ya, predaniya i pr. [Chuvash in everyday, historical and religious relations: their origin, language, rituals, beliefs, legends, etc.]. Moscow, 1865, 188 p.
40. Smelov V. Ocherk religioznykh verovanii Chuvash [Essay on religious beliefs of Chuvashs]. Magnitskii V.K. Materialy k ob"yasneniyu staroi chuvashskoi very]. Kazan, 1881, pp. 243-261.
41. Stolyarova G.R. Istoriya formirovaniya i obryadnost' chuvashei-yazychnikov Tatarstana [The history of the formation and rituals of the Pagan Chuvashs of Tatarstan]. Etnograficheskoe obozrenie, 2006, no. 2, pp. 90-115.
42. Timryasov S. Pokhorony i pominki u chuvash-yazychnikov der. Ishalkinoi Chistopol'skogo uezda Savrushskogo prikhoda [Funeral and wake at the Chuvash pagans der. Ishalkina Chistopolsky district Savrushsky parish]. Izvestiya Kazanskoi eparkhii, 1876, no. 9, pp. 269-274.
43. Trofimov A.A. Zoroastrizm: suvaro-bolgarskaya i chuvashskaya narodnaya kul'tura. Religiya. Kul'tovaya arkhitektura. Skul'ptura. Prikladnoe iskusstvo. Svyashchennye znaniya [Zoroastrianism: Suvaro-Bulgarian and Chuvash folk culture. Religion. Cult architecture. Sculpture. Applied art. Sacred knowledge]. Cheboksary, 2009, 256 p.
44. Trofimov A.A. Narodnaya monumental'naya kul'tovaya skul'ptura [Folk monumental religious sculptures]. In: Ivanov V.P., ed. Chuvashi: istoriya i kul'tura [Chuvash: history and culture]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 2009, pp. 258-272.
45. Trofimov A.A. Chuvashskaya narodnaya derevyannaya skul'ptura (Monumental'naya forma) [Chuvash folk wooden sculpture (Monumental form)]. In: Traditsii i poiski v chuvashskom iskusstve [Tradition and searches in Chuvash art]. Cheboksary, 1989, pp. 3-42.
46. Trofimov A.A. Chuvashskaya narodnaya kamennaya skul'ptura [Chuvash folk stone sculpture]. In: Issledovaniya po drevnei i sovremennoi kul'ture chuvashei [research on ancient and modern culture Chuvash]. Cheboksary, 1987, pp. 5-20.
47. Trofimov A.A. Chuvashskaya narodnaya kul'tovaya skul'ptura [Chuvash folk stone sculpture]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 1993, 240 p.
4S. Trofimov Yu.A. Narodnaya «vremennaya» kul'tovaya skul'ptura chuvashei i dunaiskikh bolgar. Kanon, kompozitsiya, struktura, obraz [Folk "temporary" religious sculpture of the Chuvash and Danube Bulgarians. Canon, composition, structure, image]. In: Chuvashskoe iskusstvo. Voprosy teorii i istorii. Vyp. 5. Mezhnatsional'noe prostranstvo khudozhestvennoi kul'tury [Chuvash art. Issues of theory and history. ISS. 5: International space art culture]. Cheboksary, 2003, pp. S9-122.
49. Trofimov Yu.A. Narodnaya monumental'naya kul'tovaya skul'ptura chuvashei i dunaiskikh bolgar. Problemy istoricheskoi obshchnosti i khudozhestvennoi tselostnosti [Folk monumental religious sculpture of the Chuvashs and Danube Bulgarians. Problems of historical community and artistic integrity]. Cheboksary, 2003, 156 p.
50. Fokin P.P. Sem'ya i brak, semeinye obryady [Family and marriage, family ceremonies]. In: Kondrat'ev M.G., ed. Simbirsko-saratovskie chuvashi [Siberian-Saratov Chuvash]. Cheboksary, 2004, pp. 107-141.
51. Fuks A.A. Zapiski o chuvashakh i cheremisakh Kazanskoi gubernii [Notes on Chuvashs and Cheremises of Kazan Province]. Kazan, 1S40, 329 p.
52. Chuvashi. Etnograficheskoe issledovanie Ch. 2. Dukhovnaya kul'tura [Chuvashs: ethnographic research. Part 2. Spiritual culture]. Cheboksary, Chuvash Publ. House, 1970, 30S p.
53. Chuvashskie pominki v sele Tuarmy Bugul'minskogo uezda [Chuvash commemorations in the village of Tuarma of Bugulminsky district]. Samarskie eparkhial'nye vedomosti [Samara diocesan statements], 1S67, no. 23, pp. 555-561.
54. Etnograficheskii ocherk Mil'kovicha, pisatelya kontsa XVIII veka, o chuvashakh. S predisl. N.V. Nikol'skogo [Ethnographic essay Milkovich, a writer of the late XVIII century, about the Chuvashbi. With foreword of N.V. Nikolsky]. Obshchestva arkheologii, istorii i etnografii pri Imperatorskom Kazanskom universitete [Proc. of the Society of archaeology, history and ethnography of the Kazan Imperial University]. Kazan, 1906, vol. XXII, iss. 1, pp. 34-67.
55. Yagafova E.A. Kalendarnye obryadovye traditsii samarolukskikh chuvashei [Calendar ritual traditions of the Samaroluk Chuvashs]. In: Chuvashi Samarskoi Luki [Chuvashs of Samara Luka]. Cheboksary, 2003, pp. 115-134.
56. Yagafova E.A. Samarskie chuvashi: istoriko-etnograficheskie ocherki. Konets XVII - nachalo ХХ vv. [Samara Chuvashs: historical and ethnographic essays. The end of the XVII - the beginning of the XX centuries.]. Samara, 199S, 36S p.
57. Yagafova E.A. Chuvashskoe «yazychestvo» v XVIII-nachale XXI veka [Chuvash "paganism" in the XVIII - beginning of the XXI century]. Samara, 2007, 12S p.
5S. Passek T., Latynin B. Sur la question des «kamennye baby». In: Eurasia septentrionalis antiqua (ESA). IV. Helsinki, 1929, pp. 303-304.
PETROV IGOR - Candidate of Historical Sciences, Senior researcher of Ethnography Department, R.G. Kuzeev Institute for Ethnological Studies, Ufa Federal research center of Russian Academy of Sciences, Russia, Ufa ([email protected]).
Формат цитирования: Петров И.Г. Изображения элементов женского костюма на намогильных памятниках некрещеных чувашей: к вопросу изучения основных приемов их визуализации // Вестник Чувашского университета. - 2019. -№ 2. - С. 120-135.
