Научная статья на тему 'Изменение социального облика студенчества Петроградского / Ленинградского университета в первые годы советской власти (1917-1925)'

Изменение социального облика студенчества Петроградского / Ленинградского университета в первые годы советской власти (1917-1925) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
920
148
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
УНИВЕРСИТЕТ / СТУДЕНЧЕСТВО / СОЦИАЛЬНЫЙ ОБЛИК / «ЧИСТКА» / МАТЕРИАЛЬНО-БЫТОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ / «CLEANSING» / UNIVERSITY / STUDENTSHIP / SOCIAL IMAGE / ECONOMIC AND LIVING CONDITIONS

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Ермошко А. Г.

Предпринята попытка, опираясь на данные университетской статистики, определить численный и сословный состав студентов Петроградского / Ленинградского университета в рассматриваемый период, выявить их изменение в зависимости от правительственной политики. Особое внимание уделено рассмотрению материально-бытового положения студентов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article is devoted to the study of the social image of the studentship of Petrograd / Leningrad University in the first years of the Soviet power. Based on the university statistics an attempt was undertaken to determine the number and social class of the students in the period under consideration as well as to identify their change depending on the government policy. Special attention was paid to economic and living conditions of the students.

Текст научной работы на тему «Изменение социального облика студенчества Петроградского / Ленинградского университета в первые годы советской власти (1917-1925)»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2011 История Выпуск 2 (16)

ШТРИХИ К ИСТОРИИ УНИВЕРСИТЕТСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ (К ЮБИЛЕЮ ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА)

УДК 94(47+57)”1917/1991”+316.34/.35

ИЗМЕНЕНИЕ СОЦИАЛЬНОГО ОБЛИКА СТУДЕНЧЕСТВА ПЕТРОГРАДСКОГО / ЛЕНИНГРАДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ (1917-1925)

А. Г. Ермошко

Предпринята попытка, опираясь на данные университетской статистики, определить численный и сословный состав студентов Петроградского / Ленинградского университета в рассматриваемый период, выявить их изменение в зависимости от правительственной политики. Особое внимание уделено рассмотрению материально-бытового положения студентов.

Ключевые слова: университет, студенчество, социальный облик, «чистка», материально-бытовое положение.

Изучая проблемы развития высшего образования, исследователи неоднократно и с разных сторон рассматривали процесс становления советской высшей школы. Однако до сих пор многие аспекты остаются спорными и не до конца изученными.

Сопоставление государственных установок в отношении системы высшего образования с реальными учреждениями, в частности с Петроградским / Ленинградским университетом, представляется актуальным, так как проблема руководства такими сложными структурами, какими являются высшие учебные заведения, и сегодня не менее важна, чем в первые годы советской власти.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1917 по 1925 г., так как именно в это время были выработаны основные принципы существования советской высшей школы, осуществлены кардинальные преобразования и получены первые результаты этой многоплановой работы.

Изучение истории Петроградского / Ленинградского университета началось во второй половине XX в. Однако в отечественной историографии отсутствуют исследования, посвященные непосредственно истории студенчества университета в послереволюционный период.

Ценный вклад в изучение проблемы развития советского образования внес А. А. Курепин. Его монография представляет собой комплексное исследование вопросов организации и социальной истории науки в Ленинграде в 1920-1930-е гг. Особое внимание автор уделил процессу формирования политико-административной системы руководства наукой, советизации научных учреждений, взаимоотношениям власти и научной интеллигенции [Курепин, 2003]. Необходимо также выделить монографии А. П. Купайгородской и Е. Э. Платовой, К. А. Пшенко. Опираясь на широкий круг источников, они рассмотрели процесс регулирования «классовой чистоты» обучающихся, их отношение к реформе высшей школы, процесс «пролетаризации» вузов не только в Петрограде, но и в стране [Купайгородская, 1984; Платова, Пшенко, 1999].

Несмотря на то что деятельности Петроградского / Ленинградского университета в этих работах уделяется особое внимание, многие проблемы или не поднимаются, или рассматриваются кратко. Опубликованы статьи в различных университетских сборниках, периодических изданиях, обобщающие труды - летопись университета, очерки, работы по истории отдельных кафедр и факультетов [История Ленинградского университета, 1969; Университетские Петербургские Чтения, 2003; 275 лет..., 1999].

Одним из основных трудов стала коллективная работа сотрудников исторического факультета «История Ленинградского университета. 1819-1969: очерки», вышедшая в дни празднования его 150-летия. В очерках дана характеристика основных этапов развития университета, университетской системы образования и науки. В них подробно отражены его деятельность, реорганизация структуры, факультетов, учебная и научная жизнь, положение студенчества и профессорско-

© А. Г. Ермошко, 2011

преподавательского состава. Даже краткий анализ состояния отечественной историографии показывает, что история студенчества Петроградского / Ленинградского университета нуждается в дальнейшем изучении.

События 1917 г. стали поворотными в судьбе высших учебных заведений нашей страны. Начались многочисленные преобразования, связанные с реорганизацией факультетов, изменением социального состава студенчества, организацией нового порядка приема студентов, проведением перерегистраций и так называемых «чисток». Планами большевиков предусматривалась полная реорганизация научных учреждений страны, существенная перестройка всех сторон их деятельности - взаимоотношения с новой властью, внутреннего уклада, порядка формирования кадрового состава, программ и методов обучения, подготовки новых специалистов [Курепин, 2003, с. 12].

Современные исследователи полагают, что необходимость повышения статуса науки в государстве и обществе, изменения ее организационной и отраслевой структуры давно назрела и разделялась многими тогдашними учеными. Однако смысл начавшейся реформы заключался в советизации научных учреждений, в предельном ограничении их автономии и установлении жесткого политического контроля [Соскин, 1998, с. 72].

Практическую политику в сфере науки и высшей школы определяли и направляли ЦК РКП(б) и Политбюро, а осуществлял агитационно-пропагандистский отдел ЦК. Одним из основных органов государственного руководства наукой стал Комиссариат народного просвещения. Параллельно в наиболее крупных научных центрах страны образовывались его местные структуры. В Петрограде первым таким органом был Научный отдел Комиссариата по просвещению Союза коммун Северной области (октябрь 1918 - февраль 1919 г.). Его преемником стал Петроградский отдел научных учреждений и высших учебных заведений, переименованный вскоре в Петроградское управление научных и научно-художественных учреждений (ПУНУ) Академического центра Наркомпроса. Заведовал управлением М. П. Кристи, назначенный на эту должность в июле 1918 г. по рекомендации наркома просвещения А. В. Луначарского. Отдел содействовал проведению в жизнь правительственных декретов, касавшихся организации науки и высшей школы, принимал решения о создании и закрытии научных учреждений, решал вопросы финансирования, нормирования оплаты труда, утверждал штаты и сметы [Курепин, 2003, с. 12].

Весной 1918 г. при Комиссариате народного просвещения была образована комиссия по реформе высшей школы под председательством П. К. Штернберга. Комиссия в первую очередь занялась вопросами преподавания на гуманитарных факультетах и подготовкой новых правил приема. В результате ее деятельности были разработаны проект Положения о российских университетах и основные тезисы, касающиеся их реформы. В шестом пункте Положения отмечалось: «Российские университеты состоят в ведении Народного комиссариата просвещения, коему предоставляют ежегодно на утверждение как отчет о своей деятельности, так и подробные сметные предположения»1.

Декрет «О правилах приема в высшие учебные заведения» был подписан В. И. Лениным 2 августа 1918 г. Первый пункт декрета гласил: «1. Каждое лицо, независимо от гражданства и пола, достигшее 16-ти лет, может вступить в число слушателей любого высшего учебного заведения, без представления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой-либо школы». Во втором и третьем пунктах отмечалось: «2. Воспрещается требовать от поступающих каких бы то ни было удостоверений, кроме удостоверения о их личности и возрасте. 3. Все учебные заведения Республики, на основании декрета о совместном обучении от 27 мая 1918 г., открыты для всех, без различия пола. За нарушение указанного декрета все ответственные лица подлежат суду революционного трибунала» [Декреты., 1964, с. 141]. Государство стремилось ликвидировать неравенство женщин и мужчин, создав одинаковые условия для поступления в вузы. Таким образом, женщины впервые в истории России были активно вовлечены в учебный процесс. Например, в 1926 г. более 37 тыс. женщин учились в вузах страны, что составляло 31,3% от общего числа студентов [Платова, Пшенко, 1999, с. 81]. Четвертый пункт декрета объявлял недействительным уже произведенный прием в 1918 г. по старым правилам - на основании приемных экзаменов или конкурса аттестатов. Также указывалось, что «никаких не только юридических, но и фактических привилегий для имущих классов не могло быть. На первое место, безусловно, должны быть приняты лица из среды пролетариата и беднейшего крестьянства, которым будут предоставлены в широком размере стипендии» [Декреты., 1964, с. 141].

Для многих студентов такое реформирование образования явилось настоящим потрясением.

В знак несогласия с новыми условиями приема студенчество выступило с резолюцией, в которой отмечалось: «Студенчество Петроградского университета признает отмену при поступлении в университет всякого образовательного ценза совершенно недопустимой. В высшую школу должны попадать лишь лучшие элементы молодежи. Проникновение в нее слабо подготовленных элементов неизбежно вызовет соответственное приспособление преподавательского персонала к пониженному уровню своей аудитории, что поведет к ущербу для науки и дела университетского преподавания»2.

Прием в студенты в 1918/19 учеб. г. осуществлялся в течение всего года. Во многом он носил хаотичный характер. Все подавшие прошения допускались к слушанию лекций на соответствующих факультетах. Однако Правление университета приняло решение объявить поступающим, что все лица, подавшие прошение о зачислении их в университет, «будут приняты и беспрепятственно допущены к слушанию лекций на соответствующих факультетах, но Правление считает своим долгом предупредить этих лиц, что для успешного освоения читаемых в университете лекций необходимо иметь достаточное общее развитие и общие познания в объеме средней школы. Для практических занятий лица, зачисленные в университет, будут допускаться после проверки» [Купайгород-ская, 1984, с. 47]. Например, на физико-математическом, историко-филологическом факультетах проводились специальные коллоквиумы, на юридическом факультете устраивалась проверка общих знаний в объеме средней школы. Таким образом, приемные испытания, хотя в несколько иной форме, были сохранены. В ноябре 1918 г. появилось новое постановление Комиссариата народного просвещения «О порядке допущения студентов высших учебных заведений к практическим занятиям и о продлении срока подачи прошений для зачисления в студенты» [Собрание узаконений., 1918, ст. 863]. Постановление запрещало всякие испытания, коллоквиумы для определения возможности допущения к практическим занятиям в высшей школе. Подчеркивалось, что всякий экзамен в вузе является лишь способом проверки усвоения предмета и никакого другого значения не имеет. Студенты могли подвергаться испытаниям, но «без всяких формальностей». Срок подачи прошений в высшие учебные заведения был продлен до 1 января 1919 г.

Состав студентов Петроградского университета в 1917-1920 гг. претерпел существенные изменения. В 1917/18 учеб. г. количество студентов резко сократилось по сравнению с 1913/14 учеб. г. Если на 1 января 1914 г. в университете числились 7442 студента, то на 1 января 1918 г. - 4325, в том числе на историко-филологическом факультете - 224, на факультете восточных языков - 62, на физико-математическом - 1900 и на юридическом - 2141 [История., 1969, с. 191]. А на 1 июля 1919 г. в университете обучались уже 8256 студентов, в том числе на историкофилологическом - 1318, на факультете восточных языков - 228, на физико-математическом - 1298, на юридическом - 35453. Увеличение численности студентов на факультетах в 1918/19 учеб. г. в два раза по сравнению с 1917/18 учеб. г., возможно, было связано с введением новых правил приема, увеличением количества поданных заявлений. Из приведенных данных также видно, что по-прежнему сохранялся один из главных недостатков дореволюционной высшей школы - неравномерность распределения студентов по факультетам.

Необходимо отметить, что подписанный В. И. Лениным 2 августа 1918 г. декрет «О правилах приема в высшие учебные заведения» отменил все формальные ограничения и открыл доступ в вузы, в том числе в Петроградский университет, всем желающим независимо от наличия документов

о среднем образовании [Декреты., 1964, с. 141]. Декрет имел важное политическое значение, показав рабоче-крестьянской молодежи, что отныне высшая школа не представляет собой нечто чуждое, а является учреждением народным и общедоступным. Однако отсутствие опыта, конкретных разработок, учитывающих реальные условия, на некоторое время дезорганизовало учебную и научную жизнь университета.

Большевики стремились к тому, чтобы представители рабочих и беднейших крестьян имели реальную возможность попасть на студенческую скамью, несмотря на отставание в подготовке, общем развитии по сравнению с выходцами из других классов. Но за три года существования советской власти решить поставленную задачу так и не удалось. По мнению Е. М. Балашова, невозможно было за это время полностью реорганизовать систему образования, которая формировалась десятилетиями [Балашов, 2003, с. 120].

В последующие годы численность студентов университета увеличивалась. В конце 1921 г. в университете обучались 9293 студента, но рабочих и крестьян среди них было мало. «В начале

1920 г. университет продолжал готовить буржуазную интеллигенцию, как во времена царской России. Студенчество в массе своей было представлено выходцами из дворян, духовенства, буржуазии, крупного чиновничества. Это были “матерые” студенты, которые находились в стенах университета по 10-15 лет. Надменно и брезгливо озирали они представителей трудящихся» [На штурм науки., 1971, с. 59-60].

Постепенно власть начала оказывать давление на представителей «старого» студенчества. Вскоре последовали аресты наиболее активных студенческих лидеров. Первый случай ареста студентов Петроградского университета произошел в августе 1920 г.: «Систематические и многочисленные аресты начались с нового 1920/21 учебного года, они коснулись студентов не только университета, но и других вузов Петрограда. Эти репрессии сопровождались массовыми возмущениями студентов, бурно выражавших сочувствие своим товарищам» [Чернов, 2000, с. 139].

Новые правила приема в высшие учебные заведения были утверждены 21 июня 1921 г. [Ку-пайгородская, 1984, с. 127]. Провозглашался классовый принцип комплектования вузов, эти правила не закрывали окончательно путь в университет представителям других социальных групп. Однако устанавливалось, что теперь в первую очередь будут приниматься лица, окончившие рабфаки, лица физического труда, члены партии и комсомольцы, поступающие с направлениями различных государственных и общественных организаций. Остальные будут приниматься лишь при наличии свободных мест. Вводилась плата за обучение «для улучшения материального положения вузов, а также для регулирования социального состава студенчества» [Там же, с. 137]. Для того чтобы получить право на бесплатное обучение, студенту необходимо было заполнить анкету, ответив прежде всего на такие вопросы: «кем командирован», «ваше сословие до революции и социальное положение в настоящее время», «сколько членов семьи», «из чего складываются ваши средства к существованию (личный заработок, поддержка)», «ваша основная профессия и где работали, в какой должности до поступления в университет», «партийность». Исходя из полученных ответов, учитывая предъявленные удостоверения о тяжелом материальном или семейном положении, комиссия устанавливала отдельно для каждого студента определенную плату за обучение4.

В 1924 г. был принят специальный декрет «О взимании платы в высших учебных заведениях РСФСР», в котором содержалась детально разработанная шкала оплаты [Собрание узаконений., 1925, ст. 10]. Право на бесплатное обучение имели выпускники рабфаков, члены РКП(б), члены РКСМ, беднейшие крестьяне, безработные, бывшие воины Красной Армии, работники просвещения и их дети, круглые сироты, находящиеся на государственном снабжении, лица, командированные партийными организациями [Купайгородская, 1984, с. 138]. Рабочие, заработная плата которых составляла от 50 до 75 руб. в месяц, в год должны были платить 25 руб., от 76 до 100 - 40 руб., от 101 до 150 - 60 руб., от 201 до 300 - 150 руб. Крестьяне, источником средств существования которых являлось исключительно сельское хозяйство, за обучение в год должны были платить от 15 до 25 руб. [Собрание узаконений., 1925, ст. 10].

Размер и принцип назначения платы носили ярко выраженный классовый характер. А. Рожков отмечает: «Тяжелее всех было непролетарскому студенчеству. Советская власть не только обрекла его на самовыживание, но и заставила оплачивать учебу. В середине 1920-х гг. плата за обучение колебалась от 100 до 200 руб. в год в зависимости от материального положения родителей. С каждым годом росло количество «льготников», сокращалось число «буржуазных» студентов и соответственно увеличивалась сумма оплаты. К концу 1920-х гг. один оплачивающий свою учебу студент фактически содержал 3-4 пролетариев и коммунистов, внося в вузовскую казну от 225 до 400 руб. в год» [Рожков, 1999, с. 73]. В 1924/25 учеб. г. свыше 35% обучавшихся в Ленинградском университете студентов платили за обучение [Купайгородская, 1984, с. 139].

Новые правила предусматривали проведение приемных испытаний по основным предметам. При этом указывалось, что они не должны быть конкурсными, их цель - дать возможность убедиться, «обладает ли действительно кандидат, с одной стороны, кругом необходимых знаний, с другой - гражданско-политическим развитием» [Там же, с. 128]. А. Рожков подчеркивает: «Вступительные экзамены не имели решающего значения, поскольку на первых порах рабочекрестьянскую молодежь принимали даже с неудовлетворительными оценками. На вступительных экзаменах нередко складывались анекдотические ситуации. Например, когда одного командированного в вуз пролетария попросили изобразить два в квадрате, он начертил квадрат, внутри которого поместил цифру два. Достоин ли абитуриент учиться в вузе, решали приемные комиссии,

члены которых порой не имели к высшей школе никакого отношения» [Рожков, 1999, с. 68]. В последующие годы правила приема уточнялись и дополнялись, но суть их оставалась та же: увеличить число обучающихся рабочих и крестьян. В 1923 г. инструкции о приеме вновь напоминали, что экзамены не должны быть конкурсными. От них совсем освобождались кроме рабфаковцев абитуриенты из детских домов и школ II ступени.

Принцип классового приема вновь встретил решительное сопротивление со стороны многих преподавателей и студентов. В октябре 1921 г. группа профессоров университета (среди них -Н. М. Гюнтер, А. А. Марков, П. А. Православлев, Ю. А. Филипченко) заявили на заседании Ученого Совета: «.прием слушателей в университет должен производиться согласно их знаниям, а не по каким-либо классовым и политическим соображениям. университет постепенно превращается в узко-практическое специальное учебное заведение, только по недоразумению сохраняющее свое название»5.

Таким образом, теперь при поступлении в университет, до прохождения экзаменов, необходимо было предоставить в приемную комиссию документы о возрасте, метрическое свидетельство, трудовую книжку, для мужчин - документ об отношении к воинской повинности, для студентов рабфака - свидетельство о его окончании, две фотокарточки, командировочное удостоверение с указанием города, вуза и факультета, анкету, собственноручно написанное заявление о приеме с указанием факультета или отделения, свидетельство о полученном среднем образовании для тех, у кого оно было6.

Новые правила приема повлияли на изменение не только численного, но и социального состава студентов. Если в конце 1921 г. в университете числились 9293 студента, то на 13 июля 1922 г. - 9074, в том числе на факультете общественных наук - 4592, физмате - 4482. А на

1 февраля 1925 г. в университете насчитывалось лишь 3986 студентов. На уровне 4-5 тыс. и стабилизировался состав студентов в ближайшие годы: к 15 сентября 1926 г. в университете обучались 4486 человек, к 15 сентября 1927 г. - 4497 и к 1 января 1928 г. - 4596 [История Ленинградского университета, 1969, с. 254].

«Петроградская правда» 24 декабря 1922 г. писала: «По социальному составу вновь принятые в этом году студенты распределяются следующим образом: из 2590 зачисленных крестьян было 689 человек, мещан - 595, детей рабочих - 28, детей трудовой интеллигенции и лиц интеллигентного труда - 120, служащих и их детей - 47, бывших офицеров и их детей - 66, детей дворян - 61, детей купцов - 16, детей священников -19» [с. 5]. Также указывалось, что «принятая в этом году масса студенчества чрезвычайно разнообразна по своему социальному положению. Тут еще имеются и дворяне и мещане и купеческое сословие. Но среди поступивших есть уже определенная группа рабочих и крестьян» [Там же].

Изменение в составе студенчества было отмечено в 1923/24 учеб. г. Особую роль в этом сыграли проведенные в университете в 1922 г. и весной 1924 г. «чистки». Как вспоминал М. Б. Рабинович, студент Петроградского университета 1920-х гг., 1923/24 учеб. г. был одним из переломных в жизни университета: «Если до весны этого года еще часто встречались студенты старого типа, проявлялись прежние нравы, то и дело слышалось обращение «коллега», то потом все стало меняться. Все чаще появлялись студенты нового облика, и внешнего и внутреннего. Студенческие фуражки, тужурки становились редкостью. Ведь уже в 1923 г. при поступлении социальное происхождение стало во многом решающим» [Рабинович, 1996, с. 84].

В 1923 г. в числе поступающих в университет было 50 рабфакофцев и 1250 командированных партийными, советскими и профсоюзными организациями. В 1924 г. в него было зачислено всего 293 человека, из них 113 - окончившие рабочий факультет, 41 член партии и 78 комсомольцев. «С этого года комплектование студентов за счет представителей трудящихся можно было считать обеспеченным» [История., 1969, с. 260].

Советская историография отмечает, что перерегистрация студентов университета, осуществленная в 1922 г., привела к исключению из него 1997 человек, в том числе 306 - за неуспеваемость и 1691 - за перерыв в учебе [Там же, с. 261]. В прессе сообщалось, что необходимо освобождаться от неуспевающих студентов, так как вузы переполнены и средств на обучение нет. На деле же «главной целью академической проверки было исключение из университета тех учащихся, чье социальное происхождение и политические позиции противоречили общему направлению переустройства высшей школы» [Купайгородская, 1984, с. 131].

Особенно радикальной была «чистка» студентов, осуществленная на основе постановления СНК РСФСР от 16 мая 1924 г. «О сокращении наличного количества учащихся в вузах» [Собрание узаконений., 1924, ст. 468, 614]. Хотя официально целью этой «чистки» так же, как и «чистки» 1922 г., объявлялось освобождение от балласта, т. е. неуспевающих студентов, в действительности она прошла под лозунгом удаления из вузов социально «чуждых» элементов. Пристальное внимание обращалось на социальное происхождение и имущественное положение студента и его родных. Такая формулировка, как «чуждый элемент, оторвавшийся безнадежно от союза», могла стать главным мотивом исключения из вуза. Один из прошедших такую «чистку» студентов позже отмечал, что огромное значение имела и внешность испытуемого: «чем более “пролетарски” вы выглядите, чем грубее ваша речь и тупее ответы, тем больше шансов на то, что вы будете грызть гранит науки» [Рожков, 1999, с. 69].

Как вспоминал М. Б. Рабинович, именно печально известная «чистка» 1924 г. нанесла окончательный удар по «старому» университету. Все студенты должны были пройти через специальные комиссии, в которых заседали представители администрации, общественных студенческих организаций. Хотя в печати и говорилось о том, что чистка позволит избавиться от неуспевающих студентов, которые освободят места для более достойных, но при опросе в комиссии главным было выяснение социального лица, чтобы побыстрее избавиться от «чуждого» элемента. По словам М. Б. Рабиновича, «те, кого комиссия признала “чуждым”, т. е. дети купцов, дворян, царских чиновников, офицеров и т. д., - безжалостно исключались из университета. Спокойно стояли у дверей комнаты, в которой заседала комиссия, только те, у кого в анкете было написано: рабочий, крестьянин-бедняк, батрак. Чистка была жестокой и вполне бессмысленной мерой. Выброшено было из университета много талантливых людей, которые могли бы принести пользу родине, множество жизней было разбито, искалечено. Хорошее социальное происхождение - вот был выигрышный билет в этой игре» [Рабинович, 1996, с. 85].

После проведенных в 1922 и 1924 гг. «чисток» у исключенных студентов в личном деле появлялась такая запись: «Секретариат Ленинградского Государственного Университета от 15 октября 1925 г. сообщает, что гр. Л. И. Рейнин уволена при общей проверки в 1924 г., как социально чуждый элемент рабочему классу»7. Или: «Постановлением Правления Петроградского Государственного Университета от 13 декабря 1923 г. Ольга Александровна Гаврилова уволена из числа студентов вследствие невыполнения академической активности»8.

После исключения из университета многие юноши и девушки испытывали состояние душевного надлома, находились на грани отчаяния. Для некоторых это было равносильно смерти. Ученые приводят несколько фактов самоубийств, причиной которых стала «чистка»: «23-летний студент принял уксусную эссенцию, отравилась фосфором 18-летняя студентка медфака, “вычищенная” из вуза 22-летняя девушка выпила цианистый калий» [Рожков, 1999, с. 71]. Большинство же отчисленных покидали родную альма-матер внешне спокойно, с достоинством, но уносили в своей душе глубокое возмущение и озлобление.

Проблема материально-бытового обеспечения студенчества в 1920-е гг. была одной из наиболее трудных. Перед советской властью стояла задача не только привлечь в университет представителей рабочих и крестьян для скорейшего изменения социального состава студенчества, но и создать хорошие условия для учебы, обеспечить стипендиями и продовольственными пайками. Однако в условиях Гражданской войны решить эту задачу не удалось. Социальное обеспечение до 1922 г. охватывало только часть студентов. Оно состояло в предоставлении пайка и небольшой денежной суммы, выдаваемой нерегулярно. Студенты получали несколько буханок хлеба, 1-2 килограмма сельдей, 500 граммов подсолнечного масла в месяц [История Ленинградского университета, 1969, с. 262]. «Жилось нам, студенческой молодежи, очень нелегко. Стипендий для огромного большинства не было. Они давались немногим. Надо было зарабатывать на жизнь и на возможность учиться, хотя двери высшей школы с первых лет советской власти гостеприимно открылись для всех.» [На штурм науки., 1971, с. 166].

По воспоминаниям студентов, обед в столовой состоял из супа с пшеном. Согревал хорошо в столовой студенческий шум, разговоры. Некоторые товарищи, делясь опытом, с энтузиазмом рассказывали о чудном обогреве комнат «буржуйками»: «Бросишь в “буржуйку” старую газету или какую-нибудь бумагу - и пошло тепло. А если бросить щепки, так через полчаса - рай земной.» [Там же].

По мнению А. П. Купайгородской, более регулярное обеспечение студентов государственными стипендиями началось с 1922 г. Кроме Комиссариата народного просвещения различные ведомства (ВСНХ, наркоматы, профсоюзы), а также частные лица в соответствии с декретом СНК «О государственных и частных стипендиях для студентов» могли учреждать частные стипендии или хозяйственные, которые обычно были выше государственной [Купайгородская, 1984, с. 132]. Государственную стипендию могли получить студенты, имеющие право на бесплатное обучение, а хозяйственную - представители «непролетарского» студенчества: «Если бы не поддержка некоторых меценатов, сумевших выплачивать около 3 тыс. частных стипендий в размере от 15 до 100 руб. в ценах 1924 г., то непролетарское студенчество просто не выжило бы» [Рожков, 1999, с. 72].

Для того чтобы получить государственную стипендию, необходимо было написать заявление в стипендиальную комиссию, например: «Прошу комиссию зачислить меня на госстипендию, так как материальной помощи оказать некому, и в данный момент нахожусь в крайне тяжелых условиях. До сего времени я воспитывалась в детдоме, на снабжении государства, и теперь, несмотря на то, что у меня нет ни одежды, ни постельных принадлежностей, я даже не имею средств для про-живания»9.

Для получения стипендии необходимо было также заполнить анкету «для определения на госстипендию при Петроградском университете». В ней было 33 вопроса, в том числе «кем командирован», «участие в советском строительстве», «партийность», «какой партии сочувствуете», «отношение к советской власти». На последний вопрос студенты в основном отвечали: «с доверием», «сочувствующее», «мне близки идеалы коммунизма, считаю советскую власть более справедли-вой»10. На основании этих ответов и заявления стипендиальная комиссия университета принимала решение о назначении стипендии. В 1924 г. средний размер стипендии составил 10 руб., что было вдвое ниже прожиточного минимума студента. Хозяйственные стипендии были от 25 до 60 руб. [История Ленинградского университета, 1969, с. 263].

В целом положение студентов университета в рассматриваемый период было тяжелым: «У громадного большинства одежда и обувь поизносились до дыр, руки в мозолях, лицо изможденное, бледное. Вы редко встретите студента, который бы не страдал болезнью желудка. После трех лет такой жизни государство получает инвалидов, которые в тягость себе и другим» [Рожков, 1999, с. 72]. Однако трудности, с которыми приходилось сталкиваться студентам, не мешали молодым людям стремиться к знаниям, «радостно и энергично» относиться к жизни. Вспоминая студенческие годы, А. И. Ростикова писала: «Прежде всего мы должны учиться, и мы учились упорно, с жадностью, не щадя себя, отказывая себе во многом, даже в самом элементарном, необходимом, учились до самозабвения» [На штурм науки., 1971, с. 167].

Первые годы советской власти определили чрезвычайно интересный и одновременно противоречивый период в истории Петроградского/Ленинградского университета, показавший всю сложность и даже драматизм студенческой жизни того времени, вызванные в том числе необдуманностью проводимых реформ.

Необходимо отметить, что весь комплекс мероприятий, направленных на вовлечение рабочего класса, крестьянства в стены университета и изменение социального состава студенчества: создание и функционирование рабочего факультета, введение новых правил приема, проведение «чисток» - привел уже к концу первого десятилетия существования советской власти к постепенному изменению социального и численного состава студентов. П. С. Яцынов, студент университета 1920-х гг., вспоминал: «Для Ленинградского университета учебный 1925/26 год был в полном смысле переломным. завершился “штурм высшей школы”. Решающим образом изменился состав студенчества. О коренном изменении студенческого состава свидетельствует, например, тот факт, что с 1925 г. больше не проводилось так называемых чисток» [Там же, с. 177]. К началу 1925/26 учеб. г. в университете числились 4245 студентов, в 1926/27 - 4486. Причем рабочие и крестьяне составляли 893 человека, крестьяне и их дети - 814 [История Ленинградского университета, 1969, с. 262].

Если учесть, что начало современной научно-технической революции некоторые исследователи датируют второй половиной 1930-х гг., то появляются даже основания гордиться тем, что именно в нашей стране, в том числе в Петроградском/Ленинградском университете, была предпринята попытка подготовить новых специалистов для новой эпохи [Курепин, 2003, с. 21]. На практике же в 1920-х гг. рабочий класс и трудовое крестьянство даже при льготных условиях поступления в

университет не могли выдвинуть из своей среды необходимого количества молодежи, способной освоить весь спектр высших знаний, от технических до педагогических и художественных.

Примечания

1 Центральный государственный архив Санкт-Петербурга. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 20. Л. 3.

2 Там же. Л. 20.

3 Там же. Д. 25. Л. 66 об.

4 Там же. Оп. 6. Д. 2444. Л. 15.

5 Там же. Оп. 14. Д. 16. Л. 214.

6 Там же. Ф. 2556. Оп. 1. Д. 451. Л. 37.

7 Там же. Ф. 7240. Оп. 13. Д. 1. Л. 156.

8 Там же. Оп. 5. Д. 869. Л. 1.

9 Там же. Оп. 8. Д. 532. Л. 17.

10 Там же. Оп. 5. Д. 512. Л. 14 об.

Библиографический список

275 лет. Санкт-Петербургский государственный университет: Летопись 1724-1999 / под ред. Л. А. Вербицкой. СПб., 1999.

Балашов Е. М. Школа в российском обществе. 1917-1927 гг.: становление «нового человека». СПб., 2003.

Декреты Советской власти. М., 1964. Т. 3.

История Ленинградского университета. 1819-1969: очерки. Л., 1969.

Купайгородская А. П. Высшая школа Ленинграда в первые годы советской власти (1917-1925). Л., 1984.

Курепин А. А. Наука и власть в Ленинграде. 1917-1937 гг. СПб., 2003.

Ленин. В. И. Полн. собр. соч. М., 1969. Т. 37.

На штурм науки: Воспоминания бывших студентов факультета общественных наук Ленинградского университета / под ред. В. В. Мавродина. Л., 1971.

Петроградская правда. 1922. 24 дек.

Платова Е. Э., Пшенко К. А. Новое студенчество России: образ жизни. 20-е годы 20-го столетия. СПб., 1999.

Рабинович М. Б. Воспоминания долгой жизни. СПб., 1996.

Рожков А. Студент как зеркало Октябрьской революции // Родина. 1999. № 3.

Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства РСФСР. 1918. № 82. Ст. 863; 1924. № 50. Ст. 468, 614; 1925. № 1. Ст. 10.

Соскин В. Высшая школа - конец автономии (1921-1922 гг.) // Альма матер: Вестн. высшей школы. 1998. № 1-2.

Университетские Петербургские Чтения. 300 лет Северной столице: сб. ст. / под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2003.

Центральный Государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 2556 - Управление уполномоченного Наркомата просвещения РСФСР по высшим учебным заведениям, рабочим факультетам, научным, научно-художественным и музейным учреждениям Ленинграда; Ф. 7240 - Санкт-Петербургский государственный университет.

Чернов М. П. Петроградское студенчество в борьбе за свободную высшую школу в 1918-1922 гг. // Вопр. истории. 2000. № 11-12.

Дата поступления рукописи в редакцию: 26.04.2011

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.