CC BY
524Г. Ф. Матвеев
ИЗ ИСТОРИИ ВОПРОСА О ПРАВЕ НАЦИЙ НА САМООПРЕДЕЛЕНИЕ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Памяти Владимира Александровича Якубского
Развитие международного права после второй мировой войны демонстрирует устойчивый интерес к такой политико-правовой проблеме, как право наций на самоопределение. Ее разработкой занимаются не только юристы-международники, но и международные организации, прежде всего ООН, в Уставе которой зафиксировано, что одной из ее целей является развитие дружественных отношений между нациями «на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов». Как и другие положения международного права, и этот принцип имеет продолжительную историю своего развития, самым тесным образом связанную с судьбой такого феномена общественно-политической жизни, как национальный вопрос. Одним из «пиковых» этапов в их развитии стала первая мировая война.
«Вторжению» национального вопроса в область реальной международной политики в те годы, а затем и в международное право способствовали многие обстоятельства. В их числе заслуживают внимания: приобретение войной затяжного характера, возрастание роли в ней не только действующих армий, но и тыла, необходимость мобилизации всех сил своих народов и деморализации противостоящих государств, желание оправдать в глазах собственного и мирового общественного мнения ужасы самой жестокой и кровопролитной за всю предшествующую историю человечества бойни. Все эти факторы требовали от правительств воюющих держав формулирования и активной пропаганды «идеальных», «высоких» мотивов продолжения вооруженного конфликта до победного конца. Как писал Ллойд-Джордж, «Ни в одной стране народ не желал нести страшные © Г. Ф. Матвеев, 2014
1п Мвтопат /Памяти
все возрастающие жертвы и тяжелое бремя только для того, чтобы расширить границы империи или покарать нарушителей мира»1. Весьма глубоко и неожиданно точно оценил специфику первой мировой войны генерал Э. Людендорф:
В этой войне уже нельзя было отличить, где начиналась мощь армии и флота и где кончалась мощь народа. И вооруженные силы, и народ составляли одно целое. Мир увидал войну народов в буквальном смысле этого слова. С этой объединенной мощью стояли друг против друга самые могущественные государства нашей планеты. К борьбе против неприятельских вооруженных сил на огромных фронтах и далеких морях присоединились борьба с психикой и жизненными силами вражеских народов, с целью их развалить и обессилить2.
Активная, глобальная по своим масштабам пропаганда, обрушенная воюющими государствами на вражеские армии и гражданское население, а также нейтральные страны, и стала одной из главных отличительных особенностей Великой войны. В ход пускались самые разнообразные аргументы, если только они обещали хоть немного ослабить врага. Обдумывание и взвешивание государственными деятелями Антанты и Центральных держав возможных выгод и угроз. связанных с использованием в пропаганде положения о праве наций на самоопределение потребовало немалого времени.
Так, чехословацкий президент Т. Г. Масарик вспоминал, что его друг и один из крупнейших британских знатоков Австро-Венгрии того времени Р. У. Сетон-Уотсон в беседе с ним еще в октябре 1914 г. выразил удивление, «что я делал акцент на государственно-правовую историческую программу; в Англии уже тогда ожидали от нас и от других в Австро-Венгрии большего акцента на национальную программу»3.
Если говорить об Антанте, то использование ею этого лозунга затрудняла прежде всего Россия, долгое время избегавшая решительных шагов в польском вопросе. Министр иностранных дел С. Д. Сазонов в 1914-1916 гг. не раз убеждал Николая II лично пообещать полякам объединить все их земли в составе Российской империи на правах широкой внутренней автономии, и даже встречал у последнего определенное понимание4. Но публичных заявлений по этому вопросу император до конца 1916 г. не делал. А российский премьер И. Л. Горемыкин, выступая
1 августа 1915 г. в Государственной Думе, всего лишь подтвердил обещание, данное полякам в воззвании Николая Николаевича от 1(14) августа 1914 г., предоставить им в будущем автономию. При этом он еще раз подтвердил, что обещанные перемены будут произведены только после победоносного для России окончания
1 Ллойд-Джордж Д. Правда о мирных договорах. Т. I. М., 1953. С. 31. Сходную оценку высказывают и другие современники и участники событий. См., например: Benes E. Smysl ceskoslovenske revoluce. Praha, 1923. S. 17-18.
2 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. Т. 1. М., 1923. С. 7.
3 Masaryk T. G. Svetova revoluce: za valky ave valce. 1914-1918. Vzpomtaa a uvazuje T. G. Masaryk. Praha, 1925. S. 16.
4 Сазонов С. Д. Воспоминания. М., 1991. С. 373-389.
войны5. Да и для правительства Великобритании, имевшего дело с острейшей ирландской проблемой, чрезмерное увлечение пропагандой лозунга о праве наций на самоопределение представлялось опасным, так как могла возрасти угроза собственной территориальной целостности.
После оставления русскими войсками в августе 1915 г. Царства Польского и постепенного развеивания надежд на быстрое окончание войны международная атмосфера вокруг польского вопроса стала постепенно меняться в более благоприятном для его решения направлении. Уже в январе-феврале 1916 г. британские политики в ходе переговоров с доверенным лицом президента США В. Вильсона полковником Э. Хаузом, обсуждали вопрос о будущем государственном статусе Польши6.
Но этот разговор не следует трактовать как свидетельство перелома в сознании английских участников переговоров. Польский вопрос, так или иначе присутствовавший в европейской политике все время с момента разделов Речи Посполитой, трактовался ими не как составная часть общей проблемы судьбы угнетенных народов Европы, а как совершенно самостоятельный, изолированный, имеющий не столько политический, сколько моральный характер. Разделом Польши была совершена несправедливость в отношении государственного европейского народа, и ее следует попытаться исправить или смягчить, объединив всех поляков в границах России. Обращение Хауза могло объясняться заинтересованностью В. Вильсона в голосах польского электората на осенних президентских выборах в США.
Все имеющиеся в распоряжении исследователей факты свидетельствуют об отсутствии у Антанты в 1916 г. целостного понимания проблемы угнетенных европейских народов. Так, премьер и министр иностранных дел Сербии Н. Пашич, поднимая вопрос о судьбах южных славян Австро-Венгрии во время своей поездки по союзным столицам в марте-апреле 1916 г., использовал те же аргументы «об освобождении соплеменников», что и в Нишской декларации 1914 г. А необходимость сохранения Македонии за Сербией он обосновывал общностью их истории, т.е. аргументом, вытекающим, скорее, из французского понимания нации, лишенного этнического компонента7. Никаких ссылок на право наций на самоопределение в его высказываниях не было.
Как сугубо частный входил в мировую политику чешский вопрос. Именно к
1916 г. относятся первые успехи чешских эмигрантов, группировавшихся вокруг Т. Г. Масарика, в налаживании официальных контактов с государственными деятелями Франции и Англии. 3 февраля 1916 г. французский премьер А. Бриан принял Т. Масарика и выслушал его мнение относительно будущего переустройства Европы, в том числе расчленения Австро-Венгрии. Самым важным итогом встречи было официальное сообщение о ней в прессе. Беседа Масарика с Брианом получила благоприятный отклик и в Лондоне8. Но каких-либо практических шагов в
5 Filasiewicz S. La question polonaise pendant la guerre mondial. Paris, 1920. S. 27-28.
6 Архив полковника Хауза. Т. II. М., 1937. С. 99, 138.
7 Станковик П. Никола ПашиЬ, савезници и стваранье Jугославиjе. Зайчар, 1995. С.193- 201.
8 Masaryk T. G. Svetova revoluce... S. 111-112.
In Memoriam /Памяти
решении чешского национального вопроса в то время французами предпринято не было.
О возрастании интереса англичан к вопросу о праве наций на самоопределение свидетельствует, на первый взгляд, подготовка осенью 1916 г. британским МИД меморандума о предполагаемом территориальном переустройстве Европы на «национальном принципе»9. Но этот документ не был тогда рассмотрен кабинетом, и его можно трактовать, скорее, как один из прогнозов возможного развития событий. И все же важен сам факт комплексной проработки идеи территориальногосударственного переустройства Центральной и Юго-Восточной Европы с учетом национального принципа.
Руководители Центральных держав в 1916 г. продвинулись в использовании национального вопроса в интересах военного успеха дальше Антанты. Они также воспринимали его не комплексно, а как сумму отдельных, частных проблем: польской, украинской, финской, литовской, латвийской, эстонской, ирландской, фламандской. Принципиальное значение в этом перечне Берлин и Вена придавали польской проблеме, имевшей для них не только международное, но и внутреннее звучание.
По словам австрийского министра иностранных дел С. Буриана, необходимость заняться польским вопросом в политическом плане появилась примерно в середине 1915 г., а в августе того же года этой теме было уделено серьезное внимание в его переговорах с канцлером Германии Т. Бетман-Гольвегом в Берлине. Вопрос о какой-либо независимости только что оккупированного армиями Центральных держав Царства Польского в беседе не возникал, поскольку Польша, по словам венского министра,
.. .была плодом войны, распоряжение ею по праву завоевателя принадлежало обеим державам, которые должны были заботиться о будущей безопасности на востоке и о благе освобожденных территорий... О том, чтобы сделать Царство Польское самостоятельным государством пока что не было речи из-за опасения, чтобы она, еще недостаточно окрепшая, не стала объектом разнообразных влияний или же рассадником ирреденты, грозящей внутренней безопасности Австрии и Пруссии10.
Вместе с тем участники переговоров сочли, что русская Польша не может трактоваться просто как временно оккупированная территория и что ее судьбой они займутся еще в ходе войны. Особый статус бывшего Царства Польского проявился в том, что оно не осталось под управлением германского и австро-венгерского этапных командований восточного фронта, как это сделали с оккупированными Сербией и Черногорией, а было разделено на две генеральных губернии. Причем германская даже подчинялась непосредственно Берлину, а не германскому военному командованию на востоке.
9 Ллойд Джордж Д. Правда... Т. I. С. 38-53.
10 Sokolnicki M. Polska w pami^tnikach Wielkiej wojny. 1914-1918. Warszawa, 1925. S. 463, 465.
Кардинальные шаги Центральных держав в вопросе о будущем Царства Польского относятся к 1916 г., когда баланс сил в этом блоке окончательно изменился в пользу Германии. 5 апреля 1916 г. Бетман-Гольвег заявил в рейхстаге. что польский вопрос, который Центральные державы не хотели прежде ставить, «был открыт на полях сражений», и что «история не знает status quo после столь выдающихся событий». Это заявление было полной неожиданностью для Вены, не терявшей надежды, что Германия в конце концов согласится на присоединение Царства Польского к Австрии. В ходе берлинского визита Буриана 4-5 апреля 1916 г. Бетман-Гольвег заявил ему о том, что германская сторона пришла к выводу о необходимости создания из Царства Польского буферного государства, опирающегося на рейх.
Начался период напряженного поиска приемлемого консенсуса, завершившийся достижением 11 августа 1916 г. в Вене принципиального соглашения о создании на территории Царства Польского самостоятельного польского государства, в экономическом, политическом и военном отношении полностью зависимого от Центральных держав11. Но провозглашение этого государства откладывалось на более поздний срок.
Принимая такое решение, стороны вовсе не имели в виду право наций на самоопределение. По утверждению Буриана, Германию на столь смелый шаг в польском вопросе подтолкнули распространявшийся слух о том, что Россия собирается пообещать полякам объединение всех их земель и независимость, а также желание сформировать польское войско, чего нельзя было сделать, пока Царство Польское не получило статуса государства12. Бетман-Гольвег называет другие причины: развеивание надежд на сепаратный мир с Россией; нежелание отдавать все Царство Польское Австрии, в том числе и потому, что последняя могла бы попасть под польский контроль; понимание того, что нельзя восстановить довоенное status quo или произвести очередной раздел Польши, в связи с чем следует предоставить ему независимость, наладить теснейшее экономическое сотрудничество и таким образом сделать это государство безопасным в политическом и военном отношении соседом. На предоставлении Царству Польскому самостоятельности особенно настаивали немецкие военные, надеявшиеся на формирование здесь союзной им польской армии13. Немецкие же мемуаристы из числа военных, в частности генерал-фельдмаршал П. Гинденбург, Э. Людендорф, начальник штаба восточного фронта генерал М. Гофман после 1918 г. отрицали, что армия выступала с инициативой создания польского государства14.
5 ноября 1916 г. германский и австро-венгерский генерал-губернаторы от имени своих императоров провозгласили создание Польского королевства. Несомненно, что непосредственной и наиболее важной целью, которую преследовали Германия
11 Людендорф Э. Мои воспоминания... Т. I. С. 316-317.
12 Sokolnicki M. Polska w pami^tnikach... S. 474.
13 Sokolnicki M. Polska w pami^tnikach... S. 13-15.
14 См. напр.: SokolnickiM. Polska w pami^tnikach...; HoffmannM. Wspomnienia (Wojna wsrod niewykorzystanych sposobnosci). Warszawa, 1925. S. 123.
In Memoriam / Памяти
и Австро-Венгрия в тот момент, было получение польского пополнения для их ослабленных позиционной войной армий15. Так как прямая мобилизация на оккупированных территориях была запрещена международными конвенциями, то было провозглашено создание Польского королевства из областей, «вырванных... из-под русского владычества». Ноябрьский манифест не распространял право на самостоятельность на всех поляков, не предусматривал объединения в границах Польского королевства всех польских земель.
По своему характеру и содержанию акт 5 ноября определенно перекликался с манифестом Николая Николаевича от 1 (14) августа 1914 г. (он издавался не самими монархами, а от их имени второстепенными государственными чиновниками, не содержал четкого определения будущих границ, не оставлял будущему государству свободы выбора союзников). Главное отличие заключалось в том, что создание польского государства начиналось немедленно, не дожидаясь окончания войны и мирной конференции. Именно это обстоятельство оказало определенное пропагандистское воздействие как на поляков, так и на другие народы России, особенно прибалтийские, среди которых также были сильны сепаратистские настроения.
Можно полностью согласиться с Бурианом, следующим образом оценившим это событие: «Акт (5 ноября). дал свершившийся факт, который нельзя было отбросить. Возвращение Польши России стало также невозможным, как и аннексия в пользу Центральных государств, да и Антанта, гордящаяся борьбой за свободу народов, должна была это событие принять в расчет.»16.
Исторический парадокс этого шага заключается в том, что Центральные державы, решившись на практические действия в польском вопросе, имевшем, по сути, частный характер, помимо своей воли дали зеленый свет превращению пропагандировавшегося левыми силами лозунга о праве наций на самоопределение в норму международного права, даже ограниченное применение которой в 19181919 гг. привело к распаду Австро-Венгрии и первым территориальным потерям Германии в ХХ в.
Следует иметь в виду и то, что начало становления новой нормы было связано с нарушением другой нормы, имевшей давнюю традицию. Как известно, международное право предусматривает, что договоры о границах, хотя бы двусторонние, войной не расторгаются, а только приостанавливается их действие, и их изменение должно быть оформлено после прекращения войны. Соблюдение этой нормы на первом этапе войны, наряду с другими факторами, ограничивало
15 Еще 18 октября 1916 г. в Ставке Верховного Главнокомандования Германии в Пшчине состоялось совещание по Польше с участием С. Буриана, Т. Бетман-Гольвега, министра иностранных дел Германии Г. Ягова, начальника Генштаба австро-венгерской армии фельдмаршала Ф. К. Хетцендорфа, варшавского генерал-губернатора Г. Г. Безелера, генералов П. Гинденбурга и Э. Людендорфа и др. На нем, в частности, было решено немедленно приступить к формированию добровольческой польской армии под германским командованием и с участием австро-венгерских и немецких офицеров и унтер-офицеров (Sokolnicki M. Polska w pami^tnikach... S. 16-17, 477-481).
16 Sokolnicki M. Polska w pami^tnikach. S. 481.
свободу действий противоборствующих сторон в постановке польского вопроса, который был стержнем Венской системы территориально-политического устройства Центральной Европы.
Следует сказать, что в том же 1916 г. Берлин решился на активное использование в интересах достижения военного успеха сепаратистских настроений у своего врага на востоке: германское министерство иностранных дел создало Союз угнетенных Россией народов, в состав которого входили представители финнов, украинцев, литовцев, евреев, поляков, грузин, эстонцев, прибалтийских немцев и представителей мусульманских народов17.
Реакция Петербурга на акт 5 ноября была достаточно бурной. Министр иностранных дел России А. Д. Протопопов заявил, что Россия
.стоит на точном смысле воззвания Верховного Главнокомандующего и речи, сказанной в 1915 г. статс-секретарем Горемыкиным. Стоит теперь тем более твердо, что кровь братская обоих народов пролита на одном поле чести и за одно святое дело защиты целости державы Царской от посягательств жестокого врага, не знающего ни малейшей свободы и не признающего никакой справедливости18.
І5 ноября І9І6 г. последовало официальное заявление российского правительства по поводу акта 5 ноября, в котором, в частности, говорилось:
Императорское правительство усматривает в этом акте Германии и Австро-Венгрии новое грубое нарушение нашими врагами основных начал международного права, воспрещающих принуждать население временно занятых военною силою областей к поднятию оружия против собственного отечества. Оно признает сказанный акт недействительным. По существу польского вопроса Россия с начала войны уже дважды сказала свое слово. В ее намерения входит образование целокупной Польши из всех польских земель с предоставлением ей на завершении войны права свободного строения своей национальной, культурной и хозяйственной жизни на началах автономии, под державным скипетром госу-
19
дарей российских и при сохранении единой государственности
С нотой протеста по поводу акта 5 ноября выступили Италия, Англия и Франция. Если Петроград делал акцент на незаконность призыва в армию в соответствии со ст. 23 регламента, присоединенной к IV Гаагской конвенции І907 г., что можно трактовать как угрозу считать государственными преступниками жителей Царства Польского, выступивших на стороне врагов с оружием в руках, то ее союзники обратили также внимание на нарушение Центральными державами другой нормы международного права, гласившей, что
...факт военной оккупации, будучи результатом военных операций, в связи с неустойчивым характером такого владения, по крайней мере не может повлечь за собой перехода суверенных прав на оккупированную территорию,
17 Гуммерус Г. Україна в переломні часи. Шість місяців на чолі посольства в Києві. Таксон, 1997. С. XII, 49-50.
18 Filasiewicz S. La question polonaise. S. 80.
19 Filasiewicz S. La question polonaise. S. 80-81.
In Memoriam / Памяти
а следовательно и создавать какое-либо право распоряжаться этой территорией в чью-либо пользу20.
Завершающим аккордом в реакции России стал приказ Николая II по армии и флоту от 25 декабря 1916 г. (6 января 1917 г.), являвшийся одновременно ответом на поступившее от Центральных держав предложение высказаться о возможных условиях мира. В нем в качестве одной из целей войны он назвал «создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей»21.
Россия наконец-то определила на самом высоком уровне свою позицию по польскому вопросу. Специальная государственная комиссия, обсуждавшая польский вопрос в начале 1917 г., решила трактовать определение «свободная Польша» как необходимость предоставить ей широкую автономию в составе Российской империи, а не полную свободу. Но высказываться о будущей судьбе других славянских народов официальная Россия не спешила, предпочитая занимать выжидательную позицию, как это было в случае с попытками Чехословацкого национального совета добиться в Петрограде поддержки своей деятельности22.
Особого внимания заслуживает вопрос о роли Америки в придании универсального характера принципу права наций на решение собственной судьбы. В 1916 г. в Вашингтоне активно обсуждался вопрос об участии США в войне в Европе, что противоречило всей предшествующей политике этой набиравшей мощь державы. Для того чтобы убедить американцев в необходимости отхода от доктрины Монро, нужны были сильные и, желательно, возвышенные аргументы. В феврале 1916 г. Э. Хауз писал президенту В. Вильсону из Франции: «Ни один беспристрастный человек не поверит, что США разумно поступили бы, приняв участие в этой войне, если она не будет обоснована высшими человеческими побуждениями»23.
Вашингтон, не связанный союзническими обязательствами ни с одним из воюющих блоков, свободный от угрозы внутреннего сепаратизма, имел достаточно большую свободу в поиске путей прекращения войны и выработке приемлемых для всех ее участников условий мира. Первым демонстративным шагом в этом направлении можно считать речь Вильсона перед американской Лигой насаждения мира 27 мая 1916 г., содержанию которой он придавал большое значение. Именно в ней президент впервые назвал новые принципы международных отношений, в числе которых был и такой, как право всякого народа «выбирать ту верховную власть, под которой он будет жить»24. Реакция правительственных кругов Центральных держав, особенно Австро-Венгрии, свидетельствовала не только
об их недовольстве широкой постановкой проблемы самоопределения наций, но и о том, что она легко может быть обращена против держав Антанты25.
20 Winiarski B. Mi^dzynarodowosc sprawy polskiej. Piotrogrod, 1917. S. 30.
21 Filasiewicz S. La question polonaise. S. 118.
22 SokolnickiM. Polska w pami^tnikach... S. 401-408.
23 Архив полковника... Т. II. С. 125.
24 Архив полковника... Т. II. С. 227.
25 Архив полковника... Т. II. С. 192-193.
Определенным рубежом в процессе становление международно признанного права наций на самоопределение явилось выяснение воюющими сторонами возможных условий будущего мира в конце 1916 - начале 1917 г. Начало обмену мнениями было положено германской нотой о мире от 12 декабря 1916 г., направленной правительству США для ее дальнейшей передачи правительствам Франции, Великобритании, Японии, Румынии, России и Сербии. Ее содержание, по оценке британского премьера Д. Ллойд Джорджа, свидетельствовало, что Берлин готов на переговоры о мире только с позиций сильной державы, «уверенной в несокрушимой силе своей армии»26. 18 декабря нота была передана американцами союзным правительствам, а 20 декабря правительства воюющих государств получили ноту самого Вильсона, в которой он просил сформулировать приемлемые для них условия заключения мира и излагал свое видение проблемы. В американской ноте говорилось, в частности, и о праве малых наций и государств на самоопределение, но из контекста следовало, что речь скорее всего идет о тех нациях и государствах, которые подверглись оккупации в ходе войны, т.е. о Бельгии и Сербии.
В своем ответе от 30 декабря союзные державы отвергли германские условия мира, заявив, что никакой мир не возможен до тех пор, пока не будет признан и «национальный принцип». Более пространно их взгляд на условия мира был сформулирован в совместном ответе Вильсону 10 января 1917 г. Из него достаточно отчетливо видно, что понимала Антанта в тот момент под «национальным принципом». В числе условий мирного урегулирования содержались, в частности, следующие требования: реорганизация Европы, обеспеченная твердым соглашением, основанным в одинаковой мере на национальном принципе, на праве каждого народа — великого или малого — пользоваться полной безопасностью и свободой экономического развития; освобождение итальянцев, славян, румын, «чехословаков», нетурецких народов Оттоманской империи от иностранного владычества; полное изгнание Турции из Европы; проведение в жизнь царского манифеста об освобождении Польши27.
Совершенно очевидно, что и эти условия были сформулированы в уверенности, что именно Антанта будет диктовать свою волю на мирной конференции. Они носили откровенно избирательный характер, касались только Четверного союза. Ничего не говорилось и о том, какие формы примет освобождение угнетенных народов Австро-Венгрии и Турции, смогут ли они создать независимые государства или ограничатся автономией.
Если исходить из отождествления русского плана решения польского вопроса с освобождением, то речь шла только об автономии. Именно так понимали лондонские условия в Вене: территориальные уступки Румынии, Италии и Сербии и «полное преобразование двуединой монархии на началах федерализма»28. Последующие тайные контакты с Австро-Венгрией показали, что Антанта в тот момент еще не приняла окончательного решения о будущем Австро-Венгрии,
26 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. III. М., 1935. С. 52-53.
27 Ллойд Джордж Д. Правда... Т. I. С. 55, 58-59.
28 Чернин О. В дни мировой войны. Мемуары. М.; Пг., 1923. С. 189.
1п Мвтопат /Памяти
хотя в ответе содержалась неприкрытая угроза развала двуединой монархии. Заслуживает внимания еще одно весьма интересное наблюдение. В ответе наряду с обобщенным понятием «славяне» назывались и «чехословаки» (а не чехи и словаки или чехи). Термин появился в тексте ответа по настоянию французов и был им подсказан Э. Бенешем, согласовавшим его предварительно со словаками М. Штефаником и Ш. Осуским29. Появление «чехословаков» означало в определенной степени легализацию в международных документах взглядов Масарика и его соратников на будущее Чешское государство как многонациональное образование.
Нота Антанты вызвала серьезную озабоченность Вены, расценившей ее как открытый призыв к народам Австрии - восстать и развалить габсбургскую империю. Тем самым Антанта не облегчала, а затрудняла поиски возможностей заключения сепаратного мира недавно взошедшему на престол императору Карлу I, не связанному лично, как Франц Иосиф, обязательствами перед Берлином30.
Определение Антантой позиции по принципиальным вопросам будущего мира позволило Вильсону сформулировать американское видение проблемы.
22 января 1917 г. президент огласил послание сенату, лейтмотивом которого было положение: «Это должен быть мир без победы». Он предложил взять за основу прочного мирного урегулирования доктрину Монро,
...а именно: ни одна страна не должна стремиться установить свой образ правления в другой стране или над другим народом; всякий народ должен быть свободен в определении своей собственной формы правления, собственных путей развития, беспрепятственно, безбоязненно, не подвергаясь угрозе, — малые народы наравне с великими и могущественными31.
Позиция Вильсона, на первый взгляд, была созвучна праву наций на самоопределение. Но главная идея послания свидетельствовала, что в тот момент он склонялся к мысли о нежелательности каких-либо территориальных изменений в Европе по сравнению с довоенным периодом. Исключение делалось им только для Польши, поскольку на предоставление ей независимости согласились, хотя и на разных условиях, Австро-Венгрия, Германия и Россия.
31 января 1917 г. был получен германский ответ на ноту Вильсона, который почти полностью (исключение составило Польское королевство) игнорировал
32
национальный принцип32.
Таким образом, к началу 1917 г. в лексиконе правительств Антанты и США стало проскакивать нечто подобное признанию в общей форме права народов на определение собственной судьбы. Но конкретизировалась только готовность решить польский вопрос, пусть и в ограниченных масштабах. Центральные державы, осознававшие таившуюся в позиции Антанты и США угрозу их территориальной
29 Masaryk Т. G. Svetova revoluce... S.148.
30 Чернин О. В дни мировой... С. 236-237; Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. IV М., 1938. С. 172.
31 Архив полковника... Т. II. С. 316-318.
32 Там же. С. 328-329.
целостности, ограничивались в практической деятельности лишь приверженностью своему акту от 5 ноября 1916 г. Самые большие уступки, на которые готова была пойти Австрия в феврале 1917 г., ограничивались согласием на передачу Сербии Боснии и Герцоговины33.
Следующий этап в становлении новой нормы международного права связан с Февральской революцией в России, провозгласившей устами Петроградского Совета и Временного правительства право польского народа на национальную независимость. И хотя в этих документах были изложены абсолютно несовпадающие взгляды на степень суверенности будущей Польши и порядок установления ее границ34, оба они декларировали отказ России от попыток удержать поляков в своем составе.
Тем самым завершился начатый в ноябре 1916 г. процесс превращения польского вопроса из внутреннего дела участников разделов Речи Посполитой в проблему, открытую для обсуждения заинтересованными государствами и политическими силами. А ими были прежде всего союзники России и польская проан-тантовская эмиграция. Показательно в этом отношении заявление Ллойд Джорджа на заседании имперского кабинета в марте 1917 г.: «...Польша должна быть не просто восстановлена, но восстановлена в условиях, которые дадут свободу ее угнетенному населению. События последних нескольких дней в России (революция. — Г. М.) сделали эту возможность более близкой к осуществлению, чем когда-либо прежде»35.
После Февральской революции начинают формироваться на добровольческой основе союзные Антанте польские вооруженные силы в России и Франции, в Петербурге создается Польская ликвидационная комиссия. Польский национальный комитет во главе с Р. Дмовским признается в сентябре-ноябре 1917 г. державам Антанты и США в качестве «официальной польской организации» (но не правительства), т.е. органа, который должен «подготовить организацию будущего суверенного и независимого польского государства»36. Это позволило ему развернуть активную политическую и пропагандистскую деятельность в западных столицах.
С 1917 г. все большее внимание привлекает проблема будущего территориального переустройства Центральной и Юго-Восточной Европы. На упоминавшемся выше заседании британского кабинета министров Ллойд Джордж сформулировал ее следующим образом: «Желательно также изменение географической карты
33 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. IV. С. 173.
34 Критический разбор этих документов см.: Матвеев Г. Ф. 1) Февральская революция и польский вопрос // Революционная Россия 1917 года и польский вопрос: новые источники, новые взгляды. М., 2009. С. 85-92; 2) Начало // Белые пятна - черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. М., 2010. С. 19-20; 3) Pocz^tki // Biale plamy — czarne plamy. Sprawy trudne w polsko-rosyjskich stosunkach 1918-2008. Warszawa, 2010. S. 49-51; Польша в ХХ в. Очерки политической истории. М., 2012. С. 84-85.
35 Kumaniecki K. Odbudowa panstwowosci polskiej. Najwazniejsze dokumenty. 1912 - styczen 1924. S. 103.
36 Ллойд Джордж Д. Правда... Т. I. C. 61.
In Memoriam /Памяти
Европы на основе широкого признания национальных прав; это предупредит волнения в будущем, обеспечит более прочный мир, сделает крепче и солиднее фундамент демократической свободы в Европе»37.
Содержание меморандума Форин Офис, подготовленного осенью 1916 г., и только что цитировавшееся заявление Ллойд Джорджа свидетельствуют, что англичане понимали всю сложность достижения этой цели в регионе с этнически смешанным населением. Показателен в этом отношении отчет Э. Хауза о беседе с британским министром иностранных дел лордом А. Бальфуром 28 апреля 1917 г.: Он сначала обменялся мнениями о Польше и описал в общих чертах, каковы должны быть ее границы. Конечно, камнем преткновения был выход к морю. Таким выходом может быть только Данциг... Это создало бы новые Эльзас и Лотарингию, т. е. новый предлог для мучений, раздражений и беспокойств...
Именно этими опасениями можно объяснить и высказанное собеседниками мнение, что следует не разрушать полностью Австро-Венгрию, а, удовлетворив территориальные притязания Румынии, Сербии и Италии, преобразовать ее в триединое государство в составе Богемии, Венгрии и собственно Австрии. Заслуживает внимания и высказанное Бальфуром беспокойство относительно внешнеполитической ориентации независимой Польши38.
В апреле 1917 г. произошли два важных события, серьезно повлиявших на судьбу вопроса о характере будущего переустройства Центральной и ЮгоВосточной Европы. Во-первых, в войну вступили США. Следует сказать, что этот шаг имел в тот момент не столько военное, сколько психологическое значение. Не случайно Вильсон сформулировал в числе первоочередных задач своей администрации и СМИ: «Развить пропаганду, ставящую своей целью показать правоту военных целей США и стран, к которым США присоединились, и, в особенности, ободрить либеральные элементы во всех странах, чтобы все ясно поняли, что эта война стала войной за освобождение»39.
Во-вторых, в России разразился политический кризис в связи с нотой Милюкова о готовности Петрограда вести войну «до победного конца». Коалиционный кабинет князя Львова вынужден был считаться с активно пропагандировавшимся левыми силами лозунгом «Мир без аннексий и контрибуций на основе права наций на самоопределение!», а тем самым ставилась под сомнение готовность нового правительства соблюдать все тайные договоры с союзниками относительно послевоенных территориальных изменений. Последние же не торопились отказываться от своих первоначальных целей. В связи с этим появилась угроза выхода России из войны, что существенно сказалось бы на соотношении сил воюющих сторон в пользу Центральных держав.
В этих условиях только США, не связанные тайными договорами о переделе мира, могли предпринять усилия по нейтрализации влияния в России
37 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. IV М., 1938. С. 48.
38 Архив полковника... Т. III. М., 1939. С. 35-37.
39 Там же. С. 92.
сторонников немедленного выхода из войны, а заодно «забросить удочку германским либералам»40. 26 мая (9 июня) 1917 г. Вильсон обратился к Временному правительству с нотой, разъясняющей причины и цели вступления США в войну. Нота была построена на противопоставлении целей войны правительства Германии и США:
...Имперское Германское Правительство и те люди, услугами которых оно пользуется для их же гибели, стараются получить ручательства того, что война кончится восстановлением status quo ante. Это тот status quo ante, благодаря которому возникла эта несправедливая война - могущество Имперского Германского правительства внутри империи и его широко распространенное владычество и влияние вне ее. Это положение должно быть изменено таким образом, чтобы предупредить возможность таких гнусных действий когда-нибудь снова.
Мы сражаемся за свободу самоуправления и свободное развитие всех народов, и каждая черта соглашения, которое закончит эту войну, должна быть задумана и использована для этой цели... Мы не должны выбирать средства только потому, что они приятно и звонко звучат... Помогут действительные изменения... Но они должны следовать принципу, и этот принцип очень прост. Никакой народ не должен быть принуждаем признавать верховную власть, под управлением которой он не может находиться. Никакая территория не должна переходить в другие руки, исключая того случая, когда целью является обеспечение ее обитателям благоприятных условий жизни и свободы...41
Это было весьма важное для судеб вопроса о праве наций на самоопределение заявление, хотя и не совсем последовательное, потому что все же допускало определенные территориальные переделы под прикрытием высокой цели без выяснения мнения проживавшего там населения.
Беспокойство держав Антанты и США относительно позиции России еще более возросло после Октябрьской революции и прихода к власти большевиков, сразу же призвавших к заключению «справедливого и демократического мира» без аннексий и контрибуций. Падение Временного правительства совпало с тяжелейшим поражением итальянской армии под Капоретто и на реке Изонцо. В этих условиях Вильсон попытался склонить своих союзников выступить с общим заявлением о целях войны, составленном в духе его январской речи в сенате. Оно должно было способствовать удержанию России в рядах воюющих и развертыванию эффективного дипломатического наступления на Центральные державы. Однако такая попытка, предпринятая Хаузом на межсоюзнической конференции в Париже в ноябре-декабре 1917 г., результата не дала42.
Отказ Антанты от предложения Вильсона ставил его в сложное положение. Большевики не только выдвинули привлекательное для воюющих народов требование немедленного заключения мира без аннексий и контрибуций43, начали сепа-
40 Архив полковника... Т. III. С. 95.
41 Речи президента Вильсона. Б.м., [1919]. С. 12.
42 Архив полковника... Т. III. C. 198-201.
43 Подробнее о позиции большевиков в конце 1917 г. см.: Матвеев Г. Ф. 1) Начало // Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. М., 2010.
In Memoriam / Памяти
ратные переговоры о мире с Центральными державами, но и опубликовали тайные соглашения России с западными союзниками по поводу планировавшихся территориальных изменений, в том числе и в газете «Манчестер гардиан» от 13 декабря 1917 г. Это был ощутимый удар по политикам Антанты, долгое время прикрывавшим свои империалистические планы общими фразами о борьбе с милитаризмом и агрессией.
Вильсон, претендовавший на роль морального авторитета всех либеральных и демократических сил мира, получил прекрасную возможность дистанцироваться в политическом плане от своих военных союзников. По мнению Хауза,
.президент Вильсон был благодаря своему положению и способностям наиболее подходящим человеком для того, чтобы формулировать моральные проблемы, усложнявшие войну, существенно пойдя навстречу чувству протеста, поднимавшемуся в либеральных и рабочих кругах и активно проявившемуся в России. Президент представлял сторонников мира на всей земле44.
С середины декабря 1917 г. начинается напряженная работа над составлением программного выступления президента, получившего название «Четырнадцати пунктов Вильсона». К ней была привлечена сформированная еще в сентябре
1917 г. группа авторитетных экспертов по географическим, экономическим и юридическим вопросам. Окончательная редакция выступления принадлежала самому Вильсону45.
Посланию президента Вильсона конгрессу предшествовали по времени два очень важных события. Первым стало оглашение 22 декабря 1917 г. на первом пленарном заседании мирной конференции в Брест-Литовске советской программы всеобщего мирного урегулирования. Этот документ существенно отличался от всего того, что уже было сказано государственными деятелями по вопросу о правах национальностей. Вместо общей констатации сути проблемы, советская программа предлагала определенный механизм ее практического разрешения:
Национальным группам, не пользовавшимся политической самостоятельностью, гарантируется возможность свободно решать вопрос о своей принадлежности к тому или другому государству или о своей государственной самостоятельности путем референдума, Этот референдум должен быть организован таким образом, чтобы была обеспечена полная свобода голосования для всего населения данной территории, не исключая эмигрантов и беженцев.
Не менее важным в силу своей конкретности был еще один пункт:
По отношению к территориям, обитаемым несколькими национальностями, права меньшинств ограждаются специальным законом, обеспечивающим им культурно-национальную самостоятельность и, при наличности фактической к тому возможности, административную автономию.
С. 21-23; 2) Pocz^tki // Biale plamy — czarne plamy. Sprawy trudne w polsko-rosyjskich sto-sunkach 1918-2008. Warszawa, 2010. S. 52-54.
44 Архив полковника... Т. III. С. 223.
45 Подробнее о ходе подготовки программы Вильсона см.: Архив полковника... Т. III. С. 224-237.
В соответствии с программой, ее принципы имели универсальный, а не выборочный характер, должны были применяться и при решении колониальных вопро-сов46. Таким образом, программа достаточно гибко соединяла принцип права наций на самоопределение с гарантированной законом охраной прав меньшинств, т.е. складывающуюся норму с уже применявшейся в международных договорах и внутриполитической практике отдельных стран (Россия, Австро-Венгрия).
Советские предложения не были приняты в полном объеме ни одной из воюющих сторон (хотя в выступлении министра иностранных дел Австро-Венгрии от имени Четверного блока 25 декабря 1917 г. и выражалась готовность защиты национальных меньшинств «постольку, поскольку это практически осуществимо»), но все же нельзя отрицать их определенного влияния на национально-освободительные движения угнетенных народов, общественность и официальные круги западных демократий. Более того, с ними заметно перекликалась практика территориально-национального переустройства Европы после окончания войны.
Вторым событием стало выступление Ллойд Джорджа на совещании с тред-юнионами 5 января 1918 г. В нем он сформулировал цели войны, которые должны были убедить британскую общественность в необходимости ее ведения до полной победы. Британский премьер-министр заявил, что старые принципы международной безопасности нужно отбросить, а «.организация новой Европы должна быть основана на началах разума и справедливости, которые дадут уверенность в устойчивости мира. Поэтому мы считаем, что управление с согласия управляемых должно быть основой всякой реорганизации территорий в этой войне».
Его конкретные предложения в вопросе о практической реализации этого принципа применительно к лишенным независимости народам уже традиционно сводились к созданию независимой Польши, «включающей все те истинно польские элементы, которые желают войти в ее состав», а также признанию прав итальянского и румынского населения габсбургской империи на воссоединение со своими соплеменниками. Но на ликвидации Австро-Венгрии он в то время не настаивал, хотя и не связывал себя жесткими обязательствами в отношении Вены: «...мы думаем все же, что если тем нациям, которые так долго этого добивались, не будет гарантировано полное самоуправление на истинно демократических принципах, нельзя надеяться на удаление в этой части Европы поводов к волнениям, так долго угрожавших европейскому миру».
Что касается народов, населявших Турцию, то, полагал Ллойд Джордж, «Аравия, Армения, Месопотамия, Сирия и Палестина имеют... право на признание особых национальных условий». Но при этом он решительно отказался уточнить форму этого признания, подчеркнув только невозможность восстановления суверенитета Турции над перечисленными территориями. Ллойд Джордж считал допустимым распространение принципа самоопределения наций и на туземное население германских колоний47. Таким образом, программа Ллойд Джорджа,
46 См.: Известия. 1917. 10 (23) декабря; Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. I. М., 1963. С. 192-194.
47 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. V М., 1937. С. 55-61.
1п Мвтопат /Памяти
существенно конкретизированная и расширенная по сравнению со всеми его предшествующими выступлениями, признавала лишь ограниченное значение принципа самоопределения наций, применительно только к государствам Четверного союза и к русской части Польши.
Получившие широкую огласку программы мира большевиков и Ллойд Джорджа, с одной стороны, лишили выступление В. Вильсона 8 января 1918 г. элемента неожиданности и эффектности, но, с другой стороны, подготовили мировое общественное мнение к ее восприятию как документа, выражающего позицию не одной страны, пусть даже и США, а всех политических и общественных сил и отдельных людей, стремящихся не просто к скорейшему окончанию войны, но и к искоренению милитаризма и созданию прочного фундамента будущего мира.
Послание Вильсона конгрессу было построено с соблюдением всех правил ораторского искусства. Его сильной стороной была строгая логика структуры (последовательное проведение слушателей и читателей от общего анализа состояния вопроса через конкретные предложения, сформулированные в 14 пунктах, к общим принципам, на которых должен быть построен послевоенный мир), отточенность формулировок, выразительность и эмоциональность. В этом отношении послание президента выгодно отличалось от выступления британского премьера
5 января 1918 г.
Проанализировав ход мирных переговоров в Брест-Литовске, высоко оценив мудрость советской делегации и с возмущением показав аннексионистский характер позиции Германии и ее союзников, Вильсон подчеркнул, что независимо от исхода, их следует оценивать как предложение противникам «.заявить, в чем заключаются их цели, и какого рода соглашения эти противники признали бы справедливыми и удовлетворительными».
Президент подчеркнул, что Антанта и США не раз уже высказывались по этим вопросам, последний раз это было сделано британским премьером «с выдающейся откровенностью и с замечательным подъемом». Такое поведение союзных держав он назвал ярким примером открытой дипломатии, приходящей на смену тайным соглашениям, «которые заключались ради интересов отдельных правительств, и благодаря которым в любой момент мог быть нарушен мир человечества».
Вильсоновская программа мира не раз уже была предметом критического анализа ученых и политических деятелей. Одни видели в ней образец высокого гуманизма и демократического подхода к решению судеб мира, другие — образчик умелой маскировки империалистических целей США, решительно врывавшихся в мировую политику. Вне всякого сомнения, в ее основе лежали основные идеи американской демократии, сформулированные в Билле о правах, Декларации независимости и конституции США. Одна из них касалась политических прав и свобод народов, вторая — обязательств и контроля народов. Для нас важнее другой вопрос: что нового внес Вильсон в процесс становления новой нормы международных отношений?
Как и все предшествующие заявления союзных держав, вильсоновская программа мира носила строго избирательный характер при определении народов,
которым будет гарантировано право на самоопределение. Этот принцип в очень незначительной степени распространялся на союзников США, в том числе и тех, кто к этому времени уже вышел из войны.
Это особенно заметно на примере отношения к России:
Освобождение всей русской территории и такое разрешение всех вопросов, затрагивающих Россию, которое гарантирует ей самое лучшее и свободное содействие со стороны других наций в деле получения полной беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и национальной политики...
Это положение могло означать только одно: Россия будет решать свои национальные проблемы по собственному усмотрению, а не на основании безусловно обязательного для всех государств права наций на самоопределение. Исключение составляло только Царство Польское, которому и Временное правительство, и Советское правительство предоставляли независимость.
Судьба Эльзаса и Лотарингии однозначно решалась в пользу Франции, без выяснения мнения населения этой спорной территории. Видный французский общественный и политический деятель А. Тардье, описывая реакцию европейского мнения на выступление Вильсона, особо подчеркнул: «Французы... впервые видели в нем публичное признание их права — без плебисцита — на Эльзас и Лотарингию»48.
Ничего не говорилось о национальных проблемах Великобритании, в частности, об ирландском вопросе, весьма остро стоявшем в тот период.
Принцип самоопределения наций был применен только к странам Четверного союза, но даже менее последовательно, чем это предлагал Ллойд Джордж 5 января
1918 г. Из народов Австро-Венгрии безусловное право на самоопределение получали только итальянцы и поляки тех районов, где они преобладали. Претензии румын на Трансильванию игнорировались, предусматривалось только «очищение» Румынии, Сербии и Черногории и возвращение оккупированных территорий. Германия помимо Эльзаса и Лотарингии должна была утратить территории с безусловно польским населением. Всем другим народам империи Габсбургов, а также «национальностям, находящимся теперь под турецкой властью», должна была быть предоставлена возможность автономного развития.
Очень туманно рисовались возможные территориальные перемены на Балканах: «...взаимные отношения Балканских государств должны быть определены путем мирного соглашения на основе исторически утвердившихся традиций патриотизма и национальности». Если, к примеру, славянское население Македонии большинство общественного мнения Европы в то время считало болгарским, то, следовательно, теоретически возможной была передача этого региона Болгарии. Но вряд ли Сербия и Греция, права которых на Вардарскую и Эгейскую Македонию были закреплены международными договорами, когда-либо согласились бы добровольно на такой жест. То же можно сказать и о болгарско-румынском
48 Тардье А. Мир. М., 1943. С. 74.
1п Мвтопат / Памяти
споре о Добрудже, Из всех народов, лишенных независимости, право на создание собственного государства Вильсон признавал только за поляками.
Следует сказать еще об одной особенности программы Вильсона. Отвергая аннексию как атрибут старой дипломатии, президент США все же допускал ее ограниченное применение, опять-таки по отношению к Центральным державам. В соответствии с 11 пунктом, Сербия должна была получить свободный и надежный выход к морю, а согласно 13 пункту такое же право предоставлялось Польше. Это означало, что двум этим государствам следовало передать прибрежные районы на Адриатике и Балтике с этнически иным населением.
Как видно из вышесказанного, вильсоновская программа мира не вносила ничего радикально нового в устоявшееся к этому времени в политических кругах Антанты представление об ограниченных масштабах применения права наций на самоопределение. Из ее содержания вовсе не вытекал тот общий вывод, который Вильсон сформулировал в заключительной части своего послания: «Принцип справедливого отношения ко всем народам и национальностям и их праву на существование в одинаковых условиях свободы и безопасности в отношении друг к другу, все равно принадлежат ли они к числу сильных или слабых народов»49.
Но, как представляется, именно эта часть послания, сугубо пропагандистская по своему характеру, произвела наибольшее впечатление на мировое общественное мнение. В связи с этим небезынтересно привести мнение А. Тардье, следующим образом писавшем о «Четырнадцати пунктах»: «О них много говорилось, хотя обычно не знали, ни к какой дате они относятся, ни о чем в них шла речь»50.
По нашему мнению, наиболее точно значимость программы Вильсона для развития вопроса о праве наций на самоопределения дана одним из его биографов в начале 20-х гг., когда в памяти современников еще были свежи чувства, пробужденные ей у народов мира:
В период экзальтации чувств на заключительной стадии войны народы приняли Вильсона как настоящего пророка. Он поставил дело союзников на новую, моральную основу. Государственные деятели союзных держав, признавая мощь этой волны идеализма, тут же ухватились за нее как за средство унификации и «деморализации», а крупные американские газетные агентства помогли ее популяризации и превращению в легенду. Они даже перестарались. Довели мир до того, что он ожидал слишком многого. На союзные народы это действовало как укрепляющее и усиливающее средство, и одновременно служило подрыву единства Центральных держав, что и было сутью дела... Вся надежда была на Америку... Особой надеждой Вильсон был для слабых народов Центральной Европы, т.к. в нем видели добрую волю Америки51.
49 Речи президента Вильсона. С. 18-24.
50 Тардье А. Мир... С. 73.
51 Backer R. Woodrow Wilson. Ksztaltowanie losow swiata. Pami^tniki i dokumenty. T. I. Warszawa, 1924. S. 26.
Таким образом, благодаря широковещательным заявлениям Вильсона, Ллойд Джорджа и Советского правительства, складывалось впечатление, что принцип права наций на самоопределение прочно вошел в область международных отношений, стал одной из норм международного права. На самом же деле, этот принцип еще только делал первые шаги в мировой политике, распространялся на крайне ограниченный круг несвободных народов. И это расхождение между восприятием и реальностью дорого обошлось народам, поверившим на заключительном этапе Великой войны в наступление «эры справедливости».
Данные о статье:
Автор: Матвеев, Геннадий Филиппович — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории южных и западных славян, Исторический факультет, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, Москва, Россия, gfmatveev@ yandex.ru
Название: Из истории вопроса о праве наций на самоопределение в годы Первой мировой войны
Резюме: В статье анализируется эволюция взглядов руководителей великих держав по вопросу о роли и месте национального вопроса в международной политике и международном праве в годы Первой мировой войны. Автор доказывает, что ни у руководства Антанты, ни у правительств Центральных держав не было полного понимания проблем угнетенных народов Европы до 1916 г. Национальный вопрос воспринимался, главным образом, как совокупность конкретных отдельных проблем — польской, чешской, сербской, македонской, украинской, финской, литовской, латышской, эстонской, ирландской, фламандской и других. Польская проблема рассматривалась обеими воюющими коалициями не только как имеющая международное значение, но и как важный внутренний аспект политики России, Австро-Венгрии и Германии. Поворотным моментом в подходе к национальному вопросу стал конец 1916 - начало 1917 года. Создание Королевства Польского Берлином и Веной в ноябре 1916 имело два важных следствия. Во-первых, прибегая к конкретным действиям в отношении польского вопроса, две державы дали зеленый свет превращению лозунга о праве наций на самоопределение, выдвигавшегося левыми, в норму международного права. Даже ограниченное применение этой нормы в 1918-1919 гг. привело к распаду Австро-Венгрии и первым в ХХ в. территориальным потерям Германии. Во-вторых, одна из основных норм международного права была нарушена. Согласно этой норме, действие договоров о границах никогда не отменялось, но лишь приостанавливалось на время конфликта между заинтересованными сторонами. Николай II пообещал объединить все польские земли в составе Российской империи с правом автономии. Антанта и США заявили о своей поддержке декларации таким образом, что также может быть интерпретировано как общее признание права наций самим определять свою судьбу. Именно этот общий дискурс воодушевил политические элиты не имевших своей государственности народов. Они истолковали его как готовность великих держав к реализации права наций на самоопределение. Автор подчеркивает, что в действительности этот принцип делал свои первые шаги в мировой политике и был применен к ограниченному числу зависимых народов. К тому же, мирная программа Вудро Вильсона была строго избирательной, когда речь шла об определении народа, которому будет гарантировано право на самоопределение.
1п Мвтопат / Памяти
Ключевые слова: Право наций на самоопределение, Первая мировая война, мирная программа Вудро Вильсона
Литература, использованная в статье:
Гуммерус, Герман. Україна в переломні часи. Шість місяців на чолі посольства в Києві. Київ: Таксон, 1997. 194 с.
Ллойд Джордж, Дэвид. Военные мемуары. Т. III. Москва: Социально-экономическое государственное издательство, 1935. 446 с.
Ллойд Джордж, Дэвид. Военные мемуары. Т. IV. Москва: Социально-экономическое государственное издательство, 1935. 443 с.
Ллойд Джордж, Дэвид. Военные мемуары. ТУ Москва: Социально-экономическое государственное издательство, 1938. 366 с.
Ллойд Джордж, Дэвид. Правда о мирных договорах. Т. I. Москва: Издательство иностранной литературы, 1957. 654 с.
Людендорф, Эрих. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. Т. 1. Москва: Социальноэкономическое государственное издательство, 1923. 456 с.
Матвеев, Геннадий Филиппович. Февральская революция и польский вопрос [February Revolution and Polish Question] // Революционная Россия 1917 года и польский вопрос: новые источники, новые взгляды. Москва: Институт славяноведения РАН, 2009. С. 85-92. Матвеев, Геннадий Филиппович. Начало // Белые пятна - черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях. Москва: Издательство «Аспект Пресс», 2010. С. 15-50. Матвеев, Геннадий Филиппович. Pocz^tki // Biale plamy - czarne plamy. Sprawy trudne w polsko-rosyjskich stosunkach 1918-2008. Warszawa: Polski Instytut Spraw Mi^dzynarodowych, 2010. S. 45-81.
Станковик, Пор^и. Никола ПашиЬ, савезници и стваранье Jугославиje. Зайчар: Задужбина Никола ПашиЬ, 1995. 282 с.
Тардье, Андре. Мир. Москва: Госполитиздат, 1943. 654 с.
Backer, Ray. Woodrow Wilson. Ksztaltowanie losow swiata. Pami^tniki і dokumenty. T. I. Warszawa: “Biblioteka Polska”, 1924. 382 s.
Benes, Edvard. Smysl ceskoslovenske revoluce. Praha: Pamatnk Odboje, 1923. 74 s. Filasiewicz, Stanislas. La question polonaise pendant la guerre mondial. Paris: Section D’etudes Et de Publications Politiques Du Comite National Polonais, 1920. 590 p.
Kumaniecki, Kazimierz Wiadysiaw. Odbudowa panstwowosci polskiej. Najwazniejsze dokumenty. 1912 - styczen 1924. Warszawa; Krakow: Nakladem ksi^garni J. Czerneckiego, 1924. 782 s.
Masaryk, Tomas Garrigue. Svetova revoluce: za valky a ve valce. 1914-1918. Praha: Chin a Orbis, 1925. 650 s.
Sokolnicki, Michai. Polska w pami^tnikach Wielkiej wojny. 1914-1918. Warszawa: Instytut Wydawniczy «Bibljoteka Polska», 1925. 678 s.
Winiarski, Bohdan. Mi^dzynarodowosc sprawy polskiej. Piotrogrod: Polski Komitet Narodowy, 1917. 71 s.
Information about the article:
Author: Matveev, Gennadiy Filippovich — Doctor of Historical Sciences, full professor, Head of the Slavic Studies Department, Faculty of History, Moscow State University, Moscow, Russia, gfmatveev@yandex.ru
Title: On the history of the right of nations to self-determination in the First World War Summary: The article analyzes the evolution of the views of the leaders of the Great Powers on the role and place of the national question in international politics and international law during the years of the First World War. The author argues that neither the leadership of the Entente nor of the Central Powers had a full understanding of problems of the oppressed European nations before 1916. The issue was mostly perceived as the collection of particular individual problems: Polish, Czech, Serbian, Macedonian, Ukrainian, Finnish, Lithuanian, Latvian, Estonian, Irish, Flemish, and others. Both belligerent coalitions saw the Polish Question as having for Russia, Austro-Hungary, and Germany, not only an international significance as well as a domestic dimension. The turning point in the approach to the national issue dates back to late 1916 - early 1917. The establishment of the Polish Kingdom by Berlin and Vienna in November 1916 had two important consequences. First, by resorting to concrete actions regarding the Polish Question that was of local significance, two powers gave the green light to transforming the slogan advocated by the leftists about the right of nations to self-determination into a norm of international law. Even the limited implementation of that norm in 1918-1919 resulted in the disintegration of Austria-Hungary and in Germany’s first territorial losses in the 20th century. Second, one of the fundamental norms of international law was violated. According to that norm the treaties on borders had never been abrogated, but suspended for the duration of the conflict between the parties concerned. Nicholas II promised to unite all Polish lands in the Russian Empire with the right of autonomy. The Entente and the USA stated their support of the declaration in a way that could also be interpreted as a general acknowledgement of the right of nations to determine their own destiny. It was precisely this general discourse that encouraged the political elites of the stateless nations. They construed it as the Great Powers’ readiness to implement the right of nations to self-determination. Also, the author emphasizes that in reality this principle was making its first steps in the world politics, was applied to a limited number of dependent nations. By the same token, the Wilson Peace Program had a strictly selective application in determining the nations that would be guaranteed the right to self-determination.
Key words: right of nations to self-determination, First World War, Wilson Peace Program
References
Backer, Ray Stannard (ed.). Woodrow Wilson. Ksztaitowanie losow swiata: pamiqtniki i dokumenty [Woodrow Wilson. Forming the world S destiny. Memoirs and documents]. T. I / Wydal; autoryzowany przeklad Andrzeja Tretiaka i Teresy Swiderskiej. Warszawa: Instytut «Biblioteka Polska» Publ., 1924. 382 s. (in Polish.)
Benes, Edvard. Smysl ceskoslovenske revoluce [The meaning of the Czechoslovak revolution], Praha: Pamatmk Odboje Publ., 1923. 74 s. (in Czech.)
Filasiewicz, Stanislas. La question polonaise pendant la guerre mondial [Polish Question during the World War]. Paris: Section d’etudes et de publications politiques du Comite National Polonais Publ., 1920. 590 p. (in French.)
Hummerus, Herman. Ukraina v perelomni chasi. Shist ’ misyatsiv na choli posol ’stva v Kievi [Ukraine in critical time. At the head of Embassy in Kiev for six months], Kyiv: Takson Publ., 1997. 194 p. (in Ukrainian.)
Kumaniecki, Kazimierz Wladyslaw. Odbudowa panstwowosci polskiej. Najwazniejsze dokumenty. 1912 - styczen 1924. [Restoration of the Polish Statehood. Most important documents. 1912 -January 1924]. Warszawa; Krakow: Nakladem ksi^garni J. Czerneckiego Publ., 1924. 782 s. (in Polish.)
In Memoriam /Памяти
Lloyd George, David. Pravda o mirnykh dogovorakh [The Truth About the Peace Treaties]. T. I. Moscow: Innostrannoy literatury Publ., 1957. 654 c. (in Russian.)
Lloyd George, David. Voennye memuary [War Memoirs], Moscow: Sotsial’no-ekonomicheskoe gosudarstvennoe izdatel’stvo Publ., 1935. T. III. 446 p. (in Russian.)
Lloyd George, David. Voennye memuary [War Memoirs]. Moscow: Sotsial’no-ekonomicheskoe gosudarstvennoe izdatel’stvo Publ., 1935. T. IV 443 p. (in Russian.)
Lloyd George, David. Voennye memuary [War Memoirs], Moscow: Sotsial’no-ekonomicheskoe gosudarstvennoe izdatel’stvo Publ., 1938. T.V. 366 p. (in Russian.)
Ludendorff, Erich. Moi vospominaniya o voyne 1914-1918 gg. [My memories of the war 1914-1918]. T. 1. Moscow: Sotsial’no-ekonomicheskoe gosudarstvennoe Publ., 1923. 456 p. (in Russian.)
Masaryk, Tomas Garrigue. Svetova revoluce: za valky a ve valce. 1914-1918. [The World Revolution: during the war and at the war. 1914-1918]. Praha: Cin a Orbis Publ., 1925. 650 s. (in Czech.)
Matveev, Gennadiy Filippovich. Fevral’skaya revolyutsiya i pol’skiy vopros [February Revolution and Polish Question], in RevolyutsionnayaRossiya 1917goda ipol 'skiy vopros: novye istochniki, novye vzglyady. Moscow: Institut slavyanovedeniya RAN Publ., 2009. P. 85-92. (in Russian.) Matveev, Gennadiy Filippovich. Nachalo [Beginning], in Belye pyatna — chernye pyatna. Slozhnye voprosy v rossiysko-pol'skikh otnosheniyakh. Moscow: «Aspekt Press» Publ., 2010. P. 15-50. (in Russian.)
Matveev, Gennadiy Filippovich. Pocz^tki [Beginning], in Biale plamy — czarne plamy. Sprawy trudne w polsko-rosyjskich stosunkach 1918-2008. Warszawa: Polski Instytut Spraw Mi^dzynarodowych Publ., 2010. S. 45-81. (in Polish.)
Sokolnicki, Michal. Polska w pamiqtnikach Wielkiej wojny. 1914-1918. [Poland in the memoirs of the Great War]. Warszawa: Instytut Wydawniczy «Bibljoteka Polska» Publ., 1925. 678 s. (in Polish.)
Stankovic, Borde. Nikola Pasic, saveznici i stvaranje Jugoslavije [Nikola Pasic, the allies and the making of Yugoslavia], Zajecar: Zaduzbina Nikole Pasica Publ., 1995. 282 p. (in Serbian.) Tardieu, Andre. Mir [Peace]. Moscow: Gospolitizdat Publ., 1943. 654 p. (in Russian.)
Winiarski, Bohdan. Miqdzynarodowosc sprawy polskiej [Internationalism of the Polish cause]. Piotrogrod: Polski Komitet Narodowy Publ., 1917. 71 s. (in Polish.)
