CC BY
334
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 94(4)“04/14”(045)
Д.М. Котышев
ИЗ ИСТОРИИ СТАНОВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ: «РУССКАЯ ЗЕМЛЯ» В СРЕДНЕМ ПОДНЕПРОВЬЕ В 1Х-Х веках
Рассматриваются вопросы формирования восточнославянской государственности, освещаются спорные проблемы древнерусского политогенеза. Проанализирована возможность использования концепции «вождества» для описания процессов институционализации власти у славян Восточной Европы, и в частности, в Среднем Поднепровье.
Ключевые слова: Древняя Русь, Среднее Поднепровье, «Русская земля», древнерусская государственность, вождество.
Конец I тыс. н.э. для Восточной Европы возвещает время перехода от позднепервобытных форм социума к зачаткам государственности. Южная Русь и Среднее Поднепровье в 1Х-Х вв. предстают взору исследователей громадным котлом, переплавившим различные этносы. Образно выражаясь, из этой социальной и этнической «крицы» был выкован уклад древнерусской эпохи.
На рубеже 1Х-Х вв. на юге Восточной Европы зарождается обширное протогосударственное образование, которое сначала зарубежные историки, а позже и автор-составитель ПВЛ именуют Русью или Русской землей. В современной исторической литературе суждения о характере и сущности «Русской земли» как государственного (раннегосударственного или даже догосударственного) образования весьма противоречивы.
Настоящая работа преследует цель внести посильную лепту в дело осмысления процессов по-литогенеза в Восточной Европе на рубеже I и II тыс. н.э. В отечественной науке на сегодняшний день сформировалась обширная историографическая традиция, характеризующаяся многообразием научных школ и мнений. Главной задачей в сложившихся условиях, по моему мнению, должна стать выработка непротиворечивого построения, опирающегося на прочное основание фактов и проверенных временем концепций.
Первая и основная проблема при изучении генезиса восточнославянской государственности и формирования «Русской земли» - это стадиальная и типологическая характеристика предгосударст-венной и раннегосударственной стадий на юге Восточной Европы.
Сразу отмечу, что у компаративного подхода в изучении древнерусского политогенеза - своя предыстория. Первые опыты сравнительно-исторического изучения древнерусской государственности можно встретить на страницах работ историков конца XIX - начала XX в. Об этом писали А.Н. Никитский [56. С. 162], Н.П. Павлов-Сильванский [58. С. 223-233], А.Е. Пресняков [65. С. 37-39]. При этом стоит отметить, что подобные сюжеты для науки того времени были скорее исключением, чем правилом. Систематически компаративный подход в изучении древнерусской государственности начал применяться, на мой взгляд, только с 30-40-х гг. XX в. Манифестацией данного подхода стало заявление Б.Д. Грекова о том, что «древнерусское государство имеет некоторые черты сходства с государством Меровингов и Каролингов и по своему происхождению, и по своей структуре, и по своей дальнейшей судьбе» [10. С. 31]. Это утверждение определило вектор научного поиска на протяжении 1940-50-х гг. В исторической науке этого времени преобладала оценка древней Руси как государства раннефеодального типа; политический строй был схож с тем, что существовал в то же самое время к западу от Эльбы. В наиболее законченном виде эта оценка была сформулирована в работах В.Т. Пашуто [59. С. 9-17;
60. С. 11-77].
Любопытно отметить, что в то же самое время (т.е. практически с выходом в свет сборника «Древнерусское государство...», где были сформулированы основные аргументы в пользу сопоставления Руси с феодальными государствами Европы) развернулась активная дискуссия о так называемом «дофеодальном» пути развития в истории стран Западной и Восточной Европы. Дискуссия эта была спровоцирована работами А.И. Неусыхина [54; 55]. Однако точка зрения о дофеодальном характере обществ «варварской» Европы не получила дальнейшего развития. Обсуждение ее в 1968 г.
закончилось разгромной критикой, после чего тема о «дофеодальном» характере раннего европейского средневековья надолго исчезает со страниц научных работ1.
Еще одним направлением научного поиска в области сравнительно-исторических наблюдений касательно возникновения древнерусской государственности стали работы В.В. Мавродина. Еще в 1945 г. на страницах монографии «Образование древнерусского государства» ученый сформулировал мысль о племенных княжествах, возглавляемые князьями, «выделившимися из варварской социальной верхушки племен и тесно с ней связанные» [42. С. 196]. Говоря о процессе складывания племенных союзов славян, В.В. Мавродин подчеркивал, что главным содержанием этого процесса явилась трансформация родоплеменных структур в территориально-политические.
Сформулированная В.В. Мавродиным концепция была воспроизведена позднее на страницах других работ; в первую очередь следует сказать о трудах Б.А. Рыбакова 50-60-х гг. ХХ в. В своих построениях ученый во многом опирался на утверждения Б.Д. Грекова, правда, предпочитал говорить не о «племенном» или «варварском» содержании эпохи VIII-X вв., а употреблял для ее характеристики термин «полупатриархально-полуфеодальный».
Уже позднее, в 70-е гг. ХХ в., В.В. Мавродин отошел от считавшихся официальными позиций. В целом ряде статей, написанных им совместно с И.Я. Фрояновым, было сформулировано утверждение о том, что общественный строй древних славян VIII-X вв. являлся доклассовым, а потому первые межплеменные образования - предтечи древнерусского государства - не могли иметь феодального характера, как это обычно утверждалось [43. С. 125-132; 44. С. 133-142; 45. С. 7-15]. На основе этих посылок впоследствии И.Я. Фрояновым было сформулировано определение державы Рюриковичей как суперсоюза племен, который по мере своего развития трансформировался в федерацию городов-государств [78. С. 57-93].
На сегодняшний день этот подход развивает в своих работах В.В. Пузанов. Исследователь выделяет несколько этапов в процессе формирования древнерусской государственности - первый этап соответствует объединению первичных племенных образований, второй выдвигает из общей среды лидера и союз племен, вставший во главе, выступает как зародыш публичной власти по отношению к соседям. Третий же этап характеризуется выстраиванием «вертикали власти» между господствующим союзом племен и подчиненными ему территориями [67. С. 19-47; 68; 69. С. 195, 196].
Такое разнообразие мнений относительно характера древнерусской государственности явилось, как мне представляется, результатом неудовлетворенности «синхростадиальным» подходом к истории Восточной и Западной Европы. Показательным является мнение А.А. Зимина. Вдумчивый и проницательный историк русского средневековья, не выходивший на страницах своих работ, опубликованных при жизни, за рамки официальной точки зрения, А.А. Зимин в своих личных записках - размышлениях о русской истории - рисовал совершенно иную картину. «Становление государственности, - полагал историк, - происходило в условиях страны, только еще колонизующейся восточными славянами... Правящий слой образовывался как нанос на торговых путях. Его состав был вненацио-нален...». По мнению А.А. Зимина, правящая элита была способна осуществлять свою власть только в пределах городов, что придавало древнерусской государственности городовой характер: «Даже обслуживали элиту холопы, а не крестьяне, которые в силу необозримых просторов страны не могли стать объектом хозяйственного властвования». Вывод, к которому пришел историк, резко расходился с той картиной, которую изображала официальная историческая наука. «Наш античный мир - вот что такое древняя Русь для России. Мир, не имевший прямой преемственности с дальнейшим (сметен варварами-монголами), но оставшийся голубой легендой» [19. С. 11].
Неудивительно поэтому, что мысли, так и не высказанные А.А. Зиминым вслух при жизни, получили дальнейшее развитие в работах его учеников. Уже позже, на рубеже 80-90-х гг. ХХ в., наиболее четко и однозначно выразил данную точку зрения С.М. Каштанов, заявивший, что «осмыслять русскую ситуацию XIV-XVI вв.» следует «в свете сходства социальных структур на Руси в это время и на Западе в период “высокого средневековья” (VII-IX вв.)» Проводя параллели между Русью XIV-XVI вв. и Франкским государством эпохи Меровингов и Каролингов, С.М. Каштанов полагает, что Россия неуклонно проделывала общеевропейский путь развития, но с опозданием на 7-8 веков» [21].
1 Впрочем, официальное осуждение «дофеодальной» концепции не помешало известному востоковеду И.М. Дьяконову провозгласить во всеуслышание тезис о том, что «так называемое “дофеодальное общество” Киевской Руси и Скандинавии IX-XП вв. — конечно же знакомое нам древнее общество» [16. С. 37, прим. 148].
Рубеж 80-90-х гг. ХХ в. стал переломным для отечественной исторической науки. Кризис ор-тодоксально-марксисткой концепции и связанной с ней традиционной системы аргументации заставил большинство исследователей обратить свои взоры в сторону альтернативных моделей и методологических схем политогенеза. На первый план выдвинулась концепция вождества, которая, с одной стороны, явилась результатом активных наработок англо-американской политической антропологии [31; 86; 90. Р. 279-308; 97], а с другой - итогом поисков советских историков и этнографов, активно разрабатывавших компаративный метод на древневосточном и африканском доколониальном материале [37; 38; 39; 76; 79; 80].
Своеобразным «методологическим» рубежом стали состоявшиеся в апреле 1992 г. чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто. По образному определению В.В. Пузанова, «они положили начало не только прямому переносу теории вождества на восточнославянскую почву непосредственно из трудов представителей западной политантропологии, но массовому отказу исследователей от классового подхода к проблеме восточнославянского политогенеза» [69; 95].
Ключевое значение на указанных чтениях имел доклад Е.А. Мельниковой, оформленный позже в виде научной статьи [50. С. 16-33; 51. С. 38-41]. Исследовательница сразу обозначает свою позицию, заявив о том, что «жесткая формационная схема и понимание государства как репрессивной в первую очередь структуры привели к невозможности адекватно охарактеризовать социальнополитический строй доклассовых обществ в Восточной и Северной Европе» [50. С. 16]. Подвергнув критике построения «государственного феодализма», Е.А. Мельникова обращается к теории «вожде-ства» как альтернативной методологической схеме. Выбрав отправной точкой механизмы социальной стратификации, описанные М. Фридом, она говорит о том, что в обществах Северной и Восточной Европы (включая восточнославянское) внутриобщинная дифференциация и стратификация приводят к выделению военной аристократии. Эта аристократия становится основным инструментом в деле формирования политической администрации. «Основной особенностью политической системы зарождающегося государства, - пишет Е.А. Мельникова, - является то, что его функции выполняются главным образом военной организацией - дружиной». Основополагающая роль дружины в процессе становления ранней государственности дает основание, на взгляд Е.А. Мельниковой, определять такой тип государственного образования, как «дружинное государство» [50. С. 20].
Точку зрения Е.А. Мельниковой восприняли не только российские [71. С. 117-127], но и украинские ученые. Так Н.Ф. Котляр, вслед за Е.А. Мельниковой, склонен считать восточнославянские объединения IX-X вв. надплеменными, определяя их политическую форму как «дружинное государство» [50. С. 45]. Украинский историк и археолог Я.В. Баран полагает, что «племя как социальное образование совпадает с понятием вождество».
Другой исследователь, брянский историк и археолог Е.А. Шинаков, более осторожен в своих оценках ситуации. Он склонен считать, что «дружинное государство» ни в коем случае не является универсальным механизмом политогенеза, точно так же, как и вождество - не единственный путь к государству. «Империю Рюриковичей» IX-X вв. ученый представляет в виде двухуровневого потес-тарно-политического организма, «верхний (“федеральный”, “имерский”) уровень которого образует правящая военно-торговая корпорация “Русь”, нижний - князья, вожди, старейшины отдельных подчиненных субгосударств - территориальных вождеств-княжеств и протогородов-государств» [83; 84. С. 305, 306]. На территории Восточной Европы, занимаемой «империей Рюриковичей», Е.А. Шина-ков склонен выделять четыре зоны политогенеза со своими региональными особенностями. К таким зонам, по его мнению, относятся Северная, Южная, Западная Юго-Восточная Русь, а также «центр с осью по Днепру». Указанные регионы имели, как полагает Е.А. Шинаков, свои характерные особенности становления государственности.
В расстановке сил, отстаивающих какую-либо из вышеуказанных точек зрения, мнение Н.Н. Кра-дина, полагающего Русь X-XI вв. своеобразной «мультиполитией» - структурой, построенной на подчинении одной политией других [34. С. 146], находится наособицу. Но, на мой взгляд, именно точка зрения Н.Н. Крадина заслуживает того, чтобы чуть позднее вернуться к ее анализу более подробно. Сейчас же, охарактеризовав основные точки зрения на проблему типологизации характера ранней государственности на Руси, попытаюсь изложить свои соображения по данному вопросу.
Нетрудно заметить, что все вышеперечисленные позиции берут за основу сравнительноисторический (или компаративный) метод, при этом в каждом конкретном случае реализуется своя логика научного рассуждения.
Сейчас уже ни для кого не является секретом, что в основе стремления уравнять Русь со странами Западной Европы лежат политические реалии СССР конца 40 - начала 50-х гг. ХХ в. Обращение к идее «тождества с Европой» в указанное время явилось одним из результатов идеологической кампании. Партийно-государственными органами перед исторической наукой была сформулирована задача: опровергнуть представление об архаическом характере древнерусского государства. Опровержение данного тезиса являлось основой для тогдашней «борьбы с норманизмом»2. Соответственно установка на «уравнение» домонгольской Руси с синхронной ей средневековой Европой во многом является результатом следования заведомым политическим установкам, нежели результатом объективного научного поиска.
В научной обоснованности данного предположения у меня есть серьезные сомнения. На мой взгляд, процесс политогенеза в странах Европы и на Руси имел принципиально разную основу. В случае с Европой раннесредневековая государственность стала результатом распада античного общества и его «варваризации» в ходе вторжения славян и германцев. Восточная же Европа вступила на путь политогенеза несколькими столетиями позднее и в других исторических условиях, не имея никаких предпосылок в виде «античного наследия». Поэтому рассуждать о синхростадиальном подходе в изучении Руси и Европы IX-XI вв., как это делал в свое время М.Б. Свердлов, преждевременно3.
Новейшие исследования ранней истории Восточной Европы позволяют говорить о попытках выработки некоей компромиссной концепции в понимании феномена древнерусской государственности. Очевидная спорность применения к характеристике указанного явления дефиниций феодализма [77] обусловила рост популярности концепции И.Я. Фроянова, его ученков и последователей, трактующей древнюю Русь как доклассовый, «общинный» социум [15; 68]. Невзирая на все возражения противников теории «городов-государств», даже в их среде зреет убеждение о догосударственном характере славянских обществ Восточной Европы [8. С. 9-26; 41. С. 134-150].
Все вышесказанное дает мне основание предполагать, что на рубеже X-XI вв. восточнославянское общество переживало процесс эволюции от позднеродового к раннегосударственному. Шел процесс превращения потестарных структур в политические. Широко изученный этнологами и антропологами на материалах примитивных обществ данный процесс отчетливо выявлен современными исследователями и в древней Руси. На мой взгляд, есть серьезный резон в замечании И.Я. Фроянова о том, что восточнославянское общество IX-XI вв. было иерархией славянских племенных союзов, с полянами во главе [78. С. 76]. Скандинавские конунги, опираясь на военную силу своих дружин и поддержку полянской общины, сумели подчинить себе окрестные племенные образования. Такой социум еще не являлся государством в классическом виде и может быть с полным правом отнесен, по моему мнению, к числу сложных вождеств - высшей стадии доклассовой государственности.
Одними из первых в политантропологической литературе о сложном или комплексном вожде-стве заговорили М. Салинз и И. Голдмен, выделившие их на полинезийских материалах [96]. Ряд исследователей склонен выделять больше двух уровней в организации такого рода образований. Так, Н.Н. Крадин, помимо простых и сложных, выделяет и суперсложные вождества [35]. Исследователь называет их территориальными ранними государствами или мультиполитиями, к их числу он относит и Древнюю Русь, и империю Каролингов [34. С. 146]. В принципе, по содержанию этот термин близок определению «суперсоюза племен», но представляется мне более корректным и точным. Супер-сложные вождества на определенном этапе развития трансформируются в раннегосударственные образования, этот процесс достаточно хорошо изучен в мировой и отечественной науке на материале обществ ранней древности. Такие раннегосударственные образования, возникавшие в целях обеспечения торгово-экономических интересов метрополии за счет слаборазвитой периферии, И.М. Дьяконов и В.А. Якобсон определили как территориальные или «мировые» державы (ранние империи) [17. С. 8, 9]. Если быть историографически точным, то такой подход к восточнославянской ранней государственности пытался развить еще С.В. Бахрушин [2. С. 88-98], однако его оценка не вписывалась в ту историческую парадигму, которая сформировалась в советской исторической науке в 1930-е гг.
2 Наиболее показательный пример - реанимация в 50-е гг. ХХ в. идеи дореволюционных антинорманистов о существовании в Среднем Поднепровье т.н. «Русской земли» - ядра будущего древнерусского государства. Этой проблеме я постарался посвятить отдельные сюжеты своих наблюдений [27. С. 340-348; 28. С. 160-165].
3 Как раз тогда, когда М.Б. Свердлов рассуждал о синхростадиальности в развитии Руси и Европы [74. С. 94],
А.В. Назаренко убедительно показал тождественность междукняжеских отношений на Руси эпохи Ярослава тем традициям, которые были характерны для империи Карла Великого на рубеже IX-X вв. [53. С. 149-157].
Отмечу, что предложенная Н.Н. Крадиным схема развития мультиполитийного раннегосударственного образования хорошо проверяется и на восточнославянском материале. Предположение о древнерусском государстве конца Х - начала XI в. как мультиполитии мной уже высказывались ранее [29. С. 235-240; 30. С. 5-17]. Применение понятия «мультиполитии» или «суперсложного вожде-ства» к южнорусским политическим реалиям эпохи Владимира Святославича и ранее вызвало сомнения у В.В. Пузанова, полагающего, что данный подход «не вполне соответствует реальности» [68. С. 22, 45]. Однако апелляция последнего к тому обстоятельству, что Н.Н. Крадин оперирует этим термином применительно лишь к кочевым империям, не совсем корректна. Действительно, в совместной с Т.Д. Скрынниковой работе, посвященной империи Чингис-хана, Н.Н. Крадин употребляет понятие «суперсложное вождество» применительно к кочевым империям [36. С. 504]. Но это употребление не отменяет универсальности данного понятия. Характеризуя «кочевые империи»,
Н.Н. Крадин пишет: «Снаружи они выглядели как деспотические завоевательные государства, так как были созданы для изъятия прибавочного продукта извне степи. Но изнутри империи номадов оставались основанными на племенных связях без установления налогообложения и эксплуатации скотоводов... Кочевники-скотоводы выступали в данной ситуации как класс-этнос и специфическая ксено-кратическая (от греч. ксено - наружу и кратос - власть) или экзополитарная (от греч. экзо - вне и по-лития - общество, государство) политическая система. Образно можно сказать, что они представляли собой нечто вроде «надстройки» над оседло-земледельческим «базисом». При этом кочевая элита выполняла функции высших звеньев военной и гражданской администрации, а простые скотоводы составляли костяк аппарата насилия - армии» [34. С. 149].
Если рассматривать описанную Н.Н. Крадиным схему применительно к Восточной Европе Х в., то можно увидеть очень много схожего. Скандинавская «русь» выступает по отношению к славянам как раз ксенократической прослойкой, опираясь на военную силу собственных дружинников, которые, как и рядовые скотоводы, описанные Н.Н. Крадиным, составляют костяк аппарата принуждения по отношению к местному славянскому населению. Подобная схема господства и подчинения очень хорошо засвидетельствована данными Константина Багрянородного, четко выделяющего правящую прослойку (росов), их данников (пактиотов) - славян. Причем уже в указанное время формируются зачатки мультиполитийной структуры, что отмечено также в другом сообщении Константина о «внутренней» и «внешней» Руси [24. С. 45, комм. 308, 309].
Если вкратце сформулировать ту методологическую парадигму, которая легла в основу настоящей работы, то она сводится к следующему. На рубеже 1Х-Х вв. на юге Восточной Европы (в районе Среднего Поднепровья) в результате военно-торговой деятельности скандинавских дружин на базе местных славянских вождеств складывается суперсложное вождество, или мультиполитийная структура, фигурирующая в источниках 1Х-Х вв. под определением Русской земли. Именно она в конце Х в. станет основой территориальной державы, созданной в результате активного государственного строительства Владимира Святославича.
Первый этап процесса превращения вождества в раннее государство в Среднем Поднепровье весьма трудноуловим. Нарративные источники не фиксируют этот момент, поэтому пытаясь его выявить, придется опираться на косвенные данные. К таким данным относятся прежде всего археологические материалы. Здесь я позволю не согласиться с высказывавшейся в науке точкой зрения, которая отрицает возможность использования данных археологии для изучения процессов восточнославянского политогенеза; более того, одной из наиболее удачных попыток в этом направлении укажу работу Е.А. Шинакова [83].
Говоря о критериях, определяющих вождество в археологическом плане, не стоит забывать, что мировая историческая наука достаточно успешно решала этот вопрос на протяжении последней трети ушедшего века. Согласно выводам современных исследователей, вождество на социальнополитическом уровне определяется как одно- или двухуровневая управленческая иерархия, простирающаяся над уровнем локальных общин [91. Р.39-102; 100. Р. 379-397]. Следовательно, социальной иерархии соответствует и уровень иерархии поселений. На основании этих закономерностей в 1980-х гг. Г. Джонсоном была создана модель иерархизации уровня принятия решений и метода определения уровня социальной сложности. В основу своей концепции исследователь положил анализ изменений типов поселений на региональном уровне, в первую очередь, выделение среди скопления мелких деревень центральных населенных пунктов, выполняющих роль административного и политического контроля за прилегающей округой [92. Р. 233-263]. Применение этой методики на ма-
териалах древней Сузианы позволила Г. Джонсону сформулировать критерии перехода вождестских структур в государственные - это случается, когда управленческая иерархия образует более чем двухуровневую структуру [93. Р. 107-140].
Считается на сегодняшний день общепризнанным, что возникновение протогородских поселений в среде локальных сельских общин - первый шаг на пути к государству. Протогородские (или раннегородские) образования являлись, в первую очередь, центрами сосредоточения, реализации и перераспределения прибавочного продукта, то есть выполняли политико-административные функции [3]. Именно способность не только производить прибавочный продукт, но и накапливать, а также перераспределять его становится тем самым маркером, который фиксирует момент превращения племенных структур в вождестские [25. С. 48; 98; 99]. Следовательно, урбанизация может рассматриваться как один из достоверных критериев процесса политогенеза (более того, на мой взгляд, как по-литогенез, так и урбанизация являются разными гранями одного и того же явления)4.
Говоря об археологических критериях сложных или комплексных вождеств, надо указать, что таковыми являются компактные скопления памятников тех или иных археологических культур, расположенных в бассейнах рек или водоразделах рек [20; 75. С. 430; ]. На основе подсчетов, произведенных в свое время Г. Ловмяньским, можно заключить, что размеры сложных вождестских комплексов колебались в пределах от 2 до 10 тыс. км2. Так, к примеру, А.М. Смиленко полагает, что в ареале расселения так называемой «киевской культуры», занимавшей общую площадь ок. 100 тыс. км2, обитало от 10 до 50 первичных иерархических образований [40.С. 9; 75. С. 263;].
Здесь необходимо сделать одно существенное замечание. Касается оно, в первую очередь, той модели политогенеза, которая реализовывалась на пространствах Восточноевропейской равнины. Обобщая пути движения социумов по пути к ранней государственности, можно сказать, что таковых путей в самом упрощенном виде можно выделить два. В основе каждого из указанных путей лежит своя экономическая модель, но принцип их функционирования на самом деле идентичен. Базируется он на сформулированном в свое время антропологом Т. Ёрлем стремлении к максимизации экономического эффекта [89. Р. 279-308]. Любая воспроизводящая экономика должна в своем развитии опираться на какой-то из способов получения прибавочного продукта, создающего основу для поступательного развития общества. В одном случае (первый путь развития), этот избыточный продукт создается путем максимальной мобилизации всех экосистемных ресурсов ранних обществ, ирригационные общества Востока - наглядное тому подтверждение. Другой случай (второй путь развития) являет нашим взорам картину получения избыточного продукта за счет не «внутренней», а «внешней» эксплуатации, когда социум переходит к политике извлечения доходов и сверх доходов за счет прилегающих территорий и населяющих их обитателей. Как правило, такая эксплуатация осуществляется в ходе военных набегов или завоевательных войн. «Военный» путь политогенеза открывал возможности экономического роста ничуть не худшие, чем «экономический (ирригационный)». Получение доходов в виде военной добычи, даней и контрибуций делало основой вождестской структуры не хозяйственно-адмнистративную, а военно-дружинную составляющую.
Восточная Европа во 2-й половине I тыс. н.э. демонстрирует все необходимые предпосылки для формирования той модели развития, которая основывается на «внешней эксплуатации». Исследователями установлено, что экономические возможности славянского земледелия вплоть до конца I тыс. н.э. были весьма скромными. Долговременные перелоги и подсека, использование легких почв приречных участков [61; 66. С. 59-64; 82. С. 59-64] давали возможность обеспечивать жителей славянских поселков необходимым количеством продовольствия, но не более того. Говорить о получении высоких урожаев, об организации хлебного экспорта в Византию (как считали Б.Д. Греков и В.И. Довженок [10. С. 50-55; 13; 14. С. 28-39]) в указанное время не приходится. Следовательно, экономический и по-
4 На данный вопрос в мировой науке было обращено внимание в середине ХХ в., когда Г. Чайлдом был введен в научный оборот термин «городская революция» (по аналогии с «неолитической революцией») [81. С. 29, 31]. Впоследствии зарубежные и советские историки предпринимали неоднократные попытки уточнения данного термина. Концепция «городской революции» подвергалась апробации на материалах обществ меднокаменного и бронзового века [46; 47. С. 15; 48. С. 160-176; 49. С. 121-124]. Терминология Г. Чайлда, равно как и критерии раннего города позже подверглись уточнению [85. Р. 11; 87]. Отмечу, что по вопросу о соотношении процессов урбанизации и политогененза в современной науке нет однозначного мнения. Одни историки полагают, что ранняя государственность зарождалась в форме городов-государств [1; 18]; другие склонны считать, что государственность возникала и на безгородской основе [88].
литический подъем, приведший к возникновению восточнославянской государственности, был вызван причинами не внутреннего, а внешнего порядка.
Сложившаяся с конца IX - начала X в. в Среднем Поднепровье вождестская структура базировалась на системе полюдья - регулярном изымании «русью» дани с окрестных славянских племен и ее реализации на международных торговых рынках Багдада и Константинополя. Подобная экстенсивная система эксплуатации во многом схожа с теми, что встречается в кочевых империях, что дает возможность, как я отмечал выше, усматривать в этом определенные общеисторические закономерности (редистрибутивно-данническая эксплуатация в виде полюдья прослежена в целом ряде раннегосударственных и даже доклассовых обществ [22; 23]).
Примечательно, что в указанное время вплоть до конца Х в. постоянной столицы в Среднем Поднепровье не отмечено. На это обращает внимание А.В. Назаренко, проводя параллель с эпохой Карла Великого, при котором вплоть до последних лет жизни столицы как постоянного местопребывания не было. Данное обстоятельство лишний раз подчеркивает специфическую систему сложного вождества на юге Восточной Европы, базировавшегося не на производстве, а на перераспределении прибавочного продукта, вследствие этого до поры до времени не нуждавшегося в постоянном административно-хозяйственном центре.
Перелом наступает в конце Х в. Принятие Русью христианства означало новую историческую эпоху в истории Русской земли. Она превращается в христианскую державу, в часть «византийского содружества наций» [57; 94]. 90-е гг. X в. - 10-е гг. XI в. - это время трансформации суперсложного вождества в раннее государство. Данные процессы находят свое выражение в том, что возникает столица как центр государственного образования, начинается активное оборонительное строительство и основание новых поселений (Белгорода, Василькова, Переяславля). Указанные населенные пункты не являлись племенными центрами, а олицетворяли собой центры властвования, посредством которых киевские правители закрепляли власть главной политии над всей Русской землей. В истории восточнославянской государственности наступал новый этап развития.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Андреев Ю.В. Ранние формы урбанизации // Вестн. древней истории. 1987. № 1.
2. Бахрушин С.В. «Держава Рюриковичей» // Вестн. древней истории. 1938. № 2.
3. Большаков О.Г., Якобсон В.А. Об определении понятия «город» // История и культура народов Востока. Л., 1983.
4. Васильев Л.С. Протогосударство-чифдом как политическая структура // Народы Азии и Африки. 1981. № 6.
5. Васильев Л.С. Становление политической администрации (от локальной группы охотников и собирателей к протогосударству-чифдом) // Народы Азии и Африки. 1980. № 1.
6. Гиппиус А.А. Два начала Начальной летописи: к истории композиции Повести Временных лет // Вереница литер: к 60-летию В.М. Живова. М., 2006.
7. Гиппиус А.А. К соотношению начальных пассажей Повести Временных лет и Новгородской первой летописи // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. XVII Чтения памяти чл.-кор. АН СССР В.Т. Пашуто. IV Чтения памяти д-ра ист. наук А.А. Зимина: материалы конф. М., 2005. Ч. 1.
8. Горский А.А. О «феодализме»: русском и не только // Средние века. 2008. Вып. 69 (4).
9. Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь: очерки политического и социального строя. М., 2008.
10. ГрековБ.Д. Киевская Русь. М., 1953.
11. Данилевский И.Н. Повесть Временных лет. Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004.
12. Довженок В.И. «Откуду есть пошла Русская земля». Повесть Временных лет // Научный архив Ин-та археологии Национальной академии наук Украины. Ф. 12. Д. № 603.
13. Довженок В.И. Землеробство Древньої Русі. Київ, 1961.
14. Довженок В.И. Об экономических предпосылках сложения феодальных отношений у восточнославянских племен // Проблемы возникновения феодализма у народов СССР. М., 1969.
15. Долгов В.В. Быт и нравы Древней Руси: Миры повседневности XI-XIII веков. М., 2007.
16. Дьяконов И.М. Проблемы экономики. О структуре общества Ближнего Востока до сер. II тыс. до н.э. // Вестн. древней истории. 1968. № 4.
17. Дьяконов И.М., Якобсон В.А. «Номовые государства», «территориальные царства», «полисы» и «империи». Проблемы типологии // Вестн. древней истории. 1982. № 2.
18. Дьяконов И.М., Якобсон В.А. Основные закономерности и пути формирования раннеклассовых городов-государств // Ф. Энгельс и проблемы истории древних обществ. Киев, 1984.
19. Зимин А.А. Две цивилизации в истории России; Недодуманные мысли. Этюды и воспоминания // Отечественная история. 2002. № 1.
20. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. СПб., 1997.
21. Каштанов С.М. О типе русского государства в XIV-XVI вв. // Проблемы отечественной истории и культуры периода феодализма: Чтения памяти В.Б. Кобрина. М., 1992.
22. Кобищанов Ю.М. Полюдье. Всемирно-историческое явление. М., 2009.
23. КобищановЮ.М. Полюдье: явление отечественной и всемирной истории цивилизаций. М., 1995.
24. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989.
25. Коротаев А.В. Об одной из предпосылок классообразования, политогенеза и урбанизации // Социальнопространственные структуры в стадиальной характеристике мирового культурно-исторического процесса. М., 1992. Ч. 1.
26. Котляр Н.Ф. О социальной сущности Древнерусского государства IX - первой половины Х в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1992-1993 гг. М., 1995.
27. Котышев Д.М. «Полянский союз племен» и некоторые проблемы возникновения Древнерусского государства // Россия и Удмуртия: история и современность: материалы Междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 450-летию добровольного вхождения Удмуртии в состав Российского государства. Ижевск, 20-22 мая 2008 г. Ижевск, 2008.
28. Котышев Д.М. «Полянский союз племен»: истоки и судьбы концепции Б.А. Рыбакова // Вестн. Челяб. унта. 2009. № 23. (161). История. Вып. 23.
29. Котышев Д.М. Княжеские элиты и городские общины в Южной Руси XI-XII веков // Єліти і цивілізаційні процеси формування націй. Київ, 2006.
30. Котышев Д.М. Особенности политического развития Южной Руси в X-XII вв. // Вестн. Челяб. ун-та. Сер. история. 2007. № 18 (96).
31. Крадин Н.Н. Вождество: современное состояние и проблемы изучения // Ранние формы политической организации. М., 1995.
32. Крадин Н.Н. Империя хунну. Владивосток, 1996.
33. Крадин Н.Н. Кочевые общества. Владивосток, 1992.
34. Крадин Н.Н. Политическая антропология. М., 2000.
35. Крадин Н.Н. Политогенез // Архаическое общество. Узловые проблемы социологии развития. Ч. 2. М., 1991.
36. Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. Империя Чингис-хана. М., 2006.
37. Куббель Л.Е. Потестарная и политическая этнография // Исследования по общей этнографии. М., 1979.
38. Куббель Л.Е. Потестарно-политическая этнография. М., 1988.
39. Куббель Л.Е. Сонгайская держава. Опыт исследования социально-политического строя. М., 1974.
40. Ловмяньский Г. Основные черты позднеплеменного и раннегосударственного строя славян // Становление раннесредневековых славянских государств. Киев, 1972.
41. Лукин П.В. Праздник, пир и вече: к вопросу об архаических чертах общественного строя восточных и западных славян // Одиссей: человек в истории. 2006. Феодализм перед судом историков. М., 2006.
42. Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945.
43. Мавродин В.В., Фроянов И.Я. Об общественном строе восточных славян УШ-К вв. в свете археологических данных // Проблемы археологии. Л., 1978. Вып. 2.
44. Мавродин В.В., Фроянов И.Я. Проблема разложения первобытнообщинного строя на Руси в свете работ Ф. Энгельса // Ф. Энгельс - великий мыслитель и революционер. Материалы науч.-практ. конф. преподавателей общественных наук вузов и научных сотрудников учреждений АН СССР. Л., 1972.
45. Мавродин В.В., Фроянов И.Я. Ф. Энгельс об основных этапах разложения родового строя и вопрос о возникновении городов на Руси // Вестн. Ленингр. ун-та. 1970. №. 20, вып. 4.
46. Массон В.М. Алтын-Депе: Раскопки города бронзового века в Южном Туркменистане. Л., 1981.
47. Массон В.М. К вопросу о «городской революции» // Тез. докл. на IV сессии по Древнему Востоку. М., 1968.
48. Массон В.М. Первые цивилизации. Л., 1989.
49. Массон В.М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л., 1976.
50. Мельникова Е.А. К типологии предгосударственных и раннегосударственных образований в Северной и Восточной Европе (Постановка проблемы) // Древнейшие государства Восточной Европы. 1992-1993 гг. М., 1995.
51. Мельникова Е.А. К типологии становления государства в Северной и Восточной Европе (постановка проблемы) // Образование древнерусского государства. Спорные проблемы. Чтения памяти чл.-корр. АН.СССР
В.Т. Пашуто. М., 1992.
52. МоргуновЮ.Ю. Фортификация Южной Руси X-XIII вв.: автореф. дис. ...д-ра ист. наук. М., 2007.
53. Назаренко А.В. Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью вв.) // Древнейшие государства на территории СССР: исследования и материалы. 1985. М., 1986.
54. Неусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материале истории Западной Европы раннего средневековья) // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968.
55. Неусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материале истории Западной Европы раннего средневековья) // Вопр. истории. 1967. № 1.
56. Никитский А.Н. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873.
57. Оболенский Д. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. М., 1998.
58. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988.
59. Пашуто В.Т. Историческое значение периода феодальной раздробленности на Руси // Польша и Русь. М., 1974. С. 9-17.
60. Пашуто В.Т. Черты политического строя древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.
61. Петрашенко В.А. Лесостепное Правобережное Поднепровье в VIII-X вв.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Киев, 1982.
62. Петрухин В.Я. Библия, апокрифы и становление славянских раннеисторических традиций (к постановке проблемы) // От Бытия к Исходу. Отражение библейских сюжетов в славянской и еврейской народной культуре. М., 1998.
63. Петрухин В.Я. К ранней истории русского летописания: о предисловии к Начальному своду // Слово и культура. Памяти Н.И. Толстого. М., 1998. Т. 2.
64. Повесть Временных лет. СПб., 1996.
65. ПресняковА.Е. Княжое право древней Руси: лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993.
66. Приходнюк. О.М. Слов’яни на Поділлі (VI-VII вв. н.є.). Київ, 1975.
67. Пузанов В.В. Главные черты политического строя Киевской Руси X-XI вв. // Исследования по русской истории: сб. ст. к 65-летию проф. И.Я. Фроянова. СПб.; Ижевск, 2001.
68. Пузанов В.В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007.
69. Пузанов В.В. Некоторые методологические аспекты изучения проблемы генезиса восточнославянской государственности в постсоветской историографии // Историки в поиске новых смыслов: сб. науч. статей и сообщ. участников Всерос. науч. конф., посвящ. 90-летию со дня рождения проф. А.С. Шифмана и 60-летию со дня рождения проф. В.Д. Жигулина. 7-9 октября 2003 г. Казань, 2003.
70. Пузанов В.В. Образование Древнерусского государства: межэтнический симбиоз и иерархия территорий // Долгов В.В., Кривошеев Ю.В., Котляров Д.А., Пузанов В.В. Формирование российской государственности: разнообразие взаимодействия «центр - периферия». Екатеринбург, 2003.
71. Пчелов Е.В. К вопросу о времени возникновения Древнерусского государства // Альтернативные пути к ранней государственности. Владивосток, 1995.
72. Раппопорт П.А. Заметки о датировке некоторых типов городищ Поднепровья // Краткие сообщения Ин-та истории материальной культуры. 1952. Вып. 48.
73. Раппопорт П.А. Очерки по истории русского военного зодчества X-XIII вв. М.; Л., 1956.
74. Свердлов М.Б. Современные проблемы изучения генезиса феодализма в древней Руси // Вопр. истории.
1985. № 11.
75. Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период. Киев, 1990.
76. Томановская О.М. Изучение проблемы генезиса государств на африканском материале // Основные проблемы африканистики. М., 1973.
77. Феодализм: понятие и реалии: материалы круглого стола. Москва, 25 апреля 2005 г. М., 2008.
78. Фроянов И.Я. К истории зарождения Русского государства // Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991.
79. Хазанов А.М. Военная демократия и эпоха классообразования // Вопр. истории. 1968. № 12.
80. Хазанов А.М. Разложение первобытнообщинного строя и формирование классового общества // Первобытное общество. Эпоха классообразования. М., 1975.
81. Чайлд Г. Прогресс и археология. М., 1949.
82. Шашкевич Г.О., Петрашенко В.О. Землеробство і скотарство в Середньому Поднипров’і в VIII-X ст. // Археологія. 1982. Вип. 41.
83. Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства: сравнительно-исторический аспект. Брянск, 2002.
84. Шинаков Е.А. Племена Восточной Европы накануне и в процессе образования Древнерусского государства // Ранние формы социальной организации. СПб., 2000.
85. AdamsMcC. The Evolution of Urban Society. Chicago, 1960.
86. Carneiro R. The Chiefdom As Precursor of the State // The Transition to Statehood in the New World. Cambridge, 1981.
87. Childe H.G. The Urban Revolution // Town Planning Review. 1950. Vol. 21
88. Classen H.J. The Internal Dynamics of the Early State // Current Anthropology. Chicago. 1984. Vol. 25, № 4.
89. Earle T. Chiefdoms in Archeological and Ethnohistorical Perspective // Annual Review of Antropology. 1987. Vol. 16.
90. Earle Т. Economic and Social Organization of a Complex Chiefdom: the Halelea District, Kana’i, Hawaii. Ann Arbor, 1979.
91. Feinman G., Neitzel J. Too Many Types: An Overview of Sedentary Prestate Societies in the Ameri-cas // Advances in Archaeological Metods and Theory. 1984. Vol. 7.
92. Johnson G.A. Spatial organization of Early Uruk Settlement // L’Archeoloque de l’Iraq. Colloquess Internationale des Centre de la Recherche Scientifique. Paris, 1980.
93. Johnson G.A. The Changing Organization of Uruk Administration on the Susiana Plain // From Prehistory to the Islamic Conquest. Washington, 1987.
94. Obolensky D. Byzantine Commonwealth. Eastern Europe. 500-1453. L., 1971.
95. Renfrew C. Monument, Mobilization and Social Organization in Neolithic Wessex // Explanation of Culture Change. L., 1973.
96. Sahlins M. Social Stratification in Polinesia. Seattle, 1958; Goldman I. Ancient Polinesian Society. Chicago, 1970.
97. Spenser C. Rethinking the Chiefdom // Chiefdom in the Americas. L., 1987.
98. Wright H. Prestate Political Formation // On the Evolution of Complex Societies. Malibu, 1982.
99. Wright H., Johnson G. Population, Exchange and Early State Formation in Southwestern Iran // American Anthropologist. 1975. Vol. 77, № 2.
100. Wright H. T. Recent Reseam on the Origin of the State // Annual Review of Anthropology. 1977. Vol. 6.
Поступила в редакцию 15.06.10
D.M. Kotyshev
On the History of the Formation of Statehood in Eastern Europe: ‘Russian Land’ in the Middle Dniepr Region in IXth - Xth centuries
The article deals with a formation of statehood by Eastern Slavs’ and the discussion on ancient Russian politogenesis. The author tries to use the ‘chiefship’ concept for describing the process of institutionalization of power by Slavonic tribes in Eastern Europe, particularly, in the Middle Dniepre region.
Keywords: ancient Rus, middle Dnieper region, ‘Russian Land’, ancient Russian statehood, chiefship.
Котышев Дмитрий Михайлович, кандидат исторических наук, доцент ГОУВПО «Челябинский государственный университет» 454021, Россия, г. Челябинск, ул. Братьев Кашириных, 129 Е-таП: grizli@csu.ru
Kotyshev D.M.,
candidate of history, assistant professor Chelyabinsk State University
454021, Russia, Chelyabinsk, Brat’ev Kashirinyh st., 129 E-mail: grizli@csu.ru
