CC BY
60
ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
2020.03.025. УВАРОВА Т.Б. ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ ЭТНОЛОГИИ: ИССЛЕДОВАТЕЛИ, ПРОЕКТЫ, МЕТОДЫ. (Обзор).
Ключевые слова: российская этнология; методы этнолого-антропологического знания; полевая работа; Северная экспедиция ИЭА РАН.
Исследования истории российской этнологии и антропологии, среди которых с начала 2000-х годов широко представлены работы классического биобиблиографического характера, в 2010-е годы дополнились публикациями и других жанров, с особым вниманием к брендовому дисциплинарному методу этнолого-антропологического знания - полевой работе.
Одна из наиболее представительных работ этого круга -книга, посвященная 60-летию Северной экспедиции Института этнологии и антропологии РАН [3], которая была учреждена в 1956 г. в соответствии с официальной концепцией, провозгласившей ориентацию советской этнографии на современность, и просуществовала до начала 1990-х годов. Авторский коллектив представлен исследователями из Москвы, Санкт-Петербурга, Тулы, Тюмени, Апатитов, Ханты-Мансийска, Хабаровска, Анадыря, которых связывает «поле Севера». Статьи, в которых помимо практики полевых исследований на Севере России рассматриваются общие вопросы этого метода и методологии, структурированы в три раздела, освещающие разные грани этнографического поля: «Опыт прошлого», «Жизнь как поле» и «Поле как жизнь».
Открывает I раздел статья Е.П. Батьяновой «Северная экспедиция Института этнографии и ее роль в развитии советской школы полевого этнографического североведения» [1]. Организации Северной экспедиции предшествовали важные мероприятия, связанные с формированием в АН СССР новых направлений северо-ведения. Уже в 1944 г., т.е. в год открытия в Москве отделения Института этнографии АН СССР, здесь по инициативе заместителя директора Института М.Г. Левина была создана группа Севера, в которую вошли сотрудники разных секторов, а также аспиранты и докторанты, тематика исследований которых была связана с Севером и Сибирью. В 1945 г. Институтом этнографии совместно с
Институтом истории материальной культуры была организована Северо-Восточная комплексная экспедиция, инициаторами создания которой выступили физические антропологи Г.Ф. Дебец и М.Г. Левин. Задача экспедиции определялась как этнографическое, антропологическое, археологическое и лингвистическое исследования на Камчатке и Чукотке на протяжении нескольких лет. Одним из направлений работы стало исследование проблемы древнейших связей Северо-Восточной Азии и Северной Америки и первоначального заселения американского континента. В связи с этим в 1955 г. в Московском отделении Института этнографии был создан «Сектор по изучению социалистического строительства у малых народностей Севера». Сектор должен был работать в соответствии с задачами Комиссии по проблемам Севера, созданной при Президиуме АН СССР в 1954 г., и информировать директивные органы о положении дел на Севере, направляя им специальные документы, предназначенные для служебного пользования -«докладные записки» [1, с. 14].
Заведующим Сектором Севера стал Б.О. Долгих, к тому времени уже известный этнограф, участник Приполярной переписи 1926-1927 гг., организатор и руководитель ряда этнографических экспедиций. Работая в Иркутске, а затем в Красноярске, он проводил полевые исследования среди кетов, долган, нганасан, энцев, эвенков, якутов. Основными рабочими темами сектора, предложенными Комиссией по проблемам Севера, были «Вопросы подъема хозяйства и культуры коренных народностей Севера» и «Состояние и развитие национальных культурных промыслов у народов Северо-Востока Азии». Ежегодно в различных регионах Сибири работало по пять и более отрядов Северной экспедиции, включавших несколько человек. Практиковались также индивидуальные выезды в поле.
Помимо насущных проблем хозяйственного и культурного развития малых народов Севера экспедиция планировала заниматься традиционными научными темами: вопросами первичного заселения арктической и субарктической зон, выявления древнейших этногенетических общностей (формирование юкагиров, уральской и эскимосско-алеутской групп народов), а также изучения ранних этапов освоения региона русским населением. Все эти вопросы входили в план работы сектора на семилетие 1959-1965 гг. Работа
Северной экспедиции была подчинена плодотворной и гуманной идее создания условий для «полного, всестороннего развертывания знаний, опыта и способностей исконных оленеводов, охотников и рыболовов, обладающих огромными положительными национальными традициями в этой сфере человеческой деятельности» [1, с. 20]. Этими идеями буквально пронизаны докладные записки 1950-1990-х годов, опубликованные и доступные сегодня для широкого читателя.
Северная экспедиция практиковала различные методы работы в поле. Это могли быть сплошные маршрутные обследования, а также тематические, стационарные (обычно не превышающие полугода). Помимо использования традиционных методов включенного наблюдения, интервьюирования, производилось изучение документов в статуправлениях, сельсоветах, архивах, загсах. В сельских советах копировались и тщательно анализировались похозяйственные книги, фиксировались сведения о численности жителей в каждом населенном пункте, о возрастном, национальном, профессиональном составе семей, их хозяйственном состоянии, образовательном уровне населения. Использовались вопросники, специально подготовленные анкеты. Составлялись картосхемы, осуществлялись аудиозаписи, проводились фото- и киносъемки.
Руководитель Северной экспедиции Б.О. Долгих видел в этнографах не только ученых, изучающих культуру народов, но и просветителей, проводников знаний, прогресса. Этнографы часто выступали перед местным населением с лекциями и докладами в клубах, школах, музеях.
Научные результаты работы экспедиции в 1950-1960-е годы были обобщены в серии сборников, использованы при подготовке Историко-этнографического атласа Сибири (1961). В 1970-1980-е годы при сохранении основных направлений работы Сектора Севера тематика расширилась. В 1980-х - начале 1990-х годов в связи с интенсивным освоением на Севере нефтяных и газовых месторождений на передний план прикладных исследований Северной экспедиции вышли проблемы охраны окружающей среды, обеспечения коренным народам возможностей традиционного природопользования, защиты северных народов от промышленной экспансии, которая становилась всё более агрессивной.
В годы перестройки во многих докладных записках и других публикациях участников Северной экспедиции затрагивается тема межнациональных отношений. Некоторые этнографы высказывали сомнения по поводу необходимости сохранения социальных льгот. Против патерналистской опеки государства стали возражать и сами северяне. В эти годы о недостатках национальной политики на Севере стали говорить не только этнографы в своих докладных записках, но и национальные лидеры северян, а также те, кто имел статус народных депутатов. Созданные в 1990-е годы ассоциации народов Севера громко заявили о правах коренных народов.
На Севере существенно повысилась исследовательская конкуренция в результате сокращения финансирования этнографических экспедиций в АН СССР. Российских этнографов-североведов существенно потеснили в поле социальные антропологи из Японии, Германии Великобритании, США, Франции и других стран [1, с. 26]. В постсоветские годы Северная экспедиция ИЭА РАН формально прекратила свое существование, полевые исследования Отдела Севера с середины 1990-х годов продолжались уже в новом формате - преимущественно за счет отечественных и зарубежных грантов и зачастую по их программам.
Обобщая результаты 35-летней деятельности Северной экспедиции, Е.П. Бальянова отмечает ее значительный вклад в решение как общих научных проблем североведения, так и в развитие прикладной этнологии. Докладные и экспертные записки, справки, консультации участников Северной экспедиции не только корректировали национальную политику государства по отношению к северным народам, но и, как считает исследовательница, во многом определяли ее. Ещё одним важным следствием работы экспедиции стало развитие регионального североведения. Кроме того, состоялось становление комплексного изучения этнических культур коренных народов Северо-Востока Сибири. Результаты региональных исследований впоследствии получили отражение в томах серии «Народы и культуры». Наконец, «Северная экспедиция способствовала развитию школы советской полевой этнографии, в основе которой была не только научная, но и прикладная направленность исследований, имевшая своей целью, помимо активизации процесса социалистических преобразований на Севере, защиту национальных прав северных народов» [1, с. 28].
Северной экспедиции как единому научному проекту не было равных среди отечественных экспедиций XX в. по территориальному размаху (регион ее исследований охватывал всю Сибирь и Европейский Север СССР), по количеству полевых отрядов, числу участников, прикладной эффективности результатов. «Экспедиция ознаменовала собой послевоенный ренессанс российской полевой этнографии» [1, с. 13]. Выполненные исследования достойно продолжили традиции отечественного североведения, восходящие к академическим экспедициям XVIII - начала XX в. Значительное количество материалов Северной экспедиции еще ждет обработки, анализа и публикации.
Более раннему и не такому масштабному проекту полевых сибиреведческих исследований посвящена статья В.Н. Давыдова и А. А. Сириной «Тунгусская экспедиция 1927-1928 гг. и ее место в истории московской этнографической школы» [2]. Снаряженная в районы Восточной Сибири и Дальнего Востока, Тунгусская экспедиция (ТЭ) была организована Центральным музеем народоведения (ЦМН) и Антропологическим институтом МГУ. Авторы рассматривают экспедицию как масштабный феномен, позволяющий судить об особенностях московской этнографической и антропологической школы, представителями которой были ее участники. Московская школа, в отличие от ленинградской, согласно сложившимся в литературе стереотипам, занималась изучением современности, не проводила стационарных полевых исследований, а ученые не знали и не стремились использовать языки исследуемых народов. По мнению авторов статьи, такое разделение является искусственным и может быть преодолено, что позволит выйти на новый уровень понимания истории российской этнологии в контексте взаимодействия науки с властными структурами, а также дискуссий между представителями разных научных направлений [2, с. 41].
Так, на примере материалов ТЭ хорошо прослеживается процесс «перетекания» полевых этнографических материалов из Москвы в Ленинград как в середине, так и во второй половине XX в. (когда работали Институт этнографии АН СССР и его Ленинградское отделение). Коллекции ЦМН в Москве были сформированы на основе этнографического отдела Румянцевского музея, этнографических коллекций Государственного исторического му-
зея (ГИМ), Военно-исторического музея, Строгановского училища, экспонатов различных выставок, проходивших в Москве в 1920-е годы, а также собраны в период экспедиционной работы самого ЦМН. После его реорганизации в Музей истории народов СССР и окончательного закрытия в 1948 г., 88 621 единица хранения были переданы в Государственный музей этнографии в Ленинграде (ныне - РЭМ), часть в ГИМ и Музей революции в Москве. Закрытие Музея народоведения стало невосполнимой потерей, тем более что он был «школой», из которой вышли такие ведущие российские ученые, как С.А. Токарев, С.П. Толстов, М.Г. Левин.
Тунгусская экспедиция базировалась на проведении интенсивных полевых исследований, кроме того, она была комплексной этнолого-антропологической, с объединением сил этнографов, антропологов и музееведов, ее руководителем был назначен заведующий Отделом Сибири ЦМН Б.А. Куфтин. Экспедиция работала двумя отрядами в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. По результатам исследований в Москве в ЦМН прошла отчетная выставка, но полной обработки и комплексного анализа собранных материалов до настоящего времени проведено не было (за исключением публикации нескольких статей). В результате реорганизации московских научных и музейных учреждений, проведенной в 1930-1950-х годах, репрессий, от которых пострадали три участника экспедиции, полевые дневники, фотографии и рисунки, антропологические материалы, а также этнографические коллекции оказались на хранении в разных организациях Москвы и Ленинграда, а также в личных архивах [2, с. 43].
Тунгусская экспедиция 1927-1929 гг. уникальна тем, что в ее рамках была проведена попытка сравнительного исследования двух групп тунгусо-маньчжур - так называемых северных и южных. Согласно данным из архива Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) в результате экспедиции было собрано более 500 предметов из быта орочей, тунгусов, нанайцев, нивхов, было сделано более 400 этнографических фотографий, привезены археологические материалы из семи неолитических стоянок Прибайкалья, велись полевые дневники. Дневники Б.А. Куфтина представлены как «рабочими» тетрадями с фиксацией полевых материалов, так и личным полевым дневником с изложением в свободной форме контекста работы экспедиции. Данные
ТЭ стали важным региональным дополнением к материалам Приполярной переписи 1926-1927 гг. Сравнительное изучение данной экспедиции и других проектов 1920-х годов позволяет исследовать методы и методологию отечественной этнологии.
Для сравнения могут быть использованы данные о развитии региональной этнографии в одном из сибирских научных центров -так называет ее А.А. Сирина в своей публикации «"Провинциальная" наука: этнография в Иркутске в 1920 г.» [4]. Авторская статья служит развернутым введением к книге под тем же названием, в которой помещены работы по этнографии народов Сибири, написанные в 1920-е годы и опубликованные в восточносибирских журналах и сборниках, ставших библиографической редкостью уже вскоре после их выхода в свет. В Приложении приводится краткий биобиблиографический словарь иркутских этнографов, важное свидетельство о жизни и творчестве 23 авторов опубликованных статей, десять из которых, т.е. без малого половина, были репрессированы - расстреляны, высланы, осуждены на те или иные сроки по надуманным обвинениям преимущественно в 1930-1939 гг.
Феномен подъема этнографических исследований в Иркутске в 1920-е годы, когда он стал известным на всю страну центром этнографических, фольклорных, палеоэтнологических или «народоведческих» исследований, не был случайностью, считает исследовательница, а был связан с предшествовавшим развитием Восточной Сибири и ее центра - Иркутска. Хотя университет был создан в городе только в 1918 г., «во время великого исхода интеллигенции из Центральной России», после установления Советской власти в Сибири в 1920 г. Иркутский университет покинули сразу 11 профессоров, 16 преподавателей и семь ассистентов [4, с. 11]. В 1921 г. из трех отделений университета - правового, экономического и восточного - образуется ФОН - факультет общественных наук, переименованный в 1924 г. в факультет права и хозяйства (хозправфак). Ещё одним факультетом с присоединением к университету педагогического института стал педфак. Студенты (около 2 тыс.) могли выбрать специализацию по русской этнографии и фольклору, по археологии и этнографии азиатских народов Сибири, по истории Сибири или по русской литературе.
В университете параллельно с процессом обучения шла исследовательская работа, в которой наряду с преподавателями принимали участие и студенты. Она проходила в тесной координации с деятельностью Восточно-Сибирского Отдела Русского географического общества (ВСОРГО) и Иркутского научного музея (бывший музей ВСОРГО). Ещё в 1919 г. при историко-филологическом факультете ИГУ по инициативе Б.Э. Петри была образована кафедра первобытной культуры с кабинетом археологии и этнографии, библиотекой и музеем, где проходили заседания студенческого научного кружка «Народоведение» (позже - «Краеведение»). Одним из важных требований к студентам было проведение самостоятельных полевых выездов. На кафедре специализировались студенты М.М. Герасимов, Г.Ф. Дебец, А.П. Окладников, ставшие впоследствии крупными учеными, организаторами российской науки.
Исследовательская деятельность университета в Иркутске была тесно связана с деятельностью ВСОРГО, в котором этнография развивалась во взаимосвязи с географией, археологией, антропологией, фольклористикой. «Само это сближение было обусловлено особенностями сибирского поля, когда археологические культуры переходят в ныне наблюдаемые» [4, с. 18]. В декабре 1922 г. в структуре ВСОРГО были объединены археологическая комиссия (создана в 1919 г. Б.Э. Петри) и этнографическая секция (создана в мае 1922 г. М.В. Муратовым). Этнографической секцией руководил Б.Э. Петри, в сферу ее деятельности входили вопросы археологии, этнографии (преимущественно «туземной») и антропологии. В 1924 г. секцию возглавил специалист по фольклору современного русского населения профессор М.К. Азадовский, представитель «родиноведческого» направления, приехавший из Читы. Исследования этнографии коренных народов в значительной степени перешли на площадку так называемой «государственной этнографии», в структуры Комитета Севера.
В рамках «родиноведения» была поставлена тема «детская этнография» и фольклор, которая с самого начала преодолела междисциплинарные и этнические границы: ею занимались этнографы, фольклористы, искусствоведы, изучающие не только русских, но и бурят, якутов, тофаларов. Пионерные исследования в этой области вел Г.С. Виноградов. Он впервые определил объем и
содержание понятия «детская этнография», направления работы -детский быт, фольклор, игры и игрушки, рисунки. В конце 1920-х годов силами студентов и членов этнологической секции ВСОРГО началась разработка темы «городской этнографии» и русского городского фольклора.
Археологи ВСОРГО в феврале 1925 г. приняли решение о восстановлении секции палеоэтнологии, в которой к 1929 г. насчитывался уже 21 человек. Проблемы этнической истории в те годы назывались этногенией, и круг этих проблем определил исследовательскую тематику секции. На 1920-е годы пришелся взлет этнического самосознания коренного населения Сибири. На волне интереса к национально-территориальному строительству в условиях социалистических преобразований во ВСОРГО в 1925 г. была создана бурят-монгольская секция, а годом позже - якутская секция, которые проработали до 1930 г. Задачи секций определялись исто-рико-этнографическим изучением населения: история, антропология, язык, фольклор, народное искусство, сельское хозяйство, животноводство. В ходе работы сложилась координация с научными учреждениями Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республики (БМАССР). Активное участие в работе секции принимала учащаяся бурятская молодежь, из которой формировались будущие научные кадры Бурятии. Якутская секция работала во взаимодействии с якутским землячеством в Иркутске. В 1929 г. началась очередная реорганизация ВСОРГО, связанная с укрупнением научных структур путем слияния с другими краеведческими организациями. Восстановление самостоятельности организации относится только к 1947 г.
Еще в 1922 г. в общем контексте политики развития краеведения в стране из состава ВСОРГО был выведен музей, который вошел в сеть государственных музеев с подчинением подотделу музеев Главнауки. Помещение и коллекции музея продолжали использоваться факультетами ИГУ для проведения практических занятий со студентами, обработки музейных коллекций, подготовки экспозиций. «В 1930-е годы на первый план в работе музея выходит показ социалистического строительства и развития экономики региона, особое значение приобретает антирелигиозная пропаганда, для чего в музее организуется специальный отдел -антирелигиозный» [4, с. 11].
Вместе с тем музей продолжал традиционную экспедиционную работу, хотя и с новой целью. В 1929 г. сибирское государственное экспортно-импортное торгово-заготовительное предприятие Акционерное общество «Сибторг» предложило краеведческим организациям опробовать новую статью валютных поступлений. В качестве нового вида экспорта можно было использовать такие музейные экспонаты, как археологические и этнографические коллекции. Инициативу взял на себя Н.К. Ауэрбах, ученый секретарь Общества изучения Сибири (ОИС), которое координировало деятельность научных и краеведческих организаций в регионе. «Всего к работе по сбору материалов на экспорт было привлечено девять музеев, в том числе Иркутский, отделы Географического Общества, краеведческие организации. Им были разосланы планы и инструкции по сбору этнографических коллекций по списку: жилище, одежда, пища, домашняя утварь, способы передвижения, воспитание ребенка, верования, искусство, кустарная промышленность. Одна экспедиция должна была вывести от 600 до 1200 экспонатов. Кроме материальных предметов, принимались фотографии этнографического содержания, сделанные в экспедиции, в количестве 250-300» [4, с. 33].
Экспедиция Иркутского музея на Нижнюю Тунгуску в 1930 г. должна была стать первой в этом ряду. Участники экспедиции собрали более 400 отдельных предметов по хозяйственному быту тунгусов, наиболее ценные - по охоте и оленеводству. Отмечалось, что «население неохотно расстается со старинными предметами обихода». Было сделано 275 фотографий. Собранные предметы упаковали и передали в фактории Госторга для отправки их в Иркутск зимним путем. Дальнейшая их судьба не выяснена, поскольку в феврале 1931 г. руководитель экспедиции был арестован, и ответы на запросы не найдены. Экспедиции от ОИС были свернуты, получив негативную политическую оценку. Большая часть археологических и этнографических коллекций осталась невостребованной и поступила в МАЭ и другие центральные музеи. «Гонения на краеведение и этнографию в конце 1920-х - начале 1930-х годов привели к кардинальному изменению ситуации с научными музеями и к коренной ломке их работы. В руководстве стали появляться "выдвиженцы", научно-исследовательская и экспедиционная работы были свернуты» [4, с. 35].
Коренные народы Севера в 1920-е годы стали объектом внимания не только ученых, но и новой власти. 20 июня 1924 г. был создан Комитет содействия народностям северных окраин при Президиуме ВЦИК (Комитет Севера). При исполнительном комитете Иркутской губернии действовало отделение центрального Комитета Севера, можно сказать, региональный Комитет Севера. К его деятельности были привлечены иркутские ученые, в их числе Б.Э. Петри, один из самых активных участников данного направления работы. В 1925 г. он возглавил карагасскую экспедицию, к одной из групп горно-таежных охотников-оленеводов. Экспедиция получила новые данные об охоте, оленеводстве, землепользовании и бюджетах, но главным ее достижением стало определение места под будущую культбазу, где в течение трех лет должны быть построены школа, медпункт, кооператив и 20 домов для «осевших карагас» и «создана самая маленькая в мире республика в пределах одного сельсовета - Карагасия», что согласовывалось с политическим заказом и целями Комитета Севера.
Летом 1926 г. Б.Э. Петри отправился в сойотскую экспедицию в верховья рек Иркут и Ока, где жили окинские сойоты, для оценки возможности перевода их на оседлость. Работа «государственными этнографами» заставила ученых обратить внимание на этнографию современности, в первую очередь, хозяйство и материальную культуру коренного населения. Относительно возможного устройства их будущего первоначально возобладала точка зрения Б.Э. Петри о создании культбаз, очень похожих на резервации, на территории которых запрещались хозяйственная деятельность и проживание русского населения, в том числе и старожильческого.
В мае 1927 г. была создана должность уполномоченного Сибирского комитета Севера, при котором действовал совещательный орган, куда вошли 16 иркутских ученых и пратиков-землеустроителей и охотоведов. Совещание не поддержало план переселения верхнеленских тунгусов в среднее течение р. Нижняя Тунгуска, где для них предполагалось строительство «длинных домов» по типу домов американских индейцев-ирокезов. В связи со смещением политических акцентов в стране в 1932 г. работа Б.Э. Петри «Проект культбазы у малых народов Севера» подвергся резкой критике, поскольку «культбаза не рассматривалась ученым
как орган диктатуры пролетариата» [4, с. 41]. В связи с новыми экономическими задачами государства и изменением политики в отношении нацменьшинств в 1935 г. Комитет Севера был ликвидирован, а к концу 1930-х годов были ликвидированы многие из со-зданных ранее национальных районов.
Участие иркутских ученых в работе Комитета Севера, проведение в 1924-1931 гг. порядка десяти экспедиций определили новые темы исследований. Непопулярные прежде землепользование, хозяйство, бюджет, бытовые особенности стали приоритетными. В 1930-е годы они дополнились изучением социальной организации с практической целью - выявление в среде этнических групп Севера классового расслоения.
Были выработаны новые методы обследования, обусловленные стоящими перед исследователями задачами. «Б.Э. Петри предложил метод обследования целых народностей. Он был найден опытным путем, апробирован в экспедициях, снаряженных и финансируемых Комитетом Севера, и в 1926 г. представлен для обсуждения на I Всесибирском краеведческом съезде. Ученый предлагал ввести в этнографические исследования плановость, "разбить" Сибирь на "квадраты" по географическому и национальному признакам и планомерно изучать их в соответствии с приемами статистико-экономических обследований» [4, с. 46].
Исследования, проведенные по заданию Комитета Севера, не были недостоверными, однако имели внутренние ограничения, вызванные политическим заказом, считает А.А. Сирина, и воспроизводили неполное, а то и искаженное видение реальности. Так, рассмотрение и изучение этнографической группы как замкнутой и самодостаточной, без учета культурных взаимовлияний, не могли не привести к некоторым ошибочным выводам.
Подводя итоги, автор выделяет два направления в «народоведческих» исследованиях, которые оформились в Иркутске в начале 1920-х годов: палеоэтнологическое (археология, антропология, этнография «туземных» народов Сибири) и этнологическое (этнография, фольклористика, диалектология русского населения), дополнительным было изучение бурятского народа. Подготовка студентов в Иркутске шла по этим направлениям.
Некоторые традиции Иркутской школы были перенесены и воспроизводились в Институте народов Севера, созданном в 1930 г.
в Ленинграде в рамках Ленинградского педагогического института (в настоящее время университета) им. А.И. Герцена, где последние два десятилетия проводится ежегодная международная конференция «Реальность этноса», материалы которой публикуются. Среди докладчиков современного представительного форума много северян, чьи доклады и исследования могут быть отнесены к жанру так называемой автоэтнографии, поскольку часть из них являются носителями изучаемых культур.
К этому жанру относятся и публикации раздела «Жизнь как поле» сборника «Поле как жизнь» [3], в первую очередь, ведущих российских ученых-сибиреведов: известной исследовательницы народов Западной Сибири З.П. Соколовой (ИЭА РАН) «Опыт моих полевых исследований, обработки и публикации полевых материалов (1956-2016 гг.)» и томской исследовательницы Н.В. Луки-ной «Поле как путь». Своим опытом делятся и начинающие «полевики»-аспиранты: А.В. Кадук «Первое этнографическое поле в арктическом селе» и У.В. Кадук «Опыт полевой работы в Ана-барском улусе Республики Саха (Якутия)».
В этом ряду и «Записки рядового этносоциолога» известного российского этнолога С.С. Савоскула [5], написанные на основе воспоминаний об экспедиционной работе в 1970-1990-е годы. Автор принимал участие в первом широкомасштабном пилотном обследовании Татарстана по этносоциологической проблематике, а затем во всесоюзном проекте в республиках Молдавия, Эстония, Узбекистан. Исследование русских для С. С. Савоскула стало исследованием «русских в новом зарубежье», в тех же Эстонии, Узбекистане, Молдавии и Литве.
Список литературы
1. Батьянова Е.П. Северная экспедиция Института этнографии и ее роль в развитии советской школы полевого этнографического североведения // Поле как жизнь: к 60-летию Северной экспедиции ИЭА РАН / отв. ред. и сост. Е.А. Пивнева; ИЭА им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. - М.; СПб.: Нестор-История, 2017. - С. 13-38.
2. Давыдов В.Н., Сирина А.А. Тунгусская экспедиция 1927-1928 гг. и ее место в истории московской этнографической школы // Поле как жизнь: к 60-летию Северной экспедиции ИЭА РАН / отв. ред. и сост. Е.А. Пивнева; ИЭА им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. - М.; СПб.: Нестор-История, 2017. - С. 39-49.
3. Поле как жизнь: к 60-летию Северной экспедиции ИЭА РАН / отв. ред. и сост. Е.А. Пивнева; ИЭА им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. - М.; СПб.: Нестор-История, 2017. - 304 с.
4. «Провинциальная» наука: Этнография в Иркутске в 1920-е годы: избранные статьи / сост., автор вступит. ст. и биобиблиогр. словаря Сирина А.А. - М.; Иркутск, 2013. - 464 с.
5. Савоскул С.С. Записки рядового этносоциолога. - М.: ИЭА РАН, 2019. -235 с.
