CC BY
163
В. В. Кучурин
ИЗ ИСТОРИИ РЕЛИГИОЗНЫХ СПОРОВ РУССКИХ МАСОНОВ-РОЗЕНКРЕЙЦЕРОВ: Н. И. НОВИКОВ И А. Ф. ЛАБЗИН
Исследователи, занимающиеся историей русского масонства, давно заметили, что в идейном отношении оно было неоднородным. В нем не только существовали разные идейные течения, направления и микросоюзы, не совпадавшие с делением на масонские системы, но и шли острые споры и дискуссии, захватывавшие даже представителей одной масонской системы. Изучение этих споров и дискуссий представляется важным и необходимым, так как это позволит глубже понять идейные основы русского масонства в целом и отдельных масонских систем в частности. В связи с этим большой интерес вызывает религиозная дискуссия, развернувшаяся в начале XIX в. между масонами-розенкрейцерами Н. И. Новиковым и А. Ф. Лабзиным.
В истории розенкрейцерства в России рубеж ХУШ-Х1Х вв. является очень важным периодом. В это время русские масоны-розенкрейцеры, несмотря на правительственный запрет масонства и силанум, введенный орденскими начальниками, прилагали усилия, направленные на возрождение своего ордена в России. Особую роль в возрождении розенкрейцерства играл тогда Н. И. Новиков, который с конца 1796 г. в течение 22 лет почти безвыездно прожил в своем подмосковном селе Тих-винском-Авдотьино. Вместе с ним жили также его дети, сын Иван, дочери Варвара и Вера, вдова И. Г. Шварца Наталья Ильинична и давний друг и единомышленник С. И. Гамалея. Н. И. Новиков вел довольно регулярный и в некоторой степени замкнутый образ жизни. К тому обязывали проблемы со здоровьем и трудное финансовое положение, в котором он оказался после своего ареста и освобождения из тюрьмы. Тем не менее, несмотря на все трудности и сложности, Н. И. Новиков не собирался тихо отсиживаться в своем имении и сразу же после освобождения взялся за возрождение розенкрейцерства в России.
При этом Н. И. Новиков, не соглашаясь со своим главным оппонентом И. А. По-здеевым, предлагавшим ограничиться «частными разговорами, или так называемыми беседами» теоретистов «без всяких обрядов», хотел воссоздать официальную структуру теоретического градуса и возобновить работы в высших степеняхСделать это было непросто. Требовалось разрешение немецких орденских начальников. Однако
1 Письма Н.И. Новикова.— СПб., 1994.— С. 130-131.
18
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2010. Том 11. Выпуск 1
предпринятая в 1801 г. попытка получить это разрешение оказалась неудачной. Восстановить прерванные связи не удалось, поскольку в 1790-е гг. во многих немецких землях власти приняли суровые меры против тайных обществ, в том числе и масонских2. Тем не менее Н. И. Новиков не оставил своих планов возродить розенкрейцерство и продолжал действовать, хотя верных и надежных сторонников было немного. Особая надежда у Н.И. Новикова была на А.Ф. Лабзина, которого он еще в 1797 г. назначил руководителем масонских лож Санкт-Петербурга и время от времени давал ему разные поручения3. Так, почти сразу А. Ф. Лабзин получил приказ прервать отношения с И. А. Поздеевым и его сторонниками в Москве и Петербурге4. Затем по поручительству Н. И. Новикова он возобновил тайное принятие в масонство, в том числе в теоретический градус5.
Казалось бы, в лице А. Ф. Лабзина Н. И. Новиков приобрел надежного и верного союзника, которому доверял и на которого очень рассчитывал. Но, как ни странно, их отношения быстро испортились. Прямых и очевидных свидетельств о причинах возникших разногласий в имеющихся источниках нет, но некоторые предположения все-таки можно сделать.
В частности, известно, что А. Ф. Лабзин, благодаря личной энергии, огромной способности к убеждению и несомненному организаторскому таланту, довольно быстро наладил связи со старыми петербургскими масонами, в том числе розенкрейцерами, и целеустремленно формировал в столице собственный масонский «круг». Начал он с восстановления иоанновского масонства и 15 января 1800 г. открыл в Петербурге одну из первых тайных лож в России в XIX в.— ложу Умирающего сфинкса. Однако в 1802 г. Н. И. Новиков вызвал А. Ф. Лабзина в Тихвинское и, судя по источникам, потребовал от него прекратить работы в степенях иоанновского масонства и вместо этого открыть собрания Теоретического градуса, а затем и высших степеней розенкрейцерского ордена. А. Ф. Лабзин с ним не согласился, так как считал, «что параболических градусов М[асонства] оставлять, или выкидывать не должно; что лучше отменить Теор... нежели их»6. Н.И. Новиков же, увидав в этом опасное для себя стремление к независимости и самостоятельности, отказался предоставить А. Ф. Лабзину новые более широкие полномочия. В результате, как позднее вспоминал А. Ф. Лабзин, он «проехал, прокатился, протрес бока и кошелек, и возвратился с тем, за чем не стоило и ехать»1.
Так возникли первые разногласия, из-за которых еще совсем недавно прочные отношения дали трещину. Однако этим противостояние Н. И. Новикова и А. Ф. Лабзина не ограничилось. Вскоре выяснилось, что между ними имеются и весьма серьезные идейные, мировоззренческие противоречия, заставившие Н. И. Новикова вступить с А. Ф. Лабзиным в заочную письменную дискуссию.
Непосредственным поводом к ней послужила религиозно-просветительская деятельность А. Ф. Лабзина, который, открыв ложу Умирающего сфинкса, решил использовать ее для распространения в обществе истинных, по его мнению, религиозных
2 См.: Серков А. И. История русского масонства XIX века.— СПб., 2000.— С. 52-53.
3 Письма А. Ф. Лабзина к Д. П. Руничу // РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 24. Л. 219.
4 Там же. Л. 219.
5 Серков А. И. История русского масонства XIX века. С. 48.
6 Письма А. Ф. Лабзина к Д. П. Руничу // РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 25. Л. 105 об.
7 Письма А. Ф. Лабзина к Д. П. Руничу // РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 24. Л. 97.
знаний и понятий о «внутренней церкви». При этом А. Ф. Лабзин, не отказываясь от традиционных для масонов-розенкрейцеров идей, все-таки отдавал приоритет новым и во многом незнакомым для них авторам. Это были представители религиозномистического направления в западноевропейском эзотеризме, которое современные исследователи, связывая его с учением о внутреннем просветлении человека, называют иллюминизмом8. Оформилось оно в конце XVIII — начале XIX в. Наиболее известным представителем иллюминизма был Э. Сведенборг. Кроме того, к нему относят И. К. Лафатера, У Лоу, И. Г. Юнга-Штиллинга, К.-Л. Сен-Мартена. Влияние иллюминизма обнаруживают также в работах Новалиса, К. Эккартсгаузена, Ф. Баадера.
С отдельными представителями этого направления российское общество познакомилось еще в 1770-1790-е гг. Именно тогда на значительную часть русских масонов оказали влияние переводившиеся и издававшиеся ими труды К.-Л. Сен-Мартена, Э. Сведенборга, И. К. Лафатера и К. Эккартсгаузена. В это время они продвигались в российском обществе усилиями масонов, принадлежавших к так называемому мистико-пиетическому направлению в масонском движении и, в частности, И. В. Лопухиным. В своих мемуарах он с восторгом отзывался о К.-Л. Сен-Мартене. У него сложились дружеские отношения с К. Эккартсгаузеном, который высоко оценил религиозно-мистическое сочинение И. В. Лопухина «Некоторые черты о внутренней церкви» (1799 г.). В свою очередь, И. В. Лопухин тоже высоко ставил К. Эккартсгаузена, называя его одним из «величайших светил божественного просвещения»9. С таким же уважением И. В. Лопухин относился и к И. Г. Юнгу-Штиллингу, с которым он вел переписку. В связи с этим можно предполагать, что первые переводы сочинений К. Эккартсгаузена, среди которых были «Подлинные письма нещастных людей, или изображение человеческих бедствий, приносимое в жертву любителям человечества, имеющим нежные сердца», «Благоразумие, соединенное с добродетелию, или Политика мудрого», «Верное лекарство от предубеждения умов для тех, до кого сие принадлежит», а затем и И. Г. Юнга-Штиллинга появились в России не без участия И. В. Лопухина.
В дальнейшем инициатива перевода и издания сочинений К. Эккартсгаузена, И. Г. Юнга-Штиллинга и других адептов религиозно-мистических и эзотерических знаний перешла к А. Ф. Лабзину, который в Александровскую эпоху станет главным популяризатором идей западноевропейских мистиков и теософов о «внутренней церкви». В течение 1801-1805 гг. он перевел и издал целый ряд сочинений К. Эккартсгаузена и И. Г. Юнга-Штиллинга. Это, например, «Путешествие младаго Костиса от Востока к Полудню» (СПб., 1801), «Важнейшие иероглифы для человеческаго сердца» (СПб., 1803), «Наставление мудраго испытанному другу» (СПб., 1803), «Облако над святилищем, или нечто такое, о че гордая философия и грезить не смеет» (СПб., 1804), «Ночи, или беседы мудраго с другим» (М., 1804), «Ключ к таинствам натуры» (СПб., 1804) К. Эккартсгаузена и «Приключения по смерти», (пер. с нем., 3 ч., с картинками, СПб. 1805) И. Г. Юнга-Штиллинга.
При этом его религиозно-просветительскую деятельность сразу же поддержали И. В. Лопухин и его сторонники: М. И. Невзоров, Ф. П. Лубяновский, А. Ковальков и др.
8 См.: Faivre А. 1) L'Esoterisme au XVIIIe siecle en Franc et en Allemagne.— Seghers, Paris, 1973; 2) Esotericism // The Encyclopedia of Religion, New York, MacMillan Publishing Company, 1987.
9 См.: Запрометова Л. А., Николаев H. И. Карл Эккартсгаузен и русский мистицизм // Эккарт-сгаузен К. Ключ к таинствам натуры.— Ташкент, 1993.— С. 5-12.
Они не только продолжали изучение эзотерических учений, но выступили с рядом сочинений, в которых также пропагандировали и развивали идеи К. Эккартсгаузена и И. Г. Юнга-Штиллинга10. Интерес к К. Эккартсгаузену проявляли и другие масоны-розенкрейцеры, например С. И. Плещеев и А. А. Ленивцев. В 1801 г. в Швейцарии они безуспешно искали с ним встречи п.
Таким образом, А. Ф. Лабзин был вовсе не одинок в своих религиозных исканиях. Кроме него и многие другие российские масоны и адепты эзотерических знаний отдавали приоритет представителям нового религиозно-мистического направления в западноевропейском эзотеризме.
Зато Н. И. Новиков не испытывал особого восторга от новых авторов, и в частности К. Эккартсгаузена, сочинениями которого его старательно снабжал А. Ф. Лабзин12. И поэтому по прочтении и тщательном изучении трудов немецкого мыслителя не замедлил высказать свои критические замечания в письме к А. Ф. Лабзину от 25 июля 1803 г. В нем Н. И. Новиков, стараясь быть как можно деликатнее, писал, что не против К. Эккартсгаузена, «но и не за него», поскольку «в сей книге много есть странного и противуречущего; да и обещает он только то, что давно уже нам известно», что в его сочинениях не находит «ни той силы, ни убедительности, ни глубокости познания натуры, коими столь преизобильно исполнены книги другой школы, даже без сравнения». В связи с этим он спрашивал: «Для чего же оставлять известно верное, для может быть верного? Начто оставлять родник, из которого мы столь долго пили, для того, что может быть найдем другой хорошей?» И далее Н. И. Новиков делал окончательный и неутешительный для А. Ф. Лабзина вывод: «Кажется, что мы выступаем в такое время, в которое, может быть сотни Экарт-в появятся, но мы очень должны быть осторожны! Матф. гл. 24 ст. 23 и 24. Марк. гл. 13 ст. 21-23.— До тех пор пока я почитал, что может быть он принадлежит, я имел к нему уважение, но увидя ясно, что не принадлежит, оставляю его своей судбе. Может быть он хорош и велик, но не для нас. Впредь о сем больше. Прибавлю еще: знакому с ним, кто захочет, быть можно, но с крайнею осторожностию. Что до меня, то я не хочу»13.
В дальнейшем Н. И. Новиков, будучи в начале 1805 г. в Москве, станет пропагандировать свое мнение о К. Эккартсгаузене среди местных масонов-розенкрейцеров.
10 См.: Виницкий И. Ю. Николай Гоголь и Угроз Световостоков (К истокам «идеи ревизора») // Вопросы литературы.— 1996. Сентябрь-октябрь,— С. 178; Воспоминания Федора Петровича Лубяновского. 1777-1834. М., 1872.
11 Серков А. И. История русского масонства XIX века. С. 53. В этой работе автор также указывает, что «сохранилась копия переписки С. И. Плещеева с К. Эккартсгаузеном: 7 писем С. И. Плещеева (25 августа —18 ноября 1801 г.), 4 письма К. Эккартсгаузена (31 августа — 2 ноября 1801 г.)», которая находится в НИОР РГБ в фонде № 178.
12 См.: Письма Н. И. Новикова. С. 70, 72.
13 Там же. С. 74-75. Следует заметить, что свое отношение к творчеству К. Эккартсгаузена и И. Г. Штиллинга Н. И. Новиков не изменил и в 1815-1818 гг., на которые приходится очередной этап книгоиздательской деятельности А. Ф. Лабзина, продолжавшего знакомить русское общество с трудами немецких мыслителей. Одновременно возобновилась и критика этой деятельности со стороны Н. И. Новикова, который, к примеру, в письме к Н. Н. Трубецкому писал, что «ныне в превеликой моде Штиллинг, и вскружил многим головы, даже и дамам; все делаются проповедниками и проповедницами, учителями и учительницами, забывши слова Святого Апостола, который ясно сказал: как будут проповедывать, ежели не будут посланы?» (Письма Н. И. Новикова. С. 216-217).
Судя по всему, его поддержал Ф. П. Ключарев, обвинивший К. Эккартсгаузена в том, что в сочинении «Ключ к таинствам натуры» он открыто высказывал идеи, признававшиеся в масонских кругах тайными и недоступными для профанов. Вероятно, такой же позиции придерживался и И. А. Поздеев, которому вообще не нравилась чрезмерная активность А. Ф. Лабзина, в том числе связанная с пропагандой масонских и эзотерических учений. Кроме того, среди московских масонов-розенкрейцеров появились даже сомнения в авторстве К. Эккартсгаузена в отношении некоторых книг, и в частности «Облака над святилищем, или Нечто такое, о чем гордая философия и грезить не смеет». Наконец, отдельные московские масоны-розенкрейцеры вслед за Н. И. Новиковым усомнились и в принадлежности К. Эккартсгаузена к ордену розенкрейцеров.
С подобными мнениями А. Ф. Лабзин, узнававший обо всех этих разговорах москвичей о К. Эккартсгаузене из писем Д. П. Рунича, который, между прочим, считал, что во всех сочинениях немецкого мыслителя «сокрыты великие истины»14, категорически не соглашался. Об этом свидетельствует его ответное письмо к Д. П. Руничу от 7 марта 1805 г. В нем он писал: «Впрочем хоть в Москве и Экк[артсгаузена] и Шт[иллинга] так хорошо знают: однако ж для тебя я скажу пример, как там их знают. Когда я в первый раз написал в Москву о Штиллинге, мне тотчас отвечали, что знают, и когда я спросил, какое сочинение его читали, то наименовали такое сочинение, которое писано Шписом, и я должен был указывать, что р не t, fs не 11. За тем отвечали, что в лавках ни одной книги Шт[иллинга] не нашли. Экк[артсгаузена] ни один человек из них в оригинале не читывал, и штилю его так не знает, чтоб мог надежно заключить, его ли какая книга или нет; со всем тем они знают, что Облако не его. Откуда эдакая им благодать: от почтмейстеров что ли сии верные известия достаются? Ежели Экк[артсгаузен] взят только за ученого человека, то собственная гордость не допустит ученого чужое сочинение назвать своим публично; если ж принять его больше нежели только за ученого, то какой добрый человек, и притом сам писатель, не посовестится чужое себе присвоить? На что это похоже? Думать все можно, что кому угодно: но выдавать свои гадания за настоящее ведение не хорошо. Но Москва из стари все знает, и Петербург только по милости ее знает что-нибудь.
Что касается до Ключа, я согласен с приведенным Ф. П. примером, что министр, который распубликовал бы кабинетные дела своего государя, не только сделал бы не хорошо, но был бы изменник и преступник. Но не согласен я в аппликации сего примера к Эккартсгаузену. Почему Ф. П. знает, изменил ли Эккартсгаузен тайну своего Государя, или издавал манифесты его, которые публикуются во всенародное известие, с одобрения государей, и без нашей цензуры? Чтоб судить Экк[артсгаузена] надобно быть по крайней мере равну ему: а я не таков, следовательно и не смею; а кто уже таков, или больше Экк[артсгаузен]а, тот пусть его и судит. Сверх того чего министр иногда не скажет и сказать не может, то смеет сказывать Гамбургской газетир, от которого часто лучше можно узнавать о делах, нежели от министра: для чего бы Экк[артсгаузен]а вместо министра не сравнять с газетчиком? Впрочем, мой любезный нам дано правило 1. Солун. V. 21. Римл. VIII. 28. и Марк. X. 18. При том же скажи сам: кто выигрывает более, слушающий, или говорящий? Первый все запасается и может выбирать любое;
14 Письма Д. П. Рунича к А. Ф. Лабзину // РО ИРЛИ. Ф. 37. Ед. хр. 32602. Л. 28 об. Следует заметить, что Д. П. Рунич также считал, что из сочинений К. Эккартсгаузена «ясно видно, что 0[рден] познакомее ему может быть многих, ибо он говорит об нем без всякой закрылки» (Там же. Л. 24 об. 25).
а последний часто расточает и то, о чем после жалеет. Следовательно, со скромностью ты скорей разбогатеешь»15.
Однако Н. И. Новиков был непреклонен. Он руководствовался собственным независимым взглядом на характер, содержание и цели религиозно-просветительской деятельности. И поэтому, не желая оставаться в стороне от набиравшего силу в условиях либерализации цензурной политики религиозно-просветительского движения, попытался возродить некогда мощное собственное книгоиздание. В 1805 г. он подал прошение о возобновлении аренды типографии Московского университета, но дело это почему-то не состоялось. В этой ситуации Н. И. Новиков, не имея печатного станка, взялся за составление рукописной многотомной «Герметической библиотеки», которая «должна была стать своеобразной грандиозной розенкрейцеровской энциклопедией, охватывающей всю систему знаний, необходимых для достижения гармонии». Именно создание «Герметической библиотеки» станет тем делом, которое составит главное содержание религиозно-просветительской деятельности Н. И. Новикова в начале XIX в.16
Таким образом, письменные баталии между недавними союзниками продолжались в течение 1803-1805 гг., и каждое новое письмо обостряло и расширяло их разногласия, за которыми отчетливо просматривается не только противостояние идейных позиций, но и очевидная борьба поколений в русском масонстве. В значительной степени Н. И. Новиков представлял поколение, сформировавшееся в духовной атмосфере 1760-1770-х гг. под огромным влиянием индивидуалистической этики спасения, и поэтому был совершенно не склонен соглашаться с А. Ф. Лабзиным, взгляды которого, сложившись в 1780-1790-е гг., несли на себе заметную печать исторического эсхато-логизма, проявлявшегося в обостренном ожидании им Царства Божъего на земле. В какой-то мере этот элемент противоречия между «отцами и детьми» может даже объяснить очевидный успех демонстрировавшего свойственные молодости энергию и энтузиазм А. Ф. Лабзина, который, не обращая особого внимания на претензии Н. И. Новикова, в 1806 г. продолжил знакомить российское общество с идеями К. Эк-картсгаузена и И. Г. Юнга-Штиллинга в своем религиозно-нравоучительном журнале «Сионский вестник»17. Тем не менее окончательного разрыва все равно не произошло, поскольку Н. И. Новиков пока еще нуждался в А. Ф. Лабзине, без которого ему было трудно противостоять чрезмерным амбициям И. А. Поздеева, хотя и прекрасно понимал, что усилиями А. Ф. Лабзина и его единомышленников в русском масонстве формировалось новое независимое идейное направление, во многом связанное с набиравшим силу и влияние религиозным романтизмом.
15 Письма А. Ф. Лабзина к Д. П. Руничу // РО РНБ. Ф. 656. Ед. хр. 22. Л. 18-19 об.
16 В настоящее время 35 томов (частей) этой «Герметической библиотеки» находятся в РО РНБ. О-Ш. 211/1-211/35. Это 1-3, 5-16,19-22,24, 26-28, 30, 32-35 и 37-43 тома. Часть недостающих томов (пять томов, именно части 4,17,18,29 и 31) хранятся в собрании рукописей Н. С. Тихонравова в РО РГБ. Тома, находящиеся в РО РНБ, писались в 1806-1815 гг. разными почерками в с. Тихвинском, принадлежавшим Н. И. Новикову. Каждый том переплетен в зеленый сафьяновый золотообразный переплет, с золотым тиснением. О библиотеке см.: Краткий отчет рукописного отдела за 1914-1938 гг. Л., 1940.— С. 70; Билинкис М. Я. «Герметическая библиотека» Н. И. Новикова // 500 лет гностицизма в Европе.— М., 1994.
17 См.: О немецком писателе Штиллинге // Сионский вестник.— 1806. Январь.— С. 130-136; О настоящем времени (из Штиллинга) // Сионский вестник.— 1806. Февраль.— С. 232-254; Разговор о внутренних ощущениях (из Штиллингова Теобальда) // Сионский вестник.— 1806. Июнь.— С. 333-339; Краткое известие об Эккартсгаузене // Сионский вестник.— 1806. Июнь.— С. 379-390.
1. 7 писем С. И. Плещеева (25 августа — 18 ноября 1801 г.), 4 письма К. Эккартсгаузена (31 августа — 2 ноября 1801 г.) // НИОР РГБ в фонде № 178.
2. Билинкис М. Я. «Герметическая библиотека» Н. И. Новикова // 500 лет гностицизма в Европе.— М., 1994.
3. Виницкий И. Ю. Николай Гоголь и Угроз Световостоков (К истокам «идеи ревизора») // Вопросы литературы.— 1996. Сентябрь-октябрь.
4. Воспоминания Федора Петровича Лубяновского. 1777-1834.— М., 1872.
5. Запрометова Л. А., Николаев Н. И. Карл Эккартсгаузен и русский мистицизм // Эк-картсгаузен К. Ключ к таинствам натуры.— Ташкент, 1993.
6. Краткий отчет рукописного отдела за 1914-1938 гг.— Л., 1940.
7. Краткое известие об Эккартсгаузене // Сионский вестник.— 1806. Июнь.— С. 379-390.
8. О настоящем времени (из Штиллинга) // Сионский вестник.— 1806. Февраль.— С.232-254.
9. О немецком писателе Штиллинге // Сионский вестник.— 1806. Январь.— С. 130-136.
10. Письма А. Ф. Лабзина к Д. П. Руничу // РО РНБ. Ф. 656.
11. Письма Д. П. Рунича к А. Ф. Лабзину // РО ИРЛИ. Ф. 37. Ед. хр. 32602.
12. Письма Н. И. Новикова.— СПб., 1994.
13. Разговор о внутренних ощущениях (из Штиллингова Теобальда) // Сионский вестник.— 1806. Июнь.
14. Серков А. И. История русского масонства XIX века.— СПб., 2000.
15. Faivre A. L'Esoterisme au XVIIIe siede en Franc et en Allemagne.— Seghers, Paris, 1973; Faivre A. Esotericism // The Encyclopedia of Religion.— New York, MacMillan Publishing Company, 1987.
