ПРОБЛЕМЫ ПРЕПОДАВАНИЯ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА В ЮРИДИЧЕСКОМ ВУЗЕ
Г. В. Балашова*
Из истории развития немецкого языка как языка юриспруденции
Ключевые слова: история развития немецкого языка, немецкий язык как язык юриспруденции, язык специальности, наглядность языка немецкого права, мнемонические приемы в древнем немецком праве
In this article is retraced the history of German language development as language of jurisprudence and changes of its clearness and laconism, from ancient time till present. In the article are given legal texts, as well separate articles from German civil code, code of civil procedure, code of criminal procedure and from legal procedure law.
The article referred to the known law of the 12 tables that have emerged in the mid-5th century BC. There are in the article several excerpts from it in Latin, in which the question is as it should in those days to begin proceedings against anyone, and given their translation into German and Russian languages. In the article are marked grammatical differences of wording. In contrast to the ancient Roman law, where everything was formulated in detail and clearly expressed, and, mostly, using verbs, the modern German phrases are terse, and in most cases are used nouns.
The article draws attention to the greater visibility to the language of German law, which was caused by oral tradition. Since the sentences in those days did not write, and to say out loud, there were many different techniques, which help to remember the necessary information. Some of these mnemonic techniques, which were used in the ancient German law and referred to in the article can be found in the modern language of German law and to this day.
Very interested is the case of Latin interaction into German medieval law and return of German language into juridical literature in 18th century.
In the 19 century on the basis of Roman law arises German civil code, which was criticized due to its incomprehensibility. Civil code is used daily by all citizens of the state. Due to this reason it has to be expressed clear and understandable like no other part of legislation.
Attempts to change the language of lawyers were made in the 19th century, but were buried as a result of the failed revolution of 1848. Attempt of democratic points of view to come into the law failed too.
Civic publicity wasn't popular too, which often takes place in our time. In struggle with publicity the language, as it is known, is the most effective weapon.
The author pays attention to linguistic peculiarities of this language subculture. There are fragments of translation of texts and parts of codes' articles.
This article may be interested for lawyers as well for philologists and for German instructors, who teaches German as professional law language in high schools.
В определенном смысле можно сказать, что право — это в основном язык. По меньшей мере, в сознании юристов, в их повседневной работе. Законы, приговоры, юридические заключения и юридическая литература — все это ничто иное, как речь, иногда устная, но по большей части письменная. Это язык, который, однако, развивался особым образом. Это — язык специальности. А каждый язык специальности имеет свои проблемы, например, он непонятен тем, кто не является специалистом в данной области.
О языке юриспруденции говорят, что это — искусство выражать словами, которые никто не понимает, то, что каждому известно 1.
Отчужденность языка права существовала не всегда. Еще в Древнем Риме он был понятен каждому, пластичен, четок, несмотря на то, что именно древние римляне впервые в истории создали технически высокоразвитое право, которое и сегодня лежит в основе нашей правовой системы. Они полагали, что их право обосновано известным Законом XII Таблиц, появившимся в середине V в. до н.э.
Еще во времена Цицерона и Цезаря, т.е. четыре столетия спустя, многие римляне могли произнести этот закон, язык которого в действительности очень прост, наизусть. Первые шесть предложений по латыни: «Si in ius vocat ito. Ni it antestamino. Igitur em capito. Si calvitur pedemve struit manum endo iacito. Si morbus aevitasve vitium escit qui in ius vocabit immentum dato. Si nolet arceram ne sternito»2.
В переводе с латыни на немецкий язык это звучит примерно так:
« Wenn er vor Gericht ruft, soil er gehen. Wenn er nicht kommt, muss er Zeugen hinzuziehen. Dann soil er ihn greifen. Wenn er AusflUchte macht, soil er ihn formlich in seine Gewalt nehmen. Wenn er alt oder krank ist, soll ihm ein Wagen gestellt wer-den. Wenn er nicht will, braucht er ihn nicht mit Streu oder Decken z.u versehen».
Если же перевести на русский язык, то получится следующее: «Если кого-то вызывают в суд, то он должен явиться. Если он не является, то он должен привлечь свидетеля. Затем он должен прибегнуть к его помощи. Если свидетель увиливает, то нужно заставить его (буквально: подчинить своей власти). Если он стар или болен, то ему нужно предоставить телегу. Если он не хочет, то его не нужно обеспечивать крышей над головой».
То есть, речь идет о том, как следует начинать процесс против кого-либо. Сегодня мы говорим о предъявлении иска, которое урегулировано в § 253 Гражданского процессуального кодекса Германии: «Die Erhebung der Klage
1 См.: Wesel U. Fast alles, was Recht ist. Jura fbr Nichtjuristen. 8. Auflage. Frankfurt am Main, 2007.
2 Ibid. S. 15.
erfolgt durch Zustellung eines Schriftsatzes (Klageschrifi)»1 (подача иска происходит в результате официального вручения искового заявления, подготовленного стороной процесса, в установленном порядке).
В римском праве все было сформулировано подробно и наглядно с помощью глаголов: rufen, gehen, kommen, Zeugen zuziehen usw (вызывать, идти, являться, привлекать свидетеля и т.д.). Современная немецкая фраза лаконична. Все выражено пятью существительными: Erhebung, Klage Zustellung, Schriftsatz, Klageschrift (подача, иск/исковое заявление, официальное вручение искового заявления). В отличие от Законов XII Таблиц, современный Гражданский процессуальный кодекс Германии абстрактен и ненагляден. Данная фраза написана не для обычных людей, а для судьи и адвоката, т.е. является своего рода техническим инструментом, с помощью которого может обходиться только специалист.
В Средние века наглядность языка немецкого права была даже большей, чем у языка римлян. Очень долго не было письменных правовых записей, существовали только традиции устной речи. Приговоры не писали, а просто произносили вслух. Поскольку традиции устной речи зависят от мнемонических приемов, помогающих запоминать нужные сведения2, то в древнем немецком праве можно встретить: а) пословицы; б) аллитерацию, т.е. «повтор согласного или группы согласных, усиливающих звуковую выразительность речи»3; в) рифму; г) удваивание.
Некоторые из этих приемов употребляются и по сей день. Например, Einem geschenkten Gaul schaut man nicht ins Maul4 (дареному коню в зубы не смотрят) говорили древние германцы, чтобы подчеркнуть, что даритель не несет ответственности за то, что даримая вещь имеет какой-либо брак, как мы сформулировали бы это сегодня. Или: Augen auf, Kauf ist Kauf в некоторой степени соответствует русской пословице: видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте.
Или другой пример. § 7 Уголовно-процессуального кодекса Германии предписывает, что обвинение может быть предъявлено не только по месту фактического проживания человека, но и там, где этот человек нарушил закон: Der Gerichtsstand ist bei dem Gericht begrUndet, in dessen Bezirk die Straftat begangen ist5. В древнем немецком праве это было сформулировано намного нагляднее: Wo der Esel sich walzt, da muss er Haare lassen (дословно: где осел ходит, там и следы оставляет).
1 Ibid. S. 15.
2 См.: Современный словарь иностранных слов. М., 1992.
3 Там же.
4 См.: Koshemjako W.S., Podgornaja L.I. Deutsche Sprichwyrter und russische Дquivalente. St.-Petersburg, 2003.
5 См.: Wesel U. Op. cit.
Рецепция права в Германии, т.е. процесс заимствования и освоения иностранных правовых норм, принципов и идей1, произошла в XIV—XV вв. Римское право принесло латинский язык и латинскую письменность. Хотя законы, материалы дела и акты писали еще по-немецки и слушание дела в суде проходило также на родном языке, вся юридическая литература была на латинском. Много латыни было также и в приговорах, непонятных простым людям. Даже «Саксонское зерцало» (сборник средневекового немецкого права) было сначала написано на латыни, которая была языком науки.
В эпоху Просвещения, тремя столетиями позже, в XVIII в., немецкий язык снова постепенно зазвучал в аудиториях юридических факультетов и появился в юридической литературе. Но именно из-за связи с латынью язык юристов пользовался дурной славой. Не только из-за того, что в употреблении осталось еще много латинских терминов. Сохранилась также такая структура предложений, которой римляне владели как чем-то само собой разумеющимся, но которую нам соблюдать сложно, а именно, инкорпорация (т.е. включение именных и местоименных морфем в глагольный комплекс): Dadurch, dass derjenige, der vom Angeklagten, der ein Gestandnis, das von Zeugen, die unter Eid, auf dessen Bedeutung sie unter Hinweis auf etwaige Folgen aufmerksam gemacht wurden, aussagten, bekraftigt worden ist, ablegte, tatlich ange-griffen wurde, an der Streitursache nicht ganz schuldlos war, kann die Strafe zur Bewahrung ausgesetzt werden 2.
На современном немецком языке данная фраза могла бы выглядеть следующим образом: Dadurch, dass derjenige, der vom Angeklagten tatlich ange-griffen wurde, der ein Gestandnis ablegte, das von Zeugen bekraftigt worden ist, die unter Eid aussagten, auf dessen Bedeutung sie unter Hinweis auf etwaige Folgen aufmerksam gemacht wurden, an der Streitursache nicht ganz schuldlos war, kann die Strafe zur Bewahrung ausgesetzt werden.
А в переводе на русский язык она звучала бы так: вследствие того, что тот, на кого подсудимый совершил нападение с применением физического насилия и сознался в этом, что было подтверждено свидетелями, давшими показания под присягой, все же был виновен в причине спора, исполнение наказания может быть приостановлено (отложено) для сбора дополнительных доказательств.
На основе римского права в конце XIX в. возникло Германское гражданское уложение. После долгой предварительной подготовки его проект появился в 1888 году и должен был быть представлен на обсуждение Рейхстагу. Но возникло сильное негодование из-за его непонятности. Один из самых резких критиков Германского Гражданского Уложения, профессор
1 См.: Современный словарь иностранных слов. М., 1992.
2 См.: Wesel U. Op. cit.
Вены, Антон Менгер, написал в своей книге «Das Burgerliche Recht und die besitzlosen Volksmassen»: «Поскольку содержание проекта лишено какой-либо оригинальности, постольку и по форме он совершенно ошибочен. Ни одна часть законодательства не требует такого популярного, общедоступного способа выражения, как гражданское право, т.е. прочие законы — конституционные, административные, гражданско-процессуальные и уголовные — применяют только определенные круги или ими пользуются в особых случаях. Гражданское же право, напротив, используется ежедневно и всеми гражданами государства. И вот перед нами юридическая литература, в которой различия правовых понятий и вообще измельчение предмета права выражены настолько сильно, что немецкую юриспруденцию можно сравнить с ножом, который настолько тонок и остро заточен, что уж и не режет. Авторы проекта находятся под воздействием юридической схоластики и, в соответствии с этим, предложили такой труд, абстрактный и непопулярный способ выражения которого вряд ли можно превзойти»1.
Проект был переработан, и его вторая редакция, принятая Рейхстагом, была немного лучше. Прежде всего, из него убрали все иностранные слова, так как в те времена повсеместно стремились заменять их немецкими эквивалентами. Советник Верховного суда земли Бранденбург из Мариенверде-ра в Восточной Пруссии Юлиус Эрлер отмечал в своей книге «Язык Гражданского уложения»: «У нас, немцев, есть основания радоваться созданию ГГУ как достижению языкового образца. Достигаемое достигнуто»2. Но, в принципе, все свелось лишь к устранению иностранных слов. Язык юриспруденции оставался абстрактным и слишком мало наглядным. Это был язык верхнего слоя среднего класса общества, барьер для менее привилегированных людей. Таким он остается и сегодня. Вот короткий, вполне нормальный и скорее простой пример из § 164 ГГУ, касающийся представительства кого-либо где-либо: Trittder Wille, infremdem Namen zu handeln, nicht erkennbar hervor, so kommt der Mangel des Willens, im eigenen Namen zu handeln, nicht in Betracht (если нет желания выступать от чужого имени, то отсутствие желания действовать от своего имени во внимание не принимается).
Может быть, язык юристов стал иным, если бы либеральные и демократические идеи первой половины XIX в. не были похоронены в результате потерпевшей неудачу революции 1848 г. Тогда была сделана попытка помочь пробиться демократическим мыслям также и в праве. Требовали суда присяжных, т.е. участия в отправлении правосудия всех граждан, которые должны были уменьшить влияние профессиональных юристов. Кроме того, требовали еще и публичности. Гражданская публичность против абсолютистского соблюдения тайны, так как судебные разбирательства проходили все еще за закрытыми дверьми. Уже Иммануил Кант заявлял, что без
публичности не может быть никакой справедливости 1.В 1821 годуАнсельм Фейербах в своей книге «Uber die Offentlichkeit und Mundlichkeit der Gerechtigkeitspflege» изложил программу либералов2, в которой Иоганн Готт-либ Фихте видел четкий критерий того, будут ли управлять правом так, как должно. Постепенно это медленно, мало-помалу, осуществилось. И сегодня § 169 Закона о судоустройстве Германии определяет: Die Verhandlungvor dem erkennenden Gericht einschliefilich der VerkUndung der Urteile ist offentlich 3 (разбирательство в суде, включая оглашение приговора и решений, открыто).
Но, по мнению немецкого правоведа Уве Веделя, автора книги «Fast alles, was Recht ist. Jura ftir Nichtjuristen» юристы никогда это не учитывали. Намного проще принимать решение, если никто тебя при этом не контролирует. Публичность, по их мнению, опасна. Она вредит установлению истины, затрагивает частную сферу участников процесса, а также угрожает независимости судей. Вынесение судьей приговора должно происходить в спокойной обстановке, без «давления улицы»4. Требуемая законом публичность, по их мнению, собственно не нужна и обременительна. И в этой борьбе с публичностью, контролем и критикой язык является самым действенным оружием5.
1 См.: Ibid.
2 См.: Ibid.
3 См.: Ibid. S. 19.
4 См.: Ibid.
5 См.: Ibid.