Научная статья на тему 'Из истории послереформенного миссионерства в России. К вопросу просвещения нерусских народов'

Из истории послереформенного миссионерства в России. К вопросу просвещения нерусских народов Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
531
111
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Беленчук Л. Н.

В статье опровергается распространенное мнение как советских, так и дореволюционных историков о слабости русской миссионерской школы, продиктованное, с одной стороны, идеологическими соображениями советского периода, с другой недостаточной информированностью дореволюционных историков. Автор, признавая определенную правоту в этом вопросе, тем не менее указывает на то, что именно работа русских миссионеров в тот период обеспечила впоследствии яркие успехи в деле просвещения нерусских народов России. Что касается сравнений с другими странами, то здесь также обращается внимание на принципиальную разницу в подходах к вопросам миссионерства.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Из истории послереформенного миссионерства в России. К вопросу просвещения нерусских народов»

Вестник ПСТГУ

IV: Педагогика. Психология

2007. Вып. 4 (7). С. 80-101

Из истории послереформенного миссионерства в России.

К ВОПРОСУ просвещения нерусских народов

Беленчук Л.Н.

канд. ист. наук, ведущий научный сотрудник Института теории и истории педагогики РАО

В статье опровергается распространенное мнение как советских, так и дореволюционных историков о слабости русской миссионерской школы, продиктованное, с одной стороны, идеологическими соображениями советского периода, с другой — недостаточной информированностью дореволюционных историков. Автор, признавая определенную правоту в этом вопросе, тем не менее указывает на то, что именно работа русских миссионеров в тот период обеспечила впоследствии яркие успехи в деле просвещения нерусских народов России. Что касается сравнений с другими странами, то здесь также обращается внимание на принципиальную разницу в подходах к вопросам миссионерства.

Сложность изучения миссионерской школы России состоит в том, что отечественная историография, особенно советская, крайне односторонне оценивала ее деятельность. Характерное для довоенной советской историографии непримиримое отношение к исторической форме государственной власти России и тысячелетнему институту Русской Православной Церкви, негативные оценки, которые берут свое начало в том числе и в дореволюционной прессе, затрудняли или даже делали невозможным объективное изучение фактов, относящихся к миссионерству. Один из первых советских авторов, С.А. Каменев, негативно писавший о роли Церкви в просвещении, утверждал, что «деятельность миссионеров сводилась к идеологической обработке “язычников” в духе преданности и любви к российскому престолу и православной вере»1. Исследователи миссионерства на Севере, А.Г. Базанов и Н.Е. Казанский, также писали о том, что миссионеры «калечили национальную культуру», «обрекали ее на вымирание», «будучи проводниками политики русского самодержавия, миссионе-

1 Каменев С.А. Церковь и просвещение в России. М., 1929. С. 76.

80

ры на службу экономического и духовного порабощения трудящихся Севера поставили и школу»2. Такой подход по определению не может быть объективным. Вспомним подвижническую жизнь и бескорыстную деятельность великого миссионера святителя Стефана, епископа Великопермского (XIV век). Трудно применить такие характеристики и к деятельности других выдающихся православных миссионеров. При всех недостатках возрождавшейся в послереформенной России миссионерской школы именно духовный подвиг первоучительства оставался ее основой. Еще раз подчеркнем: просвещение — это одна из непременных задач любой конфессии, любого вероисповедания3.

Что же касается истинных масштабов и характера деятельности русских миссионеров, то тот же С.А. Каменев в той же книге пишет, что только переводческая комиссия при Братстве святителя Гурия в Казани издала за семнадцать лет своей деятельности один миллион книг на «инородческих» (а вовсе не на русском или церковнославянском) языках4. По тем временам - огромная цифра! С.А. Каменев признает, что «церковно-просветительные методы были разнообразные, сложные и на отдельных участках глубоко продуманные»5.

Е.Н. Медынский в своей книге «История русской педагогики до Великой Октябрьской социалистической революции»6 характеризует миссионерскую деятельность Н.И. Ильминского как «иезуитскую заботу» о народах Поволжья. Вывод же раздела книги таков: вопреки(!) стремлению Ильминского и его учеников некоторый процент нерусского населения Поволжья все же становился грамотным. Но по данным того же автора, школы системы Н.И. Ильминского за 50 лет своего существования подготовили 6336 выпускников (около 130 выпускников в год), из которых 896 получили звание учителя7. Центральная Крещено-татарская школав Казани, в основном готовившая педа-

2 См., например: Базанов А.Г. Очерки истории миссионерских школ на Крайнем Севере. Л., 1936; Базанов А.Г., Казанский Н.Е. Миссионеры и миссионерские школы на Архангельском Севере. Архангельск, 1936.

3 Конечно, у миссионерства, например, западного, были и свои, вполне официальные, побочные цели, прагматические задачи часто заслоняли собой духовную составляющую. В.Ф. Одоевский, выдающийся русский писатель и просветитель с юмором писал о западном миссионерстве: «Куда идут эти почтенные мужи? — в далекие страны, для просвещения полудиких. Какой подвиг самоотвержения! Ничего не бывало; дело в том, чтобы сбыть бумажные чулки несколькими дюжинами больше, — это все знают, и сами миссионеры (Одоевский В.Ф. Русские ночи. СПб., 1913. С. 351).

4 Каменев С.А. Указ соч. С. 76—77.

5 Там же. С. 76.

6 Медынский Е.Н. История русской педагогики до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1938.

7 Там же. С. 355.

гогов для нерусских селений, ежегодно выпускала около 18 учителей. Опять-таки для России второй половины XIX в. это очень много8.

Уже в постсоветской литературе также встречаются ничем не подтвержденные характеристики русского миссионерства как инструмента создания «единоверческого» государства, «насильственной русификации»9.

В самое последнее время появляются научные исследования, опровергающие этот любимый идеологический прием советского времени. «Да и сама «русификация» (тем более умышленная, целенаправленная русификация) — злонамеренный и очень избирательный миф, возьмем хотя бы то, что больше ни один из мировых языков не удостоился подобного специального «ассимиляторского» термина, а ведь история любого большого языка знает и освоение новых пространств», — таково мнение академика О.Н. Трубачева10.

Штампом стал и тезис о «насильственном крещении» вновь обращаемых. Посмотрим инструкцию, данную миссионерам своей епархии известным просветителем сибирских и дальневосточных народов Иннокентием (Поповым-Вениаминовым), митрополитом Московским, в бытность его епископом Камчатским, Курильским и Алеутским. Он предписывал не допускать крещение без обучения христианскому вероучению, категорически запрещал делать какие-либо подарки обращаемым, употреблять меры, «не свойственные христианскому духу», — угрозы, принуждение, обещания, льготы. Запрещалось принимать помощников или работников в церковь без оплаты труда. Миссионеры-священники должны были обязательно понимать местные языки, а диаконы — свободно ими владеть. Священно-и церковнослужителям предлагалось ознакомиться с местными обрядами, верой, обычаями, характером жителей. Все нарушения этой инструкции порицались11. Отдельные нарушения, допускаемые священниками, общей картины не меняли.

Были случаи, когда языческая община препятствовала своему члену креститься12; иногда обряд крещения не давали совершить си-

8 О жизни и деятельности Н.И. Ильминского см.: Беленчук Л.Н. О просвещении народов России во второй половине XIX — начале XX в. // Вестник ПСТГУ. Серия IV. № 2. 2006. С. 22-36.

9 См., например: Российское образование: история и современность. М., 1994 (Глава «Педагогические традиции православия»).

10 Трубачев О.Н. В поисках единства. М., 1997. С. 12.

11 Творения Иннокентия, митрополита Московского. Кн. 1. М., 1888. С. 241-257.

12 Известен случай, когда мальчик-казах, прислуживавший учителю, ходил в свободное время на уроки. Постепенно он начал читать Евангелие, полюбил его и решил креститься. Однако его старший брат употребил все свое влияние

л ой, угрожая жизни и миссионеров, и самих вновь обращаемых, — в таких случаях призывалась на помощь полиция13. По-видимому, это в советской историографии и называлось «полицейскими мерами, применяемыми при крещении инородцев».

Православная Церковь распространяла просвещение с помощью миссионерства в основном в тех регионах России, где не было определяющего влияния какой-либо другой мировой конфессии. Основная форма миссионерской деятельности — церковная школа всех типов. Она могла возникать в самых труднодоступных и отдаленных местах, что объяснялось, прежде всего, ее задачами, а также подвижническим образом жизни самих миссионеров, не боявшихся лишений и отсутствия необходимого комфорта. Поэтому чаще всего на миссионерскую деятельность призывались лица, сами желавшие трудиться на этом поприще. Результаты их деятельности могли быть и совсем незначительными. В 1861 г. священник Иоанн (Невский) проехал 2400 верст по Чукотке, просветив Святым крещением всего несколько человек. Этот факт как раз и подтверждает добровольность крещаемых. Часто миссии, проработав некоторое время, закрывались по недостатку денег или необходимых кадров. Тем не менее, миссионеры своей деятельностью охватили все племена Сибири; некоторые христианизировались практически полностью (якуты, камчадалы)14.

Сельские церковные педагоги прекрасно знали и учитывали все особенности жизни и психологии своих учеников. «Тесное единение учителя и школы не только с учащимися, но и с населением составляет непременное условие деятельности миссионерских школ»15. Местное население, крестьяне, обычно выполняло весь спектр обязанностей по устройству такой школы. Церковно-приходские советы, братства, попечительства устраивали помещение, отопление, мастерские ручного труда, огород и сад, снабжали учебниками, предоставляли подводы для далеко живущих, оказывали медицинскую и материальную помощь нуждающимся, организовывали церковный хор, иконописные классы. Школа, устроенная самим народом, по его представлениям и понятиям, была любима населением. Родители с удовольствием отдавали туда своих детей. Но церковно-приходские школы, особенно в местностях, населенных нерусским населением, имели, естественно, трудности, следовательно, и недочеты, за кото-

и запретил ему читать Св. Писание (Догуревич Т.А. Свет Азии. Распространение христианства в Сибири. СПб., 1897. С. 96).

13 Догуревич Т.А. Указ. соч. С. 80.

14 Там же. С. 160-163.

15 Народное образование. Журнал Училищного совета Святейшего Синода. 1900. № 10. С. 27.

рые их преувеличенно и недружелюбно критиковала педагогическая пресса. Малочисленность духовенства и его крайняя занятость своими прямыми обязанностями не позволяла уделять достаточное время образованию детей. Помехой был и общий невысокий образовательный уровень местного сельского духовенства (отдаленные местности, например Сибирь или Средняя Азия, зачастую пополнялись священнослужителями, имевшими серьезные нарушения по службе и в наказание отсылавшимися в дальние епархии).

На российских окраинах церковно-приходская школа стала активно развиваться с 1885 г., после принятия Правил 1884 г. о церковно-приходских школах и проведения съезда архиереев в Казани. Одним из вопросов съезда было миссионерское просвещение. Участники съезда назвали одной из основных задач Церкви просвещение нерусских народов и обратили внимание духовенства на изучение местных языков своей паствы. Хотя миссионерская просветительская деятельность была обращена на Восток, существовало и поле деятельности для миссионерства в западных регионах России. Но и там были серь езные про бле мы.

Исторически земли на запад от Москвы были ареной столкновения трех конфессий — православной, римско-католической и протестантской. Но если лютеранская церковь меньше занималась миссионерством, то римско-католическая вела настоящую борьбу за учеников. Этому немало способствовали и пристрастия правящих кругов. «Мечтательное полонофильство Александра I привело к тому, что православный народ Правобережной Украины и Белоруссии, имевший позади более чем двухсотлетнюю историю борьбы за Православие... остался фактически без должной поддержки Государя и правительства Империи, в которой Православная Церковь официально имела статус господствующей.»16.

С горечью говорил о русской политике в Польше император Николай I: «Что была Польша, когда Наполеон и французы пришли туда в 1807 году? Песчаная и грязная пустыня. Мы провели здесь превосходные пути сообщения, вырыли каналы в главных направлениях. Промышленности не существовало в этой стране: мы основали суконные фабрики, развили разработку железной руды, учредили заводы для ископаемых произведений, которыми изобилует страна, дали обширное развитие этой важной отрасли народного богатства. Я расширил и украсил столицу; существенное преимущество, данное мной польской промышленности для сбыта ее новых продуктов, возбудило даже за-

16 Шевченко М.М. Конец одного Величия: власть, образование и печатное слово в императорской России на пороге освободительных реформ. М., 2003. С. 98.

висть в моих других подданных. Я открыл подданным королевства рынки империи; они могли отправлять свои произведения далеко, до крайних азиатских пределов России. Русская торговля высказалась даже по этому поводу, что все новые льготы дарованы были моим младшим сыновьям (т. е. новым территориям. — Л.Б.) в ущерб старших сыновей.

Император Александр восстановил название Королевства Польского, на что не решался даже Наполеон. Брат мой оставил за поляками народное обучение на их национальном языке, их кокарду, их прежние королевские ордена Белого Орла, святого Станислава и даже тот военный орден, который они носили в память войн, веденных с нами и против нас. Они имели армию, совершенно отдельную от нашей, одетую в национальные цвета. Мы наделили их оружейными заводами и пушечными литейнями»17.

После восстаний 1830—1831 и 1863 гг. польская школа была поставлена под контроль Министерства народного просвещения с введением в ней преподавания на русском языке — гимназии стали готовить учеников к поступлению в российские университеты. В 1905 г., когда в польских школах вернулись к прежней системе обучения, католическое духовенство вновь начало активную миссионерскую деятельность в уездах с русским населением Минской, Гродненской и Виленской губерний. В 1907 г. польские школы были снова запрещены, но местные учителя продолжали проповедническую работу среди учеников. Например, в польских школах Минской губернии на трех учеников польского происхождения приходилось 15—20 детей из белорусских и других православных семей, а русский язык, по уставу таких школ, должен был преподаваться только с четвертого года обучения, при том что большинство школ польских обществ («Матица» и «Освяты») были трехлетними18. Таким образом, русский язык не преподавался практически нигде. Мероприятия правительства по отношению к польской школе носили односторонне-ограничительный характер и особого успеха не имели. Церковная православная школа в Прибалтике, Белоруссии и на Украине распространялась слабо.

Восточное миссионерство было особым направлением церковного просвещения в России. Возникло оно еще в Средние века. Русский подвижник Стефан Пермский просвещал коми-зырян и пермяков в XIV в. и составил для них особую азбуку, с помощью которой перевел священные книги19.

17 История России. XVIII—XIX вв.: Хрестоматия / Науч. рук. издания А.Н. Сахаров М., 2003. С. 228.

18 Народное образование. Журнал Училищного совета Святейшего Синода. 1909. № 10. С. 315.

19 Журнал Министерства народного просвещения. 1904. № 6. С. 75—103.

Миссионерскому движению иногда препятствовала местная администрация, поскольку население при крещении получало земельные, денежные и другие льготы, оформление которых было хлопотно для местных властей, а потому возможность узнать о них была только у миссионеров. Такие льготы нельзя было назвать «материальной приманкой» (как они оценивались советской историографией). Они давались государством в качестве компенсации за те материальные и психологические потери, которые несли вновь крещеные при выходе из своей прежней среды: сородичи считали их уже чужими и часто относились к ним враждебно.

На протяжении XIX в. рядом законодательных актов Православной Церкви было предоставлено исключительное право пропаганды своей религии. Связано это было, в том числе, и с более чем активным миссионерством других мировых конфессий.

Однако миссионерство требовало организации работы на посто-ян ной осно ве; сти хий но и вре мен но воз ни кав шие миссии не могли полностью удовлетворить задаче просвещения. Часто бывало, что после удачной деятельности какого-либо миссионера, благополучно отбывшего на свою родину, вновь крещеные, не получая дальнейшего духовного руководства, опять впадали в язычество или в двоеверие: держали в доме одновременно и иконы, и идолов. С таким трудом налаженный христианский быт постепенно сменялся языческим: переставали крестить детей и венчаться, участвовали в языческих пиршествах, были и случаи многоженства20. В результате самоотверженный труд миссионеров, не продолженный надлежащим образом, после их отъезда сводил ся на нет.

Для укрепления и поддержания просветительской деятельности в 60-е гг. XIX в. стали создаваться миссионерские общества, объединившие всю просветительскую деятельность среди народов России. В 1860 г. было учреждено Общество восстановления православного христианства на Кавказе, выросшее из Осетинской миссии. Центр Общества находился в Тифлисе. Одним из учредителей его был князь Борятинский — наместник на Кавказе. В задачи общества входило: сооружение и содержание церквей и их причтов, учреждение школ при церквях, отправление на места миссионеров, перевод Священного Писания и богослужебных книг на местные языки.

В 1870 г. из созданного в 1865 г. Миссионерского общества для содействия распространению христианства между язычниками было образовано Православное миссионерское общество (ПМО). Оно объединило девять миссий — иркутскую, забайкальскую, камчатскую, ал-

20 Догуревич Т.А. Указ. соч. С. 139—141.

86

тайскую, обдорскую, сургутскую и киргизскую, енисейскую и якутскую. У его истоков стоял митрополит Московский и Коломенский Иннокентий (Вениаминов), почетный член Московского университета, член Императорского общества любителей естествознания и антропологии при Императорском Московском университете, член-сотрудник и почетный член Императорского Русского географического общества. Митрополит Иннокентий был в дружеских и творческих отношениях с всемирно известными географами и путешественниками А.Ф. Кашеваровым, Ф.П. Врангелем, Ф.П. Литке, Г.И. Невельским; публиковались его научные труды по географии, вулканологии, сейсмологии, истории, этнографии.

Владыка Иннокентий (Вениаминов) познакомил российскую общественность и весь мир с незнакомыми до этого языками и народами — алеутами, якутами, камчадалами, чукчами. В бытность свою архиепископом Камчатским, Курильским и Алеутским митрополит Иннокентий перевел священные и богослужебные книги на алеутский язык, написал поучения об обязанностях христианина, создал словарь и грамматику алеутского языка. Переводы церковных книг позволяли создать литературу на местных языках, которая первоначально была весьма слабой. Это естественно. Но митрополит Иннокентий писал, что переводы эти «совершенно необходимы для якутов сколько для научения их истинам Веры Христовой, столько же и для введения между ними собственной грамоты и письменности», крайне необходимых для усовершенствования языка и, следовательно, нужных для усовершенствования самих переводов. И, кроме того, «нет сомнений, что появление книг на якутском языке возбудит в якутах (доселе крайне мало учивших русскую грамматику) охоту учиться читать и затем писать на своем родном языке, как это было и есть между алеутами»21.Таким образом, митрополит Иннокентий видел одну из задач миссионерской переводческой деятельности в создании первичного круга национальной литературы.

Это сни мает рас про странен ные обви не ния в адрес миссио не ров, которые якобы по недостатку филологических знаний создали несовершенные алфавиты, переводы и учебники. Подобная литература и не могла быть совершенной на первых этапах вследствие неразвитости и самого письменного языка народа, и письменной культуры, и техники перевода. Митрополит Иннокентий прекрасно осознавал это и предложил систему проверки адекватности переводов. Для этого, по его мнению, должна была быть создана специальная общественная комиссия из ученых, историков, этнографов, краеведов, на

21 Миссионерское обозрение. 1997. № 9. С. 3.

87

организацию деятельности которой он начал собирать средства по подписке в своей епархии (еще в бытность епископом Камчатским, Курильским Алеутским). Другую часть средств выделил Святейший Синод22.

Возникали трудности с типографским набором текста: чтобы осуществить его максимально корректно, митрополит Иннокентий послал в Москву своего коллегу священника Димитрия Хитрова, который должен был наблюдать за правильной передачей особенностей якутского текста. Слова, неточно передающие смысл русских слов и выражений, он предполагал печатать курсивом, чтобы ясно очертить направление будущей работы. Напечатанные книги (Букварь, Часослов, Псалтырь, Апостол, Книга Бытия, книга «Указание пути», написанная митрополитом Иннокентием на алеутском языке и переведенная им на якутский, алтайский, шорский, монгольский и другие языки, якутская грамматика) рассматривались в большей степени не как стабильные учебные пособия, но как основа для продолжения работы по совершенствованию местных языков.

Митрополит Иннокентий, наставляя священников своей епархии в работе с вновь напечатанной литературой, просил предупреждать население о возможном несовершенстве переводов и высказывать свои замечания и пожелания по текстам. Все замечания священники должны были записывать в специальные тетради, хранившихся при храмах. Такие записи велись постоянно и систематически. Таким образом, накапливался обширный материал для развития письменных и литературных языков народов, прежде таковых не имевших. Именно наличие достаточно широкого круга миссионерских научных работ и изданий позволило советскому правительству в одно-два десятилетия усовершенствовать алфавиты и создать грамматики языков ранее бесписьменных народов страны, а значит, и школу на родном языке.

В сфере воспитания митрополит Иннокентий придерживался мнения, что оно должно идти рука об руку с обучением. Он приводил довод такого рода: русские поселенцы, проникая в самые отдаленные селения Дальнего Востока, неся туда знания и умения, одновременно способствовали порче нравов — местные традиционные культурные формы замещались субкультурой переселенцев. По сравнению с ними даже древние языческие представления местного населения были лучше. И это тогда, когда вновь крещеные проявляли необыкновенную чистоту и чрезвычайную трогательность в поведении. В литературе описаны такие случаи. Так, один старик убрал дома все ико-

22 Миссионерское обозрение. 1997. № 9. С. 3—4.

88

ны в шкаф, а когда священник при посещении попенял ему за это, он объяснил, что сделал это, дабы иконы в маленькой избе с печью не закоптились. Другой, почувствовав свою немощь, явился к священнику исповедоваться заранее, поскольку боялся, что когда придет срок кончины, некого будет послать за батюшкой (в его улусе все были некрещеные)23.

Чтобы привитые нормы были устойчивее, просветительскую работу надо начинать с нравственного, религиозного, образования, утверждал митрополит Иннокентий. Исследования этнопсихологических особенностей народов, проведенные митрополитом Иннокентием, как выражаются этнографы, «в полевых условиях», и сегодня представляют материал для раздумий. Его сподвижниками по миссионерской деятельности были уже упомянутый священник Димитрий Хитров (впоследствии якутский епископ Дионисий) и священник Андрей Аргентов (оба — члены Русского географического общества). Первый стал составителем якутской грамматики (1858 г.), второй — словаря чукотского языка. Они были и учредителями училищ для сибирских народов. Священник Камчатского собора в Петропавловске Георгий Логинов открыл у себя дома бесплатное училище, в котором обучал чтению, письму, грамматике, священной истории, катехизису. В других школах программа была еще скромнее — чтение и Закон Божий.

Совет Православного миссионерского общества, возглавляемого митрополитом Иннокентием, находился в Москве, комитеты — в епархиальных центрах. В основном Общество действовало на восточных окраинах России, кроме Кавказа, где уже имелось вышеупомянутое Общество восстановления православного христианства на Кавказе. ПМО состояло из действительных и почетных членов (представители императорской фамилии, заслуженные деятели общества, науки и культуры). Священнослужители могли быть членами общества без уплаты членского взноса, который составлял три рубля в год. Первыми деятелями ПМО стали И.С. Аксаков, П.М. Третьяков, историк С.М. Соловьев, В.Д. Аксенов, кн. В.А. Черкасский, П.Н. Батюшков, гр. А.В. Бобринский, кн. Н.П. и А.В. Мещерские и дру-

гие24.

В 1871—1872 гг. общество открыло епархиальные комитеты в Витебске, Иркутске, Томске, Якутске, Калуге, Минске, Владимире, Вятке, Воронеже, Костроме, Киеве, Вологде, Благовещенске. В 1880 г. Право-

23 Догуревич Т.А. Указ. соч. С. 144—146.

24 Никольский А. Православное миссионерское общество: Историческая записка о деятельности Общества за истекшее двадцатипятилетие. 1870—1895. М.,

1895.

славное миссионерское общество имело 33 отделения, в 1895 г. — 44 (14 тыс. членов), в 1915 г. — 56 отделений.

Православное миссионерское общество ежегодно публиковало отчет, который содержал и некоторые сведения из наиболее крупных миссий — Алтайской, Забайкальской и др. Общество имело свой журнал — «Православный благовестник». Епархиальные комитеты ПМО также издавали свои ежегодные отчеты, правда, далеко не все, и не такрегулярно, как центр. Они содержали сообщения о важнейших событиях миссионерской деятельности региона, финансовые отчеты и списки действительных членов комитетов. Бюджет активно действующих комитетов Православного миссионерского общества составляли сборы пожертвований, кружечные церковные сборы, членские взносы. На устройство школ часть денег давало Министерство народного просвещения, иногда Училищный совет Святейшего Синода. Чем дальше от центра располагалась миссия, тем в меньшей степени она могла обеспечивать себя самостоятельно. Так, Забайкальской духовной миссии выдавались солидные пособия из казны и от руководства Православного миссионерского общества25.

В 1920 г., к 50-летию деятельности ПМО, предполагалось издать работы, посвященные его истории, и учредить особый музей. Деятельность его отделений заметно возросла во время Великой Отечественной войны. Они занимались сбором средств на нужды фронта, а также просветительской работой среди местного населения, так как в этот период заметно усилилось стремление к изучению грамоты. Школы при миссиях открывались явочным порядком — жители приводили своих детей к священнику с просьбой поучить их. Поначалу учили без учебников, без помещений, без денег. При миссиях было много таких, официально не зарегистрированных, школ.

Некоторые педагоги решительно протестовали против деятельности официальных миссионерских организаций. По их мнению, с учреждением какого-либо отделения ПМО деятельность миссий приобретала более казенный и формальный характер. Бумажная волокита и отчетность отнимали у миссионеров много времени. Частые приезды контролеров из Москвы тоже не способствовали процветанию дела. Известный казанский просветитель, последователь Н.И. Иль-минского, Н.А. Бобровников, был твердо убежден в «прямом вреде» «казенного» миссионерства (Казанское отделение Православного миссионерского общества организовалось в 1901 г.) и считал, что миссионерство возможно только как «частное дело русского общества по заботе о просвещении своих соотечественников»26. Казенная мис-

25 Никольский А. Православное миссионерское общество. С. 69.

26 Журнал Министерства народного просвещения. 1917. № 5. С. 14.

сия, писал педагог, заменила живое дело мертвыми школами, совершенно не приспособленными к местному быту, которыми руководят присланные епархией священники, не знающие ни языков, ни обычаев местного населения. «Вместо развития школ мы видим учреждение должностей миссионеров». Миссионер, изредка наезжающий из города, по мнению педагога, бесполезен. Гораздо более полезны местные общественные, ни от кого не зависящие миссионерские организации, полагал Н.А. Бобровников.

Отчасти педагог был прав, но только отчасти. Возможность постоянной поддержки миссионерских начинаний, концентрация, контроль и управление средствами, перераспределение их в пользу наиболее нуждающихся также важны.

Миссионерскими общественными организациями на местах, которым Н.А. Бобровников отдавал предпочтение перед официальной миссией, были братства, стихийно возникавшие при церквях, монастырях, приходах. Братства зародились на малороссийских и белорусских землях в XVI—XVII вв. как организации, противостоящие польско-католическому влиянию. Сначала братства представляли собой хозяйственные общины, куда входили ремесленники, мелкие купцы, крестьяне, мещане, местная интеллигенция. Из хозяйственных задач постепенно выросли просвещенческие и образовательные, которые оформились в широкое движение против насильственного католицизма. Школы братств были бессословны, бесплатны, обучали детей на церковно-славянском языке, а кое-где и на местных языках. В них преподавался довольно широкий круг предметов, в том числе и основы разных наук. Руководство осуществлялось общим собранием братства.

Позже братства распространились по всей территории страны. Они учреждались при монастырях и храмах; существовали и епархиальные братства. Забота о начальном народном образовании и просвещении стала одной из основных их задач27. По мере того, как братская школа исполняла свою задачу, она передавалась в ведение Министерства народного просвещения или Святейшего Синода (ближайшего прихода), а на освободившуюся сумму денег открывалась новая школа братства.

В Поволжье и Приуралье братские школы стали открываться с 60-х гг. XIX в. Всего для народов края поволжскими братствами к 1870 г. было открыто 62 братские школы. В Вятке действовало Братство святителя Николая. Ведущей миссионерской организацией Поволжья было Братство святителя Гурия, активным деятелем которого

27 Народное образование. Журнал Училищного совета Святейшего Синода. 1896. № 6. С. 135.

являлся Н.И. Ильминский. Деятельность братства была разносторонней, но просвещение составляло одну из его главных задач. В Казанском крае братство создало школьную систему такого рода: в каждом регионе братские школы должны были в учебном отношении группироваться вокруг одной, «правильно» (с точки зрения научной педагогики) организованной школы. Способы воздействия братства на население основывались на «законах убеждения, которое может воспитаться только медленно и постепенно». Главными принципами братской просветительской деятельности были «религиозность, нравственность, умственность»28.

На рубеже XIX—ХХ вв. в Поволжье и Приуралье действовало 152 школы Братства святителя Гурия, которые имели общеобразовательный, церковный и миссионерский характер: татарские — 63, чувашские — 50, черемисские (марийские) — 20, вотские (удмуртские) — 18, мордовские — 1)29. В каждой группе существовали т.н. центральные школы, готовившие учителей и являвшиеся методическими центрами для остальных (Казанская — для татар, в с. Ишаках — для чувашей, в с. Унже — для черемисов). Общежития при центральных школах внедряли среди воспитанников определенный строй поведения, главными заповедями которого были строгое соблюдение устава Церкви, простота крестьянского быта и семейные отношения между воспитанниками и воспитателями. Жалованье учителя братской школы составляло 80—90 руб. в год.

Деятельность братств по просвещению народов была весьма активна. Братство святителя Гурия и Казанская епархия летом 1896 г. устроили краткосрочные педагогические курсы для учителей инородческих школ. Почти все преподаватели курсов работали безвозмездно. Слушатели занимались общей дидактикой и образцовыми уроками, для проведения которых была организована временная школа для мальчиков-чувашей. Программа курсов предусматривала также чтения об учителе, психологию детского возраста, разработку воспитательного и учебного элементов школы, изучение вопросов ее благоустройства и организации30.

В 1897 г., летом, Братство святителя Гурия устроило педагогические курсы в четырех населенных пунктах для учителей поволжских народов: татар, чувашей, черемисов, вотяков. Выездные курсы посе-

28 Медынский Е.Н. История русской педагогики до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1938. С. 390.

29 Труды Особого совещания по вопросам образования восточных инородцев. СПб., 1905. С. 18.

30 Народное образование. Журнал Училищного совета Святейшего Синода.

1896. № 10. С. 153.

щали почти все учителя миссионерских школ, повышая свой педагогический уровень, советуясь с коллегами, обмениваясь накопившимся опытом работы. Такие мероприятия братства способствовали росту миссионерства в крае. В Поволжье в 1897 г. функционировало 270 миссионерских школ с 8882 учащимися (братских, Православного миссионерского общества и его епархиальных комитетов)31.

Центром миссионерской деятельности на Кавказе была Ардон-ская духовная семинария (с 1895 г.), игравшая там такую же роль, как Казанская учительская семинария в Поволжье. Миссионерский характер этих учебных заведений определялся составом учеников, программой (больше церковных предметов, чем общеобразовательных), использованием родных языков при первоначальном обучении. Ар-донская духовная семинария подчинялась Обществу восстановления христианства на Кавказе. Ее главной задачей была подготовка учительского состава для церковно-приходских школ Кавказа. В 1874 г. в Осетии было всего 15 церковно-приходских школ, в 1898 г. — уже 32, в 1917 г. — 97 (из 144 всех начальных училищ)32. Представители кавказских народов отдавали своих детей в миссионерские школы, чтобы научить их русскому языку.

Алтайская миссия была основана в 1830 г. сподвижником Н.И. Ильминского архимандритом Макарием (Глухаревым), который служил в ней с 1830-го г. по 1844 год. Архимандрит Макарий учил детей грамоте, изобретая легкие, доступные методы, играя с ними в занимательные игры33. Архимандрит Макарий был создателем алтайской письменности, автором алтайской азбуки с богослужебными текстами (1841 г.), «Алфавита Библии» (собрания в особом порядке библейских текстов). Однако в сороковые годы XIX в. эти книги не были напечатаны, поскольку еще только дискутировалась возможность перевода священных книг с церковнославянского на современные языки (в том числе и русский). К сожалению, многие труды архимандрита Макария погибли при пожаре Бийского архиерейского дома в 1886г.

Дело его продолжил будущий митрополит Московский и Коломенский Макарий (Невский), который во время своей службы на Алтае помогал местным людям учиться грамоте, строить жилища, лечил их. Книги, подготовленные Алтайской духовной миссией с 1864-го г. по 1869 г., издавались в Синодальной типографии, в Санкт-Петербурге, в 1870—1880-х гг. — переводческой комиссией Братства

31 Народное образование. 1898. № 11. С. 112.

32 Тотоев М.С. История русско-осетинских культурных связей. Учебное пособие. Орджоникидзе, 1977. С. 60, 73—74.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

33 Архимандрит Макарий, основатель Алтайской миссии. СПб., 1892.

свт. Гурия в Казани, а с конца 1880-х гг. — в частных типографиях Томска и Бийска. На протяжении этого времени был создан целый круг духовной литературы: «Букварь для обучения алтайских детей церковному и гражданскому чтению», «Грамматика алтайского языка», «Поучительные статьи на алтайском языке», «Поучительные статьи в стихах и прозе на алтайском языке», «Училище благочестия», Словарь алтайских и аладагских наречий тюркского языка. К 1906 г. было издано более 200 книг на алтайском языке. В составлении этих учебников принимали активное участие видные миссионеры — этнографы и лингвисты — священник В. Вербицкий, священник М. Чевалков, который положил начало алтайской литературе, сочиняя рассказы, стихи, собирая алтайский фольклор. Выходили книги на шорском и казахском языках. Широкие связи были у Алтайской миссии с казанскими просветителями — Н.И. Ильминским, Н.А. Бобровниковым, в Казанской центральной крещено-татарской школе учились ее воспитанники34.

Миссия, имевшая 14 станов, помогала населению в устройстве хозяйственного быта, в медицинском обслуживании. К концу XIX в. в ней было 37 школ, в которых учились 1204 учащихся35, а в 1915 г. — 83 школы (3280 учащихся)36.

При храмах и школах имелись библиотеки с книгами на местных языках. Программа миссионерских школ была идентична программе одноклассной церковно-приходской школы. При Бийском катехизаторском училище работала центральная миссионерская школа (созданная по типу Центральной крещено-татарской школы), готовящая учителей для низших миссионерских школ. В 1874 г. была организована собственная типография, выпускавшая книги на местных язы-

ках37.

Результаты работы миссии были следующими: в конце XIX в. из 35 тыс. алтайцев 20 тыс. стали христианами. В крае появились теплые избы, постепенно исчезли такие обычаи, как калым (у крещеных он перестал быть обязательным, а устанавливался по взаимному согласию), «полная небрежность в воспитании детей заменилась заботой о научении их грамоте и молитвам, доброй жизни и благоприли-чию»38.

Условия работы в миссии были нелегкими. Миссионеры за дальностью расстояний не успевали заниматься и прямой своей зада-

34 Миссионерское обозрение. 1997. № 7. С. 15—19.

35 Брокгауз и Ефрон. Энциклопедический словарь. Т. 37. С. 447.

36 Миссионерское обозрение. 1997. № 7. С. 15—19.

37 Догуревич Т.А. Указ. соч. С. 92.

38 Там же. С. 93.

чей, поэтому на обучение детей у них оставалось немного времени и сил. Ежегодно миссионер проделывал по три-четыре тысячи верст по плохим дорогам в любую погоду. В отчетах Алтайской духовной миссии говорится о трудностях, с которыми сталкивались миссионеры в своей просветительской деятельности. Желающих учиться было множество не только среди детей, но и среди взрослых. Поэтому по праздникам устраивались занятия со взрослой частью населения, а в остальное время — с детьми. Не каждый священник в отдаленных местах выдерживал такую напряженную работу, поэтому среди миссионеров на Алтае, как и в других дальних регионах, было много монахов, привыкших к лишениям, более того — самый смысл жизни которых состоял во всемерном самоограничении. Белое же духовенство, обязанное ко всему прочему заботиться и о своей семье, избегало работы в кочевых станах, отдаленных селах из-за невозможности учить своих детей (содержать их в городах, где имелись образовательные учреждения всех ступеней, было непомерно дорого для сельского священника и потому недоступно). Часто в миссионеры определялись вдовые священники.

По этой причине многие отдаленные миссионерские станы постепенно пустели. Выход в такой ситуации виделся в организации мобильных иноческих дружин, окормлявших большие территории. Монахи должны были не только вести богослужение и исполнять требы, но учить население грамоте, новым приемам агротехники, беседовать на злободневные темы — то есть вести просветительскую работу. С этой же целью предпринимались и поездки правления отдельных миссий по населенным пунктам39. Миссионерскими центрами были и некоторые монастыри (например, женский Никольский монастырь в с. Улала, г. Горноалтайск). Насельницы монастыря обучали грамоте девочек и женщин, показывали им преимущества оседлой жизни, обучали земледельческим навыкам. Вообще, женские общины оказывали огромное влияние на изменение образа жизни языческих народов, прививая им понятия и навыки домоводства, рукоделия, воспитания детей.

Миссия была и центром этнографического изучения местных народов. В этом отношении показателен сборник исследований алтайского миссионера священника В.И. Вербицкого40. Вербицкий был членом Императорского Русского общества акклиматизации животных и растений, членом-сотрудником Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества, действитель-

39 Творения Иннокентия, митрополита Московского. Кн. 1. М., 1888.

40 Алтайские инородцы: Сб. этнографических статей и исследований алтайского миссионера, прот. В.И. Вербицкого. М., 1893.

ным членом Томского статистического комитета и помощником начальника миссии Томской епархии. Сборник представляет собой полное этнографическое описание алтайских народов. Он был составлен этнографическим отделением Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете из статей Вербицкого, разбросанных по малодоступным изданиям. Капитальным трудом его был вышеупомянутый Словарь алтайских и аладагских наречий тюркского языка. Обширность интересов и научных знаний, любовь к Алтайскому краю, труд всей жизни, направленный на улучшение быта алтайцев, позволили В.И. Вербицкому войти в историю алтайского народа как выдающемуся просветителю.

Старейшей миссией в России была Забайкальская — она существовала с 1861 года. В нее входило 18 миссионерских станов, включавших 27 школ с 635 учениками из бурят и тунгусов (эвенков). Учителями в них работали выпускники духовных семинарий, миссионерских курсов, уездных и духовных училищ. Мало кто из учителей миссии знал местные языки, им требовались переводчики, что затрудняло обучение и общение с населением. Такой состав учителей не удовлетворял миссию. Поэтому учителей из местных народов стала готовить миссионерская школа при Посольском монастыре. Миссионерская библиотека составляла около тысячи единиц хранения, среди которых была литература для изучения монгольской письменности и ламаизма41.

Учебный план первого (младшего) отделения школы включал русский язык, монгольское чтение и письмо, священную историю, Закон Божий и пение; второго отделения — русскую грамматику, письменный монгольский язык, историю, географию, чистописание, богословский курс. При Иркутском Воздвиженском монастыре также работала школа письменности монгольского языка. Всего в рамках Забайкальской миссии в начале XX в. работало 20 школ при приходах. Эти миссионерские центры были разбросаны на площади более 400 тысяч верст42.

Основная ее деятельность протекала среди бурятского населения, в котором силен был ламаизм и остатки язычества. Правда, к концу XIX в. шаманы не пользовались большим уважением в среде молодежи, но ламы имели большое влияние, и влияние их росло. Если в

XVIII в. в Бурятии было 150 лам, то в конце XIX в. — несколько тысяч. Ламы всячески препятствовали местному населению заниматься хлебопашеством (справедливо полагая, что это приблизит их к русским)

41 Догуревич Т.А. Указ. соч. С. 148.

42 Никольский А. Православное миссионерское общество: С. 67—68, 70—72.

и переходить на оседлый образ жизни, пугая население налогами и повинностями. Бурятская жизнь, говорили они, привольная и легкая, русская — рабская и тяжелая. Еще один аргумент против хлебопашества заключался в том, что нельзя распахивать землю и уничтожать траву и насекомых, поскольку в них может находиться душа ранее умершего человека.

Открывались миссионерские школы и среди степного населения Юга России (сегодняшний Казахстан, Калмыкия). В 1883 г. была открыта киргизская (казахская) миссия в Семипалатинской области с подчинением Алтайской миссии. Работа там была осложнена тем, что среди казахов, еще с середины XVIII в., активно проповедовали мусульманство поволжские татары. Казахская знать в большинстве своем уже приняла мусульманство, поэтому православную проповедь встречала настороженно. Православных миссионеров, появившихся в степи уже в середине XIX в., народ слушал с полным одобрением, но при этом заявлял, что все, что говорят миссионеры, взято из Корана43. Вообще, степные казахи часто влияли на своих городских сородичей, более склонных к принятию христианства.

Один из работников миссии отмечал, что препятствия миссионерской деятельности часто создавали сами русские. Так, большая часть русской интеллигенции считала делом миссионеров нести только технические, агрономические и другие научные знания. Русское крестьянство также в небольшой степени могло быть пособниками распространения православия, имея недостаточно точные познания в богосло вии. Миссия же не могла работать без по мо щи русско го населения. «Тяжел жизненный крест миссионера, но как усугубляется он родными руками русских, не имеющих национального и религиозного самосознания», — с горечью заключал миссионер.

Активная миссионерско-педагогическая деятельность велась на Севере России. Миссионерские школы там начали организовывать с начала XVIII в. В конце XIX в. их было два типа — на русском (с программой министерских школ) и местном языках (по Ильминскому). В Тобольской губернии систему Ильминского начали внедрять в 90-е гг.

XIX в. Были образованы переводческие комиссии для создания литературы на местных языках. В Якутске открылась центральная миссионерская школа для подготовки учителей из местного населения.

Против миссионерских школ выступали «сибирские областники» — либеральное общественно-политическое движение, стремившееся освободиться от культурного влияния русского центра в Сибири. Они критиковали миссионеров за якобы насильственные методы

43 Догуревич Т.А. Указ. соч. С. 97.

привлечения в школы, обвиняли в корысти, считая их деятельность средством обворовывания местного населения. Один из лидеров движения, Н.М. Ядринцев, предлагал сделать школы светскими, что само по себе неприемлемо для целей миссионерства, и работающими только на местном материале. При этом перевести обучение на местный язык, обучить местных учителей44. Однако миссионерство на Севере тогда было практически единственным способом просвещения местных народов. В суровых природных условиях нужны были истинные подвижники, способные работать с детьми при полном отсутствии привычных условий быта. В 80—90-х гг. XIX в. на островах Новой Земли был открыт ряд приходов и школ при них, где детей учила монашеская братия. Работали они только летом. Иноки, пожелавшие остаться в приходе поселка Югорский Шар на зиму, почти все умерли от холода45.

В 1893 г. бывший председатель Братства святителя Гурия в Казани, священник Никанор, организовал в Архангельске комитет Православного миссионерского общества, который поддерживал на Новой Земле четыре миссионерские школы.

Конечно, если расценивать работу северных миссионерских школ с точки зрения современной педагогики, то их нельзя назвать учебными заведениями в том смысле, какой мы вкладываем в это понятие сегодня. Это, скорее, были курсы по обучению в первую очередь грамоте и Закону Божьему. Вводить какие-либо учебные программы было затруднительно в связи с текучестью состава учащихся, пестрым возрастным составом (от 6 до 20 лет), коротким учебным годом (обычно два-три летних месяца). Но все же миссионеры, пусть и медленно, делали свое дело. В 1894 г. Архангельская переводческая комиссия издала «Букварь для самоедов (ненцев), живущих в Архангельской губернии»46. Были изданы и еще три учебника для местных народов. Типографское оформление их было более чем скромно, на страницах можно было встретить неточности и опечатки. Советская историография оценивала эти учебники в целом как неудачные, не привившиеся на Севере. Но надо считаться с тем, что это были первые учебники народном языке для северных национальностей, с которых и началось создание учебной литературы этих народов.

В 1898 г. священник Тобольской епархии Иринарх (Обдорский) организовал на Тобольском Севере первую школу-приют для дево-

44 Базанов А.Г. Очерки истории миссионерских школ на Крайнем Севере. Л., 1936. С. 51.

45 Базанов А.Г., Казанский Н.Е. Миссионеры и миссионерские школы на Архангельском Севере. Архангельск, 1936. С. 42—43.

46 Там же. С. 48—49.

чек. Хотя местные народы признавали пользу учения, но детей, особенно мальчиков, занятых в промыслах, в школу отдавали неохотно. Поначалу миссионер собирал у себя в школе сирот и нищих. Условия быта в школе были приближены к местным. Национальный состав учащихся был пестрым. Иринарх был инициатором и передвижных школ, но вскоре отказался от этой мысли из-за их дороговизны.

При миссии он создал этнографический музей и библиотеку47, организовал переводческую комиссию из лиц, знающих местные языки. В 1898 г. им была издана азбука ханты, в 1900 — ненецкая азбука. Большую помощь в создании учебников оказывала Казанская инородческая учительская семинария, педагоги которой составили азбуку чукотского народа, азбуку манси. Постепенно стало возможным начинать обучение в школе с родного языка. Программа школ была следующей: из 30 часов шесть часов отводились на религиозные предметы, шесть — на родной язык, двенадцать — на русский язык48. В школе Иринарха (Обдорского) обучали и культуре ремесла. Ученики создали рыболовецкую артель, учились вязать сети, обучались новым для себя занятиям.

Подведем некоторые итоги.

Многие как дореволюционные, так и советские историки отмечали слабость русского миссионерства по сравнению, например, с английским или французским, объясняя это иногда ущербностью самой идеи просвещения чужих народов, иногда прямолинейной и недальновидной политикой самодержавия, а иногда даже неподготовленностью и нежеланием творчески трудиться самих миссионеров.

Некоторые историки ищут более глубокие объяснения недостаточной, по их мнению, активности русского миссионерства. П.Н. Милюков в «Очерках истории русской культуры» объяснял это тем, что цивилизаторская задача религии в России отошла на второй план по сравнению с церковно-государственной49.

Н.А. Бердяев писал, что «русская культурная энергия не хочет распространяться по необъятным пространствам России. »50. Причину такого явления он видел в политике самодержавия. «Национальное ядро великой империи, объемлющей множество народностей, должно уметь внушать ксебе любовь, должно притягивать ксебе, должно обладать даром обаяния, должно нести своим народностям свет и свободу»51.

47 Базанов А.Г. Очерки истории. С. 83—85.

48 Там же.

49 Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. Т. 2. СПб., 1902. С. 8—10 .

50 Бердяев Н.А. Судьба России: опыты по психологии войны и национальности. М., 1918. С. 72.

51 Там же. С. 115.

Эти объяснения содержат некоторую долю истины, но грешат односторонностью. Помимо вышеназванных причин, думается, что глубинные истоки такого результата деятельности миссионеров кроются и в самой сущности исповедуемого образовательного процесса Русской Православной Церкви. Например, в книге Т.А. Догуревич «слабые» успехи миссий объясняются предельной тактичностью миссионеров. Так, архимандрит Макарий (Глухарев) за тринадцать лет своей весьма успешной деятельности (после его помощи голодающим алтайцам, за которой он лично ездил в Москву, последние считали его посланником Бога на земле) обратил в христианство всего 645 человек. Как будто бы небольшая цифра. Но это были люди, искренне и добровольно поверившие в Бога. Миссионерство в его западноевропейском виде предполагало критическое отношение к чужим религиозным устоям и активное навязывание своих собственных, что было не в традициях педагогики и школы России.

Еще одну причину «слабости» миссионерского просвещения Церковь видела в потере национального самосознания у части русской элиты. Сначала нужно «обрусить самих русских, убедить их уважать свои корни», — писал архиепископ Иркутский и Нерчинский Вениа-

мин52.

Некоторые из деятелей образования, отдавшие годы жизни просвещению народов России, особенно те из них, которые пытались работать среди верующих других конфессий, пытались искать внере-лигиозные подходы к объединению России в единое в культурном отношении целое. К началу XX в. такая позиция постепенно находила все большее число сторонников. Миссионерство неоправданно стало рассматриваться как помеха распространению русской гражданственности и единой культуры. Правда, вплоть до Октябрьской революции оставалось много приверженцев миссионерского просвещения, продолжавших работать на местах. Долгое время миссионерские школы оставались единственными очагами культуры в отдаленных регионах Российской империи, постепенно готовя почву для всеобщего начального образования в стране.

52 Вениамин, архиепископ Иркутский и Нерчинский. Жизненные вопросы православной миссии в Сибири. СПб., 1885. С. 14.

From history of after-reform missionary out-reach in Russia. In relation to enlightenment of oriental people

Belentchuck L.N.

The author refutes the common view of both Soviet and pre-revolutionary historians of the weakness of the Russian missionary school, which was caused by the reasons of the Soviet period ideology, on the one hand; and on the other hand, by the incom-plete awareness of the pre-revolutionary historians. The author, admitting to a certain extent the rectitude of judgement, concerning the problem, points out, nevertheless, that it was the Russian missionaries’ activity at that time that brought impressive success in the cause of enlightenment of non-Russian nations. As far as comparison with other countries is concerned, the author draws attention to the principal difference in the approaches to missionary outreach problems.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.