русско-визАнтийский
ВЕСТНИК
Научный журнал
Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви
№ 1 (3) 2020 * Об
И.Б. Гаврилов, С.В. Антонов
из истории антинигилистической полемики
1860-х гг.
DOI: 10.24411/2588-0276-2020-10006
Аннотация: В статье представлена характеристика некоторых социокультурных и историко-философских процессов, протекавших в российском обществе в 1860-е гг., в ситуации обновления всей общественной жизни России. Основное внимание уделено полемике между сторонниками и противниками нигилизма.
Данное явление интерпретируется в контексте консервативной философской критики как своеобразный «отрицательный догматизм», «религия отрицания», имеющая своих пророков и фанатиков. В статье дается краткий анализ критических суждений о нигилизме, принадлежащих перу крупнейших отечественных мыслителей второй половины XIX в. — Ф. М. Достоевского, Н. Н. Страхова и М. Н. Каткова. Центральное место отведено полемике видного представителя духовно-академической философии П. Д. Юркевича с ведущим идеологом нигилизма и материализма Н. Г. Чернышевским.
Ключевые слова: П. Д. Юркевич, Н. Г. Чернышевский, М. Н. Катков, Ф. М. Достоевский, Н. Н. Страхов, «Русский вестник», русская философия, почвенничество, духовно-академическая философия, защита философии, просветительство, «метафизика сердца», полемика с нигилизмом, критика материализма, нигилизм.
Об авторах:
игорь Борисович гаврилов
Кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии.
E-mail: igo7777@mail.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0003-3307-9774
Сергей Бладимирович Антонов
Кандидат юридических наук, бакалавр богословия.
E-mail: sergeya07@icloud.com
Ссылка на статью: ГавриловИ.Б, Антонов С.В. Из истории антинигилистической полемики
1860-х гг. // Русско-Византийский вестник. 2020. №1 (3). С. 110-126.
110
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
RUSSIAN-BYZANTINE
HERALD
Scientific Journal
Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church
No. 1 (3) 2020
IgorB. Gavrilov, Sergey V Antonov
From the History of the Anti-nihilistic Controversy
in the 1860s
DOI: 10.24411/2588-0276-2020-10006
Abstract: The article presents a description of some socio-cultural and historical-philosophical processes that took place in Russian society in the 1860s, in a situation of renewal of the entire social life of Russia. The main attention is paid to the polemic between supporters and opponents of nihilism. This phenomenon is interpreted in the context of conservative philosophical criticism as a kind of “negative dogmatism”, the “religion of denial”, which has its own prophets and fanatics. The article provides a brief analysis of critical judgments about nihilism that belong to the largest domestic thinkers of the second half of the 19th century such as F. M. Dostoevsky, N. N. Strakhov and M. N. Katkov. The central place is given to the controversy of the largest representative of spiritual and academic philosophy P. D. Yurkevich with the leading ideologist of nihilism and materialism N. G. Chernyshevsky.
Keywords: P. D. Yurkevich, N. G. Chernyshevsky, M. N. Katkov, F. M. Dostoevsky,
N. N. Strakhov, “Russian Herald”, Russian philosophy, pochvennichestvo, spiritual and academic philosophy, defense of philosophy , enlightenment, “metaphysics of the heart”, polemic with nihilism, criticism of materialism, nihilism.
About the authors:
Igor Borisovich Gavrilov
Candidate of Philosophy, Associate Professor, Associate Professor, Department of Theology, St.
Petersburg Theological Academy.
E-mail: igo7777@mail.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0003-3307-9774
Sergey Vladimirovich Antonov
Candidate of Law, Bachelor of Theology.
E-mail: sergeya07@icloud.com
Article link: Gavrilov I. B., Antonov S. V From the History of the Anti-nihilistic Controversy in the 1860s.
Russian-Byzantine Herald, 2020, no. 1 (3), pp. 110-126.
Русская религиозная философия
111
В настоящее время, когда русская культура и просвещение находятся в глубоком кризисе, весьма актуальным и востребованным представляется обращение к ключевым переломным этапам развития отечественной философской мысли. 1860-е гг. вошли в историю русской мысли как период коренных изменений в общественной жизни и возникновения нигилизма, расколовшего все образованное общество. Развернувшийся тогда диалог между сторонниками и противниками данного явления представляет собой не только яркую страницу в истории философии, но и уникальный опыт осмысления глубин русского духа в ситуации кардинального обновления всей общественной жизни России.
После блестящего расцвета отечественной философской мысли во время «замечательного десятилетия» русского романтизма и идеализма с окончанием Крымской войны в 1856 г. в России наступила эпоха «оттепели» (по слову Ф. И. Тютчева), или «воздушной революции» (по выражению Н. Н. Страхова), продолжавшаяся до покушения на императора Александра II в 1866 г.
Сменивший на престоле консерватора Николая I новый монарх Александр II вошел в российскую историю как крупнейший реформатор и освободитель миллионов крестьян от крепостного права. Александровские преобразования коснулись практически всех сфер общественной и государственной жизни страны, но особенно значительными они были в области культуры и народного просвещения. В результате за годы правления императора грамотность населения России возросла в три раза — с 5 до 15 %. Также втрое увеличилось количество обучавшихся в начальных, средних и высших учебных заведениях, составив 1,5 млн человек. Число высших учебных заведений возросло с 54 до 88.
Ф. М. Достоевский писал А. Н. Майкову в 1868 г.: «Александру дай Бог жить-пожи-вать еще хоть сорок лет. Он чуть ли не больше всех своих предшественников, вместе взятых, для России сделал. А главное то, что его так любят. На этой опоре все русское движение теперь, все перерождение основано, и только на ней»1.
В приведенном суждении заметна идеализация реформ 1860-х гг., с которыми Достоевский связывал водворение в России «царства мысли и света». Безусловно, «великие реформы» Александра II сыграли большую роль в отечественной истории. Однако по мере развертывания преобразований росло и общественное давление на власть, вылившееся в террор, направленный прежде всего против царя-освободителя, на которого было совершено семь покушений.
В 1861 г., одновременно с отменой крепостного права, возникло первое российское революционное общество «Земля и воля». В истории русской мысли 1860-е гг. оказались ознаменованы решительным выступлением нигилизма, отрицавшего не только русские традиции и патриархальный сословный быт, но и, по верному замечанию прот. Г. Флоровского, «всякое „прошлое“ вообще», саму историю, так что российский нигилизм проявил себя как неистовый приступ «антиисторического утопизма»2. Развивая свою мысль, православный богослов подчеркивает, что «коренное неприятие истории неизбежно оборачивалось „опрощенством“, т. е. отрицанием культуры вообще, — ибо нет и не может быть культуры иначе, как в истории, в элементе „исторического11, т. е. в непрерывности традиций»3. Обрекая на слом все «историческое», нигилисты-шестидесятники подменяли этические понятия принципами пользы, счастья, удовольствия, но в своем гедонизме и утилитаризме продолжали оставаться педантами и законниками. Как отмечает отец Георгий, «этот пафос моралистического или гедонического „зако-нодательства“ психологически был пережитком и рецидивом Просвещения»4.
Один из идеологов шестидесятничества Н. В. Шелгунов писал: «Умственная революция, которую мы пережили в 60-х гг., была не меньше умственной революции,
1 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 28, кн. 2. Письма 1860-1868. Л., 1985. С. 282.
2 Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Киев, 1991. С. 286.
3 Там же.
4 Там же. С. 288.
112
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
которую переживала Франция с середины XVIII в.»5. Приводя эти слова, польский исследователь А. Валицкий делает вывод, что «настоящую интеллектуальную культурную революцию» вызвало появление в начале 1860-х гг. в сфере публичной жизни новой социальной группы разночинной интеллигенции6.
Действительно, зарождение в России нигилизма было тесно связано с формированием особого слоя интеллигенции. Одним из первых в 1860-е гг. слово «интеллигенция» ввел в оборот писатель П. Д. Боборыкин, обозначивший им высший образованный слой общества. По мнению авторитетного отечественного исследователя русской философии В. А. Фатеева, российская интеллигенция в XIX в. представляла собой сообщество «„демократически11, или, точнее, нигилистически, антигосударственно настроенных людей западнического толка, своего рода духовный „орден“ с определенным комплексом идеологических принципов, ставящий своей целью достижение идеалов „свободы, равенства и братства“»7. Среди характерных черт интеллигентского движения исследователь выделяет безотчетную веру в науку вместо религии, концепцию неуклонного прогресса и борьбу с «реакционным самодержавием»8.
Особую роль в формировании нигилистических настроений российской интеллигенции сыграл В. Г. Белинский, прививший ей крайнюю нетерпимость к идейным противникам. По выражению В. В. Розанова, этот «чахоточный умирающий» «раскрестил Русь» и открыл дорогу «для победы над Россией»9. Нигилистические мотивы «последнего фазиса» Белинского были подхвачены и развиты Н. Г. Чернышевским, Н. А. Добролюбовым, Д. И. Писаревым и другими «революционными демократами»10 и их многочисленными эпигонами, навязывавшими обществу свои радикальные взгляды.
По мысли Н.А.Бердяева, в рассматриваемую «эпоху боевого рационалистического и просветительного нигилизма» в России произошел «роковой разрыв между творчеством культуры, между религиозными исканиями, сознанием философии, искусства, литературы, даже науки и нашей передовой интеллигенции. <...> Там [в 1860-х гг.] ясно видны корни <...> варварского отношения к культуре. Культурные ценности, самоценные духовные блага были подменены ценностями утилитарно-политическими»11. Уважительное отношение к философии, существовавшее в 1840-е гг. сменилось тогда «позитивистическим мракобесием». «Воздержание от философских исканий, от мысли над конечными проблемами бытия» стало считаться «признаком общественной порядочности. Право философского творчества было отвергнуто в высшем судилище общественного утилитаризма»12.
Показательна биография вождя «нигилистической партии» Н. Г. Чернышевского. Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889) родился в семье священника, получил домашнее образование, затем учился в Саратовской духовной семинарии (1846)
5 Валицкий А. История русской мысли от просвещения до марксизма. М., 2013. С. 202.
6 Там же. С. 201.
7 Фатеев В.А. БорьбаВ.В.Розанова за репутации и наследие «Литературных изгнанников» // Христианское чтение. 2015. № 3. С. 167.
8 Там же. Кумир российской интеллигенции А. И. Герцен в 1864 г. в статье «Порядок торжествует!» писал, что нигилизм «в серьезном значении — наука и сомнение, исследование вместо веры, понимание вместо послушания» (Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. Т. 19. М., 1960. С. 198).
9 Фатеев В.А. Борьба В. В. Розанова за репутации и наследие «Литературных изгнанников». С. 168.
10 Хотя, как справедливо замечает В. А. Фатеев, никакими демократами в действительности они не были (См.: Там же).
11 БердяевН.А. Sub specie aetemitatis. Опыты философские, социальные и литературные. М., 2002. С. 310.
12 Там же. С. 315.
Русская религиозная философия
113
и на словесном отделении философского факультета Петербургского университета (1850). В 1853 г. он женился на эмансипированной молодой женщине Ольге Сократовне Васильевой, впоследствии ставшей прототипом главной героини романа «Что делать?» Веры Павловны Лопухиной-Кирсановой.
Мировоззрение Чернышевского сформировалось под определяющим влиянием естественнонаучного материализма и атеистического материализма Л. Фейербаха13, а также рационализма, детерминизма и теорий «естественного права» французского Просвещения. Кроме того, большую роль сыграли утилитаризм И. Бентама и Д. С. Милля и анархо-социалистические идеи П.-Ж. Прудона и поздних В. Г. Белинского и А. И. Герцена.
В студенческие годы Чернышевский пережил коренной внутренний перелом: место Бога в его мировоззрении занял человек,
Николай Гаврилович он утратил веру и перешел на позиции без-
Чернышевский божия и антихристианства. Далее после-
довало сближение с кружком петрашевцев и увлечение модными доктринами европейской революции 1848 г. Его университетский преподаватель профессор А. В. Никитенко оставил в своем дневнике следующую характеристику: «У Чернышевского есть ум, дарование, но, к сожалению, то и другое затемнено у него крайнею нетерпимостью. Он, на беду себе, считает себя первым умником и публицистом в Европе»14.
В. А. Фатеев одним из первых поднял в современной научной литературе вопрос о семинаристах-нигилистах. По мнению исследователя, в отечественной системе семинарского образования середины XIX в. возник ряд нестроений. Именно этим объясняется тот факт, что, наряду со славными архиереями, пастырями и иноками-молитвенниками, из семинарий вышел «целый сонм безбожников и нигилистов». Многие бывшие семинаристы, утратив стремление к пастырскому служению, вступили на светскую стезю. Некоторые же пошли еще дальше — возглавили революционное движение и, пользуясь журналистикой как средством социальной пропаганды, нанесли серьезный удар по духовному состоянию российского общества: «Именно бывшие семинаристы, от всем известных „революционных демократов11 Чернышевского и Добролюбова до более вульгарных, но не менее деятельных Г. Е. Благосветлова, М. А. Антоновича, Г. З. Елисеева и им подобных, стали знаменосцами литературно-революционного отряда атеистически настроенных, идейных разрушителей во имя „светлого будущего11»15.
В 1858 г. Чернышевский возглавил «триумвират» редакторов журнала «Современник», в который также входили поэт-народник Н. А. Некрасов и другой бывший семинарист Н. А. Добролюбов. На этом посту он выступил отцом-основателем т. н. «освободительного движения» в России, страстным проповедником утопического
13 Чернышевский видел в Фейербахе самого выдающегося представителя современной научной философии. «Если вы хотите иметь понятие о том, что такое, по моему мнению, человеческая природа, узнавайте это из единственного мыслителя нашего столетия, у которого были совершенно верные, по моему мнению, понятия о вещах» (Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001. С. 316), — писал он о Фейербахе в 1877 г. сыновьям.
14 Никитенко А.В. Дневник: В 3 т. Т. 2: 1858-1865. М., 1955. С. 110.
15 ФатеевВ.А. «Пустынножитель» (Непройденный путь философа Николая Страхова) // Христианское чтение. 2016. № 1. С. 147.
114 Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
социализма и атеистического западничества В. Г. Белинского, его идейным наследником и продолжателем. По примеру «неистового Виссариона» Чернышевский стремился подчинить свои литературно-критические работы партийным интересам и революционным целям.
Яркий портрет литератора нового типа, представителя школы Чернышевского, дал в своем «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский: «Он вступает на поприще и знать не хочет ничего предыдущего; он от себя и сам по себе. Он проповедует новое, он прямо ставит идеал нового слова и нового человека. Он не знает ни европейской литературы, ни своей; он ничего не читал, да и не станет читать. Он не только не читал Пушкина и Тургенева, но, право, вряд ли читал и своих, т. е. Белинского и Добролюбова. Он выводит новых героев и новых женщин, и вся новость их заключается в том, что они прямо делают свой десятый шаг, забыв о девяти первых, а потому вдруг очутываются в фальшивейшем положении, в каком только можно представить, и гибнут в назидание и в соблазн читателю»16.
Вместе с ростом в России революционных настроений увеличивалась и роль Чернышевского как идейного вождя, имевшего тесную связь и с легальными группами интеллигентской общественности, и с нарождавшимися подпольными революционными организациями. Его петербургская квартира стала центром сборищ революционно настроенных радикалов (Н. Шелгунов, М. Михайлов и др.). Он вел активную атеистическую и антигосударственную пропаганду среди солдат и офицеров русской армии и в кругах столичного студенчества, распространяя через своих единомышленников тайные прокламации. Однако эти усилия не были поддержаны крестьянскими, рабочими и солдатскими массами. В довершении ко всему Чернышевский активно сотрудничал с участниками тайного общества «Земля и воля». В июле 1862 г. он был арестован и помещен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. 31 мая 1864 г. на Мытнинской площади Санкт-Петербурга над ним была совершена публичная церемония гражданской казни, после чего он был отправлен в Сибирь, где отбывал заключение на каторге и в ссылке до 1883 г.
Написанный политическим преступником в одиночной камере Алексеевского равелина утопический роман «Что делать? (Из рассказов о новых людях)» был поспешно опубликован в журнале «Современник» (1863, №3-5) и во многом благодаря «мученическому» ореолу автора сразу же стал для революционно-демократической российской интеллигенции культовым сочинением. Сам факт свободной публикации революционно-политического романа в легальной периодической печати красноречиво свидетельствует о том, что обличаемая революционерами и советскими историками «мрачная реакция царского самодержавия» представляла собой в 1860-е гг. весьма мягкий и либеральный режим.
Выдающийся отечественный издатель и общественный деятель М. Н. Катков назвал роман Чернышевского «кораном нигилизма». Действительно, как поясняет современным исследователь, Чернышевский написал не литературно-художественное произведение, а подробный учебник жизни для новых поколений разночинной левой интеллигенции, «практическое руководство к действию», «энциклопедию новой морали», которая убежденно и демонстративно отвергала «старую» христианскую мораль. Эта новая мораль провозглашала, что для «великой» цели «все дозволено», и звала к активному действию, неизбежно порождая «левый» террор17.
Кульминацией романа, самым знаменитым выражением революционно-утопического идеала Чернышевского и всей левой разночинной интеллигенции стала глава «Четвертый сон Веры Павловны», содержащая утопические картины революционнодемократического рая, «золотого века», возникающего на земле после победы мировой революции. Образ загробного хрустального дворца, в котором совместно проживают
16 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 22: Дневник писателя за 1876 год, январь-апрель. Л., 1981. С. 80.
17 Сахаров В.И. Побег в утопию. Перечитывая «Что делать?» Чернышевского // Архив Всеволода Сахарова. URL: http://archvs.org/chern.htm (дата обращения: 25.06.2020).
Русская религиозная философия
115
счастливые «новые люди», служил ясным побуждением к разрушению ненавистного настоящего во имя идеального «светлого и прекрасного» будущего. Воспевая это будущее, Чернышевский призывал: «Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести»18.
Создавая утопические образы Веры Павловны Розальской, Дмитрия Сергеевича Лопухова, Александра Матвеевича Кирсанова и особенно Рахметова, автор стремился воплотить в них некий единый универсальный тип «нового человека», призванный полностью заменить собой многообразное органическое единство русской жизни (по выражению А. А. Григорьева), ее «цветущую сложность» (по определению К. Н. Леонтьева). К сожалению, революционно-идеологическая утопия Чернышевского реализовалась в начале ХХ в. и созданные ею фантомы до сих пор не ушли в прошлое19.
По воспоминаниям революционера-анархиста П. А. Кропоткина, для русской революционной молодежи того времени книга Чернышевского «была своего рода откровением и превратилась в программу, сделалась своего рода знаменем»20. Н. К. Крупская также свидетельствовала, что В. И. Ленин знал ее практически наизусть: «Он любил роман Чернышевского „Что делать? “ <...>. Я была удивлена, как внимательно читал он этот роман и какие тончайшие штрихи, которые есть в этом романе, он отметил. Впрочем, он любил весь облик Чернышевского и в его сибирском альбоме были две карточки этого писателя, одна надписанная рукой Ильича, — год рождения и смерти»21. Сам Ленин в эмиграции в 1904 г. в споре с меньшевиком Вольским (Валентиновым) отмечал, что под влиянием романа Чернышевского «сотни людей делались революционерами. <...> Он, например, увлек моего брата, он увлек и меня. Он меня всего глубоко перепахал <...>. Это — вещь, которая дает заряд на всю жизнь»22.
В общественной ситуации, когда в Европе философия «потеряла кредит» доверия23, в России начинается борьба за философию и культуру. Но это была борьба уже не с «косностью застарелых предрассудков», как в 1850-е гг., когда философию как «мятежную науку» исключали из университетской программы24, а с тем самым нигилистическим «мнимым „прогрессизмом“, опрощенчеством»25.
На переднем крае данного противостояния находились почвенники (Ф. М. Достоевский, Н. Н. Страхов, А. А. Григорьев), консерваторы (К. Н. Леонтьев26, М. Н. Катков27,
18 Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. Т.11: Что делать? Из рассказов о новых людях. Юношеские произведения. Комментарии. М., 1939. С. 283-284.
19 См.: Сахаров В.И. Побег в утопию. Перечитывая «Что делать?» Чернышевского.
20 Кропоткин П.А. Идеалы и действительность в русской литературе: с английского перевод В. Батуринского под редакцией автора. СПб., 1907. С. 306-307.
21 Крупская Н. Что нравилось Ильичу из художественной литературы // Заметки о Ленине. Сборник. URL: https://biography.wikireading.ru/146639 (дата обращения: 25.06.2020).
22 Ленин В.И. О литературе и искусстве. 7-е изд. М., 1986. С. 105.
23 Английский философ-позитивист Дж. Г. Льюис (1818-1878) писал: «Повсюду в Европе философия утратила кредит <...>. И хотя философия пребывает в постоянном движении, но это движение по кругу. <...> В тоже время наука стремительно гигантскими рывками продвигается вперед, — все дальше и дальше, с возрастающей силой катится чудная волна новейших открытий и бесконечно расширяется круг человеческих идей» (Льюис Дж. Г. Античная философия от Фалеса до Сократа. Минск, 1997. С. 5).
24 См.: Гаврилов И.Б. Сергей Семенович Уваров. Жизнь. Труды. Мировоззрение // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии. 2019. № 2 (4). С. 180.
25 Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. С. 289.
26 См.: Гаврилов И.Б. «Память об Афоне живет в моем сердце». К 185-летию со дня рождения К. Н. Леонтьева // Научные труды кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии. 2016. С. 126-134.
27 См.: Его же. Михаил Никифорович Катков как охранитель традиционных русских начал // Русско-Византийский вестник. 2019. №1 (2). С. 204-221.
116 Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
Н. Я. Данилевский), а также некоторые представители духовно-академической и университетской философии.
Социальную философию почвенничества обычно связывают с влиянием классического славянофильства и европейского романтизма, что выражается в ориентации на синтетизм и познание мира через искусство, а не науку, пронизанную рационализмом, а также органическое понимание общественного устройства, противоположное западной просвещенческой философии механистического атомизма.
Так, видный теоретик почвенничества
А. А. Григорьев писал: «Принцип народностей неотделим от принципа художественного, и это точно наш символ, только допотопный. В этом символе — новость, свежесть жизни, вражда к теории, к той самой теории, которая есть результат жизненного истощения <...>. Запад дошел до мысли, что человечество существует само для себя, для своего счастия, стало быть, должно определиться теоретически, успокоиться в конечной цели, в возможно полном пользовании. Восток внутренне носит в себе живую мысль, что человечество существует в свидетельство неистощенных еще и неистощимых чудес Великого Художника, наслаждаться призвано светом и тенями Его картин; отсюда и грань. Запад дошел до отвлеченного лица — человечества. Восток верует только в душу живу и не признает развития этой души»28.
В центре воззрений почвенников находилась идея «национальной почвы» как основы общественного и духовного развития России. Программным манифестом почвенничества стала статья Ф. М. Достоевского «Объявление о подписке на журнал „Время“ на 1861 год». Именно в ней Достоевский впервые употребил это понятие. «Мы убедились наконец, — утверждал писатель, — что мы тоже отдельная национальность, в высшей степени самобытная, и что наша задача — создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал»29. В статье «Книжность и грамотность» (1861) Достоевский настаивал: «Русское общество должно соединиться с народной почвой и принять в себя народный элемент. Это необходимое условие его существования...»30
В «Записках из подполья» (1864) писатель дал глубокую критику идей нигилизма, детерминизма и теории разумного эгоизма Н. Г. Чернышевского. Уже позднее, в 1880 г. он определил нигилизм как «главнейшее и болезненное явление нашего интеллигентного, исторически оторванного от почвы общества, возвысившегося над народом»31.
Ближайший сотрудник Достоевского Николай Николаевич Страхов (1828-1896), происходивший из духовного сословия и окончивший семинарию, также в молодости прошел, по его собственному признанию, период нравственного падения.
28 Григорьев А.А. Письма. М., 1999. С. 185.
29 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т.18: Статьи и заметки 1845-1861. Л., 1978. С. 36.
30 Там же. Т. 19: Статьи и заметки 1861. Л., 1979. С. 7.
31 Там же. Т. 26: Дневник писателя 1977, сентябрь-декабрь-1880, август. Л., 1984. С. 129. Русская религиозная философия
Федор Михайлович Достоевский
117
Но, в отличие от многих своих сверстников, бывших семинаристов, оказавшихся в 1860-е гг. в лагере безбожников и материалистов, Страхов вынес из Костромской семинарии и смог сохранить до конца жизни православную веру и искренние патриотические чувства. «Я в точном смысле слова благодарю Бога за то, что родился русским», — писал мыслитель32.
В 1860-е гг., выступив в первых рядах борцов против нигилизма, Страхов получил у радикалов репутацию реакционера. Неслучайно В. П. Буренин признавал его «единственным „трезвым“ критиком времени всеобщего „опьянения“ нигилизмом»33.
По замечанию А. Валицкого, Н. Н. Страхов посвятил свою жизнь борьбе с проявлениями атомизма и механицизма, рассматривая их как теоретические основания нигилизма, революционаризма и воинствующего просветительства шестидесятников. Разоблачая учение Л. Фейербаха как дополнение к атомистическим концепциям в естественных науках, Страхов, несомненно, направлял свой удар против российского ученика Фейербаха Чернышевского34.
25 мая 1881 г., полемизируя с Толстым, защищавшим нигилистов, Страхов писал: «Этот мир я знаю давно, с 1845 г., когда стал ходить в университет. Петербургский люд с его складом ума и сердца и семинарский дух, подаривший нам Чернышевского, Антоновича, Добролюбова, Благосветлова, Елисеева и пр. — главных проповедников нигилизма — все это я близко знаю, видел их развитие, следил за литературным движением, сам пускался на эту арену и прочее. Тридцать шесть лет я ищу в этих людях, в этом обществе, в этом движении мыслей и литературы — ищу настоящей мысли, настоящего чувства, настоящего дела — и не нахожу, и мое отвращение все усиливается, и меня берет скорбь и ужас, когда я вижу, что в эти тридцать шесть лет только это растет, только это действует, только это может надеяться на будущность, а все другое глохнет и чахнет»35.
Именно Страхову принадлежит, пожалуй, самая точная и лаконичная формулировка главного постулата нигилизма: «„Символ веры“ отрицателей, как известно, очень прост, а иногда состоит из двух кратких членов: Бога нет и царя не надо»36.
Страхов определял нигилизм как крайнюю форму западничества и отрицание русской жизни, даже вообще «всяких сложившихся форм жизни»37. Характерно, что воплощением русской жизни и жизненной силы русского народа мыслитель считал персонажа романа Л. Н. Толстого «Война и мир» Платона Каратаева. Каратаев, по его мнению, является олицетворением всего русского, выражением «страдательного,
Николай Николаевич Страхов
32 Страхов Н.Н. Литературная критика. М., 1984. С. 12.
33 Шведов В. Ю., Фатеев В.А. «Сердце сердцу весть подает». Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов: четверть века в переписке // Родня по духу. Переписка Л. Н. Толстого и Н. Н. Страхова (1870-1896): В 2 т. Т. 1: 1870-1879. СПб., 2018. С. 11.
34 Валицкий А. История русской мысли от просвещения до марксизма. С. 238.
35 Фатеев В.А. «Пустынножитель» (Непройденный путь философа Николая Страхова). С. 149.
36 Де Лазари А. В кругу Федора Достоевского. Почвенничество. М., 2004. С. 27.
37 Страхов Н.Н. Литературная критика. С. 79.
118
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
или смирного героизма», противостоящего «деятельному, или хищному героизму», олицетворением которого в эпопее Толстого выступает Наполеон38.
Примечательно, что Н. Н. Страхов усматривал даже определенную пользу от распространения нигилизма, дававшего импульс для его разоблачения: «Он имеет значение протеста, не всегда справедливого, но полезного уже тем, что, с одной стороны, воздерживает от примирения со многою ложью и пошлостью, а с другой — нападками на истину вызывает ее приверженцев на более разумную, строгую, критическую ее проверку и защиту»39.
В. В. Розанов причислял Страхова к «литературным изгнанникам» и в одноименной книге дал ему следующую характеристику «Страхов не был гений. Но он вот как „комендант Белогорской крепости“ („Капитанская дочка“) тоже стоял верно и честно на страже той науки, философии, литературы, какую знал и какая была»40.
Розанов подчеркивал идейное одиночество «литературных изгнанников», их малочисленность, окруженность крупной враждебной партией публицистов, во главе которых стоял «Современник» Чернышевского: «Как задавили эти негодяи Страхова, Данилевского, Рачинского <...>, задавили все скромное и тихое на Руси, все вдумчивое на Руси»41.
К сожалению, общественное мнение было на стороне нигилистов, которые устраивали настоящий «литературный террор» против инакомыслящих писателей и мыслителей с показательными «литературными казнями», жертвами которых оказывались даже такие крупные фигуры, как А. Ф. Писемский, П. М. Погодин, И. С. Тургенев и др. Как вспоминал сам Н. Н. Страхов, «партия „Современника11, имевшая сильный вес в публике, загорелась особенным усердием; она стала действовать как некоторого рода комитет общественного спасения, и этот комитет, отличавшийся великою и возрастающею жестокостию, долго сохранял, однако же, полнейший авторитет»42.
Недостаток внимания со стороны общества к «литературным изгнанникам» Розанов напрямую связывал с последовавшей социальной катастрофой: «Были шептуны, Юркевич, Страхов — голоса которых даже не слышали в собственных их журналах, и от этого произошла всероссийская беда»43.
Заслуживает особого внимания стоящее в приведенной цитате рядом с именем Н. Н. Страхова имя другого значительного критика нигилизма и крупного религиозного философа 1860-х гг. Памфила Даниловича Юркевича (1827-1874). Творчество Юр-кевича было тесно связано с двумя традициями отечественной философии — духовно-академической и университетской. Он происходил из духовного сословия, в 1851г. окончил Киевскую духовную академию, а с 1855 г. читал в ней лекции по философии.
По своим воззрениям Юркевич принадлежал к киевской духовно-академической школе философско-христианской антропологии, восходящей к свт. Иннокентию (Борисову), ректору КДА в 1830-1837 гг. Среди ярких представителей этой школы можно отметить также И. М. Скворцова, который еще в 1834 г. был переведен профессором
38 Там же. С. 332.
39 Его же. Из истории литературного нигилизма 1861-1865. СПб., 1890. URL: http://books. e-heritage.ru/book/10087842 (дата обращения: 25.06.2020).
40 Розанов В.В. Собрание сочинений: В 30 т. Т. 13: Литературные изгнанники. Кн. 1. Н.Н. Страхов. К. Н. Леонтьев. Переписка В. В. Розанова с Н. Н. Страховым. Переписка В. В. Розанова с К. Н. Леонтьевым. М., 2001. С. 110.
41 Там же. Т. 9: Сахарна. Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови. М., 1998. С. 18.
42 Страхов Н. Н. Воспоминания о Федоре Михайловиче Достоевском // Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 394.
43 РозановВ.В. Собрание сочинений: В 30 т. Т. 2: Мимолетное. 1915 год. Черный огонь. 1917 год. Апокалипсис нашего времени. М., 1994. С. 42.
Русская религиозная философия
119
богословия в новооткрытый университет св. Владимира, и С. С. Гогоцкого, автора «Философского лексикона» — первой российской философской энциклопедии44, в 1851 г. тоже приглашенного в Киевский университет преподавателем философии.
Одной из философско-богословских основ киевской школы являлось учение о сердце как источнике и средоточии нравственной жизни человека и свободы личности, объединяющем телесное и духовное начала. Развивая учение о сердце, П. Д. Юркевич противопоставлял свою нравственную антропологию теории «разумного эгоизма» французских просветителей и «этике долга» И. Канта. В частности, он выделял два уровня личности — внутренний и внешний, связывая последний с мышлением, миром разума, а первый — с «глубоким сердцем», свободой воли. Юркевич выступал с критикой рационализма, видя в уме вершину, а не основу духовной жизни человека, «которая первоначально и непосредственно коренится в сердце» — мистическом центре личности45.
В своем программном сочинении «Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению Слова Божия», написанном на стыке философии и богословия, он утверждал, что «сердце есть исходное место всего доброго и злого в словах, мыслях и поступках человека, есть доброе или злое сокровище человека <...>. Сердце есть скрижаль, на которой написан естественный нравственный закон»46.
В своей оригинальной антропологической концепции Юркевич разоблачил теорию самозаконности человеческого разума, на которой основана гегелевская и в целом рационалистическая традиция Нового времени, усматривающая сущность человека именно в рациональном начале. «Не дерево познания есть дерево жизни», — ум есть лишь вершина, а не корень духовной жизни человека, утверждал мыслитель. Гносеологическая концепция Юркевича вытекает из его учения о человеке: он связывал знание с деятельностью души, с ее целостным расположением, этическим влечением: «Только проникнув в сердце, знание может быть усвоено»47.
Р. Гальцева справедливо отметила значительное влияние идеалистической антропологии П. Д. Юркевича на русскую религиозную философию, подчеркнув, что многие аксиологические и гносеологические принципы Юркевича родственны ряду исходных интуиций позднейших философских течений — философии жизни, экзистенциализма и персонализма. Кроме того, характерное для Юркевича противопоставление «конкретного знания, формирующего способ существования человека, отвлеченному мышлению» выступило наиболее принципиальной чертой русской религиозной философии конца XIX — начала XX вв., в частности, идеализма В. С. Соловьева и братьев
С. Н. и Е. Н. Трубецких48.
К сожалению, оригинальные работы П. Д. Юркевича были и остаются практически незамеченными, а известность он получил главным образом в результате острой
44 Юркевич, однако, выступал с критикой этого фундаментального труда, усматривая в нем влияние гегельянства.
45 Юркевич П.Д. Философские произведения. М., 1990. С. 75.
46 Там же. С. 72.
47 Гальцева. Р. Юркевич Памфил Данилович // Философская Энциклопедия: В 5 т. Т. 5. М., 1970. С. 603.
48 См.: Там же.
Памфил Данилович Юркевич
120
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
журнальной полемики вокруг сочинения Н. Г. Чернышевского «Антропологический принцип в философии» («Современник», 1860, №4, 5). В этом споре приняли участие как самые известные представители леворадикального движения (М. А. Антонович, Д. И. Писарев), так и крупнейшие консервативные и либеральные издания 1860-х гг. («Русский вестник», «Отечественные записки»).
В своей анонимно опубликованной статье Чернышевский выставил себя защитником «научного направления философии». В его понимании «научная философия» предполагала единство методов естественных и нравственных наук (философия относилась к последним). В частности, он распространял на нравственную сферу закон причинности, отрицал христианскую идею свободы воли; на основании антропологического принципа сформулировал концепцию «разумного эгоизма», согласно которой человеком движут стремление к собственной выгоде и расчет49.
Юркевич решительно выступил с критикой воззрений анонимного автора, опубликовав в новом издании «Труды Киевской духовной академии» (1860, кн. 4) обстоятельную статью «Из науки о человеческом духе», которая даже по объему превышала статью Чернышевского.
Полемизируя с автором, видевшим в душевных явлениях лишь проявления материальных процессов, Юркевич настаивал, что явления духовного мира не могут быть объяснены из материальной жизни. В попытках оппонента обосновать душевное из движения материи он усматривал «новую мифологию». Согласно Юркевичу, благодаря философии человеческое сознание смогло освободиться от «мифологического тумана», но теперь самозваные адепты естествознания «во имя его» создали «новую мифологию»: «В самом деле, не миф ли это, когда нам говорят, что в вещах количественное различие переходит в качественное? Это превращение количества в качество, величины в свойство так же непостижимо, как превращения, о которых говорит Овидий»50.
Опровергая теорию «разумного эгоизма», мыслитель раскрыл телеологическое содержание понятия «польза», не тождественного вещи и обретающего смысл только в контексте жизни человека, который может быть обращен к добру, счастью, удовольствию и т. п. Таким образом, Юркевич доказал, что, в отличие от православной этики, утилитарная этика малосообразна с существом и достоинством человека. Ей недостает «идеи достоинства человеческой личности, нераздельной с этим идеи цели, в достижении которой человек находит не только удовлетворение, но и совершенство»51.
В завершении своей статьи мыслитель дал принципиальную критику оппонента, сочинение которого, по его мнению, далеко от подлинных выводов философии реализма: «Знаком ли сочинитель даже с именами философов этого направления, неизвестно; а что он не знаком с их психологическими и философскими теориями, несомненно. Он говорит о предметах философии как будто понаслышке. Он слышал, что философия реализма разрабатывает свои задачи по методе естествознания и есть, так сказать, естествознание на почве психических явлений, — и, как кажется, отсюда пришел к мысли искать изъяснения душевных явлений в химической лаборатории»52.
Критическое исследование безвестного киевского академического философа, опубликованное в малочитаемом богословском журнале, скорее всего, не привлекло бы общественного внимания, если бы его не заметил крупный издатель,
49 См.: Гаврилов И.Б., Антонов С.В. Памфил Данилович Юркевич: защита философии и полемика с нигилизмом // Христианское чтение. 2019. №6. С. 181.
50 Юркевич П. Д. Философские произведения. С. 125.
51 Там же. С. 172-172.
52 Там же. С. 190-191.
Русская религиозная философия
121
цепции журнала занимал т. н. антинигилистический роман: «Взбаламученное море» А. Ф. Писемского (1863); «Марево» В. П. Клюшникова (1864); «На ножах» Н. С. Лескова (1870— 1871); «Панургово стадо» и «Две силы» В. В. Крестовского (1870, 1874), «Скрежет зубовный» и «Злой дух» В. Г. Авсеенко (1878, 1881) и др. Благодаря Каткову данный жанр обрел популярность и в других изданиях («Обрыв» И.А.Гончарова (1869), «Новь» И. С. Тургенева (1876) и др.)54.
Будучи не только журналистом, но и профессиональным философом, прошедшим школу немецкого идеализма и глубоко усвоившим учение Михаил Никифорович Шеллинга55, Катков хорошо понимал
Катков
и подчеркивал положительную роль философии в обществе: «Людям с философским образованием должно вносить в нашу литературу ясную, трезвую мысль»56.
Именно М. Н. Катков ввел термин «нигилизм» в современном его значении в русскую мысль, дав ему глубокое определение как «религии отрицания» со своими догмами, культами и авторитетами57.
Проблема данного явления в литературе и в жизни чрезвычайно занимала мыслителя. Так, он посвятил «Отцам и детям» И. С. Тургенева две программные рецензии — «Роман Тургенева и его критики» (1862) и «О нашем нигилизме по поводу романа Тургенева» (1862). В последней нигилизм определялся как некий «отрицательный догматизм»: «Отрицательное направление есть своего рода религия, — религия опрокинутая, исполненная внутреннего противоречия и бессмыслицы, но, тем не менее, религия, которая может иметь своих учеников и фанатиков»58. Уже в этой
«профессор философии, сделавшийся журналистом»53, Михаил Никифорович Катков (1818-1887).
В своем консервативном журнале «Русский вестник» Катков стремился собрать и объединить лучшие литературные и научные силы России для совместного противостояния распространению нигилизма. Так, значительное место в идейной кон-
53 ГавриловИ.Б. М.Н. Катков как «охранитель» Православной Церкви (по материалам журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости») // Актуальные вопросы церковной науки. 2019. № 2. С. 204.
54 См.: Его же. Михаил Никифорович Катков. Жизнь. Труды. Мировоззрение // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии. 2018. № 1. С. 154-155.
55 См.: Там же. 146.
56 Катков М.Н. Старые боги и новые боги // Русский вестник. 1861. Т. 31. Февраль. Отдел «Литературное обозрение и заметки». С. 891-904. URL: http://dugward.ru/library/katkov/katkov_starye_ bogi_novye_bogi.html (дата обращения: 25.06. 2020).
57 См.: Гаврилов И.Б. К характеристике религиозно-философского мировоззрения М. Н. Каткова // Христианское чтение. 2018. № 3. С. 192-214.
58 КатковМ.Н. О нашем нигилизме по поводу романа Тургенева // Русский вестник. 1862. № 7. С. 408.
122
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
ранней антинигилистической полемике публицист наметил свою антиреволюционную программу просвещения — «философию жизни»: «Есть только одно верное радикальное средство против этих явлений — усиление всех положительных интересов общественной жизни. Чем богаче будет развиваться жизнь во всех своих нормальных интересах, во всех своих положительных стремлениях, религиозных, умственных, политических, экономических, — тем менее будет оставаться места для отрицательных сил в общественной жизни»59.
В 1866 г., рассматривая источники и причины распространения нигилистических идей, Катков, кроме прочего, указывал и на Николаевскую эпоху с ее засильем цензуры и ограничениями в развитии свободной мысли: «Все эти лжеучения и дурные направления, на которые слышатся теперь жалобы, суть плод мысли подавленной, неразвитой, рабской во всех своих инстинктах, одичавшей в своих темных трущо-бах»60. Об этом же писал и известный эмигрантский историк русской мысли Д. И. Чижевский, связывая с формированием «просвещенства» 1860-х гг. ошибки политического курса Николая I61. Занимая крайнюю критическую позицию, Чижевский даже утверждал, что универсальный утилитаризм был намечен задолго до шестидесятников в курсе Николая I на «государственный интерес», который якобы предшествовал принципу полезности Чернышевского: «Из школы николаевских десятилетий вышли и Писарев, и Чернышевский, и Ткачев, и Варфоломей Зайцев...»62
Катков открыл для широкой публики профессора П. Д. Юркевича, перепечатав его статью в своем авторитетном и популярном «Русском вестнике» (1861, т. 32, апрель, т. 33, май). Издателя привлекло то, что Юркевич разоблачил «наглое шарлатанство, выдаваемое за высшую современную философию». «Нет худа без добра, — писал Катков, — спасибо шарлатанству по крайней мере за то, что оно послужило поводом к появлению этого превосходного философского труда. Статья г. Юркевича — не простое отрицание или обличение, но исполнена положительного интереса, и редко случалось нам читать по-русски о философских предметах что-нибудь в такой степени зрелое»63.
Совместными усилиями Юркевич и Катков нанесли по авторитету главного вождя и идеолога новейшего российского материализма и нигилизма весомый удар, на который Чернышевский вынужден был ответить статьей «Полемические красоты» («Современник, 1861, № 6, 7). В ней он высокомерно признался, что якобы не читал и не собирается читать критику Юркевича, т. к. в ней не может быть для него ничего нового: «Я сам — семинарист. Я знаю по опыту положение людей, воспитывающихся, как воспитывался г. Юркевич. <...> Потому смеяться над ним мне тяжело: это значило бы смеяться над невозможностью иметь в руках порядочные книги...»64. Под последними Чернышевский подразумевал, конечно, сочинения Фейербаха.
На этот неубедительный ответ лидера радикалов последовала новая жесткая критика опытного журнального бойца Каткова — статья «По поводу „полемических красот“ в „Современнике11» («Русский вестник», 1861, № 6). Катков справедливо указал на крайнюю нетерпимость и господство слепого культа в среде нигилистов. В своем ответе он раскрыл разницу между слепым поклонением и свободным философским выбором: «В самом деле, г. Юркевич не отрицает того, во что так веруют гг. Чернышевский и Антонович; но он, кроме этого, допускает и еще кое-что, чего эти господа не допускают, не допускают именно по чувству слепого культа, возбраняющего употребление собственной мысли. <...> Быть свободным — не значит плеваться, браниться и толкать под бока. Есть разница между слепым поклонением и сознательным,
59 Там же. С. 426.
60 Гаврилов И.Б. Михаил Никифорович Катков. Жизнь. Труды. Мировоззрение. С. 158.
61 См.: Его же. Вопросы просвещения и образования в русской религиозной мысли второй четверти XIX в. // Христианское чтение. 2020. № 2. С. 172.
62 Чижевский Д. И. Гегель в России. СПб., 2007. С. 292.
63 Катков М. Н. Старые боги и новые боги.
64 Чернышевский Н.Г. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1986-1987. С. 725.
Русская религиозная философия
123
свободным признанием: между этими двумя пунктами находится целый мир умственного образования и развития»65.
В свою очередь, идеологи радикализма, далекие от чистой философии, стремились перевести полемику в привычное для них русло скандалов и оскорблений. Так, один из лидеров нигилистов Д. И. Писарев заявил о невозможности вести философскую дискуссию с Юркевичем, которого он даже не может считать своим современником. Философию же этот радикал назвал «буддийской наукой», настаивая на необходимости перейти от философских вопросов к практическим66. Таким образом, Н. Г. Чернышевский, Д. И. Писарев, М. А. Антонович и другие участники спора сделали все, чтобы саму философию — прямой его предмет — отодвинуть на второй план.
Нельзя не согласиться с прот. Г. Флоровским, как и Н. А. Бердяев, констатировавшим в отечественной культуре второй половины XIX в., начиная с 1860-х гг., открытый и болезненный разрыв между ее ведущей творческой магистралью, религиозно-философским обновлением (писатели Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, Н. С. Лесков, поэты Ф. И. Тютчев, А. А. Фет, композиторы М. П. Мусоргский, П. И. Чайковский, А. П. Бородин, Н. И. Римский-Корсаков, философы К. Н. Леонтьев, Н. Н. Страхов, Н. Я. Данилевский, В. С. Соловьев) и мировоззрением широких масс российской интеллигенции. По мнению отца Георгия, последняя не следовала за этим творчеством, а двигалась к отречению от культуры, философии, к «разрушению эстетики», утилитаризму, просветительству и дилетантизму, подмене критерия истины критерием пользы, одичанию умственной совести и утрате потребности в истине67.
Среди тех, кто всеми силами противостоял умственному одичанию и отречению российской интеллигенции от культуры, «крестовому походу темноты и не-культурья» со стороны шестидесятников-нигилистов, наряду со славными именами Ф. М. Достоевского, М. Н. Каткова, Н. Н. Страхова и др., в истории русской философии и национальной культурной традиции навсегда останется и имя самобытного религиозного мыслителя Памфила Даниловича Юркевича.
Источники и литература
1. БердяевН.А. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные. М.: Канон+; Реабилитация, 2002. 655 с.
2. Валицкий А. История русской мысли от просвещения до марксизма. М.: Канон+, 2013. 480 с.
3. Гаврилов И.Б., Антонов С. В. Памфил Данилович Юркевич: защита философии и полемика с нигилизмом // Христианское чтение. 2019. № 6. С. 178-189.
4. Гаврилов И.Б. Вопросы просвещения и образования в русской религиозной мысли второй четверти XIX в. // Христианское чтение. 2020. № 2. С. 153-177.
5. Гаврилов И.Б. К характеристике религиозно-философского мировоззрения М. Н. Каткова // Христианское чтение. 2018. № 3. С. 192-214.
6. Гаврилов И.Б. Михаил Никифорович Катков. Жизнь. Труды. Мировоззрение // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии. 2018. № 1. С. 136-177.
65 КатковМ.Н. По поводу «полемических красот» в «Современнике» // Русский вестник. 1861. Т. 33. Июнь. Отдел «Литературное обозрение и заметки». С. 138-158. URL: http://dugward.ru/ library/katkov/katkov_po_povodu_polemicheskih_krasot.html (дата обращения: 25.06. 2020).
66 Там же. С. 205.
67 Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. С. 288-289.
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
124
7. Гаврилов И.Б. Михаил Никифорович Катков как охранитель традиционных русских начал // Русско-Византийский вестник. 2019. № 1 (2). С. 204-221.
8. Гаврилов И.Б. М. Н. Катков как «охранитель» Православной Церкви (по материалам журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости») // Актуальные вопросы церковной науки. 2019. № 2. С. 268-270.
9. Гаврилов И. Б. «Память об Афоне живет в моем сердце». К 185-летию со дня рождения К. Н. Леонтьева // Научные труды кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии. 2016. С. 126-134.
10. ГавриловИ.Б. Сергей Семенович Уваров. Жизнь. Труды. Мировоззрение // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии. 2019. № 2 (4). С. 131-191.
11. Гальцева. Р. Юркевич Памфил Данилович // Философская Энциклопедия: В 5 т. Т. 5 / Под ред. Ф. В. Константинова. М.: Советская энциклопедия, 1970. С. 602-603.
12. Герцен А.И.Собрание сочинений: В 30 т. Т. 19: Статьи из «Колокола» и другие произведения 1866-1867 годов / Ред. Ю.Г. Оксман, Л.М. Долотова; Коммент. В.Г. Березиной, С. Д. Лищинер. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1960. 570 с.
13. Григорьев А.А. Письма / Изд. подгот. Р. Виттакер, Б. Ф. Егоров. М.: Наука, 1999. 473 с.
14. Де Лазари А. В кругу Федора Достоевского. Почвенничество / [Пер. с пол. М. В. Лес-кинен, Н. М. Филатова]. М.: Наука, 2004 (ППП Тип. Наука). 205 с.
15. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 18: Статьи и заметки 18451861. Л.: Наука: Ленингр. отд-ние, 1978. 371 с.
16. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30т. Т. 19: Статьи и заметки 1861. Л.: Наука: Ленингр. отд-ние, 1979. 359 с.
17. ДостоевскийФ.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 22: Дневник писателя за 1876 год, январь-апрель. Л.: Наука: Ленингр. отд-ние, 1981. 407 с.
18. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 26: Дневник писателя 1977, сентябрь-декабрь-1880, август. Л.: Наука: Ленингр. отд-ние, 1984. 518 с.
19. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 28, кн. 2. Письма 1860-1868. Л.: Наука: Ленингр. отд-ние, 1985. 616 с.
20. Зеньковский В. В. История русской философии. М.: Академический Проект, Раритет, 2001. 878, [1] с.
21. Катков М.Н. О нашем нигилизме по поводу романа Тургенева // Русский вестник. 1862. №7. С. 402-426.
22. Катков М.Н. По поводу «полемических красот» в «Современнике» // Русский вестник. 1861. Т. 33. Июнь. Отдел «Литературное обозрение и заметки». С. 138-158. URL: http:// dugward.ru/library/katkov/katkov_po_povodu_polemicheskih_krasot.html (дата обращения: 25.06. 2020).
23. КатковМ.Н. Старые боги и новые боги // Русский вестник. 1861. Т. 31. Февраль. Отдел «Литературное обозрение и заметки». С. 891-904. URL: http://dugward.ru/library/ katkov/katkov_starye_bogi_novye_bogi.html (дата обращения: 25.06. 2020).
24. КропоткинП.А. Идеалы и действительность в русской литературе: с английского перевод В. Батуринского под редакцией автора. СПб.: Знание, 1907. 367 с.
25. Крупская Н. Что нравилось Ильичу из художественной литературы // Заметки о Ленине. Сборник. URL: https://biography.wikireading.ru/146639 (дата обращения: 25.06.2020).
26. Никитенко А. В. Дневник: В 3 т. Т. 2: 1858-1865 / Под общ. ред. Н. Л. Бродского и др. М.: Гослитиздат, 1955. 652 с.
27. Ленин В.И. О литературе и искусстве. 7-е изд. М.: Художественная литература, 1986. 575, [1] с.
28. Льюис Дж. Г. Античная философия от Фалеса до Сократа. Минск: Галаксиас, 1997. 206, [1] с.
29. Розанов В. В. Собрание сочинений / Под общ. ред. А. Н. Николюкина: В 30 т. Т. 2: Мимолетное. 1915 год. Черный огонь. 1917 год. Апокалипсис нашего времени. М.: Республика, 1994. 539 с.
30. Розанов В.В. Собрание сочинений / Под общ. ред. А. Н. Николюкина: В 30 т. Т. 9: Сахарна. Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови. М.: Республика, 1998. 463 с.
Русская религиозная философия
125
31. РозановВ.В. Собрание сочинений / Под общ. ред. А.Н. Николюкина: В 30 т. Т. 13: Литературные изгнанники. Кн. 1. Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев. Переписка В.В. Розанова с Н. Н. Страховым. Переписка В. В. Розанова с К. Н. Леонтьевым. М.: Республика, 2001. 477 с.
32. Страхов Н Н. Воспоминания о Федоре Михайловиче Достоевском // Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников / Сост. и коммент. К. Тюнькина: В 2 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1990. С. 375-532.
33. Сахаров В. И. Побег в утопию. Перечитывая «Что делать?» Чернышевского // Архив Всеволода Сахарова. URL: http://archvs.org/chem.htm (дата обращения: 25.06.2020).
34. Страхов Н.Н. Из истории литературного нигилизма 1861-1865. СПб.: Тип. бр. Пантелеевых, 1890. XII, 596 с. URL: http://books.e-heritage.ru/book/10087842 (дата обращения: 25.06.2020).
35. Страхов Н.Н. Литературная критика / [Вступ. ст. Н.Н. Скатова, с. 5-43]. М.: Современник, 1984. 431 с.
36. Фатеев В. А. Борьба В. В. Розанова за репутации и наследие «Литературных изгнанников» // Христианское чтение. 2015. № 3. С. 163-182.
37. Фатеев В. А. «Пустынножитель» (Непройденный путь философа Николая Страхова // Христианское чтение. 2016. № 1. С. 145-175.
38. Флоровский Г., прот. Пути русского богословия / С предисл. прот. И. Мейендорфа и указ. имен. Киев: Христианская благотворительная ассоциация «Путь к истине», 1991. 599, [1] с.
39. ХодзицкийА.Г. Профессор философии Памфил Данилович Юркевич (1826-1874гг.): очерк жизни, литературной деятельности и богословско-философского мировоззрения // Вера и разум. 1914. № 20. С. 180-212.
40. ЧернышевскийН.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. Т.11: Что делать? Из рассказов о новых людях. Юношеские произведения. Комментарии / Под ред. П. И. Лебедева-Полянского; подготовка текста и коммент. Н.А. Алексеева и А.П. Скафтымова. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1939. 748 с.
41. Чернышевский Н.Г. Сочинения: В 2 т. Т. 2. / АН СССР. Ин-т философии. М.: Мысль, 1986-1987. 687 с.
42. Чижевский Д.И. Гегель в России. СПб.: Наука, 2007. 409, [1] с.
43. Шведов В. Ю, Фатеев В. А. «Сердце сердцу весть подает». Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов: четверть века в переписке // Родня по духу. Переписка Л. Н. Толстого и Н. Н. Страхова (1870-1896): В 2 т. Т. 1: 1870-1879 / Сост., подг. и коммент. Л. В. Калюжной, Т. Г. Никифоровой, В. А. Фатеева, В. Ю. Шведова. СПб.: Пушкинский Дом, 2018. С. 5-101.
44. Юркевич П. Д. Философские произведения / [Сост. и подгот. текста А. И. Абрамова, И. В. Борисовой; вступ. ст. и примеч. А. И. Абрамова; журнал «Вопросы философии» и др.]. М.: Правда, 1990. 670 с.
126
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020