А. и. рощин
из дальних странствий возвратясь (о рабочих альбомах а. д. романычева)
Статья посвящена обзору альбомных зарисовок, выполненных профессором, народным художником РСФСР А. Д. Романычевым (1919-1989) во время путешествий по разным странам. Выполненные фломастером, сангиной, акварелью, итальянским карандашом, они хранят памятное впечатление от музеев, величайших произведений искусства, городов: Венеции и Рима, Парижа и Мадрида, Праги и Будапешта. Ключевые слова: путешествие; серия рисунков; мастерская; архитектурный мотив; карандашный штрих.
A. I. Roshin
Back from a Long Journey (from the Working Albums of A. D. Romanychev)
The paper is devoted to the sketch albums of Professor A. D. Romanychev (1919-1989) made during his travel to different countries. This sketches made by a felt-tip pen, water color, the Italian pencil, store memorable impressions of the museums, the greatest works of art, the cities: Venice and Rome, Paris and Madrid, Prague and Budapest.
Key words: travel; series of drawings; studio; architectural motif; pencil stroke.
«Все мы, русские, путешественники», - заметил когда-то автор «Путешествия из Петербурга в Москву» Александр Радищев. Эти слова писателя можно отнести и ко многим петербургским художникам,
которыми владела «муза дальних странствий», неодолимое стремление к постижению других стран и народов, особенно европейских, ибо еще Достоевский сказал, что «у нас, русских, две родины - Русь и Европа». И это стало исторической явью. Эту замечательную традицию продолжил и известный русский художник Александр Дмитриевич Ро-манычев (1919-1989), посетив целый ряд европейских стран с их прекрасными городами, создавший на основе этих путешествий серии блестящих рисунков, имеющих не столько историческую, хотя и это качество в них ярко выражено, сколько художественную ценность, ибо они изображают не только красоты архитектуры тех мест, но, что особенно ценно, различные человеческие типы и характеры с их неповторимыми особенностями каждого народа, каждой нации. А. Д. Романычев был глубоко русским человеком, что, однако, не мешало ему верить в единство всех народов, не отделяя себя от испанца или итальянца, ибо, как полагал он, все мы живем на одной земле - «планете людей».
Эта мысль пронизывает все созданное мастером в его зарубежных странствиях. Жизнь коротка, искусство вечно - гласит латинское выражение. В этом каждый раз убеждаешься, когда из жизни уходит крупный мастер, а произведения его обретают бессмертие. Об этом я думаю в мастерской Александра Дмитриевича Романы-чева - известного русского живописца.
Кажется, так недавно встречался с художником, беседовал с ним в мастерской на Московском проспекте: светлой, просторной, с высоким потолком, о котором когда-то мечтал Достоевский, чтобы просторно и высоко думать о человеке, о России.
О сущем на земле, о судьбе народной, о спорных путях искусства шли наши беседы. В мастерской заключена душа художника, его полотна, его мысли. Она и по сей день такая же, какой была при его жизни, благодаря заботам супруги, помощника и друга, искусствоведа И. Г. Романычевой, с картинами на стенах, иконами, посмертной маской А. С. Пушкина и большим скульптурным портретом Микеланджело, служившим всю жизнь путеводной звездой для художника. В этой мастерской на протяжении многих лет в неустанном труде создавались известные полотна, которые затем экспонировались на ленинградских и всесоюзных выстав-
ках, чтобы впоследствии занять свое место в музейных собраниях нашей страны и за рубежом. Живописные полотна, принесшие заслуженную известность мастеру, звание народного художника, поставив его в один ряд с выдающимися мастерами, внесшими свой неповторимый вклад в отечественную культуру.
О Романычеве и его искусстве написаны книги, статьи, воспоминания. Но есть одна заветная область его творчества, не освещенная до сих пор. Это его многочисленные рисунки в десятках рабочих альбомов, сопровождавших всю его творческую жизнь, составлявшие внутренний нерв сокровенного мира художника. Александр Дмитриевич обладал секретом вечной молодости души, дарившей ему удивительную свежесть и непосредственность передачи драгоценного кристалла бытия.
Жизнь, окружающая действительность являлись для него неиссякаемым источником творческого горения. В тигле трагических лет войны выплавлялось его мировидение, понимание ценности жизни, непреходящей красоты на земле.
В этих своеобразных дневниках художника, беседах наедине с натурой как бы слит «мир внутри» и «мир снаружи», наполненный тончайшими наблюдениями, раздумьями, искренними образами. Альбомные зарисовки выполнены фломастером, сангиной, акварелью, но большей частью итальянским карандашом. Они хранят памятное впечатление от других стран, в которых побывал художник, городов, музеев, величайших произведений искусства. Здесь зарисовки Венеции и Рима, Парижа и Мадрида, Праги и Будапешта, и характерные уличные сценки и пейзажи России, и портретные рисунки, и серия обнаженных женских моделей. Рисунки его заграничных поездок отличаются от подобных, нередко носящих этикеточный характер, тем, что они необыкновенно свежи и остры. Художник находит прекрасное и волнующее, казалось бы, в совсем простом и повседневном, увиденное сквозь магический кристалл искусства, в необычном преломлении.
Вот один из его рисунков итальянской серии под названием «Коляска». На нем изображен величественный собор Святого Петра, увенчанный божественным куполом Микеланджело, кумиром художника, а рядом, приткнувшись в углу громадной площади, видится старомодная коляска, словно нежданная гостья из другой эпохи.
Сочетание возвышенного, монументального и житейски привычного, веками обжитого, создает неповторимую прелесть этого листа, донося до нас сложный образ «вечного города».
Хороши листы с изображением Венеции - каналы, мосты, дворцы, сам сказочный город. Кажется, кто только из художников не писал этого! Но Романычев находит какой-то свой особый угол зрения, как, например, в рисунке «Гондольер». Изображая одинокую черную гондолу, словно птицу, скользящую над зеркальною гладью, с застывшим, как прекрасное изваяние, гондольером, за которым угадываются всплывающие, как в сказке, из моря царственные фасады дворцов. Черный цвет - это цвет венецианского Возрождения. Одной этой тонко найденной деталью художник создает неповторимый образ чудесной Венеции с ее карнавалами, масками, дворцом Дожей и живописью великих мастеров, имена которых он пишет тут же рядом с рисунками - Тициан, Веронезе, Тинторетто.
Художник никогда не забывал отмечать цвета - теплый, перламутровый тон Флоренции с ее тающими куполами и крышами, умбристый - Сиенны, красноватый - голландский, под цвет черепичных крыш, и мглистой готики Праги.
Романычев рисует архитектурные мотивы обобщенно, широкими линиями карандаша, вкрапляя в них, как драгоценные камни, пестрые уличные сценки, шумящие, переливающиеся многоцветной рекой рынки, отдельные колоритные фигуры людей. Таковы его «монашки», подмеченные на одной из улиц Рима. Художник смело прибегает здесь к упрощению пластических характеристик, обобщая их темные силуэты, переводя мгновенное в вечное. Таковы его «Венгерская женщина» в красных юбках, доносящих ощущение народного праздника, музыку чардаша, или «Венгерский крестьянин», за которым встает образ труженика, на лице его жизнь проложила такие же борозды морщин, как и на его пашне. Рисуя подобных людей, художник показывает, что в душах их скрыто нечто доброе, земное, как на дне сказочного колодца.
Когда перелистываешь альбом за альбомом, лист за листом, любуясь замечательными рисунками, видишь, что остановило острый взгляд художника, что он хотел передать в человеке, в своем времени.
Сохраняя живое, трепетное ощущение натуры, художник главное внимание уделяет неким изначально присущим человеку особенностям, заключающим в себе непреходящую поэзию жизни. Поэтическое начало особенно сказывается в рисунках, сделанных на родине, в России. В любом мотиве передается что-то щемящее, родное - «Скворешня», «Липовая аллея в Михайловском», «Московские купола», «Девушка с коромыслом». Последний рисунок воспринимается, как поэтическое чудо, - девушка идет с полными ведрами на коромысле под сияющей радугой и сама прекрасна, как радуга, словно она вышла из страны Жар-Птицы.
Умение извлекать из карандашного штриха удивительное богатство формы и образной выразительности ярко проявляется и в его портретных рисунках. В альбомах сохранился целый ряд зарисовок знаменитых современников: Б. В. Иогансона, Кукрыник-сов, Н. В. Томского, М. К. Аникушина, Е. Е. Моисеенко, Н. К. Черкасова, Ю. М. Непринцева, Б. С. Угарова. Они лаконично и удивительно точно схвачены в их внутренней сути, несущей в себе обостренную духовность и целеустремленность в искусстве.
Делакруа когда-то писал, что в искусстве нет ничего дороже горсти наивного вдохновения, и нигде, пожалуй, не сказалось это с такой силой, как в обнаженных моделях художника. В них воплощена идея трепетной человеческой красоты, женственности, нежности, грации. Одной контурной линией художник заключает в некую драгоценную форму эту живую, трепетную плоть. Это не просто обнаженная модель, в ней кроется таинственная недосказанность, волнующий отблеск земной красоты.
Альбомные рисунки мастера привлекают теплотой и глубоким лиризмом, на лету схваченной окрыленной реальностью. За уловленными здесь мгновениями бытия встает второй глубинный план многоликого, вечно цветущего человеческого древа жизни. Путешествия освободили художника от повседневной обыденности, обновили его видение, позволяя ему погрузиться в новые глубины жизни, полные неисчерпаемой красоты, открытия нового необыкновенного лика земли нашей планеты.