12и других регионах Восточного Средиземноморья. Глубокое разочарование Гусева и его спутников вызвало посещение греческой гимназии в Смирне, в которой на видном месте висел портрет английской королевы Виктории [там же, с. 337]. Автор воспоминаний жаловался также, что утреня в принадлежащей грекам святыне вселенского христианства — храме Гроба Господня велась на греческом языке, хотя абсолютно большую часть молящихся в нем составляли русские паломники. Оживились они только тогда, когда началась литургия одновременно на греческом и церковно-славянском языках, ее служило греческое и русское духовенство [2, 1900, № 9, ч. неофиц., с. 420].
Библиографический список
1. Антонин (Капустин), архимандрит. Дневник, год 1881. М. : Индрик, 2011. 384 с.
2. Вятские епархиальные ведомости.
ББК 63.3(2)613
Ю. А. Ильин
ИВАНОВО-ВОЗНЕСЕНСКАЯ ГУБЕРНСКАЯ ПАРТИЙНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ НА НАЧАЛЬНОМ ЭТАПЕ НЭПа: ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ И КАДРОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ, ПУТИ ИХ РЕШЕНИЯ (1921 — весна 1923 г.)
Поднимается проблема адаптации провинциальных партийных организаций к условиям новой политики (1921 — весна 1923 г.). Внимание акцентируется на кадровом кризисе в партии, его причинах и проявлениях. Делается вывод о начале деформации базовых принципов партии (социально-профессиональных, внутрипартийных в плане отношений «верхов» и «низов»), насыщения ее «пролетарского ядра» маргиналами-разночинцами.
Ключевые слова: дискуссии, резолюции конференций, перестройка, партийный аппарат, пролетариат, чистка, маргиналы, кадровый кризис.
The article raises the problem of the provincial party organizations adaptation to the conditions of the policy (1921 — the spring of 1923). The emphasis is on human resources crisis in the party, its causes and manifestations. The author comes to the conclusion about deformation of basic (socio-professional, inter-party relations in terms of «tops» and «bottoms») party principles, saturating her «proletarian nuc-leus» with non-working class marginal elements.
Key words: discussion, resolution conferences, restructuring, the party apparatus, the proletariat, the cleaning, the marginalized, the personnel crisis.
Историческое самосознание достигло той умозрительной черты, за которой для исследователей вновь стала привлекательной тематика, ранее вызывавшая отторжение, набившая оскомину, вследствие так называемой партийности в науке и культуре. Апофеозом «творческого утомления», близкого к прозябанию мысли, были труды по истории коммунистической партии советской эпохи. Их зомбированность идеологическим катехизисом партии
© Ильин Ю. А., 2015 2015. Вып. 3 (8). Филология. История. Философия •
(«История ВКП(б). Краткий курс») привела к господству шаблонной и интеллектуально выхолощенной интерпретации российского исторического процесса, и в частности развития самой правящей партии. Историку партии были присущи два приема фальсификации: замалчивание, точнее сознательное впадение в состояние «исторической амнезии», и схематизм в трактовке событий, представлявших собой бесконечную череду успехов коммунистической партии в деле единения с народом и строительстве справедливого общества.
Изучение интересующего нас периода истории внутренней трансформации партии есть хрестоматийный пример применения историками-марксистами первого приема фальсификации. В связи с этим ставим перед собой цель нарушить данную традицию, взглянуть на указанную проблему под углом зрения процесса перерождения «пролетарского ядра» провинциальной партийной организации на начальном этапе НЭПа.
Выбор пал на иваново-вознесенскую партийную организацию неслучайно. Она являлась авторитетной территориальной структурой партии, отличалась лояльностью к руководству страны, была многочисленной по составу и имела высокий удельный вес представителей рабочего класса, руководила динамично развивавшимся крупным промышленным центром Советской республики.
Другой мотив обращения к данному региону — неизученность поднимаемого нами вопроса. Даже региональных исследователей, специалистов (бывших историков партии) эта тема пока не привлекает, что весьма удивительно: 1920-е гг. — интереснейший этап в жизни провинциальных партийных структур, этап перерождения «пролетарского ядра» состава в маргинальное сообщество. Речь идет не столько о принадлежности членов партии к представителям рабочего класса, сколько о профессиональных, базовых характеристиках, присущих истинному кадровому пролетарию.
В качестве источника в статье широко используются материалы губернской газеты «Рабочий край» за рассматриваемый период.
Предлагаемая читателям статья является естественным продолжением исследования автором темы дискуссий внутри иваново-вознесенской парторганизации по вопросу о профсоюзах и перестройки партийного аппарата на рубеже 1920 и 1921 гг. [1]. Напомню: по инициативе шуйских большевиков на XIII губернской партконференции (февраль 1921 г.) была представлена идейная платформа первичных организаций, нацеленная на возвращение в партию профессиональных, базовых принципов и норм внутрипартийной жизни, сформированных еще в дореволюционный период. Но партийный аппарат при прямом участии центра уничтожил чаяния рядовой массы партийцев, прочно приковав их деятельность резолюциями X съезда РКП(б) к генеральной линии руководства ЦК РКП(б) (резолюции XIV губпартконференции в июле 1921 г.).
В связи с этим встают вопросы: как повлияли решения XIII губернской партконференции на отношение ЦК РКП(б) к руководству губернии и какая была линия поведения ответственных работников губкома партии до созыва XIV партконференции? Недовольство руководства РКП(б) резолюцией иваново-вознесенских большевиков выразилось в кадровых перестановках первых лиц губернии. Так, в марте 1921 г. секретарь губкома О. А. Варенцова была отозвана в Москву и направлена в Севастопольский городской комитет партии для руководства женотделом. Вместо нее был назначен на должность
руководителя губернской парторганизации В. С. Калашников, ради этого отозванный ЦК РКП(б) с Южного фронта. В марте же 1921 г. был направлен в распоряжение ЦК РКП(б) и председатель губисполкома Г. К. Королёв, место которого занял его заместитель С. К. Климохин. Но в июле 1921 г. и он был переведен на хозяйственную должность в Москву. Решением ЦК РКП(б) руководителем губернского советского аппарата был назначен Н. Н. Колотилов, ранее занимавший пост председателя Гомельского губернского исполкома. Центр сознательно усиливал руководство иваново-вознесенской парторганизации и советского аппарата за счет лиц, образцово зарекомендовавших себя на работе в прифронтовых зонах. Именно там требовалось умение использовать в первую очередь военные методы управления, придерживаясь принципа революционной целесообразности. Озабоченность ЦК РКП(б) положением дел в иваново-вознесенской губернской партийной организации подчеркивает и тот факт, что на X съезде РКП(б), видимо не без подсказки центра, не было секретаря Иваново-Вознесенского губкома партии (ни О. А. Варенцовой, ни В. С. Калашникова). Зато на съезде присутствовал с правом решающего голоса М. А. Чернов, только что избранный XIII губернской партконференцией на должность ответственного секретаря губкома. Эта должность была скорее технической, но выбор являлся не случайным. Именно М. А. Чернов проявил себя одним из наиболее рьяных сторонников «платформы десяти» и резолюции о партийном строительстве (соавтором резолюции Тер-Ваганяна) (см.: [1]). Был отозван на профсоюзную работу в Москву (июль 1921 г.) и лидер местных профсоюзов Пирожков, его место занял Н. Н. Евреинов.
О деятельности новых руководителей «красной» губернии дает представление доклад М. А. Чернова на XIV губернской партконференции (июль 1921 г.). Он объяснял ошибочную позицию коммунистов края тем, что они не учли общей обстановки в республике и того факта, что «вместо старого врага выступил новый, мелкий буржуа» [2, 1921, 2 авг.]. Докладчик имел в виду участников Кронштадтского восстания и крестьян Центрального Черноземья и Средней Волги, поддержавших Антонова. По мнению Чернова, эти происки внутреннего врага еще раз подтверждали правильность актуализации принципа революционной целесообразности на текущий момент. В соответствии с данным принципом на территории губернии было введено военное положение, начались мобилизационные мероприятия, привычные для периода Гражданской войны. В частности, было мобилизовано 70 ответственных работников на подавление Кронштадтского мятежа, 11 человек — на борьбу против Антонова, 38 человек — на охрану железнодорожного транспорта, 20 человек — на продовольственный фронт, 11 человек — для укрепления советской власти и сбора продналога на Украине [там же].
М. А. Чернов не договаривал, что причиной введения мобилизационных мер послужили и волнения на ряде фабрик края (Кинешма, Вичуга и др.). Рабочие отказывались работать, выставляли требования. Были две такие вспышки протеста: в дни Кронштадтского мятежа и в мае — июне 1921 г. на фоне обострившегося продовольственного кризиса. Усилиями профсоюзов удалось их погасить [2, 1921, 16 июля].
Другое направление деятельности партийного аппарата — «переброски» ответственных работников на низшие должности и производство внутри губернии. Процесс этот шел с большими издержками, болезненно для уездных комитетов партии, страдали и члены семей перемещаемых работ-
ников. В докладе был приведен факт формального отношения к кадрам: в Иваново-Вознесенске 18 ответственных работников были отправлены на Куваевскую мануфактуру для работы на станках. Но фабрика остановилась. Они остались без средств к существованию. М. А. Чернов признал, что в ходе «перебросок» особых протестов не было, за исключением проявлений недовольства в г. Шуя. Многозначительной была брошенная им фраза: «Опыта мы не приобрели...» [2, 1921, 2 авг.].
В эти месяцы 1921 г. шел процесс укрепления советского и партийного аппаратов края в организационном и идейном плане с целью поднятия их авторитета в первичных ячейках и среди рядовой массы партийцев. Началась перестройка аппарата партии: вместо института уездных и волостных организаторов стал создаваться институт инструкторов, курирующих закрепляемые за ними первичные ячейки. Мотивом к этому стало распространенное явление обращения рядовых партийцев в обход своих первичных организаций в уездные и городские партийные структуры. Дело организационной перестройки тормозилось нехваткой подготовленных кадров.
И все же акцент в работе губкома в феврале — июле 1921 г. делался на информационно-пропагандистской работе среди партийцев (уровень первичных организаций, городских, уездных и волостных комитетов, конференций) и беспартийных (через собрания, митинги, конференции, избирательные кампании в местные Советы). К этому побуждали, по мнению докладчика, «консерватизм и робость мысли» партийного аппарата губернии. М. А. Чернов особо отметил интенсивность данного вида работы до выхода брошюры В. И. Ленина «О продналоге. Значение новой политики и ее условия» (21 апреля 1921 г.). Массированно шла пропаганда идей В. И. Ленина и решений X съезда партии в уездных и первичных парторганизациях. Не ослабла эта деятельность в партийных массах губернии и после 21 апреля. В своем докладе М. А. Чернов заявил: «Идеи брошюры В. И. Ленина усвоило большинство партийцев. Уездные конференции свидетельствуют, что лишь отдельные лица остались на прежних позициях» [там же].
М. А. Чернов констатировал определенные успехи в работе с беспартийными: «.население доверяет нам, не видит другой силы, кроме нас.» [там же]. Он упомянул о резолюциях, касающихся профсоюзов и кооперации. Так, в принятой конференцией резолюции о профсоюзах было зафиксировано: «3. На представительных собраниях обсуждение вопросов, способа их разрешения, вплоть до организационных структур аппарата. 4. Контроль партии над профсоюзами через партийные фракции в них.» [там же]. Особо отмечался докладчиком перелом в настроении крестьян. Он заявил, что если ранее отношение крестьян было «очень недоверчивое» (сочувствовали, но не доверяли агитаторам), то сейчас недоверие исчезло [там же].
И все же, резюмировал докладчик, добиться безусловного успеха в перестройке партийного и советского аппарата и перелома в настроениях не удалось в силу того же «консерватизма и робости мысли». Это же подтверждалось в выступлении В. С. Калашникова: «Положение нашей организации не блестящее. у нас связь только с укомами и райкомами. А те толкутся на одном вопросе целыми неделями». Он говорил о слабости партийного аппарата, в частности агитационного и организационного отделов. XIV партконференция приняла резолюцию, где была поставлена задача усилить институт организаторов в партячейках, установить его прямую связь с
райкомами и укомами [2, 1921, 4, 5 авг.]. Заметим, что шла и подготовка к перерегистрации членов партии. Этот административный ресурс давления на первичные ячейки и отдельных членов партии нельзя сбрасывать со счетов.
Работа XIV губернской партконференции завершилась переизбранием состава губкома РКП(б). На первом его заседании ответственным секретарем вновь становится В. С. Калашников, заведующим организационно-инструкторским отделом И. И. Коротков, заведующим агитационно-пропагандистским отделом В. Н. Наумов. В состав губкома партии вошли председатель губисполкома Н. Н. Колотилов и его заместитель М. З. Мануильский [2, 1921, 22 июля, 2 авг.].
Как жила партийная организация края после XIV партконференции? В оставшиеся месяцы 1921 г. партийный аппарат губернии уделял внимание кампании по переучету партийных рядов. Одновременно ставилась задача выявить и рационально использовать на ответственных участках работы инициативных членов, поднять авторитет первичных ячеек путем исключения из них лиц, позоривших звание коммуниста. По мнению руководителей, чистка партии способствовала бы перестройке организационной структуры партячеек и мышления рядовых коммунистов в пользу новой политики. Газета «Рабочий край» за 1921 г. широко освещала ход, предварительные и окончательные итоги этого мероприятия. Рассмотрение материалов позволяет сформулировать ряд суждений о воздействии данной кампании на партийную организацию губернии.
Чистка рядов губернской парторганизации началась в конце августа и продолжалась до октября 1921 г. Как засвидетельствовал пленум губкома РКП(б), в ходе ее выбыло из партии 700 членов и 470 кандидатов, т. е. 1170 человек (31,24 % от всего состава организации на август 1921 г.) [2, 1921, 19 окт., 26 нояб.]. При этом подчеркивалось, что среди выбывших было немало «мертвых душ» (по нашим подсчетам, 560 человек, или примерно 14,95 % от численности парторганизации). Количество исключенных реальных членов и кандидатов партии составляло 605 человек, переведенных за проступки из членов партии в кандидаты — 5 человек, в целом 16,15 % состава парторганизации на август 1921 г.
Из 605 исключенных 318 человек были отсеяны губернской и уездными комиссиями, 287 человек ушли добровольно. Что особенно интересно, данная статистика сопровождалась сведениями о социальном происхождении, профессиях, уровне образования, занятиях, партийном стаже 610 человек и причинах исключения 318 человек. Эта уникальная информация нуждается в обобщении.
Итак, из «вычищенных» из партии 610 человек рабочие и крестьяне составляли соответственно 64,75 и 10,65 % (т. е. более 75 %); работающие на производстве и в сельском хозяйстве — соответственно 59,51 и 9,34 % (более 2/3); люди с низшим уровнем образования — 85,7 %; члены партии, вступившие в нее до 1918 г., — 21,97 %, в 1918—1919 гг. — 51,8 %, 1920— 1921 гг. — 26,23 % (т. е. более 75 % отсева составляли лица, прошедшие в рядах партии подполье, революцию и Гражданскую войну) [2, 1921, 26 нояб.].
О чем говорят эти цифры? 3/4 ушедших из партии были трудящимися по социальному происхождению и профессиям, 2/3 из них являлись работниками от станка и сохи. Примерно столько же отсеявшихся в ходе чистки были представителями старой партийной гвардии и «молодогвардейцами» эпохи
Гражданской войны. Наблюдалась весьма тревожная тенденция, несомненно повлиявшая на процесс дальнейшей трансформации «пролетарского ядра» губернской парторганизации.
Далее рассмотрим причины исключения 318 партийцев из рядов губернской организации. Анализ характера проступков позволяет ранжировать их по степени значимости: а) 116 человек (36,48 % отсева) были изгнаны за должностные и уголовные преступления (из них рабочие составляли 54,31 %, крестьяне — 7,76 %); б) 45 человек (14,15 %) — за бюрократизм и шкурничество (из них рабочие — 62,22 %, крестьяне — 6,67 %); в) 45 человек (14,15 %) — за моральное разложение (из них рабочие — 68,89 %, крестьяне — 8,89 %); г) 38 человек (11,95 %) — за пассивность (?) (соответственно 57,89 и 13,16 %); д) 38 человек (11,95 %) — за приверженность религии (соответственно 39,47 и 18,42 %); е) 31 человек — за неподчинение директивам партии (соответственно 58,06 и 19,35 %) [там же].
Какую общую оценку следует дать итогам чистки партийной организации края конца 1921 г.? Данная кампания преследовала прагматические цели: навести порядок в партийной картотеке, деле учета и переброски кадров, сбора членских взносов; освободиться от попутчиков партии, своими действиями подрывавшими доверие к ней беспартийных масс. Результатом проведения кампании был отсев из партии 2/3 ее членов. Но почти 1/3 отсеявшихся коммунистов пострадала по иным, скорее, политическим причинам. Некоторые из них своим бездействием демонстрировали недоверие к местному партийному аппарату. Это была тревожная тенденция. Ее сознательно инициировала резолюция XIV губернской партконференции, призывавшая бороться с оппозиционными настроениями, особенно с анархистскими (имелось в виду анархо-синдикалистскими, рупором которых в партии была «Рабочая оппозиция») [2, 1921, 5 авг.]. Такая набиравшая силу политическая линия способствовала добровольному оттоку из партийных рядов (287 человек, или 7,66 % состава организации на август 1921 г.).
Проводимая кампания шла с большими издержками. Так, весьма неопределенной была категория исключенных из партии коммунистов за так называемую пассивность и разные проступки. А на XVI Шуйской уездной партийной конференции (4—5 декабря 1921 г.) открыто было заявлено, что часть коммунистов так и не восприняла основы НЭПа, другая часть партийцев заразилась «потребительством» (своеобразный рецидив военного коммунизма) [2, 1921, 9 дек.].
Сопоставление статистических данных о численности состава губернской парторганизации на август и октябрь 1921 г., на 1 января 1922 г. наводит на мысль о том, что одновременно с чисткой в оставшиеся месяцы 1921 г. (сентябрь — декабрь) шел форсированный прием в ряды партии. По нашим подсчетам, за этот короткий период было принято в партию первичными организациями 703 человека. По крайней мере, по данным на 1 января 1922 г. на учете состояло 3278 человек (87,53 % состава в августе 1921 г.) [2, 1921, 8 дек.]. В большинстве своем в партию набирали рабочих (по социальному происхождению, профессии, занятиям). Явно заметно стремление руководителей партийного аппарата сохранить «пролетарское ядро» организации, не потерять завоеванный ею статус классово выдержанной в социальном и идейном плане партийной структуры страны. Такой мерой удалось поднять удельный вес рабочего класса в парторганизации края с 66,5 до 68,8 % (для
сравнения: в целом по РКП(б) этот показатель составлял 48,3 %) [2, 1921, 19 авг., 26 нояб.].
Но встает вопрос: какой ценой? Прецедент форсированного набора в партию лиц, не имевших опыта политической борьбы, идейной зрелости, но «восполнявших» эти недостатки такими качествами, как предупредительность, податливость, конъюнктурность и принявших «волну перемен» и правила адаптации в партийных структурах на крутом вираже политического маневра под названием «НЭП».
Мы можем расценить период между XIII и XIV партконференциями как второй шаг (после дискуссии на рубеже 1920 и 1921 гг.) по пути вырождения «пролетарского ядра» (в первоначальном его понимании) внутри иваново-вознесенской губернской парторганизации. В погоне за высоким удельным весом рабочего класса в партии прием в нее деформировался: в графу «рабочий» мог попасть человек, косвенно связанный с производством. Ему достаточно было иметь соответствующее социальное происхождение и профессию. Рабочий стаж, квалификация, авторитет среди рабочих — все эти критерии теряли свою первостепенность. Более того, выражение позиции, отличной от руководящей линии, пресекалось и даже преследовалось.
Кстати, этому процессу способствовала сама социально-экономическая ситуация в стране и регионе. Она осложнялась колебаниями валюты, трудностями сбыта промышленной продукции, продовольственным кризисом
1922 г. В докладе губкома РКП(б), озвученном И. И. Коротковым (март
1923 г.), говорилось, что до декабря 1922 г. среди производственных рабочих настроение было колеблющееся, причиной этого являлись задержки с выдачей жалования, его частичная замена мануфактурой; что не удалось избежать открытых конфликтов: были выступления рабочих Середы и Иваново-Вознесенска. Остро стоял вопрос с оплатой труда железнодорожных рабочих. Изменилось к худшему и отношение местного крестьянства к РКП(б) из-за ножниц цен [2, 1923, 29 марта]. Масло в огонь подлила кампания по изъятию церковных ценностей (события в Шуе в марте 1922 г.). В этих условиях вновь были задействованы мобилизационные рычаги стабилизации ситуации внутри партийной организации и губернии. Вводится военное положение, начинается преследование лиц за суждения, не совпадавшие с оценками партийного руководства края.
Аналогичные процессы, затронувшие кадровый состав провинциальных партийных организаций, были характерны для всех регионов страны. Они зашли так далеко, что, в частности, на повестку дня XVI губернской партконференции был поставлен вопрос об отношении к инициативе «Рабочей оппозиции» (март 1922 г.), подавшей заявление в Коминтерн с просьбой разобраться с «ненормальностями», царящими внутри РКП(б), и высказаться по их поводу. В нем отмечалось, что «руководящие центры ведут непримиримую, разлагающую борьбу против всех, особенно пролетариев, позволяющих себе иметь свое суждение, и за высказывание его в партийной среде применяют всяческие репрессивные меры» [2, 1922, 31 марта]. Разумеется, конференция местных коммунистов осудила эти действия «Рабочей оппозиции». Но и отвернуться от реальных проблем парторганизация не могла. По признанию И. И. Короткова (доклад на XVIII партконференции в марте 1923 г.), большая вина в том, что начались протестные движения среди рабочих, лежит на хозяйственных органах, игнорировавших интересы трудящихся, неправильно ведших хозяйство [2, 1923, 29 марта].
Это была лишь часть правды, озвученной руководством края. И в прениях, и резолюциях XVI и XVII губернских партконференций отмечались серьезные недостатки в организации и стиле деятельности советского и партийного аппаратов края. Так, на XVI партконференции (март 1922 г.) делегаты говорили о перегрузке советских аппаратов штатами, бессилии райсоветов и горсоветов, бегстве кадров из волисполкомов из-за отсутствия средств и технического аппарата, о необходимости радикальной перестройки состава милиции и народных судов, о множественности налогов на нужды аппарата, что вызывало недовольство населения. Подробно остановимся на содержании принятой конференцией резолюции об улучшении советского аппарата власти, так как выявленные в нем проблемы и намеченные меры их решения можно в полной мере приложить и к партийному аппарату.
Итак, суть содержания основных положений резолюции состояла в следующем: «1. Спешно закончить поволостное районирование внутри уездов на принципах экономического тяготения, стремясь создать крупные административные единицы и имея в данном вопросе полную сопоставимость между партийными и советскими организациями. 2. Закончить работу по сокращению штатов в советских учреждениях в губернском и уездных масштабах. 3. Укрепить сельские советы и волисполкомы, свести до минимума институт уполномоченных... 6. Живая связь уездных и губернского исполкомов с массами (совещания, литература, посылка опытных кадров, прикрепление членов исполкомов к определенным волостям). 7. Точно определить формы связи и отчетности верхов и низов власти. 8. Упростить письменные и другие требования к волисполкомам и сельским Советам: большее согласование и контроль наверху (уровень исполкомов). 10. Восстановление работы городских Советов (привлечение рабочих от станка). 11. Прекратить практику частой сменяемости руководящего состава. 14. Точное и аккуратное выполнение всеми подчиненными структурами всех требований исполкома и президиума. Единообразная система делопроизводства и отчетности.» 2, 1922, 29 марта].
Анализ содержания вышеприведенной резолюции вкупе с положениями отчетного доклада И. И. Короткова и прениями на XVII губернской партконференции (июль 1922 г.) показывает убедительно, что местная парторганизация так и не смогла завершить организационную перестройку своего аппарата и подконтрольного ему советского аппарата в соответствии с требованиями новой политики. Для подтверждения этого суждения приведем высказывания делегатов в ходе прений по указанному докладу. Они были не согласны с мнением И. И. Короткова, что отношения между аппаратом и рядовыми партийцами улучшились. Так, Рейзин заявил, что эти отношения, наоборот, ухудшаются. Этому способствовали непредсказуемые и нетактичные «переброски» ответственных лиц на низшие должности: «Переброски доказывают, что в уездах не все благополучно. они не из удачных». Балашов добавил: «Семьи перебрасываемых голодают. Надо это устранить.» «Нет новых выдвижений, работают одни и те же», — отмечал Кривцов [2, 1922, 30 июля].
Были проблемы и с информационно-идейной работой у партийного аппарата. Из отчетного доклада И. И. Короткова следует: планировалось организовать 12 партшкол, но только одна завершила весь цикл занятий; повсеместно наблюдалась слабая результативность деятельности кружков марксизма-ленинизма; некому было работать в женских отделах, особенно сель-
ских; существовал дефицит финансов [2, 1922, 4 июля]. Были у делегатов и нарекания по поводу низкого морального уровня ряда коммунистов в уездах. Они сводились к одному: аппарат благодушествует — «пьют и ладно». Эти явления порождали апатию в «низах» (делегат Рейзин) и уход из партии (Кравцов отмечал, что 325 человек имели стаж в партии 1,5—2 года) [там же].
Формальным показателем если не кризиса, то начавшейся рецессии местной парторганизации является показатель ее численности в это непростое время. По данным на 1923 г. (есть предположение, что на первое полугодие этого года) в ее рядах насчитывалось 3275 человек (для сравнения: в 1922 г. — 3278 человек). Приток новых сил в партию как бы уравнивался с количеством исключенных и ушедших из нее. Однако заметим, что уходили люди, вступившие в партию на завершающем этапе Гражданской войны [2, 1923, 8 дек.].
Период рубежа Гражданской войны и НЭПа высветил начавшуюся «идейную коррозию» тезиса о пролетарском базисе правящей партии. В условиях форсированной «варки» в партийном котле разночинцев, рядившихся в пролетариат, все чаще получался полуфабрикат маргинального происхождения, гордо именовавший себя рабочими послереволюционной поры. Именно так начинался процесс перерождения в широком формате партии в управляющую структуру, диктующую свою волю народу, одновременно легко подстраивавшуюся под своего очередного вождя.
Библиографический список
1. Ильин Ю. А. Дискуссии о профсоюзах и перестройки партийного аппарата: по материалам резолюций конференций иваново-вознесенской губернской парторганизации (январь — июль 1921 г.) // Вестник Ивановского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. 2012. Вып. 3. С. 11—23.
2. Рабочий край. Иваново-Вознесенск, 1921—1923.
