15ББК 63.3(2)613-2
Ю. А. Ильин
ИВАНОВО-ВОЗНЕСЕНСКАЯ ГУБЕРНИЯ В 1921—1922 гг.: ШЕФСКАЯ ПОМОЩЬ ВЛАСТЕЙ И ТРУДЯЩИХСЯ КРАЯ ГОЛОДАЮЩИМ МАРИЙСКОЙ ОБЛАСТИ (По материалам газеты «Рабочий край»)
Актуальность проблемы несомненна. В России периоды кризисов всегда сопровождаются резким падением и без того низкого уровня жизни населения. Особенно болезненно эта тенденция затрагивает продовольственную составляющую быта людей в моменты разгула природных стихий. Интересно проследить, как в 1920-е гг. власти и общество боролись с этим злом, какие организационные и методические наработки порождала жизнь, точнее, инстинкт национального самосохранения.
Другим обстоятельством, побудившим обратиться к данной проблеме, является ее малая изученность в региональном аспекте. И наконец, конструктивный подход к данному вопросу может приблизить нас к адекватному пониманию причинности и значимости события, потрясшего всю страну: выступления населения Шуйского уезда в марте 1922 г. против кампании по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих.
1921 г. — год засухи и начала всероссийского голода. Бедствие охватило основные зерновые районы республики, в первую очередь Поволжье. Так, в Марийской области на 1 едока уродилось озимого хлеба около 2,5 пудов, ярового хлеба — 3,5 пудов, картофеля — чуть более 0,5 пудов. Фуражный дефицит составил по зерну 1 млн пудов, по сену и соломе — соответственно 11,15 млн пудов и 1,85 млн пудов1. С помощью центра в Марийской области удалось засеять лишь 55 % озимого клина. Продовольственный дефицит области выразился в размере 2,92 млн пудов, то есть 6,5 пудов на едока. Чем это грозило для местного населения? До конца декабря 1921 г. можно было удержаться на скудном пайке в 20 фунтов на едока (в месяц), после чего наступала голодная смерть.
Центр разверстал бедствующие районы республики по относительно благоприятным в продовольственном отношении губерниям и краям. Иваново-Вознесенская губерния была прикреплена к 10 волостям Марийской области. В них числилось 115 768 голодающих, в том числе до 35 000 детей (к февралю 1922 г. уже насчитывалось 150 000 голодающих). Продовольственный дефицит волостей достиг 750 000 пудов хлеба, более 250 000 пудов фуражного зерна, 2,27 млн пудов сена и 450 000 пудов соломы2.
В связи с этим властями нашего края создается губернский комитет по оказанию помощи голодающим Поволжья (губпомгол) во главе с М. Мануильским (июль 1921 г.).
Новообразованная чрезвычайная структура начала свою деятельность с обращения к крестьянству губернии с просьбой помочь пострадавшему от засухи населению Поволжья. Под документом стояли подписи М. Мануиль-ского, председателя губернского исполкома Н. Колотилова и председателя губернского профсоюза текстильщиков К. Фролова3.
© Ильин Ю. А., 2009 2009. Вып. 3. История. Филология. Философия •
Деятельность созданной организации, ее усилия по мобилизации местных ресурсов на борьбу с голодом можно подразделить на этапы: 2-я половина 1921 г., зима 1921/22 г. — весна 1922 г., лето — осень 1922 г. Здесь же мы ограничимся характеристикой начального этапа оказания шефской помощи трудящимися Иваново-Вознесенской губернии голодающим Поволжья.
2-я половина 1921 г. — начальный этап работы губпомгола. В значительной степени он прошел под знаком организации своего рабочего аппарата, налаживания шефских связей с Марийской областью. В эти месяцы вырабатывались конкретный план и методы борьбы с голодом, причем эти моменты соотносились с возможностями края. Этот процесс затянулся до января 1922 г., поглотил собой живую, конкретную работу по спасению умиравшего от голода населения подшефных волостей Марийской области.
Почему так получилось? К этому результату неизбежно вел ряд неблагоприятных факторов. Прежде всего, сама новизна поставленной задачи для губернии, к тому же испытывавшей после гражданской войны нехватку творческих и трудоспособных кадров. А дефицит инициативных работников вел к окостенению разросшегося бюрократического аппарата на местах. Проявилась эта тенденция в борьбе с голодом в первую очередь в медлительности и малой эффективности действий властных структур (крайняя форма ее проявления — бездействие, упование на стихийное разрешение данной проблемы). Местные власти в то время были полны иллюзий насчет сознательности крестьянства, его готовности оказать посильную помощь бедствующим. При этом в учет не брались низкий урожай 1921 г., переход губернии на самообложение, рост числа потребителей и голодающих в текстильном крае. Это время деклараций, обращений, призывов власти к сельскому населению губернии. Их поочередно сменяли обрушивавшиеся на головы крестьян пласты информации об ужасах голода в Поволжье, и в частности в Марийском области.
Инертность власти проявилась и в деле введения системы местных налогов и сборов (единовременных и косвенных) для сбора средств в фонд голодающих. Провинциальная печать до декабря 1921 г. не фиксировала данные на этот счет. Возможная причина такой позиции в увлечении идеей разрешения кризиса через конфискацию церковных имуществ. Аналогичная ситуация складывалась и в деле задействования общественных структур, частных лиц для налаживания действенной шефской помощи населению Марийской области4.
Суровым приговором местной администрации были горькие слова, высказанные участниками II съезда Советов Марийской области (февраль 1922 г.): «Довольно, братья, ограничиваться посылкой комиссий, ревизий, — не комиссии нужны, а действенная помощь. Государство может обеспечить лишь 30 тыс. человек, остальные (270 тыс. человек. — Ю. И) ждут вашей помощи ,..»5
Были и объективные факторы, минимизировавшие шефскую помощь края голодающим Поволжья. Остановимся на них подробнее. Начнем с того, что сама губерния была чрезвычайно бедна в продовольственном отношении. Урожай 1921 г. был ниже среднего, он обеспечивал в среднем 5 пудов хлеба на едока в год, в том числе для сельского населения — 6,8 пудов6. И именно в данные месяцы 1921 г. резко сократились поставки продовольствия в губернию. Так, по плану снабжения за период с 1 августа 1921 г. по март 1922 г. в текстильный край должно было поступить 810 283 пудов хлеба, на деле поступило 397 381 пудов. Дефицит составил 412 902 пудов хлеба. Центру при-
шлось подтвердить решение СНК от 12 апреля 1920 г. о приравнивании Иваново-Вознесенской губернии в продовольственном отношении к Москве и Петрограду (постановление СТО от 28 января 1922 г.). А пока местным властям пришлось гасить возникший дефицит усиленной заготовкой продовольствия внутри губернии. Так что акцент в своей деятельности губисполком и губпомгол сделали на смягчение продовольственного кризиса в регионе. Они запасли за счет местных ресурсов 488 700 пудов, что дало возможность уберечь население от голода до 1 марта 1922 г. В случае нехватки хлеба до нормы власти и подчиненные им хозяйственные структуры выплачивали рабочим дотации для покупки продовольствия по рыночным ценам7. Позже, в связи с обострением продовольственного кризиса в стране, стали чаще наблюдаться в нашей губернии случаи усиленного вывоза хлеба в другие регионы. Губисполкому пришлось специально поднимать этот вопрос для пресечения на корню данной тенденции. Ведь она грозила губернии статусом «голодающего края»8.
Практический итог данного этапа был весьма скромным. Отправка продовольствия, вещей, денег в Поволжье шла ежемесячно, но микроскопическими дозами: за август — сентябрь 1921 г. — 4 вагона вещей и продуктов, 100 млн рублей деньгами9, за период до 15 октября 1921 г. — 7608 пудов продовольствия, 15 млн рублей вещами, 25 тыс. аршин мануфактуры, 137,7 млн рублей деньгами10, на 12 декабря 1921 г. (неполные данные) — 15,8 тыс. пудов продовольствия (более 50 % — картофель), 25 тыс. аршин, 326 млн. рублей деньгами11. Как видим, с середины октября 1921 г. и без того мизерная помощь подшефным волостям Марийской области уменьшается (обесценивающиеся деньги не в счет). По сути, прекратился приток мануфактуры, вещей, хлеба (его заменил картофель) в фонд голодающих. Поставки продовольствия в эти месяцы по очень скромным нормам обеспечивали лишь 1/50 долю требуемого для 10 подшефных волостей Марийской области. С учетом же возрастания числа голодающих (зимой 1921/22 г. со 116 тыс. до 150 тыс. человек) — и того меньше12. Как заметила газета «Рабочий край» 5 февраля 1922 г., главная помощь бедствующему населению Марийской области идет не от Иваново-Вознесенской области, а от иностранцев.
Однако нельзя считать это время потерянным в борьбе за жизни населения Поволжья. Путем пропаганды и организационных усилий удалось подвигнуть государственные структуры, общественные организации и частных лиц к черте практических мер. В частности, развертывалась система косвенного обложения (по договорам с предприятиями и трестами), практика организации лотерей, кампаний пожертвований по линии юридических и физических лиц в фонд помощи голодающим.
Зима 1921/22 г. — весна 1922 г. — период практической помощи ива-новцев голодающим Поволжья. Государство по вертикали стало влиять на финансовые и материальные потоки в стране, переориентируя их направление на помощь бедствующему региону. Так, в казну пошли деньги по общегражданскому налогу с трудового населения (мужчин 17—60 лет, женщин 17—50 лет). К июлю 1922 г. налог дал по губернии более 1 млрд рублей13. Это приблизительно 20—25 % всех денежных поступлений в фонд голодающих14.
Государство, стремясь остановить голод и его разрушительные последствия, пошло на конфликт с РПЦ. Речь идет о кампании по изъятию церковных ценностей. Анализ ее хода и итогов — предмет особого исследования. Здесь лишь приведем обобщающие данные, которые были нами выявлены из
провинциальной печати: к весне 1922 г. по губернии было собрано 300 пудов серебра, золота и драгоценных камней, из них отправлено в ЦК Помгола 260 пудов серебра, некоторое количество золота и драгоценных камней. По свидетельству местных властей, этих ценностей хватало для прокормления до нового урожая 100 000 человек15.
По линии продовольственного ведомства (Наркомпрод) из губернии было отправлено до 100 000 пудов мерзлого картофеля в 5 голодающих губерний, в частности в Марийскую область — до 8000 пудов продукта16. А весной 1922 г. по заданию НКП голодающим было направлено 431 вагона (307 051 пудов) семенного картофеля (102,5 % от наряда)17. Данного успеха удалось добиться благодаря организации «трехнедельника картофеля» (15 апреля — 7 мая): каждое крестьянское хозяйство обязано было сдать по разнарядке не менее 1 пуда продукта18.
Заработало и косвенное налогообложение. В частности, с 1 января 1922 г. в Юрьевецком уезде была назначена 25%-ная надбавка к промысловому и патентному сборам, 50%-ная — на сбор за торговлю на базарной площади, 25%-ная надбавка к размеру штрафа, назначаемого отделом общего управления уездного исполкома и народным судом19.
В 1922 г. властные структуры стали теснее контактировать с текстильными трестами губернии. 1. Заключались договоры с предприятиями о начислении с 30 % их прибыли целевого налога в пользу государства20. Это позволило казне только в феврале 1922 г. получить до 2 млрд рублей. 2. Для пополнения денежных средств в пользу голодающих устраивались лотереи среди населения (в феврале того же года они дали 500 млн рублей)21. 3. В связи с резким ухудшением государственного продовольственного снабжения рабочих и крестьян края в феврале 1922 г. (паек по норме снижался с 80 до 60 фунтов хлеба, на деле было выдано 24 фунта) губернское экономическое совещание приняло нелегкое решение: тресты из своих запасов доводили эту фактическую норму до 1 пуда, т. е. додавали 16 фунтов продукта на работающего). А с 1 апреля 1922 г. текстильные предприятия полностью снимались с государственного снабжения, должны были перейти на самообеспечение производственного персонала продовольствием и деньгами22. Тресты могли выполнить это решение властных структур края только через изъятие средств из оборотного капитала, что ставило их в тяжелое экономическое положение в условиях рынка.
Далее по инициативе центра в стране началась кампания «сватания» воинских частей муниципальным и губернским властям (т. е. взятия военнослужащих на продовольственное обеспечение). Решением губернского исполкома от 17 января 1922 г. на продовольственное снабжение губернии переходили 27-е Иваново-Вознесенские командирские курсы. Средства на их содержание шли от 5%-ной надбавки к патентному сбору в пользу голодающих23. Высвобождавшиеся продовольственные «излишки» военное ведомство направляло в бедствующие регионы страны.
Иваново-Вознесенский губпомгол интенсифицировал свою деятельность среди жителей края (военнослужащие, члены профсоюзов, рабочие, служащие, интеллигенция и т. д.). Так, с целью координации усилий военнослужащих по оказанию помощи голодающим была создана губернская военная комиссия помгола, имевшая рабочий аппарат — подкомиссии — во всех уездных городах региона. На собраниях военнослужащих (декабрь 1921 г.) были приняты решения отчислять голодающим 5 % от своего пайка и жало-
ванья. Красноармейцами гарнизонов была выдвинута инициатива: «10 сытых кормят 1 голодающего»24. За период января — июля 1922 г. ими было собрано 147 157 рублей, 750 пудов муки, 77 пудов крупы, 35 пудов хлеба, 1780 пудов картофеля, 32 пуда сахара, 170 пудов рыбы, 30 фунтов чая, 18 пудов растительного масла, 15 пудов мяса, 30 пудов соли, 20 фунтов мыло, 40 коробок спичек. В детский фонд направлено 24 238 рублей, 300 пудов муки, 42 пуда крупы, 55 пудов рыбы, 85 пудов картофеля, 15 пудов сахара, 25 пудов мяса, 1 пуд соли, 15 фунтов чая25. Непосредственно отправлено в голодающие губернии губернской военной комиссией помгола 715 пудов муки, 46 пудов крупы, 1560 пудов картофеля, 8 пудов ржи, 130 пудов рыбы, 33 пуда сахара, 19,5 пудов соли, 9 пудов 23 фунта масла, 15 фунтов чая. Ею было переведено на текущий счет окружного военного помгола 950 млн рублей26.
Развернулось движение за помощь бедствующему населению Поволжья и среди коллективов промышленных предприятий края. Здесь координирующую роль взяли на себя профсоюзы. Газета «Рабочий край» приводила сведения о починах рабочих и служащих Иваново-Вознесенской губернии по локализации голода в стране. В номере за 25 января 1922 г. была помещена информация о решении работников текстильных фабрик г. Шуи и уезда ежегодно отчислять голодающим 1 % с заработанного рубля до нового урожая. При этом особо указывалось, что 25 % этой суммы пойдет на продовольственную поддержку красноармейцев местного гарнизона. Рабочие химического завода (б. Лепешкина) решили отчислять голодающим однодневный заработок 1 раз в месяц в период с 1 января по 1 сентября 1922 г. В связи с обострением ситуации на продовольственном фронте рабочие и служащие г. Шуи вновь вернулись к выработке адекватных мер по оказанию помощи голодающим Поволжья. 21 января 1922 г. ими принимается решение устраивать субботники, отчислять по 2 фунта хлеба с пайка и 1,5 % жалованья ежемесячно в фонд помощи. Лишь за несколько субботников в январе 1922 г. текстильщики г. Шуи перечислили в уездный помгол 150 млн рублей27. В целом по Шуйскому уезду за период с 18 октября по 1 февраля 1922 г. в виде пожертвований было перечислено населением в фонд голодающих деньгами 193 367 167 рублей, 543 пуда 18 фунтов картофеля, 167 пудов 24 фунта ржаного зерна, 160 пудов овса28.
Об активности текстильщиков края в борьбе с голодом свидетельствовал руководитель областного профсоюза текстильщиков Н. Пирожков: начиная с 1 января 1922 г. каждый работник отчислял по 2 фунта муки с пайка. Заметим, что общая численность членов этого профсоюза составила 58 950 человек29. На XII губернском съезде текстильщиков (23 мая 1922 г.) приводилась информация о регулярных отчислениях в фонд голодающих уже с декабря 1921 г. (по 2 фунта с пайка и денежные отчисления). Всего к маю 1922 г. рабочие текстильной промышленности края перечислили губернскому помголу 4,75 млрд рублей, 4557 пудов продуктов, 158 пудов картофеля, 156 000 аршин мануфактуры, 70,5 пудов лоскута, 168 пудов ваты, 5 пудов мыла и др.30 Приведенные статистические данные говорят о том, что в дело преодоления продовольственного кризиса профсоюзы внесли не меньший вклад, чем государственные структуры.
Таким образом, период зимы 1921/22 г. — весны 1922 г. по результатам сбора средств для голодающих Поволжья выглядит более выигрышным, нежели предшествующий (август — ноябрь 1921 г.). Но все же эта помощь была ничтожна мала, чтобы как-то повлиять на общий ход битвы за жизнь
населения бедствующих регионов. Это признавали дружно и официальные власти, и общественность края31.
Однако каждая спасенная жизнь бесценна, особенно если это касается детей. Здесь ивановцы сделали максимум для того, чтобы вернуть к жизни умирающих детей, эвакуированных в их край из зон бедствия. Из материалов XI губернского съезда Советов (декабрь 1921 г.), размещенных на полосах провинциальных газет, узнаем, что в губернии были подготовлены места для размещения 1658 голодающих. Из них уже было определено на жительство 585 детей. Беженцев же в крае насчитывалось до 7000 человек, основная их масса дислоцировалась в районе г. Кинешмы32.
В конце февраля в г. Иваново-Вознесенск прибыл поезд с голодающими детьми из г. Бугуруслана (559 детей). Они были распределены по детским домам и детским учреждениям края: 156 человек — в детские дома Шуйского уезда, по 50 человек — в Тейковский и Середской уезды, Иваново-Вознесенский уездный отдел народного образования взял на попечение 142 ребенка, губчека — 40 детей и гарнизон — 35 детей33. Так что к концу февраля 1922 г. в губернии было устроено более 1100 детей, не считая более 500 детей, живших с семьями в специально оборудованных общежитиях34.
Местные власти планировали довести численность прибывавших из зон бедствия детей до 1 650 человек, не считая детей с родителями35. Рост смертности детского населения в районах, охваченных голодом, заставил губернский исполком вынести радикальное решение (протокол № 28 от 1 апреля 1922 г.): принять из голодающих районов до 5000 детей, из них 4500 детей должны были быть распределены между крестьянами из расчета 1 ребенок на 20 домохозяев. Предполагалась даже такая мера, как разгрузка детских домов за счет распределения детей старше 10 лет по крестьянским семьям36. К сожаленью, периодическая печать не дает конечных обобщающих данных о числе детей из голодающих районов, нашедших приют и надежду на жизнь в текстильном крае. Есть косвенные сведения о том, что в губернии за время революции, гражданской войны и 1922 г. число детских домов выросло более чем в 100 раз. В них находилось около 5000 детей. Можно предположить, что с учетом семей беженцев и детей, распределенных среди ведомственных учреждений, церковных приходов и крестьянских обществ края, общая сумма могла составить 7000—7500 человек. Доля же в них детей, прибывших из голодающих районов страны, была не менее 1/3, то есть 2000—2500 человек37.
Лето — осень 1922 г. — переломные месяцы в борьбе с голодом. Хороший урожай 1922 г. вывел борьбу на продовольственном фронте из плоскости выживания на путь преодоления последствий данного бедствия. По постановлению президиума ЦК Помгола от 12 июля 1922 г. теперь определялись два направления помощи: производственная для крестьян (пополнение рабочего скота, ремонт инвентаря, борьба с саранчой, трудовая помощь в уборке урожая и фуража) и продовольственная для лиц, социально незащищенных (бездомные, сироты, возвращающиеся беженцы, инвалиды). Особо указывалось в документе, что сборы и налоги, собираемые в фонд голодающих, сохранялись до реализации урожая38.
Благодаря вышеуказанным обстоятельствам начался отток беженцев и из Иваново-Вознесенской губернии. По данным Иваново-Вознесенского упомгола, за время с начала кампании через него прошло 700 человек, большинство из них отправились на свою «малую родину». Правда, за июнь — начало сентября 1922 г. вновь вернулись в г. Иваново-Вознесенск 342 бежен-
ца. Причины их возвращения: не засеяна земля, условия существования в нашем крае лучше. Часть из них разместили в двух ночлежных домах (40 человек в здании на ул. Всесвятской и 150 человек в бывшей земской больнице). Привлекала беженцев и привилегия внеочередного трудоустройства, что, кстати, вызывало много конфликтов с коренными безработными39.
С 15 октября 1922 г. постановлением президиума ВЦИК ЦК Помгола реорганизовывался в ЦК Последгола. Отменялись обязательные налоговые поступления в фонд помощи голодающим. Акцент теперь делался на добровольные пожертвования, самообложение, доходы со зрелищ и т. д. Принудительный элемент указанной системы заменялся «добровольной» благотворительностью.
Реорганизация шефской помощи Иваново-Вознесенской губернии населению Марийской области началась с конца октября 1922 г. В немалой степени этому способствовала и телеграмма руководителя Марийского областного помгола Петрова следующего содержания: «Со сбором нового урожая острота голода притупилась. Отпала чрезвычайная экстраординарность мер борьбы с голодом. Облегчилось и положение трудящихся Марийской области, которые не забудут тех, кто пришел к нам с помощью в кошмарные дни голода... Областная комиссия помощи голодающим в своем заседании 12 октября, подводя итоги оказания помощи, постановила принести благодарность трудящимся Вашей губернии и рабочим, принявшим участие в борьбе с голодом, оказавшим великую помощь в дни мучений и страданий от костлявой руки голода.»40
В нашем крае тенденция свертывания работ по оказанию помощи населению Поволжья наблюдалась осенью 1922 г. — зимой 1922/23 г. В связи с этим на пленуме губернского исполкома был поставлен вопрос о борьбе с последствиями голода (январь 1923 г.). С докладом выступил председатель губпоследгола М. Чернов. Он указал на незначительность объемов работ подведомственной ему структуры. Объяснял это тем, что много сил отвлекла выборная кампания, а также болезненностью самого процесса перестройки, известной инерционностью в методах деятельности (лишь процентные отчисления с зарплаты рабочих и служащих и помощь беженцам) и нежеланием крестьянства края жертвовать средства для борьбы с голодом. Мешали работе губернского последгола и равнодушие отдельных организаций, и мнение ряда ответственных работников о нецелесообразности дальнейшего существования этой структуры. Докладчик особо отметил, что теперь организация ориентируется на социальную поддержку местного крестьянства. Деревня получила осенью 1922 г. 15 000 пудов хлеба и 7500 пудов льняного семени для засева озимых.
М. Чернов выдвинул новую концепцию для активизации, а главное, повышения действенности подотчетной ему структуры. Он считал, что помощь должна быть нацелена на малоимущие слои населения (безработные, инвалиды войны, беженцы и беспризорные дети). Иным должно быть распределение собираемых средств (взносов от добровольного самообложения, благотворительности, зрелищ и т. д.): 50 % направить в фонд ЦК Последгола, 10 % — губернскому последголу и 40 % оставить в уездах. Комиссия губпоследгола должна была лишь координировать эту работу, а контрольные функции по расходованию средств передавались соответствующим структурам: народное образование опекало беспризорных детей, отдел управления — беженцев, отдел труда — безработных, комитеты взаимопомощи — малоимущих крестьян, отдел социального обеспечения — инвалидов. М. Чернов внес предло-
жение организовать 1—15 марта 1923 г. кампанию по сбору средств для пре-
41
одоления голода . К сожалению, периодическая печать не давала сведений, было ли принято это предложение, было ли реализовано и как в целом работал губернский последгол до дня своего роспуска (май 1923 г.). Как нам видится, было несколько причин данного умалчивания:
1. Работа губернского последгола растворилась в деятельности множества ведомственных структур, что, конечно, привело к обезличиванию и последующему роспуску данной организации. Заметим, что председатель губернского исполкома занимал и должность руководителя губпоследгола.
2. На текстильный край нахлынули проблемы экономического и социального порядка (рост безработицы, скачки цен на сырье, топливо, дефицит оборотных средств, «ножницы цен» и проблема сбыта промышленной продукции). И это на фоне весьма скудного продовольственного пайка и низкой зарплаты рабочих и служащих, что накаляло социальную напряженность в крае. В связи с этим внимание периодической печати переключилось на раскрытие и решение данных вопросов.
Итак, периодическая печать 1921—1923 гг. давала обширный и многоплановый исторический фон для раскрытия обозначенной нами проблемы. Ее материал оживлял, конкретизировал, давал в дискуссионном плане обзор ключевых событий борьбы с голодом внутри и вне границ губернии. Зачастую приводимый материал не попадал в отчеты и докладные записки органов местного управления, и этим для нас он весьма ценен, ибо газетная информация лишена схематизма, явного аппаратного «причесывания» данных, энциклопедична по масштабности и глубине показа аспектов проблемы.
Трудность исследования этого ценного материала — в его растворен-ности на безграничных газетных полосах среди официальных отчетов, передовиц и кратких заметок в многочисленных рубриках номеров. Тут исследователю требуется определенный уровень профессионализма, чтобы не только просеять «горы газетной руды», но и, главное, по выявленным фрагментам материала реконструировать целостную картину изучаемого явления или процесса. Этим объясняется неудача работ историков-краеведов с данным источником, бесценным в раскрытии поднятой нами темы.
1 Рабочий край : орган Иван.-Вознес. губ. Совета раб., крест. и красноарм. депутатов, гор. Совета раб. и крест. депутатов). 1921. 15 дек.
2 Там же. 1922. 26 февр.
3 Там же. 1921. 2 авг.
4 Там же. 23 дек.; 1922. 25 февр., 26 февр., 2 марта, 25 мая, 20 июля.
5 Там же. 1922. 8 марта.
6 Там же. 2 марта.
7 Там же. 28 марта.
8 Там же. 5 февр.
9 Там же. 1921. 25 сент.
10 Там же. 1922. 2 марта.
11 Там же. 1921. 23 дек.
12 Там же. 15 дек.; 1922. 26 февр.
13 Там же. 1922. 13 июля.
14 Там же. 12 апр., 13 мая.
15 Там же. 13 мая.
16 Там же. 28 янв.
17 Там же. 1 июня.
18 Там же. 4 апр.
19 Там же. 28 янв.
20 Там же. 16 февр.
21 Там же. 2 марта.
22 Там же. 28 февр., 15 марта.
23 Там же. 25 янв.
24 Там же. 20 июля.
25 Там же.
26 Там же.
27 Там же. 28 янв.
28 Там же. 25 февр.
29 Там же. 26 марта.
30 Там же. 25 мая.
31 Там же. 12 апр., 13 мая.
32 Там же. 1921. 23 дек.
33 Там же. 1922. 25 февр.
34 Там же. 26 февр.
35 Там же. 2 марта.
36 Там же. 5 апр.
37 Там же. 26 февр., 2 марта, 13 мая, 23 мая, 6 сент., 10 дек.
38 Там же. 7 сент.
39 Там же. 6 сент.
40 Там же. 28 окт.
41 Там же. 1923. 25 янв.
ББК (Т) 63.3
Д. В. Кареев
РУФ ФЕСТ, РИМСКИЙ ИСТОРИК IV ВЕКА
Имя Руфа Феста не принадлежит к числу известных имен историков Рима и знакомо лишь узким специалистам в области историографии. Ему принадлежит так называемый «Бревиарий деяний римского народа» («Brevia-rium rerum gestarum populi Romani»), который был создан в 370 г. по поручению императора Валента II Готского. Поэтому Руфа Феста, как правило, ставят в один ряд с такими историками, как Евтропий, Секст Аврелий Виктор и другие авторы IV в., относящиеся к «малой» римской историографии. Особняком среди них стоит фигура Евтропия, который также, как и Фест, адресовал свой «Бревиарий от основания Города» императору Валенту II. По мнению целого ряда зарубежных исследователей, именно приход к власти двух малообразованных паннонских военачальников, каковыми являлись Валент II и его брат Валентиниан I, и заставил двух чиновников Империи, Евтропия и Руфа Феста, создать свои «краткие обзоры».
О самом Руфе Фесте известно еще меньше, чем о Евтропии. По всей видимости, Фест был язычником, как и многие другие «малые» римские историки. На данное обстоятельство намекают заключительные слова его «Бре-виария»: «Лишь бы только удачу, [которую] ниспосылают боги и [которая] даруется благосклонной божественностью, в которую ты веришь и которой
© Кареев Д. В., 2009 2009. Вып. 3. История. Филология. Философия •
