История социально-политической мысли и политическая текстология в XXI веке (материалы круглого стола аспирантов и молодых ученых) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2014. № 6

ИСТОРИЯ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕКСТОЛОГИЯ В XXI веке (Материалы круглого стола аспирантов и молодых ученых)

17 апреля 2014 г. на факультете политологии МГУ имени М.В. Ломоносова в рамках ежегодной научной конференции «Ломоносовские чтения» состоялось заседание круглого стола «Современные проблемы исследования социально-политической мысли», в котором приняли участие молодые ученые, аспиранты и соискатели факультета политологии. Участники круглого стола обсуждали актуальные вопросы методологии исследования социально-политической мысли, особенности предметного поля дисциплин «история политической мысли» и «политическая текстология», проблемы соотношения научных и мифологических аспектов социально-политических учений либерализма, консерватизма, социализма и русофобии, содержания социально-политических взглядов М.А. Бакунина, С. Батлера, В.В. Берви-Флеровского, П.А. Кропоткина, К.П. Победоносцева, В.В. Розанова, А. Де Токвиля, Н.С. Трубецкого и отдельных концептов («народность», «национальное», «общечеловеческое», «автаркия», «интеллигенция» и «революционная пропаганда»), политические аспекты художественных, символически-аллегорических текстов.

Ключевые слова: история социально-политической мысли, политическая текстология, политические идеологии, политические мифы.

HISTORY OF SOCIAL AND POLITICAL THOUGHT AND POLITICAL TEXTOLOGY IN THE 21st CENTURY: A Young Schoalrs' Round Table Discussion

The Political Science Department of Lomonosov Moscow State University hosted a round table on "Contemporary Research on Socio-political Thought" at the annual scholarly "Lomonosov Readings" held on April 12, 2014. The roundtable participants, who included young scholars, graduate students and applicants to the department, discussed issues of research methodology on social and political thought, especially the subject fields of "history of political thought" and "political textology"; the problem of correlation of scholarly and mythological aspects of sociopolitical doctrines (liberalism, conservatism, socialism and russophobia); sociopolitical thought of M.A. Bakunin, S. Butler, V.V. Bervi-Flerovsky, P.A. Kropotkin, K.P. Pobedonostev, V.V. Rozanov, A. de Tocqueville, N.S. Trubeckoi and some concepts ("nation", "national", "universal", "autarky", "intellegentsia" and "revolutionary propaganda""); and political aspects of artistic, symbolic and allegorical texts.

Key words: history of social and political thought, political textology, political ideology, political myths.

Дарья Алексеевна Акулова

ПРИНУЖДЕНИЕ К ТВОРЧЕСТВУ. ОБРАЗОВАНИЕ СОЮЗА

ПИСАТЕЛЕЙ

В СССР важным направлением идеологической политики было представление прошлого и настоящего России в художественных произведениях. Таким образом, большое значение приобретают цензура и личные контакты руководства страны с писателями.

Как пишут исследователи взаимоотношений И.В. Сталина с деятелями культуры, «сталинской образованности не стоит преуменьшать. Он серьезно интересовался не только художественной литературой и историей, он занимался и современной ему философией и для политика был довольно компетентен в ней»1. Поэтому все произведения должны были получить его одобрение, чтобы быть опубликованными. Все премии и награды писателям распределялись только с согласия Сталина.

Выстраивание диалога между властью и писателями было в равной степени нужно обеим сторонам. Руководитель советского государства уделял авторам достаточно много времени: были и личные встречи и беседы, переписка, общение в неформальной обстановке и на официальных встречах.

Ключевым этапом во взаимоотношениях писателей и власти стало образование в 1934 г. Союза писателей СССР. Его появление реализовало цель объединения представителей разных литературных направлений и мировоззрений в одну авторскую среду, которую власть могла контролировать, а также сама структура должна была отсеивать чуждые советскому обществу элементы. Еще Союз писателей являлся рупором провидимой идеологической политики: «Союз советских писателей ставит генеральной целью создание произведений высокого художественного значения, насыщенных героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражающих великую мудрость и героизм коммунистической партии. Союз советских писателей ставит своей целью создание художественных произведений, достойных великой эпохи социализма»2. Поэтому, бесспорно, важно было, кто возглавит Союз писателей. Этот человек должен был пользоваться неоспоримым авторитетом у населения и писателей, как советских, так и зарубежных. Кроме того, он должен был поддерживать советскую власть. И председателем правления Союза писателей И.В. Сталин выбрал А.М. Горького, которого нужно было вернуть из эмиграции в СССР.

Отношения с советской властью у писателя выстраивались непросто. Из-за разногласий с В.И. Лениным он, ссылаясь на плохое самочувствие и необходимость лечиться, в 1921 г. покинул советскую страну. И только в 1928 г. А.М. Горький посетил СССР в честь празднования собственного юбилея, которое было проведено с размахом: на каждой остановке писателя ждали толпы людей. На вокзале А.М. Горького встречали все члены ЦК.

1 Громов Е.С. Сталин: искусство и власть. М.: Эксмо, 2003. С. 39.

2 Информационный бюллетень секретариата правления СП СССР. 1971. № 7(55). С. 9.

И в тот же день состоялось личное знакомство с И.В. Сталиным, до этого они только переписывались. «"Возвращение" Горького было грандиозным политическим событием. Без преувеличения можно было бы сказать, что оно было главным политическим событием года»3. С этого момента общение М.А. Горького и И.В. Сталина стало постоянным. В своей переписке они обсуждали и писательскую среду, и отзывы о советском государстве за границей, и политическую ситуацию в СССР, и проходившие судебные процессы по делу «врагов народа». Не забывал вождь приглашать писателя вернуться обратно в СССР. Так, в одном из писем он пишет: «P.S. Если действительно решили приехать к весне, хорошо бы поспеть к 1 мая, к параду»4. В переписке уделяется внимание вопросам образования Союза писателей, проведения I Съезда. А.М. Горький неоднократно пытался отказаться от руководящей должности: «Я убедительно прошу освободить меня от председательства в Союзе по причине слабости здоровья и крайней загруженности литературной работой»5. Но сделать это ему не удалось.

17-30 августа 1934 г. состоялся I Съезд Союза писателей, где был принят Устав, избрано Правление, которое с 1934 по 1936 г. возглавлял А.М. Горький. На этом заседании основным методом в литературе был провозглашен социалистический реализм. А.М. Горький сделал доклад (который редактировался до выступления И.В. Сталиным) и в целом обрисовал ситуацию в литературном кругу и показал расстановку сил.

Значение фигуры А.М. Горького для писателей СССР и для литературы огромно. Он знакомил молодые и перспективные таланты с И.В. Сталиным, тем самым открывая им дорогу (например, так состоялась встреча М.А. Шолохова и И.В. Сталина). Горький стал центром, объединившим писателей в единый Союз, который на долгий срок определил литературную повестку дня в советском государстве, что дало возможность власти успешно проводить идеологическую политику в художественной литературе.

Екатерина Викторовна Бобровских

К ВОПРОСУ ОБ АКТУАЛЬНОСТИ ИЗУЧЕНИЯ ПОНЯТИЯ

«НАРОДНОСТЬ» В ИСТОРИИ РУССКОЙ СОЦИАЛЬНО-

ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

В современном мире наряду с усилением процесса глобализации возрастает стремление людей к сохранению своей национальной идентичности и самобытности, интерес к историческому прошлому. Процесс поиска духовных ориентиров сопровождается обращением к национальным традициям. Тем самым актуализируется проблема выявления базовых социокультурных категорий и ценностей конкретного народа.

Одной из важных категорий, разработанной мыслителями XIX в., была категория «народность», «здоровое национальное чувство», исклю-

3 СарновБ. Сталин и писатели. Кн. 1. М.: Эксмо, 2008. С. 46.

4 Письмо И.В. Сталина А.М. Горькому, [между 8 и 14 декабря 1930 г.] // Новый мир. 1997. № 9. С. 42.

5 Письмо А.М. Горького И.В. Сталину, 2 августа 1934 г. // Новый мир. 1997. № 9.С. 62.

чающее этноцентризм и нетерпимость и позволяющее при этом сохранить этническую уникальность и самобытность.

В широком смысле «народность» есть, исходя из лексического значения XIX в., квинтэссенция социокультурных особенностей русского народа. Изучение «народности» позволяет проследить формирование и эволюцию представлений о национальной самоидентификации в России. Кроме того, обращение к первоначальному смыслу данного понятия дает возможность выявить специфику отношений между русским и нерусскими народами в Российской империи. В современных условиях актуальной задачей является реконструкция исторически важного политико-культурного понятия «народность», отражающего саморефлексию русского общества относительно национального характера.

Кроме того, «народность» тесно связана с «русским вопросом» в истории социально-политической мысли России. «Русский вопрос» в отечественной публицистике второй половины XIX в. связан с именами М.П. Погодина, С.П. Шевырева, М.Н. Каткова, Л.А. Тихомирова и др.6 Под «русским вопросом» понималось ущемление прав титульной нации в угоду интересам элиты национальных меньшинств7. В Российской империи действительно сформировалось «особенное» отношение к окраинным территориям. Эти территории обладали, как правило, широким спектром политических преференций и экономических льгот (освобождение от уплаты податей, политическая автономия, невмешательство центра в бытовой уклад, освобождение от рекрутской повинности и т.д.). Однако «русский вопрос» продолжает оставаться актуальным до сегодняшнего дня. В современной России до сих пор не утихла полемика между федеральным центром и некоторыми субъектами относительно разграничения полномочий. А расширение прав тех или иных национальностей и выделение им экономических дотаций из федерального бюджета воспринимаются остальным населением достаточно болезненно.

Категория «народность» вызывает интерес у современных исследователей в основном этнографического, исторического и литературоведческого направлений. Политический смысл данного понятия, а также его значение для идеологического конструирования остаются за рамками изучения. Обращение к социально-политическим текстам XIX в. позволяет исследовать специфику данного понятия и эволюцию его содержания.

6 См.: Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века: Хрестоматия / Сост.: А.А. Ширинянц, И.Ю. Демин. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2011; Погодин М.П. Избранные труды / Сост., авторы вступ. ст. и коммент. А.А. Ширинянц, К.В. Рясенцев. М.: РОССПЭН, 2010; Шевырев С.П. Избранные труды / Сост. К.В. Рясенцев, А.А. Ширинянц. М.: РОССПЭН, 2010; Ширинянц А.А. М.Н. Катков и М.П. Погодин о национально-политическом единстве и целостности России // Катковский вестник: Религиозно-философские чтения: К 190-летию со дня рождения М.Н. Каткова. М.: Прогресс-Плеяда, 2008. С. 90-103; Ширинянц А.А. «Внутренняя» русофобия и «остзейский вопрос» в России XIX века // Вестн. рос. нации. 2014. № 2. С. 35-47; Ермашов Д.В., Пролубников А.В., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала ХХ века: Л.А. Тихомиров. М.: Книжный дом «Университет», 1999; и др.

7 См.: Русский вопрос в истории политики и мысли: Антология / Под ред. А.Ю. Шутова, А.А. Ширинянца. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2013. С. 5-6.

На начальном этапе своего существования «народность» была включена в перечень ценностей консервативного направления8. Однако благодаря широким дискуссиям в публицистике третьей четверти XIX в. термин «народность» получил распространение и в других направлениях русской социально-политической мысли и широко использовался в политической культуре девятнадцатого столетия. Практически каждый автор, писавший о «народности», привносил в содержание термина субъективные коннотации. Вместе с тем изменялся и синонимичный ряд понятия. Попытки достичь единства взглядов относительно социокультурного содержания «народности» по сей день не увенчались успехом.

В современных условиях формирования новой политической парадигмы в России нельзя недооценивать непреходящую значимость консервативной традиции в русской политической культуре. Учет культурно-исторических особенностей позволит создать наиболее адекватную модель национально-государственной идеологии, избежать некритическое заимствование зарубежного опыта. В этом ключе становится весьма актуальным изучение культурно-ценностной категории «народность», обращенной к истокам народной культуры и опирающейся на национальную самобытность.

Вера Александровна Вархотова

АЛЕКСИС ДЕ ТОКВИЛЬ О МЕСТНОМ САМОУПРАВЛЕНИИ

Традиции самоуправления берут свое начало в античности. Так, в Древнем Риме муниципалитетом называли города, в которых вопросы, касающиеся, например, строительства водопроводов, общественных бань, охраны правопорядка и собственности, решали избираемые горожане. Полноценное развитие местной власти началось в средневековой Европе. Оно было связано со стремлением городов, превращающихся в рыночные центры, уйти из-под власти феодальных собственников. Великая Французская революция привела к новым формам организации государственной власти в европейских странах и к появлению элементов местного самоуправления, свободного от чиновничьего давления центральных органов власти.

В политических учениях XIX в. были заложены теоретические основы современного муниципального самоуправления. Тогда были сформированы два основных подхода — «государственный» и «общественный» — к соотношению местной и центральной власти.

В основе первого лежит идея о том, что местные органы власти, представляя собой форму государственного управления, всецело зависимы от государства, финансируемы и направляемы им. В отличие от федеральной власти местное управление осуществляется не чиновниками, а самими жителями, заинтересованными в результатах местного самоуправления.

8 См.: Ермашов Д.В., Ширинянц А.А. У истоков российского консерватизма: Н.М. Карамзин. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. С. 45-48; Ермашов Д.В., Пролубни-ков А.В., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала ХХ века: Н.М. Карамзин. М.: Издатель А.В. Воробьев, 2001. С. 44-46.

Основу государственной теории составили идеи немецких ученых второй половины XIX в. — Л. Штейна и Р. Гнейста.

Общественные теории выстроены вокруг идеи о том, что община и ее права приоритетны по отношению к государству, поскольку община возникла раньше. Общины по своей природе самостоятельны, они не создаются государственной властью, деятельность органов самоуправления следует отделять от государственного управления и даже противопоставлять ему. Таким образом, самоуправление есть результат самоорганизации общества и реализация общественной свободы. Одним из основоположников общественного подхода можно назвать Алексиса де Токвиля (1805-1859), французского мыслителя, историка, политического деятеля, который в числе первых обратил внимание на значение и роль местного самоуправления и писал о необходимости его развития.

Анализируя принципы американского политического устройства, Токвиль пришел к заключению, что «община является тем единственным объединением, которое так хорошо отвечает самой природе человека, ибо повсюду, где бы ни собирались вместе люди, община возникает как бы сама собою»9. Общинная организация по природе своей первична, самостоятельна и не подлежит контролю со стороны государства, поскольку возникла задолго до его возникновения. И эта независимость дает право общине самой управлять собственными делами. Токвиль показал, что местное самоуправление в США имеет глубокие исторические корни, поскольку Америка изначально выстраивалась как союз бывших британских колоний, обладавших собственными органами власти.

Токвиль выделил и определил следующие элементы самоуправления: народовластие; выборность органов местного самоуправления и их подотчетность непосредственно членам самой общины; управление жителями делами общины, отличными по своему содержанию от дел государственных; невмешательство государственных органов в компетенцию общины; отсутствие централизации исполнительной власти; независимость судов и подсудность должностных лиц; свобода печати и ассоциаций10.

Сравнивая американскую и европейскую политические системы, Токвиль отмечал, что в Европе ликвидированы традиционные институты местного самоуправления, а граждане подчинены тотальному контролю и опеке государственных ведомств и чиновников. «Государство постоянно расширяет свои прерогативы, становится более централизованным, предприимчивым, абсолютным и всемогущим. Граждане находятся под неусыпным надзором правительственных учреждений11. Токвиль был убежден в том, что основа народного суверенитета и утверждения на практике принципов свободы — общественное самоуправление: «В общине заключена сила свободных народов. Общинные институты играют для установления независимости ту же роль, что и начальные школы для науки; они открывают народу путь к свободе и учат его пользоваться этой свободой, наслаждаться ее мирным характером. Без общинных институтов

9 Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. С. 64.

10 См.: Там же. С. 64-150.

11 Там же. С. 494.

нация может сформировать свободное правительство, однако истинного духа свобод она так и не приобретет»12.

Токвиль сформулировал довольно четкую концепцию самоуправляемых общин. Суть ее сводилась к идее о том, что первоисточник власти — общины и органы местного самоуправления, которые отстаивают свои интересы, управляют собственными делами, избавлены от вмешательства центральной власти. Местное самоуправление, по Токвилю, есть основа свободы и суверенитета народа, но оно требует высоких моральных качеств и гражданской ответственности населения. Американская демократия предполагает культуру участия граждан в политике. «В странах, где господствует принцип народовластия, каждый человек обладает равной долей власти и каждый в одинаковой степени участвует в управлении государством. Таким образом, предполагается, что каждый человек является столь же просвещенным, столь же добродетельным и столь же сильным, сколь и другие, ему подобные»13.

Андрей Игоревич Волошин

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕКСТОЛОГИЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ

ЛИНГВИСТИКА В СИСТЕМЕ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

Действительность — суть материальный мир — многопланова, но иерархична, причем каждый последующий уровень имманентно наследует черты предыдущего по мере усложнения. Так, материя — суть физическая (первая) действительность, функционирующая по физическим принципам. Живая материя — суть биологическая (вторая) действительность, сперва функционирующая по физическим и лишь потом по специфическим для себя биологическим принципам. Живая мыслящая материя — суть психосоциальная (третья) действительность, функционирующая сперва по физическим и биологическим, лишь потом по специфическим для себя психическим (в индивидуальном плане) и, наконец, по социальным (в коллективном плане) принципам.

Эволюционный момент перехода живого существа от первой ко второй сигнальной системе трудноуловим, поэтому хоть и грубым, но надежным критерием разграничения просто живых и живых мыслящих существ является способность живого организма к продуцированию различных потенциально идентифицируемых сигналов, отражающих различные состояния организма. Язык и коммуникационные способности (находящие свое отражение в явлениях речи, текста и т. д.) — специфические особенности психосоциальной действительности, выделяющие ее из состава биологической и являющиеся практическим воплощением сознания живой мыслящей материи.

Наука суть специфическое явление психосоциальной действительности, возникающее как стремление живой мыслящей материи дать максимальное корректное описание и объяснение многоплановой действитель-

12 Там же. С. 64, 65.

13 Там же. С. 68.

ности. Наука ограничена языковыми средствами, использование которых, подчиняясь общему принципу усложнения наследуемых иерархичных систем, ведет к появлению метаязыков (таких, как логика, математика или семиотика) как совокупностей понятий и правил вывода, предназначенных для описания и объяснения действительности.

Политическая наука, как и наука вообще, стремясь дать максимальное корректное описание и объяснение политики, обязана учитывать особый социальный характер политической действительности, существующей только как коллективный динамический процесс, обладающий, как и любая интеракция, известной синхронной виртуальностью. Политика (наряду с экономикой, культурой и пр.) одна из высокоуровневых форм психосоциальной действительности коллективного плана, связанная с проблематикой общественного управления. В научном плане это означает ее подчиненность закономерностям не только специфическим (в данном случае — политическим), но и (в порядке понижения уровня) социальным, психическим, биологическим и даже физическим14. Поэтому для более ясного представления о фундаменте явлений политической науки важно рассматривать политику, принимая во внимание закономерности этих уровней.

Учитывая тот факт, что политика является составной частью психосоциальной действительности, а последняя возникает лишь после появления сознания — психической действительности, любой метод, позволяющий лучше познать сознание (и тем самым мотивацию), повышает объяснительный потенциал политологии. Однако сознание проявляет себя в первую очередь посредством языка, а значит, изучение языка (существующего в первую очередь в виде своих продуктов — текстов) становится ключом к более глубокому пониманию политических явлений. Политическая текстология и политическая лингвистика в этом смысле оказываются субдисциплинами политической науки, дополняющими политологию метаязыками семиотики, математической лингвистики и теории информации и расширяющими ее исследовательское поле15.

Важность развития политической текстологии и политической лингвистики обусловливается возникновением текстовой действительности — одного из новых явлений материального мира, обусловленного компьютерной и информационной революцией конца XX в., развитием Интернета и вовлечением более широких масс в политический процесс на правах субъектов формирования общественных позиций. Автома-

14 Так, например, Февральская революция 1917 г. в политическом плане может быть объяснена антимонархическими демократическими устремлениями части политического класса страны, усилившимися (в более общем психосоциальном плане) на фоне усталости народа России от длительных военных действий, усугубляемой (в еще более общем биологическом плане) нехваткой еды в столичном Петрограде, что (в самом общем физическом плане) явилось следствием крайне неблагоприятных метеорологических условий зимы 1916-1917 гг. в европейской части Российской империи.

15 См.: SCHOLA-2013. Материалы Международной научной конференции «Политика в текстах — тексты в политике: наука истории идей и учений», 30-31 октября 2013 года / Под ред. А.Ю. Шутова и А.А. Ширинянца. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2013. С. 341-357.

тическая обработка массивов общественно-политической информации, автореферирование и аннотирование, построение семиотических графов, тренд-анализ предоставляют новые возможности для изучения настроений общественных групп, установления политических тенденций, тем самым повышая дескриптивный, объяснительный и прогностический потенциал политической науки.

Андрей Анатольевич Горохов, Юрий Александрович Зеленин

КАКАЯ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ

ЯВЛЯЕТСЯ РУССКОЙ В XXI ВЕКЕ?16

С большинством терминов социальных наук не возникает проблем с употреблением, пока не задашься вопросом: что они все-таки означают? В подобной ситуации оказался Августин Блаженный, пытаясь дать определение понятию «время»: «Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю»17. Это касается и понятия «русская социально-политическая мысль».

Сущность понятия «социально-политическая мысль» применительно к России детально раскрыта в ряде публикаций18. Тем не менее некоторые теоретические проблемы остаются нерешенными. Так, довольно проблематичным представляется характеристика «русская» применительно к истории социально-политической мысли. Каков в данном случае критерий «русскости»: этнический, территориально-государственный, религиозный, языковой, цивилизационный? Вопрос этот непосредственно связан с содержанием предмета русской социально политической мысли. Если трактовать понятие «русский» в этническом ключе, то социально-политические

16 Статья опубликована в рамках проекта «История русской социально-политической мысли в XXI веке: исследователи и исследования», РГНФ № 13-0300160.

17 Августин Блаженный Исповедь. http://www.vehi.net/avgustin/ispoved/11.

html

18 См., например: Перевезенцев С.В., Ширинянц А.А., Ермашов Д.В. Русская социально-политическая мысль X — начала XX века: Учебно-методическое пособие. Ч. 1: История политических учений России X-XVII вв.: От Киевской Руси до Московского царства. М.: Ихтиос: Социально-политическая мысль, 2005; Ширинянц А.А. С.П. Шевырев в истории социально-политической мысли России // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2011. Т. 7. № 1. С. 5-16; Политология как история идей: материалы круглого стола // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2009. № 4. С. 75-80; Перевезенцев С.В. «Слово о погибели Русской земли» как политическая программа возрождения Руси // Вестн. Моск. ун-та. Серия 12. Политические науки. 2006. № 2. С. 39-45; Перевезенцев С.В. Духовно-политическая концепция царя Ивана IV Васильевича Грозного // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2006. № 4. С. 88-97; Перевезенцев С.В. К вопросу о специфике русской политической мысли XI-XVII вв. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2008. № 4. С. 11-22; Перевезенцев С.В. «Умное делание» преподобного Нила Сорского // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2011. № 4. С. 63-72; и др.

взгляды украинцев Н.В. Гоголя и Н.И. Костомарова, поляка Ф.В. Булгарина и т. д. не могут являться составной частью истории русской мысли.

Если применять территориально-государственный критерий, то понятие «русская» является тождественным понятию «российская». Согласно этому критерию к русской социально-политической мысли можно относить социально-политическую мысль всех народов и народностей, когда-либо проживавших и живущих на территории Руси, — Российской империи — Российской Федерации. Но правомерно ли это?

Достаточно спорным выглядит и религиозный критерий «русскости», наиболее ярко выраженный Ф.М. Достоевским в романе «Бесы»: «не православный не может быть русским». Этот критерий очень жесткий и затрагивает не только историю атеистической и материалистической мысли от А.И. Герцена до В.И. Ленина, но и тех русских мыслителей, которые определенное время исповедовали, например, католицизм или симпатизировали ему (В.С. Печерин, П.Я. Чаадаев, В.С. Соловьев и др.).

Вряд ли можно считать единственным или основным критерием отнесения того или иного мыслителя к представителям «русской мысли» и русский язык. Нельзя считать социально-политическую мысль русской лишь потому, что она излагается на русском языке. Так, к примеру, Ф.И. Тютчев, А.И. Герцен, С.С. Уваров многие (или даже все) свои произведения писали на французском языке, но вряд ли их можно отнести к представителям французской мысли.

Представляется более адекватным использование цивилизационного критерия. Он в определенной мере синтезирует все вышеперечисленные критерии. Русская социально-политическая мысль — это размышления по политическим вопросам мыслителей, относящих себя к русским по культурной (а не только этнической и религиозной) принадлежности и пишущих преимущественно на русском языке.

При этом русская социально-политическая мысль имеет интегратив-ную сущность. Данное качество является ключевым, так как русская мысль направлена на созидание единого культурного, политического и социального пространства. Эта особенность является отражением исторического развития русской цивилизации и российской государственности как полиэтнических образований, объединяющих разные этносы, разные религии, в ходе которого «русскость» не противопоставляется «иному», а подчас заимствует и интегрирует это «иное». Поэтому, к примеру, политическая формула К. Шмидта «друг — враг» не всегда применима для выявления политического в русской социально-политической мысли. Политика в русской мысли рассматривается шире, что ведет к увеличению источников, которые мы рассматриваем как наследие социально-политической мысли. Политика — это не только конфликт, политика это и отношения, выстраиваемые по формуле «друг — другой», и именно от политики зависит, станет «другой» врагом или другом. Политика в русской цивилизации преимущественно стремится сделать «другого» другом. Именно такое политическое целеполагание созидает единство из различий. Поэтому сохранение многообразия социально-политических идей и смыслов при культурном единстве является ключевой характеристикой и задачей русской социально-политической мысли в XXI в.

Андрей Валерьевич Грохотов

П.А. КРОПОТКИН И К.П. ПОБЕДОНОСЦЕВ О НАЧАЛЬНОМ

ОБРАЗОВАНИИ В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ

В РОССИИ

В начале 1901 г. в различных американских журналах («The North American Review» (Бостон), «The Outlook» (Нью-Йорк)) были опубликованы статьи П.А. Кропоткина, в которых с критических позиций исследовалась взаимосвязь между вспыхнувшими в России студенческими волнениями и проводимой в государстве политикой в области образования. Ответить на критику революционера П.А. Кропоткина решил обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев. В результате между «этими антиподами русской жизни»19 на страницах российских и американских изданий развернулась заочная полемика, оставившая исследователям обширный фактический материал для социально-политических изысканий.

Наиболее пригодной для России формой начальных школ Победоносцев считал церковно-приходские школы, отдавая им предпочтение перед существовавшими тогда школами министерства народного просвещения и школами земства (старые русские школы). «К счастью, даже в наименее культурных областях можно найти церкви, а это те церкви нашей страны, которые, существуя повсеместно, сеют семена цивилизации среди бедняков, населяющих эти пустыни, и поэтому становятся подлинными источниками света во тьме»20. И ранее в своих работах Победоносцев, обращаясь к теме семьи и воспитания, связывал ее с вопросами взаимоотношения церкви и государства, веры и религии: «Счастлив, — писал он, — кого с детства добрые и благочестивые родители приучали к храму Божию и ставили в нем посреди народа молиться всенародной молитвой, праздновать всенародному празднику. Они собрали ему сокровище на целую жизнь, они ввели его подлинно в разум духа народного и в любовь сердца народного, сделав для него церковь родным домом и местом полного, чистого и истинного соединения с народом»21. Эти размышления мыслителя и высокого государственного деятеля наиболее ярко отражают его представления о том, как должна быть устроена семья и начальная школа, как формируются фундаментальные общественные ценности.

В апреле 1902 г. в статье «Russian schools and the Holy synod» («Российские школы и Святейший синод») Кропоткин на полосах американского журнала «The North American Review» подверг резкому осуждению позицию Победоносцева: «Идеал обер-прокурора — Римская католическая церковь. То, чего он добивается в России — и, в большой мере, успешно, — должно внедрить систему, которая была учреждена во Франции в 1849 г. и особенно была распространена при Наполеоне III, при котором

191 Талеров П.И., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Кропоткин П.А. М.: Социально-политическая мысль, 2004. С. 136.

20Там же. С. 152.

21 Победоносцев К.П. Церковь. Московский сборник. 5-е изд-е, доп. М.: Синодальная тип., 1901. С. 260-261.

начальное образование было полностью передано духовенству, и "lettre d'obédience"22, введенное епископом, всецело заменяло удостоверение, которое требовалось для того, чтобы стать учителем ... Не бедность России препятствует русским крестьянам обучаться чтению с тех пор, как они стали свободными, а также не ее степи и леса, и еще менее — расстояния между ее деревнями»23. Политика обер-прокурора, по мнению Кропоткина, заключалась в следующем: «Лучше совсем не иметь школы, чем позволять кому-либо, кроме деревенского духовенства, организовывать начальные школы где-либо в стране; пустить только по этому каналу все деньги, которые государственные и местные правительства могут выделить на данные цели»24. Именно подобная автаркия в сфере образования, воспитания и семьи, считал князь — революционер, является главной причиной проблем в начальном образовании и системе образования России в целом.

Полемика К.П. Победоносцева и П.А. Кропоткина является отражением глубоких кризисных явлений в социально-политическом устройстве России начала XX в. Борьба между церковно-приходской и светской школами демонстрировала не только обострение отношений между церковью и государством, но и неспособность самодержавной власти проводить внутреннюю политику, отвечающую текущим запросам общества.

Наталья Николаевна Довжик

ТЕОРИЯ «РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПРОПАГАНДЫ»

КОМИНТЕРНА ОТ В.И. ЛЕНИНА ДО И.В. СТАЛИНА

III Коммунистический Интернационал, основанный в 1919 г. как мировая коммунистическая партия, был организацией, ставившей своей целью осуществление социалистической революции во всемирном масштабе. Важнейшим условием для будущей революции основатели Коминтерна считали приобщение народных масс к идеям марксизма, к ленинскому учению, к опыту Советского Союза. Лишь правильные с точки зрения марксизма представления пролетариев и крестьян об экономических и политических процессах в обществе могли, по мнению коммунистов, обеспечить успех борьбы с мировым капитализмом. А для формирования такого представления от штаба мировой революции требовалась постоянная, кропотливая пропагандистская и агитационная работа, ставшая одним из главнейших направлений деятельности Интернационала. Для осуществления масштабных задач по влиянию на умы миллионов трудящихся коммунисты развивали теорию революционной пропаганды, основы которой брались, безусловно, из учения К. Маркса. На протяжении 1920-1930-х гг. коминтерновская пропаганда обогащалась идейно и методологически. При этом, по мысли ее теоретиков и практиков, она должна была подстраиваться под стратегию и тактику коммунистов, отвечая на

22 Lettre d'obédience — грамота (свидетельство) о послушании (фр.).

235 Талеров П.И., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Кропоткин П.А. М.: Социально-политическая мысль, 2004. С. 156.

24Там же.

политические вызовы времени. Цель нашего исследования — проследить основные тенденции революционной пропаганды, рассмотреть пропагандистскую теорию в развитии.

Начало 1920-х гг. было временем становления «революционной пропаганды», ее теории, а также институтов и организационных форм. Один из деятелей Агитпропа М. Рафес назвал начало 1920-х гг. этапом «агитации в пользу пропаганды»25. Связано это было с тем, что к 1919 г. в компартиях царил хаос в области подготовки кадров, издания литературы и прессы, организации массового движения. В этих условиях коминтерновская пропаганда все чаще направлялась на самих коммунистов и их сторонников, побуждая их к упорядочению собственной деятельности, повышению уровня информированности и политическому просвещению коммунистов и рабочих масс. Прослеживается стремление Коминтерна синхронизировать работу компартий. Так, на одном из совещаний прессбюро Агитпропа с редакторами Иностранных отделов прессы в феврале 1923 г. отмечалось: «Считать желательным и в целях пропаганды Коминтерна необходимым систематическое помещение оригинальных статей иностранных товарищей в русской печати, причем Агитпроп ИККИ должен помочь иностранным товарищам приноровить свои статьи к типу русских газет, столичных и иногородних, как в смысле стиля, так и в смысле размера»26.

Одной из основных тем пропагандистской работы 1920-х гг. стало усвоение компартиями опыта российской революции, направленное на большевизацию партий. Агитпроп требовал распространения, с одной стороны, материалов о революционной борьбе в России, о том, «как партия использовала политические выборы в Думу, муниципалитеты, Советы и пр., ораторскую трибуну, летучие митинги на фабриках и пр., демонстрации, манифестации, забастовки, листовки, плакаты...книги, театры, кино, школы, избы-читальни и т.п.»27, с другой — информации о текущем хозяйственном положении в СССР. Затрагивались такие темы, как обеспечение рабочих жильем и продовольствием, гражданские права, условия труда и даже стахановское движение. К этой информации предъявлялся ряд требований. В частности, она не должна была носить сухой, информационно-статистический характер, однако и не должна была быть случайной, но иллюстрировать основные линии мероприятий советской

власти28.

В 1930-х гг., в особенности после VII Конгресса Коминтерна в 1935 г., пропагандистская риторика меняется. Директивы и доклады становятся более четкими, их неизменная тематика — внешняя политика государств Европы. На первое место выходит борьба с опасностью войны, с возможной агрессией со стороны Германии и Японии. Пропаганда призвана привлечь все внимание мирового пролетариата к одной цели, преследуемой И.В. Сталиным и советским руководством, — защите СССР. Она обосновывает

25 Тезисы о задачах пропагандистской работы // РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 30. Д. 106.

Л. 4.

26 Протокол Совещания Прессбюро Агитпропа ИККИ с редакторами Иностранных отделов прессы от 12 февраля 1923 г. // РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 30. Д. 37. Л. 21.

27 Письмо Невскому в Агитпроп ИККИ // Там же. Д. 42. Л. 25.

28 План работы подотдела Прессы от 24 апреля 1925 г. // Там же. Д. 100. Л. 62.

участие СССР в Лиге Наций, в борьбе за разоружение, в конференциях, направленных на сохранение мира, какой бы спектр политических сил ни был на них представлен. Захватническая политика фашистских государств противопоставляется мирной политике СССР. Проиллюстрируем это на примере тезиса по вопросу военных провокаций в странах Прибалтики, типичного для коминтерновской пропаганды в отношении не только Прибалтики, но и любой другой страны, на которую посягали государства — агрессоры (менялось, по сути, только название региона или страны): «Компартии Прибалтики должны немедленно развернуть самую широкую кампанию, как в печати, так и в массовой агитации против быстро назревающей опасности войны, направляя острие всей кампании против германского империализма, как непосредственно угрожающего независимости Прибалтийских стран и стремящегося превратить их в свои колонии, в плацдарм контрреволюционной антисоветской войны»29.

Другой важнейшей темой становится сотрудничество с социал-демократией, провозглашенное в качестве главнейшей задачи на VII Конгрессе Интернационала. Непримиримый, враждебный тон по отношению к социал-демократам сменяется дружескими приветствиями и призывами к защите мира общими силами.

Можно сделать вывод, что теория революционной пропаганды Коминтерна была идейным фундаментом организации, на котором строилась практическая работа компартий. Любому тактическому ходу Интернационала соответствовала его теоретическая проработка, представлявшаяся Агитпропом компартиям в качестве единственно верной директивы к действию. Вопрос об эффективности этой пропаганды остается открытым, однако отметим, что она была фактором, с которым не могли не считаться мировые державы.

Марат Умербаевич Ибраев

Н.С. ТРУБЕЦКОЙ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ «АВТАРКИЯ»

«Автаркия» Н.С. Трубецкого — одна из фундаментальных и ключевых категорий политического анализа. Содержательно категория эквивалентна понятию «месторазвитие» (в части рассуждений о национальных местораз-витиях), которое, по словам П.Н. Савицкого, близко понятию «культурно-исторический тип», сформулированному Н.Я. Данилевским30. В переводе с греческого автаркия означает «самодостаточность». Автаркический мир в этом контексте есть «совокупность народов, населяющих хозяйственно самодовлеющее (автаркическое) месторазвитие и связанных друг с другом не расой, а общностью исторической судьбы, совместной работой над созданием одной и той же культуры или одного и того же государства»31.

29 Заявление Бронковского в Политкомиссию Агитпропа ИККИ по вопросу кампании против немецких военных провокаций в странах Прибалтики от 28 марта 1935 г. // РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 30. Д. 1018. Л. 11.

30 См.: Ширинянц А.А. Нигилизм или консерватизм? (Русская интеллигенция в истории политики и мысли). М.: Изд-во Моск. ун-та, 2011. С. 239.

31 Трубецкой Н.С. Об идее-правительнице идеократического государства // Трубецкой Н.С. Избранное. М.: РОССПЭН, 2010. С. 526.

Принципиальной чертой автаркического мира становится «невозможность его перекройки без ущерба либо для отрезаемой части, либо для большинства прочих частей»32.

Заключение о неразрывной идеальной связи автаркического мира и идеократического государства Н.С. Трубецкой делает путем следующей цепочки рассуждений географического и этического плана.

1. Идея, лежащая в основе идеократическогого государства, должна носить нравственно-позитивный, благой характер.

2. Эгоистический поступок по определению является плохим, в то время как альтруистический поступок по определению является благим.

3. Альтруистический поступок совершается исключительно во имя общего дела: можно признать «ценной лишь жертву во имя какого-то общего дела, т. е. жертву, оправдываемую благом целого, а не какой-либо его части, к которой принадлежит пожертвовавший собой»33.

4. Служение самому себе — эгоистичное по отношению к другим поведение, а следовательно, носит нравственно-негативный характер.

5. Служение классу или народу — расширенный эгоизм, поскольку происходит противопоставление некой социальной или этнической группы другим, изначально с ними равноправным: «... по самому своему определению класс есть всегда только часть целого... забота же только о своей семье в ущерб всем другим людям расценивается как безнравственный расширенный эгоизм»34. В этой ситуации эгоизм не превращается в альтруизм, сохраняет свою нравственно-негативную сущность.

6. Служение всему миру — содержательно бессмысленное поведение ввиду невозможностей консолидации общемировых целей: неизбежный социальный антагонизм ставит логический запрет на попытке примирения непримиримого — всегда найдется та часть общества, для которой то или иное действие будет являться неприемлемым. Следовательно, не имеет никакого смысла пытаться помочь целому — одна или несколько его частей почувствуют себя ущемленными.

7. Автаркический мир является максимально возможным по объему целым, в котором ввиду общности исторической судьбы оказывается возможным примирить антагонистические устремления, а значит, его благо является максимально возможным из реально достижимых благ, ради которого возможно совершить самопожертвование: «Служение благу такого "конкретного человечества" особого мира предполагает подавление не только личных эгоизмов, но и эгоизмов классовых и национальных — и не только эгоизмов, но и всякого рода эгоцентрических самопревозношений»35.

8. Однако если только служение автаркическому миру является единственно возможной из реально существующих благих целей, преодо-

32 Трубецкой Н.С. Мысли об автаркии // Трубецкой Н.С. Избранное. М.: РОССПЭН, 2010. С. 521.

33 Трубецкой Н.С. Об идее-правительнице идеократического государства. С. 524.

34 Там же. С.525.

35 Трубецкой Н.С. Об идее-правительнице идеократического государства. С. 526.

левающих эгоизм, то и идея, лежащая в основе идеократического целого, должна быть направлена на благо автаркии: «Идеей-правительницей подлинно идеократического государства может быть только благо совокупности народов, населяющих данный автаркический особый мир... С разных точек зрения идеократическому государству необходима автаркия... живо ощущаемая общность культурных и исторических традиций, непрерывность месторазвития...»36.

9. Отсюда основополагающая идея (в терминологии П.Н. Савицкого «идея-правительница»37) идеократического государства тождественна благу автаркии.

Балташ Нурмухамбетович Карипов

СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА ПЕРИОДА РАННЕЙ РОССИЙСКОЙ

МОДЕРНИЗАЦИИ: ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

Наиболее важной причиной идеологического радикализма периода ранней модернизации можно считать формирование особой социальной группы, доминировавшей в это время на рынке идеологического предложения. Речь идет об интеллигенции. Быстрый рост группы хорошо образованной по меркам эпохи молодежи, часто не имеющей надежных источников дохода и привлекательных карьерных перспектив, оказался страшно опасен для власти, по-прежнему опиравшейся на традиционные источники легитимности. При этом традиционная власть не могла ни остановить рост этого слоя, поскольку образованные специалисты были абсолютно необходимы для решения задач догоняющей технологической модернизации, ни обеспечить его лояльность. Дело в том, что важнейшее для интеллигенции требование свободы получения информации и открытого обсуждения социальных проблем (известное как требование «свободы печати») прямо противоречило стратегии сохранения монополии на власть в руках традиционной элиты38. В свою очередь новые образованные слои, не видя перспектив удовлетворения своих запросов, не просто переходили в оппозицию к власти, но и увлекались созданием идеологических концепций, частично заимствованных из опыта более развитых стран, а иногда полностью отрывающихся от условий реальной жизни и уходящих далеко в сферу «социального воображаемого», в терминологии К. Касториадиса39.

Термин «интеллигенция» относится к одному из немногих слов российского происхождения, вошедших в большинство мировых языков40.

36 Там же. С. 527.

37 Савицкий П.Н. Подданство идеи // Савицкий П.Н. Избранное. М.: РОССПЭН, 2010. С. 181.

38 См.: Кукушкина Е.И. Интеллигенция в политической жизни общества // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2012. № 4. С. 19-37; 2013. № 1. С. 88-103; ШиринянцА.А. Интеллигенция в политической истории XIX в. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2012. № 4. С. 38-54.

39Касториадис К. Воображаемое установление общества. М.: Гнозис, 2003.

40 См.: Ширинянц А.А., Ширинянц С.А. Российская интеллигенция на рубеже веков: заметки о политической культуре. М., 1997. С. 32 и сл.

В общественной науке он используется главным образом в рамках направления исследований, известного как «социология интеллектуалов». Чарльз Курзман и Линн Оуэнс выделяют в рамках этой субдисциплины три подхода, в зависимости от которых определяется политическая роль данной группы41. Сторонники первого подхода видят в интеллектуалах особый социальный класс с четко выраженными собственными интересами, которые они активно отстаивают, пользуясь своей привилегированной позицией в публичной сфере. Второй подход, генетически связанный с марксистской теорией, привязывает интеллектуалов к той социальной группе, выходцами из которой они являются и чьи приоритеты формулируют в качестве профессиональных идеологов. Наконец, третий подход предполагает способность интеллектуалов абстрагироваться от ограничений собственной социальной позиции и принять любую систему взглядов, исходя из ее логической или эстетической привлекательности для данного конкретного представителя группы.

В этом контексте термин «интеллигенция» зачастую используется именно сторонниками первого подхода, поскольку явно указывает на групповую идентичность. Так, Раймон Арон в работе с характерным названием «Опиум интеллектуалов» отмечал, что «термин "интеллигенция" впервые был использован в России в XIX столетии. Выпускники университетов, усвоившие стандарты западной культуры, образовали небольшую группу за пределами традиционной классовой структуры. Среди них были младшие сыновья аристократических семей, выходцы из буржуазии и даже верхушки крестьянства. Отчужденные от старого общества, они ощущали себя объединенными приобщенностью к знаниям и общим отношением к существующему порядку. Все это вместе, вкупе с научным духом и либеральными идеями, склонило их на сторону революции»42. Трактовка политического поведения российской интеллигенции XIX в., предложенная Р. Ароном, представляется нам несколько упрощенной и не учитывающей конкретно-исторических предпосылок оппозиционности этой группы, таких как борьба с правительством за автономию университетов. Но необходимо признать, что именно опыт политической мобилизации российской интеллигенции превратил ее в идеальный тип нового «класса для себя» в марксистской терминологии. Как отмечают в этой связи Д.В. Ермашов и А.А. Ширинянц, «Интеллигенция, как и ее духовные вожди, часто рассматривалась и рассматривается в русской культуре как своего рода интеллектуальное "сектантство", характеризующееся специфической идеологией и моралью, особым типом поведения и бытом, физическим обликом и радикальным умонастроением, неотделимым от идейно-политической нетерпимости»43.

41Kurzman Ch., OwensL. The Sociology of Intellectuals // Annual Review of Sociology. 2002. Vol. 28. P. 63-90.

42Aron R. The Opium of the Intellectuals. New Brunswick, New Jersey: Transaction Publishers, 2001. P. 208.

43Ермашов Д.В., Ширинянц A.A. Хранительство как основание консервативной политической культуры интеллигенции (опыт пореформенной России XIX в.) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2006. № 2. С. 5-22.

Вместе с тем нехватка у интеллигенции собственных политических ресурсов вынуждала ее энергично искать союзников в борьбе со старым режимом и даже создавать их самостоятельно. Походы в народ в 1870-х гг., а затем длительная работа по внедрению социалистических идей в городскую рабочую среду как раз и представляли собой примеры относительно успешного идеологического конструирования социальной реальности. Такое активное идеологическое творчество может быть успешным именно на ранней стадии политической модернизации, когда возникающие новые субъекты политического процесса еще не имеют собственного языка и стратегий политической аргументации, а потому вынуждены полагаться на привносимые извне дискурсивные идеологические модели. В этой связи изучение опыта российской модернизации XIX столетия может быть исключительно полезным и даже необходимым для выявления общих характеристик идеологического процесса в период модернизации.

Анастасия Михайловна Козлова

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ М.А. БАКУНИНА

В ДОАНАРХИСТКИЙ ПЕРИОД ТВОРЧЕСТВА

Михаил Александрович Бакунин — выдающийся политический мыслитель XIX столетия, один из самых ярких приверженцев анархизма. Его теоретические и публицистические труды многогранны и часто отличаются непоследовательностью. В своем идейно-политическом развитии Бакунин прошел долгий путь от стойкого апологета государственности до ярого революционера-анархиста. Творчество Бакунина можно разделить на два периода: доанархистский период формирования анархической доктрины (1841-1861) и собственно анархистский (1861-1876) период теоретического и практического осмысления ранее поднятых проблем в духе революционного анархизма44.

«Конструируя свой собственный политический идеал и революционные методы его достижения, автор опирается прежде всего на имманентно присущие русскому народу черты — инстинкт солидарности, выражающийся в приверженности к общинному устройству, а также инстинкт свободы, проявляющийся в готовности к бунту»45. Все эти черты русского народа, по мнению Бакунина, могла сохранить только народная федерация, которая является гарантом свободы, где каждый защищен от любого притеснения. Главным органом власти является славянский совет, который представляет собой единство законодательной, исполнительной и судебной власти. В этих работах были сформулированы основные положения его программы: во-первых, Бакунин отрицает либерально-буржуазные бюрократии Запада, во-вторых, залог объединения славян

44О жизненном пути Бакунина см.: Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: М.А. Бакунин / Под ред. А.А. Ширинянца. М.: Центр стратегической конъюнктуры, 2014.

45 Бакунин М.А. Избранные труды / Сост. П.И. Талеров, А.А. Ширинянц. М.: РОССПЭН, 2010. С. 21.

видит в освобождении народов от гнета российской и австрийской монархий и, в-третьих, будущий анархист Бакунин видит главную революционную силу в крестьянстве. Позднее Бакунин переосмыслит важность самоуправления и самоорганизации и откажется от жесткой, иерархичной и как следствие бюрократической системы государственного управления в виде славянского совета.

В работе «Воззвание к славянам» (1848) Бакунин призывает народы к разрушению российской, турецкой, прусской, а также австрийской монархий. На их руинах должна возникнуть уже упоминаемая ранее славянская федерация. Отличительной особенностью этой работы Бакунина является призыв к объединению не только славянских народов, но также и немцев, и венгров. Только объединившись, считает автор, можно свергнуть реакционные правительства. Эта статья примечательна тем, что здесь Бакунин впервые призывает выступить революционное войско против бюрократической системы, которая стала одним из важнейших атрибутов любой монархии. «Не надо более этой администрации австрийскими чиновниками!»46, — пишет Бакунин и пророчит гибель «злым людям», которые наполовину возбуждают, наполовину успокаивают народ. В «Воззвании к славянам» он призывает не верить чиновникам и объединиться в революционной борьбе с системой.

Таким образом, Бакунин призывает все славянские народы объединиться в единый братский федеративный союз, основой которого станет общинное право собственности на землю. В этом союзе не будет больше диктаторов и верховных парламентов.

Алина Федоровна Кулясова

УТОПИЯ ИНДУСТРИАЛЬНОЙ ЭПОХИ НА ПРИМЕРЕ

ТВОРЧЕСТВА САМЮЭЛЯ БАТЛЕРА

Атмосфера индустриальной Англии XIX в. была полна противоречий: бурный экономический рост порождал всеобщую нищету, городской образ жизни конфликтовал с деревенским, декларированная нравственность обнажала повсеместный духовный голод и деградацию47. Одним из ярких последствий индустриализации, т. е. внедрения машин в повседневную практику миллионов людей, стало противостояние между витализмом и механицизмом. Следует напомнить, что сторонники витализма рассматривали жизнь как проявление некой нематериальной силы («души», «энтелехии» и пр.), сторонники же механицизма считали, что механическая форма движения является единственно реальной, и именно она привела к появлению жизни на планете.

Отношения между механикой и жизнью стали центральной проблемой в трудах одного из критиков Викторианского общества Самюэля Батлера

46 Бакунин М.А. Воззвание к славянам русского патриота Михаила Бакунина // Бакунин М.А. Избр. труды. М.: РОССПЭН, 2010. С. 122.

47 См.: Роберт Оуэн: Жизнь и идеи / Сост. К.М. Андерсон, А.А. Зоткин. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2014.

(1825-1902). Батлер был эссеистом и писателем, чей роман-утопия «Едгин»4 (1872) предрекал крах британской веры в бесконечный прогресс.

Времена луддитов (1811- 1815), громивших ненавистные им машины как порождение зла, прошли. Их протест был инстинктивным, основанным на страхе оказаться ненужными системе. В искусстве попыткой осмыслить новые «механические» реалии стал, например, роман «Франкенштейн, или современный Прометей» (1818) Мэри Шелли о монстре, порожденном человеческим разумом. Батлер же был одним из первых, кто увидел в механизации процесс, способный привести к порабощению человечества машинами, и вынес эту проблему в публицистику того времени.

В 1863 г., спустя четыре года после публикации работы Дарвина «Происхождение видов», в газете «Пресса», издававшейся в Новой Зеландии, вышла статья «Дарвин среди Машин»49 подписанная именем «Целлариус». Ее настоящим автором был Самюэль Батлер. В статье Батлер, вдохновленный теорией Дарвина, сравнивал эволюцию человечества с эволюцией машин, предвещая, что однажды машины возьмут над людьми верх: «Спустя какое-то время мы обнаружим себя подавленной расой»50. В настоящее время идеи, впервые высказанные Батлером, активно обсуждаются сторонниками концепции технологической сингулярности, согласно которой однажды наступит момент, когда технический прогресс станет настолько быстрым и сложным, что окажется недоступным ни пониманию, ни тем более контролю человека. Сегодня ученые и философы также обсуждают вопрос, могут ли компьютеры и роботы стать сознательными (проблема искусственного интеллекта) и взаимодействовать на естественных началах подобно людям и другим живым существам. Батлер же в свое время утвердительно ответил на данный вопрос, считая, что машины разовьют сознание путем естественного отбора, так как обладают определенным уровнем автономии, которую можно считать природной.

Несмотря на воспитание (а может, и вопреки ему) в семье, где несколько поколений посвятили себя служению Церкви, Батлер, без сомнений, разделял взгляды Дарвина на происхождение жизни. Но хотя Дарвин и оказал значительное влияние на идеи Батлера, тот все же выработал собственную точку зрения в вопросе соотношения жизни и механики. Если для Дарвина развитие — случайная борьба разных особей за жизнь, то для Батлера—это осознанный выбор живых существ, ставящих своей целью выжить. Там, где у Дарвина — вероятность, у Батлера — усилия какой-то части живых организмов. Мир Батлера технологичен и механистичен, но, в отличие от Дарвина, не оставляющего миру цели, Батлер привнес телеологию в развитие жизни на Земле. При этом он отдавал право целеполагания не Богу, а жизненной силе внутри живых существ и между ними. Можно сделать вывод, что мировоззрение Батлера основано на сплаве механицизма и витализма. Человечество способно взять под контроль прогресс и предотвратить свое порабощение машинами, однако для этого придется жить в

48 Butler S. Erewhon. L.: Jonathan Crane, 1921.

49 Butler S. Darwin among the Machines. 1863. URL: http://www. peopleagainstmachines.com/Darwin %20Among %20The %20Machines.php

50 Op. cit.

мире без машин, практически полностью их уничтожив. Такой вердикт вынес миру Самюэль Батлер еще в конце XIX в.

Лидия Игоревна Томей

СООТНОШЕНИЕ «НАЦИОНАЛЬНОГО»

И «ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО» В КОНЦЕПЦИЯХ РУССКИХ

ЛИБЕРАЛЬНЫХ МЫСЛИТЕЛЕЙ XIX ВЕКА

XIX в. знаменателен для истории социально-политической мысли России, поскольку дает колоссальную основу для изучения концепций и различных точек зрения на историческую судьбу государства Российского. Немаловажное место в русской социально-политической мысли того времени занимает проблема соотношения национального и общечеловеческого, решение которой определяло формат участия национальностей в историческом процессе.

Одним из первых, кто начал говорить о соотношении национального и общечеловеческого, был литературный критик В.Г. Белинский (1811-1848)51. Он рассматривал проблему через призму исторического прогресса и участия в нем народов. В «Литературных мечтаниях» Белинский писал: «Каждый народ, сообразно со своим характером < ..> играет в великом семействе человеческого рода свою особенную, назначенную ему провидением роль и вносит в общую сокровищницу его успехов на поприще самосовершенствования свою долю, свой вклад; другими словами: каждый народ выражает собою одну какую-нибудь сторону жизни человечества»52. Народы создают многообразие, объединяясь в человечество. По Белинскому, нет противоречий в одновременном развитии отдельных народов и человечества в целом, наоборот, прогресс их взаимосвязан и взаимообусловлен. XIX в. ознаменовал эпоху национальных государств, сближения культур, он усилил национальную самоидентичность европейских народов: «Борьба человечества с национальным есть не больше как риторическая фигура, но в действительности ее нет»53. Белинский разделял теорию Гегеля об исторических и неисторических народах, поэтому сам он включал в понятие «человечество» только те народы, которые внесли вклад в дело исторического прогресса. Белинский считал, что большая часть этнических сообществ ведет «внешнюю жизнь», которая выпадает из истории человечества. Такие народы охотнее попадают под влияние других более сильных и динамичных народов, теряют свой язык, обычаи, культуру. Если народ застывает в своем развитии, то он выпадает из общечеловеческого прогресса, ибо утрачивает связь с мировой идеей, передавая титул «исторического» другому.

51 См.: Ширинянц А.А., Ширинянц С.А. Российская интеллигенция на рубеже веков: заметки о политической культуре. М., 1997. С. 69-83.

52 Белинский В.Г. Литературные мечтания // Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века: Хрестоматия / Под ред. А.А. Ширинянца. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2011. С. 363.

53 Цит. по: Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1846 г. // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 10. М.: Изд-во АН СССР, 1956. С. 29-30.

Во второй половине XIX в. проблему соотношения общечеловеческого и национального всесторонне рассмотрел Б.Н. Чичерин (1828-1904). Он отводил народам ключевую роль в истории, для него именно народы были главными творцами истории, субъектами исторического процесса. Чичерин видел прогресс как мультикультурный и многонациональный динамический процесс, в котором нет лидеров и отстающих. Все народы заимствуют друг у друга элементы культуры, всегда происходит обмен плодами и достижениями культуры и науки: «В этом живом взаимодействии народов заключается весь смысл новой истории. Каждый их них настолько является историческим народом, насколько они участвуют в общем процессе.. .»54. Таким образом, по Чичерину, всечеловеческая история осуществляются только посредством народов, а общечеловеческое — посредством национального.

В целом же для русских либеральных мыслителей характерно усматривать в общечеловеческом не столько совокупность достижений всех народов, сколько «исторических» народов, каковыми они считали народы развитых стран западной Европы.

Анастасия Михайловна Репьева

В.В. БЕРВИ-ФЛЕРОВСКИЙ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА

Популярный в свое время русский мыслитель В.В. Берви-Флеровский (1829-1918) сегодня практически забыт, хотя его многогранное и интересное творческое наследие до конца не осмыслено55.

Русский мыслитель сформулировал свое понимание смысла жизни: на основе симпатии ко всему миру человек «должен служить первым связывающим звеном между разобщенными частицами материи и целым миром»56, он создан для того, чтобы «плодить жизнь на земле,. поддерживать жизнь там, где она гибнет»57. И для этого необходимо постоянное интеллектуальное развитие человека. Чем менее развит индивид интеллектуально, тем сложнее ему жить мировой жизнью, — нужно знать мир для того, чтобы жить его жизнью58. Идея мировой жизни — приобщение каждой личности к жизни человечества — ставит мыслителя в один ряд с теми, кто задолго до возникновения глобальных проблем ставил вопрос о самосохранении человеческого рода, о выживании цивилизации и ее планетарном предназначении. Идея мыслящей природы создала мировоззренческий базис автора «органического коммунизма». Продолжая тему

54 Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. Ч. II. М.: Тип. Кушнерев и Ко, 1896. С. 359-360.

55 См.: ШиринянцА.А. Берви-Флеровский В.В. // Русская философия / Под общ. ред. М.А. Маслина. М., 2007. С. 44-45; Ширинянц А.А. Берви Флеровский Василий Васильевич // Алексеев П.В. Философы России XIX-XX столетий: Биографии, идеи, труды: Энц. словарь. М.: Акад. проект, 1992. С. 105-106.

56 Берви-Флеровский В.В. На жизнь и смерть: Роман: В 3 ч. Ч. 1. СПб.: Тип. В. Белогубова, 1877. С. 206.

57 Флеровский Н. [Берви-Флеровский В.В.] Азбука социальных наук. Современная западно-европейская цивилизация. Ч. II. Лондон, 1894. С. 237.

58 Там же. С. 52.

природы «мышления», Берви-Флеровский писал: «Неорганические единицы только приспособляются друг к другу, а потому для них не может быть ни добра, ни зла. Отсюда происходит то впечатление полного безучастия, которое производит неорганическая природа, — мы ее называем мертвой природой. А вот живая единица, организм, не только приспособляется, а приспособляет природу к себе, превращает ее в свое собственное вещество». Такие же процессы происходят в обществе «органического коммунизма» — «организм растет и процветает. Отсюда у человека явилось понятие о добре и зле. Добро то, что способствует развитию, зло то, что ему мешает и убивает его»59. На базе мировоззрения происходит рождение идеи нравственности. Взаимная впечатлительность элементов материи порождает в них стремление к унификации только потому, что впечатление одного элемента не мешает действию и существованию другого. Тогда между впечатлением и ответной реакцией на него будет гармония как основное последствие, вытекающее из самой сути мыслительного процесса и служащее фундаментом идеи нравственности. В этом заключается теоретическое основание гармонии и солидарности общества.

Никита Романович Сетов

ОСОБЕННОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ

В ВЕЛИКОБРИТАНИИ НА РУБЕЖЕ Х1Х-ХХ вв.

Как известно, любая национальная школа политической науки обладает своими особенностями становления и развития, причем наиболее ярко это проявилось в эволюции политического знания. В ХХ столетии политическая наука институционализировалась и приобрела статус именно «науки» и перестала восприниматься как субдисциплина или набор разрозненных теорий или учений.

Итогом этой институционализации стало масштабное (а в некоторых случаях и безграничное) доминирование американской политологии, но в то же время в различных странах успешно развивались и собственные национальные школы политического знания. Уникальные традиции анализа политических процессов и явлений сформировались в СССР (а позже и в России), Германии, Франции, Италии, Испании, Северной Европе.

Особый же интерес в этом контексте представляет собой эволюция политической науки в Великобритании, которая, к сожалению, почти не изучена в рамках российской политологии.

Формирование британской политической науки на рубеже XIX и ХХ столетий тесно связано с пониманием национальной истории в академической среде и политической элите Англии того времени. Как справедливо отмечает Д. Росс, «и в Англии, и в Соединенных Штатах национальная история понималась в терминах исключительности. В Англии традиция вигов предусматривала национальный нарратив на протяжении XIX столетия, отстаивая уникальность английской конституционной свободы и

59 Флеровский Н. (В.В. Берви) Краткая автобиография / Примеч. Н. Малиновского // Русская мысль. 1905. № 5. С. 145.

правительственных институтов»60. Именно этот консервативный подход к пониманию роли британской политической системы в национальной и мировой истории (по словам Э. Кэрда, существование британской монархии есть часть великого движения к политической свободе) и стал основным институционализирующим фактором формирования английской политологии. Ведущими «политологами» той эпохи были не академические ученые в классическом смысле этого слова, а парламентарии и политические деятели, также занимавшие посты в авторитетных английских образовательных учреждениях61: сэр Дж.Р. Сили, сэр Э. Баркер, Г. Сэджвик и др.

Для описания их деятельности в процессе становления английской политологии был даже придуман специальный термин — «mugwump political science», т. е. политическая наука крупных политиков, если вольно переводить данное словосочетание62.

Учитывая политические взгляды вышеупомянутых персонажей, нельзя не сказать о том, что традиции политических исследований, существовавшие в других странах, они считали приемлемыми. Например, их категорически не устраивала французская социология, с успехом претендующая на осуществление функций политической науки. По мнению англичан, «политическая наука — история непрерывного и постепенного изменения традиции и прогрессивной адаптации к новым условиям»63.

Можно заключить, что история и исторические исследования стали тем фундаментом, на котором выросла британская политическая наука, которая «чувствовала себя в историческом институционализме как рыба в воде»64.

Ольга Евгеньевна Пучнина

В.В. РОЗАНОВ ОБ УТОПИИ СОЦИАЛИЗМА

Отечественный философ В.В. Розанов (1856-1919), известный прежде всего как религиозный мыслитель, оставил немало рассуждений и социально-политического характера. Политические симпатии Розанова лежали в консервативно-монархической плоскости, и его отношение к революции и социалистической перспективе было резко негативным.

Одним из направлений критики Розановым социалистической утопии была ее принципиальная неорганичность. Розанов писал: все, что человеческий разум хочет сделать идеальным, совершенным, все это навсегда останется мертвым и механическим. «Все органическое — асимметрично. Между тем все постройки непременно будут симметричны. "Планировать

60 Ross D. Anglo-American Political Science, 1880-1920. // Modern Political Science: Anglo-American Exchanges since 1880 / Ed. R. Adcock, M. Bevir, S.C. Stimson. Princeton: Princeton University Press, 2007. P. 22.

61 Оксфорд, Кембридж, Королевский Колледж Лондона и др.

62 Mugwump (англ.) — член партии, «большая шишка», представитель политической элиты.

63 Ross D. Op. cit. P. 22.

64 Rhodes P.A.W. Old Institutionalisms: An Overview // The Oxford Handbook of Political Science / Ed. R.E. Goodin. N.Y.: Oxford University Press, 2011. P. IX.

нельзя иначе, чем по линейке". А из живого — ничего по линейке»65. Все в природе, начиная от мельчайших клеточек и кристаллов до животных и растений, все во внешности и организме человека асимметрично и не бывает тождественным. Теоретики же социальных утопий предлагают именно «строить», по плану, по мертвой схеме, симметрично, красиво. Розанов пишет, что в таком случае «мировые силы, космогонические силы всегда и непременно это перекосят, растянут и испортят»66, и в реальности никому и никогда не удавалось завершить задуманное в точности и неизменности. Посему социалистическое безбожное здание не может быть ни прочным, ни долговременным. Такой строй, считает Розанов, пройдет как и всякая дисгармония, как буря, дождь, ветер — «взойдет солнышко и осушит все»67.

Интересно, что такое эстетическое отношение Розанова к «социализму» было близко идеям К.Н. Леонтьева о необходимости признания красоты всеобщим критерием оценки явлений окружающего мира68. Логика рассуждений очень похожа: по Леонтьеву, чем больше залогов жизненности и силы, тем ближе к красоте и истине бытия, а значит, истина — в естественности и разнообразии. В биологическом и гилозоистическом отношении к миру проявились интерес и восприимчивость философа к идейному наследию Н.Я. Данилевского69.

Очевидно, что отношение Розанова к утопизму совершенно определенно — он его не приемлет; только то, что твердо стоит на земле сегодня, и то, что стояло века до нас, имеет для писателя ценность и авторитет. «Какая же чепуха эти "Солнечный город" и "Утопия", суть коих вечное счастье. Т.е. окончательное "устойчивое равновесие". Это не "будущее", а смерть»70.

Розанов лишен инфантильной веры в необходимость совершенства во всем. Не отрицая важность стремления к идеалам, он отдает себе отчет, что «совершенство — на небесах и в мраморе»71. Это для него естественно, поскольку в этом судьба человека: «Нет хорошего лица, если в нем в то же время нет "чего-то некрасивого". Таков удел земли, в противоположность небесному, — что мы все с чем-то неприятным»72.

65 Розанов В.В. Последние листья. СПб.: Кристалл, 2002. С. 93.

66 Там же. С. 93-94.

67 Подробнее эти идеи Розанов развил в статьях, посвященных разбору теории К.Н. Леонтьева: Розанов В.В. Эстетическое понимание истории // Русский вестник. 1892. № 1; Розанов В.В. Теория исторического прогресса и упадка // Там же. 1892. № 2, 3.

68 См.: Ширинянц А.А., Мячин А.Г. Русская социально-политическая мысль XIX в.: К.Н. Леонтьев. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1995. С. 7; АндроновЮ.В., Мячин А.Г., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX в. К.Н. Леонтьев. М.: Книжный дом «Университет»; Издатель А.В. Воробьев, 2000. С. 15.

69 См., например: Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к германо-романскому / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. А.В. Репников, А.В. Емельянов-Лукьянчиков. М.: РОССПЭН, 2010. С. 185-197.

70 Розанов В.В. Опавшие листья. М.: АСТ, 2004. С. 25.

71 Там же. С. 189.

72 См.: Там же.

Конечно, социально-политические рассуждения Розанова не изложены системно, часто даже противоречивы. Тем не менее еще при жизни он был отмечен как незаурядный публицист, оригинальный мыслитель и мастер слова. Его позиции неоднозначны, но доказательства всегда красочны, точны и до «интимности» близки читателю.

Мария Николаевна Ферсман

К ВОПРОСУ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ ИСТОРИИ

КОНСЕРВАТИВНОЙ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ

МЫСЛИ РОССИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX века

Русский консерватизм второй половины XIX в. изучен отечественными исследователями в меньшей степени, чем, например, радикальные или либеральные идеи того же периода. В советский период идеи мыслителей консервативного толка необоснованно считали «отжившими» и «непрогрессивными». Эти оценки стали меняться в постсоветское время. Об этом свидетельствует не только «мода» на консерватизм в современном российском обществе, но и огромное количество научных публикаций, посвященных этому течению.

Многие исследователи разделяют консервативных мыслителей второй половины XIX в. на два лагеря: славянофильское и радикально-охранительное («изоляционистское»). К последнему относят К.Н. Леонтьева, К.П. Победоносцева и всех, для кого были характерны культ государства, национализм. Славянофилы же, по мнению сторонников такого подхода, не отрицали достижений европейской культуры, осознавали необходимость заимствования достижений Запада для создания полноценной традиции73. На наш взгляд, это деление имеет принципиальный недостаток — руководствуясь только им, исследователь будет чрезмерно упрощенно смотреть на картину социально-политических учений этой эпохи. Сторонники другого подхода предлагают условно разграничить имевшиеся в России второй половины XIX в. консервативные течения по акценту на той или иной составляющей известной триады «православие, самодержавие, народность». К государственно-охранительному направлению, «для которого самым важным представлялась защита самодержавия», относят М.П. Погодина, М.Н. Каткова, Л.А. Тихомирова и с определенными оговорками К.П. Победоносцева; «акцент на народности, "племенном начале", характеризует позицию почвенников, пореформенных славянофилов и примыкающих к ним панславистских кругов», к которым относят И.С. Аксакова, А.А Киреева, Н.Я Данилевского, Н.П. Гилярова-Платонова и других; третье направление, «главным объектом которого было православие, — православно-хранительное» — представлено прежде всего клерикальными кругами74. Очевидно, что и эта классификация не дает исчерпывающего представления об идеях всех консервативных

73 См.: РаковВ.М. Особенности российского традиционализма // Исследования по консерватизму. Вып. 2: Консерватизм в политическом и духовном измерениях. Пермь: Пермский гос. ун-т, 1995. С. 75-77.

74 См.: Ширинянц А.А. Нигилизм или консерватизм? С. 237.

мыслителей того периода. Однако она может использоваться в качестве отправной точки для анализа их учений.

Выбор того или иного способа классификации во многом зависит от задач исследования и личности исследователя. Для ведения научно-исследовательской работы, главной целью которой является непредвзятое изучение творческого наследия представителей русского консерватизма XIX в., нужно использовать сильные стороны различных подходов. В частности, деление по акценту на том или ином элементе уваровской формулы позволяет выделить специфику и центральные темы творчества консерваторов второй половины XIX в., подчеркивая связь их идейных разработок с историческим и культурным контекстом этого периода. Для объективного исследования данная возможность является принципиально важной, т.к., изучая наследие русских консерваторов, необходимо не упускать из виду исторические условия, в которых формировались и изменялись их взгляды.

Изабелла Феликсовна Убирия

СПЕЦИФИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ИДЕОЛОГИИ

КОНСЕРВАТИЗМА

Существуют различные взгляды на феномен консерватизма. Так, некоторыми исследователями консерватизм трактуется как политическая идеология, ориентированная на сохранение и поддержание исторически сложившихся форм государственной и общественной жизни75. Подобная традиция прежде всего связана с периодом идеологического противостояния Советского Союза и Запада. Однако, на наш взгляд, эта позиция не является исчерпывающей, поскольку она сводит широкий комплекс аспектов консервативного мышления к программному документу партии, что, несомненно, упрощает понимание консерватизма.

Нам ближе точка зрения, согласно которой консерватизм — это универсальный феномен, представляющий собой не только политическую идеологию, но и образ мышления, стиль поведения и способ мировос-приятия76. На наш взгляд, данное понимание консерватизма в большей степени отражает сложную сущность этого явления. Действительно, наряду с общими фундаментальными идеями, которые являются своеобразным «водоразделом» между консерватизмом и иными политическими направлениями, он включает также психологические установки на сохранение существующих традиций и ценностей исторически сложившегося образа жизни: уважение к общественным институтам семьи, религии и государства, соблюдение дисциплины и морали, почтение к авторитетам, ориентацию на социальную стабильность. Консерватизм является не просто политической идеологией, но и способом восприятия обществом самой политики, средством ее оценки сквозь призму консервативного сознания, поэтому содержание консервативных концепций отражает требования эпохи, увеличивая число признаков консервативного течения.

75См.: Tucker R. Political Culture and Leadership in Soviet Russia. From Lenin to Gorbachev. N.Y.; L.: Norton, 1987. P. 135-136.

76См.: Ширинянц А.А. Нигилизм или консерватизм? С. 210.

Существенной чертой, отличающей консерватизм от других идеологий, в частности от социализма и либерализма, является его национальный характер. Так, К.Н. Леонтьев писал: «... охранение у всякой нации свое, у турка — турецкое, у англичанина — английское, у русского — русское; а либерализм у всех один»77. Вместе с тем, любая идеология — это сложный феномен, опирающийся на область рационального осмысления, апеллирующего к логическим доводам, и на сферу иррационального сознания, находящегося как бы вне политики и содержащего мифологические элементы. М. Вебер проводил параллели между политической идеологией и религиозной верой: «человеческий аппарат» должен безусловно верить в личность и дело вождя, а вождь в свою очередь должен обещать ему вознаграждение — «мзду небесную или земную»78.

Своеобразной рационализированной формой мифа являются утопии, возникающие в сознании людей преимущественно в эпохи кризисов и общественно-политических преобразований. Н.А. Бердяев отмечал наличие в основе утопии глубинного противоречия между реальным раздробленным миром, в котором живет человек, и миром целостным, совершенным в своей гармонии, к которому он стремится79. Обман, порождаемый противоречием между утопическим и реальным, неизменно приводит к тому, что ни одну великую идею не удавалось и не удается осуществить в соответствии с проектом, более того, достигнутый результат всегда оказывался и оказывается далеким от проектируемого. Этот парадокс П.А. Сорокин обозначил как «закон социального иллюзионизма»80. В свою очередь К. Манхейм указывал на то, что сознание является утопичным, если оно не соответствует окружающей реальности и способно преобразоваться в действие, направленное на подрыв существующего мироустройства81. В этой связи Манхейм разграничивал консервативное сознание и формы утопического сознания. В первую очередь потому, что консервативное сознание полностью находится в соответствии с окружающей реальностью и не нацелено на изменение существующего порядка. Напротив, оно принимает окружающую действительность такой, какая она есть, поэтому в консервативной идее нет места утопии. Лишь воздействие оппозиционных сил, стремящихся изменить окружающее мироустройство, побуждает консервативное сознание к созиданию собственной идеи82. Основной побудительной силой консервативного сознания является сдерживание общественных движений, форсирующих изменения существую-

77См.: Леонтьев К.Н. Чем и как либерализм наш вреден // Леонтьев К.Н. Избранное. М.: Рарогъ: Моск. рабочий, 1993. С. 171.

78Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 701-702.

79См.: Бердяев Н.А. Царство духа и царство Кесаря. М.: Республика, 1995. С.354.

80Сорокин П.А. Современное состояние России // Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии: Статьи разных лет. М.: Наука, 1994. С.429.

81 См.: Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С.163-170.

82См.: Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Там же. С. 193-194.

щего мироустройства83. Так, например, в начале XIX в. в России всплеск консервативных настроений был реакцией на политику европеизации России и выражал стремление общества сохранить свою самобытность. Эти настроения в целом определили два главных признака русской консервативной традиции: «антиреволюционность и антиевропеизм», или, иными словами, «антилиберализм и национализм»84.

Таким образом, можно утверждать, что консерватизм — универсальное явление, выходящее за узкие рамки политической идеологии, представляющее собой способ мышления и совокупность поведенческих установок, ориентированных на сохранение исторически сложившейся реальности. Важной отличительной чертой консерватизма является его национальный характер и ориентация на самобытность. Вместе с тем необходимо отметить, что в политической идеологии консерватизма утопический элемент сведен к минимуму, отсутствует ориентация на абстрактные теории и далекие от действительности замыслы. Приверженцы консерватизма опираются в своем мышлении на конкретную историческую реальность, храня существующий общественный порядок и сдерживая оппозиционные силы, форсирующие общественные изменения.

Екатерина Давидовна Чкоидзе

К ВОПРОСУ О НЕКОТОРЫХ СПОСОБАХ БОРЬБЫ

С «ВНЕШНЕЙ» РУСОФОБИЕЙ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ

XIX века

«Внешняя» русофобия85, охарактеризованная российским дипломатом и общественным деятелем Ф.И. Тютчевым как антипатия к России, которая в сознании европейцев является страной, далекой от цивилизационных устоев, в первой половине XIX в. выразилась в острой антироссийской полемике в европейской прессе. Берущая начало задолго до XIX в. европейская русофобия наиболее отчетливо начала проявляться с 1815 г., после победы в войне с Наполеоном и становления новой венской системы международных отношений, ведущая роль в которой была отведена России.

Проявления русофобии не остались без внимания. О ней говорили и писали многие русские общественные деятели. Обобщил позицию А.С. Хомяков: «В Европе стали много говорить и писать о России.. И сколько во всем этом вздора, сколько невежества! Какая путаница в понятиях и даже в словах, какая бесстыдная ложь, какая наглая злоба!..»86.

Известно, что отношение Александра I и Николая I к западной культуре и политике существенно отличалось. Соответственно были различны и политические курсы, определявшие подходы к борьбе с распространяв-

83Манхейм К. Консервативная мысль // Там же. С. 598.

84См.: Ширинянц А.А. Нигилизм или консерватизм? С. 218-219.

85См.: Сорокопудова О.Е., Ширинянц А.А. «Русский вопрос»: французская русофобия в XIX веке // Вестник МГОУ. 2014. № 2.

86 Хомяков А.С. Мнение иностранцев о России // Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века: Хрестоматия / Под ред. А.А. Ширинянца. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2011. С. 549.

шимся европейским влиянием на российское общество. В период правления Александра I Россия была больше открыта. Либеральных идей придерживались многие из окружения Александра I. Они занимали важные посты на государственной службе, были образованны и в то же время, являясь приверженцами западных идейных течений, распространяли их в правительственных кругах. Даже дипломатическая переписка, отнесенная к задачам Министерства иностранных дел, учрежденного Александром I, велась преимущественно на французском, а не на русском языке.

В 1802 г. по указу Александра I было создано Министерство внутренних дел и Особенная канцелярия МВД. Ей были переданы функции контрразведки, а также политического сыска, борьбы с общественным и революционным движением, надзора за деятельностью масонских лож, цензурой и борьбой с распространением запрещенных изданий, наблюдения за ввозом иностранной литературы, за иностранцами и пр. Однако эти функции начали активно выполняться лишь после реорганизации министерства Николаем I. Императорским указом от 3 июля 1826 г. было образовано III Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии во главе с А.Х. Бенкендорфом. Борьба с европейскими влияниями посредством тайного финансирования российским правительством прорусских газет и статей за границей была одним из ключевых направлений работы III Отделения. Особое внимание властей привлекала Франция, где на французском языке выходил «Journal de Francfort», издание которого с 1833 по 1839 г.87 субсидировалось русским правительством. Имело место продвижение тайно оплачиваемых прорусских статей во французских газетах «La Gazette de France», «La Quotidienne», «La Presse», «La France», «La Chronique de Paris» и немецкой «Die Allgemeine Zeitung». Делалось это через секретных «агентов-литераторов», информаторов и контрпропагандистов, таких как А.А. Сагтынский, Я.Н. Толстой, Шарль Дюран, Луи Шнейдер, Д.Х. Ливен, К.Ф. Швейцер и др. С III Отделением были связаны многие европейские и российские литераторы и общественные деятели, способствовавшие борьбе с антироссийскими настроениями в европейских странах. Однако до 1850-х гг. их число было невелико в сравнении с возраставшим числом, по выражению управляющего III Отделением Собственной Е.И.В. Канцелярии Л.В. Дубельта, «гадов, которых Россия отогревает своим солнышком, а как отогреет, то они выползут и ее же кусают»88.

Другим способом борьбы с европейским влиянием было расширение функций Министерства иностранных дел в сфере наблюдения за содержанием иностранных газет. Задачей одного из департаментов МИД, которым заведовал граф И.С. Лаваль, стало приготовление выписок для императора из французских, британских и немецких газет. Однако, несмотря на вовлеченность чиновников в исполнение порученных обязанностей, способ борьбы вскоре выявил свою безрезультативность. Об этом свидетельствуют слова Н.И. Тургенева, обвинявшего придворных чиновников в искажении

87 Тарле Е.Н. Донесения Якова Толстого из Парижа в III отделение // Литературное наследство. Т. 31. М.: Жур.-газ. объединение, 1937. С. 647.

88 Дубельт Л.В. Вера без добрых дел мертвая вещь // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1995. С. 113.

информации, предоставляемой Николаю I: «На какие только уловки ни пускаются придворные в России, чтобы скрыть от государя истину или извратить ее! < ..> Так вот, редакторы этих извлечений иногда преподносят эти материалы таким образом, что те полностью теряют сходство с оригиналами — лишь потому, что содержание последних может не понравиться самодержцу.. ,».89

Еще одним способом борьбы с европейским влиянием стало введение мер, ограничивающих въезд «вредных» для русского общества иностранцев в Российскую империю. Среди них увеличение размера въездных и таможенных пошлин, взимаемых с некоторых категорий иностранцев, выявление которых вызвало деятельное обсуждение в министерствах. Разные точки зрения на данный вопрос предопределили безуспешность вводимой меры. После долгих обсуждений причастности той или иной категории иностранцев к «вредным» фактически были исключены все европейцы, непосредственно оказывавшие пагубное влияние на русское общество. В частности, не рассматривались дворяне, богатые путешественники, приезжающие из любопытства, ученые, лекари и доктора, учителя. В конечном счете под категорию «вредных иностранцев» попадали «аферисты и люди среднего и низшего звания, не имеющие определительных видов пропитания, торговли, производящие торговлю мелочами и вразброд, разносчики-иностранцы, отставные чиновники и другие люди, занимающиеся исполнением частных комиссий и стряпчеством»90. После революции 1848 г. во Франции въезд европейцев в Российскую империю на некоторое время вообще был запрещен, а за всеми иностранцами, проживающими на ее территории, установлено наблюдение. Их предупреждали, что они не должны вмешиваться ни в какие политические дела, выражать мнения и вести переписку по событиям, связанным с революционной деятельностью, иначе будут привлечены к ответственности по законам, которые распространяются на российских подданных за нарушение общественного порядка.

После 1847 г. для охраны российского общества от проникающих в него либеральных теорий, волновавших Западную Европу, была предпринята еще одна мера: «ввоз иностранных книг был подвергнут новым правилам, лишавшим книгопродавцев с прежнею легкостью распространять запрещенные сочинения . усилено наблюдение за ходом воспитания в России, за литературою и особенно за журналистикою..»91.

Несмотря на осознание правительством необходимости борьбы с антироссийскими взглядами на Западе, в большинстве случаев меры борьбы, предпринимаемые в первой половине XIX в., носили характер ограждения российского общества от влияния западных идейных течений, а не борьбы

89 Тургенев Н.И. Россия и русские. Фрагмент из книги / Пер. с фр., предисл. С.В. Житомирской // Новая юность. 2006. № 6(45).

90 Абакумов О.Ю. «Чтоб нравственная зараза не проникла в наши пределы»: Из истории борьбы III Отделения с европейским влиянием в России (1830-е — начало 1860-х гг.). Саратов: Научная книга, 2008. С. 48.

91 Богучарский В.Я. Третье отделение о себе самом // Вестник Европы. 1917. № 3. С. 102-103.

с «внешней» русофобией. Ф.И. Тютчев был одним из первых, кто отметил тщетность таких попыток борьбы с антироссийскими взглядами в европейских странах, и отстаивал необходимость проведения правительством системной контрпропаганды положительного образа России в западной прессе путем убеждения «свободным словом»92, которую из-за отсутствия поддержки правительства общественный деятель пытался реализовать самостоятельно. Он настаивал на создании системной пропаганды российского общественного мнения на Западе, суть которой состояла бы в проектировании позитивного облика России в противовес негативному образу, создаваемому европейской печатью. Проводимые правительством меры нуждались в пересмотре. Существующая сеть агентов III Отделения была недостаточно велика, чтобы по всей Европе полноценно формировать прорусское общественное мнение. Ужесточение цензуры вызывало острую критику российских общественных деятелей и литераторов. Ограничение ввоза запрещенной литературы пробуждало еще больший к ней интерес. В действительности несостоятельность мер борьбы с русофобией вскоре обусловила две серьезные проблемы. Во-первых, новое проникновение в российское общество западных идейных течений, приведшее к восстанию декабристов в 1825 г. и поляков в 1830-1831 гг. Во-вторых, рост антироссийских настроений в западной прессе, способствовавший ухудшению отношений между великими державами и приведший к Крымской войне 1853-1856 гг. Западное влияние на русское общество тормозило развитие национальной российской политики.

ЛИТЕРАТУРА

Абакумов О.Ю. «Чтоб нравственная зараза не проникла в наши пределы»: Из истории борьбы III Отделения с европейским влиянием в России (1830-е — начало 1860-х гг.). Саратов: Научная книга, 2008.

Андронов Ю.В., Мячин А.Г., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX в.: К.Н. Леонтьев. М.: Книжный дом «Университет»: Издатель А.В. Воробьев, 2000.

Бакунин М.А. Избранные труды / Сост. П.И. Талеров, А.А. Ширинянц. М.: РОССПЭН, 2010.

Бердяев Н.А. Царство духа и царство Кесаря. М.: Республика, 1995.

Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.

Громов Е.С. Сталин: искусство и власть. М.: Эксмо, 2003.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к германо-романскому / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. А.В. Репников, А.В. Емельянов-Лукьянчиков. М.: РОССПЭН, 2010.

Ермашов Д.В., Пролубников А.В., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала ХХ века: Л.А. Тихомиров. М.: Книжный дом «Университет», 1999.

Ермашов Д.В., Пролубников А.В., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Н.М. Карамзин. М.: Издатель А.В. Воробьев, 2001.

Ермашов Д.В., Ширинянц А.А. Хранительство как основание консервативной политической культуры интеллигенции (опыт пореформенной России XIX в.) //

92 См.: Русский вопрос в истории политики и мысли: Антология / Под редакцией А.Ю. Шутова, А.А. Ширинянца. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2013. С. 31.

Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2006. № 2. С. 5-22.

Ермашов Д.В., Ширинянц А.А. У истоков российского консерватизма: Н.М. Карамзин. М.: Издательство Московского университета, 1999.

Касториадис К. Воображаемое установление общества. М.: Гнозис, 2003.

Кукушкина Е.И. Интеллигенция в политической жизни общества // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2012. № 4. С. 19-37; 2013. № 1. С. 88-103.

Леонтьев К.Н. Избранное. М.: Рарогъ: Московский рабочий, 1993.

Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994.

Перевезенцев С.В. Духовно-политическая концепция царя Ивана IV Васильевича Грозного // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2006. № 4. С. 88-97.

Перевезенцев С.В. К вопросу о специфике русской политической мысли XI-XVII вв. // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2008. № 4. С. 11-22.

Перевезенцев С.В. «Слово о погибели Русской земли» как политическая программа возрождения Руси // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2006. № 2. С. 39-45.

Перевезенцев С.В. «Умное делание» преподобного Нила Сорского // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2011. № 4. С. 63-72.

Перевезенцев С.В., Ширинянц А.А., Ермашов Д.В. Русская социально-политическая мысль X — начала XX века: Учебно-методическое пособие. Ч. 1: История политических учений России X-XVII вв.: От Киевской Руси до Московского царства. М.: Ихтиос: Социально-политическая мысль, 2005.

Погодин М.П. Избранные труды / Сост., авторы вступ. ст. и коммент. А.А. Ши-ринянц, К.В. Рясенцев. М.: РОССПЭН, 2010.

Политология как история идей: материалы круглого стола // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2009. № 4. С. 65-81.

Раков В.М. Особенности российского традиционализма // Исследования по консерватизму. Вып. 2: Консерватизм в политическом и духовном измерениях. Пермь: Пермский государственный университет, 1995. С. 75-77.

Роберт Оуэн: Жизнь и идеи / Сост. К.М. Андерсон, А.А. Зоткин. М.: Издательство Московского университета, 2014.

Розанов В.В. Опавшие листья. М.: АСТ, 2004.

Розанов В.В. Последние листья. СПб.: Кристалл, 2002.

Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: М.А. Бакунин / Под ред. А.А. Ширинянца. М.: Центр стратегической конъюнктуры, 2014.

Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века: Хрестоматия / Под ред. А.А. Ширинянца. М.: Издательство Московского университета, 2011.

Русский вопрос в истории политики и мысли: Антология / Под ред. А.Ю. Шутова, А.А. Ширинянца. М.: Издательство Московского университета, 2013.

Савицкий П.Н. Избранное / Сост., автор вступ. ст. Е.Л. Петренко. М.: РОССПЭН, 2010.

Сарнов Б. Сталин и писатели. Кн. 1. М.: Эксмо, 2008.

Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии: Статьи разных лет. М.: Наука, 1994.

Сорокопудова О.Е., Ширинянц А.А. «Русский вопрос»: французская русофобия в XIX веке // Вестник МГОУ. 2014. № 2. С. 1-14.

Талеров П.И., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Кропоткин П.А. М.: Социально-политическая мысль, 2004.

Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992.

ТрубецкойН.С. Избранное / Сост., авторы вступ. ст., коммент. О.В. Волобуев, А.Ю. Морозов. М.: РОССПЭН, 2010.

Шевырев С.П. Избранные труды / Сост. К.В. Рясенцев, А.А. Ширинянц. М.: РОССПЭН, 2010.

Ширинянц А.А. Берви Флеровский Василий Васильевич // Алексеев П.В. Философы России XIX-XX столетий: Биографии, идеи, труды: Энциклопедический словарь. М.: Акад. проект, 1992. С. 105-106.

Ширинянц А.А. Берви-Флеровский В.В. // Русская философия / Под общ. ред. М.А. Маслина. М., 2007. С. 44-45.

Ширинянц А.А. «Внутренняя» русофобия и «остзейский вопрос» в России XIX века // Вестник Российской нации. 2014. № 2. С. 35-47.

Ширинянц А.А. Интеллигенция в политической истории XIX в. // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2012. № 4. С. 38-54.

Ширинянц А.А. М.Н. Катков и М.П. Погодин о национально-политическом единстве и целостности России // Катковский вестник: Религиозно-философские чтения: К 190-летию со дня рождения М.Н. Каткова. М.: Прогресс-Плеяда, 2008. С. 90-103.

Ширинянц А.А. Нигилизм или консерватизм? (Русская интеллигенция в истории политики и мысли). М.: Издательство Московского университета, 2011.

Ширинянц А.А. С.П. Шевырев в истории социально-политической мысли России // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2011. Т. 7. № 1. С. 5-16.

Ширинянц А.А., Мячин А.Г. Русская социально-политическая мысль XIX в.: К.Н. Леонтьев. М.: Издательство Московского университета, 1995.

Ширинянц А.А., Ширинянц С.А. Российская интеллигенция на рубеже веков: заметки о политической культуре. М., 1997.

Aron R. The Opium of the Intellectuals. New Brunswick: Transaction Publishers,

2001.

Kurzman Ch., Owens L. The Sociology of Intellectuals // Annual Review of Sociology. 2002. Vol. 28. P. 63-90.

Rhodes P.A. W. Old Institutionalisms: An Overview. // The Oxford Handbook of Political Science / Ed. R.E. Goodin. N.Y.: Oxford University Press, 2011. P. 90-108.

RossD. Anglo-American Political Science, 1880-1920. // Modern Political Science: Anglo-American Exchanges since 1880 / Eds. R. Adcock, M. Bevir, S.C. Stimson. Princeton: Princeton University Press, 2007. P. 18-36.

SCHOLA-2013. Материалы Международной научной конференции «Политика в текстах — тексты в политике: наука истории идей и учений», 30-31 октября 2013 года / Под ред. А.Ю. Шутова и А.А. Ширинянца. М.: Издательство Московского университета, 2013.

Tucker R. Political Culture and Leadership in Soviet Russia. From Lenin to Gorbachev. N.Y.; L.: Norton, 1987.

REFERENCES

Abakumov, O.Iu. 'Chtob nravstvennaia zaraza ne pronikla v nashi predely': Iz istorii bor'by III Otdeleniia s evropeiskim vliianiem v Rossii (1830-e — nachalo 1860-kh godov). Saratov: Nauchnaia kniga, 2008.

Anderson, K.M., Zotkin, A.A. (eds.) Robert Owen: Zhizn' i idei. Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2014.

Andronov, Iu.V., Miachin, A.G., Shiriniants, A.A. Russkaia sotsial'no-politicheska-ia mysl'XIX— nachalaXXveka: K.N. Leont'ev. Moscow: Knizhnyi dom "Universitet": Izdatel' A.V. Vorob'ev, 2000.

Aron R. The Opium of the Intellectuals. New Brunswick: Transaction Publishers,

2001.

Bakunin, M.A. Izbrannye Trudy, ed. P.I. Talerov, A.A. Shiriniants. Moscow: ROSSPEN, 2010.

Berdiaev, N.A. Tsarstvo dukha i tsarstvo Kesaria. Moscow: Respublika, 1995.

Castoriadis, C. Voobrazhaemoe ustanovlenie obshchestva. Moscow: Gnozis,

2003.

Danilevskii, N.Ia. Rossiia i Evropa. Vzgliad na kul'turnye i politicheskie otnosh-eniia Slavianskogo mira k germano-romanskomu, ed. A.V. Repnikov, A.V. Emel'ianov-Luk'ianchikov. Moscow: ROSSPEN, 2010.

Ermashov, D.V., Prolubnikov, A.V., Shiriniants, A.A. Russkaia sotsial'no-polit-icheskaia mysl' XIX — nachala XX veka: L.A. Tikhomirov. Moscow: Knizhnyi dom "Universitet", 1999.

Ermashov, D.V., Prolubnikov, A.V., Shiriniants, A.A. Russkaia sotsial'no-politicheskaia mysl' XIX — nachala XX veka: N.M. Karamzin. Moscow: Izdatel' A.V. Vorob'ev, 2001.

Ermashov, D.V., Shiriniants, A.A. "Khranitel'stvo kak osnovanie konservativnoi politicheskoi kul'tury intelligentsii (opyt poreformennoi Rossii XIX veka)." Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 2, 2006, pp. 5-22.

Ermashov, D.V., Shiriniants, A.A. Uistokov rossiiskogo konservatizma: N.M. Karamzin. Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1999.

Gromov, E.S. Stalin: iskusstvo i vlast'. Moscow: Eksmo, 2003.

Kukushkina, E.I. "Intelligentsiia v politicheskoi zhizni obshchestva." Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 4, 2012, pp. 19-37; No. 1, 2013, pp. 88-103.

Kurzman, Ch., Owens, L. "The Sociology of Intellectuals." Annual Review of Sociology, Vol. 28, 2002, pp. 63-90.

Leont'ev, K.N. Izbrannoe. Moscow: Rarog: Moskovskii rabochii, 1993.

Mannheim, K. Diagnoz nashego vremeni. Moscow: Iurist, 1994.

Perevezentsev, S.V. "Dukhovno-politicheskaia kontseptsiia tsaria Ivana IV Vasil'evicha Groznogo." Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 4, 2006, pp. 88-97.

Perevezentsev, S.V. "K voprosu o spetsifike russkoi politicheskoi mysli XI-XVII vekov." Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 4, 2008, pp. 11-22.

Perevezentsev, S.V. "'Slovo o pogibeli Russkoi zemli' kak politicheskaia programma vozrozhdeniia Rusi." Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 2, 2006, pp. 39-45.

Perevezentsev, S.V. "'Umnoe delanie' prepodobnogo Nila Sorskogo." Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 4, 2011, pp. 63-72.

Perevezentsev, S.V., Shiriniants, A.A., Ermashov, D.V. Russkaia sotsial'no-polit-icheskaia mysl'X— nachalaXXveka: Uchebno-metodicheskoeposobie. Ch. 1: Istoriia politicheskikh uchenii RossiiX-XVII vekov: Ot Kievskoi Rusi do Moskovskogo tsarstva. Moscow: Ikhtios: Sotsial'no-politicheskaia mysl', 2005.

Pogodin, M.P. Izbrannye Trudy, ed. A.A. Shiriniants, K.V. Riasentsev. Moscow: ROSSPEN, 2010.

"Politologiia kak istoriia idei: materialy kruglogo stola." Vestnik Moskovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 4, 2009, pp. 65-81.

Rakov, V.M. "Osobennosti rossiiskogo traditsionalizma." Issledovaniia po kon-servatizmu. Vypusk 2: Konservatizm vpoliticheskom i dukhovnom izmereniiakh. Perm': Permskii gosudarstvennyi universitet, 1995, pp. 75-77.

Rhodes, P.A.W. "Old Institutionalisms: An Overview." The Oxford Handbook of Political Science, ed. R.E. Goodin. New York: Oxford University Press, 2011, pp. 90-108.

Ross, D. "Anglo-American Political Science, 1880-1920." Modern Political Science: Anglo-American Exchanges since 1880, eds. R. Adcock, M. Bevir, S.C. Stimson. Princeton: Princeton University Press, 2007, pp. 18-36.

Rozanov, V.V. Opavshie list'ia. Moscow: AST, 2004.

Rozanov, V.V. Poslednie list'ia. St. Petersburg: Kristall, 2002.

Sarnov, B. Stalin ipisateli, Vol. 1. Moscow: Eksmo, 2008.

Savitskii, P.N. Izbrannoe, ed. E.L. Petrenko. Moscow: ROSSPEN, 2010.

Shevyrev, S.P. Izbrannye trudy, eds. K.V. Riasentsev, A.A. Shiriniants. Moscow: ROSSPEN, 2010.

Shiriniants, A.A. "'Vnutrenniaia' rusofobiia i 'ostzeiskii vopros' v Rossii XIX veka." VestnikRossiiskoi natsii, No. 2, 2014, pp. 35-47.

Shiriniants, A.A. "Bervi Flerovskii Vasilii Vasil'evich." Filosofy Rossii XIX-XXstoletii: Biografii, idei, trudy: Entsiklopedicheskii slovar', ed. P.V. Alekseev. Moscow: Akademicheskii proekt, 1992, pp. 105-106.

Shiriniants, A.A. "Bervi-Flerovskii V.V." Russkaiafilosofiia, ed. M.A. Maslina. Moscow, 2007, pp. 44-45.

Shiriniants, A.A. "Intelligentsiia v politicheskoi istorii XIX veka." Vestnik Mosk-ovskogo universiteta. Series 12. Politicheskie nauki, No. 4, 2012, pp. 38-54.

Shiriniants, A.A. "M.N. Katkov i M.P. Pogodin o natsional'no-politicheskom edin-stve i tselostnosti Rossii." Katkovskii vestnik: Religiozno-filosofskie chteniia: K 190-letiiu so dnia rozhdeniia M.N. Katkova. Moscow: Progress-Pleiada, 2008, pp. 90-103.

Shiriniants, A.A. Nigilizm ili konservatizm? (Russkaia intelligentsiia v istoriipolitiki i mysli). Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2011.

Shiriniants, A.A. (ed.) Russkaia sotsial'no-politicheskaia mysl' XIX — nachala XXveka: M.A. Bakunin. Moscow: Tsentr strategicheskoi kon"iunktury, 2014.

Shiriniants, A.A. (ed.) Russkaia sotsial'no-politicheskaia mysl'. Pervaiapolovina XIX veka: Khrestomatiia. Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2011.

Shiriniants, A.A. "S.P. Shevyrev v istorii sotsial'no-politicheskoi mysli Rossii." Politicheskaia ekspertiza: POLITEKS, Vol. 7, No. 1, 2011, pp. 5-16.

Shiriniants, A.A., Miachin, A.G. Russkaia sotsial 'no-politicheskaia mysl 'XIX veka: K.N. Leont'ev. Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1995.

Shiriniants, A.A., Shiriniants, S.A. Rossiiskaia intelligentsiia na rubezhe vekov: zametki opoliticheskoi kul'ture. Moscow, 1997.

Shutov, A,Yu., Shiriniants, A.A. (eds.) Russkii vopros v istorii politiki i mysli: Antologiia. Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2013.

Shutov, A,Yu., Shiriniants, A.A. (eds.) SCHOLA-2013. Materialy Mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii «Politika v tekstakh — teksty v politike: nauka istorii idei i uchenii», 30-31 oktiabria 2013 goda. Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2013.

Sorokin, P.A. Obshchedostupnyi uchebniksotsiologii: Stat'i raznykh let. Moscow: Nauka, 1994.

Sorokopudova, O.E., Shiriniants, A.A. "'Russkii vopros': frantsuzskaia rusofobiia v XIX veke." Vestnik MGOU, No. 2, 2014, pp. 1-14.

Talerov, P.I., Shiriniants, A.A. Russkaia sotsial'no-politicheskaia mysl' XIX — nachala XX veka: Kropotkin P.A. Moscow: Sotsial'no-politicheskaia mysl', 2004.

Tocqueville, A. de. Demokratiia v Amerike. Moscow: Progress, 1992.

Trubetskoi, N.S. Izbrannoe, eds. O.V. Volobuev, A.Iu. Morozov. Moscow: ROSSPEN, 2010.

Tucker, R. Political Culture and Leadership in Soviet Russia. From Lenin to Gorbachev. New York; London: Norton, 1987.

Weber, M. Izbrannye proizvedeniia. Moscow: Progress, 1990.