CC BY
91
Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 13 (395). Филологические науки. Вып. 104. С. 42-54.
ББК Ш12=411.2,320 УДК 8ПЛ61.Г373
ИСТОРИЯ, СЛОВООБРАЗОВАНИЕ И ЭТИМОЛОГИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ПРИДВОРНОГО ЧИНА КРАВЧИЙ
Г. К. Валеев
Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия
Рассматриваются исторические и лингвистические проблемы, связанные с функционированием в Московской Руси сер. XV - нач. XVII в. придворного чина кравчий. С привлечением обширных словарных и исторических данных русского и польского языков доказывается, что функционирование придворного чина кравчий на территории Московской Руси, Польско-Литовского государства связано с мощным военным, административным и культурным влиянием на формирование государств Восточной Европы Золотой Орды. Институт виночерпия-кравчего на Востоке с древнейших времен был связан с традициями хранителя и сказителя исторических легенд, выполнявшего на пирах при правителях роль тамады. В качестве основы русского слова кравчий предлагается тюркское kбraqacr. «виночерпий - тамада». Опровергается единственная существующая версия толкования слова кравчий через польское «рушитель, резчик хле-
ба, еды».
Ключевые слова. придворный чин кравчий, Московская Русь ХУ-ХУП вв., история реалии, функционирование, этимон, золотоордынский татарский язык, восточные источники слова.
Дворцово-вотчинная система управления, господствовавшая на Руси до XV в., с усилением централизованного государства усложняется и дифференцируется. «Лествица чинов» Московской Руси формируется в период царствования Ивана Грозного до Алексея Михайловича. Феодальная верхушка этого времени включалась в два списка. московский и городовой. В последнем состояли дворяне городовые и дети боярские, отмечавшиеся в «десят-нях» - документах смотров по уездам.
Высшее чиновничество государства включалось в московский список, возглавляемый боярами. Бояре, численность которых колебалась от 13 (1630 г.) до 63 (1693 г.), и окольничие от 4 (1627 г.) до 55 (1690 г.) были непременными участниками верховного совещательного органа - Боярской думы. Реально в заседаниях Думы участвовало немного бояр и окольничих. Они занимали высшие государственные, военные и дипломатические должности, были в отпусках по болезни, старости и так далее. В работе Думы участвовали думные дворяне (в разное время их было от 1 до 40 человек) и думные дьяки (обычно единицы). Это были представители незначительных родов, видные военные специалисты, приказные деятели, чей совет необходим был в Думе. Они не включались в придворные чины.
В московский список, кроме членов Боярской думы, входили стольники, представители знатных родов и незначительных московских фамилий, лично заслуживших эту честь, стряпчие (в разное время до тысячи человек), дворяне московские, служившие в тяжеловооруженном конном корпусе - Московском полку, жильцы (до двух тысяч молодых дворян московского списка) и дьяки (руководители приказов и приказных изб в городах).
Все чины московского списка ежегодно заносились в боярские списки и издаваемые время от времени боярские книги. Все феодалы без исключения начинали службу с низших чинов московского списка, большинство с жильцов, знатные боярские фамилии по крайней мере со стольников. Для пополнения московского списка социальным лифтом служил чин дьяков, который пополнялся из подьячих, служащих московских приказов, из городовых дворян или купцов.
Несколько сот стольников - чин стольника появился еще в удельный период - обслуживали царские пиры и приемы, разнося яства и напитки. Затем стольники с соответствующим поместным и денежным окладом служили в армии полковниками и ротмистрами, в городах и посольствах воеводами; послами и их товарищами («помощниками»), в приказах - судьями.
Особое место занимали придворные чины, обслуживавшие самого царя и царицу: комнатные стольники и спальники, кравчий «доверенный стольник, наряжавший государю вина (виночерпий) и заботившийся о царском питье», постельничий, ловчий - организатор царской охоты, казначей, стряпчий с ключом -дворцовый эконом, печатник - хранитель государственных печатей, ясельничий - конюший, ответственный за выезд царя [1; 18; 40].
Социально-экономическая и культурная жизнь Северо-Восточной Руси в течение двух с половиной веков протекала под протекторатом Золотой Орды и непосредственно заимствовала культурные приобретения и достижения своего сюзерена. Московская Русь, освобождаясь от татаро-монгольского ига, свое внутреннее устройство и, не имея другого опыта, международную жизнь строила по татарскому образцу. М. Н. Покровский отметил, что московское правительство унаследовало от татар податное обложение и сошное письмо. Татары, «не довольствуясь прежними способами сбора - отчасти по аппетиту берущего, отчасти по силе сопротивления дающего, -организовали правильную систему раскладки, которая намного веков пережила самих татар. Первые переписи тяглого населения непосредственно связаны с покорением Руси Ордой; первые упоминания о «сошном письме», о распределении налогов непосредственно по тяглам ("соха" - 2 или 3 работника), связаны с татарской данью XIII века... Московскому правительству впоследствии ничего не оставалось, как развивать далее татарскую систему, что оно и сделало» [27].
М. Г. Худяков отмечает, что «государственная система, введенная завоевателями в побежденной стране, представляла собой верх обдуманности и дисциплины по сравнению с тем патриархальным укладом, какой существовал на Руси до татар. С основами государственной культуры русские познакомились через татар...» [47. С. 236-241]. Это - учет населения посредством переписей, принудительная система податей, налогов и пошлин, необходимость поддержания этой системы и подготовка огромного числа чиновников, унаследованная татарами в Китае; авторитарная власть московского царя и состав Боярской думы, совпадающей с татарской вплоть до терминологии (в татарских государствах совет состоял из кара-чей «советников», бояр - древний тюркизм в русском языке, огланов «сыновей», по-русски
«детей боярских»). Худяков обратил внимание на тожество состава первых земских соборов и курултая: как на «Стоглаве» 1551 г., бывшем симфонией духовенства, «синклита» (Боярской думы) и воинства, так и на состоявшемся Казанском курултае того же года участвовали духовенство, князья и огланы. Русский суд, где каждый «правит свое дело» через челобитные, и татарский суд с хакимом и казы очень похожи друг на друга по судопроизводству и разительно отличаются от европейских судов, строившихся на прецедентах. Таможенная (тюрк. тамга «клеймо», «печать») и почтовые службы («ямская гоньба») русскими тоже были унаследованы у татар. На строительство новой армии (ср. турецкое янычары - уепу деп «новое войско»), вероятно, повлияло устройство восточных армий. Так, например, И. С. Пере-светов, из городовых дворян, передавший Ивану IV в 1549 г. две свои челобитные, был ярым сторонником самодержавия, завоевания Казани и в своем «Сказании о Магмет-Салта-не» в качестве идеального государства обрисовал Оттоманскую Порту [26]. Не случайно в 1550 г. перед казанским походом в русской армии появились стрелецкие полки общим числом в 3 тысячи человек и ертоулы - части, выполнявшие разведочные и саперные функции, мостившие гати, строившие мосты и готовившие броды и так далее.
Востоковед Н. И. Веселовский свою работу «Татарское влияние на посольский церемониал в московский период истории» начинает так: «Посольский церемониал в московский период русской истории носил в полном, можно сказать, объеме татарский или вернее - азиатский характер... Что церемониал был нами заимствован у татар, это понятно само собой. В течение долгого периода великие князья русские имели дипломатические отношения только с золотоордынскими ханами и с великими ханами в Монголии, должны были поневоле подчиняться требованиям этих ханов; а затем и сами усвоили их так основательно, что считали весь церемониал своим собственным и не отступали от его требований до Петра Великого, изменившего его на европейский манер. Если бы московское правительство и не пожелало почему бы то ни было действовать по татарской указке, то оно прямо не имело возможности заменить ее какою-либо другою, и церемониал был так устойчив, что на нем даже не заметно влияния европейской струи, внесенной к нам хотя бы Софьею Палеолог» [4. С. 1].
То, что было сказано Н. И. Веселовским о посольском церемониале, можно, вероятно, перенести на торжественный стол, который был в том числе и неотъемлемой частью посольского церемониала. Столовый наряд у всех народов тщательно регламентирован, ревностно соблюдается и очень консервативен. Русский царский торжественный стол был расписан, все должностные лица, обязанные обслуживать царский стол, назначались именными указами. Они все присягали «государю служити и прямити и его государева здоровья во всем оберегати и ничем его государева здоровья в естве и в питье не испортити и зелья и коренья лихова ни в чем не дати и мимо себя никому дати не велети, и дурна и лиха никакого над государем своим не чинити» [28. С. 210]. Каждый придворный, передавая блюдо следующему чину, обязан был «откушать», попробовать блюдо. Последним пробовал царское блюдо и питье кравчий. Царский столовый церемониал пришел на смену княжеским столам удельного периода, формировался при великих князьях московских, потомках Дмитрия Донского, а при Иване IV Грозном и его приемниках достиг своего расцвета. Почетные (торжественные, праздничные, посольские) столы включали в себя более сотни перемен блюд, продолжались нередко до полусуток. Число обслуживавших стол во главе с боярином-дворецким со товарищем стольников, стряпчих, дворцовых дьяков, степенных ключников соразмерялось числом и знатностью гостей и простиралось до 300 и более лиц. В Грановитой палате царь садился за обедом за свой царский стол, дворецкий обслуживал государя за отдельным царским кормовым поставцом. «Перед царским местом ставился приступ о двух ступенях, обитый цветным персидским шелком. Приступ устраивался для кравчего, который восходил на него, подавая пить и ставя есть на царский стол. Кравчий с товарищем своим, стольником, у царского стола находился безотходно» [15. С. 365]. В «Актах исторических...» весь процесс кратко записан так: «Стольники мают повинность перед государя за стол еству носить, а крайчей, стоя у стола, у них еству принимает и перед государя ставит» [35. С. 10].
Писатель А. К. Толстой, в своем творчестве «старавшийся соблюдать истину и точность в описании характеров и всего, что касается народного быта и до археологии», в романе «Князь Серебряный» восьмую главу «Пир» полностью посвятил дотошному описанию
пира, устроенного царем Иваном Васильевичем в Александровской слободе для 600 с лишним опричников и гостей. «Смотрели в царский стол» кравчий Федор Алексеич Басманов с шестью стольниками [45]. В 1553 г. англичанин Климент Адам говорит о семи товарищах кравчего [25].
«Царицыны столы давались обыкновенно в ее Золотой палате, иногда в ее Столовой или в Передней, для самой царицы накрывался особый стол. У ее стола стояла всегда боярыня кравчая и с нею другая боярыня в помощь. Они принимали и подавали ествы. Но за торжественными столами должности кравчих исполняли ближайшие к царице лица из мужчин. Так, за столами царицы Наталии Кирилловны, кроме боярынь, принимали ествы ее отец Кир. Пол. Нарышкин и Арт. Серг. Матвеев» [16. С. 153]. «В январе 1536 г. у вдовствующей правительницы княгини Елены Васильевны (Глинских) была на приезде Шигалеева жена царица Фатма Салтан... А в кравчих был у вел. государыни Ив. Ив. Челяднин, а у царицы был кравчий Вас. Репнин» [16. С. 154-155].
По словам историка Н. П. Павлова-Силь-ванского, знатока социальных и политико-юридических отношений феодальной Руси, «почетнейшей должностью была должность кравчего. На церемониальных обедах он подавал блюда царю и наблюдал за стольниками, прислуживавшими сановникам, боярам и послам. За некоторыми исключениями случайных людей (Басманов, Годунов), кравчие назначались из лучших фамилий, нередко перворазрядных, боярина. Большинство кравчих оставались на этой должности неподолгу, от одного до пяти лет; очень многие из них затем достигали боярства» [24. С. 154].
Кравчий стал постепенно обозначать не только придворную должность, но и чин при царе, царице, некоторых боярах и высших церковных иерархах, 1653: тсть носятъ предъ патриарха все диакони, въ кравчей архидиа-конъ [36. С. 403]. Слово часто употребляется в памятниках XVII в. и памятниках Петровского периода: в «Письмах и бумагах Императора Петра Великого», «Архиве князя Куракина», «Московских ведомостях» времен Петра Великого и других, 1724: «С кушаньем до Императорского Стола шли следующим образом. Сперва Великий Маршал, за ним Обер Гоф Меистер, по том Кравчей, за ним Офицеры с кушаньем» (Описание коронации Екатерины I) [34. С. 218].
Подытожим функциональные обязанности кравчего по письменным источникам, исследованиям историков, толковым и историческим словарям. 1600: тсть носятъ предъ патриарха все диакони, въ кравчей архидиаконъ (Про-скинитарий Арсиния Суханова) [36. С. 403]; 1610: ... а крайчей... у них еству принимает и перед государя ставит (Акты исторические...) [35. С. 10]; Кравчей, обер-гофмаршалк [43. С. 341]; Крайчий был тоже, что ныне обер-шенк (17. Т. VII. Гл. 3); Кравчий - pincerna [12. С. 84]; Приступ устраивался для кравчего, который восходил на него, подавая пить и ставя есть на царский стол [15. С. 365]; Крав-чая и с нею другая боярыня ... принимали и подавали ествы [16. С. 153]; Кравчий, крайчий -царедворец, заведовавший напитками царского стола [11. С. 267]; Кравчий «...подавал блюда царю и наблюдал за стольниками, прислуживавшими сановникам, боярам и послам» [24. С. 154]; Старший царедворец, заведовавший напитками царского стола; обершенк [38. Стлб. 2577]; Кравчий - «доверенный стольник, наряжавший государю вина (виночерпий) и заботившийся о царском питье» [1. С. 328-331].
Исчерпывающее определение должностных обязанностей кравчего в финальной фазе существования этого социального института дано в «Словаре Академии Российский» 1791 г.: «Придворный из первейших чиновников второй степени, соответствовавший нынешним обер-шенку и обергофмаршалу, котора-го должность была наблюдать все до стола государева касавшееся, как-то: кушанье, напитки и принадлежащие к тому сосуды, присптшников и порядок» [30. С. 891]. Дефиниция полностью повторяется в «Словаре русского языка XVIII века» [34. С. 218].
Для царского допетровского периода русской истории слову кравчий можно дать следующее толкование: «Почетная должность и придворный чин в Русском государстве XVI - нач. XVIII вв. при царе, царице, некоторых боярах и высших церковных иерархах, подававший питье и кушанье, следивший за порядком и переменой блюд и вин, наблюдавший за стольниками, чашниками, служившими за столом».
Поэтому ряд других определений слова кравчий в словарях являются некорректными: «Кравчий... - боярин, ведавший царским столом» [33. С. 118]; «Кравчий. В Русском государстве до 18 в. : должностное лицо, ведающее столом, стольниками» [23. С. 296]; «Кравчий, крайчий, придворный сан, чин; кто
рушит за столом жаркое, пироги» [7. С. 185]; «Кравчий съ путемъ - должность кравчего во время царских поездок» [36. С. 403] и др.
Однако кравчий, по словам К. П. Павлова-Сильванского и И. Е. Забелина, был придворной должностью и не являлся обязательным в выслуге в окольничие и бояре. Царским столом, в широком смысле слова, ведал Приказ Большого Дворца, состоявший из Сытного (питье), Кормового (съестное), Житенного (хлеб) дворцов и Хлебного двора, действительно руководимых боярином. Кравчий ведал во время пира только царским столом. «Вознаграждением за гражданскую службу было пожалование кормлений, или путей, как они назвались в удельно-феодальный период... Должности обыкновенно жаловались «с путем» [24. С. 29], в данном случае пути не имеют никакого отношения к царским поездкам.
Итак, на церемониальных обедах в Грановитой палате Большой, Кривой и другие приставные столы бояр, гостей, послов смотрели в стол, строили ествы, пить подавали стольники, чашники под присмотром боярина-дворецкого, а кравчий, в узком понимании значения слова, со своим помощником («товарищем»), помощниками безотходно служил за личным столом царя (царицы, боярина, иерарха), «наряжал вино и подавал ество», вручал кубок царю при сказывании им заздравной чаши.
Единственная этимология слова кравчий, данная во всех известных источниках, приходит в противоречие с основной и, видимо, первичной функциональной обязанностью кравчего-виночерпия. Она однозначно связывает кравчий через посредство Юго-Западной Руси с польск.
потеп aqentis от ^а]'ьсь «кроить, резать, рушить хлеб, мясо, съестное» [38. Стлб. 2577; 5. С. 147-149; 49. С. 367; 55. S. 374; 14. С. 72; 3. С. 174; 53. S. 49]. В польском языке слово фиксируется с 1500 г. В Речи Посполитой и Великом Княжестве Литовском кравчий, как и в Москве, придворная должность в том числе и высшая. krajczy когоппу (в Польше) и krajczy w Wielkiem Litewskiem. Первое объясне-
ние, вероятно, обнаруживается в «Слове Правды», или в так называемой Брестской Библии 1563 г.. «Греческое слово (не указывается какое. - Г. В.), обозначающее просто резать (Ьа/'ас), а взято оно, вероятно, от нянь, которые при детках расчленяют еду или от крайчих (kraycow), которые к столу подают или от давнего обычая, который бывал при дележе добычи». В фундаментальном 40-томном «Словаре польского
языка XVI века» [54], откуда мы взяли эту цитату, слово krajczy имеет два значения: 1. «Служащий, разрезающий и подающий продукты на стол», оно снабжено 12 латинскими аналогами: «устроитель», «начальник, смотрящий за разделкой еды», «рушитель еды», «отрывающий еду», «предвкушатель», «подаватель еды» и т. п. 2. «Придворный чиновник, главной обязанностью которого было разрезание еды и пода-вание блюд до пановства; с XVI в. титулатура достоинства».
Неожиданно в противоречие с предлагаемой этимологией к слову krajczy здесь же дается как синоним kredencarz, дериват от нем. kredenzen «подносить (вино), потчевать (чем-л.)», который явно не является синонимом к приведенным значениям слова.
Итак, в предложенной этимологии слова кравчий мы обнаруживаем ряд противоречий, требующий объяснения: 1. Расширительное толкование обязанностей кравчего, на которого возлагают среди прочих и несовместимые: рушителя тушек, мяса, всего съестного, раздатчика еды и виночерпия. 2. Актуализация общеславянского *krojiti // *krajiti в nomina aqentis только в польском. 3. Ограниченные хронологические рамки существования института кравчества: сер. XV в. - I-я четв. XVIII в. 4. Локализация термина и социального явления только на территории Польско-Литовского государства и Московской Руси (Украины, Белоруссии, Польши и России).
Судя по сводным диалектным материалам славянских языков, *krojiti в значении «резать что-либо» присуще издревле всем славянским языкам, а формы с продленным корневым гласным типа польск. *krajati О.Н. Трубачев не относит к праславянскому слою [52], что подтверждается и русскими диалектными данными. Дефиниция «нарезать ломтями, дольками (хлеб, мясо и т. д.), подавая на стол» в качестве первого значения слова кроить представлено только в южных (курск., орл., тамб., тул., ка-луж., ряз., ворон., самар.) говорах [32]. А слово краить, кроме единственного примера из «Донского словаря» А. В. Миртова, взятого из исторической песни «Дружко каравай краить, серебряной нож маить», в русских говорах отсутствует [22. С. 150]. В русском языке слово крайчий // кравчий в обыденном значении «резчик мяса, хлеба» невозможен, таким образом, и в чисто словообразовательном плане.
Поэтому исследователи русское слово кравчий // крайчий дружно считают деэтимологизи-
рованным вариантом «первюшшого» крайчий, заимствованного с польского языка в XVI в. Действительно, в польском языке от ^а]ьсь формируется не только потеп aqentis ^а]С2у, но и кга]с2а.
Кроме чисто функционального разхождения значений слова крайчий «резчик хлеба, мяса», зародившегося в польском языке, и кравчий // крайчий «придворный чин при высших государственных лицах», возникает еще один нериторический вопрос: Если Московская Русь находилась под влиянием Золотой Орды, почему Польша, динамично развивающееся в течение XIV-XVI столетий мощное европейское государство, бытовое значение давно существовавшего в языке слова экстраполировало в название высшей государственной должности почти одновременно с Москвой? Обычно имплицитным ответом служат ссылки на хронологию упоминаний слова кравчий в текстах, что снова не столь однозначно.
Н. М. Шанский некритично посчитал, что в русском языке слово кравчий «впервые отмечается в 1581 г. в «Памятниках дипломатических сношений с Римскою империей» [51. С. 367]. Фр. Славский пишет, что впервые крайчий как «придворный чиновник» в польских памятниках датируется 1500 г., а в русских с 1565 по 1704 гг. [53].
Необходимо внести коррекцию в хронологию слова кравчий. Сейчас считается, что впервые слово кравчий в русских источниках упомянуто в Львовской летописи (название условное) в связи с визитом в 1536 г. к вел. княгине Елене Васильевне Глинской казанской царицы Фатьмы Салтан. Последним кравчим в русской истории был родственник Петра по матери Кирилл Алексеевич Нарышкин (1691-1692 гг.), но слово кравчий активно используется в документах в первой четверти XVIII в. (см. наши примеры под 1724 г.).
Самое замечательное, что на территории Украины и Белоруссии кравчий, крайчий фиксируется раньше, чем в собственно польских землях - с 1445 (Серет), 1451 (Луцк), 1489, 1502 (Слоним) [39. С. 471; 20. Стлб. 97].
Таким образом, слово кравчий в значении «виночерпий» пришло в Польско-Литовское государство и Московскую Русь с юга, юго-востока. Его источником мы считаем тюркский золотоордынский язык. Из-за чрезвычайной скудости письменных памятников по истории и народной культуре Золотой Орды воспользуемся данными современных тюрк-
ских языков и устными и письменными памятниками Востока. На евразийском пространстве несколько тысячелетий непрерывно контактируют многочисленные тюркские и иранские народы, которые выработали уже ряд общих фольклорных («бродячие сюжеты»), религиозных (ислам), графических (переход на арабское письмо), письменных (общие литературные жанры), языковых (абстрактные явления), этнографических (одежда, пища, жилье) и других культурных черт. Хорошо известно о существовании в доисламской жизни Ирана института саки. Еще Геродот, говоря о великой чести, которая была оказана при дворе Камби-са сыну Кира, некоему Прексаспу, отмечает. «.. .сын его был виночерпием у Камбиса, а это тоже - великая честь». В дальнейшем и тюркская знать стала пользоваться этим обычаем. В исламский период кравчий был возведен в высокий и почетный ранг. На Востоке кравчие, часто из талантливых отроков-рабов, должны были играть на музыкальных инструментах и исполнять на приемах как произведения устного народного творчества, так и литературные. Благодаря их деятельности сложился жанр са-кинаме «книга саки», воспевавший былое величие древности. Произведения саки вошли в устное народное творчество персоязычных и тюркоязычных народов. В эпическом творчестве иранцев, азербайджанцев и народов Средней Азии, например, в цикле «Кёроглы-Гороглы» выступает саки, красавец-отрок Эй-ваз. Его имя созвучно с именем исторического Аяза, знаменитого кравчего, отрока султана Махмуда Газневида (999-1030 гг.), тюрка по происхождению. В таджикском эпосе «Гу-ругли», кроме главного героя Аваза, имеется фольклорный образ Саки, певца-сказителя и кравчего [19]. Возведение раба-отрока по достижению возмужалости после Аяза в ранг эмира или полководца при тюркских правителях, в частности Сельджукидах, Хорезмша-хах, стало традицией. Жанру сакинаме отдали должное все великие персоязычные и тюрко-язычные поэты Востока. Низами, Хусров, Кир-мани, Хафиз, Тихрани, Ширази, Зухури, Би-диль, Партави, Навои, Санджара и др. Мостиком в передаче поэтических традиций Востока на тюркский север послужило выдающееся произведение хоризмийско-булгарского поэта XIII в. Кул Гали «Кысса-и Йусуф». «Сказание о Йосифе» интерпретирует известную библейскую и кораническую легенду о прекрасном Йосифе в мусульманских и тюрко-кыпчакских
традициях. Язык всех тюркских народов изобилует фарсизмами, поэтому персидское ^^ [саги] «кравчий, виночерпий, уст. музыкант, певец» в тюркской поэзии как показатель высокого стиля непременно сохраняется как саки. Только некоторые языки осложнили его словообразовательными вариантами: турец. saki, sa-kici; азерб. saklar, казах. сацтар.
Поэты при переводе в основном по подстрочнику классической персоязычной и тюр-коязычной поэзии Востока на русский слово саки сохраняют либо переводят виночерпий, напр., в рубаи Омара Хайяма:
Скорее пробудись от сна, о мой саки! Налей пурпурного вина, о мой саки!... Так как смерть все равно мне пощады не даст Пусть мне чашу вина виночерпий подаст! (пер. О. Румера)
Однако чаще всего передают его словом кравчий, из касыды Рудаки:
И кравчий за столом красив, приветлив и юн, Отец его - хакан и мать его хатун
(пер. В Левика и М. Рейснер), Подойди ко мне, кравчий, налей мне вина, Чтоб душа моя стала блаженно-хмельна (из поэмы Низами).
(пер. С. Липкина). Сравним разные русские переводы из «Кысса-и Йусуфа» Кул Гали: В темницу за взятки были заключены пекарь дворца и кравчий // Вместе с Йусуфом в темнице сидел бывший пекарь и бывший винодел египетского царя // Одновременно с Йусуфом в тюрьму попадают двое юношей: хлебодар и виночерпий.
Перевод саки как виночерпий и кравчий на русский язык стал возможным, потому что переводчики считают их синонимами, а слово кравчий за несколько сот лет контактов с тюркскими народами было усвоено русской социальной верхушкой.
Если в тюркской поэзии до сих пор господствуют фарсизмы, в том числе и саки, то в быту в значении «виночерпий» используется слово koragaci, которое мы и считаем источником русского слова кравчий.
Старотюркское koragaci - nomina aqentis от субстантива koraga. «В чагатайском jj^ ^ jj^ кóрiэ 1. место, посуда, откуда достают вино; ^^ jj^ кравчий, виночерпий, объясняют это слово так: скамейка, на которую во время пира ставят кувшин с длинными горлышками; чаши и вообще посуда для вина, в особенности же кувшин с трубочкой сбоку» [2. С. 149]. Тат. кврэгэче «на пиру разливатель
медовухи, браги либо кумыса, распорядитель пира (тамада)» [44. С. 271], баш. кврэгэ кожаный (из шейной шкуры животного) или украшенный резьбой, деревянный сосуд для подноски кумыса, браги, бузы на праздничное застолье; кврэгэсе «распорядитель пира, тамада». На пиру, во время межлиса - праздничного застолья кврэгэсе потчует, угощает, настоятельно заставляет пить. Обычно это знаток обычаев, внутриродовых связей, который не полезет за словом в карман, может кому-то дать стакан с посвящением - куплетом народной песни, кому-то сочинить экспромтом такмак-частуш-ку. Обычно после песни-посвящения гость не смеет отказаться от угощения. Во время застолья принято говорить почти ритуальные посвящения к korügü - korügü bata, korügü bürüküt «пусть не оскудеет курага (крага)» и другие, когда обычно вносят вновь наполненный бочонок и так далее. У восточных башкир korügü еще похвальное слово в честь хозяина [8; 31] У чуваш кёреке «1. передний, красный угол. 2. почетное место за столом. 3. праздничный стол, застолье, кёреке юррисем застольная песня, кёрекедё, кёреке щде - тамада» [48. С. 170]. В золотоордынский период, несомненно, татары оказали огромное административное и культурное влияние на все подвластные народы. В том числе «татарский хан (а раньше бул-гарский царь) с установлением административного строя сильно импонировал чувашам. Все порядки и церемонии ханского двора они даже перенесли на своих богов и стали представлять их в виде великого хана и разных чиновников, окружающих, сопровождающих его и прислуживающих ему. Например: тавам ыра - добрый дух, заседающий в диване (государственное учреждение, судебный трибунал, хум кёрекедё - кравчий хана)» [13. С. 17].
Для решения фонетико-фонологических вопросов заимствованного слова необходимо сжато рассмотреть некоторые проблемы тюркского вокализма. Восемь пратюркских кратких гласных были системно противопоставлены друг другу по ряду е//а, i //у, о//о, й//и. По своему генезису и рефлексам в современных тюркских языках они принципиально отличаются друг от друга. Ряд языков, как башкирский и татарский, имеет девятую фонему ü, противопоставленную совместно с е также а-е, ü//a. Тюркологи ее для диахронических компаративных исследований считают не всегда релевантной [42]. Оппозицию по ряду четко отражало древнетюркское руническое письмо, которое
из-за контактов и инкорпорирования тюркского этноса в состав разных народов от Китая до Венгрии к XIII в. полностью выходит из обихода. Тюрки впоследствии пользовались разными системами письма: от китайского, согдийского, санскрита, арабского до греческого, латинского и кириллицы. Для языков всех народов, пользовавшихся этими графическими системами, оппозиция по ряду не была актуальной, и тюркский вокализм в них не отражается.
Поэтому одно и то же слово ^«деревянное блюдо» из знаменитого «Словаря тюркских наречий» Махмуда Кашгари 1074 г., которое мы считаем исходной формой для поволжского (чувашского, башкирского, татарского) кёреке, кврэгэ, с арабской графики, не пользующейся практически огласовкой, даже в фундаментальных трудах транскрибируется по-разному kвrka [10. С. 318], курка [21. С. 403]. Уйгурское слово «кувшин для омовения», данное в словаре Э. Н. Наджипа [46. С. 648] в русской транскрипции как [кора], вероятно, является безаффиксным этимоном слова. Русская транскрипция корня кор // кор // кур говорит о редуцированном характере безударной фонемы, что приводит к вторичному аблауту гласного в корне кёр // квр. Н. К. Дмитриев считает, что «как и о, башкирское в - редуцированный и очень краткий. Исторически он соответствует звуку у других тюркских языков, из которого, очевидно, и развивался в результате его постепенной делабиализации» [9. С. 10]. Этого же мнения придерживаются Б. А. Серебренников и Н. З. Гаджиева [20; 29; 41].
Корень слова JJ^ [кор], представленный в уйгурском языке, далее расширяется аффиксом ъk // ьк: kвrka, курка, & JJ^, ^ JJ^ [кор/э], kвraga. Узкие тюркские гласные ы [у], и [/], о [о], е [о] отличаются, как пишет Н. К. Дмитриев, значительной краткостью и в безударных слогах двухсложных и многосложных слов подвергаются «особенно ощутительной редукции». Эта редукция наиболее сильно проявляется рядом с сонорными р, л : урын - урны «его место»; яптра вм. яптыра «он велит закрыть» [9. С. 17]. Редукция гласных, описанная Н. К. Дмитриевым для башкирского языка, актуальна для истории всех тюркских языков [42]. В арабской графике редукция корневого гласного отразилось в чередовании у, о // 0: JJ^. Интервокальное k в составе аффикса ъk // ьk с последующим окончанием в наших примерах представлена как ka // kа // еке // ^а] >/э // aga. Древнетюркский язык и булгарская
группа (чувашский язык) сохранили глухое k. Чагатайская, по современной классификации тюркских языков карлукская группа тюркских языков, куда входят староузбекский и староуйгурские языки и кыпчакская (татарская и башкирская) группа, отразили переход интервокального k > g р]. Звуки к, g в тюркских языках считаются мягкими, что отразилось в написании после них гласных переднего ряда. Перед гласными заднего ряда вместо g встречается у, поэтому ряд тюркологов k, g рассматривают как разновидности одной фонемы. Вследствие этого в тюркских языках в интервокальном положении нередко чередуются k // у // g // / // w // 0: *bбgurek>bбjurek > казах., ккалп. Ьи/гек > кбалк. Ьигак, баш. Ьб/бг «почка»; *Ьа1ауи >др.-тюрк. bйsйgu > тат. bisaw >казах., ног. besew > якут. ЬэЫэ "пятеро" [29; 42; 50]. Последний якутский пример подверждает, что транскрипция финального -aga в kбrйgй как [к6рiэ] вполне реальна.
С учетом редукции безударных гласных тюркских языков исходное слово может выглядеть так. *кугъка // ¥г"Ы, а чувашское и татарское как кёреке, кврэгэ, а с аффиксом деятеля как k6rйqйcí > krйqйcí. Тюркские переднерядные й, б, и в русских заимствованиях могут передаваться только через гласные заднего ряда. При межъязыковой тюркско-русской трансформации и транслитерации с переходными глайда-ми h // у (в кириллице буква г) - 7 // i (буква й) -и // w (буква в) татарское слово к^г^С > krйqйcí может выглядеть так. крагчш (вариант еще не зафиксирован) - кравчий, крайчий, польск. кга-/сгу - белорус. краучы.
Н. М. Шанский эволюцию тюркского аген-тивного аффикса -cí в истории русского языка в популярной форме проследил в заметке «Казначей, барабанщик, басмач» [49. С. 162-164]. В ранний письменный период тюркский аффикс -cí хорошо вписался в русский продуктивный словообразовательный ряд вербальных и именных дериватов, как ловчий, гончий, рабочий; оружничий, подъячий, постельничий, возничий, городничий. После падения редуцированных они закономерно должны были в окончаниях перейти на -ей и образовать пары с книжным произношением, как Сергий -Сергей. В «Обратном словнике» «Словаря русского языка XI-XVИ вв.», составленном по 28 опубликованным выпускам «Словаря», таких слов вместе с отпричастными русскими прилагательными. зрячий, горячий, висячий; притяжательными прилагательными на -/. дитячий,
волчий, карличий, - оказалось 303 единицы. Только десять из этих слов сумели сохранить как единственное или вариативное произношение на -чей. арбачей, казначей // казначий, ба-грачей, накрачей // накрачий, домрачтй, саф-рачей, кравчей // кравчий // крайчий, киличтй, а(о)сламчей, заргучей, ка(о)пычей [37]. Все они оказались тюркизмами.
Такая дилемма разрешается достаточно просто. К концу XV - нач. XVI в. аканье вышло уже из колыбели - верховьев Оки, правых притоков Днепра - Десны и Посемья и распространилось на территории исторических московских земель и Белоруссии. Поэтому посессивные и отпричастные прилагательные и существительные с финальным безударным -чий благодаря согласному -ч- смотрятся «более чем по-русски» и утрачивают всякую возможность сохранить финальное -чей (<-чий) и редуцируются. Произношение [-чьи // -чь] своеобразно отражает белорусская орфография -сiнi «синий», гарачы «горячий». Тюркизмы в отличие от русских слов были с флексийным ударением -чий, несмотря на свою малоупотребительность, они частично удержали, в том числе и слово кравчей, свое сильное произношение в долгом п>, что часто отражается и на письме - кравчпй, в форме женского рода крав-чея, кравчая.
Хронотоп русско-белорусского аканья удивительно синхронизируется с интерферентной волной золотоордынского kбrйgйci на территории Московского и Польско-Литовского государств (белорусские и западно-украинские земли). Вопрос внутренней огласовки татарского слова в русской среде, вероятно, связан с законом восходящей звучности внутри морфемы, который никто не отменял, с вариативной вокализацией сонорного р в окружении редуцированных фонем, субститутивным влиянием русских чередований, как ловьць - ловчий и фонетической ассоциацией, кравьць «портной» -кравчий.
Итак, восточнославянское слово кравчий // крайчий, обозначающее придворный чин и должность при царе и других светских и церковных правителях, является естественным продолжением древнего института виночерпиев, саки, кравчих, воспетых в классических произведениях персо- и тюркоязычной литературы Востока.
Саки, кравчие, кроме функции виночерпия, исполняли роль поэтов и сказителей за пиршественным столом, что отчасти сохраняется у
татар, чуваш, башкир. Слово кравчий проникло в восточнославянскую среду под мощным административным и культурным влиянием Золотой Орды. Об этом свидетельствуют хронология и ареал заимствования: XV-XVI вв., Московская Русь и Великое княжество Литовское (до 1569 г.).
В Древней Руси с удельного периода при князьях существовала должность чашников, чашничих. С ростом государственного суверенитета Москвы возникла необходимость отдельного обслуживания царского торжественного, пиршественного стола, которую исправлял кравчий со товарищи, как «глава виночерпиев», как сказано в одном из источников.
На основе общеславянского *kmjiti «резать дольками хлеб, мясо, съестное» только в польском языке развивается продленный корневой гласный *krajiti с nomina agentis krajczy «резчик мяса, хлеба». Крайчий через язык Юго-За-
падной Руси оказывает влияние на русское заимствованное слово кравчий. Поэтому в исторических словарях идет постоянное фонетическое и семантическое смещение и совмещение кравчий // крайчий - «виночерпий» // «резчик мяса, хлеба, съестного».
В свою очередь, через язык Юго-Западной Руси, Великое княжество Литовское название придворной должности кравчего вместе со всеми другими русскими должностями и чинами дублируется в Польско-Литовском государстве и накладывается на исконно польское кт/'с2у «резчик мяса, хлеба». На такое развитие указывает и фонетико-статистические данные «Словаря польского языка» XVI в., в котором в обоих значениях «резчика мяса, хлеба» и «виночерпия» кга/С2у встречается 19 раз, кге/С2у - 3, кга/сха - 2, но нет ни одного *krawczy - соответствия русскому и белорусскому кравчий // краучы [54].
Список литературы
1. Богданов, А. П. Комментарий / А. П. Богданов // Россия при царевне Софье и Петре I: записки русских людей. - М., 1990. - С. 328-334.
2. Будагов, Л. З. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий / Л. З. Будагов. - СПб., 1869. - Т. II. - 416 с.
3. Булыка, А. М. Даушя запазычанш беларускай мовы / А. М. Булыка. - Мшск, 1972. - 384 с.
4. Веселовский, Н. И. Татарское влияние на посольской церемониал в московский период русской истории / Н. И. Веселовский. - СПб., 1911. - 19 с.
5. Вечеслова, Г. Л. Кравчий - кравчая / Г. Л. Вечеслова // Рус. речь. - 1981. - № 2. - С. 147149.
6. Гарипов, Т. М. Фонемика урало-поволжских языков (с приложениями структурно-стереометрических таблиц) / Т. М. Гарипов. - Уфа, 1979.
7. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка / В. И. Даль. - М., 1955. - Т. II. - 780 с.
8. Диалектологический словарь башкирского языка. - Уфа, 2002. - 432 с.
9. Дмитриев, Н. К. Грамматика башкирского языка / Н. К. Дмитриев. - М.; Л., 1948. - 276 с.
10.Древнетюркский словарь. - Л., 1969. - 676 с.
11.Дьяченко, Г. Полный церковно-славянский словарь / Г. Дьяченко. - М., 1993. - 1120 с.
12.Дювернуа, А. Л. Материалы для словаря древнерусского языка / А. Л. Дювернуа. - М., 1894.
13.Егоров, В. Г. Современный чувашский литературный язык в сравнительно-историческом освещении / В. Г. Егоров. - Чебоксары, 1971.
14.Етимолопчний словник украшьско! мови. - Ки!в, 1983. - Т. 3. - 552 с.
15.Забелин, И. Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях / И. Е. Забелин. - М., 2000. - 365 с.
16.Забелин, И. Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях / И. Е. Забелин. - Новосибирск, 1992. - 246 с.
17.Карамзин, Н. М. История Государства Российского / Н. М. Карамзин. - Т. VII. - URL: http://yandex.ru/clck.
18.Ключевский, В. О. Сочинения : в 9 т. / В. О. Ключевский. - М., 1987. - Т. 2, ч. 2. - 447 с.
19.Короглы, Х. Г. Взаимосвязи эпоса народов Средней Азии, Ирана и Азербайджана / Х. Г. Ко-роглы. - М., 1983. - 346 с.
20.Литовская метрика. Книга судных дел. - Петербург, 1903. - Т. I.
21.Махмуд, ал-Кашгари. Диван Лугат ат-Турк / Махмуд, ал-Кашгари. - Алматы, 2005. - 1288 с.
22.Миртов, А. В. Донской словарь: материалы к изучению лексики донских казаков / А. В. Миртов. - Ростов-на-Дону, 1929.
23.Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. - М., 1995. - 928 с.
24.Павлов-Сильванский, К. П. Государевы служилые люди: люди кабальные / К. П. Павлов-Сильванский. - М., 2001. - 288 с.
25.Первое путешествие англичан в Россию в 1553 году // Журнал Министерства народного просвещения. - 1838. - Ч. 20, отд. II.
26.Пересветов, И. В. Сочинения Ивана Семеновича Пересветова / И. В. Пересветов // Памятники литературы Древней Руси: конец XV - XVI века. - М., 1984. - 768 с.
27.Покровский, М. Н. Русская история с древнейших времен: в 3 т. / М. Н. Покровский. - М., 1965. - Т. I, ч. III. - URL: dugward.ru>...pokrovskiy_m...pokrovskiy...rus_ist1.html.
28.Сергеевич, В. И. Русские юридические ведомости / В. И. Сергеевич. - СПб., 1890. - Т. I.
29.Серебренников, Б. А. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков / Б. А. Серебренников, Н. З. Гаджиева. - М., 1986. - 302 с.
30.Словарь Академии Российской, произвольным порядком расположенный. - СПб., 1791. -Ч. III.
31.Словарь башкирского языка : в 2 т. - М., 1993. - Т. I. - 546 с.
32.Словарь русских народных говоров. - Куделюшки / гл. ред. Ф. П. Филин. - Л., 1979. -Вып. 15 - 399 с.
33.Словарь русского языка : в 4 т. - М., 1982. - Т. 2. - 736 с.
34.Словарь русского языка XVIII века. - М., 1998. - Вып. 10. - 256 с.
35.Словарь русского языка XI-XVII вв. - М., 1981. - Вып. 8. - 351 с.
36.Словарь русского языка XI-XVII вв. - М., 1980. - Вып. 7. - 403 с.
37.Словарь русского языка XI-XVII вв. Справочный выпуск. - М., 2004. - 814 с.
38.Словарь русского языка, сост. Вторым отделением Имп. АН. - Пг., 1916. - Т. 4, вып. 9.
39.Словник староукрашьско! мови XIV-XV ст. - Ки!в, 1977. - Т. I.
40.Соловьев, С. М. Сочинения : в 18 кн. / М., 1989. - Кн. IV, т. 7-8. - 752 с.
41.Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюркский язык-основа. Картина мира пратюркского этноса по данным языка / отв. ред. Э. Р. Тенишев, А. В. Дыбо. - М., 2006. - 908 с.
42.Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Региональные реконструкции / отв. ред. Э. Р. Тенишев. - М., 2002. - 767 с.
43.Татищев, В. Н. Избранные произведения / В. Н. Татищев. - Л., 1979. - 464 с.
44.Толковый словарь татарского языка : в 3 т. - Казань, 1979. - Т. II. - 726 с.
45.Толстой, А. К. Князь Серебряный: роман. Драма. Стихотворения. Баллады. Избранные письма / А. К. Толстой. - Л., 1982. - 512 с.
46.Уйгурско-русский словарь : около 33 000 слов / под ред Т. Р. Рахимова. - М., 1968. - 828 с.
47.Худяков, М. Г. Очерки истории Казанского ханства / М. Г. Худяков. - М., 1991. - 320 с.
48.Чувашско-русский словарь ок. 40000 слов / под ред М. И. Скворцова. - М., 1985. - 712 с.
49.Шанский, Н. М. В мире слов: кн. для учителя / Н. М. Шанский. - М., 1985. - 225 с.
50.Щербак, А. М. Сравнительная фонетика тюркских языков / А. М. Щербак. - Л., 1970. -181 с.
51.Этимологический словарь русского языка / под ред. Н. М. Шанского. - М., 1982. - Т. II, вып. 8. - 470 с.
52.Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О. Н. Трубачева. - М., 1985. - Вып. 12. - 186 с.
53.Slawski, Fr. Slownik etymologiczny j^zyka polckiego / Fr. Slawski. - Krakow, 1966. - T. III.
54.Slownik polszczyzny XVI wieku. - Wroclaw - Warszawa - Krakow- Gdansk, 1978. - T. XI.
55.Slownik Staropolski. - Wroclaw - Warszawa - Krakow, 1960. - T. 6, zesz. 1-6.
Сведения об авторе
Валеев Гадель Камилович - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы, Челябинский государственный университет. Челябинск, Россия. vgadel@gmail.com
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No. 13 (395). Philology Sciences. Issue 104. Pp. 42-54.
HISTORY, DERIVATION AND ETYMOLOGY OF ANCIENT COURT RANK KRAVCHY
G. K. Valeev
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. vgadel@gmail.com
The article examines the historical and linguistic problems, relating to the functioning of court rank kravchy in Moscow Russia in the mid. XV - the beginning of XVII centuries. With the assistance of the extensive vocabulary and historical data of the Russian and Polish languages it is proved that functioning of court rank kravchy in the territory of Moscow Russia and the Polish-Lithuanian state is connected with the powerful military, administrative and cultural influence of the Golden Horde. Since ancient times the Institute of cupbearer-kravchy in the East has been associated with the traditions of a keeper and a storyteller of historical legends who performed the role of a toastmaster at feasts. As the basis of Russian word kravchy the Turkic word koraqaci "butler - toastmaster" is offered. The only existing version of interpretation of the word kravchy through the Polish krajczy «a bread and food cutter" is disproved.
Keywords: court rank kravchy, Moscow Russia of XV-XVII centuries, history realities, functioning, etymon, the Golden Horde Tatar language, eastern sources of the word.
References
1. Bogdanov A.P. Kommentarij [Comment]. Rossiya pri tsarevne Sof'e i Petre: zapiski russkikx lydej [Russia at the Princess Sophia and Peter I: notes of the Russian people]. Moscow, 1990. Pp. 328334. (In Russ.).
2. Budagov L.Z. Sravnitel'nyj slovar' turetsko-tatarskikh narechij [Comparative Dictionary of Turkish-Tatar adverbs], vol. II. St. Petersburg, 1869. 416 p. (In Russ.).
3. Bulyka A.M. Dauniya zapazychanni belaruskaj movy [Longtime borrowings of the Belarusian language]. Minsk, 1972. 384 p. (In Beloruss.).
4. Veselovskij N.I. Tatarskoye vliyaniye na posol'skoj tseremonial v moskovskij period russkoj istoriyi [The Tatar influence on the ambassadorial ceremony in Moscow period of Russian history]. St. Petersburg, 1911. 19 p. (In Russ.).
5. Vecheslova G.L. Kravchij - kravchaya [Kravchij - kravchaya]. Russkaya rech [Russian speech], 1981, no. 2, pp. 147-149 (In Russ.).
6. Garipov T.M. Fonemika uralo-povolzhskikh jazykov (s prilozheniyami strukturno-stereometricheskikh tablits [Phonetics of the Ural-Volga languages (with application of structural and stereometric tables)]. Ufa, 1979. (In Russ.).
7. Dal' V.I. Tolkovyj slovar' zhivogo velikorusskogo jazyka [Explanatory Dictionary of living great Russian language], vol. II. Moscow, 1955. 780 p. (In Russ.).
8. Dialektologicheskij slovar' bashkirskogo jazyka [Dialectological Dictionary of the Bashkir language]. 2002. 432 p. (In Bashkir.).
9. Dmitriyev N.K. Grammatika bashkiskogo jazyka [The grammar of of the Bashkir language]. Moscow; Leningrad, 1948. 276 p. (In Russ.).
10.Drevnetyurkskij slovar' [Old Turkic dictionary]. Leningrad, 1969. 676 p. (In Russ.).
11.D'jachenko G. Polnyj tserkovnoslavyaskij slovar' [Full Church Slavic Dictionary]. Moscow, 1993. 1120 p. (In Russ.).
12.Dyvemua A.L. Materialy dlya slovarya drevnerusskogo jazyka [Materials for the dictionary of the Old Russian language]. Moscow, 1894. (In Russ.).
13.Jegorov V.G. Sovremennyj chuvashskij literaturnyj jazyk v sravnitel'no-istoricheskom osveshcheniyi [Modern Chuvash literary language in comparative-historical interpretation]. Cheboksary, 1971 (In Russ.).
14.Jetimologichnyj slovnik ukrain'skoj movy [Etymological dictionary of the Ukrainian language], vol. 3. Kiev, 1983. 552 p. (In Russ.).
15.Zabelin I.E. Domashnij byt russkikh tsarej v XVI u XVII stoletiyakh [Home life of the Russian Tsars in the XVI and XVII centuries]. Moscow, 2000. 365 p. (In Russ.).
16.Zabelin I.E. Domashnij byt russkikh tsarits v XVI u XVII stoletiyakh [Home life of the Russian tzarina in the XVI and XVII centuries]. Novosibirsk, 1992. 246 p. (In Russ.).
17.Karamzin N.M. Istoriya Gocudarstva Rossijskogo [History of the Russian State], vol. VII, ch. 3. Available at: http://yandex.ru/clck 10.10.2016. (In Russ.).
18.Klyuchevskij V.O. Sochineniya [Compositions]. Kurs russkoj istoriyi [Course of the Russian History], vol. 2. Moscow, 1987. 447 p. (In Russ.).
19.Korogly Kh.G. Vzaimosvyazi epoca narodov CrednejAziyi, IranaIAzerbajdzhana [Relationships of epic peoples of Central Asia, Iran and Azerbaijan]. Moscow, 1983. 343 p. (In Russ.).
20.Litovskaya metrika [Lithuanian metric], vol. I. St. Petersburg, 1903. (In Russ.).
21.Makhmud al-Kashgari. Divan Lugat at-Turk. Almaty, 2005. 1288 p. (In Russ.).
22.Mirtov A. V. Donskoj slovar': materialy k izucheniyu leksiki donskikh kazakov [Don Dictionary: materials to the study of the vocabulary of the Don Cossacks]. Rostov-on-Don, 1929. (In Russ.).
23.Ozhegov S.I., Shvedova N.J. Tolkovyj slovar' russkogo jazyka [Dictionary of the Russian language]. Moscow, 1995. 928 p. (In Russ.).
24.Pavlov-Sil'vanskij K.P. Gosudarevy sluzhilyye lyudi: lyudi kabal'nyye [Sovereign's service people, people enslaving]. Moscow, 2001. 288 p. (In Russ.).
25.Pervoye putishestviye anglichan v Rossiyu v 1553 godu [The first trip of the British in Russia in 1553]. ZhurnalMinisterstva narodnogo odrazovaniya [Journal of the Ministry of national education], 1838, part 20, depart. II. (In Russ.).
26.Peresvetov I.V. Sochineniya Ivana Semenovicha Peresvetova' [Works by Ivan Semenovich. Peresvetov]. Pamyatniki literatury Drevnej Rusi: konets XV-XVI veka [Monuments of literature of Old Russia: the end of XV-XVI century]. Moscow, 1984. 768 p. (In Russ.).
27.Pokrovskij M.N. Russkaya istoriya s drevnejshikh vremen [Russian history from the ancient times]. Rol' mongolo-tatarskogo iga. Znacheniye mongolo-tatarskoj dani [The role of the Mongol-Tatar yoke. The value of the Mongol-Tatar tribute], vol. I, part III. Moscow, 1965. Available at: dugward. ru>.. .pokrovskiy_m.. .pokrovskiy.. .rus_ist1.html. (In Russ.).
28.Sergeyevich V.I. Russkiye juridicheskiye vedomosti [Russian juridical statements], vol. I. St. Petersburg, 1890. (In Russ.).
29.Serebrennikov B.A., Gadzhiyeva N.Z. Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskikh jazykov [Comparative and Historical Grammar of Turkic Languages]. Moscow, 1986. 302 p. (In Russ.).
30.Slovar' Akadtmiyi Rossijskoj, proizvol'nym poryadkom raspolozhennyj [Russian Academy Dictionary, arbitrary orders placed], part III. St. Petersburg, 1791. (In Russ.).
31.Slovar' Bashkirskogo jazyka [Dictionary of the Bashkir language], vol. I. Moscow, 1993. 546 p. (In Bashkir.).
32.Slovar' russkikh narodnykh govorov [Dictionary of Russian folk dialects], iss. 15. Leningrad, 1979. 399 p. (In Russ.).
33.Slovar' russkogo jazyka [Dictionary of the Russian language 1982], vol. 2. Moscow, 1982. 736 p. (In Russ.).
34.Slovar' russkogo jazyka XVIII veka [Dictionary of the Russian language of XVIII century], iss. 10. Moscow, 1998. 256 p. (In Russ.).
35. Slovar' russkogo jazyka XII-XVII vv. [Dictionary of the Russian language of XI - XVII centuries 1981], iss. 8. Moscow, 1981. 351 p. (In Russ.).
36.Slovar' russkogo jazyka XII-XVII vv. [Dictionary of the Russian language of XII-XVII centuries 1980], iss. 7. Moscow, 1980. 403 p. (In Russ.).
37.Slovar' russkogo jazyka XII-XVII vv. Spravochnyj vypusk [Dictionary of the Russian language of XII-XVII centuries 2004. Reference issue]. Moscow, 2004. 814 p. (In Russ.).
38. Slovar' russkogo jazyka, sost., vtorym otdeleniyem Imp. AN [Dictionary of the Russian language, compiled by the second department of the Imperial. AN], vol. 4, iss. 9. Petersburg, 1916. (In Russ.).
39.Slovnik staroukrain'skoj movy XIV - XV st. [Dictionary of the old Ukrainian language of 14-15 centuries], vol. I. Kiev, 1977. (In Ukrain.).
40.Solov'jov S.M. Sochineniya [Compositions], book IV. Istoriya Rossiyi s drevnejshikh vremen [The history of Russia from the ancient times], vol. 7-8. Moscow, 1989. 752 p. (In Russ.).
41.Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskikh jazykov. Pratyurkskij jazyk-osnova. Kartina mira prantyrkskogo etnosa po dannym jazyka [Comparative and Historical Grammar of the Turkic languages. Turkic-language basis. Picture of World Turkic ethnic group according to language]. Moscow, 2006. 908 p. (In Russ.).
42.Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskikh jazykov. Regional'nyye rekonstruktsiyi [Comparative and Historical Grammar of the Turkic languages. Regional reconstruction]. Moscow, 2002. 767 p. (In Russ.).
43.Tatishchev V.N. Izbrannyyeproizvedeniya [Selected works]. Leningrad, 1979. 464 p. (In Russ.).
44.Tolkovyjslovar' tatarskogojazyka [Explanatory Dictionary of the Tatar language], vol. II. Kazan, 1979. 726 p. (In Tatar.).
45.Tolstoj A.K. Knyaz' Serebryanyj: roman. Drama. Stikhotvoreniya. Ballady. Izbrannyye pis'ma [Silver Prince: a novel. Drama. Poems. Ballads. Selected letter]. Leningrad, 1982. 512 p. (In Russ.).
46. Ujgursko-russkij slovar': okolo 33000 slov [Uighur-Russian Dictionary: approx. 33000 words]. Moscow, 1968. 828 p. (In Russ.).
47.Khudyakov M.G. Ocherki istoriyi Kazanskogo hanstva [Essays on the History of the Kazan Khanate]. Moscow, 1991. 320 p. (In Russ.).
48.Chuvashsko-russkij slovar': okolo 40000 slov [Chuvash-Russian Dictionary: approx. 40000 words]. Moscow, 1985. 712 p. (In Russ.).
49.Shanskij N.M. Vmire slov: kn. dlya uchitelya [In the world of words: teacher's book]. Moscow, 1985. 225 p. (In Russ.).
50.Shcherbak A.M. Sravnitel'naya fonetika tyurkskikh jazykov [Comparative phonetics of Turkic languages]. Leningrad, 1970. 181 p. (In Russ.).
51.Etimologicheskij slovar' russkogo jazyka [Etymological dictionary of the Russian language], vol. II, iss. 8. Moscow, 1980. 430 p. (In Russ.).
52.Etimologicheskij slovar' slavyanskikh jazykov. Praslavyanskij leksicheskij fond [Etymological dictionary of the Slavic languages. Proto-Slavic lexical fund]. Moscow, 1985. 186 p. (In Russ.).
53.Slawski Fr. Slownik etymologiczny jqzyka polckiego [Etymological Dictionary of the Polish language], vol. III. Krakow, 1966. (In Polish).
54.SlownikpolszczyznyXVIwieku [Dictionary of the Polish language], vol. XI. Wroclaw; Warszawa; Krakow; Gdansk, 1978 (In Polish).
55.Slownik Staropolski [Old Polish dictionary], vol. 6, part 1-6. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1960. (In Polish).
