CC BY
171
3. Веселовский А.Н. Избранное: Историческая поэтика. С. 83. В этом издании, где работы, составившие историческую поэтику, впервые расположены по плану А.Н. Веселовского, «Определение поэзии» впервые включено в ее состав.
4. См. подробнее: Шайтанов И. Триада современной компаративистики: глобализация - интертекст - диалог культур // Вопросы литературы. 2005. № 6.
«ИСТОРИЯ МОСКОВИИ» МИЛЬТОНА. У ИСТОКОВ МИФОЛОГЕМЫ О РУССКОМ ХАРАКТЕРЕ
Мифологическая структура вполне естественна, если речь идет о восприятии чужой и незнакомой, удаленной и таинственной страны...
Н.П. Михальская [Михальская 2003: 125]
Трактат Мильтона «Краткая история Московии и других малоизвестных стран, лежащих на восток от России» представляет несомненный интерес, не только для историков культуры, но и для литературоведов. Трактат интересен тем, что запечатлевает и формирование в сознании европейцев мифологемы о русских, их образе жизни, национальном характере, и становление жанра исторического трактата.
Проблематика темы «Мильтон и Россия» содержит ряд актуальных для современного литературоведения вопросов. В их числе - почему произведения, пользовавшиеся большим успехом у читателей на Западе, не обретают должной популярности в России, зачастую оказываются лишенными внимания литературоведов, не включенными в учебные программы курса истории литературы. Между тем, место такого рода произведений в историко-культурном и литературном процессе подчас достаточно важно, и рассмотрение их плодотворно как в исследовательском плане, так и в учебном процессе.
К числу произведений, остающихся вне поля зрения широкого русскоязычного читателя, относится «История Московии» Дж. Мильтона, впрочем, как и его великие поэмы. Сейчас сосредоточимся на трактате Мильтона, жанре, не относящемся собственно к литературе художественной.
Нельзя сказать, что это произведение вовсе обойдено вниманием критики. Ему посвящены специальные статьи, но чаще историков, чем литературоведов [См. список литературы]. Но, тем не менее, интереснейшее произведение, способствующее осознанию россиянами того, как и почему их образ сформировался у европейцев, остается малоизвестным и по-настоящему не востребованным читателем.
В этой связи встает другая проблема, не менее важная
Е.Н. Чернозёмова
В современном сознании укоренились мифологизированные представления о национальных характерах. Каковы истоки мифологизированного представления о русских? Как воспринималась Московия европейцами XVII века? Почему трактат о Московии, составленный выдающимся английским писателем, не становится предметом изучения филологов и не вводится в вузовские курсы? Каково место трактата в литературном процессе?
Ключевые слова: имагология, трактат, литературный быт, историческое, сказочное.
и актуальная, - объяснить, почему не происходит встречи широкого российского читателя с произведением, прямо его касающегося. Причины, препятствующие осуществлению такой встречи, по-видимому, лежат, вовсе не в области временной дистанцированности или трудностях, сопряженных с проблемами перевода.
Текст «Московии» был переведен на русский язык в XIX в. Е.П. Карновичем и опубликован в «Отечественных записках» 1860 г. Сегодня русскоязычному читателю доступен перевод «Истории Московии» на русский язык, выполненный Ю.В.Толстым в последней четверти XIX в. (1875), через два с четвертью века после ее написания и почти ровно через два века после первой публикации, которая состоялась через восемь лет после смерти Мильтона. Перевод Ю.В. Толстого оказался весьма качественнее предшествующего ему перевода Карановича, в котором Ю. Толстой нашел многочисленные ошибки и сопроводил свой анализ уточнениями и комментариями.
Уточненное исследование времени создания трактата показывает, что он создан между концом 1649 и 1652 г. [Лимонов 1979], т.е. в середине XVI в., в момент разрыва дипломатических и торговых отношений между Англией и Россией, и написан зрелым Мильтоном, который преследовал несколько целей. Во-первых, Мильтон создавал
трактат как образец, следуя которому нужно писать о жизни государств. Сам автор в предисловии к трактату отмечает, что многие источники не удовлетворяли его то неоправданными длиннотами, то излишней скороговоркой. Мильтона, видимо, заботила полезность и увлекательность составляемого им материала. Образец политико-географических сведений о государствах нужен был для решения образовательных целей, для просвещения нации, что следует из трактата Мильтона «О воспитании» (1642). В этом состояла вторая функция трактата. Мильтон стремится показать согражданам историю дипломатических отношений Англии и России, роль национальных характеров и традиций и значения их несовпадения для становления культурных связей. Историк Ю.А. Лимонов вскрывает третью функцию - политический мотив появления трактата, который объясняет, почему для образца написания истории государства была выбрана именно Россия. «Я начал с Московии, как с самой северной из Европейских стран, почитаемых образованными (civil - ЕЧ.)», - пишет Мильтон [Московия Джона Мильтона 1875]. Ю. Лимонов усматривает одну из функций трактата в привлечении внимания русских к сути событий в Англии, в желании провести параллели между событиями великой смуты в России, приведшей в итоге на престол Михаила Романова, и революцией Кромвеля. Историк обращает внимание на миссию лорда Колпепера -посланца принца Чарльза, будущего Карла II, к царю Алексею Михайловичу за субсидиями в поддержку предстоящего военного похода на Англию и Реставрации. Трактат будто бы взывал не помогать представителю свергнутой династии [Лимонов 1979].
В трактате содержится становление мифологемы о русском характере, вырастающей из наблюдений за образом жизни, общественным укладом московитов, в котором отмечается бесправие простолюдинов: «Каждый дворянин имеет право суда и расправы над людьми, поселенными на его землях» (Every gentleman hath rule and justice over his own Tenants), слабость правосудия: «Законников у Русских нет (They have no Lawyers): каждый из тяжущихся сам ведет свое дело (but every man pleads his own Cause) или письменно излагает свое прошение или свой ответ, и лично вручает Великому Князю (to the Duke); несмотря на это, правосудие мало соблюдается, по причине лихоимства мелких Приказных», произвол и лихоимство властителей, существующие на самом высоком уровне: «Количество доходов Государя зависит от его произвола и оттого, что могут заплатить его подданные: он не гнушается самыми грубыми средствами собирать с них деньги. В каждом порядочном городе есть питейный дом (drunken Tavern), называемый корчмою (Curse-may), который Царь отдает или на откуп, или в награду за службу какому-нибудь Боярину, или Дворянину: Боярин этот делается на время властелином города, грабит и обирает жителей сколько ему угодно; когда же он обогатится, то его посылают, на его собственный счет, на войну, и там выдавливают из него его дурно приобретенное богатство: таким образом, ведение войны не стоит Царю ничего, или стоит ему очень мало» [Московия Джона Мильтона 1875].
Те же наблюдения со своеобразными выводами из-
лагает немецкий юрист С. Пуфендорф в «Истории замечательнейших государств современной Европы» (1667), которую он создает чуть позже Мильтона, пытаясь воспроизвести особенности правления и государственного устройства ряда стран. Не являясь собственно художественной по замыслу, как и трактат Мильтона, книга Пуфендорфа при описании национальных характеров также отражает складывающиеся мифологемы. Пуфен-дорф отмечает: «Российский народ склонен к пьянству, поэтому все питейные заведения приносят казне большой прибыток» [Пуфендроф 1718, 1723].
Указывая на своеобразие отношений русских к войне и военным действиям, Мильтон отмечает: «Они сражаются без порядка (they fight without order) и неохотно вступают в сражение (nor willingly give battle), а воюют хитростью и засадами (but by stealth and ambuth). Именно хитрость отмечена как национальная черта русских и в испанском романе-трактате XVII в. Б. Грасиана «Крити-кон» (Е1 criticon, 1649- 1658), появившемся примерно в одно и то же время с трактатом Мильтона. Глава «Торжище Всесветное» (кризис XIII, части I) у Грасиана открывается притчей, соотносимой с мифологемой о ящике Пандоры: женщина, нарушив запрет Бога, из любопытства отомкнула подземелье, где были заключены беды, и они разлетелись по свету. Перечисляя географически точно их местонахождение, Грасиан дает одну из первых в литературе характеристик национальным характерам, в том виде, в котором они сформировались в сознании человека XVII в. Гордыня, по его утверждению, забралась в Испанию (ее сопровождают любовь к себе и презрение к другим, чванство, заносчивость, тщеславие), алчность со своими родственниками скупостью, малодушием, трусостью, торгашеством заняла Францию, ложь с обманом, надувательством, кознями и плутнями прошла по всей Италии, гнев забрел в Африку, чревоугодие и пьянство -в Германию, непостоянство обосновалось в Англии, простоватость - в Польше, неверность - в Греции, варварство -в Турции, жестокость - в Швеции, несправедливость - в Татарии, изнеженность - в Персии, трусость - в Китае, дерзость - в Японии, хитрость - в Московии, лень опоздала и, найдя все места занятыми, перебралась в Америку к индейцам [Грасиан 1981: 181-182].
Хотя в предисловии Мильтон и называет Московию культурной, образованной страной (civil), в характеристике нравов московитов возникают отнюдь не цивильные оттенки: «Они невежественны и не допускают учения среди себя (They have no Learnin, nor will suffer to be among them); величайшая приязнь основана на пьянстве (their greatest friendship is in drinking); они величайшие болтуны (they are great Talkers), лгуны (Lyars), льстецы (Fletterers) и лицемеры (Dissemblers), чрезвычайно любят грубую пищу (They delight of gross Meats) и вонючую рыбу (noysom Fish), питье их несколько лучше; ибо заключается в разных сортах меда (Meath)». Нищета бедняков противопоставляется роскоши царских приемов и пиров [Московия Джона Мильтона 1875].
В такой характеристике каждое положение достойно комментария. Остановимся на необразованности московитов. В написанной задолго до Мильтона книге «О Госу-
дарстве Русском» посланника (1588) Дж. (Джайлса) Флетчера (1546 - 1611) отмечалось, что для управления людьми выгодно лишать людей образования и в Московии «цари уничтожают все средства к его улучшению» [Флетчер 1906; Михальская 2003: 21-23]. И, тем не менее, русские ценят образованность. Об этом свидетельствует утверждение С. Пуфендорфа о том, что русские высшим искусством считают умение читать и писать, которое может быть прочитано как ироничное: научиться писать и читать для русского - высший предел. Но есть в таком утверждении и возможность другого, высокого прочтения, которое объясняет во многом и само состояние русской словесности XVII в.. В то время как европейская литература пережила период Возрождения - этап узаконенной игры словом, осознававшейся как доблесть, -и пришла к пониманию того, что сакральное отношение к слову - не дикость, а мудрость, - в России продолжало сохраняться высокое отношение к слову; трудно приживалась легкая изящная словесность. Слово было или овеяно традицией духовной письменности или тяжеловесно-площадной народной оценочностью. Авторского, психологического свободного слова не существовало именно потому, что «читать и писать» считалось высшим искусством. В XVII в. Россия мучительно искала общее культурное пространство, в котором сошлись бы и начали взаимодействовать духовная и светская словесная традиции. И может быть сама длительность и тщательность, с которой велся этот поиск, и послужили основой тому бурному всплеску развития русской словесности, который произошел в начале XIX в. и повлиял на все, что происходило в дальнейшем.
Для лондонцев, живущих на одной параллели с современным Харьковом, русский север ассоциируется с непереносимым холодом, и не всегда ясно, что они имеют в виду, когда сообщают: «зимой там до того холодно, что в дровах, горящих на огне, сок замерзает, капая с конца, противоположного зажженному» (so cold in Winter, that the very Sap of their Wood-fevel burning on their fire, Freezes at the Brands end where it drops) [Московия Джона Мильтона 1875] - идет ли здесь речь о плавящейся на углях смоле или подтаивающих на огне обледеневших поленьях. Факт или художественное преувеличение скрывается за сведениями о том, что корабельщикам в первый приезд англичан в Poc^Ki, «холод до такой степени захватывал дух, что на переходе только от своих кают до люков они падали, как бы задохнувшиеся» [Флетчер 1906: 128]. Привычка к стуже, по наблюдениям англичан, формирует особый тип русского характера: «Удивительно терпеливо переносят они стужу и дурную пищу; ибо в такую пору, когда земля покрыта обледенелым снегом глубиною в ярд, рядовой воин проводит месяца по два в поле без шатра или навеса над своей головой: развесит только свой плащ с той стороны, откуда дует непогода, разведет огонек, и ложится перед ним спиной к ветру; пьет холодную воду из реки, смешанную с овсяной мукой, и это вся его пища; конь его кормится древесными сучьями (Green Wood) и корою (and Bark), все время остается в открытом поле и, не смотря на то, отправляет свою службу» [Московия Джона Мильтона 1875]. С. Пуфен-
дорф также отмечает, что внешне россияне «великоте-лесны», крепки и хорошо переносят различные неудобства, тяжелый труд, голод и холод.
Мильтон стремится выявить, как личные качества и характер английского посланника влияют на становление отношений между двумя государствами. Как уважение и даже восхищение к мужеству посланника и его верности интересам своей королевы побеждают, и несовпадения в понимании церемониала русскими и англичанами уходят на второй план. В трактате описан прием английского посланника королевы Елизаветы сэра Еремея Бауса (Sir lerom Bowes, 1583) при дворе Ивана Грозного. Русского царя Мильтон по сложившейся в Европе традиции называет по второму имени - Васильевич (Emperour Vasilie-vich). То же имя - Базилио (Василий) - находим в отношении Ивана Грозного в пьесе 1617 г. Лопе де Вега «Великий князь Московский, или Преследуемый Император» (El gran duque de Moscovia, 1616). Лопе основывался на труде 1606 г. испанского историка. Русский царь, -пишет Мильтон, опираясь на опубликованные воспоминания, - предложил посланнику сесть «на приготовленное для него место, шагах в десяти (от престола) и оттуда прислать ему грамоту и подарок Королевны» через боярина. Англичанин вопреки указанию направился к престолу, преградившему ему путь боярину сказал, что королева ему ничего не писала, и вручил послание царю. В ходе следующих приемов сэр Баус прямо отвечал на вопросы царя, отстаивая честь своей королевы, чем порой вызывал его негодование. Однажды взбешенный царь сказал, что «не будь тот Послом, он бы его выкинул за дверь», на что сэр Баус заявил, что королева сумеет ответить за обиду, нанесенную посланнику. Царь приказал ему немедленно идти домой, а когда гнев прошел, с похвалой отзывался стоявшим при нем о посланнике, увеличил его содержание, изъявил желание познакомиться с догматами Англиканской веры и, отозвавшись о них с похвалой, приказал прочесть их своим Боярам [Московия Джона Мильтона 1875].
Несмотря на наличие в трактате столь подробно прописанных эпизодов, в нем прослеживаются традиционное для древнего эпоса совмещение исторических и мифологических, а подчас и сказочных начал. Как в «Бео-вульфе» сведения о битвах даннов соседствуют с историей набегов чудовища Гренделя, так и в трактате середины XVII в. совмещены рассказы об указах царя, дававших льготы английским купцам и разрешавших беспошлинную торговлю, со сведениями о том, что русские зимой передвигаются на санях, сидя на шкурах белых медведей. Рядом с рассказами о русских городах возникает мифологизированный рассказ о диковинном для англичан звере «росомахе»: «...эта страна образует равнину, коей северная окраина покрыта огромными пустынными еловыми лесами, где изобилуют черные волки, медведи, буйволы и еще особенный род зверей, называемых росомахами (rossomakka), которых самки рожают, проходя через какое-нибудь узкое место; как, например между двух столбов, и таким образом выдавливая приплод из своей утробы» [Московия Джона Мильтона 1875].
Начав работу над трактатом, Мильтон явно испытывал недостаток в исторической литературе на английском языке. Функцию исторической литературы для широкого пользования в Англии конца XVI в. брали на себя хроники (исторические пьесы) Шекспира. Слово «история» в начале XVII в. в Англии означало «рассказ», «повествование». Даже если речь шла о драме, слово история нередко указывало на генезис пьесы, источником которой было прозаическое повествовательное произведение. Так, «Трагическая история доктора Фауста» (The Tragical Historie of Doctor. Faustus) К. Марло (опубликованная в 1б04 г.) была создана вслед за переводом на английский язык прозаической «Истории ужасающей жизни и заслуженной смерти доктора Иогана Фауста» И. Шписа, созданной по мотивам немецких народных книг, «Достойнейшая история монаха Бэкона и монаха Банги» (Honourable Historie of Frier Bacon and Frier Bongay, 1594) Роберта Грина - вслед за прозаической «Знаменитой история брата Бэкона» (The Famous Historie of Fryer Bacon), приблизительно в 1555 г. (отметим, к слову, что это год второй экспедиции Ричарда Ченслера в Россию и основания в Лондоне торговой «Московской компании», состоявшей из британских купцов). В основе «Шотландской истории короля Джеймса IV» (The Scottish History of King James the Fourth, 1591, публ. 1598) Роберта Грина также лежит прозаический источник.
Мильтон называет 19 источников, которыми пользуется при составлении текста трактата. Он опирается на записки путешественников и купцов, дневники английских посланников в Россию, т. е. обращается к не собственно художественной, но деловой, документальной литературе, или, по выражению Ю.Н. Тынянова, к материалам литературного быта. В числе источников, используемых Мильтоном: дневник Сэра Гега Уилоби, рассказ Р. Ченслера, К. Адамса, составленного со слов Ченслера, заметки Р. Джонсона, слуги Ченслеpa, путешествия Дженкинсона, дневники Посланника Рандольфа и сэра Еремея Бауса, «Путешествия в Печору Гордона из Гуля» и В. Персглова, «Венчание Феодора», писанное Е. Горсеем и другие сообщения, опубликованные в общей сложности в трех популярных изданиях. В числе авторов, на которых ссылается Мильтон, были люди, не понаслышке знавшие о России. Так, Гросий создал первые словесные портреты Грозного и Федора Иоанновича, преподал в Москве латынь и написал для будущего патриарха Филарета латинскую азбуку русскими буквами. Его мемуары использовал Карамзин для «Истории государства Российского». Историки литературы отмечают сходство Горсея с героем Шекспира Джоном Фальстафом; кроме того, фамилия, похожая на «Горсей», встречается у одного из персонажей пьесы Шекспира «Бесплодные усилия любви», время написания которой почти совпадает с отъездом Горсея в Москву.
Исследователи констатируют, что более всего Мильтон изучал и перерабатывал свидетельства, касающиеся времен ЛжеДмитирия, и менее всего обрабатывал материалы о Сибири и путях в Китай (Катай - Cathay). Последним в списке значится описание путешествия Т. (Фомы) Смита (Thomas Smithes), представляющее события Смут-
ного времени. Несмотря на то, что переводчик «Истории Московии» на русский язык Ю. Толстой относится к знаниям Мильтона о Московии скептически, отмечая, что все 19 указанных им источников содержатся в трех книгах (одна из которых составлена Перчесом), которыми автор трактата пользуется. Нельзя сказать, что к середине XVII в. Россия для англичан является вовсе неведомой. К этому времени налажена торговля пенькой, медом, мехами; в Россию приглашены британские врачи, аптекари, мастера по добыче металла, специалисты строительного дела, инженеры, золотых и каменных дел мастера, специалисты по отысканию и добыче строительного камня. Это свидетельствует об изменении положения, которое в свое время застал Дж. Флетчер, написав: «Цари (...) стараются не допускать ничего иноземного, что могло бы изменить туземные обычаи» [Флетчер 1906: 128].
Отношение к иностранцам московитов внешне может выглядеть даже как низкопоклонство: «Когда они сами ездят в чужие края, или когда иностранцы приезжают к ним, то они одеваются очень пышно, иначе даже Царь одевается плохо (goes but meanly). (...) Царь не платит вовсе жалованья никому, кроме иностранцев, но за военные заслуги награждает землями в пожизненное владение», - значится в трактате Мильтона [Московия Джона Мильтона 1875]. Однако за таким почитанием кроется, прежде всего, уважение к мастерству. Ясность в этот вопрос вносит глава романа Гриммельсгаузена «Симплиций в Московии» (1670. Кн. 5, гл. 20-22). Напомним, что Симплиций вызван в Московию для того, чтобы руководить работами по добыче серы, необходимой для производства пороха. О нравах московитов в немецком романе говорится, что существует и уважение к владеющими нужными государству знаниями и умениями, обладающим сведениями о механических художествах, военных махинах, фортификации, артиллерии, производстве пороха и пр., за что их богато одаривали. В эпизоде трактата Мильтона: «Русские (...) ссорились и спорили о том, кому достанется запрячь лошадей в Ченслеровы сани» [Московия Джона Мильтона 1875] (посланника короля Эдуарда, а во втором визите в 1555 г. королевы Марии -£Ч.), прослеживается желание угодить скорее царю, милостиво отнесшемуся к прибытию посланника, чем иноземцу, завоевать благосклонность и подаяние от монарха, проявляя дружелюбие и учтивость к гостю.
Сведения о России поступали и с юношами, направлявшимися в XVI и XVII вв. на обучения в Оксфорд и Кембридж, Винчестер и Итон. В 1562 г. А. Дженкинсоном была составлена карта России, изданная в Лондоне [Rus-siae, Moscoviae et Tartariae. 1562]. В первой трети XVII в. возник первый словарь «Собрание русских слов», с комментариями и переводом на английский, составленный выпускником Оксфорда Р. Джеймсом (Richard James, 1592 - 1638).
В списке источников, составленном Мильтоном, не упомянуты поэмы, пьеса, роман начала XVII в., в которых поэтически были освоены сведения и мотивы путешествий англичан Уилоуби, Ченслора и Дженкинсона в Россию [Михальская 2003: 31]. Так, в XI книге поэмы У. Уорнера (William Warner, 1558 - 1609) «Альбион» (Albion's
England, 1602) в героической тональности описывалось плавание англичан через холодные моря Лапландии к устью Оби: «Нет, не легко проплыть на Обь, и путь туда далек, / Но смелый Боро там бывал, трудами пренебрег» [Алексеев 1982: 21]. Есть упоминания о плавании англичан по Белому морю и в 19 песне большой в тридцать тысяч строк поэме М. Дрейтона (Michael Drayton, 1563 -1633) «Poly-Albion» (I часть - 1612, II часть - 1622).
Нет в списке источников у Мильтона и упоминания произведения Т. Лоджа (Thomas Lodge, 1558 - 1625) «Маргарита Американская» (1596), содержащего «элементы неокуртуазного авантюрного романа в прозе и итальянизированной лирической поэмы» [Дмитриева 2002], действие которого было связано с идеализированной выдуманной Московией с куртуазной аристократией. Такое видение было продиктовано во многом тем, что писатель был сыном сэра Т. Лоджа, богатого купца, олдермена, с 1561 г. управлявшего «Московской компании» (в 1564 г. ставшего мэром Лондона). Ему были не выгодны нелицеприятные высказывания о Московии, с которой было выгодно налаживать и поддерживать торговые отношения.
В 1618 г. в Лондоне была представлена пьеса Д. Флет-чера (Fletcher John, 1579 - 1625) «Верноподданный» (The Loyal Subject), опубликованная в 1637 г. Известно, что пьеса была сыграна в 1633 г. перед королем Карлом I. Ее автор был племянником посланника Дж. (Джайлса) Флет-чера (1546 - 1611), автора книги «О государстве Русском». Действие пьесы, в ходе которого оклеветанный воевода (полководец) проявляет верность уверовавшему в клевету князю, происходит в Москве (Muscovy) [Ми-хальская 2003: 32-35]. Происходящее в пьесе созвучно Смутному времени, пьесе Хейвуда (Heywood John, ок. 1497 - ок. 1580) «Царственный монарх и верный подданный» (Royall King and Loyal Subject), исследователи находят связи произведения Флетчера и с пьесой Лопе де Вега «Великий князь Московский». Дж. Флетчер разрабатывает в пьесе проблему верности, вообще характерную для его пьес. Таковы «Трагедия девушки» и «Валентиниан». В отношении к русскому характеру проблема эта остается не разрешенной на страницах книги дяди Флетчера -Джайлса, указывающего на Русь как государство тираническое, без письменных законов и правосудия, где в угнетении находятся люди больших врожденных способностей и природных достоинств. Проблема словно бы перекочевывает в книгу С. Пуфендорф, который отмечает чрезмерную гордость русских и странным образом сочетающееся с ней раболепие. Пуфендорф высказывается о том, что однако этот народ рабски смиряется перед жестокой властью и любит быть в повиновении. Позже, в XVIII в. тем же качеством, которое покажется раболепием англичанину, представляющему парламентскую страну, будет изумлен герой Д. Дефо, прибывший во второй части романа о Робинзоне Крузо в северные области России. Встретившись там с оклеветанным и сосланным государем дворянином, Робинзон обсуждает с ним возможность побега и не понимает отказа, объясняемого тем, что сбежавшего государь может посчитать в действительности виновным, тогда как дворянин ни в чем не
виноват и останется верным царскому указу, даже видя его несправедливость. Эта странность русских на самом деле была воплощением по-русски переживаемой рыцарственной идеи служения государству и монарху - неписаного закона, при котором знатность и богатство добровольно приносились высшему избраннику во имя крепости страны и отсутствия междоусобиц. Художественная разработка проблемы в пьесе Дж. Флетчера, ведомого законами жанра трагедии, по Л.Е. Пинскому, всегда рассказывающей о состоянии души и сердца, оказалась более ясной, в ней присутствовал дух, отсутствовавший в более приземленных стремлением к зримой объективности записках путешественников и трактатах.
Отсутствие указаний на пьесы у Мильтона не удивительно: воспитанный в пуританских традициях Мильтон не уделял внимание театру. Отсутствие указаний на поэмы свидетельствует о том, что Мильтон брал тон документалиста, а не художника, к тому же он не был согласен с героизацией походов англичан, одержимых вполне корыстными намерениями: «Открытие России со стороны Северного Океана было впервые сделано изо всех известных нам народов Англичанами, и могло бы казаться подвигом почти геройским, если бы предприятие это было внушено более высоким побуждением, чем чрезмерная любовь корысти и торговли» [Московия Джона Мильтона 1875]. Однако Мильтон хочет воздать должное последствиям сделанного открытия и продолжает почти в эвфуистической манере, вскрывающей различные грани и оттенки описываемого явления: «Тем не менее, так как дурные причины часто сопровождаются хорошими последствиями, и так как, благодаря этому открытию, сделались известны многие предметы, не бесполезные для познания природы и другие замечания, то не будет напрасным трудом вкратце рассказать начало и весь ход этого отважного путешествия» [Московия Джона Мильтона 1875].
Нет в списке источников и двух книг, вышедших в Англии в середине и во второй половине XVII в., важных для раскрытия темы, интересующей Мильтона. Объяснение их отсутствия может крыться в том, что один из них «Краткое историческое повествование о Русском государстве, о том, как оно складывалось из 24 великих княжеств в единое государство, начиная с 1514 г.» (1645) создавался в то самое время, когда Мильтон работал над трактатом. Книга вышла под инициалами J.F. Второй источник (Сэмюэль Коллинз «Современное состояние России», The Present State of Russia, 1671) появился за три года до смерти Мильтона, когда он был слеп и работал над созданием своих великих поэм.
Закладывая основы жанра английского исторического трактата, Мильтон попадает во власть жанровых отношений, позволяющих совмещать в изложении материала полезное и увлекательное, стремится, опираясь на свидетельства очевидцев, выявить духовную составляющую жизни интересующего его народа. Присутствующие в трактате начала дают в свою очередь возможность вырастания и развития двух жанров -собственно исторического трактата с требованием объективных и точных сведений, следующих правилу досто-
верности, и исторической повести и романа как произведений художественной литературы, допускающих вымысел, не противоречащий, однако, духу и логике исторической эпохи.
Литература
Алексеев М.П. Русско-английские литературные связи. М., 1982.
Алексеев М.П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Т. I. Иркутск, 1932. С. 291. Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа. XVII - первая четверть XVIII в. М., 1976. БобринскаяИ.Д. Русские глазами англичан (на основе этнокультурных представлений в литературе путешествий XVI-XX вв.) // Вестник МГЛУ. Вып. 525. Языковое сознание как образ мира. Сер.: Лингвистика. 2006. С.49-56. Грасиан, Бальтасар. Карманный оракул. Критикон / ред. Е.М. Лысенко, Л.Е. Пинский; пер. Е.М. Лысенко. М., 1981. Дмитриева О.В. Английская фантазия на русскую тему: «Маргарита Американская» Томаса Лоджа (1596) // Россия - Британия: сб. мат-лов науч. конф. Воронеж: ВГУ, 2002.
ЛевинЮ.Д. Восприятие английской литературы в России: исследования и материалы. Л., 1990. Левин Ю.Д. Об исторической эволюции принципов перевода: К истории переводческой мысли в России // Международные связи русской литературы: сб ст. / под ред акад. М.П. Алексеева. М.; Л., 1963. Лимонов Ю.А. Время возникновения «Истории Московии» Джона Мильтона // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. IX. Л: Наука, 1979. Лимонов Ю.А. Русские источники «Истории Московии» Джона Мильтона // Проблемы истории международных отношений. Л., 1972.
Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX -XIX вв. М., 2003. Московия Джона Мильтона / под ред. Ю. Толстого. М., 1875.
Павлова Т.А. Мильтон. М., 1997. Пуфендроф С. Введение в гисторию европейскую через Самуила Пуфендория на немецком языке сложенное, также через Иоанна Фридерика Крамера на латинский переложенное / пер. Гаврила Бужинского. СПб., 1718, 1723. (Отдел редких книг РГБ).
Самарин Р.М. Творчество Джона Мильтона. М., 1964. Сборник научной конференции «Россия - Британия». Воронеж: ВГУ, 2002. Из содержания: Амелькин А.О. Смута в России глазами англичан; Десятсков С.Г. Яков Брюс в Англии в конце XVII в.; Дмитриева О.В. Английская фантазия на русскую тему: «Маргарита Американская» Томаса Лоджа (1596); Ивонина Л.И. Русская смута начала XVII в. и Яков I Стюарт; Ковригина В.А. О часовом мастере, приглашенном из Лондона Великим посольством; Lieven D. Aristocracy: Russian and British Models; Лузанов Н.А. Тайная миссия посольства П.С. Прозоровского в Англию в 1662 - 1663 гг. ; Моисеев М.В. «Страна Мангат» и ее обитатели в записках Э. Дженкинсона; Ноздрин О.Я. Кавалеры и генералы: случай 1658 г.; Орленко С.П. Чрезвычайный посланник Иван Гебдон в Москве в 1677
- 1678 гг. ; Пенской В.В. Британские военные специалисты и русская армия в XVII в.; Полознев Д.Ф. Первая поездка «из англичан в москвичи», или чем обязан Ярославль Британии; Сукина Л.Б. Традиционное благочестие русских в сочинениях английских путешественников и дипломатов XVI века.
Сенци М. Мильтон в России // Русско-европейские литературные связи. М.; Л., 1966. С. 284-292. Толстой Ю. Заметка по поводу статьи господина Полуден-ского «Русская история Мильтона» в «Русском Вестнике» 1860. № 2 (апрель) // Чтения Общества Истории и Древностей Российских (ЧОИДР). 1874. № 3. 10 марта. Трапезников Вл. Торговые сношения англичан с Россией через Северный край в XVI - XVII вв. // Северный Край. Журнал Вологодского Общества изучения Северного Края. 1922. Январь-февраль. Флетчер Д. О Государстве Русском / пер. с англ. СПб., 1906.
A brief Historical relation of the Empire of Russia and its original growth out of 24 great Dukedoms into one enure Empire since the year 1514. By J.F. A Brief History of Moscovia and of other lessknow Countries lying eastward of Russia as far Cathay. Gather'd from the writings of several eyewitness. By John Milton. London, 1682. Собрание редких книг библиотеки Томаса Купера университета Южной Каролины. URL: www.sc.edu/li-brary/.../hom.html.
CawleyR. Milton's Literary Craftsmanship, a Study of Brief History of Moskovia. N.Y., 1965. Early voyages and travels into Russia / Ed. D. Morgan.; London, 1886. Vol. 1.
Greene R. The Famous Historie of Fryer Bacon, containing the wonderfull things that he did in his Life: Also the manner of his Death; With the Lives and Deaths of the two Coniurers, Bungye and Vandermast // Minor Elizabethan Drama — The Pre-Shakespearean Comedies / ed. by Ashley Thorndike. В написании сохранены особенности грамматики XVI в. Purchas. Hakluyt's Posthumus or Purchas his Pilgrimes. Con-taning a History of the World in sea-voyages and lande-travels, by Englishmen and others, London, 1626. Russiae, Moscoviae et Tartariae Descriptio Auctore Antonio Jenkinsono Anglo, edita Londini Anno 1562 et dedicata illu-striss. D.Henrico Syndeo Walliae praesidi. 1562. Thomas Smithes Voiage and Entertainment in Rushia. With the tragicall ends of two Emperors and one Empresse, within one Moneth during his being there. And the miraculous pre-seruation of he now raigning Emperor esteemed dead for 18 yeares. L.,1605. «Культура России»
URL: http://www.russianculture.ru/brit/brit4.htm.
Примечания
1. В современном сознании укоренились мифологизированные представления о национальных характерах. Каковы истоки мифологизированного представления о русских? Как воспринималась Московия европейцами XVII в.? Почему трактат о Московии, составленный выдающимся английским писателем, не становится пред-
метом изучения филологов и не вводится в вузовские курсы? Каково место трактата в литературном процессе? Имагология, трактат, литературный быт, историческое, сказочное.
«МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ»
И «МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ СТИЛЬ»:
ПРОБЛЕМА ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОГО ПЕРЕНОСА
О.И. Половинкина
Литературная мода переменчива, но не случайна. Всякий новый ее поворот отражает потребности культурного сознания, специфику литературного процесса. Английская метафизическая поэзия XVII в. сделалась на Западе предметом всеобщего увлечения в начале 1920-х гг. Творимое ею равновесие между мирским и духовным началом привлекло англоязычный культурный мир в эпоху, отмеченную утратой религиозных основ мировосприятия. Культурное сознание нашей страны было так или иначе изолировано от всякой религиозной основы в течение многих лет. Духовная жажда, вполне проявившаяся на Западе еще в первой половине XX в., у нас осталась до конца необозначенной и неудовлетворенной. В этой ситуации оказался востребован поэтический язык, соотносимый с метафизическим языком английской поэзии, или, по словам И. Бродского, «перевод с небесного на земной» [Бродский 2000: 156]. В России много говорят о «метафизической поэзии» в последнее десятилетие, распространяя это понятие на явления русской поэзии.
Вопрос о правомерности терминологического переноса остается дискуссионным. Его история начинается в XIX в., когда С.Т. Колридж прибегает к определению «метафизическая», которое С. Джонсон закрепил за поэзией «школы Донна», чтобы обозначить особый вид поэзии: «Поэзия становится источником наибольшего удовольствия, когда поддается пониманию только в общем, не совершенно. <...> По этой причине то, что я называю метафизической поэзией, доставляет мне такое наслаждение» [Richards 1960: 214]. Предполагая, что Колридж включал сюда поэзию Донна и многое из Вордсворта, А. Ричардс тут же составляет свой «метафизический канон»: поздняя поэзия У. Б. Йейтса, лучшая поэзия У.Х. Одена, У. Эмпсона, Т.С. Элиота [Richards 1960: 215]. Сам Т.С. Элиот не только отнес к метафизической поэзию Данте, других поэтов «нового сладостного стиля», а также Ш. Бодлера и Ж. Лафорга, но и предложил теорию «метафизических периодов» в истории, когда сфера человеческого опыта расширяется с помощью поэзии: «Революция в сфере мысли совер-
Статья посвящена проблеме расширительного толкования термина «метафизическая поэзия», осуществлявшегося со времен С.Т. Кол-риджа. Автор статьи полагает более точным понятие «метафизический стиль» и подробно останавливается на его реальном наполнении.
Ключевые слова: метафизическая поэзия, метафизический стиль, «метафизический канон», метафизические периоды, остроумие, метафора-кончетто, философская поэзия, религиозная поэзия.
шает выбросы идей, привлекательных для поэзии, которые действием поэзии приобретают непосредственность ощущения» [Eliot 1993: 53]. С этой точкой зрения полемизировал видный специалист по итальянской и английской поэзии XVII в. М. Прац, не без оснований полагавший идею Элиота ненаучной: «Идея метафизического братства через века - поэтическая идея, подобная идее Мелвилла о гениях, держащихся за руки по всему миру» [Praz 1971: 266].
Сомнения Праца и сегодня разделяют многие ученые. Несмотря на то, что у терминологического переноса в XX в. было достаточно в высшей степени авторитетных сторонников, таких как Г. Грирсон и Х. Уайт [Grierson 1962: 74-75], он не закрепился в англоамериканском литературоведении. Литературоведческие словари и справочники, как и российская «Литературная энциклопедия терминов и понятий» (2001), говорят о метафизической поэзии в связи с исторически определенным явлением [Barton, Hudson 1997: 38; Красавченко 2001: 531-532] . Расширительное толкование термина «метафизическая поэзия» чревато слишком сильным акцентом на буквальном значении слова «метафизическая» - имеющая отношение к учению о высших «причинах» бытия. В таком случае к метафизической поэзии можно отнести «Божественную
