CC BY
226
Н. М. Мосина
ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ПАДЕЖНОЙ КАТЕГОРИИ
Падеж, соотношение его формальной и содержательной сторон, его функций и значений, являются предметом пристального внимания лингвистов с античных времен. Количество теоретических концепций, развитых в данном направлении, поистине необозримо. Однако к концу XX в. незыблемый лингвистический багаж составили лишь принципы и термины описания синтаксических функций падежа. Данный план падежного содержания однозначно признавался и признается всеми языковедами. Собственно же семантический план его содержания по сей день остается предметом оживленной дискуссии, свидетельствующей о том, что удовлетворительного решения данной проблемы до сих пор так и не найдено.
Дело в том, что падежная категория, как известно, заметно выделяется среди других грамматических категорий по причине своей многогранности. Многообразие ее синтагматических значений, трудность их сведения к единой парадигматической функции, зависимость от управления, а главное — привычное понимание падежа как категории склонения — все эти обстоятельства долгое время тормозили развитие теории падежной семантики.
Бесспорность и наглядность синтаксических функций убеждала многих лингвистов в необходимости ограничиться последними при описании падежного плана содержания. О семантике речь шла лишь в ограниченном ряде случаев. Но в любом случае, первичным для падежа признавался именно его синтаксический характер.
Данная тенденция стала доминирующей как раз в середине XX в. как признание провала многовековых попыток обнаружения семантического плана падежного содержания. Тем самым лингвисты признавали недостоверность, а точнее, недостаточность, нерелевантность существующих на тот момент принципов семантического описания. Разработанные до этого теоретические модели позволяли определить план падежного содержания лишь для ряда падежных форм, анализ которых не требовал обращения к глубинным уровням абстракции, а позволял довольствоваться наглядным знанием.
Именно поэтому основная критика структуралистов XX в. обрушилась на тех исследователей, которые признавали первичность семантической функции для всех падежных форм. К сожалению, на том этапе развития языкознания признаваемый всеми факт неоднородности и многоаспектности падежных значений рассматривался не как основополагающая сущность категории, а как некое препятствие, которое во благо науки следует устранить хотя бы теоретически, подведя под общий знаменатель все падежные функции формы.
Но даже среди явных сторонников семантического подхода наблюдались значительные разногласия по поводу способов релевантного описания падежных функций. Кроме того, поскольку семантическое содержание в принципе невозможно рассматривать вне особенностей функционирования падежных форм, представителям данного подхода
© Н. М. Мосина, 2009
необходимо было решить дополнительно и проблему соотношения падежей предлогов, потому что последние зачастую не только образуют с падежами некое единство, но и совпадают с ними в функциональном плане.
Таким образом, в истории языкознания на различных этапах его развития доминировали либо теории, полностью признающие семантическое содержание за категорией падежа, либо анализирующие с точки зрения содержания лишь часть падежной парадигмы, либо считающие семантические функции вторичными, подчиненными первичной падежной функции — выражению синтаксических отношений, либо теории, полностью отрицающие какую-либо типовую семантику падежа.
В большинстве семантических падежных теорий вплоть до середины XX в. лейтмотивом проходит требование выявления общего значения падежа. При этом данное стремление к унификации наблюдается на фоне крайней гетерогенности путей интерпретации общих значений.
До XIX в. в изучении падежной семантики доминирующими являлись локалисти-ческие и логико-грамматические падежные теории. В первых падежное значение выводилось из локальных отношений, которые считались единственно доступными непосредственному наблюдению и поэтому возводились в ранг общего основного значения1.
Но так как локальное мировоззрение признавалось единым для языкового этноса в целом, то локалисты основной акцент делают на возможность и необходимость унифицированного описания единого содержания падежей во всех языках. Данный подход можно проиллюстрировать на примере работ Ф.Вюльнера, согласно которому датив служит для указания «места, где находится субъект (объект)», генитив характеризует «место, с которого начинается движение», или «предмет, из которого что-то происходит», а аккузатив выражает «конечный пункт» или «объект, который подвергается изменению своего положения» .
В данном учении происходит подмена и отождествление локальных и субъектнообъектных отношений, которое с трудом воспринимается по причине своей надуманности.
Что касается логико-грамматической падежной теории, также пытающейся унифицировать падежные категории во всех языках, то она считается предшественницей современной синтаксической теории, что может быть продемонстрировано на примере работы Т. Румпеля. Последний определяет номинатив как выразитель субъекта, аккузатив как выразитель объекта, генитив, исходя из выражаемого им атрибутивного отношения, как «падеж общности, соотносимой с конкретной семантикой лексемы», и, наконец, датив получает у него несколько модальную характеристику «чувства, сознания соотносимого с ним действия», «цель», или «участвующее лицо» .
При анализе данного учения становится понятной одна из причин поиска общего значения падежа. Дело в том, что при определении падежной системы лингвисты опирались на интерпретацию используемых для обозначения падежей латинских терминов. И в этом кроется одна из причин неудач в данном поиске, поскольку языковые факты свидетельствуют о том, что в современной терминологии мы имеем неправильный перевод с греческого на латинский язык, что греческие термины гораздо более содержательны, чем латинские, которые объясняют лишь один денотативный вариант их значения.
В начале XX в. при определении падежной семантики акцент переносится с выявления общего значения падежей во всех языках на определение типологической индивидуальности языков, своеобразия их внутриязыкового структурирования. Первый шаг в данном направлении был сделан в работах лингвистов, пытающихся определить содер-
жание падежей в конкретных языках с позиции парадигматики. К наиболее видным представителям данного подхода следует причислить Р. Якобсона и Г. Бринкманна.
Р. Якобсон свое понимание общего значения развивает в русле теории привативных оппозиций в морфологии. По его мнению, каждый падеж является носителем единственного абстрактного понятия, инвариантного общего значения, независимого от отдельных синтаксических и лексических вариантов, которое не может быть заменено списком отдельных синтаксических способов употребления4.
Никто из лингвистов, активно критиковавших теорию общих значений Р. Якобсона, — Е. Курилович, А. В. Бондарко, Е. И.Шендельс — не отрицает существования «частных» значений, потому что контекст действительно модифицирует, варьирует ту или иную функцию, не изменяя ее дистрибуции, и создает, таким образом, ее частные синтагматические значения.
Свое несогласие с понятием «общих значений» высказывает Л. Ельмслев, обосновывая его тем, что Р. Якобсон не видит отличия между значимостью, относящейся к содержательному объему языковой формы, и «общим» значением как инвариантом содержания по отношению к некоторому разряду синтагматических значений той же формы и, в конечном счете, отождествляет их5.
Сходной позиции придерживается и Е. В. Клобуков, разграничивающий общее (инвариантное) значение, присущее ограниченной группе падежных форм, и инвариантное содержание падежной формы. В его решении инвариантное содержание представляет собой инвариантный набор частных падежных значений, чередующихся в зависимости от контекста, а полный набор позиционно чередующихся значений падежной формы он называет ее функционально-семантической парадигмой6.
В. И. Кураков, вслед за представителями Пражской лингвистической школы, определяет парадигматическое содержание грамматической формы как функцию, которая возложена на нее в рамках соответствующей категории. По отношению к частным синтагматическим значениям категориальная функция есть их общее инвариантное значение, но по отношению к значимости — часть функционального объема грамматической формы, т. е. ее значимости7.
Замечание, сделанное Л. Ельмслевым по поводу неразличения значимости и общего значения, вполне можно отнести и к концепции Г. Бринкманна, построенной им в русле грамматики, ориентированной на содержание. Исходя из абсолютно верного убеждения о необходимости определения значимости падежей в системе, он не допускает вероятности того, что парадигматическое содержание грамматической формы может включать в себя несколько общих инвариантных значений, и трактует содержание падежей на основе одного единственного оппозиционного различия8.
Несмотря на очевидные недостатки падежной теории Г. Бринкманна, его учение ярко выделяется не только благодаря обращению к парадигме собственно лингвистической, но и к парадигме антропоцентрической, возвращающей человеку статус «меры вещей».
К началу XX в. лингвисты, говоря о возможности определения семантики падежа, уже начинают приписывать семантическое содержание лишь части падежных форм.
Доминирующие позиции среди падежных теорий занимает подход к определению общего значения падежа через систему оппозиций в отдельно взятом языке. Однако локалистическая теория общих значений еще не утратила своей актуальности — по-прежнему считалось реальным унифицировать падежные категории всех языков. Но в отличие от предшествующих теорий некоторые падежи уже были лишены семантического статуса. На данном этапе возникают полулокалистические теории, объединяющие
положения локалистических и логико-грамматических подходов и противопоставляющие синтаксические (номинатив, генитив, датив, аккузатив) и локальные (аблатив, локатив, инструменталис) падежи.
Середина XX в. привнесла еще больше скептицизма по отношению к семантике падежных форм. Семантические функции стали отныне приписываться лишь ограниченному набору падежных форм, хотя критерии определения их принадлежности к семантическому уровню варьировались у разных лингвистов.
В частности, А. В. Гроот развивает тезис о том, что семантические функции можно определить лишь в том случае, если исключить из рассмотрения все управляемые падежи9. Семантической характеристике подвергаются, таким образом, лишь несколько падежных форм, всем другим падежным формам приписывается лишь синтаксическая функция. Данная позиция не находит подтверждения в языковой действительности.
Синтаксическая детерминированность падежных форм заложена и в учении лингвистов, придерживающихся теории общих значений, таких как Г. Глинц, М. Регула, В. Г. Адмони и др.
В середине и второй половине XX в. лингвисты уже не прикрывались семантическими терминами. Идеи структурализма окончательно отодвинули на второй план языковую семантику.
Четкое разграничение синтаксических и семантических функций наблюдается в работах Е. Куриловича. Он отделяет грамматические падежи, при которых первичной функцией является синтаксическая, а вторичной — адвербиальная (номинатив, аккузатив, генитив), от конкретных падежей, при которых первичная функция — адвербиальная, а вторичная — синтаксическая (инструмент, датив, аблатив, локатив). Так как первичная функция аккузатива репрезентует его синтаксическую зависимость от глагола, адвербиальной является вторичная функция, а семантическое содержание аккузатива в его первичной функции равно нулю, он является ничем иным, как синтаксическим знаком10.
Вместе с Куриловичем и Гротом деление на синтаксические и адвербиальные (лексические) функции проводят также А. В. Исаченко и Хельбиг11. Они считают возможным выявление общего значения при условии, что из рассмотрения будут исключены все адвербиальные случаи употребления, и падежи будут рассматриваться исключительно в синтаксической функции. С их точки зрения, эти синтаксические функции бывают иногда первичными, иногда вторичными.
По мнению многих исследователей, является в корне неверным противопоставление первичных и вторичных функций как синтаксических и семантических, поскольку они принадлежат разным уровням анализа языковых единиц. Семантическая структура детерминирует в своей основе законами когнитивной системы знания и может быть определена как опосредующее звено между концептуальной и языковой структурами. Синтаксическая же функция является средством ее выражения в языке и должна рассматриваться на синтаксическом уровне.
Представленный анализ нацелен на понимание основных причин неудач, постигших лингвистов, занимающихся проблемой падежной семантики вплоть до конца XX в. Главной тому причиной явилась недооценка специфики падежной категории, ее отождествление со всеми другими грамматическими категориями.
1 Hartung J. A. Uber die Casus, ihre Bildung und Bedeutung der griechischen und lateinischen Sprache. Erlangen, 1831; Michelsen C. Casuslehre der lateinischen Sprache vom causal-lokalen Standpunkte
aus. Berlin, 1843; Anderson J. M. The Grammar of Case: towards a localistic theory. Cambridge, 1971; Lutzeier P. R. Syntaktisch-semantische relationen: ein Versuch fur das Deutsche// Deusche Sprache. 1988. S. 131-143.
2 Wullner F. Die Bedeutung der Casus und Modi. Ein Versuch. Munster, 1827. S. 7.
3 Rumpel Th. Die Kasuslehre in besondere Beziehung auf die griechische Sprache. Halle, 1845. S. 273-
276.
4 Jakobson R. Beitrag zur allgemeinen Kasuslehre. Gesamtbedeutung des russischen Kasus // Travaux du Cercle linguistique de Praguevi. 1936. S. 29-35.
5 Hjelmslev L. La categorie des cas // Acta Jutlandica VII/1. Aarhus, 1935. S. 115-136.
6 Клобуков Е. В. Семантика падежных форм в современном русском литературном языке. М.,
1986. 117 с.
7 Кураков В. И. Содержательная структура и формально-содержательная асимметрия грамматической формы // Функциональные и семантические особенности языковых явлений. Волгоград, 1994. С. 47-63.
8 Brinkmann H. Der Umkreis des personlichen Lebens im deutschen Dativ // Muttersprache. 1953. N 3. S. 104.
9 de Groot A.W. Classification of Cases and Uses of Cases // For Roman Jakobson. The Hague, 1956.
10 Курилович Е. Р. Заметки о значении слова // Вопросы языкознания. 1955. № 3. С. 19-28.
11 Исаченко А. В. Бинарность, приватные оппозиции и грамматические значения // Вопросы языкознания. 1963. № 2. С. 31-40; Helbig G. Die Funktionen der strukturellen Beschreibung zur inhaltbezogenen Grammatik // Deutsch als Fremdsprache. 1964. N 2. S. 16-22.
