Научная статья на тему 'История и биография опросов общественного мнения. Интервью с Б. З. Докторовым о его книге «Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до грушина»'

История и биография опросов общественного мнения. Интервью с Б. З. Докторовым о его книге «Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до грушина» Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

CC BY
144
14
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «История и биография опросов общественного мнения. Интервью с Б. З. Докторовым о его книге «Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до грушина»»

история и биография опросов общественного мнения

Интервью с Б.З. Докторовым о его книге «Первопроходцы мира мнений: от гэллапа до Трушина»1

По случаю выхода в свет новой книги нашего постоянного автора Б.З. Докторова редакция «Телескопа» обратилась к нему с просьбой рассказать о его работе и о его планах. Ряд приводимых вопросов сформулирован редакцией журнала, другие — заданы первыми читателями книги.

Прежде всего, отмечу, что эта работа в буквальном смысле родилась, оформилась на страницах «Телескопа». В течение 2000-2004 годов журнал опубликовал дюжину статей, ставших ее основой. Их суммарный объем более 20 печатных листов, что вдвое превосходит объем книги. Я искренне благодарю основателя и главного редактора журнала Михаила Илле за предоставленную мне уникальную возможность для постоянного контакта с читателями.

Центральным в книге является анализ деятельности отцов-основателей американских опросов общественного мнения. Что послужило импульсом для разработки этой темы?

После возвращения из поездки в Россию в январе 2000 года меня стали спрашивать о прогнозах предстоявших в том году президентских выборов. Я рассказывал о результатах исследований ВЦИОМа, ФОМа, но мои собеседники, бывшие россияне, сомневались относительно возможности прогнозировать итоги избирательных компаний по опросам с небольшими выборками. Чтобы усилить свою позицию в этом споре, я пошел в библиотеку и выписал прогнозы Гэллапа, начиная с 1936 года. Затем подготовил небольшую заметку о его опыте, которую опубликовал в русских газетах Сан-Франциско и Филадельфии. До этого я, естественно, читал некоторые работы Джорджа Гэлла-па, но ничего не знал о нем как об ученом и человеке. В ноябре 2001 года должно было исполниться 100 лет со дня рождения Гэллапа, и я решил написать серьезную биографическую статью о нем и о том, что было им сделано.

Начал читать и удивился тому, что биографических данных о Гэллапе мало, специальных работ о его жизни и творчестве — вообще не обнаружил. Постепенно становилось ясно, что моя историко-методическая работа — анализ становления современной технологии опросов общественного мнения — одновременно становится историко-науковедческой и биографической. При освоении новой темы быстро обрастаешь материалом. Приступил к анализу творчества и жизни Гэллапа во второй половине февраля 2000 года, я к концу следующего года опубликовал ряд статей в «Телескопе»2 и в изданиях ВЦИОМа и ФОМа.

Когда и как у Вас возник замысел этой книги?

Прошлой осенью я обратил внимание на то, что 2005 год будет знаменательным в истории изучения общественного мнения: исполняется 70 лет практике американских опросов и 45 лет — российских; пришло решение хотя бы кратко обобщить сделанное за последние годы и подготовить книгу. Я благодарен руководителям Фонда «Общественное мнение» Александру Ослону и Елене Петренко за то, что уже несколько лет они поддерживают мою истори-ко-методическую работу и за издание книги.

Как бы Вы охарактеризовали жанр Вашей книги, о чем она?

Я могу назвать ее историей и биографией опросов общественного мнения. Историей, так как попытался выделить и проанализировать, насколько позволил объем кни-

ги, основные события семи десятилетий современных опросов общественного мнения. Большая часть этих событий происходит в США, но есть и глава о российских делах. Биографией — поскольку в книге рассказывается о жизни и творчестве отцов-основателей выборочной технологии измерения мнений: американцев Джорджа Гэллапа, Элмо Роупера, Арчибальда Кроссли и Хэдли Кэнтрила, а также российского социолога Бориса Андреевича Грушина.

Почему Вы не ограничились изучением творчества Гэллапа, а принципиально расширили предмет и направленность исследований?

История и методология науки меня интересовали давно, но у меня не было опыта исследований в этой области. Думаю, мне повезло в том, что в начале работы, читая книги, статьи и интервью Гэллапа, я пришел к одному из стержневых принципов моего историко-биографического поиска: «к Гэллапу — от Гэллапа и от людей, окружавших его». Это конкретизация известного жизненного правила: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. В течение полувека Гэллап был в центре ряда важных для Америки коммуникационных структур: ведущие политики страны, журналистская элита, представители крупного бизнеса, академическая наука, первое поколение полстеров. В своих публикациях, беседах с журналистами, письмах он упоминает многих из них, со многими его связывали десятилетия дружбы. Невозможно писать о Гэллапе и хотя бы кратко не обрисовать людей, близких ему. История распорядилась так, что судьбы Гэллапа, Роупера, Кроссли и Кэнтрила оказались неразрывными. Потому было бы ошибочным в историческом и логическом отношениях рассматривать процесс становления современных американских опросов, фокусируясь лишь на творчестве Гэллапа. Хотя, несомненно, он — центральная фигура этого процесса.

А почему Вы включили в книгу главу о творчестве Б.А. Грушина?

Практика проведения регулярных опросов общественного мнения зародилась в середине 1930-х годов в США, в годы войны большое число социологов и психологов работало по правительственным заданиям, в частности Кэнтрил выполнял опросы по прямым заказам президента Рузвельта. Уже в начале 1940-х в стране начала создаваться сеть региональных поллов, ориентированных на выявление проблем, волновавших население конкретных штатов. Все это финансировалось крупными газетно-жур-нальными корпорациями и другими бизнес-структурами. На пороге и в начале Второй мировой войны опросы, по инициативе и при активном участии Гэллапа, начали проводиться в Англии, Канаде, скандинавских странах, после войны — во многих государствах Западной Европы. Во всем этом я вижу одну модель возникновения и функционирования системы изучения общественного мнения. Но оказалось, что она — не единственная.

Американские и западноевропейские опросы общественного мнения — продолжение, следствие важнейших макрохарактеристик этих обществ: свободных многопартийных выборов, независимой прессы и рыночной экономики. В СССР ничего этого не было, значит, и опросы не должны были возникнуть. Но в короткий период постсталинской оттепели это произошло. Чудо состоялось.

1 Докторов Б.З. Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до Грушина. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2005.

2 Докторов Б. Дж. Гэллап — наш современник: к 100-летию со дня рождения // Телескоп. 2000. № 2. С. 2-18; Джордж Гэллап: «Мне всегда нравилось изучение рекламы...» // Телескоп. 2000. № 6. С. 2-18; Они сильнее других хотели знать, как работает реклама // Телескоп. 2001. № 4. С. 2-17; Гэллаповское наследие: прошлое и настоящее одного из наиболее известных социологических индексов. Статья первая // Телескоп. 2001. № 6. С. 30-41.

В 1960 году Грушин при поддержке группы молодых журналистов провел первый в стране общенациональный опрос и создал первый Институт изучения общественного мнения; он — автор этого чуда. В последующие годы ему удалось многое сделать, но зачастую не благодаря поддержке власти, а преодолевая барьеры, которые воздвигались ею. Есть и второй важный момент. В настоящее время в России и бывших советских республиках полстеры действуют на основе методологии и технологии, обоснованной Грушиным в конце 1980-х годов во ВЦИОМе. Многое из того, что сегодня делается в области изучения общественного мнения на постсоветском пространстве, есть продолжение и развитие сделанного им. Потому оправданно говорить о том, что Грушин — один из основателей глобальной системы изучения общественного мнения, сложившейся к концу XX века.

К какой культурной традиции Вы бы отнесли жанр книги: американской, российской, европейской? Или это нечто собственное?

Я не думаю, что сейчас можно изобрести нечто совсем новое в жанре исторической литературы; то, к чему я стремлюсь, — это синтез многих направлений, в частности, представленных в двух сериях книг: «Жизнь замечательных людей» и «Жизнь замечательных идей». Думаю, что одновременно это и синтез российской, американской и европейской традиций. Говоря о российских традициях, я имею в виду работы М. Бахтина о творчестве Рабле, В.С. Библера — о поэтике культуры Бахтина, Ю. Тынянова — о Кюхельбекере, Ю. Лот-мана — о Пушкине, В. Зубова — о Леонардо да Винчи, Б. Кузнецова об Эйнштейне, Д. Данина о Боре и т. д.

При всем многообразии подходов к анализу творчества и наследия их выдающихся героев и при всем несходстве самих этих героев, в исследованиях названных авторов обнаруживается сходство методологии, единство подхода к изучению биографий. Суть его может быть сведена к двум принципам. Первое: все, что создано их героями, трактуется авторами как часть культуры общества. Второе: биографии самих героев интерпретируются как результат многослойного, нетривиального синтеза — гармонии и дисгармонии — личностных качеств человека и элементов культуры общества. Российская историко-биогра-фическая литература — часть европейской, во всяком случае, их объединяет глубокий психологизм. Если быть более конкретным, то скажу, что много лет назад сильное впечатление произвели на меня историко-биографические новеллы Стефана Цвейга и литературные портреты Андре Моруа.

Возможно, именно здесь лежит причина того, что важным для моих историко-науковедческих поисков оказался принцип пристрастности, который в сочетании с рациональностью в формулировке целей исследования, на мой взгляд, обеспечивает большую достоверность в анализе предмета, чем кажущийся мне расплывчатым постулат объективности анализа. Пристрастность — это путь к установлению диалога с героем, без чего невозможно понимание импульсов его деятельности. В книге я старался максимально приглушить внешние признаки этого мысленного диалога, но, думается, с основными героями книги мне удалось его достичь. Несколько раз я писал нечто об их деятельности, понимая, что это гипотетично, но потом находил подтверждение сказанному.

Безусловно, есть и влияние американских традиций: я прочел множество автобиографических книг и интервью с людьми, начинавшими с крайне низких стартовых социальных позиций, но достигших значительного успеха в различных направлениях деятельности. Многое для понимания культуры написания американских биографий мне дало целенаправленное ознакомление с многотомными биографическими энциклопедиями. Это — особый жанр, пока не освоенный в современной России.

У Цветаевой есть «Мой Пушкин», у Ахматовой — «Смуглый отрок...», есть много разных Пушкиных. Написанная мною история современной опросной технологии изучения общественного мнения — это именно «моя» история, она наполнена людьми и событиями, которые мне кажутся важными. «Мою» историю не напишет американский ученый, но, одновременно, она

несет в себе мой опыт десятилетнего проживания в Америке и изучения многих аспектов культуры этой страны.

В какой мере тема Вашей книги отражена в специальной американской литературе?

В специальной литературе можно выделить два направления: работы по технологии, методике, организации опросов общественного мнения и различные исследования исторического характера. Публикаций на эти темы — море: книги, давно ставшие классикой, и масса журналов. Но эти два направления почти не пересекаются, и, главное, мало междисциплинарных работ.

Так, есть статьи и даже обстоятельные монографии, в которых упоминаются достижения Гэллапа в анализе восприятия рекламы; признается значение его ранних измерений установок читательской аудитории; доказывается его ключевая роль в изучении отношения американцев к системе школьного образования и новаторство в исследованиях киноаудитории. Но нет ни одной серьезной работы, где все сделанное Гэллапом трактовалось бы как целостное образование, как части единого и по сути неделимого творческого наследия. Другие мои американские герои не были столь многогранны в своем творчестве, но и их деятельность пока не стала предметом самостоятельного изучения.

Своеобразие и новизна моей книги заключаются в стремлении рассмотреть современную процедуру изучения общественного мнения как результат сложного, почти двухвекового процесса, детерминированного особенностями политической и экономической системы США. При этом деятельность отцов-основателей трактуется как поиск ответов аналитиков на вызовы бизнеса, политики и журналистики.

Что такое для Вас «современное»?

Очень трудный вопрос. Занятия историей вырабатывает во мне новое отношение к времени. Суть — в понимании настоящего. Я убежден, что нет «гладкого», «гомогенного», «постоянного» настоящего. Настоящее — это такое огромное пятно неправильной формы, постоянно меняющее свою конфигурацию. История изучения общественного мнения в Америке начинается с ранней формы американского самоуправления — «городского собрания Новой Англии», возникшего в первой трети XVII века. В США — история непрерывна, и потому «городское собрание Новой Англии» и первые американские соломенные опросы, состоявшиеся осенью 1824 года, — это часть современной американской демократии. В России — история скачкообразна, и не только Декабристское восстание, но и Первая Дума, созывавшаяся в 1906 году, — фрагмент далекого прошлого.

Нечто аналогичное можно сказать и о работах тех или иных ученых. Я стараюсь вводить в свой анализ и описание как можно больше действующих лиц: не имеет значения, живы они или их уже нет. Если их творчество представляется мне сегодня интересным, заслуживающим анализа, то они — современники. Я как бы «расширяю и утолщаю» настоящее. Мне кажется, что настоящее должно быть «толстым», многогранным, тогда оно становится насыщенным. Чем длиннее индивидуальное, субъективное настоящее историка, тем полнее видение им истории. Когда-то я возмущался, если слышал, что мое понимание истории опросных технологий слишком расширительно во времени, но потом понял, что, наверно, я плохо объясняю необходимость именно такого ее видения. Теперь, как мне кажется, меня начинают понимать.

Вы живете в небольшом городке. Где Вы достаете нужные книги, как находите научную информацию?

В моем городке Фостер-Сити живет 30 тысяч человек, здесь нет ни университета, ни колледжа. Но есть библиотека, являющаяся частью сети из нескольких десятков региональных библиотек. Единый компьютерный каталог позволяет заказать книгу из любой библиотеки этой сети. Ее привезут в мою городскую библиотеку. Если в региональной сети необходимой книги нет, библиограф сам пошлет запрос в общенациональную сеть, и книгу пришлют опять же в мою библиотеку..

Все архивы, университетские и городские библиотеки имеют интернетовские сайты, поэтому легко найти зацепки, краткие сообщения о хранящихся в них документах. На запросы по электронной почте я получаю исчерпывающие ответы и информацию об условиях оказания помощи. Чаще всего высылаются ксерокопии документов и счет. Я отсылаю подтверждение и чек.

Еще один канал: сетевые книжные магазины и сетевые библиотеки. Очень многие старые социологические книги могут быть найдены в amazon.com или на других онлайновых книжных рынках, и по цене они весьма доступны. Покупаете, и через неделю-две книга у вас дома. Онлайновая библиотека questia.com содержит свыше 700 тыс. наименований и имеет прекрасную поисковую систему: 100 долларов в год — и читай круглосуточно. Журнал «Time» при очень недорогой подписке открывает онлайновый доступ ко всем своим выпускам начиная с двадцатых годов. Как член Американской ассоциации исследователей общественного мнения я имею доступ ко всем номерам необходимого в моей работе журнала «Public Opinion Quarterly».

Так что работать можно и в моей калифорнийской деревне, надо лишь активно использовать возможности современного информационного сервиса.

Знают ли о Вашей работе дети Гэллапа, других основоположников изучения общественного мнения?

Знают, кстати, все они пошли по стопам своих отцов и стали исследователями общественного мнения. Джордж Гэллап-сын перевел ряд моих текстов и прислал мне благодарность за изучение творчества его отца. При работе над статьей о Хэдли Кэнтриле3 я использовал материалы, присланные его сыном, профессором Альбертом Кэнтри-лом. Статья об Арчибальде Кроссли, опубликованная в прошлом году в «Телескопе»4, была написана в сотрудничестве с его дочерью Хелен.

Много ценнейших материалов мне дали письма тех, кто более полувека назад работал с пионерами изучения общественного мнения.

К кому Вы обращаетесь в Вашей книге, кто ее читатели?

Прежде всего, полстеры, аналитики общественного мнения, разработчики проблем истории, методологии и методики социологии. На публикацию статей, предшествовавших выходу книги, не раз откликались преподаватели социологии и маркетинга. Думаю, что книга может быть полезной политологам, политтехнологам и журналистам.

Возможно, что имеющим отношение к изучению общественного мнения будет интересно, как из «ничего» возникла научная выборочная технология измерения мнений, как общество воспринимало первые опросы, через какие испытания прошли их основоположники, доказывая себе и другим справедливость, обоснованность своих методов. В книге также рассказано, как происходило становление сообщества полстеров, какими этическими нормами они руководствовались в своей деятельности.

Американские бизнесмены и политики всегда интересовались мониторингом электоральных установок и прогнозами итогов выборов. Они понимали, что технология,

успешно прошедшая испытание в день выборов, может работать и в их интересах. Думаю, что, до известных пределов, так же рассуждают и российские деловые люди и представители властных структур. Именно поэтому некоторые разделы книги могут быть им полезны.

Американские опросы общественного мнения возникли как метод журналистики, и именно передовые, прогрессивные издатели поддержали Гэллапа, Кроссли и Роупера в их первых электоральных зондажах. Журналистская элита видела в опросах средство повышения своей роли в формировании и осуществлении внутренней и внешней политики страны. В России многое складывается иначе, средства массовой информации в основном лишь распространяют результаты опросов. У меня есть робкая надежда на то, что книга может стимулировать руководителей российских СМИ изучать и претворять в жизнь некоторые находки, сделанные более полувека назад их американскими коллегами.

Кроме того, прошлое, биографии известных людей нередко интересуют широкую читательскую аудиторию.

Продолжите ли Вы изучение истории американских опросов?

Да, конечно. Во-первых, хранящийся дома массив информации огромен, в нем есть еще не публиковавшиеся в американской литературе архивные материалы. Во-вторых, предстоит полнее проанализировать и описать творческие судьбы тех людей, имена которых только названы в «Первопроходцах». А ведь многие пионеры разработки опросной технологии не были там даже упомянуты.

В силу ограниченности объема книги не удалось даже в общих чертах рассмотреть историю развития американской рекламы и методов изучения ее эффективности. Но ведь именно в этой области маркетинга закладывались приемы выборочного анализа мнений и накапливался опыт организации опросов. Еще одно направление — определение того, как в наступившем веке будет трансформироваться гэллаповская технология опросов. Несколько лет назад я попытался сформулировать общие черты постгэллапов-ских опросных приемов5, но эта концепция требует дальнейшей проработки. Есть и другие задумки.

Собираетесь ли Вы продолжить анализ российской практики исследования мнений?

Статья о Грушине, опубликованная в «Телескопе» год назад6 и ставшая основой главы в рассматриваемой книге, не была первым опытом анализа становления исследований общественного мнения в СССР/России. Летом 2002 года вышла написанная А. Ослоном, Е. Петренко и мною книга о мнениях россиян в эпоху Ельцина7, и уже она содержала очерк о «линии Груши-на» в истории российских исследований общественного мнения. Есть в книге и два интервью, взятых мною у Георгия Сатарова и Александра Ослона; речь шла о практике опросов, проводившихся по заказам кремлевской администрации.

Уже в этом году в «Телескопе» были опубликованы мои пространные интервью с Я.И. Гилинским, Б.М. Фирсовым и В.А. Ядовым, а также мозаика воспоминаний о Я.С. Капелюше, одном из пионеров изучения общественного мнения в СССР. Конечно, я постараюсь продолжить изучение истории российской социологии, в частности, надеюсь на активную помощь в этой работе читателей «Телесокопа». Пока история не написана, ее нет8.

3 Докторов Б. Хедли Кэнтрил: исследователь общественного мнения и консультант президента Рузвельта // Телескоп. 2003. № 6. С. 2-13.

4 Докторов Б., Кроссли Х. Арчибальд Кроссли: первый в изучении радиоаудитории и общественного мнения // Телескоп. 2004. № 1. С. 2-12.

5 Докторов Б. Из XVII столетия в наступивший век: к становлению пост-гэллаповских опросных технологий // Телескоп. 2003. № 2. С. 9-17; Пост-гэллаповские опросные технологии: К 200-летию опросов общественного мнения в США // Социологический журнал. 2005. №2 (в печати).

6 Докторов Б. Б.А. Грушин. Четыре десятилетия изучения российского общественного мнения // Телескоп. 2004. № 4. С. 2-13.

7 Докторов Б.З., Ослон А.А., Петренко Е.С. Эпоха Ельцина: мнения россиян. Социологические очерки. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2002.

8 Докторов Б. История есть, только если она написана. К открытию рубрики «Современная история российской социологии» // Телескоп. 2004. №5. С. 30-32.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.