CC BY
0JEL classification: B00, B41, B49 55 -
2 С
УДК 330.8 -:
DOI 10.17150/2308-2488.2023.24(4).573-607 g j
8
Д.Я. Майдачевский S
Байкальский государственный университет, : г. Иркутск, Российская Федерация •
История экономической мысли в лабиринте историографических подходов
« «
Аннотация. В статье предпринята попытка про- ■ следить метаморфозы, которые претерпевала отечественная историография экономической науки от перестройки до наших дней. Взятая перестройщиками на вооружение «парадигма замещения» вместе с «водой» идеологии и презентизма ортодоксального марксизма выплеснула и «ребенка» — методологические установки историзма и эмпиризма, заставив историографию следовать в фарватере подходов западного «мейнстрима». Угодив вместе с последним по ходу движения в ловушку презентизма «истории экономического анализа», пережив «утрату институциональной жизнеспособности», историография (точнее — то, что от нее осталось) в конце пути обрела пристанище в символической реальности «ин- ^ теллектуальной истории». Правда, ценой утраты уже §, не только историзма, но и дисциплинарной идентич- ® ности (экономической направленности) и научного ® ее характера. В результате исследования автор при- | ходит к выводу, что возвращению утраченных методологических установок исторического реализма и 1 эмпиризма, интереса к содержанию экономического Ц знания и к его анализу будет способствовать обращение к историко-научному историографическому 1 подходу, не только следующему стандартам профес- | сиональной исторической науки, но и использую- § щему словарь, а также теоретические модели социо- | логии научного знания, задающие концептуальную р рамку историко-научных изучений. 1 ,
Ключевые слова. Историография экономической | науки, история экономической мысли, интеллекту- 2
© Майдачевский Д.Я., 2023
573
GO
се
альная история, история науки, социология научного знания.
Информация о статье. Дата поступления 10 сентября 2023 г.; дата принятия к печати 7 декабря 2023 г.; дата онлайн-размещения 19 декабря 2023 г.
D.Ya. Maidachevsky
Baikal State University, Irkutsk, the Russian Federation
History of Economic Thought in the Labyrinth of Historiographical Approaches
Abstract. The article attempts to trace the metamorphoses that the domestic historiography of economic science has undergone from perestroika to the present day. The "paradigm of replacement" adopted by the supporters of perestroika, together with the "water" of ideology and presentism of orthodox Marxism, also splashed out the "child" — the methodological principles of historicism and empiricism, forcing historiography to follow in the wake of the approaches of the Western "mainstream". Having fallen, along with the latter, into the trap of presentism of the "history of economic analysis", having experienced the "loss of institutional viability", historiography (more precisely, what was left of it) at the end of the road found refuge in the I? symbolic reality of "intellectual history". True, at the cost
of losing not only historicism, but also disciplinary identity (economic orientation) and its scientific character. As a § result of the study, the author comes to the conclusion that
the return of the lost methodological principles of historical V realism and empiricism, interest in the content of economic
i? knowledge and its analysis will be facilitated by turning to
$ the historical-scientific historiographic approach, which not
^ only follows the standards of professional historical science,
^ but and using a dictionary, as well as theoretical models of
^ the sociology of scientific knowledge, which set the concep-
tual framework for historical and scientific studies.
Keywords. Historiography of economics, history of ts economic thought, intellectual history, history of science,
sociology of scientific knowledge.
$ a
Ы
Article info. Received September 10, 2023; accepted December 7, 2023; available online December 19, 2023.
Наиболее очевидным путем прогресса науки является появление новых отправных точек <new departures>, т.е. открытие новых фактов, новых аспектов старых фактов или новых соотношений между фактами.
Й.А. Шумпетер
Введение: «перестройка»
За точку отсчета обсуждения проблематики данной статьи возьмем 1989 год, давший, в известном смысле, старт «перестройке» историографии отечественной экономической науки, ведающей исследовательскими практиками и объектами изучения в области истории экономической мысли (далее — ИЭМ). Имеются в виду не только выход в свет первого выпуска ежегодника «Истоки: вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли», который рассматривался его создателями как прообраз первого в стране специализированного историко-экономи-ческого журнала, или выпуск тем же издательством «Экономика» сразу же пяти книг в серии «Экономическое наследие», возвращавших в научный оборот имена, работы и идеи исследователей преимущественно | 1920-х гг. Речь, в первую очередь, идет об открываю- р щей альманах статье В.А. Жамина и Я.И. Кузьминова ^ «Историко-экономическая наука в СССР: история, 1 современное положение, проблемы перестройки» [1], | посвященная выяснению причин интеллектуального .§ кризиса, в состоянии которого на исходе XX столетия I оказалась ИЭМ, а также определению путей выхода из § него. |
Источники кризиса авторы усматривали прежде | всего в господстве идеологии, которая навязывала § априорные, политические оценки, выступавшие пред- g посылками исследований в области ИЭМ, программи- §
&
со се
ровавшие их результаты. Вследствие чего сложилась «картина однолинейного, безальтернативного развития экономической мысли, которая не соответствует исторической правде...» [1, с. 17]. Понимая, очевидно, неустранимость действия политико-идеологического фактора как такового, авторы направили острие своей критики против не только «культового подхода» и обезличенности в науке, но и привносимой им в дисциплину апологетики настоящего как лучшего и безальтернативности путей к нему, касающихся уже способов познания прошлого, т.е. ее методологии.
Именно методология ИЭМ, а точнее — ее «пороки», полагались авторами статьи еще одним источником интеллектуального кризиса дисциплины. К числу таких «пороков» ими относился, в первую очередь, «отрыв» ИЭМ от ее эмпирической базы. И дело не только в недоступности опубликованных (частью, к тому же, скрытых в спецхранах по идеологическим причинам) и архивных материалов, но и в нехватке у исследователей знаний, умений и навыков работы с ними. В силу отсутствия в рамках дисциплины даже проблемной области источниковедения экономической науки исследовательские работы создавались, £ как правило, с привлечением ограниченного круга § источников, без серьезной их критики: «любой, попавший в руки исследователей материал, автоматиче-| ски воспринимается как достаточный» [1, с. 18]. | Как результат, исследовательские труды представ-
ляли собой в лучшем случае пересказ источников, ^ выполненный, к тому же, преимущественно в жанре критики немарксистских трактовок экономической ^ науки. «Особо притягательной чертой подобного 3 метода исторической критики является, — полагали авторы статьи, — исключительная простота в обра-| щении: вместо того, чтобы исследовать уникальные „« исторические условия создания того или иного произ-| ведения, достаточно "приложить" его к Марксу. Ква-
6
лификационные требования к специалисту-историку 22 стали ... очень скромными» [1, с. 9-10)]. В терминах -сегодняшнего дня можно сказать, что марксистская 8 ИЭМ, сложившаяся в советский период, демонстрирует пример презентистской истории: вся история экономической науки сводится к предыстории марксизма. Причем создаваться такая история могла как с акцентом на внутреннюю историю научных идей, так и путем описания исторических событий в терминах прогрессивного, поступательного развития экономической науки, их оценки с позиций презентистской перспективы «лучшего настоящего».
Подобный методологический подход, будучи законным и порой даже плодотворным, по мнению авторов, должен быть, ограничен трудами экономистов-теоретиков и экономической публицистикой. «Историк-профессионал, в отличие от теоретика (историка-"дилетанта") — раб своего предмета. Он идет от истории к современности, а не наоборот. Конечно, и историк живет в настоящем и разделяет сегодняшние теории и предубеждения, но его подход к своему предмету — комплексный, он изучает процессы в их исторической конкретности, в ^ неповторимых обстоятельствах их формирования | и течения. Наконец, профессиональный историк в | идеале вооружен несравненно лучше теоретика, об-
г
г
а *
ратившегося к истории, располагает большим мас- а
сивом фактов, способен критически подходить к ^
источникам и т.д.» [1, с. 19]. Историцистский по сво- 5 ей природе подход, приверженцами которого позиционировали себя авторы статьи, для своей полной
реализации в отечественной историко-экономиче- §
ской науке требовал, по их мнению, для обретения |
умений и навыков источниковедческой эвристики |
«пойти на выучку» к гражданским историкам, а для §
пополнения арсенала приемов и методов исследо- |
вательской работы и преодоления провинциализма §
со ав
отечественных дисциплинарных практик — обращения к опыту западной историко-экономической науки [1, с. 18].
«Парадигма замещения»
Для обозначения следующего периода, пришедшего на смену этапу перестройки отечественной исто-рико-экономической науки, используем выражение «парадигма замещения». Выступающее, в известном смысле, калькой с метафоры российского политолога А.Д. Богатурова «парадигма освоения» (призванной образно и лаконично охарактеризовать эпоху по большей части некритического заимствования-освоения западных международно-политических концепций 1990-2000-х гг.), оно вносит в последнее лишь одну, но существенную коррективу. Уточнение это связано с отличиями между областями социально-гуманитарного знания — «новопоселенцем» международными отношениями и «старожилом» — ИЭМ: в последнем случае неизбежна «зачистка» осваиваемой территории. Этому процессу были фактически посвящены статья возглавившего редакционную коллегию ежегодника «Истоки» Я.И. Кузьминова «Возвращение к "Исто-^ кам". О теоретическом запасе сообщества российских § экономистов» [2, с. 3-22], открывавшая его третий вы-£ пуск, опубликованный лишь в 1998 г.1, а также разме-Ц щенные на его страницах материалы круглого стола § «Нужно ли оглядываться назад? К осмыслению исторических, институциональных и интеллектуальных предпосылок экономической науки», участие в кото-| ром, помимо главного редактора, принимали члены ts редакционной коллегии издания, видные отечествен-э ные историки экономической мысли В.С. Автономов, i? И.О. Ананьин и Н.А. Макашева [2, с. 466-482].
1 Второй выпуск ежегодника увидел свет, как и предполагалось, в 1990 г., продолжая логику и установки, озвученные в первом.
Слом марксистской парадигмы отечественной эко- 22 номической науки в начале 1990-х гг., пускай и суще- -ствовавшей в советскую эпоху в виде «телеологической, 88 или теологизированной, формы экономического знания — псевдомарксизма» (Я.И. Кузьминов) [2, с. 470], не мог не поколебать и не ослабить позиций историзма / историцизма в ИЭМ: вместе с водой «разрушители» выплеснули и ребенка. Попытки участников дискуссии «переоценить» место и роль историзма в качестве одного из методологических оснований марксистской парадигмы экономической науки («марксизм попытался соединить рационалистическое и историческое начала», «он попытался встроить историю в логистическую концепцию», «это теория вполне статическая, традиционная, равновесная» [2, с. 479]) можно отнести уже на счет другой составляющей «парадигмы замещения» — стремительной экспансии на зачищенные от марксизма территории науки западного неоклассического мейнстрима, через призму которого только и стало уместным рассматривать его альтернативы.
Демонстрируя приверженность новой парадигме, Я.И. Кузьминов в своей статье, с одной стороны, бросает взгляд на «перестроечную» попытку реформиро- § вания ИЭМ, а с другой — пытается наметить вектор ее | будущего развития. И то, и другое он делает уже с по- | зиций не историзма, а «ретроспективизма», оценивая
г
первую, фактически, как провальную, поскольку ИЭМ, а на его взгляд, не удалось «накопить достаточный объ- ^ ем историко-экономического материала, необходимо- 5 го для "самокритики" марксистской теории» [2, с. 7]. «Самокритики», как она видится автору, разрушительной, затрагивающей методологические предпосылки § парадигмы и ее теоретический аппарат, т.е. «жесткое | ядро» марксизма (в его терминологии), поскольку идет | отнюдь не из недр марксистской парадигмы или близ- § ких ей течений мысли, а из «лучшего» неоклассическо- | го прошлого и настоящего. «Самокритики» (слово, ко- §
г
а *
со ав
торое действительно стоит взять в кавычки), а, точнее, «саморазрушения» марксистской парадигмы, констатирует автор, не получилось. В силу чего, в ход пошла «критика извне», со стороны «единственно научной» неоклассической парадигмы, способной к саморазвитию, правда, преимущественно путем непрекращаю» щейся экспансии, которая, будучи усилена действием = политико-идеологического фактора, «привела к массо-= вому отказу от всего (курсив Я.И. Кузьминова. — Д.М.) I марксистского наследия» [2, с. 7].
i Противопоставляя марксистской парадигме, не
с способной к «самокритике», т.е. саморазвитию, нео; классический мейнстрим экономической науки как формирующий «в потенции широкую базу для внутренней критики и обновления жесткого ядра этой теории» [2, с. 8], статья Я.И. Кузьминова фактически предлагала историко-научному сообществу новое видение дисциплины ИЭМ. Ученый не скрывал, что вследствие «врожденного» антиисторизма мейнстрим науки «значительно обедняет» трактовки процессов исторического развития (будь то самой прошлой экономической реальности или знаний о ней), однако «соблазняет» причастностью к строительству совре-£ менной теории. Речь идет о том направлении, что по-§ лучит соответствующее название — истории экономи-^ ческой теории / анализа — в рамках которого история | из самостоятельного объекта изучения превратится в | инструмент строительства теории. О направлении, подчеркивающем объективное содержание науки и ее Л* внутреннюю, лишенную, по возможности, какой бы 1» то ни было связи с внешними факторами, эволюцию в ^ разные периоды, а также прибегающем — в том числе ^ и для этого — преимущественно к методу ретроспек-j? тивной интерпретации (т.е. являющемся, по сути, аб-Л солютистским и презентистским). „I С историей экономического анализа как истори-
| ей «развития его предпосылок, инструментов per se»
[2, с. 19] автор статьи связывал и дисциплинарное 22 будущее истории экономической мысли. Дисципли- -нарное пространство последней она должна была 8 делить с социально-культурной историей экономической науки и публикацией классических экономических текстов. При этом, однако, следует особо подчеркнуть тот факт, что предметное поле истории экономического анализа мыслилось им как преимущественно теоретическое, занятое профессиональными экономистами, использующими научный аппарат неоклассики для интерпретации, толкования историко-научных фактов. История экономического анализа в качестве приоритетного историографического направления должна превратиться в неотъемлемую часть экономической теории, за которой будет закреплена презентистская практика обсуждения прошлого экономического знания с позиций современного теоретического дискурса, обеспечивающего современное понимание старых идей и создающего основания для новой теоретической работы, но никак не производства нового собственно историко-экономического знания.
Впрочем, «содержание» историзма должно было § быть понижено — путем культурологической «при- | вивки» — даже в привычной для отечественных ис- | следователей социальной ИЭМ. За обвинениями по- *
г
следней в «вульгарном социологизме» скрывалась
критика марксистского подхода, рассматривавшего ^
экономические теории прошлого через призму клас- 5
сового и идеологического противостояния и изобра- ,1
жавшего историю современной экономической мыс- а
ли как историю морального оправдания с помощью §
различных средств капитализма буржуазными мыс- §|
лителями. От социальной истории идей следовало |
переместиться к культурной истории идей, которая §
бы сместила центр внимания исследователей с содер- 1
жания последних на их «форму», способы передачи §
£2 ов
знаний, во многом задававшиеся формальной структурой научного сообщества, со своими культурными ценностями, предрассудками и ожиданиями.
Историография экономической науки
Статьи Я.И. Кузьминова (первая — в соавторстве 2 с В.А. Жаминым) в ежегодниках «Истоки» 1989 и
9
= 1998 гг., разбору которых посвящена большая часть е предыдущего изложения, интересны не только с точ-| ки зрения отражения в них метаморфоз, происходив-5 ших с дисциплиной ИЭМ в переломный для отече-§ ственной экономической науки период ее развития2. | Публикации, не преследуя специально такой цели, фактически положили начало формированию проблемной области дисциплины, не имеющей по сей день общепринятого названия, которую мы, вслед за М. Блаугом [4], предпочитаем называть «историографией экономической науки» (Historiography of Economics). Области, связанной с изучением как дисциплинарного прошлого ИЭМ, так и способов ее написания, используемых в прошлом и настоящем историко-научных практик, и шире — размышляющей о ее роли, целях и задачах. Основной результат ^ своих построений работающие на проблемном поле § историографии экономической науки исследовате-u ли видят в построении классификаций / типологий Ц подходов к изучению ИЭМ, в характеристике фило-§ софско-методологических оснований последних, их ^ конкуренции на дисциплинарном поле и т.д.
Первым серьезным опытом таких построений
| стали монографии И.П. Гуровой [5; 6], ее докторская
щ
5 -
£ 2 Некоторые исследователи определяют перемены, проис-
ходившие в конце 1980-х — 1990-х гг. как «научную революцию особого рода, осуществленную в результате политических изменений в стране и приведшую не только к отказу от долгие годы господствовавшего экономического мировоззрения, но и к разрушению всего корпуса экономической науки, включая глубокие изменения в научном сообществе» [3, с. 426].
диссертация на тему «Сравнительный анализ методо- 22 логии истории экономических учений» [7] и статьи, -подготовленные на основе последней [8-10]. Именуя 8 проблемную область своих занятий «историко-мето-дологическим направлением в экономической науке», их автор сконцентрировала внимание на методологическом выборе, доступном современному исследователю истории экономической мысли. Выбор этот, по большому счету, мало чем отличался от предложенного немногим ранее Я.И. Кузьминовым. Это все те же, во-первых, история экономической теории / анализа, опирающаяся на «технический» метод, имеющий абсолютистскую методологическую природу и отслеживающий прогресс в аналитическом / теоретическом инструментарии экономиста, и, во-вторых, социально-культурная история экономической науки, с той только разницей, что в одном случае («история профессиональной экономической науки») исторический и социальный контекст, в который помещается исследователем наука, ограничен академическим сообществом экономистов («микро-социологический метод»), а в другом («социальная история экономической науки») — охватывает более широкий круг про- § блем общества («макро-социологический метод»). |
Не претендуя на построение типологии исполь- | зуемых ИЭМ подходов, пишущий эти строки, вслед |
за современной западной историографией счел необходимым «достроить» уже имеющиеся и отталки- ^ вающиеся от философско-методологических оппо- 5 зиций «абсолютизм / презентизм — релятивизм / ,1 историзм» более эмпирическим — историографи- 1 ческим — уровнем, также принимающим форму § оппозиции «рациональная реконструкция — исто- | рическая реконструкция». Однако, и этот уровень | показался недостаточным не столько для того, чтобы § вместить в его рамки все многообразие подходов к | способу воссоздания прошлого, сколько в силу навя- §
со ав
зываемых бинарными оппозициями границ между ними исключительно в соответствии с признаками / качествами, лежащими в их основании. Предложенная оппозиция «историко-мыслительного» (History of Economic Thought) и «историко-научного» (History of Economics) историографического подходов не просто » делала очередной шаг по пути конкретизации / дета-= лизации историографии, но переводила классифика-= цию ее подходов и, соответственно, их анализ, в иную ; плоскость [11; 12]. В плоскость рассмотрения границы t между подходами, пролегающей, среди прочих, и по i линии размежевания двух основополагающих форм / ; способов научно-познавательной деятельности — теоретизма и эмпиризма / фактуализма.
Современное состояние проблемной области историографии экономической науки в отечественной литературе отражают публикации [13-15] и докторская диссертация [16] А.А. Мальцева. Проведя тщательную инвентаризацию выработанных ИЭМ подходов к познанию прошлого и группируя их вокруг двух сложившихся в ней философско-методологических канонов — абсолютизма и релятивизма, исследователь предлагает, если не исчерпывающую, то весьма пред-£ ставительную их типологизацию [15, с. 51-52]. В ука-§ занной классификации, с точки зрения предприня-^ того нами исследования, обращают на себя внимание | несколько моментов, примечательных не столько тем, | что вызывают наше несогласие (любая типология — ^ всего лишь схема), сколько скрывающимися за ними
изменениями в методологическом ландшафте ИЭМ. я В первую очередь, обратим внимание на тот факт,
^ что дисциплинарные подходы в ИЭМ выводятся ав-^ тором непосредственно из методологических прин-j? ципов / установок абсолютизма и релятивизма, не Л будучи включены предварительно в какую бы то ни „I было историографическую рамку. Как это сделал, J например, М. Блауг, использовавший для этой цели
историографическую оппозицию «рациональная ре- 22
т л 3
конструкция — историческая реконструкция». Ив -этом смысле, историческая реконструкция приходит 88 на смену релятивизму еще и в силу существования различных видов последнего, лишь один из которых — исторический релятивизм имеет в виду вторая сторона указанной оппозиции. Как справедливо отмечал Д. Блур, «знание релятивно ко всему, что является его причиной. Релятивности — это причинности. Эти каузальные отношения могут быть установлены только путем эмпирических исследований» [17, с. 27]. В нашем случае — историко-научных. В построениях отечественного историографа, однако, историческая реконструкция из зонтичного понятия, призванного объединить историцистские историографические подходы, превратилась всего лишь в один из них, к тому же задающий крайне узкую познавательную задачу историку мысли, вряд ли соответствующую его названию.
Следующий из упомянутых моментов связан с не столько с выделением среди релятивистских способов рассмотрения ИЭМ конструктивизма, сколько с его узкой и односторонней интерпретацией автором § как совокупности концепций, направленных на изу- | чение дискурсов, риторических приемов и метафо- | рического языка экономистов и включением в число
г
его сторонников исследователей, которые вряд ли
бы с этим толкованием согласились. Если А. Кламер ^
и Д. Макклоски действительно могут быть отнесе- 5
ны к представителям «риторической экономической ,1
науки», то М. Шабас и Э.Р. Вайнтрауб — это скорее а
приверженцы «социологии научного знания», что не §
отменяет их «конструктивизма». Вайнтрауб, напри- §|
мер, в своем отклике на книгу Я. Голински «Создавая |
знания о природе: конструктивизм и история науки» §
(1998) признавал перспективными для «нашей работы 1
как историков экономической науки», предлагаемые 5§
со ав
конструктивизмом подходы [18, р. 280]. Ему близко более широкое его видение Я. Голински (по меткому замечанию еще одного участника обсуждения книги последнего — Дж. Биддла, «скорее правдоподобное и интригующее, чем возмутительное, и не угрожающее каким-либо основным ценностям, которых при» держиваются историки» [19, р. 253]). Комментируя = дискуссию, развернувшуюся вокруг его книги в среде = историков экономической мысли, сам Ян Голински ; отмечал: «Я предполагаю, что существуют различные i способы прочтения этой книги как имеющей значе-i ние для истории экономической науки. На общем ; уровне это можно рассматривать как одобрение радикального историзма, который начинается с отказа от "виговских" (Whiggish) подходов и уверенности, что прошлое не следует рассматривать как телеологический процесс, кульминацией которого является настоящее. На столь же общем уровне любой вид конструктивизма, очевидно, направляет внимание историков на контекст, в котором производится знание, на местные ресурсы, которые используются для его создания, и на то, как оно передается с момента его происхождения» [20, р. 283]. £ Наконец, третий момент связан с выделением и по-
§ мещением в отдельную категорию «вне канона» исто-^ риографического подхода, именуемого А.А. Мальце-| вым «интеллектуальной археологией», куда включены | исследования, направленные «на открытие имен ч, забытых или еще неизвестных экономистов прошлого, поиск незнакомых современным специалистам и я ранее не опубликованных манускриптов, книг, пи-^ сем, др.» [15, с. 52], и единственным представителем ^ которого значится Э. Райнерт. Заметим, этим шагом j? автор невольно (а, может быть, и сознательно) отсы-Л лает читателя к статье Ф. Дин в «Путеводителе по со-„I временной экономической мысли» (1991) (в русском J переводе 2002 г. — «Панорама экономической мысли
конца XX столетия»), в которой британский историк 22 экономической мысли также среди способов изучения -истории экономической теории выделяла «археологи- § ческий», а не исторический, подход, связав его с работами сегодня вполне мейнстримного историка мысли К. Трайба. Примечательно, что основную причину неисторичности построений последнего британский историограф усматривала в их опоре «на свидетельства "экономических архивов", а не на идеи отдельных экономических классиков и прочих теоретиков» [21, с. 47]. .
Вот и отечественный историограф полагает, по-видимому, не имеющими отношения к истории «археологические раскопки», проводившиеся Э. Райнертом (вместе с соавторами его работ), правда, уже не столько в архивах, сколько в библиотеках [22-24]. Именно результаты библиотечно-библиографического поиска и подготовка аннотированных (и иллюстрированных) биобиблиографических указателей дали толчок и документальное обоснование его концепции «иного канона» в истории экономической мысли и историографическому подходу, который сам исследователь на сайте фонда «Другой канон» (The Other Canon g Foundation) определил как «реконструкцию истории | экономической мысли путем возвращения забытых | экономических бестселлеров»3. Благодаря этому под- |
ходу был получен ряд значимых историко-научных »
результатов: предположив существование корреля- ^
ции между влиятельностью текста и количеством опу- 5
бликованных изданий, реконструированная история ,1
публикаций, позволила составить перечень влиятель- 1
ных экономистов прошлого, существенно отлича- §
ющийся от предлагаемого современными руковод- |
ствами по истории экономической мысли; ведущие |
позиции в перечнях как изданий, так и их авторов §
англичане и французы (и соответственно англо- и |
3 URL: http://othercanon.org/papers/. 2023. Т. 24, № 4. С. 573-607
GO Св
франкоязычные публикации) уступили итальянской и немецкой экономической науке; появились в перечнях авторов и бестселлеров не только порядком забытые, но и неизвестные историко-экономической науке имена и книги. Э. Райнерт сопроводил перечень «главных находок», как он их определил, сделанных » благодаря используемому историографическому под-= ходу, краткой его характеристикой, заслуживающей, = с нашей точки зрения, внимания: «...наша история, i вероятно, представляет собой версию истории эконо-i мической мысли, более близкую к идеалу Леопольда с фон Ранке, заключающемуся в выяснении того, wie es ; eigentlich gewesen ist: как это было на самом деле.» 5 [23, p. 7].
Новая нормальность: интеллектуальная история
Наше столь пристальное внимание к историографическим рефлексиям А.А. Мальцева обусловлено тем, что своими работами исследователь фактически дает ответ на вопрос, прозвучавший в западной историографии экономической науки в разгар дискуссии 1990-х — начала 2000-х гг., но крайне актуальный и для отечественных исследователей ИЭМ. Вопрос ^ был сформулирован Дж. Хендерсоном — тогдашним § президентом Общества истории экономической нац уки (HES, History of Economics Society), принявшим Ц участие в обсуждении дисциплинарных перспектив § ИЭМ, развернувшемся на «форуме» последнего в Ин-^ тернете, сообщением: «Либеральная (презентистская) история экономической науки мертва — что теперь?» | («Whig History of Economics Dead — Now What?») ts [25]. Отечественный историограф, справедливо кон-q статируя не «смерть», но «крах монополии» абсолю-if тистской / презентистской методологии в ИЭМ (с Л помощью упомянутого уже построения типологии и экспертного анализа, к результатам которого мы еще | обратимся), изображает картину того, как ландшафт
предметной области последней преобразился за ми- 22 нувшую четверть века. -
Характеризуя реконфигурацию предметной об- 88 ласти ИЭМ следует, однако, учесть тот факт, что произошла она, как и утрата монополии абсолютистскими / презентистскими историографическими подходами, в результате «войн» в экономической науке, связанных с убеждениями представляющих (в случае отечественной науки и образования — «насаждающих») мейнстрим науки экономистов в том, что ИЭМ, часто интеллектуально связанная с неортодоксальными ее течениями, враждебна последнему, понижает «моральный статус», «эпистемологический авторитет» и, следовательно, легитимность господствующего течения. По мнению Э.Р. Вайнтрауба, «войны» в экономической науке завершились «утратой институциональной жизнеспособности» ИЭМ [26, р. 278-279], т.е. потерей прежде ей отводимого места в экономической науке и образовании (в виде пересмотра планов, сокращения учебных программ, финансирования исследований, пересмотра классификаций или ревизии паспортов научных специальностей и т.д.), и сохранением лишь за привержен- § цами ортодоксальной экономической теории права | обращаться с основанными на абсолютизме / пре- | зентизме подходами к прошлому науки (именуя по- |
следние «традиционными»). «■
Так что формирование предметного поля за пре- ^
делами мейнстрима (теперь охватывавшего и ретро- 5
спективно конструируемое прошлое последнего: как ,1
справедливо заметил в этой связи Э.Р. Вайнтрауб, 1
«большинство работающих ученых-экономистов в §
душе являются историками-вигами, которые считают, §|
что лучшие знания и практики дисциплины содер- |
жатся в текущих материалах дисциплины» [27, р. 145]) §
стало уделом тех немногочисленных экономистов, |
кто сумел сохранить верность прежним научным ин- §
22 св
тересам, научной специализации, хотя и вынужден был поменять свою институциональную «прописку». Впрочем, «институциональное поражение» и вынужденный отказ от профессиональной идентификации с сообществом экономистов скорее сократили число «игроков» на предметном поле ИЭМ, нежели изме-» нили его. «Заслуга» в деле преображения ландшафта = историографии экономической науки за пределами = мейнстрима целиком и полностью принадлежала уже ; истории, а точнее — господствовавшим в последней i исследовательским парадигмам, заведшим ИЭМ в £ ловушку «философской историографии». Вопреки ; ожиданиям определенной части историко-экономи-J ческого сообщества, не разделявшей откровенно неисторической точки зрения «ретроспективизма», исто-ризации их научной области в результате обретения институциональной «прописки» в сообществе историков не произошло.
К этому времени в гуманитарной отрасли знания и истории как его части, свершился антиисторицист-ский по своей природе постмодернистский герменевтический / интерпретативный методологический поворот (переворот), на словах преследовавший цель 5 переосмысления историзма, а на деле — преодоле-§ ния и выдворения на обочину науки доминирующих ^ марксистских взглядов на интерпретацию. Можно, | поэтому, согласиться с А.А. Мальцевым, определяю-1 щим методологическую позицию приверженцев ре-^ лятивистских подходов к изучению ИЭМ как «интер-претивизм», но следует признать явно недостаточной я характеристику последнего как всего лишь избегаю-^ щего «выделения какого-то одного фактора, воздей-^ ствующего на развитие теоретических представле-Jf ний» и стремящегося «восстановить истинный смысл, Л вкладываемый автором изучаемого произведения в „I свой текст через реконструкцию контекстов, окру-I жающих анализируемую работу» [15, с. 50]. Ведь не
что иное как антиисторизм интерпретативного «пе- 2 реворота» привел к деонтологизации истории, утра- -
24
те последней, а вслед за нею и историческими суб- 88 дисциплинами гуманитарных и социальных наук, своих онтологических оснований, что привело к их уже упомянутым институциональным проблемам. Интерпретивизм принадлежит идеалистической философской традиции, согласно которой социальные явления не существуют независимо от нашей интерпретации. С этих позиций он утверждает, что социальные явления изменяются вместе с нашей интерпретацией, а социальная реальность — это то, что мы под ней понимаем.
Ситуацию ни в малой степени не меняет, а по сути — усугубляет, постановка знака равенства между историзмом и контекстуализмом, который для многих историков экономической мысли стал оправданием присутствия слова «история» в названии их занятий. Если прежде контекстуализировать какую-либо проблему / тему означало задать ей перспективу, через обращение, например, к ее предыстории, а историзировать — погрузить ее в социальную среду (в самом широком смысле этого слова) истории и § объяснить, как эта среда могла обусловить (сформи- | ровать) ее, то ныне на смену решению и той и дру- | гой задачи пришло изучения почти исключительно |
лингвистического / языкового контекста (авторских «■
идиом, метафор, риторических приемов, словаря, ^
грамматики и т.п.). Более того, как замечает сторон- 5
ник «филологического подхода» к ИЭМ, имя которо- ,1
го уже упоминалось на станицах статьи — К. Трайб, а
контекст сам должен быть «построен относительно §
рассматриваемой проблемы. Редко бывает сразу оче- |
видно, каков релевантный "контекст", какой аспект |
ситуации говорящего следует мобилизовать, чтобы §
помочь объяснить язык, который использует говоря- |
щий. Таким образом, мы могли бы сказать, что "кон- §
22 ов
текст" сам по себе является чем-то, что должно быть сконструировано или, по крайней мере, собрано» [28]. Достигается такое весьма избирательное конструирование путем «текстуализации контекста», нивелирующей различия между текстом и контекстом и все дальше уводящей последний от историче-» ской реальности, от материальных отношений, кото-= рые его производят и находятся под его влиянием, и = погружающей в реальность символическую. И такое ; конструирование / собирание текста-контекста, т.е. i поиск материала, способного объяснить язык эконо-i миста прошлого, именуется при этом исследовате-; лем «эмпирической историографией».
А.А. Мальцев, ссылаясь на результаты проведенных им анкетных опросов, утверждает, что большая часть предметного поля ИЭМ, расположенная за пределами абсолютистских / презентистских историографических подходов, занята приверженцами «интерпретивизма», или ограниченной замкнутым кругом контекстов «интеллектуальной истории». Без малого 90 % участвовавших в опросе представителей международного сообщества историков экономической мысли выразили свое позитивное отношение к 5 используемым последней методов исследования. Хотя § аналогичный показатель у откликнувшихся на анкету ^ российских участников опроса оказался почти вдвое | меньше (41,5 %), «интеллектуальная история» все | равно не знает себе равных среди их историографи-ч, ческих предпочтений. А треть как зарубежных, так и I? российских респондентов приветствовали «риториче-1» ский поворот» в ИЭМ в качестве важного достижения ^ в деле ее изучения [29, с. 102, 108]. Хотелось бы вместе ^ с автором разделить оптимизм, выражаемый им по j? поводу «интепретивизма» и растущей вместе с ним Л «методологической полифонии» и «эклектичности» „I ИЭМ, однако, эти приобретения сопровождаются | очевидными утратами историзма, дисциплинарной
идентичности (экономической направленности) и на- 221
л 3 I
учного ее характера4. - ■
2
Выход из лабиринта: история экономической науки !
Путь развития ИЭМ, позволявший избежать указанных потерь, был предложен по ходу уже упо- ■ мянутой выше дискуссии 1996 г., посвященной ее \ дисциплинарным перспективам. Исследователям, хранившим верность принципу историзма и не желавшим уходить от экономической направленности своих построений, предлагалось объединиться в рам- ] ках субдисциплины, название которой говорило само за себя — «история экономической науки». В своем сообщении, озаглавленном «Что определяет законный вклад в субдисциплину "история экономической науки"?», Э.Р. Вайнтрауб подчеркивал: историк экономической науки, оправдывая присутствие слова «история» в названии своей дисциплины, не должен довольствоваться интерпретацией уже известных текстов, а быть нацелен на архивный поиск, привлечение альтернативных источников историографической информации, демонстрировать своими работами владение исследовательскими навыками и ремеслом § историка: умение работать с архивными источни- | ками, «косвенными уликами» и т.д. Будучи же исто- £
?с
4 Рискнем предположить, что немалую роль в выборе интеллектуальной истории, скорее историко-философского жанра, ^ нежели историографического направления, сыграли отсутствие научной строгости, подменяемой наукообразием философ-ско-методологических рассуждений, господство риторических § приемов, возможность строить нарративы в полном отрыве от какой-либо эмпирической (кроме других таких нарративов) базы, ^ избегая столь трудоемкой архивной и / или библиотечно-би- § блиографической работы. Как справедливо заметил в свое время | Э.Р. Вайнтрауб, «я лично подозреваю, что историки экономиче- | ской науки, как правило, не привыкли выполнять такую истори- р ческую работу, поэтому сложные, саморефлексивные исследова- о ния в лучшем случае трудны, а в худшем — корыстны, поскольку 1 обычно подтверждают позицию, определенную до появления § доказательств» [30, р. 3].
со ав
риком науки, он не должен рассматривать научные тексты через призму современного знания в поисках у авторов прошлого следов, ведущих к настоящему, его «предвосхищений», переводя их на язык науки наших дней. Тем более, что содержательная сторона зафиксированного в тексте знания сама по себе, без реконструкции и описания, превращающего его в историко-научный факт, не интересует историка. | Ученый полагал, что «стандарты, по которым долж-; на быть оценена отдельная работа в области истории ; экономической науки, совпадают с теми, по которым с оцениваются исследования в истории физики или ; истории молекулярной биологии; определенно, это стандарты, принятые профессиональными историками для оценки исторических работ» [31]5.
Безусловно, деятельность по интерпретации трудов и практик экономистов прошлого всегда была неотъемлемой составляющей работ историков экономической мысли: даже критикуемый абсолютистский / презентистский подход не лишен интерпрета-тивных суждений, что отчасти и позволяет относить его ретроспективистские построения к числу исторических. Однако постмодернистский герменев-£ тический подход несет угрозу профессиональной § деятельности историка, навязывая смысл текстам / ^ документам, а не ограничиваясь его извлечением из | них, и искажая, в конечном итоге, прошлую реаль-1 ность. При том, что высказываемые суждения, давае-^ мые объяснения или устанавливаемые связи должны ^ быть поддержаны доказательствами, имеющимися в 1« источниках, с которыми работает историк. Изучение
-5
Вряд ли было простым совпадением появление в это время из-под пера Э.Р. Вайнтрауба (с соавторами) статьи, озаглавленной «Архивирование истории экономической науки» и содержащей «обзор того, где можно найти архивные ресурсы, что они содержат, какова их ценность для исследований и преподавания [истории экономической науки] и как экономисты могут начать думать о сохранении своих профессиональных материалов» [32, р. 1496].
/ 5/1 же лингвистических / языковых контекстов не явля- ^
' 3
ется ни необходимым, ни достаточным в этом отно- -
2
шении приемом изучения ИЭМ, тем более в рамках 88 доминирующих практик интеллектуальной истории превратившимся в замкнутый круг текстов-контекстов и игнорирующим изучение социального и экономического исторического контекста. С полным на то основанием можно говорить о неспособности «ин-терпретивизма» адекватно историзировать и контек-стуализировать прошлое экономической мысли и, как о результате этого, — стремлении ряда историков экономической мысли отвергнуть постмодернистский историзм и контекстуализм с их методологической направленностью.
К числу последних относится и Э.Р. Вайнтрауб, на взгляд которого экономисты составляют самостоятельное интерпретативное сообщество, относительно независимое от других подобных сообществ, и в качестве такового обладающего своими уникальными целями, решаемыми задачами и научными практиками. На экономическую науку, следовательно, не следует смотреть с высот нормативной и прескриптивист-ской модернистской методологии или постмодерни- § стской анти-методологии (риторики) как возникших | и развивавшихся за пределами экономической науки. | Методологический дискурс в экономической науке,
г
или интерпретационная деятельность экономистов »
как членов научного сообщества, направленная на ^
понимание «текстов», должна быть исключительно 5
дескриптивной и иметь своим источником историю J
науки, именуемую историей экономической мысли / 1
науки. Если подобным образом понимаемая экономи- §
ческая методология, пишет Э.Р. Вайнтрауб, «не име- |
ет независимого статуса вне самой экономики, то не |
существует привилегированного судебного контроля §
со стороны методолога, который приводит к "да или 1
нет" в отношении практики; не существует позиции, §
22 ов
полностью отделенной от экономической теории, которая могла бы дать информацию для рассмотрения экономической деятельности» [33, р. 486].
В своих историографических построениях А.А. Мальцев, сводя в конечном итоге все многообразие релятивистских моделей изучения прошлого » ИЭМ к «историко-мыслительному» (с «интеллекту-= альной историей» в главной роли) и «историко-на-= учному» подходам, односторонне, на наш взгляд, ха-i рактеризует последний. Исследователь совершенно i безосновательно акцентирует внимание почти исклю-i чительно на его контекстуализме, возможности «через ; осмысление интеллектуальной атмосферы и институционального контекста, свойственных той или иной эпохе» вступить в диалог с экономистами прошлого, что, во-первых, скорее роднит, нежели отличает подход от «историко-мыслительного», и, во-вторых, делает его «доступным» для неэкономистов [29, с. 100-101]. Между тем, по словам известного британского интеллектуального историка Дж. Ливси, «интеллектуальная история — это то, чем история науки изо всех сил старается не быть» [34, р. 130], и с этим утверждением трудно не согласиться. И дело отнюдь не в контексте, £ хотя именно контекстуальный поворот напрямую от-§ разился на методологии интеллектуальной истории, ^ обеспечив ее самоидентичность: различия в подходах | носят иной и куда более принципиальный характер. 1 Постмодернистские установки, оказавшиеся столь
t-u /
^ привлекательными для интеллектуальной истории /
jf истории идей, будучи противоположны, как уже отме-
1» чалось выше, любой последовательной исторической
^ практике, были большей частью проигнорированы
^ историками науки. Более того, сама эта исследова-
j? тельская область пережила социальный / социологи-
Л ческий поворот, перенесший акцент на изучение на-
„I уки как материальной и практической деятельности
| и обусловивший эмпиризацию принципов историзма
и контекстуализма. Исследовательские (историогра- 22 фические) установки черпались историей науки не -столько из методологии / философии науки, сколько 88 из историографической рефлексии, а также социологии науки (социологии научного знания, SSK), и охарактеризовать их можно как исторический реализм, противопоставив последний лингвистическому ин-терпретивизму, или «полностью герменевтическим упражнениям» интеллектуальной истории, как верно подметил Дж. Ливси. По словам последнего, «ни одна область науки, какой бы загадочной она ни была, не выходит за рамки компетенции историка науки, который анализирует ее как еще одну социальную практику. Этот социально-реалистический подход к анализу имеет особое значение для таких наук как экономика, которые получают свою автономию по аналогии с естественными науками... Отношение к сообществам ученых как к любой другой ремесленной или торговой группе, с их собственными условиями входа, доминирующим самопониманием, ритуалами, методами работы и политикой, создало мощный набор инструментов для истории науки» [34, р. 133].
Вряд ли можно согласиться также и с утвержде- g нием А.А. Мальцева о том, что историко-научный | историографический подход переживает ныне «рост | популярности» [29, с. 100], тем более, что и источник,
г
на который ссылается исследователь, говорит всего »
лишь о «невидимом колледже» сторонников сближе- ^
ния ИЭМ с историей и социологией науки [35, p. 22]. 5
О том же свидетельствует и доклад Э.Р. Вайнтрауба J
2020 года, озаглавленный «Научные исследования 1
(Science Studies) и экономическая наука: неформаль- |
ная история» [36] и реконструирующий (в том числе |
и на собственном опыте) историю непростых отно- |
шений, связывающих упомянутые в названии обла- |
сти знания, и делающий акцент на взаимодействии |
социологии научного знания и ИЭМ. В нем автор от- §
со ав
кровенно признается, что невзирая на накопленный историками науки опыт использования словаря и теоретических моделей социологии научного знания, существует совсем немного попыток их применения для написания серьезных историй создания и распространения экономических знаний. » Краткий авторский обзор подобных попыток, ре-
= акции на них со стороны научного экономического ё сообщества, сопровождающийся рефлексией по по-I воду поиска собственных способов «говорить и писать ; об истории экономической науки в самом широком £ смысле, в терминах социологии экономической нау-; ки» [36, р. 15], завершает отсылка слушателя / читателя к подготовленной им (совместно с Т. Дюппе) книге «Современная историография экономической науки», которая призвана послужить своеобразным пособием для самообразования историков экономической мысли, остановивших свой выбор на историко-научном историографическом подходе. Во введении к книге Э.Р. Вайнтрауб поставил издание в один ряд с широко известными сборниками статей, составленными ранее М. Блаугом, а также Р. Бэкхаусом и Б. Колдуэллом (из работ А.у. «Боба» Коутса), не просто носящими оди-£ наковое название «Историография экономической § науки», но сводящими воедино размышления исто-^ риков экономической мысли о практике, роли, целях | и задачах своей работы. Несмотря на то, что книга | преследовала и конкретную цель — демонстрации ^ полезности различных подходов социологии научно-^ го знания для изучения прошлого экономической на-^ уки, решала она, по словам Э.Р. Вайнтрауба, все ту же ^ задачу формирования «полезного каталога исследо-^ вательских и писательских практик, соответствующих ^ их [историков экономической мысли] вкусу и чувстви-Л тельности. Хотя, конечно, можно было бы предложить „« какое-то руководство? Однако неужели за пределами | дискурса экономистов должна существовать более ин-
формированная и автономная историография? Появ- 22! ление настоящей книги следует рассматривать с этой - ■ точки зрения» [37, р. 3]. 88 <
Своего соредактора в послесловии к книге дополняет Т. Дюппе, полагая ключевым раздел книги, оза- ■ главленный «Материальные истории экономической науки», статьи которого были «особенно вдохновлены работами, основанными на истории науки». Исклю- : чительно с целью снизить градус историографического «радикализма» названия, автор поясняет, что выделение «материальной историографии» не следует воспринимать как попытку создания нового канона, пытающегося потеснить «интерпретативные» и «тек-стуалистские» историографические подходы. «Не ста- ! вя под сомнение научную ценность подобных работ, этот сборник эссе тем не менее помогает осознанно выбирать, какие истории мы рассказываем. Хотя душа экономиста наделяет нас — историков экономической науки — пониманием и, если хотите, восхищением экономическими идеями, именно душа историка придает нашим занятиям научный характер» [37, р. 208]. Выделение среди историографических подходов в ИЭМ «материальной историографии», как § и озвученное выше историографическое кредо, не | оставляют сомнений в приверженности редакторов | книги историческому реализму, делающему акцент р на создании исторических реконструкций прошлого 1 экономической науки как материальной и практиче- ^ ской деятельности на эмпирически наблюдаемом и / 5 или проверяемом документальном материале, а не на ,1 историке как создателе нарративов и его повествова- 1 нии как литературном продукте. §
Несмотря на достаточно скромные пока достиже- §| ния историко-научного историографического подхо- | да и весьма немногочисленные ряды его сторонников § в ИЭМ, историографические стандарты последней 1 должны, вне всякого сомнения, отражать связь с исто- §
£2 се
рией науки, а также социологией научного знания. Благодаря следованию им, история экономической мысли получит возможность вновь обратиться к изучению важнейшей составляющей своего предмета — содержанию научного экономического знания. Прибегнув к словарю и моделям социологии научного » знания как задающим концептуальную рамку исто-= рико-научных построений, ИЭМ обеспечит баланс в = анализе когнитивных и социальных процессов, вернет ; научный характер своим занятиям. Но главное — обе-i спечит возвращение исторического реализма, истори-i ческих практик в истинном значении этого выраже-; ния, возможность реконструировать прошлое науки с опорой на эмпирические данные, вместо конструирования идеологически заданных или априорных нар-ративов.
Список использованной литературы
1. Жамин В.А. Историко-экономическая наука в СССР: история, современное положение, проблемы перестройки / В.А. Жамин, Я.И. Кузьминов // Истоки: вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли / гл. ред. В.А. Жамин. — Москва, 1989. — Вып. 1 — С. 6-23.
2. Истоки / редкол.: Я.И. Кузьминов, В.С. Автономов, ^ О.И. Ананьин [и др.] ; вступ. ст. Я.И. Кузьминова. — Москва : § Высшая школа экономики, 1998. — Вып. 3. — 512 с.
S 3. Макашева Н.А. Экономическая наука в России в пери-
g од трансформации (конец 1980-х — начало 1990-х гг.): револю-§ ция и рост научного знания / Н.А. Макашева // Истоки: из ^ опыта изучения экономики как структуры и процесса / ред.: Я.И. Кузьминов, В.С. Автономов, О.И. Ананьин. — 2-е изд. — i? Москва, 2007. — С. 400-426.
IS '
4. Blaug M. On the Historiography of Economics / M. Blaug // ^ Journal of the History of Economic Thought. — 1990. — Vol.12, £ iss. 1. — P. 27-37.
^ 5. Гурова И.П. Конкурирующие экономические теории /
I И.П. Гурова. — Ульяновск : Изд-во улгу, 1998. — 175 с. Js 6. Гурова И.П. История метода историко-экономической
науки : монография / И.П. Гурова. — Ульяновск : Изд-во | УлГУ, 1999. — 95 с. — EDN UZJLRR.
7. Гурова И.П. Сравнительный анализ методологии исто- 2 ■ рии экономических учений : автореф. дис. ... д-ра. экон. наук : 8 ; 08.00.02 / И.П. Гурова. - Москва, 2000. - 43 с. 8 j
8. Гурова И.П. Особенности методологии истории эко- °° i номических учений / И.П. Гурова // Экономический жур- i нал. - 2001. - № 3. - С. 130-140. j
9. Гурова И.П. Методологический поиск в историко-эко-номической литературе XIX - первой половины XX веков / i И.П. Гурова. - EDN VNKXEN // Историко-экономический j альманах / сост. Д.Н. Платонов. - Москва, 2004. - Вып. 1. - i С. 34-49.
10. Гурова И.П. Методологический выбор в современной историко-экономической науке / И.П. Гурова. - EDN ] VQPSYF // Историко-экономический альманах / ред.-сост. Д.Н. Платонов. - Москва, 2007. - Вып. 2. - С. 28-51.
11. Майдачевский Д.Я. Историография экономической науки: в поисках не лучшей, но своей доли / Д.Я. Майдачевский. - EDN PATOXN // Известия Иркутской государственной экономической академии. - 2012. - № 4. -С. 28-33.
12. Майдачевский Д.Я. Историография экономической науки: от плюрализма подходов к господству «мейнстрима»? / Д.Я. Майдачевский. - EDN PUVOGN // Terra Economicus. -2012. - Т. 10, № 2. - С. 66-73.
13. Мальцев А.А. История экономических учений, quo vadis? / А.А. Мальцев. - DOI 10.32609/0042-8736-2015-3-126150. - EDN TKIMWD // Вопросы экономики. - 2015. - g № 3. - С. 126-150. g
14. Мальцев А.А. Эволюция методов изучения истории « экономической мысли / А.А. Мальцев // Общество и эконо- ff мика. - 2015. - № 7. - С. 161-183. §,
15. Мальцев А.А. Методологический ландшафт истории экономических учений: новые историографические альтер- ^ нативы и возможности / А.А. Мальцев. - EDN VQSZLN // | Вестник Московского университета. Серия 6: Экономика. - -§ 2016. - № 1. - С. 44-63. 1
16. Мальцев А.А. История экономических учений в систе- § ме экономических наук: современность и перспективы : авто- § реф. дис. ... д-ра экон. наук : 08.00.01 / А.А. Мальцев. - Мо- I сква, 2017. - 47 с. f
17. Блур Д. Определение релятивизма / Д. Блур. - EDN OPDQIN // Эпистемология и философия науки. - 2011. - | Т. 30, № 4. - С. 16-31. §
со ав
18. Weintraub E.R. Making Economic Knowledge: Reflections on Golinski's Constructivist History of Science / E.R. Weintraub // Journal of the History of Economic Thought. - 2001. -Vol. 23, no. 2. - P. 277-282.
19. Biddle J. Roundtable on Jan Golinski's Making Natural Knowledge: Constructivism and the History of Science Comments on Jan Golinski's Making Natural Knowledge / J. Biddle //
» Journal of the History of Economic Thought. - 2001. - Vol. 23, j no. 2. - P. 253-259.
I 20. Golinski J. Comment / J. Golinski // Journal of the Histo-
I ry of Economic Thought. - 2001. - Vol. 23, no. 2. - P. 283-285. I 21. Дин Ф. Роль истории экономической мысли /
; Ф. Дин // Панорама экономической мысли конца XX столетия : в 2 т. / ред. Д. Гринэуэй. - Санкт-Петербург, 2002. -I Т. 1. - С. 28-58.
" 22. Reinert E.S. German Language Economic Bestsellers Be-
fore 1850, with Two Chapters on a Common Reference Point of Cameralism and Mercantilism / E.S. Reinert, K. Carpenter. - Tallinn : Tallinn University of Technology, 2014. - 61 p.
23. 80 Economic Bestsellers Before 1850: A Fresh Look at the History of Economic Thought / E.S. Reinert, K. Carpenter, F.A. Reinert, S.A. Reinert. - Tallinn : Tallinn University of Technology, 2017. - 105 p.
24. Reinert E.S. 33 Economic Bestsellers Published Before 1750 / E.S. Reinert, F.A. Reinert // The European Journal of the History of Economic Thought. - 2018. - Vol. 25, no. 6. - P. 12061263.
^ 25. Henderson J.P. Whig History of Economics is Dead -
§ Now What? / J.P. Henderson // History of Economics Society S Mail List. - 1996. - November. - URL: http://eh.net/piper-| mail/hes/1996-November/004822.html.
§ 26. Weintraub E.R. Economic Science Wars / E.R. Wein-
Д traub // Journal of the History of Economic Thought. - 2007. -V Vol. 29, no. 3. - P. 267-282.
^ 27. Weintraub E.R. How Should We Write the History of
Twentieth Century Economics? / E.R. Weintraub // Oxford Re-^ view of Political Economy. - 1999. - Vol. 15, iss. 4. - P. 139-152. ^ 28. Tribe K. Empirical Historiography / K. Tribe // Keith
^ Tribe. Independent Scholar and Translator : site. - URL: http:// keithtribe.co.uk/empirical-historiography/.
29. Мальцев А.А. Проблемы и перспективы развития истории экономической мысли: взгляд российских и зарубежных ученых / А.А. Мальцев. - DOI 10.32609/0042-8736-2020-
9-94-119. - EDN RNSFUT // Вопросы экономики. - 2020. - 22 ■
№ 9. - С. 94-119. 8 ■
- ■
30. Weintraub E.R. Will Economics Ever have a Past Again? / g ■ E.R. Weintraub // The Future of the History of Economics / ed. °° ( E.R. Weintraub. — Durham, North Carolina : Duke University i Press, 2002. - P. 1-14.
31. Weintraub E.R. What Defines a Legitimate Contribution to
the Subdiscipline "History of Economics?" / E.R. Weintraub // His- i tory of Economics Society Mail List. — 1996. — September. — URL: : http://eh.net/pipermail/hes/1996-September/005765.html. |
32. Archiving the History of Economics / E.R. Weintraub, ! St.J. Meardon, T. Gayer, H.S. Banzhaf // Journal of Economic Literature. — 1998. — Vol. 36, no. 3. — P. 1496-1501. J
33. Weintraub E.R. Methodology Doesn't Matter, but History of Thought Might / E.R. Weintraub // The Scandinavian Journal
of Economics. — 1989. — Vol. 91, no. 2. — P. 477-493. i
34. Livesey J. Intellectual History and the History of Science / J. Livesey // Palgrave Advances in Intellectual History / ed. R. Whatmore, B. Young. — New York, 2006. — P. 130-146.
35. Edwards J. Fifty Years of HOPE: Changing Priorities in the Historiography of Economics / J. Edwards // History of Political Economy. — 2020. — Vol. 52, no. 1. — P. 1-46.
36. Weintraub E.R. Science Studies and Economics: An Informal History / E.R. Weintraub // Center for the History of Political Economy at Duke University : working paper. — 2020. — No. 05. — 18 p. — URL: https://ssrn.com/abstract=3575650.
37. A Contemporary Historiography of Economics / ed. Ц T. Düppe, E.R. Weintraub. — London : Routledge, 2019. — 218 p. ^
References |
1. Zhamin V.A., Kuzminov Ya.I. Historical and Econom- »> ic Science in the USSR: History, Current Situation, Problems of g Perestroika. In Zhamin V.A. (ed.). Origins: questions of the history И of the national economy and economic thought. Moscow, 1989. Iss. 1, § pp. 6-23. (In Russian).
2. Kuzminov Ya.I., Avtonomov V.S., Ananin O.I. (eds). Ori- * gins. Moscow, Vysshaya shkola ekonomiki Publ., 1998. Iss. 3. 512 p. |
3. Makasheva N.A. Economic Science in Russia During the | Period of Transformation (late 1980s — early 1990s): Revolution § and Growth of Scientific Knowledge. In Kuzminov Ya.I., Avtono- g mov V.S., Ananin O.I. (eds). Origins: From the Experience of Study- I . ing Economics as a Structure and Process. 2nd ed. Moscow, 2007, pp. | 400-426. (In Russian). |
CO
ag
4. Blaug M. On the Historiography of Economics. Journal of the History of Economic Thought, 1990, vol.12, iss. 1, pp. 27-37.
5. Gurova I.P. Competing Economic Theories. Ulyanovsk State University Publ., 1998. 175 p.
6. Gurova I.P. The History of the Method of History of Economic Thought. Ulyanovsk State University Publ., 1999. 85 p. EDN: UZJLRR.
> 7. Gurova I.P. Comparative Analysis of the Methodology of the
: History of Economic Doctrines. Doct. Diss. Thesis. Moscow, 2000. 43 p. ! 8. Gurova I.P. Features of the Methodology of the History
of Economic Doctrines. Ekonomicheskii zhurnal = Economic Journal, I 2001, no. 3, pp. 130-140. (in Russian).
; 9. Gurova I.P. Methodological Search in Historical and Eco-
nomic Literature of the 19th — First Half of the 20th Centuries. In j Platonov D.N. (ed.). Historical and Economic Almanac. Moscow, ! 2004. Iss. 1, pp. 34-49. (In Russian). EDN: VNKXEN.
10. Gurova I.P. Methodological Choice in Modern Historical and Economic Science. In Platonov D.N. (ed.). Historical and Economic Almanac. Moscow, 2007. Iss. 2, pp. 28-51. (In Russian). EDN: VQPSYF.
11. Maidachevsky D.Ya. Historiography of Economics: In Search of Its Destiny, Even not the Best One. Izvestiya Irkutskoy gosudarstvennoy ekonomicheskoy akademii = Izvestiya of Irkutsk State Economics Academy, 2012, no. 4, pp. 28-33. (In Russian). EDN: PATOXN.
12. Maidachevsky D.Ya. Historiography of Economic Science: Moving from the Pluralism of Approaches Toward the Dominance
^ of "Mainstream"? Terra Economicus, 2012, vol. 10, no. 2, pp, 66-73. § (In Russian).
i 13. Maltsev A. History of Economic Thought, Quo Vadis? Vo-
g prosy ekonomiki = Issues of Economy, 2015, no. 3, pp. 126-150. (In Rus-§ sian). EDN: TKIMWD. DOI: 10.32609/0042-8736-2015-3-126-150. | 14. Maltsev A.A. The Evolution of Methods for Studying the
History of Economic Thought. Obshchestvo i ekonomika = Science and ^ Economy, 2015, no. 7, pp. 161-183. (In Russian). § 15. Maltsev A.A. Methodological Landscape of the History of
^ Economic Thought: New Historiographical Alternatives and Opportunities. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 6, Ekonomika = ^ Moscow University Economics Bulletin, 2016, no. 1, pp. 44-63. (In f Russian). EDN: VQSZLN.
| 16. Maltsev A.A. History of Economic Doctrines in the System of
■§ Economic Sciences: Modernity and Prospects. Doct. Diss. Thesis. Mos-§ cow, 2017. 47 p.
17. Bloor D. The Definition of Relativism. Epistemologiya i fi- 2 ■ losofiya nauki = Epistemology & Philosophy of Science, 2011, vol. 30, 8 ; no. 4, pp. 16-30. (In Russian). EDN: OPDQIN. 8 j
18. Weintraub E.R. Making Economic Knowledge: Reflections °° i on Golinski's Constructivist History of Science. Journal of the Histo- i ry of Economic Thought, 2001, vol. 23, no. 2, pp. 277-282. i
19. Biddle J. Roundtable on Jan Golinski's Making Natural Knowledge: Constructivism and the History of Science Comments on Jan Golinski's Making Natural Knowledge. Journal of the History
of Economic Thought, 2001, vol. 23, no. 2, pp. 253-259. j
20. Golinski J. Comment. Journal of the History of Economic Thought, 2001, vol. 23, no. 2, pp. 283-285. j
21. Din F. The Role of the History of Economic Thought. In ] Greenaway D. (ed.). Companion to Contemporary Economic Thought. Saint Petersburg, 2002. Vol. 1, pp. 28-58. (In Russian).
22. Reinert E.S., Carpenter K. German Language Economic Best- i sellers Before 1850, with Two Chapters on a Common Reference Point
of Cameralism and Mercantilism. Tallinn University of Technology, 2014. 61 p.
23. Reinert E.S., Carpenter K., Reinert F.A., Reinert S.A. 80 Economic Bestsellers Before 1850: A Fresh Look at the History of Economic Thought. Tallinn University of Technology, 2017. 105 p.
24. Reinert E.S., Reinert F.A. 33 Economic Bestsellers Published Before 1750. The European Journal of the History of Economic Thought, 2018, vol. 25, no. 6, pp. 1206-1263.
25. Henderson J.P. Whig History of Economics is Dead — Now What? History of Economics Society Mail List, 1996, November. Avail- ^ able at: http://eh.net/pipermail/hes/1996-November/004822.htmI. ^
26. Weintraub E.R. Economic Science Wars. Journal of the His- | tory of Economic Thought, 2007, vol. 29, no. 3, pp. 267-282. ^
27. Weintraub E.R. How Should We Write the History of §, Twentieth Century Economics? Oxford Review of Political Economy, ^ 1999, vol. 15, iss. 4, pp. 139-152. ^
28. Tribe K. Empirical Historiography. Keith Tribe. Independent g Scholar and Translator. Available at: http://keithtribe.co.uk/empir- -§ ical-historiography/ §
29. Maltsev A.A. Whither History of Economic Thought: | A Perspective from Russian and International Scholars. Voprosy § ekonomiki = Issues of Economy, 2020, no. 9, pp. 94-119. (In Russian). I EDN: RNSFUT. DOI: 10.32609/0042-8736-2020-9-94-119. |
30. Weintraub E.R. Will Economics Ever have a Past Again? In Weintraub E.R. (ed.). The Future of the History of Economics. Durham, | North Carolina, Duke University Press, 2002, pp. 1-14. §
£2 се
31. Weintraub E.R. What Defines a Legitimate Contribution to the Subdiscipline "History of Economics?" History of Economics Society Mail List, 1996, September. Available at: http://eh.net/pip-ermail/hes/1996-September/005765.html.
32. Weintraub E.R., Meardon St.J., Gayer T., Banzhaf H.S. Archiving the History of Economics. Journal of Economic Literature, 1998, vol. 36, no. 3, pp. 1496-1501.
» 33. Weintraub E.R. Methodology Doesn't Matter, but Histo-
: ry of Thought Might. The Scandinavian Journal of Economics, 1989, I vol. 91, no. 2, pp. 477-493.
34. Livesey J. Intellectual History and the History of Science. э In Whatmore R., Young B. (eds). Palgrave Advances in Intellectual ; History. New York, 2006, pp. 130-146.
35. Edwards J. Fifty Years of HOPE: Changing Priorities in the ; Historiography of Economics. History of Political Economy, 2020,
vol. 52, no. 1, pp. 1-46.
36. Weintraub E.R. Science Studies and Economics: An Informal History. Center for the History of Political Economy at Duke University. Working Paper, 2020, no. 05. 18 p. Available at: https://ssrn. com/abstract=3575650.
37. Duppe T., Weintraub E.R. (eds). A Contemporary Historiography of Economics. London, Routledge, 2019. 218 p.
Информация об авторе
Майдачевский Дмитрий Ярославович — кандидат экономических наук, доцент, кафедра международных отноше-5 ний и таможенного дела, Байкальский государственный § университет, г. Иркутск, Российская Федерация; e-mail: й MaidachevskyDY@bgu.ru. © https://orcid.org/0000-0002-| 0966-188X; SPIN-код: 9241-2241; AuthorlD РИНЦ: 499735.
а
w Author
^ Dmitry Ya. Maidachevsky — Ph.D. in Economics, Associate
■2 Professor, Department of International Relations and Customs
Й Affairs, Baikal State University, Irkutsk, the Russian Feder-
£ ation; e-mail: MaidachevskyDY@bgu.ru. © https://orcid.
° org/0000-0002-0966-188X; SPIN-Code: 9241-2241; AuthorID
1 RSCI: 499735.
Для цитирования
Майдачевский Д.Я. История экономической мысли в лабиринте историографических подходов / Д.Я. Май-дачевский. - DOI 10.17150/2308-2488.2023.24(4).573-607 // Историко-экономические исследования. - 2023. - Т. 24, № 4. - С. 573-607.
For Citation
Maidachevsky D.Ya. History of Economic Thought in the Labyrinth of Historiographical Approaches. Istoriko-eko-nomicheskie issledovaniya = Journal of Economic History & History of Economics, 2023, vol. 24, no. 4, pp. 573-607. (In Russian). DOI: 10.17150/2308-2488.2023.24(4).573-607.
