CC BY
168
6. Кульков Е., Мягков М., Ржешевский О. Война 1941-1945. / под редакцией О.А. Ржешевского. М., 2005.
7. Куманев Г.А. Трудный путь к Победе, 1941-1945. М., 1995.
8. Мягков М.Ю. Вермахт у ворот Москвы, 1941-1942. М., 1999.
9. Поляков Ю.А. Наше непредсказуемое прошлое. М., 1995; его же. Историческая наука: люди и проблемы. М., 1999.
10. Самсонов А.М. Москва 1941 года: От трагедии поражений - к Великой Победе. М., 1991.
11. Сиполс В.Я. Тайны дипломатические: Канун Великой Отечественной войны 1939-1941. М., 1997.
12. Чубарьян А.О. Канун трагедии. Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 г. М., 2008.
13. Якушевский А.С. Западная историография Великой Отечественной войны Советского Союза: Этапы и основные концепции (1941-1991). М., 1997.
94(57) История Сибири
ИСТОРИЯ АВСТРИЙСКОГО СИНОЛОГА: К ВОПРОСУ О НАУЧНОМ ТУРИЗМЕ Монгуш Марина Васильевна, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник, monmarvas@mail.ru,
Российский институт культурологии, г. Москва
Статья посвящена поездке австрийского синолога Отто Менхен-Хельфена в Тувинскую Народную Республику в 1929 г. с целью сбора научной информации об этой неизвестной для западного читателя стране. В основу статьи легла книга Менхен-Хельфена «Путешествие в азиатскую Туву», которая была издана в 1931 г. в Берлине.
Ключевые слова: научный туризм, Тува, путешественники, Центральная Азия, зарубежное тувиноведение.
The article is devoted to the trip of the Austrian Sinologist Otto Menchen-Helfen to Tuvinian Peoples Republic in 1929 in order to research and gather information of that unknown to foreign readers country. The article is based upon the book by O. Menchen-Helfen “A Travel to Asian Tuva ” published in Berlin in 1931.
Keywords: research tourism, Tuva, travellers, Central Asia, foreign tuvinology.
Научный туризм как способ познания мира зародился в древнейшие времена, когда в составе сухопутных торговых караванов, команд речных или морских купеческих судов или армий завоевателей принимали участие хронисты или ученые (Аристотель, Геродот, Страбон). А какую выгоду преследовал Афанасий Никитин, совершив хождение под
предлогом торговой деятельности «за три моря», тщательно описывая всё, что видел в путешествии? Или что толкало Николая Миклухо-Маклая, выполнявшего задание военноморского ведомства по изучению возможности базирования флота в Новой Гвинее, заниматься изучением папуасов? Казалось бы, на первый взгляд, особого практического смысла для стран, снарядивших эти «туристские» вояжи не было. Однако все они обогатили науку, расширили знания о новых странах и континентах и тем самым способствовали развитию научного туризма во всем мире.
В настоящей статье речь пойдет о поездке австрийского синолога Отто Менхен-Хельфена в неизведанную страну под названием Тува (в 1921-1944 гг. Тувинская Народная Республика), которая состоялась теперь уже в далеком 1929 году. В основу статьи легла книга этого автора «Путешествие в азиатскую Туву». Оригинал ее русского перевода хранится в разделе «Референтура по Туве» (фонд 153, опись 7, папка 3, дело 6) в Архиве внешней политики Российской Федерации в Москве.
К сожалению, в книге нет ни одной строчки о самом авторе. Кто он по профессии? Чем занимался? Где работал и жил? Ответы на эти вопросы были получены нами в Институте социальной антропологии им. Макса Планка в Хале в Германии. Наш коллега доктор Отто Хабек любезно предоставил нам диссертацию Питера Швейцера о русских и зарубежных исследователях Сибири, а также книгу Маттиаса Хээке об иностранцах, посещавших СССР в 1921-1941 годах, из которых мы почерпнули весьма интересные сведения о Менхен-Хельфене [1].
Отто Менхен-Хельфен родился в 1894 году в Венне, в Австрии. Он был немцем по происхождению; по образованию - синологом, учился в университетах разных городов Европы - в Венне, Гетеборге и Лейпциге. В конце 1920-х годов он попал в Москву, где какое-то время работал в Отделе социологии и этнологии московского Института Маркса и Энгельса. Узнав, что Коммунистический университет народов Востока (КУТВ), известная в то время кузница национальных кадров, готовит экспедицию в далекую и неведомую для него Туву, он решил во что бы ни стало присоединиться к ней. Преодолев все бюрократические рогатки, молодой и отчаянный немец поехал в Туву [2]. Ему тогда было 35 лет - самый подходящий возраст для освоения неизведанных горизонтов.
По возвращении в Москву Менхен-Хельфен опубликовал небольшую статью о Туве в одной из московских газет. Она была оценена критиками идеологического фронта как просоветская, и ее автор никаких подозрений относительно своей политической благонадежности у советских спецслужб не вызвал. Однако позже, оказавшись уже в Берлине, Менхен-Хельфен написал целую книгу о своей тувинской экспедиции,
выдержанную в несколько ином духе. В ней он откровенно называет Туву колонией России, что по идеологическим понятиям того времени считалось весьма крамольным заявлением. Тем не менее, книга была переведена на русский язык, однако до широкого читателя она так и не дошла. Доступ к ее русскому переводу по сей день остается ограниченным.
К книге Менхен-Хельфена прилагается небольшое письмо, написанное от руки. Оно принадлежит А. Старкову, консулу России в Тувинской Народной Республике. Содержание письма следующее.
Сергей Степанович!
По-немецки я не разбираю, поэтому по содержанию и духу текста о Туве не могу ориентироваться. Однако припоминаю, что в 1929 г. в Туву приезжало два немца (австрийских). Фамилии я их забыл. Один из них коммунист. Оба сотрудники московского Института Маркса и Энгельса, о чем имелась определенная документация.
Целью посещения Тувы они назвали: 1) изучение ламаизма и шаманизма; 2) изучение феодализма. Приезд их в Туву в смысле паспортов, виз был надлежаще оформлен в Москве. Припоминаю, что они дали в «Прожекторе» (не то в конце 1929, не то в начале 1930 г.) небольшой очерк о Туве с иллюстрациями. Если не брать в счет глупейших неточностей в географических понятиях и бессодержательности очерка, то он, вообще говоря, был «невинен». Интересно поэтому сравнить русский текст. Тогда можно будет сделать какие-нибудь выводы об авторе и о том, когда и как он в Туве появился.
Февраль 1931 г. А. Старков
Из книги стало известно, что поездка Менхен-Хельфена состоялась в августе 1929 года. О втором немце, о котором упоминает А. Старков, в книге нет ни одного упоминания. У читателя может создаться впечатление, что Менхен-Хельфен был иностранцем в единственном числе, предпринявшем вояж в неведомую страну. Однако это было не так. В составе экспедиции был второй немец, которого звали Карл Шмюкель (Karl Schmuckle).
По первоначальному замыслу экспедиция должна была состояться в апреле 1929 года, однако из-за возникших сложностей организационного характера она была отложена на несколько месяцев. В ее состав должны были войти пять студентов-тувинцев, три-четыре русских экономиста и два немца. Реально же в Туву поехали семь человек: пять молодых тувинцев, Менхен-Хельфен и Шмюкель [3].
Что же записывал в свои полевые дневники Отто Менхен-Хельфен? Что или кого он запомнил в Туве? Вот несколько интересных моментов из его книги.
О людях края
Как уже отмечалось, в далекую Туву австрийского путешественника сопровождали пять тувинцев: Седип-оол Танов, Салчак Тока, Оюн Дагба, Оюн Чанчык-оол и единственная девушка, которую Менхен-Хельфен называет «маленькой и умненькой Камовой». Все они были студентами Коммунистического университета народов Востока (КУТВ), о котором следует сказать отдельно.
КУТВ открылся в 1921, в нем в течение трех лет давалось общее образование. Главными дисциплинами там были русский язык, история рабочей партии и профсоюзного движения, экономика, администрирование и законодательство. Первые десять тувинских студентов прибыли на учебу в 1925 году. В 1927 году на базе КУТВа образовалась научно-исследовательская Ассоциация по изучению национальных и колониальных проблем. Под ее руководством и осуществлялась экспедиция, в состав которой вошел Менхен-Хельфен. Он пишет об этом учебном заведении как о «весьма своеобразном учреждении», где «фабрикуются люди-бомбы». Здесь «сотни юных восточников» - якуты, монголы, тувинцы, узбеки, корейцы, афганцы, персы -воспитывались в течение трех лет. После этого они возвращались на родину, чтобы «взорвать там все старое на воздух». «В три года шаманисты становятся атеистами, -пишет он, - поклонники Будды - поклонниками трактора. Вооруженные зубными щетками, мылом и скудным знанием русского языка, эти славные ребята, начиненные боевыми словами и лозунгами, настроенные столь же фанатично, как это требовалось от миссионеров, получают задачу продвинуть своих соотечественников в 21-е столетие» [4].
В 1930 году КУТВ был реорганизован в Институт национальных меньшинств Средней Азии и Сибири. Этим учебным заведением было подготовлено более 200 дипломированных специалистов специально для Тувы. С. Танов, С. Тока, О. Дагба,
О. Чанчык-оол и Камова были одними из первых его выпускников. Впоследствии они все стали известными людьми в республике.
Седип-оол Танов (1901-1985) занимал несколько важных постов в Тувинской Народной Республике. Сначала он был председателем Правления Тувинского Центрального Кооператива (Тувинценкооп), который представлял в 1930 на ХШ Конгрессе Международного Кооперативного Союза в Вене. В 1931-1935 годах Танов был послом Тувы в Москве, затем министром культуры. В годы второй мировой войны работал управляющим Тувинского Банка Промышленности и Торговли; после войны
возглавлял научно-исторический Архив и руководил Тувинским Республиканским краеведческим музеем.
Салчак Тока (1901-1973) начал карьеру министром культуры Тувинской Народной Республики (в 1930-1931 гг.), затем стал первым Секретарем Тувинской
Коммунистической партии Советского Союза (в 1944-1973 гг.). Он был также членом Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза в 1971-1973 годах. Помимо этого Тока был еще и популярным писателем. Первая часть его автобиографического романа «Аратын созу» (Слово арата) была переведена на английский язык в 1958 году. Среди множества наград, удостоенных им, был орден «Герой Социалистической Труда» - самая высокая награда СССР. Его статуя сейчас стоит в центре Кызыла.
Оюн Дагба (1904-1936) начинал как лидер Союза профсоюзов, затем он проявил себя как успешный менеджер золотых приисков в Каа-Хемском кожууне. В 1936 году Дагба трагически погиб.
Оюн Чанчык-оол (псевдоним Киров) (1907-1977) стал заместителем Председателя Тувинценкоопа. В 1936 г. он был арестован по ложному обвинению и отсидел в заключении восемь лет. В 1959 Кирова полностью реабилитировали.
Татьяна Седип (псевдоним Камова) (1908-1988) была главой женской секции Центрального комитета ТНРП; членом Политбюро ТНРП и членом Центрального комитета Тувинской молодежной революционной лиги. Позже она работала председателем колхоза. В 1934-1936 годах, когда ее супруг был послом в Москве, она работала его секретарем. В 1938 году супруг Камовой был арестован, а впоследствии казнен как контрреволюционер. Камову после этого отправили работать чернорабочей в колхоз «Советская Тува» в Каа-Хемский кожуун.
В момент знакомства с Менхен-Хельфеном все эти люди были всего лишь молодыми специалистами, которым партия и правительство поручило ответственное дело
- сопровождать иностранного гостя. Настоящая их активная жизнь началась позже.
Однако, оказавшись непосредственно в Туве, Менхен-Хельфен попадает под опеку других людей. Кто-то помогал ему в качестве переводчика (например, Шура Ряхлов), кто-то обеспечивал его транспортом, кто-то сопровождал в пути и т.д. С некоторыми у него сложились довольно теплые отношения. Одним из них был начальник Главного политического управления (ГПУ) Нацов. Менхен-Хельфен характеризует его весьма конкретно: «он был очень хитер, большой любитель фотографии, любил много говорить, но говорил непонятно... но свою отвратительную службу он исполнял прямо-таки с
увлечением». Менхен-Хельфен также пишет: «Несмотря на русскую фамилию, он (Нацов
- М.М.) бурят, принадлежит к той ветке монголов, которые живут в русской области, восточнее Байкала. Как царская Россия в Центральной Азии вербовала в шпионы и тайные агенты своих бурятских подданных, так как они, будучи монголами и буддистами, имели доступ в неприступный Тибет, так и теперь в этих областях буряты являются политическим орудием русской мощи. Нацов смахивал тогда на монгольского Зиновьева: такой же жирный, такое же одутловатое лицо, такие же всклокоченные волосы, просящие ножниц... Я с ним был в прекрасных отношениях, он мне во многом помог, а когда мой взор падает на прекрасный шаманский барабан, который он мне достал, то вспоминаю его с благодарностью и с удовольствием»[5].
Весьма тепло Менхен-Хельфен отзывается о министре внутренних дел Тувинской Народной Республики Сат Шыырапе, с которым познакомился на реке Хондергей, где у того находилась летняя резиденция. Он с восторгом отмечает, что юрта министра была самой чистой и опрятной из тех, что он видел. Он с удовольствием принимал угощения от хозяина, в то время как в других юртах с отвращением пил молоко даже из своего собственного стакана, «из которого надо прибавить хозяйка ради приличия только что вылавливала рукою мух»[6].
Из информантов особое впечатление на иностранного гостя производит некий Сандык Сюрюн, которого он считает одним из умнейших тувинцев и которого ласково называет «мой дорогой Сандык». «Это 20-летний, веселый, быстро соображающий молодой человек, - пишет он, - бывший монастырский ученик, а теперь ученик партшколы в Кызыл-хото; он говорит по-монгольски, научился у лам тибетскому языку, большой патриот, ненавидит китайцев, знает все хошуны и он в одну эту ночь рассказал мне больше о своем народе, чем я записал до сих пор за свое пребывание в Туве».
Менхен-Хельфену в поездке везло; его постоянно окружали люди, которые заботились о том, чтобы ему в Туве было максимально комфортно и безопасно. Он общался с представителями тувинской элиты, или, как бы сейчас сказали, со сливками общества.
О Кызыле
При въезде в Кызыл Менхен-Хельфен впервые увидел небольшую группу тувинских мужчин. Судя по тому, как он живописал их, они произвели на него неоднозначное впечатление: «На головах у них спереди завязанные платки, длинная верхняя одежда их была так грязна, что нельзя было различить цвета - было ли когда-нибудь синим или черным, на ногах полувысокие сапоги с голенищами. Казалось, что они
возвращались с охоты... Весь их внешний вид был такой дикий, что мне вся эта экспедиция, до сих пор казавшаяся такой невинной, вдруг показалась немного жутковатой». Однако позже, более близко пообщавшись с местным населением, он признается, что встречал «еще более свирепо выглядевших всадников, но они почти всегда оказывались приветливыми, услужливыми, безобидными, любезнейшими людьми»
[7].
Приехав в Кызыл, австрийский путешественник почувствовал себя находящимся в «отдаленной глухой, русской деревне, а не в столице»; город насчитывал не более 2000 жителей и состоял всего из двух улиц - Ленина и Щетинкина; домики здесь были «сплошь деревянные, разбросанные на большом пространстве». Количество официальных зданий можно было пересчитать по пальцам: Тувинский центральный кооператив, Госторг, Госбанк, Российское посольство, Министерство внутренних дел, партийная школа, почтамт, две клиники - европейская и тибетская. Особо жалкой показалась небольшая электростанция, которая, как ни странно, принадлежала российскому государству. Однако в жизни кызылчан она играла очень важную роль; здесь два раза в неделю показывали фильмы. Чтобы посмотреть «живую картинку» в Кызыл съезжались люди с самых отдаленных уголков Тувы.
Из любопытства ради Менхен-Хельфен побывал на одном из киносеансов. Показывали фильм «Мать» по одноименному роману русского писателя Максима Горького. Зрители сидели, плотно прижавшись друг к другу, на узеньких деревянных скамеечках, специально выставленных по этому случаю прямо под открытым небом. Соседом немца оказался известный шаман. Зрители смотрели фильм спокойно, они бурно реагировали только тогда, когда на экране появлялись всадники. За сеанс картина прерывалась раз двадцать, но люди досмотрели фильм до конца. Скверная работа электростанции, а также плохое качество кинопленки нисколько не смущали тувинцев, более того, они были бесконечно рады этому культурному событию в их жизни.
Менхен-Хельфен также посетил единственное в то время фотоателье в Кызыле, владельцем которого был китаец. У этого фотографа был всего лишь один фон для снимков, а «на фоне все то, чего в Туве не хватает для полного счастья: роскошный замок в стиле всех времен и народов, перед ним пруд с водяными лилиями, фонтан, лебеди, облака, в них луна - ландшафт вне времени. Рядом с голыми деревьями цветут сирень и жасмин». На этом фоне «в неподвижно застывшей позе» любили сниматься русские семьи и тувинские всадники.
Когда Менхен-Хельфен посетил Кызыл, городу было всего 14 лет. Он был основан в 1914 году и первоначально назывался Белоцарском. В этом названии отражался типичный для народов Востока обычай называть русского царя «белым царем». Согласно традиционной цветовой символике тувинцев, ак (белый) имеет также значение «западный». Относительно Тувы Россия, безусловно, была «западной» страной.
В 1918 году Белоцарск был переименован в Хем-Белдир, что в переводе с тувинского означает «место слияния рек». Это название отражало место расположения города: он находился у слияния рек Пий-Хем (большая река) и Каа-Хем (малая река), которые в русском языке известны под названием Большой и Малый Енисей.
В 1926 году Тува заключила дружественный договор с СССР; одним из результатов советско-тувинской дружбы стало переименование столицы Тувы в Кызыл, что с тувинского означает «красный». Так «белый» город стал «красным», что вполне соответствовало духу того времени.
О культурных связях Тувы с Тибетом
Менхен-Хельфена очень интересовали связи Тувы с Тибетом, в частности, ему хотелось узнать, насколько плодотворны и регулярны контакты между тувинской и тибетской сангхой. В Верхнечаданском монастыре он знакомится с тувинским монахом, который до этого много лет провел в Сиккиме и Ладаке (Северная Индия), постигая премудрости буддийского учения, а также с монахом-тибетцем, которого все почитали как святого. «Он путешествовал удивительно быстро, - пишет Менхен-Хельфен о последнем, - сегодня вечером он исцеляет больного, а завтра утром он за 150 км на другой стоянке, где он приобретает в несколько недель огромные стада и раздает их бедным пастухам. Он говорит по-русски, был в первые годы революции в Москве, но никто не знает, что он там делал, и его считают агентом Далай-ламы». Однако австрийцу так и не удалось узнать его настоящее имя; в народе его называли просто «тибетским монахом»
[8].
В этом же хурэ Менхен-Хельфен знакомится с его настоятелем Монгушем Лопсан-Чимитом, с человеком весьма известным и уважаемым в обществе. О нем он пишет следующее: «Высокий монах, лет пятидесяти, почти совсем седой, принял меня очень радушно в своей юрте, на монастырском дворе. Войлочная циновка, спальный матрац, три-четыре деревянных сосуда - это все, что составляло скудную обстановку. Против входа стоял скромный алтарь, рядом лежали священные книги - ном. Во время нашего разговора он сохранял застенчивую и смущенную улыбку, держал взор опущенный вниз, перебирал пальцами четки... Меня угощали печеньем, кирпичным чаем и цампой (тув.
далган)». Вдруг на алтаре среди фигур и картинок, изображающих буддийских божеств, Менхен-Хельфен увидел портрет Далай-ламы ХШ. Разговор коснулся Тибета. Когда он спросил, имеются ли контакты между Тувой и Лхассой, Лопсан-Чимит начал «испуганно отрицать», из чего Менхен-Хельфен делает вывод: «Он наверняка знал, что я был знаком с Нацовым. Я не хотел делать неприятности этому приветливому старому человеку и перевел разговор на другие темы». На этом общение у Менхен-Хельфена с представителями буддийской сангхи исчерпывается. Обо всех остальных монахах он отзывается весьма нелестно и в целом не скрывает негативного отношения к этим «толпам тунеядцев», паразитирующих на теле трудового аратства [9].
О китайском присутствии
К тому времени, когда Менхен-Хельфен приехал в Туву, китайское присутствие в крае было уже незначительным, более того, оно из года в год убывало. Здесь действовало всего пять китайских торговых фирм: Баенбо, Ташинтафу, Пешинбоду, Ингань и Туменцзы. На них в общей сложности приходилось 30 торговых лавок, сосредоточенных в основном в местах наибольшего скопления народа, т.е. около монастырей. В ставке амбын-нояна находились три лавки, в ставке Хемчикского правителя - пять, рядом с Чаа-Хольским хурэ - четыре, еще четыре лавки рядом с хурэ Шанагаш, три - в Тапсы и четыре - в Шагонаре [10].
«В настоящее время китайский торговец исчез из Тувы вследствие политических соображений, - пишет Менхен-Хельфен, - ... последние запасы далембы кончаются». Тувинцы испокон веков шили себе верхнюю одежду из далембы, которую покупали у китайских купцов. Последние ткали ее на своих станках в Чили и Шаньси, а оттуда «материал, переходя из рук в руки, добирался до отдаленных юрт Тувы». «Какой материал принужден брать тувинец?» - Задается вопросом Менхен-Хельфен и сам же отвечает на него: «Он принужден покупать сомнительную ткань русских текстильных фабрик Ивано-Вознесенска. Там русский текстильный трест изготавливает материал, имеющий некоторое сходство с далембой, но настолько дорогое и хуже (по качеству -М.М), что тувинцы со вздохом вспоминают далембу прежних времен. С тех пор как русские закрыли ввоз из Китая, прекратилась торговля шелками. Раньше женщины на груди украшали свои верхние одежды пестрыми шелковыми лентами и кусочками шелковой материи. Теперь этого больше нет. Россия не производит никаких шелков, таким образом исчезает и это украшение. Также исчезают понемногу старинные шляпы. Тувинцы носят разнообразные головные уборы. Они знакомы со всеми уборами из Китая и Монголии. Раньше они имели огромный выбор, в настоящее время ничего. Госторг и
Тувинценкооп не торгуют никакими монгольскими и китайскими шляпами. Истинные приверженцы правящей партии, как ученики партшколы и чиновники носят русские фуражки, а остальные довольствуются куском ситца вокруг головы - больше достать ничего нельзя. Тувинец может ко всему привыкнуть: что не шьет себе больше одежды из далембы, что должен повязать голову ситцевым платком, который скорее подходит к русской бабе, чем к коричневому монгольскому лицу, но что он не курит больше своего любимого табака, для него большой удар. Этот сладковатый, крепкий китайский табак, к которому примешивают еще различные пахучие вещества. Теперь он почти совсем исчез» [11].
Он также пишет о китайце, владельце частного фотоателье (ранее упомянутом) и небольшой гостиницы в Кызыле. В его мастерской висело несколько маральих рогов. «За очень хорошие он платил по 300 рублей, - пишет он, - а в прошлом году он за исключительные по красоте рога заплатил 480 рублей. За какие же деньги он их перепродавал, он мне не сказал». Этот китаец жаловался Менхен-Хельфену «на упадок верования, честности и верности у так называемых раньше честных тувинцев». Они, по его мнению, за последнее время так испортились, что научились делать разные махинации. Например, прежде чем продать рога, они предварительно держали их в воде, чтобы те стали тяжелее. Самое интересное, что этому способу «они научились у самих же китайцев, которые прибегают и еще к другим более тонким приемам» [12].
В заключении книги Менхен-Хельфен задается вопросом: «Что сделается с тобой Тува? Милая Тува, красивая Тува, жалкая Тува, что сделается с тобой? Останешься ты русской? Станешь ли ты китайской?» И сам же дает краткий, но очень пессимистичный ответ, в котором выражено его пренебрежительное отношение к далекой, чужой и малопонятной ему Туве: «Что бы ни случилось с тобой - жалкая Тува» [13].
Менхен-Хельфен умер в 1969 году. Как нам стало известно, в 1933-1938 годах он жил и работал в Венне. Оттуда он эмигрировал в Америку, где до конца дней работал профессором Калифорнийского университета в Беркли. Последняя его крупная работа была посвящена истории и культуре Китая, которая вышла в свет в 1973 году [14]. В Туву он так ни разу не вернулся.
Вряд ли Менхен-Хельфен мог предполагать, что у него появится большое количество последователей, таких же отчаянных и решительных ребят, которые, вооружившись знаниями, почерпнутыми из его книги, будут покорять Туву заново, но уже в совершенно иных исторических условиях. Научный туризм, таким образом, продолжает оставаться актуальным и востребованным видом современного туризма.
Литература
1. Schweitzer P. Siberia and Anthropology: national traditions and transnational moments in the history of research. Wien, 2001. P. 197-199; Heeke M. Reisen zu den Sowets: der auslandische Tourismus in Russland 1921-1941; mit einem bio-bibliographischen Anhang zu 96 deutschen Reiseautoren// Matthias Heeke. Munster, 2003. P. 265.
2. Gobl R. Otto Maenchen-Helfen, 1894-1969. Central Asiatic Journal 13(1), 1969. P.
75-77.
3. Manchen-Helfen O. Journey to Tuva: An Eye-Witness Account of Tannu-Tuva in 1929. Transl. and annotated by Alan Leighton. Los-Angeles: Ethnographics Press, University of Southern California, 1992. P. 227-242.
4. Maenchen-Helfen O. Reise ins Asiatische Tuwa. Berlin: Der Bucherkreis, 1931. P.32,
34.
5. Maenchen-Helfen O. Reise ins Asiatische Tuwa. - Berlin: Der Bucherkreis, 1931. P.
52-53
6. Там же. P. 83, 97. 106.
7. Там же. P.53.
8. Там же. P.114.
9. Там же. P.113-115.
10. Монгуш М.В. История буддизма в Туве. Новосибирск, 2001. С. 162.
11. Maenchen-Helfen O. Reise ins Asiatische Tuwa. P. 86-87.
12. Там же. P. 68.
13. Там же. P. 178.
14. Manchen-Helfen O. The World of the Huns: Studies and Their History and Culture. Berkeley, 1973.
