Л. Е. Шапошников
ИСТОРИОСОФСКИЕ ТЕМЫ В СОВРЕМЕННОМ ПРАВОСЛАВНОМ БОГОСЛОВИИ
Известный французский историк и социолог Марк Блок как-то остроумно заметил, что «христианство — религия историков»1. Действительно, и Священное Писание, и догматика, и экклезиология свидетельствуют о взаимоотношениях бога и человека, а оно происходит именно в ходе исторического процесса. Признанный знаток церковной истории профессор М. Э. Поснов, обращаясь к динамике христианского понимания социального развития, отмечает, что в период первых трех веков своего возникновения евангельская философия истории была, прежде всего, эсхатологией, ожиданием Царства божия на земле. Отсюда возникало массовое стремление обособиться от «греховного мира и от земных занятий». Однако после окончания гонений на христианство в начале IV в. и превращения этой религии в государственную «хилиастические ожидания сменились “трезвыми” взглядами на жизнь и полным примирением с посюсторонним»2. Но компромисс с обществом не стал уделом всех христиан, более того, именно в этот период «возгорается монашеский энтузиазм». Поэтому, начиная с IV в., по мнению М. Э. Поснова, в христианской философии истории вырабатываются две различные установки. Одна, монашеская, связанная с протестом против обмирщения Церкви, которая стала обширной, могущественной и богатой, но при этом «бедной добродетелями». Монашество и есть, в сущности, призыв к «полному разрыву Церкви с миром и культурою». Оно опирается на убеждение о непреодолимости антагонизма между идеальной христианской жизнью и реальной историей. В силу этого монашеская точка зрения на историю «несколько ригористическая, пессимистическая»3.
Но существовала и другая позиция, она исходила не только из факта необходимости деятельности Церкви в обществе, но и была связана с гигантской задачей пересоздания языческого мира в мир христианский, требующая «для своего выполнения
1 Блок М. Апология истории, или ремесло историка. — М., 1973. — С. 7.
2 Поснов М. Э. История христианской Церкви (До разделения Церквей 1054 г.). — М., 2005. — С. 248.
3 Там же. С. 566.
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2012. Том 13. Выпуск 4
71
не столетия, а тысячелетия». При этом данная программа отнюдь не представляла «постоянного прогресса», ее реализация в истории сопровождалась «удалениями, отступлениями от цели». Более того, эволюция человечества не приближает, а удаляет его от христианского социального и нравственного идеала. Так, «средние века как будто бы приблизились к решению великой христианской задачи; новые же опять далеко отброшены назад»4.
Поскольку в рамках церковного богословия специально не выделяется историческое богословие, то историософская проблематика представлена прежде всего в экклезиологии и церковной истории.
Экклезиология не только дает дефиницию церкви, характеризует ее свойства, рассматривает сотериологические проблемы, но и оценивает ее роль в обществе, формирует ценностные ориентации личности, вошедшей в церковную ограду, вырабатывает принципы отношения церкви к социальным институтам и культуре, — таким образом, она по сути своей исторична.
Церковная история прошла сложный путь становления, и если на первых этапах своего развития ее цель часто сводилась к последовательному изложению событий, связанных с экклесией, то в своем зрелом состоянии она не ограничивается этим уровнем анализа, а ставит задачу «сделать понятным целое историческое “развитие” и тем самым объяснить ход истории»5. При этом церковный историк должен максимально достоверно и объективно изложить факты, то есть «приобщить к делу весь доступный исторический материал». Однако «изучение истории всегда включает в себя оценку. Пытаясь избежать оценок, историк искажает и искривляет само повествование»6. В этой связи понятно, что история христианской церкви, написанная с православных позиций, будет стремиться раскрыть смысл исторического процесса в свете евангельских установок.
Итак, и экклезиология, и история христианской церкви затрагивают историософскую проблематику, и их анализ позволяет выявить специфику православных взглядов на исторический процесс.
Антиномия между идеальными христианскими представлениями об обществе и реальным социумом стимулирует появление различных теологических подходов к интерпретации исторического процесса. Мы покажем это на примере православного богословия. В последнем можно выделить три течения: консерватизм, новаторство и модернизм7.
Богословский консерватизм — применительно к пониманию истории — базируется на методологических установках Аврелия Августина. В своем труде «De civitate Dei» («О граде Божием») он радикально разделяет человеческие общества на два града: божественный (civitas Dei) и земной (civitas terrena). В первом, возглавляемом церковью, живут христиане, во втором — грешники, деятельность которых обусловлена «не божественными делами, но плотскими и суетными влечениями». Отсюда вытекает вывод, что история церкви и история «земных царств» радикально расходятся, поэтому и в день последнего суда, ожидаемого в эсхатологической перспективе, граждане этих
4 Там же. С. 599.
5 Там же. С. 9.
6 Флоровский Г. В. Догмат и история. — М., 1998. — С. 64.
7 См.: Шапошников Л. Е. Консерватизм, модернизм и новаторство в православной мысли ХІХ-ХХІ веков. — СПб., 2006.
градов «поставлены будут разно». В. В. Бычков совершенно справедливо отмечает, что в данном подходе «отразилось, хотя и в христианизированном виде, языческое, в частности манихейское, дуалистическое мировоззрение»8.
Исходя из подобных установок, консерваторы приходили к выводу, что между Церковью и религиозным индивидом, принадлежащим к ней, с одной стороны, и обществом, с другой стороны, существует неразрешимое противоречие, которое «проистекает из сущности этих явлений и отмечено Христом как неизменный закон жизни»9. Поэтому Церкви нет дела до социума, она «существует не для организации различных общественных и государственных форм», а для спасения человеческих душ. Исходя из этих положений, верующий должен безразлично относиться к социальной жизни и не заботиться о других: «пусть они сами по себе. Всякий за себя будет давать отчет»10. Следовательно, с точки зрения богословов-консерваторов, одно из основных достоинств религиозного мировоззрения заключается в том, что оно формирует у верующих убеждение, согласно которому цель их жизни — не общество, а свое собственное «я», или «внутренний человек», противостоящий «внешнему человеку», ориентированному на социальную сферу.
Долгое время консервативная экклезиология и связанная с ее установками интерпретация истории была господствующим течением в отечественном православном богословии. Однако в конце XIX — начале XX в. в церкви появились достаточно влиятельные круги, выступающие за пересмотр многих положений консервативной православной мысли. В этом лагере можно выделить два направления — новаторское и модернистское. Конечно, надо сразу оговориться, что сами понятия «консерватизм», «новаторство» и «модернизм» имеют западное происхождение и поэтому не в полной мере отражают своеобразие отечественной мысли. Если «консерватизм» и «модернизм» в религиоведческой и богословской литературе употребляются достаточно часто, то термин «новаторство» встречается редко11.
И модернизм, и новаторство связаны с изменениями в православии, однако даже этимология терминов показывает отличия этих явлений. Модернизм происходит от французского moderne (новейший, современный), новаторство — от латинского novatio (обновление, изменение), то есть в первом случае речь идет о чем-то новом, ранее не бывшем, во втором — об обновлении существующего.
Отсюда понятно, что богословы-новаторы выступали за сочетание традиции и современности, за богословский ответ на вызов времени, опирающийся на православное предание, богословы-модернисты, напротив, идут на разрыв с традицией, приспосабливаясь к тем или иным модным светским социальным доктринам, они «выпадают из контекста предания».
В современном православном богословии присутствуют все отмеченные выше течения, но господствующим направлением, как мы считаем, является новаторство. Данный вывод относится и к богословской интерпретации истории.
Особое значение для понимания современного православного подхода к решению историософских проблем имеют материалы юбилейного Архиерейского собора Русской
8 Бычков В. В. Эстетика Аврелия Августина. — М., 1984. — С. 25.
9 Тарасий, иеромонах. Основные начала и развитие русской культуры // Вера и церковь. — 1902. — Т. 1. — С. 297.
10 Феофан (Говоров), епископ. Путь ко спасению. — СПб., 1875. — С. 125.
11 См.: Флоровский Г. В. Пути русского богословия. — Вильнюс, 1991. — С. 342.
православной церкви, который проходил в Москве 13-16 августа 2000 г. В докладе на соборе председателя синодальной богословской комиссии митрополита Филарета (Вахромеева) была поставлена задача разработки проблем богословия истории, ибо именно «история выявляет динамику жизни Церкви»12.
Более того, с его точки зрения, в «историческом аспекте необходимо рассматривать все богословские проблемы и аспекты церковной жизни». При этом богословие истории должно стремиться, по мнению церковного иерарха, избегать ошибок двоякого рода. С одной стороны, существует опасность преувеличения в жизни экклесии «исторической относительности и человеческой греховности», в этом случае церковное бытие и история в целом рассматриваются прежде всего как итог человеческой деятельности. Следовательно, явно недооценивается «вечное и неизменное, связанное с божественной и надмирной основой церковного бытия». От себя добавим, что именно с таких позиций выступает модернизм, для которого история церкви как бы все время начинается заново.
Но есть и другая «не меньшая опасность освятить исторически преходящее в жизни Церкви». В результате происходит этернизация временного, преходящего, а существенное в истории православия и общества подменяется второстепенным и малозначимым. Подобных взглядов, как мы считаем, придерживается богословский консерватизм, ведущий экклесию к изоляции от «вопрошаний мира», к выпадению ее из «ритма истории».
Для того чтобы избежать этих «искушений», митрополит Филарет особое внимание обращает на разработку «методологии... церковно-исторических исследований». В эту методологию должен входить и такой важный момент, «как историческая критика». Более того, «исторический подход должен быть источником постоянной критической оценки как церковного прошлого, так и настоящего». Эта критическая оценка относится к «формам бытия» экклезии и не затрагивает ее «сущности и святости». Как подчеркивал в своем выступлении на соборе патриарх Алексий (Ридигер), сложность свидетельства Церкви в мире состоит в том, что, «храня неизменную Истину Христову», она призвана возвещать ее «в контексте динамично развивающейся государственной и общественной жизни»13. Критическая оценка как раз и относится к церковным ответам на вызов времени, она направлена на уточнение «богословских критериев», в свете которых рассматривается и прошлое Церкви, и история России, и ее современное состояние. Эти «богословские критерии» в концентрированном виде нашли свое выражение в принятых на соборе «Основах социальной концепции Русской православной церкви»14.
Собор подчеркнул, что Церковь не может быть пассивна по отношению к общественному развитию, ибо «преображение и очищение мира совершается в истории». Духовно возрастая, «чада Церкви» начинают служить и на пользу обществу, так как
12 См.: Филарет (Вахромеев), митрополит. Доклад председателя синодальной богословской комиссии // Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. — Москва, 13-16 августа 2000 г. — Н. Новгород, 2000. — С. 49-87.
13 Алексий (Ридигер), патриарх. Доклад на юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви // Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. — Москва, 13-16 августа 2000 г. — С. 42.
14 См.: Основы социальной концепции Русской православной церкви // Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. — Москва, 13-16 августа 2000 г. — С. 171-250.
«каждому дается особый дар для служения всем». В «Основах социальной концепции...» особо подчеркивается, что «недопустимо манихейское гнушение жизнью окружающего мира». Напротив, православные верующие должны активно участвовать в общественной жизни, помня, что «мир, социум, государство являются объектом любви Божией, ибо предназначены к преображению и очищению на началах богозаповедной любви».
В истории России взаимоотношения Церкви и государства складывались по-разному. Синодальный период свидетельствует об отступлении от канонических правил, о «несомненном искажении симфонической нормы». Страшные последствия для жизни Церкви имела политика «государственного атеизма», сопровождавшаяся массовыми репрессиями против священнослужителей и верующих. Поддерживая принципы отделения Церкви от государства, православные иерархи подчеркивают, что верующие вправе ожидать от властей при построении своих отношений с религиозными объединениями объективного учета «количества их последователей, их места в формировании исторического, культурного и духовного облика народа, их гражданской позиции». В целом современное российское государственное устройство, как и в государствах Западного мира, имеет массу недостатков. Внешняя декларация властей о приверженности христианским принципам вырождается в «ложь и лицемерие» — без одухотворения самого общества. Но Церковь верит в «возможность такого духовного возрождения общества, когда религиозно более высокая форма государственного устроения станет естественной».
В «Основах социальной концепции.» много ответов на конкретные вопросы, возникающие у верующих в их повседневной жизни, но данная проблематика не входит в предмет нашего исследования. Одной из важнейших историософских тем является проблема нации, соотношение национального и вселенского. Второй раздел анализируемого документа посвящен этим вопросам, он называется «Церковь и нация».
Одной из доминантных задач Церкви является сохранение и развитие национальных духовных традиций, без которых невозможно «устроение народной жизни». Будучи по своей сути «вселенской религией», христианство в то же время имеет в истории «национальную форму выражения». Она находит свое проявление «в литургическом и ином церковном творчестве, в особенностях христианского жизнеустроения».
Соглашаясь с тем что национальное своеобразие есть дар божий, документ подчеркивает, что «Церковь соединяет в себе вселенское начало с национальным». Само понятие «нация» в документе используется в двух значениях — «как этническая общность и как совокупность граждан определенного государства». При этом патриотизм православного христианства проявляется и по отношению к русским как этнической общности, и России как государству, в котором проживает большинство русских. Анализ национальных проблем, представленный в «Основах социальной концепции Русской православной церкви», показывает, что она ориентируется при их решении на сочетание традиции с духом времени. Ибо, с одной стороны, осуждаются «агрессивный национализм, ксенофобия, национальная исключительность», но, с другой стороны, собор не приемлет обезличивания народов, а любовь к земному отечеству получает божественную санкцию. При этом иерархи Церкви особо подчеркивают, что «патриотизм православного христианина должен быть действенным». Критериями этой действенности выступают готовность к защите отечества от неприятеля, труд
на благо отчизны, забота «об устроении народной жизни, в том числе путем участия в делах государственного управления». Христианин призван также «сохранять и развивать национальную культуру, народное самосознание».
Богословско-церковные круги Московской патриархии в последнее время много говорят о необходимости сохранения и развития исторического сознания россиян. Отмечается, что многие молодые люди не знают ни имен Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова, ни других выдающихся представителей России. Вообще по отношению к отечественной истории у молодежи «часто формируются нигилистические установки». Патриарх Алексий (Ридигер), выступая в Санкт-Петербургской духовной академии, отмечал, что «нынешнее поколение, к сожалению, все больше и больше отрывается от своих исторических корней». Народ же, лишенный исторических знаний, легко поддается чуждым влияниям, он теряет патриотический настрой, забывает национальные традиции. Поэтому в этой ситуации Церковь должна «стремиться пробудить историческую память народа», это тем более важно, что «наша история пронизана православием и неразрывно связана с Церковью»15. Итак, сохранение национальной идентичности, развитие отечественных духовных традиций, приобщение к неисчерпаемым богатствам русской культуры возможно лишь тогда, когда будет сохранена, а во многих случаях и восстановлена историческая память у граждан России.
Подобные установки противоречат широко пропагандируемой на Западе идее глобализации, она стала общим местом не только в социально-экономических и политических трактатах, но даже в беллетристике. Вот как об этом пишет популярный французский писатель Ф. Бегбедер: «Я лично за глобализацию. Повсюду на этой планете я чувствую себя как дома, верю в гегелевского “всеобщего” человека, мне глубоко начхать на национальный суверенитет»16.
В нашей стране идеи глобализации получили широкое распространение в 90-е гг. XX в., после распада СССР и крушения социализма. Патриарх Алексий (Ридигер) в своей программной речи «Столетие трагедий, столетие надежд»17, посвященной XX в., отмечал, что окончание «холодной войны» в конце прошлого века было воспринято народами «как благословенная возможность диалога, соработничества и созидания братства». Однако многие круги на Западе вместо «братства» стремились использовать ослабление России для того, чтобы навязать ей «экономические и политические стандарты западной праволиберальной школы». При этом наше Отечество хотели лишить самостоятельной роли «в построении новой европейской и глобальной архитектуры». Такая политика в конечном счете была обусловлена «стремлением ослабить Россию, лишить ее самобытного мировосприятия и духовной независимости». Поэтому вполне закономерным является «отторжение и противодействие» большинства россиян данным установкам.
В современных условиях весомый вклад в развитие православной историософии, в том числе и в оценку процессов глобализации, вносят международные богословские конференции, проводимые по инициативе руководства Русской православной церк-
15 Посещение Святейшим патриархом Московским и всея Руси Алексием (Ридигером) Санкт-Петербургской духовной академии // Христианское чтение. — 2006. — № 27. — С. 33.
16 Бегбедер Ф. Романтический эгоист. — М., 2007. — С. 269-270.
17 См.: Алексий (Ридигер). Столетие трагедий, столетие надежд // Православие и духовное возрождение России. — Екатеринбург, 2003. — С. 11-24.
ви. Одна из них состоялась в 2003 г. и была посвящена теме «Православное учение о Церкви».
На конференции была поставлена задача построения системы «социальнобогословского синтеза», включающая оценку современного этапа развития общества, в том числе и проявлений глобализации. Богословские подходы к этой проблеме, как было отмечено в ходе дискуссий, достаточно неоднозначны, и могут появляться «субъективные искажения» в понимании задач, связанных с социальным служением Церкви. Во-первых, существуют попытки «облегченного» подхода к процессу глобализации, рассматривающие его как неизбежный продукт общественного развития, с которым бессмысленно бороться и поэтому необходимо его богословски оправдать. Однако «Церковь живет и действует в мире и обществе, но в то же время предлагает миру свой собственный «общественный идеал»18. Он не может строиться на принципах унификации культур, на игнорировании национального своеобразия народов, вообще в целом на ценностях секулярного социума. Во-вторых, существует опасность филетизма, то есть «отождествления церковной общности с этнической и национальной», в результате Церковь сводится «к национально-культурному обычаю, к ритуалу»19.
Итак, православная конференция отметила тенденции, искажающие христианское понимание глобализма. Первая, на наш взгляд, связана с модернизмом, сводящим задачу богословия к приспособлению к духу времени, к «угодничеству» перед противоречивым прогрессом. Последовательная реализация модернистских установок приводит к рассмотрению социума как радикально обновляющегося организма, у которого нет сущностной основы. При этом национальные ценности приносятся в жертву космополитическим тенденциям, а будущее развитие России мыслится как простое повторение западного пути.
Вторая свойственна консерватизму, ориентирующему богословскую мысль на сохранение традиции, понимаемой как совокупность неизменных не только по сущности, но и по форме Истин. В социальном аспекте консерватизм выступает с позиций изоляционизма, абсолютизирует национальные различия, этернизирует патриархальные отношения.
Следовательно, соборное сознание Церкви должно предложить средний путь, избегающий отмеченных выше крайностей. Он предусматривает понимание того, что культура и сформировавшая ее религия оказывают «решающее влияние на форму индивидуального и общественного существования» людей и поэтому «культурная унификация в масштабе всего мира невозможна»20. В то же время нельзя игнорировать и тот факт, что в наше время отдельные этносы и их культуры все более интенсивно взаимодействуют. В этих условиях особое значение приобретает сочетание верности традиции с открытостью к новым запросам верующих. Поэтому патриарх Алексий (Ридигер) постоянно подчеркивал, что «следование Преданию не есть механическое копирование внешних форм, а живое осмысление и творческое претворение в жизнь
18 Филарет (Вахромеев), митрополит. Вступительное слово на богословской конференции Русской православной церкви «Православное учение о Церкви» // Журнал Московской патриархии. — 2003. — № 11. — С. 58.
19 Там же. С. 56.
20 Алексий (Ридигер), патриарх. Доклад на Архиерейском соборе Русской православной церкви 2004 г. // Журнал Московской патриархии. — 2004. — № 10. — С. 34.
перенятого опыта»21. Для реализации этой установки на Архиерейском соборе, проходившем в июне 2008 г., был принят документ «Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека»22, который является развитием взглядов экклесии на социальные проблемы. В нем особо отмечается, что «осуществление прав человека не должно быть оправданием для посягательства на религиозные святыни, культурные ценности, самобытность народа». Более того, любые действия, направленные на совершенствование общественных и экономических отношений в мире, «не увенчаются подлинным успехом, если будут игнорировать духовные и культурные традиции стран и народов». Следовательно, соборный разум Церкви еще раз подтвердил необходимость сохранения самобытных отечественных традиций, избегая при этом «всех возможных крайностей»23. Крайностями являются модернизм и консерватизм, а правильная позиция, как мы уже отмечали, может быть названа новаторством. Церковное новаторство рассматривает общество как совокупность определенных базисных ценностей, сохранение которых обеспечивает преемственность в развитии человеческой истории; в то же время это течение видит в социуме и такие элементы, которые привносятся в него конкретно-исторической ситуацией, поэтому они постоянно изменяются. В целом новаторство выступает за эволюционный путь развития: не за деструктивное отрицание старого путем его разрушения, а за «снятие», когда новое строится на основе вечного. При таком подходе богословие не отрицает традиции, а, напротив, сохраняет ее, делая ее актуальной и необходимой для истории. В плане оценки процессов глобализации новаторство, с одной стороны, выступает за максимальную реализацию потенций, заложенных в культуре и традициях каждой нации при безусловном развитии их сотрудничества и соработничества в решении общих проблем. Богословы этого течения отстаивают также самобытный путь развития нашего государства, но с использованием всех технических достижений западной цивилизации.
К новаторскому течению в богословии принадлежит и нынешний глава Русской православной церкви патриарх Кирилл (Гундяев). Консервативные круги церкви не раз «обличали» его в модернизме, но, на наш взгляд, эти обвинения несостоятельны24. Выступая на Поместном соборе 2009 г., избравшем его патриархом, он подчеркнул, что будет продолжать линию своего предшественника, суть которой заключается в том, чтобы преодолеть «как соблазн обновленческих тенденций, так и стремление навязать православию роль фундаменталистской идеологии или охранителя исторических архаизмов»25. Более того, мы считаем, что под омофором нового предстоятеля интерес к историософской проблематике только усилился. Еще будучи митрополитом, Кирилл (Гундяев) отмечал, что он общается с верующими «как священнослужитель и, следова-
21 Алексий (Ридигер), патриарх. Слово на ежегодном епархиальном собрании г. Москвы 15 декабря 2004 г. // Журнал Московской патриархии. — 2005. — № 1. — С. 48.
22 См.: Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека // Журнал Московской патриархии. — 2008. — № 9. — С. 4-15.
23 Послание освященного Архиерейского собора клиру, честному иночеству и всем верным чадам Русской православной церкви // Журнал Московской патриархии. — 2008. — № 8. — С. 5.
24 См.: Шапошников Л. Е. Консерватизм, модернизм и новаторство в православной мысли ХІХ-ХХІ веков. С. 103-104.
25 Кирилл (Гундяев), местоблюститель патриаршего престола, митрополит. Доклад на Поместном соборе Русской православной церкви // Журнал Московской патриархии. — 2009. — № 2. — С. 51.
тельно, отчасти как историк»26. Вот это понимание сопряженности священнического служения с историческим знанием является характерной особенностью мировоззрения нынешнего главы церкви. Поэтому среди богословов он известен не только как ведущий специалист по проблемам «церковь и общество», «экклесия и культура», но и как вдумчивый интерпретатор истории, прежде всего отечественной.
Не случайно во время своего первого официального зарубежного визита глава Русской православной церкви на встрече с Константинопольским патриархом Варфоломеем (Архондонисом) отметил, что одним из важнейших плодов нового положения Церкви в России стала «возможность свободного осмысления пройденного ею исторического пути»27. При этом Святейший патриарх особо предупреждает, что при анализе прошедшего пути необходима взвешенная оценка, ибо «формирование всевозможных антитезисов к нашей общей истории бесперспективно». Плодотворным и созидательным подходом к пониманию истории выступает «синтез, являющийся обретением стабильности в мудрости, с учетом исторического опыта». Последний не может базироваться на субъективных оценках и мнениях, он должен опираться на объективные критерии, укорененные в отечественные традиции и систему основных духовных ценностей. В этой связи патриарх Кирилл (Гундяев) особо отмечает несостоятельность постмодернистского подхода к прошлому, сводящему его понимание к «историческому комментарию». В результате получается следующее: «сколько голов, столько комментариев», и даже такая «незыблемая истина», как победа нашего народа в Великой Отечественной войне, искажается теми, кто потерял «чувство реальной ответственности»28. Отказ от адекватных оценок прошлого может иметь очень тяжелые последствия вплоть до потери «духовной, этнической и культурной идентичности».
К тому же в условиях информационного общества все большее распространение получает убеждение, что для современного индивида «овладение технологиями» является главным, а гуманитарное образование — это нечто второстепенное. Поэтому в «особый список риска попадают науки и знания, отсылающие. человека к прошлым эпохам и его корням»29. Недооценка гуманитарного знания, релятивизм в области истории приводят к искажению аксиологических установок личности, а именно «от того, что мы называем ценностями, и зависит расстановка событий на шкале»30. Следовательно, церковь и государство, заинтересованные в стабильном и поступательном развитии России, должны стремиться «утвердить в обществе и уважение к нашей истории»31. Однако достижение этой цели — очень непростой процесс, требующий активизации и объединения всех россиян, которым небезразлична судьба Отечества. Сохранение
26 Кирилл (Гундяев), митрополит. «Здесь зародилась Святая Русь» // Журнал Московской патриархии. — 2002. — № 8. — С. 70.
27 Кирилл (Гундяев), патриарх. Речь на встрече со Святейшим патриархом Константинопольским Варфоломеем (Архондонисом) // Журнал Московской патриархии. — 2009. — № 8. — С. 27.
28 Кирилл (Гундяев), патриарх. Задачи церкви — нести слово правды Божией // Журнал Московской патриархии. — 2010. — № 1. — С. 32.
29 Кирилл (Гундяев), патриарх. Высокая миссия православного просвещения // Журнал Московской патриархии. — 2012. — № 3. — С. 39.
30 Кирилл (Гундяев), патриарх. Слово Церкви должно нести правду // Журнал Московской патриархии. — 2012. — № 2. — С. 26.
31 Кирилл (Гундяев), патриарх. Доклад на Архиерейском совещании // Журнал Московской патриархии. — 2010. — № 3. — С. 37.
исторической памяти особенно важно в период радикальных преобразований, которые переживает Россия. По мнению Предстоятеля церкви, трагедией наших реформаторов является то, что они «не учитывали фундаментальных ценностей народной жизни». Это и преобразования Петра I, и «большевистская революция или реформы 90-х годов». В результате амбициозные и радикальные программы «отторгались народным сознанием и народной жизнью». Следовательно, история убеждает нас в том, что развитие России должно опираться на традиционные ценности, и тогда «наша страна будет действительно великим государством»32.
Итак, даже краткий анализ состояния современного богословия Русской православной церкви свидетельствует о возрастании значимости историософской проблематики, о появлении взвешенных богословских оценок как истории церкви, так и прошлого России, а это, в свою очередь, является залогом правильности церковных решений, касающихся современных проблем.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексий (Ридигер), патриарх. Доклад на Архиерейском соборе Русской православной церкви 2004 г. // Журнал Московской патриархии. — 2004. — № 10.
2. Алексий (Ридигер), патриарх. Доклад на юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви // Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. — Москва, 13-16 августа 2000 г.
3. Алексий (Ридигер), патриарх. Слово на ежегодном епархиальном собрании г. Москвы
15 декабря 2004 г. // Журнал Московской патриархии. — 2005. — № 1.
4. Алексий (Ридигер). Столетие трагедий, столетие надежд // Православие и духовное возрождение России. — Екатеринбург, 2003. — С. 11-24.
5. Бегбедер Ф. Романтический эгоист. — М., 2007.
6. Блок М. Апология истории, или ремесло историка. — М., 1973.
7. Бычков В. В. Эстетика Аврелия Августина. — М., 1984.
8. Кирилл (Гундяев), митрополит. «Здесь зародилась Святая Русь» // Журнал Московской патриархии. — 2002. — № 8.
9. Кирилл (Гундяев), митрополит. Доклад на Поместном соборе Русской православной церкви // Журнал Московской патриархии. — 2009. — № 2.
10. Кирилл (Гундяев), патриарх. Высокая миссия православного просвещения // Журнал Московской патриархии. — 2012. — № 3.
11. Кирилл (Гундяев), патриарх. Выступление на встрече с молодежью в ледовом дворце в Санкт-Петербурге 29 мая 2009 г. // Журнал Московской патриархии. — 2009. — № 7.
12. Кирилл (Гундяев), патриарх. Доклад на Архиерейском совещании // Журнал Московской патриархии. — 2010. — № 3.
13. Кирилл (Гундяев), патриарх. Задачи церкви — нести слово правды Божией // Журнал Московской патриархии. — 2010. — № 1.
14. Кирилл (Гундяев), патриарх. Речь на встрече со Святейшим патриархом Константинопольским Варфоломеем (Архондонисом) // Журнал Московской патриархии. — 2009. — № 8.
15. Кирилл (Гундяев), патриарх. Слово Церкви должно нести правду // Журнал Московской патриархии. — 2012. — № 2.
32 Кирилл (Гундяев), патриарх. Выступление на встрече с молодежью в ледовом дворце в Санкт-Петербурге 29 мая 2009 г. // Журнал Московской патриархии. — 2009. — № 7. — С. 61.
16. Основы социальной концепции Русской православной церкви // Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. — Москва, 13-16 августа 2000 г. — С. 171-250.
17. Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека // Журнал Московской патриархии. — 2008. — № 9. — С. 4-15.
18. Посещение Святейшим патриархом Московским и всея Руси Алексием (Ридигером) Санкт-Петербургской духовной академии // Христианское чтение. — 2006. — № 27.
19. Послание освященного Архиерейского собора клиру, честному иночеству и всем верным чадам Русской православной церкви // Журнал Московской патриархии. — 2008. — № 8.
20. Поснов М. Э. История христианской Церкви (До разделения Церквей 1054 г.). — М., 2005.
21. Тарасий, иеромонах. Основные начала и развитие русской культуры // Вера и церковь. — 1902. — Т. 1.
22. Феофан (Говоров), епископ. Путь ко спасению. — СПб., 1875.
23. Филарет (Вахромеев), митрополит. Вступительное слово на богословской конференции Русской православной церкви «Православное учение о Церкви» // Журнал Московской патриархии. — 2003. — № 11.
24. Филарет (Вахромеев), митрополит. Доклад председателя синодальной богословской комиссии // Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. — Москва, 13-16 августа 2000 г. — Н. Новгород, 2000. — С. 49-87.
25. Флоровский Г. В. Догмат и история. — М., 1998.
26. Флоровский Г. В. Пути русского богословия. — Вильнюс, 1991.
27. Шапошников Л. Е. Консерватизм, модернизм и новаторство в православной мысли XIX-XXI веков. — СПб., 2006.