CC BY
49
ISSN 1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ январь-февраль 1 (33) 2010 г.
<
_Теория культуры_
Исследования молодых ученых
Е. И. Замараева
ИСТОРИОСОФСКИЕ И СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ УЧЕНИЯ Н. С. ТРУБЕЦКОГО В КОНТЕКСТЕ ЕВРАЗИЙСТВА
В статье рассматриваются некоторые социально-политические и историософские идеи русского ученого Н. С. Трубецкого, разработанные им в контексте учения евразийства. Анализируются ключевые положения евразийской концепции и вклад Н. С. Трубецкого в создание ведущих теорий этого движения. Ключевые слова: теория культуры, евразийство, социально-политические идеи, историософская система, общественно-политическое движение.
In the article some socio-political and historic-philosophical ideas of a Russian scholar N. S. Trubetskoy are given consideration, which were developed by him in the context of EUROZIYSTVO. Key positions of the Eurasian concept and N. S. Trubetskoy's contribution to the creation of the leading theories of this movement are being analyzed. Keywords: theory of culture, EUROZIYSTVO, socio-political ideas, historic-philosophical system, socio-political movement.
Николай Сергеевич Трубецкой, замечательный русский мыслитель, ученый-языковед и филолог, был одним из основателей уникального философского и политического движения евразийства, возникшего в среде русской эмиграции в 20—30-х годах прошлого века. Евразийство стало попыткой осмысления всего того, что произошло с Россией и её народом после 1917 года. Ощущая себя неотъемлемой частью русской истории и культуры и пытаясь осмыслить причины трагедии, эти люди ставили вопросы, которые актуально звучат и сегодня.
К евразийскому направлению тогда относилась группа талантливых и самобытных личностей: Н. С. Трубецкой, географ и экономист П. Н. Савицкий, философ Л. П. Карсавин, историк Г. В. Вернадский, музыковед и искусствовед П. П. Сувчин-ский, религиозные философы и публицисты Г. В. Флоровский и В. Н. Ильин, литературоведы Д. П. Святополк-Мирский и А. В. Кожевников. Количество участников движения не было постоянным: кто-то отходил от движения, кто-то вливался в него.
Евразийцы претендовали на многомерный охват философско-антропологичес-ких и социально-политических проблем. В круг их интересов попадали многие историософские, культурологические, социально-политические, экономические темы, однако ключевым тезисом евразийского движения было положение об уникальности России как об особом мире, самобытном, самодостаточном с точки зрения и философии, и политики, и истории, и культуры, и географии, и экономики. Термин «Евразия», по представлениям самих евразийцев, должен был указывать на тесную связь нашей страны не только с Европой, но и с Азией.
Размышляя о сущности мировидения евразийцев, П. Н. Савицкий отмечал: «Русский мир евразийцы ощущают как мир особый и в географическом, и в лингвисти-
ческом, и в историческом, и в экономическом и во многих других смыслах. Это "третий мир" Старого Света, не составная часть ни Европы, ни Азии, но отличный от них и в то же время соразмерный. Подчеркнём только, что Россию-Евразию евразийцы воспринимают как "симфоническую личность]. Они утверждают непрерывность её существования» (3, с. 99).
Географический детерминизм является одним из ключевых утверждений евразийства, поскольку евразийцы полагали, что именно географическое положение обуславливает историю и культуру народа. Многообразие ландшафтов порождает многообразие культур, каждая из которых имеет свои внутренние циклы развития, свои модели развития и свои критерии оценки.
По мысли евразийцев, Россия, занимая срединное положение между Европой и Азией, находится на путях пересечения двух колонизационных течений, идущих с Запада и с Востока, представляя собой континент в континенте. Естественные, исторически сложившиеся границы Российской империи почти полностью совпадают с границами Евразии, что говорит об устойчивости данного территориально-государственного образования. Пространственная целостность Евразии, в свою очередь, обеспечивается её географической спецификой: огромная территория, тундра с севера и горная полоса с юга, реки, которые текут в меридиональном направлении, широкая степная полоса, соединяющая восток и запад, практически полное отсутствие выхода к морским торговым путям — все эти особенности требуют, чтобы страна, располагающаяся на этих территориях, была единым государством, экономически самодостаточным и отличным от других в своём развитии.
В программном документе «Евразийство. Опыт систематического изложения» об этом говорится так: «Представляя собой особую часть света, особый континент, Евразия характеризуется как некоторое замкнутое и типичное целое и с точки зрения климата, и с точки зрения других географических условий... Этим и величиной её определяются и её экономические возможности. Для Евразии исключено активное участие в океаническом хозяйстве, характерном для Европы. Зато естественные богатства Евразии и их распределение открывают ей путь к экономическому само-довлению и превращают её как бы в континент-океан. Единство этого континента-океана отличается весьма своеобразными чертами, которые соответствуют этническому типу евразийца и явственно сказались в истории Евразии» (2, с. 377).
Историософская система взглядов евразийцев отличается от традиционного взгляда на русскую историю. Евразийцы склонялись в размышлениях к тому, что логика исторического развития имеет необратимый характер. Самым справедливым судьей, по их мнению, становится исторический отбор, который сохраняет всё сильное и жизнеспособное. В истории, таким образом, обязательны периоды разрушения старого мира и старой культуры, периоды своеобразной расчистки фундамента для построения на нём основ новой государственности и культуры.
Евразийцы считали, что единство национально-государственное не совпадает с культурно-материковым, поэтому сравнивать Россию-Евразию с любым из государств Европы неправомерно, и здесь аналогии уместны только с империями — Священной Римской, Карла Великого, империей Наполеона. При таком сравнении становятся ясны органичность и преимущества Евразии как национально-государственного объединения. По мнению евразийцев, впервые евразийский культурный мир предстал как целое в империи Чингисхана. «Монголы сформулировали историческую задачу Евразии, положив начало её политическому единству и основам её политического строя» (2, с. 381).
Киевская Русь, как считали евразийцы, не могла заложить основы русского государства, Киевская Русь двигалась от расцвета к упадку, она делилась на мелкие
¡ББМ 1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ январь-февраль 1 (33) 2010 г.
княжества, которые не были жизнеспособными, и неизбежно должна была исчезнуть в удельном хаосе дробления. Евразийцы опровергали привычное мнение о том, что татары прервали развитие Руси и нанесли тяжкий урон её культуре. Несмотря на безусловные минусы монголо-татарского нашествия, оно воспринималось народом Древней Руси как «Божие наказание» и побуждало к переоценке ценностей, готовило переворот в сознании людей. Реакцией на унижение национального самолюбия был необыкновенный душевный и религиозный подъём, который сопровождался подъёмом творческим: в иконописи, в церковно-музыкальной области, в религиозной литературе. В этот период началась идеализация и героизация русского прошлого, что особенно заметно в былинах, которые были соответствующим образом отредактированы именно в те времена. Этот национально-религиозный подъём и подготовил впоследствии то, что принято называть «свержением татарского ига».
Кроме того, евразийцы утверждали, что русские немало заимствовали у монго-ло-татар: систему административного управления, финансовую систему, почтовую связь, так как Русь была включена в систему монгольской государственности. Приобщение же к этой государственности не могло быть только внешним, поскольку русские восприняли сам дух этой государственности, им оставалось только наполнить его русским содержанием. Что и было сделано. «Так совершилось чудо превращения монгольской государственной идеи в государственную идею православно-русскую», - отмечает в связи с этим Н. С. Трубецкой (4, с. 227).
Таким образом, в «монгольском иге» евразийцы усматривали определённые положительные стороны: «Если "Монгольское иго" способствовало отрыву русской земли от Европы . то, с другой стороны, то же "монгольское иго" поставило русскую землю в теснейшую связь со степным центром и азиатскими перифериями материка. Русская земля попала в систему мировой империи - империи монгольской», - утверждает Г. В. Вернадский (1, с. 255).
При этом после свержения татарского ига как такового было осуществлено распространение власти Москвы на значительные территории, которые ранее были подвластны Орде, то есть произошла, по мнению Н. С. Трубецкого, «замена ордынского хана московским царём с перенесением ханской ставки в Москву» (4, с. 229). Московское же государство, сохранившее ценой татарского ига православие и национально-культурную самобытность, стало преемницей монголов. «Вырастая в национально-московское государство, собирая русские земли и становясь общерусским, Москва явилась новою объединительницею евразийского мира. Она направила его силы к истинному центру, к которому он бессознательно тянулся и который нашёл в ней ясное идеологическое выражение и несомненное, то есть религиозное, оправдание. Евразия стояла перед своим самораскрытием и перед своею историческою миссией» (2, с. 381). И далее, как полагали евразийцы, Российская империя продолжила дело московского государства, дело «государственного объединения евразийского материка и, отстояв его от посягательств Европы, создала сильные политические традиции» (2, с. 381).
Однако русско-евразийская идея осталась тогда всё же непонятой, неосознанной и невостребованной. Правящий слой страны настолько европеизировался, что Россия представлялась ему провинцией Европы, её задворками. Национальная идея Москвы как наследницы Византии и оплота Православия утратила свой истинный смысл, ей на смену пришла идея империи и империализма - рост территории и государственной и экономической мощи. Октябрьская революция 1917 года явилась естественным итогом разобщенности правящего слоя и народных масс.
На месте бывшей Российской империи должно быть создано новое государство,
государство иного типа, которое, по мысли евразийцев, воплотит в себе евразийскую идею и евразийскую теорию государственности.
Учение о государстве, в разработке которого принимал активное участие Н. С. Трубецкой, является одним из важнейших в евразийской концепции, провозглашающей идею сильной власти и сильного государства, которое представляет интересы народа и сохраняет с ним живую связь. Роль государства в общественной жизни идеализируется и абсолютизируется, оно охватывает все сферы жизни, включая и частную.
Основой такого государства, его путеводной нитью должна стать «идея-правительница». Стоит отметить, что в целом евразийское учение об идее-правительнице и идеократии в своей основе и сущности было разработано именно Н. С. Трубецким.
«Идея-правительница» должна быть такой, чтобы народы, населяющие страну, служили ей и ради неё жертвовали собой. «Идея-правительница» становится сущностью власти, её структурирующим моментом, ей же принадлежит роль архетипа данной культуры, который определяет развитие этой культуры, соединяя этнические, географические, исторические и психологические компоненты. «Идея-правительница» - это не рациональная идея, она не может быть осознана разумом до конца, она переживается, но не всегда осознаётся. Это источник культурной деятельности, в основе которого лежит духовное самосознание нации и реальная деятельность правящего слоя.
По мнению и Н. С. Трубецкого, и многих других евразийцев, новому государству необходима такая идеология, которая воодушевляла бы пафосом вечного, абсолютно ценного, то есть была бы абсолютно обоснованной в своих истоках. Идеология, по мысли евразийцев, не инструмент власти, а сама власть, которая состоит из двух компонентов: правящий слой и «идея-правительница». «Идея-правительница» — суть новой власти, ее направляющая основа, правящий слой - социальная почва.
В связи с этим Н. С. Трубецкой писал: «Идеократическое государство имеет свою систему убеждений, свою идею-правительницу (носителем которой является объединённый в одну-единственную государственно-идеологическую организацию правящий слой) и в силу этого непременно должно само активно организовывать все стороны жизни и руководить ими. Оно не может допустить вмешательства каких-либо не подчинённых ему, неподконтрольных и безответственных факторов — прежде всего частного капитала — в свою политическую, хозяйственную и культурную жизнь и потому неизбежно является до известной степени социалистическим» (5, с. 438).
Таким образом, мы видим, что социально-политические и историософские идеи Н. С. Трубецкого, разработанные им в начале прошлого века в контексте учения евразийцев, не потеряли своей актуальности. В связи с этим наследие русского ученого представляет несомненную ценность и позволяет осознать, насколько пророчески звучат его мысли в начале двадцать первого века.
Примечания
1. Вернадский Г. В. Монгольское иго в русской истории / Г. В. Вернадский // Русский узел евразийства. Восток в русской мысли: [сборник трудов евразийцев]. — М., 1997.
2. Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России. — М.: Русская книга, 1992.
3. Савицкий П. Н. Евразийство как исторический замысел / П. Н. Савицкий // Континент Евразия. — М.: Аграф, 1997.
4. Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана / Н. С. Трубецкой // История. Культура. Язык. — М.: Прогресс, 1995.
5. Трубецкой Н. С. Об идее-правительнице идеократического государства / Н. С. Трубецкой // История. Культура. Язык. — М.: Прогресс, 1995.
