CC BY
43
но понятию необходимости, и, следовательно, одно может определяться посредством другого.
Если под свободой понимать способность человека вообще подчинять свои низшие стремления высшим, внешние мотивы подчинять внутреннему мотиву нравственного принципа или идеи, то такую свободу человек, несомненно, имеет, продолжает свои рассуждения мыслитель. И здесь возникает следующий вопрос: имеет ли человек способность всегда из безусловной свободы осуществить в себе эту возможность человека как разумного существа, т.е. всегда ли человек может действовать по нравственному принципу? Соловьёв указывает, что опыт дает нам отрицательный ответ. Способность действовать по нравственному принципу зависит не от доброй воли каждого лица, а от необходимого характера того или другого. Эта способность действовать по нравственному принципу сама составляет один из главных характеров и типов человечества, который принадлежит далеко не всем людям, замечает философ.
Именно в возможности действовать нравственно (т.е. формировать умопостигаемые предметы и цели), а не по эмпирическим или чувственным побуждениям заключается несомненная свобода человека, делает вывод Соловьёв.
Б.К. МАТЮШКО
Национальный педагогический университет имени М.П. Драгоманова,
г. Киев, Украина
ИСТОРИОСОФИЯ «ТРЕХ РАЗГОВОРОВ» B.C. СОЛОВЬЁВА: ОПЫТ СОВРЕМЕННОГО ПРОЧТЕНИЯ
Когда речь заходит об историософии Владимира Соловьёва и особено о её варианте в последнем произведении великого мыслителя, сам собой напрашивается образ свечи, которая за миг до угасания вспыхивает необычайно ярким светом. Это «напоследок» чаще всего навсегда остается не только как завещание, но и прежде всего как то Слово, которое автор хотел сохранить именно навсегда. Даже если оно не совсем досказано...
Вот уже второй век идет с того момента, как Владимир Сергеевич поставил... не точку, а как раз восклицательный знак в конце своего завещательного творения. Пускай некоторые скептики в который раз качают себе головой, мол, было у великого человека предчувствие конца света, ну и ничего особенного. Дело даже не в личных переживаниях, тем более даже не в постмодерне с его особенным миросозерцанием и столь оригинальным категориальным аппаратом. Кстати, «постмодерн» и «категориальный аппарат» еще надо очень и очень согласовывать. Слава Богу, уже 2008 год идет, в самом разгаре. Да и этого самого, как его, антихриста вроде не видать. Никак задержался.
Именно скептики в нашем случае могут оказать посильную помощь в исследовании вопроса, вынесенного в заглавие этого доклада. Они, как никто другой, могут дать понять, что «конец» - это далеко не то, что имеется в виду в значении исчезновения, ухода в небытие. Это всегда начало нового, но чего именно? Вот тут в самый раз вспомнить о смысле «филео» как любви к вечно недосягаемому. И, конечно же, посмотреть на «Три разговора» не «с высоты», но с дальности наших дней и при философском наследии уже минувшего XX века.
Говоря о самом тексте, мы не можем не заметить того, что он во многих отношениях уникальный. Во-первых, это образец одного из интереснейших стилей изложения. Диалогическая форма прямо возвращает каждого из нас к той минуте, когда мы впервые открываем первый том сочинений Платона. Персонажи -каждый по отдельности и все вместе - представляют, кроме яркой компании интересных собеседников, ни много ни мало светскую интеллектуальную среду России на рубеже столетий: проходящего и на наших глазах вступающего в свои права. Во-вторых, сам автор говорит в предисловии, что он разделяет в некоторой мере все точки зрения, выраженные в этом увлекательном диалоге. Что это, если не высказывание Владимиром Соловьёвым в предчувствии ухода в мир иной всех основных идейных влияний, испытанных им на творческом пути? Посмотрим же еще внимательнее, как переплелись здесь духовные искания, высокая классическая метафизика, экуменизм, христианская эсхатология, чистейший позитивизм, строгая критика славянофильства, античные и русские мотивы! И до чего же не просто бросается в глаза, но и на
самую глубину сердца падает неподдельная ницшеанская неистовость и во многих выражениях героев «Разговоров», и в их подборе, и в самой теме последней книги Владимира Сергеевича! Когда он её издал, еще, как говорится, не высохла типографская краска на страницах «Идеи сверхчеловека»...
Что можно сказать, в-третьих? Мне кажется, что «Три разговора» - это один из немногих текстов, по которым можно изучать философию вообще, а не только взгляды отдельного мыслителя. Ведь по яркости изложения и обилию главных вопросов основных философских наук трудно найти настолько похожее произведение. И тут мы можем увидеть, что вся философия Соловьёва и в особенности исследуемое творение - многогранный сверкающий алмаз. Можно с уверенностью сказать, что весь Владимир Соловьёв с точки зрения того, что он хочет поведать миру, - в «Трех разговорах». Пусть читатель простит мне очередную подборку риторических вопросов. Не является ли поистине дионисийский по духу поиск абсолютого добра на этих страницах ницшеанским перефразированием столь солидно-фундаментального «Оправдания добра» и в то же время подчеркнутой попыткой уйти от позитивистской и чисто психологической трактовки основных вопросов этики? Есть поиск смысла, и не это ли то самое «предвосхищение почти всего методологического инструментария немецкой феноменологии», о котором мы знаем от X. Дамма и A.B. Гулыги? А разве многочисленные реплики и описания бегств Князя от беседы на тему пришествия антихриста не предвосхищают в свою очередь того всесильного Абсурда, о котором писали не только французские экзистенциалисты и который столь убедительно заявил о себе в минувшем столетии? Да и та тревога, которая перелилась автором в строки его философского завещания, не далеко ли отстоит от идей Хайдеггера и Ясперса? И экуменизм Соловьёва волей-неволей ведет к вопросу о «философской вере».
Очевидно теперь, насколько значима сама соловьёвская методология исканий в сфере историософии. Что же касается идейного содержания и попытки его осмысления, то здесь, конечно же, другая очевидность.
Сейчас-то мы уже знаем, что неоднократные слова Политика, Дамы и самого Господина Z о поступательном движении
человечества и высказанные здесь прогрессистские надежды и чаяния имеют ту же историю, что и просветительские. Да, чем были для XVIII века Лиссабонское землетрясение и Французская революция, тем стали для XX две мировые войны и куда более страшные природные катастрофы. Если же прибавим коренные антропогенные изменения нашего мира, феномен глобального и глобализации, то не удивительно, что эсхатологические предчувствия Владимира Соловьёва стали переживаться не одним десятком, если не сотней миллионов людей. Известно из повседневной нашей жизни и выпусков новостей, насколько идея конца света руководит религиозной жизнью наших дней. И не без последствий, часто очень трагических.
Само понимание прогресса в «Трех разговорах» прямо перекликается как с открытиями соотечественников, так и с идеями западных мыслителей XX века. Я. Красицки уже отметил их созвучие с «концом истории» Ф. Фукуямы, нельзя не заметить также и мотивов «Заката Европы» О.Шпенглера. В свою очередь, отождествление прогресса со смертью находим уже в знаменитой «Записке от неученых к ученым» Н.Ф.Федорова, появившейся за несколько десятилетий до завещания Соловьёва.
В свое время, а именно в статье, которая будет написана на основании данных тезисов, дадим анализ соловьёвского решения главных историософских вопросов на материале «Трех разговоров», тем более что есть возможность обратиться к идеям и открытиям многоуважаемых соработников по нашему Соловь-ёвскому семинару - признанных ученых Украины, России и других стран. Здесь же отметим наиболее важные моменты.
Владимир Соловьёв ставит вопрос, который не может оставаться риторическим: какова русская национальная идентичность, усиленная эсхатологическим контекстом. Понятия «русский», «европеец», «цивилизованный человек» и сегодня требуют если не окончательного, то четкого и достоверного согласования. Следовательно, вопрос открытый, и его острота только усиливается геополитическими реалиями наших дней.
Если в энциклопедической статье «Личность» говорится о первоочередной роли личности в истории, то в «Трех разговорах» звучит некоторый провиденциальный детерминизм и фата-
лизм: «драма-то уже давно написана вся до конца, и ни зрителям, ни актерам ничего в ней переменять не позволено».
Изображенный В.Соловьёвым антихрист, помимо религиозной и исторической роли, проявляет себя в ключе, противоположном к федоровскому проекту регуляции природы: её силы, даже оказавшись подвластными человеку, могут использоваться вовсе не во благо ему. Не означает ли это, что мы имеем в «Трех разговорах» смутное предвестие неминуемой для XX века экологической проблемы?
Подобным образом обстоит дело и в области духовности. Налицо диалектическое единство современного нравственного упадка и экуменических движений в христианском мире. Слова во Втором разговоре о будущем объединении религий мы можем оценить на примере современного состояния диалога самых различных верований и появления новых, для нас экзотических.
Особого внимания заслуживает футурология В.Соловьёва. Конечно, некоторые идеи представляют собой элементы тогдашней политики и геополитического сознания. Речь идет об определении мыслителем тех стран, которые разыграют «последнюю драму». Поэтический и мистический, в духе стихотворений Соловьёва, образ нового богдыхана. Авторский термин «панмонголизм»... Он-то и выводит нас на ту часть предвидений Соловьёва, которая в наши дни мыслится не столь уж фантастической. «Соединенные штаты Европы» - сегодняшняя действительность, так же как и постхристианский их характер. Известно, что наиболее динамично развивается и возрастает в ключевых странах Евросоюза именно ислам. Что касается Дальнего Востока - по сообщениям печати, 47 % жителей Европейского союза рассматривают Китай как первую военную угрозу. Естественно, в ближайшее время военный конфликт не предвидится, но вызов более чем явный. Причем в этом ракурсе в очередной раз усиливается вопрос идентичности России и восточноевропейских постсоветских стран, то есть знаменитый ряд: «Кто мы? Откуда мы? Куда идем?».
И «Три разговора» Владимира Соловьёва могут если не дать, то подсказать ответы на них.
