ИСТОРИКО-ПРАВОВОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ "ТРАДИЦИОННЫЕ СЕМЕЙНЫЕ ЦЕННОСТИ" В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННОГО ЭТАПА ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 340

DOI: 10.18522/2313-6138-2022-9-2-12

Фальшина Нелли Александровна,

кандидат юридических наук, доцент, юридический факультет, Южный федеральный университет;

344002, г. Ростов-на-Дону, ул. М. Горького, д. 88, email: [email protected]

Falshina, Nelly A.,

PhD in Law, Associate Professor, Law Faculty,

Southern Federal University; 88 M. Gorky Str., Rostov-on-Don, 344002, Russian Federation, email: [email protected]

ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ПРАВА В УСЛОВИЯХ

ЦИФРОВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

♦

TRENDS IN THE DEVELOPMENT OF LAW IN THE CONTEXT OF DIGITAL TECHNOLOGIES

АННОТАЦИЯ. В статье исследуются основные тенденции трансформации современного права в условиях интенсивного развития цифровых технологий, при этом основной аналитический акцент сделан на реализацию прав и свобод в указанных условиях. Активное развитие цифровых технологий сегодня оказывает существенное влияние на право, поскольку цифровые технологии стали неотъемлемой частью повседневной жизни любого человека, обуславливая его неизбежную трансформацию. Указанный процесс имеет свои закономерности, которые, в первую очередь, определены сущностью, особенностями российского права, а также уровнем правовой культуры. Эти и другие аспекты, как основополагающие, обозначили абсолютно иные горизонты развития российского права. Целью настоящей статьи является попытка продемонстрировать указанную трансформацию в современных реалиях развития цифровых технологий, выявить дефекты современного законодательства и представить способы разрешения соответствующих проблем.

В юридической науке нет четкого понимания каким образом возможно обосновать наличие принципиально новой отрасли права - цифрового права. Однако современная теория права обладает всеми необходимыми правовыми инструментами, позволяющими научно обосновать развитие цифрового права, что в дальнейшем позволит сформировать соответствующий законодательный механизм, позволяющий не нарушать интересы, права и свободы тех, кто является субъектом цифровых правоотношений.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: право; отрасль; права и свободы; правоотношения; национальное право; налогообложение; цифровые технологии; институт; реформирование; цифровые и информационные ресурсы; цифровое право.

ABSTRACT. The article examines the main trends in the transformation of modern law in the context of the intensive development of digital technologies, while the main analytical emphasis is on the implementation of rights and freedoms under these conditions. The active development of digital technologies today has a significant impact on the law, since digital technologies have become an integral part of the daily life of any person, causing his inevitable transformation. The indicated process has its own regularities, which, firstly, are due to the essence, specific features of the Russian law, as well as to legal culture. These and other aspects, as fundamental ones, have outlined completely different horizons for the development of the Russian national law. The purpose of this article is an attempt to demonstrate the indicated transformation in the modern realities of the development of digital technologies, to identify defects in modern legislation and to present ways to solve the relevant problems.

In legal science, there is no clear understanding of how it is possible to justify the existence of a fundamentally new branch of law - digital law. However, the modern theory of law has all the necessary legal tools to substantiate scientifically the development of digital law, which, in the future, will allow the formation of an appropriate legislative mechanism that permits not to violate the interests, rights and freedoms of those who are the subject of digital legal relations.

KEYWORDS: law; branch; rights and freedoms; legal relations; national law; taxation; digital technologies; institution; reform; digital and information resources; digital law.

© Н. А. Фальшина, 2022

ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ:

Фальшина, Н. А. Тенденции развития права в условиях цифровых технологий [Текст] / Н. А. Фальшина // Вестник Юридического факультета Южного федерального университета. - 2022. - Т. 9, № 2. -С. 101-108. - БОТ: 10.18522/2313-6138-2022-9-2-12.

FOR CITATION:

Falshina, N. A. Trends in the Development of Law in the Context of Digital Technologies [Text] / N. A. Falshina. Bulletin of the Law Faculty, SFEDU. - 2022. - Vol. 9, No. 2. - P. 101-108 (in Russian). - DOI: 10.18522/23136138-2022-9-2-12.

Введение. Современные общественные отношения сегодня невозможно представить без их тесной связи с цифровыми технологиями [14]. Цифровые технологии прочно вошли в нашу повседневную жизнь, в которой не обойтись без мобильных приложений, мессенджеров, иных ресурсов, формирующих цифровое пространство. Наблюдается активное развитие и внедрение цифровых ресурсов в работу государственных органов, в медицину и образование, юриспруденцию, а также в деятельность частного бизнеса. Такие сферы как культура и искусство, демонстрируя свою ин-тегративную природу в отношении цифрового пространства, тоже генерируют общественные отношения в указанном направлении. Важные общественные отношения, безусловно, нуждаются в правовом регулировании. Правовым регулированием принято считать осуществляемое при помощи правовых средств, юридических норм, правоотношений, юридических предписаний, нормативно-организационное воздействие на общественные отношения в целях упорядочения, охраны, развитие в соответствии с общественными потребностями социального строя [1, с. 45]. Особенностью и одновременно сложностью правового регулирования общественных отношений, складывающихся в цифровом пространстве, является то, что зачастую они регулируются законодательством, которое принято и разработано без учета особенностей цифровой среды, что нередко порождает не просто нарушение прав и свобод субъектов, а глубокий институциональный правовой дефект. Дело в том, что цифровое пространство имеет ряд уникальных характеристик, свойственных только ему, что позволяет определять данную среду как сингулярную, то есть как особенную, единичную и непоследовательную. Так, основные особенности следующие: во-первых, низкая регуляторная способность права (правового регулирования) в цифровом пространстве, во-вторых, цифровое пространство позволяет создать принципиально иные отношения между

государством и обществом, в-третьих, наличие способности к саморегуляции. Указанные особенности цифрового пространства, по нашему мнению, целесообразно рассмотреть более подробно, поскольку это поможет определить подход, позволяющий понять, каковы пути преодоления упомянутого институционального дефекта.

Обзор литературы по проблеме цифрового права. В данной части работы нам представляется необходимым вступить в дискуссию с современными учеными, которые так или иначе обозначили свою позицию относительно вопроса формирования цифрового права как отрасли. Так, Н. А. Дмитрик [3, с. 67] считает, что утверждение о том, что цифровое право сегодня может претендовать на титул самостоятельной отрасли национального права, является несостоятельным, поскольку в данном случае будет крайне сложно определить метод правового регулирования, в силу комплексного характера цифрового права, подчеркивая те самым его аморфность. При этом отождествляя понятия «информационное право» и «цифровое право», О. Л. Солдаткина убеждена, что цифровое право формируется сегодня как «сопровождающее право», исследование которого требует новых подходов и методик в познании межотраслевого характера [13, с. 87]. По мнению этого ученого, цифровое право -это новая форма существования правовой системы, возникающая в результате активного развития цифровых технологий и их глубокого проникновения в общественные правоотношения, характеризующаяся трансформацией всех структурных элементов. Е. В. Войниканис приходит к выводу о том, что цифровое право сегодня - неотъемлемая часть новой правовой парадигмы, обозначив цифровое право, как часть целого [1, с. 106]. И. М. Конобеевская, размышляя о правах человека, анализирует категорию цифровых прав [7, с. 32]. Она полагает, что цифровые права на некоторые объекты

не являются правами в собственном смысле этого слова, поскольку имеют свои особенности, в частности способ их фиксации. При этом И. М. Конобеевская подчеркивает особенную роль подзаконного правового регулирования в вопросе о цифровых правах [7, с. 39]. С. М. Халикова считает, что на современном этапе развития национального российского права не существует предпосылок выделить цифровое право в самостоятельную отрасль, однако, по ее мнению, это временные трудности, которые связаны с реализацией прав представителями старшего поколения [15, с. 99]. А. А. Дорская указывает, что цифровизация неизбежно влечет трансформацию национальной системы права и государства, которая выражается в изменении взаимоотношений власти и населения, в активном применении органами власти в своей деятельности цифровых технологий, а также в развитии новой формы реализации власти - цифровой демократии [4, с. 41]. Т. С. Касимов выводит основные индексы цифрового государства, к которым относит электронное правительство, электронное голосование, электронную юриспруденцию. Ученый полагает, что активное внедрение цифровых ресурсов, безусловно, трансформировало современные правоотношения, поскольку особенность современного периода развития в том, что часто необходимо принять оперативно грамотное управленческое решение, максимально быстро получить или обработать информацию, при этом общество нуждается сегодня в открытом взаимодействии с властью, что может быть обеспечено цифровыми возможностями государства [6, с. 55].

А. А. Карцхия считает, что цифровые технологии создают иную среду для системы национального права, имеющую технологический характер, а именно - определенные условия, которые сегодня нельзя не учитывать, а правовая среда должна быть адаптирована к этим условиям. Цифровые технологии стимулируют возникновение новых правоотношений, основным признаком которых является наличие цифровых объектов, что предполагает особые способы защиты, возникновения и передачи цифровых прав. По этой причине А. А. Карц-хия подчеркивает, что сегодня существуют объективные предпосылки для создания принципиально нового направления правового ре-

гулирования - цифрового права [5, с. 15]. Указанное направление должно создать систему нормативных актов, которые будут регулировать вопросы, связанные с правообладателями цифровых прав, однако ученый ведет речь исключительно о гражданском праве. При этом он, характеризуя свой подход, обращает внимание, что это будет оправдано в том случае, если внедрить комплекс цифровых технологий, то есть цифровую платформу, способную синтезировать возможности различных цифровых технологий. Так же, как и И. М. Конобеевская, А. А. Карцхия считает, что цифровые права должны быть выделены в самостоятельную категорию, в частности в правовой институт, поскольку не являются правами в привычном смысле. По мнению ученого, сегодня цифровое пространство представляет собой не просто информационное поле для обмена информацией, а инструмент регулирования такими сферами, как экономика, право, политика, культура, что порождает возникновение новых терминов, тесно связанных с цифровыми отношениями. По этой причине национальное гражданское право сегодня не сможет обойтись без института цифровых прав [5, с. 19; 7, с. 42].

А. В. Минбалеев считает цифровые правоотношения, возникающие сегодня повсеместно, правовым феноменом, который имеет безусловно правовую природу. Активное развитие цифровых технологий связано с формированием пласта нормативного материала, позволяющего регулировать правоотношения, возникающие в цифровом пространстве, что ведет к неизбежному становлению института цифрового права, имеющего комплексный или межотраслевой характер. При этом ученый отмечает, что цифровое право сегодня нуждается в обеспечении базовыми правовыми нормами, методологией, принципами регулирования, категориальным аппаратом. По мнению А. В. Минбалеева, предметом цифрового права могут являться две группы отношений - это отношения, которые складываются по поводу поиска, получения и распространения информации и иных действий с данными в цифровой форме, а также отношения, которые складываются по поводу поиска, получения и распространения информации, и так или иначе связанные с ними цифровые отношения. А. В. Минбалеев отмечает, что развитие циф-

рового права сегодня оказывает важное методологическое влияние на систему национального права в целом [8, с. 87]. Формируясь на базе российского законодательства, которое эволюционирует, и междисциплинарного усовершенствования, институт цифрового права способен сформировать уникальную систему способов, приемов и средств регулирования различных отраслевых отношений с использованием технических методов. Цифровое право обладает способностью транслировать идеи иных наук, часто не имеющих отношения к праву, что предопределяет его междисциплинарный характер. Таким образом, с точки зрения А. В. Минбалеева, цифровое право -это комплексный правовой институт, с развитием которого связано формирование целого пласта цифровых правоотношений, которые нуждаются в правовом регулировании. Соответственно задачей цифрового права является выработка соответствующих правовых норм [8, с. 89].

Профессор А. И. Овчинников использует понятие «цифровое право», подчеркивая, что постепенно оно становится самостоятельной отраслью, но при этом задается вопросом о том, возможно ли рассматривать его в качестве самостоятельной отрасли, и связывает это с тем, что метод правового регулирования до конца не ясен. Если предметом можно считать обменные процессы в сфере цифровой коммуникации, то методом пока признать нечего [11, с. 92].

Обсуждение проблемы. Низкая регулятор-ная способность права (правового регулирования) в пределах цифрового пространства объяснима соответствующими пробелами. Так, примером может служить случай из практики налоговых органов. Налогоплательщик, обладающий законным правом на применение налоговой льготы, не смог воспользоваться данным правом, поскольку при отправке документированных сведений по электронной почте, в силу технического сбоя, необходимые документы поступили в налоговый орган с нарушением указанного в законодательстве срока, что послужило поводом для отказа налоговым органом применения налоговой льготы по отношению к налогоплательщику. Налогоплательщик перекладывает ответственность на

налоговый орган, но в арсенал функций налоговых органов не входит контроль эффективной работы цифровых сервисов. Вопрос остается открытым, поскольку законодательно не урегулирована ответственность за нарушенное право. Еще одним примером может служить любая попытка получения услуги в порядке, что называется, «живой очереди», при наличии обязательного использования такого технического ресурса как «электронная очередь». В данном случае система имеет свой алгоритм и порядок, не позволяющий тем, у кого отсутствуют соответствующие навыки и технические возможности, вступить в отношения с государственным органом, реализуя свои права. Кроме того, примером может служить постановка на учет в органах Государственной автоинспекции, где субъект правоотношений, не обладающий наличием соответствующих технических средств, а значит, и соответствующими цифровыми возможностями, в сущности, будет поражен в правах. Такие модели достаточно ярко демонстрируют низкую способность современного национального права регулировать отношения, складывающиеся в цифровой среде, что возвращает к вопросу о необходимости наличия отрасли цифрового права. Нужен подход, способный разрешить проблему наличия элемента юридической ответственности в конструкции состава цифрового правоотношения, а значит, включить в число субъектов указанных правоотношений, например, таких субъектов, как технические специалисты или авторы цифровых платформ. Председатель Следственного Комитета России Александр Бастрыкин [12] совершенно справедливо высказал предположение [10] о том, что авторы информационных площадок не могут не нести ответственности за свои публикации, в которых подается информация, часто не соответствующая действительности. Субъективно рассуждая о работе и деятельности российской правоохранительной системы, авторы информационных площадок так или иначе формируют мнение пользователей. Число пользователей периодически увеличивается, а это означает, что количество сведений и фактов, попадающих в цифровое пространство, зачастую искажается, а следовательно, они не соответствуют реальности, становятся достоянием общественности, что не может не

повлиять негативным образом на работу государственных органов. В условиях активного развития цифровых технологий указанные информационные площадки возникают произвольно, при этом современное российское законодательство правовой статус их авторов пока не регулирует.

Очевидно, что цифровая среда позволяет создать принципиально иные отношения между государством и населением. Особенность этих отношений в их прозрачности, объективности, в возможности доступного использования соответствующих цифровых сервисов с целью не только получить необходимую информацию, но и донести до государственных органов собственную позицию. Таким образом, сегодня именно цифровая среда способна сформировать гражданское общество принципиально нового типа. Примером может послужить то, что у каждого должностного лица, государственного органа, представителей частного бизнеса, образовательных, медицинских организаций существует цифровой ресурс, который позволяет сегодня получить полноценную обратную - независимую, объективную оценку отношений, в которые вступает субъект. Указанные цифровые ресурсы открывают возможность оперативно и одновременно публично обмениваться необходимой информацией. Принципиально иные отношения государства и населения достаточно ярко проявились также в области налоговых правоотношений. Примером таких взаимоотношений являются современные взаимоотношения налогоплательщика и налоговых органов. Вся современная система налогового администрирования и налогового контроля функционирует сегодня на базе внушительного количества цифровых ресурсов. Это такие цифровые ресурсы как электронный документооборот, автоматизированное рабочее место, цифровые сервисы, позволяющие контролировать уплату налогов, ведение налоговой и бухгалтерской документации, личный кабинет налогоплательщика, электронная очередь, полезные сайты, цифровые ресурсы, позволяющие автоматически обрабатывать большое количество информации, которая поступает из других государственных органов, цифровые ресурсы, позволяющие проанализировать налоговое поведение налогоплательщика, ресурсы, позволяющее сформировать

мнение о контрагенте с целью избежать так называемых налоговых инфекций в рамках своей экономической деятельности и планирования дальнейших деловых связей. Одной из самых современных и наиболее прогрессивных форм, демонстрирующих новые отношения государства, бизнеса и граждан на современном этапе, является процедура налогового мониторинга, которая позволяет создать некие партнерские взаимоотношения между указанными субъектами. Процедура налогового мониторинга полностью автоматизирована и прозрачна, предполагает полное доверие, прозрачность работы и ведения документации налогоплательщиком, а самое главное, что указанная процедура позволяет избежать ошибок, которые могут повлечь нарушение норм налогового законодательства. Налоговые органы, как мы уже упоминали, обладают огромным арсеналом цифровых резервов, среди которых одним из востребованных и довольно эффективным является сервис под названием информационная база «Риски», предназначенный для внутреннего использования налоговыми органами. Сущность указанного цифрового ресурса в том, что эта база данных ведет учет, какого качества экономические связи сформировал и использует налогоплательщик. База данных формируется автоматически. В том случае если налогоплательщик будет строить свои экономические связи с недобросовестными налогоплательщиками, которые скорее всего уже находятся в данной базе, он автоматически попадает в указанную базу данных, при этом будучи абсолютно добросовестным налогоплательщиком. Так, налогоплательщик, имеющий положительную налоговую историю, при вступлении в деловые отношения с недобросовестным контрагентом, сам автоматически становится недобросовестным. Нарушенное право добросовестного налогоплательщика в том, что может пострадать его деловая репутация. Однако Верховный Суд Российской Федерации имеет по данному вопросу четкую позицию [9], которая сводится к тому, что если налогоплательщик попал в базу «Риски», это не может нарушить его прав, поскольку она предназначена для внутреннего пользования должностными лицами налоговых органов. Необходимо отметить, что само наличие настоящего решения Верховного Суда Российской Федерации свидетельствует о том,

что права налогоплательщика, в частности его деловая репутация, пострадали, что позволяет, в свою очередь, поднять вопрос об ответственности налоговых органов за нарушение прав налогоплательщика.

Еще одной характерной особенностью цифрового пространства является наличие внутренних нестандартных процессов, например, таких как саморегуляция. Она проявляется в том, что, представляя собой некую альтернативную реальность, указанное пространство позволяет высказывать свое мнение, транслировать часто искаженную информацию, в том числе и о правовых явлениях, а также демонстрировать любые личностные реакции, при этом указанные процессы не всегда урегулированы правовыми нормами. Поскольку цифровая среда имеет имитационный характер и не представляет собой объективную реальность, правоотношения, которые складываются в цифровом пространстве, не всегда регулируемы правовыми нормами, однако в условиях современного государства с технологическим укладом они должны быть управляемы и, самое главное, предсказуемы. Опасность и риски здесь напрямую связаны с указанной природой цифрового пространства - имитированием, что активно провоцирует сегодня правовую безграмотность, отсутствие элементарной правовой дисциплины, правовое невежество, и в итоге глобальное разрушение правовой культуры. Многие отношения, которые складываются в цифровом пространстве, не урегулированы правовыми нормами, поскольку развитие и внедрение цифровых технологий часто опережает инициативы национального законодателя, а процесс урегулирования указанных отношений должен быть, как мы уже отмечали, в первую очередь, управляемым. Задача современного государства в лице законодателя, таким образом, создать условия, при которых субъекты цифровых отношений смогут не только реализовать свои права, но и исполнять обязанности, и как следствие, нести ответственность в случае нарушения установленных законодательством норм.

Эффективное правовое регулирование достигается государством не только через систему правовых норм, юридических предписаний, нормативно-организационного воздействия на общественные отношения, но и с учетом

ментальных особенностей, правовой, политической и национальной культуры того общества, где учреждены эти нормы. Современному государству, отличительной особенностью которого является технологический уклад, предстоит выработать соответствующие правовые инструменты с учетом национально-правовых особенностей, что позволит законодателю сформировать эффективную отрасль цифрового права. В противном случае урегулировать законодателю отношения в цифровой среде станет непосильной задачей. Правовые нормы, сегодня должны быть обоснованы современными потребностями общества, они должны обладать способностью предвидеть цель регулирования, формировать единые для всех участников отношений требования, гарантировать реализацию их прав и интересов. Именно тогда национальное право обретет инструменты, с помощью которых будет возможно полноценное регулирование отношений.

Выводы и результаты исследования. Таким образом сегодня можно сделать вывод о том, что современные ученые разделились во мнении относительно формирующегося статуса и содержания цифрового права. При этом ученые обходят стороной вопрос, касающийся научного обоснования идеи цифрового права. По этой причине нам представляется целесообразным сделать несколько основополагающих выводов.

Необходимость урегулировать отношения в цифровой среде, как мы уже отмечали, лежит в зоне компетенции национального законодателя. Однако задача осложняется тем, что сегодня не существует сколько-нибудь понятной научной доктрины, обосновывающей теорию цифрового права. Только научное обоснование, научно разработанный категориальный и понятийный аппарат, совокупность правовых приемов и инструментариев позволят интегрировать в правовую реальность такое явление как цифровые отношения. Так, например, в число субъектов цифровых отношений должны быть включены в обязательном порядке технические специалисты, разработчики, собственники цифровых ресурсов, с закреплением соответствующего правового статуса, основным элементом которого является обязанность просчитывать потенциальные риски, которые несет функционирование цифровых ресурсов.

Таким образом, очевидно, что текущей задачей современной науки теории права, обладающей универсальными научными ресурсами, базовым понятийным и категориальным аппаратом, используемым отраслевыми науками, является задача консолидировать основные понятия, обусловленные цифровым укладом современного общества, что позволит создать тот научный инструментарий, который предопределит и положит начало, став предпосылкой возникновения отрасли цифрового права. Указанную фазу становления цифрового права - теоретическую, невозможно миновать, поскольку для того, чтобы оно стало позитивным правом, первоначально необходимо не только обосновать его сущностные характеристики, понятия и категории в научном ключе, но и разработать научный инструментарий, который разрешит проблему аморфности, бесформенности и неясности цифрового права как отрасли. По нашему мнению, именно эта юридическая наука сможет реализовать обозначенные задачи, стоящие перед национальной системой права. Право неизбежно должно создать для цифровых технологий одновременно гибкие и строго определенные условия, поскольку выступает единственным эффективным регулятором общественных отношений.

Литература

1. Алексеев, С. С. Общая теория права. Т. 1 [Электронный ресурс] / С. С. Алексеев // URL: https://litresp. ru/chitat/ru/%D0%90/alekseev-sergej-sergeevich/obschaya-teoriya-prava-tom-i/7 (дата обращения: 04.05.2022).

2. Войниканис, Е. А. Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху: парадигма баланса и гибкости [Текст] / Е. А. Войниканис. - Москва : ООО «Издательский дом «Юриспруденция», 2013. - 552 с.

3. Дмитрик, Н. А. Цифровая трансформация: правовое измерение [Текст] / Н. А. Дмитрик // Правоведение. - 2019. - Т. 63, № 1. - С. 28-46.

4. Дорская, А. А. Трансформация и цифровизация правового регулирования общественных отношений в современных реалиях и условиях пандемии [Электронный ресурс] / А. А. Дорская. - Казань, 2020 // URL: https://nwb.rgup. ru/rimg/files/291020201.pdf (дата обращения: 26.07.2021).

5. Карцхия, А. А. Гражданско-правовая модель регулирования цифровых технологий [Текст] : дис. ... д-ра юрид. наук / А. А. Карцхия. - Москва, 2019.

6. Касимов, Т. С. Теоретико-правовые аспекты цифрового государства и электронного правительства [Текст] / Т. С. Касимов // Правовое государство: теория и практика. - 2020. - № 4-1 (62). - С. 122-130.

7. Конобеевская, И. М. Развитие концепции цифровых прав в российском гражданском законодательстве [Текст] / И. М. Конобеевская // Юридическая наука. -2020. - № 10. - С. 70-74.

8. Минбалеев, А. В. Цифровое право как комплексный институт российского права [Текст] / А. В. Минбалеев // Проблемы права. - 2019. - № 4. - С. 58-64.

9. Определение Верховного Суда РФ от 26.04.2016 N 305-КГ16-3048 по делу N А40-43028/2015 [Электронный ресурс] // Законы, кодексы и нормативно-правовые акты Российской Федерации. - URL: https://legalacts.ru/ sud/opredelenie-verkhovnogo-suda-rf-ot-26042016-n-305-kg16-3048-po-delu-n-a40-430282015 (дата обращения: 01.01.2022).

10. Официальный печатный орган Правительства Российской Федерации [Электронный ресурс] // URL: https://rg.ru/?js (дата обращения: 16.01.2022).

11. Правовая политика российского государства в условиях цифровой экономики и цифрового технологического уклада [Текст] : монография / А. И. Овчинников, А. Ю. Мамычев, А. Г. Кравченко, О. В. Ахрамеева, Е. А. Казачанская, Б. А. Борисов / отв. ред. А. И. Овчинников, А. Г. Кравченко. - Москва : ООО «Проспект», 2021. - 184 с.

12. Председатель Следственного комитета Российской Федерации, генерал юстиции [Электронный ресурс] // URL: https://sledcom.ru/sk_russia/leaders/item/686 (дата обращения: 16.01.2022).

13. Солдаткина, О. Л. Цифровое право: методология исследования [Текст] / О. Л. Солдаткина // Правовая политика и правовая жизнь. - 2019. - № 3. - C. 147-150.

14. Трансформация права в цифровую эпоху [Текст] : монография / Министерство науки и высшего образования РФ, Алтайский государственный университет ; под ред. А. А. Васильева. - Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2020. - 432 с.

15. Халикова, С. М. Трансформация права в условиях цифровизации [Электронный ресурс] / С. М. Халикова // Молодой ученый. - 2020. - № 35. - URL: https://moluch. ru/archive/325/73352 (дата обращения: 21.02.2022).

References

1. Alekseev, S. S. General theory of Law. Vol. 1 [Electronic resource] / S. S. Alekseev // URL: https://litresp.ru/chitat/ ru/%D0%90/alekseev-sergej-sergeevich/obschaya-teoriya-prava-tom-i/7 (date of application: 04.05.2022) [in Russian].

2. Voynikanis, E. A. Intellectual Property law in the Digital Age: the paradigm of balance and flexibility [Text] / E. A. Voynikanis. - Moscow: LLC "Publishing House "Jurisprudence", 2013. - 552 p. [in Russian].

3. Dmitrik, N. A. Digital transformation: legal dimension [Text] / N. A. Dmitrik // Jurisprudence. - 2019. - Vol. 63, No. 1. - P. 28-46 [in Russian].

4. Dorskaya, A. A. Transformation and digitalization of legal regulation of public relations in modern realities and conditions of the pandemic [Electronic resource] / A. A. Dorskaya. - Kazan, 2020 // URL: https://nwb.rgup.ru/ rimg/files/291020201.pdf (date of application: 26.07.2021) [in Russian].

5. Kartskhiya, A. A. Civil law model of regulation of digital technologies [Text] : thesis for the Doctor of Law Degree / A. A. Kartskhiya. - Moscow, 2019 [in Russian].

6. Kasimov, T. S. Theoretical and legal aspects of the digital state and electronic government [Text] / T. S. Kasimov // Legal state: theory and practice. - 2020. - № 4-1 (62). -P. 122-130 [in Russian].

7. Konobeevskaya, I. M. Development of the concept of digital rights in Russian civil legislation [Text] / I. M. Konobeevskaya // Legal Science. - 2020. - No. 10. -P. 70-74 [in Russian].

8. Minbaleev, A. V. Digital law as a complex institute of Russian law [Text] / A. V. Minbaleev // Problems of Law. -2019. - No. 4. - P. 58-64 [in Russian].

9. Definition of the Supreme Court of the Russian Federation of 26.04.2016 N 305-KG16-3048 in the case N A40-43028/2015 [Electronic resource] // Laws, codes and regulatory legal acts of the Russian Federation. - URL: https://legalacts.ru/sud/opredelenie-verkhovnogo-suda-rf-ot-26042016-n-305-kg16-3048-po-delu-n-a40-430282015 (date of application: 01.01.2022) [in Russian].

10. Official press organ of the Government of the Russian Federation [Electronic resource] // URL: https://rg.ru/?js (date of application: 16.01.2022) [in Russian].

11. The legal policy of the Russian state in the conditions of the digital economy and digital technological order [Text]: monograph / A. I. Ovchinnikov, A. Y. Mamychev,

A. G. Kravchenko, O. V. Akhrameeva, E.A. Kazachanskaya,

B. A. Borisov ; ed. A. I. Ovchinnikov, A. G. Kravchenko. -Moscow : Prospect LLC, 2021. - 184 p. [in Russian].

12. Chairman of the Investigative Committee of the Russian Federation, General of Justice [Electronic resource] // URL: https://sledcom.ru/sk_russia/leaders/item/686 (date of application: 16.01.2022) [in Russian].

13. Soldatkina, O. L. Digital law: research methodology [Text] / O. L. Soldatkina // Legal policy and legal life. -2019. - No. 3. - P. 147-150 [in Russian].

14. Transformation of law in the digital age [Text] : monograph / Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation, Altai State University ; edited by A. A. Vasiliev. - Barnaul : Altai State University Publishing House, 2020. - 432 p. [in Russian].

15. Khalikova, S. M. Transformation of law in the conditions of digitalization [Electronic resource] / S. M. Khalikova // Young scientist. - 2020. - No. 35. - URL: https://moluch.ru/archive/325/73352 (date of application: 21.02.2022).

Поступила в редакцию 23.05.2022 Received May 23, 2022

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО

УДК 341.1/8

Б01: 10.18522/2313-6138-2022-9-2-13

Ляхов Евгений Григорьевич,

Заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, вице-президент Российской Ассоциации международного права, профессор кафедры конституционного и международного права Российской таможенной академии; профессор кафедры прав человека и международного права Московского университета МВД России имени В. Я. Кикотя, 117997, г. Москва, ул. Академика Волгина, д. 12

Lyakhov, Yevgeny G.,

Honoured Lawyer of the Russian Federation, Doctor of Law, Professor, Vice-President of the Russian Association of International Law; Professor, Department of Constitutional and International Law of the Russian Customs Academy; Professor, Department of Human Rights and International Law, Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V. Ya. Kikot', 12 Akademika Volgina Str., Moscow, 117997, Russian Federation

Рыжак Виктория Андреевна,

адъюнкт факультета подготовки научно-педагогических и научных кадров Московского университета МВД России имени В. Я. Кикотя, 117997, г. Москва, ул. Академика Волгина, д. 12, email: [email protected]

Ryzhak, Victoria A.,

Adjunct, Faculty of Training of Scientific and Pedagogical Staff, Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V. Ya. Kikot', 12 Akademika Volgina Str., Moscow, 117997, Russian Federation, email: [email protected]

КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ -ЛЕГИТИМНЫЙ КОМПЛЕКСНЫЙ МЕТОД ПРОФИЛАКТИКИ ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫХ

ПРЕСТУПЛЕНИЙ ♦

THE COUNTER-TERRORISM OPERATION IS A LEGITIMATE INTEGRATED METHOD FOR THE PREVENTION OF TRANSNATIONAL CRIMES

АННОТАЦИЯ. Отдельные транснациональные преступления являются угрозой не только национальному правопорядку, но и одной из основных угроз современному миропорядку и международному правопорядку, среди которых значительную часть составляют акты терроризма и международного терроризма.

В статье определены общественная опасность терроризма в целом и отдельных актов терроризма. Контртеррористическая операция проанализирована как комплексный метод профилактики актов терроризма.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: транснациональная преступность; терроризм; террористический акт; контртеррористическая операция; профилактика преступности.

ABSTRACT. Some transnational crimes, among which a significant part is acts of terrorism and international terrorism, are a threat not only to the national legal order, but also one of the main threats to the modern world order and the international legal order. The article defines the public danger of both the terrorism in general and individual acts of terrorism. The counter-terrorist operation is analyzed as an untegrated method of preventing acts of terrorism.

KEYWORDS: transnational crime; terrorism; terrorist act; counter-terrorist operation; crime prevention.

© Е. Г. Ляхов, В. А. Рыжак, 2022

ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ:

Ляхов, Е. Г. Контртеррористическая операция - легитимный комплексный метод профилактики транснациональных преступлений [Текст] / Е. Г. Ляхов,

B. А. Рыжак // Вестник Юридического факультета Южного федерального университета. - 2022. - Т. 9, № 2. -

C. 109-114. - БОТ: 10.18522/2313-6138-2022-9-2-13.

FOR CITATION:

Lyakhov, E. G. THe Counter-Terrorism Operation is a Legitimate Integrated Method for the Prevention of Transnational Crimes [Text] / E. G. Lyakhov, V. A. Ryzhak. Bulletin of the Law Faculty, SFEDU. - 2022. - Vol. 9, No. 2. - P. 109-114 (in Russian). - DOI: 10.18522/23136138-2022-9-2-13.

Криминальные деяния и преступные политико-правовые явления в странах мира и отдельных регионах угрожают и покушаются не только на национальный общественный порядок и правопорядок, но и становятся угрозой миропорядку, международному правопорядку. Транснациональные преступления занимают особое место среди криминальных угроз, представляющих опасность для участников международного общения: личности, национальному (внутригосударственному) обществу, государству, и как элементам постепенно складывающегося Мирового сообщества и ему в целом [4].

При проведенном исследовании были проанализированы различные подходы к трактовке понятия «транснациональная преступность». А. Х.-А. Пихов в своих научных трудах демонстрирует, что «транснациональная преступность - сложное, исторически изменчивое, негативное, социально-правовое явление, образуемое совокупностью уголовно наказуемых деяний, предусмотренных либо не предусмотренных международными нормативными правовыми актами, но во всех случаях, затрагивающих правоохраняемые интересы двух или более государств вследствие специфики внешнего проявления и (или) особенностей нарушаемых общественных отношений» [9, с. 112]. А по мнению С. В. Максимова, проводившего изыскания немного раньше, «транснациональная преступность - это совокупность преступлений, наносящих ущерб двум или более государствам либо интересам юридических (физических) лиц таких государств, ответственность за которые предусмотрена международными актами или национальным уголовным законодательством» [6, с. 22]. С такими трактовками можно согласиться, так как они содержат в себе основные признаки этого преступного явления и представляются наиболее корректными и точными, в первую очередь с уголовно-правовой стороны - национального

уголовного права и формирующегося международного уголовного права.

Вместе с тем, по нашему мнению, одно самых адекватных (что не менее важно - официально закрепленных) определений также содержится в п. 2 ст. 3 Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности, принятой резолюцией 55/25. Так, «преступление носит транснациональный характер, если:

a) оно совершено в более чем одном государстве;

b) оно совершено в одном государстве, но существенная часть его подготовки, планирования, руководства или контроля имеет место в другом государстве;

c) оно совершено в одном государстве, но при участии организованной преступной группы, которая осуществляет преступную деятельность в более чем одном государстве; или

ё) оно совершено в одном государстве, но его существенные последствия имеют место в другом государстве» [3].

Преступления террористической направленности заняли одну из значительных ячеек в списке транснациональных преступлений. Не существует одного типа террористов или терроризма. Он происходит из разных стран, и террористы имеют множественную этническую, расовую, религиозную и/или политическую идентичность, разные взгляды, цели и задачи. Преступления, связанные с терроризмом, подлежат уголовному преследованию так же, как и все другие преступления. Коллективные усилия и структурные достижения Мирового сообщества усиливаются и укрепляются, но угроза терроризма неумолимо движется вперед, а деятельность последователей данной идеологии насилия продолжает угрожать всеобщей безопасности в таких типах, как: организованный терроризм в зонах конфликтов, преступная деятельность иностранных боевиков-террористов, и атаки с использованием

химических, биологических, радиологических, ядерных и взрывчатых веществ. Идеологи и организаторы (создатели) террористических групп подстрекают людей, прежде всего молодых, покинуть свои общины по всему миру и отправиться в зоны конфликтов, как правило, в Ирак и Сирию и все чаще в Ливию, ныне на Украину, иные регионы для так называемых «цветных революций». Способы преследования и радикализации новобранцев изменились, теперь больше внимания сосредоточено на милитаризованной обработке их через социальные сети и цифровые каналы. Жертвы за последние два десятилетия исчисляются тысячами. Отдельные лица или группы, взявшие на себя ответственность за акты терроризма, иногда публично гордятся тем, какие страдания они причиняют гражданскому населению от Афганистана до Ирака и от Франции до Нигерии. По информации, представленной Глобальным индексом терроризма за период с 2019-2020 гг., Афганистан, Ирак, Нигерия и Сирия являются странами с повышенным индексом терроризма [15].

Угроза терроризма остается на высоком уровне, и именно этот фактор заставляет другие государства продолжать свои усилия по противодействию данному виду преступности, в которое входит и профилактика преступлений - воздействие на причины и условия, порождающие терроризм, и предупреждение.

Опираясь на п. 3 ст. 3 Федерального закона РФ от 06.03.2006 № 35-ФЗ (ред. от 26.05.2021) «О противодействии терроризму», отметим, что террористический акт - это совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в целях дестабилизации деятельности органов государственной власти или институционных и институциональных органов международных организаций либо воздействия на принятие ими решений, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях, а профилактика и предупреждение террористических актов - направления, которые по важности не уступают борьбе с этим преступным явлением социально-политической жизни и состыковываются с минимизацией, ликвидацией последствий террористических актов.

Российская Федерация, как часть и субъект Мирового сообщества, способна обеспечивать национальную безопасность в пределах своих границ, представлять интересы государства за их пределами, помогать (как в Сирии и Казахстане) бороться с упомянутыми ранее в исследовании угрозами конкретно и на перспективу. Одним из оправданных способов является проведение правомерных контртеррористических операций: осуществляемых с санкции Организации Объединенных Наций (далее -ООН), других уполномоченных ММПО, согласия (юридического) страны-места проведения операции и др. В Уставе ООН (первостепенно в главе VIII), а также других положениях и принципах современного международного права признается возможность использования региональных органов, соглашений для урегулирования конфликтов, поддержания мира и стабильности в различных регионах. Военные операции необходимы, однако для ликвидации факторов, подпитывающих терроризм, нужны комплексные меры по предотвращению такой деятельности [1].

В современном мире особую, обусловленную специальным суверенным статусом государства, тяжесть последствий для международного мира и безопасности несет организуемый или поощряемый государственный терроризм [8, с. 219]. Актуальным и достойным примером профилактических антитеррористических мер является действие миротворческих сил Организации Договора о коллективной безопасности (далее - ОДКБ) в Республике Казахстан в январе 2022 года, подвергшейся террористическому нападению для воздействия на внутренний национальный и конституционный порядок государства. В связи с этим Президент Казахстана К.-Ж. К. Токаев выступил с экстренным официальным обращением в ОДКБ в целях получения помощи от государств-участников Организации, необходимой для преодоления террористической угрозы. Президента Казахстана поддержал и Президент Республики Таджикистан Э. Ш. Рахмон, сделав акцент на том, что «события в Казахстане подтверждают необходимость усиления совместной комплексной работы по противодействию терроризму и экстремизму, религиозному радикализму и транснациональной организованной преступности» [7]. Серьезно разнятся причи-

ны и условия, позволяющие проведение террористических атак в конкретном национальном обществе и государстве. В случае Республики Казахстан - организованные из-за рубежа акции протеста и действие оппозиции внутри страны.

Подчеркиваем, что в Законе Республики Казахстан «О противодействии терроризму» от 13 июля 1999 года № 416 в п. 4 ст. 1 также предусмотрено понятие акта терроризма - «совершение или угроза совершения взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений государственными органами Республики Казахстан, иностранными государствами или международными организациями, а также посягательство на жизнь человека, совершенное в тех же целях, а равно посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность» [2]. Оно сильно схоже с понятием, приведенным в Федеральном законе РФ от 06.03.2006 № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» [13], но справедливо особое внимание в нем следует обратить на слова, касающиеся посягательства непосредственно на государственные органы Республики и воздействия на их государственную или политическую деятельность, а также жизнь человека, что является основой трактовки понятия и наиболее полно отражает сущность акта терроризма.

Общественно-опасные последствия, наступившие в Казахстане, потребовали применения соответствующих мер со стороны не только государства, но и другой составной части Мирового сообщества - ОДКБ, направившего контингент Коллективных миротворческих сил ОДКБ на ограниченный по времени период на основании официального запроса руководства республики и в полном соответствии со «статьей 4 основополагающего Договора о коллективной безопасности от 1992 года: предусматривающей, что в случае совершения агрессии против любого из государств-участ-

ников все остальные государства по его просьбе незамедлительно предоставят ему необходимую поддержку и помощь, включая военную, а мы наблюдали именно агрессию международного терроризма» [12]. Дополнительно Генеральный секретарь ОДКБ уведомил Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе, Шанхайскую организацию сотрудничества [14] и ООН о вводе коллективных сил участников ОДКБ.

На сессии Совета коллективной безопасности ОДКБ, состоявшейся 10 января 2022 года, данная информация была подтверждена публично. Также Президент Республики Казахстан К.-Ж. К. Токаев проинформировал государства-члены ОДКБ, что «в соответствии с решением Совета безопасности Казахстана, основанном на всестороннем анализе правоохранительных и специальных служб, ситуация была квалифицирована как угроза терроризма и акт агрессии» [11]. Общими усилиями Организации, а также в связи со своевременным обращением Президента Казахстана конституционный порядок и спокойствие в Республике были восстановлены, насилие пресечено и остановлено, критические угрозы для безопасности страны и ее граждан были оперативно предотвращены. Определенно, данные результаты свидетельствуют об эффективном действии объединенных сил ОДКБ.

Помимо учений, ОДКБ никогда не использовала свои миротворческие или иные силы в реальных сценариях. Миротворческая операция в Казахстане является первым примером применения коллективных сил ОДКБ для разрешения реального кризиса. Действия ОДКБ явились не только предупреждением, но и профилактикой такого рода акций в будущем, а также способными повлиять на миропорядок, международный правопорядок.

Еще одним примером вышеупомянутого рода операций является непосредственно ввод воздушно-космических сил Российской Федерации в Сирийскую Арабскую Республику в 2015 году в связи с официальной просьбой Президента Башара Хафеза аль-Асада об оказании военной помощи против запрещенной в России террористической организации «Исламское государство» (далее - ИГИЛ). Данная операция была одной из крупнейших в мировом масштабе и характеризовалась целенаправленной профилактической и предупре-

дительной антитеррористической военной и гуманитарной деятельностью. Предпринятые контртеррористические меры позволили Правительству Сирии установить относительный порядок в государстве, вернув себе утраченные территории, остановив группировку. Однако полностью устранить участников ИГИЛ1 участвовавшим в конфликте государствам не удалось. На международной конференции высокого уровня «Региональное сотрудничество стран Центральной Азии в рамках совместного плана действий по реализации глобальной контртеррористической стратегии ООН», проведенной 3-4 марта 2022 года главой Контртеррористического управления ООН В. В. Воронковым, было отмечено: «..."Исламское государство" удвоило свою численность в Афганистане» [10], что не позволяет нам думать о полной ликвидации угрозы со стороны ИГИЛ. Вскоре государствам вновь предстоит сплотиться, организовать многостороннее сотрудничество и скоординировать свои действия, усилия, требуемые для нового противодействия группировке и обеспечения миропорядка.

В заключение напомним, что терроризм является одной из серьезнейших угроз миру, безопасности и стабильности. Государствам необходимо продвигать общий и точный подход к борьбе с терроризмом (включая его профилактику) на всех уровнях, учитывая сотрудничество между странами, международными и региональными организациями [5]. Государства-участники региональных Организаций по обеспечению безопасности несут основную ответственность за борьбу с преступностью и обеспечение безопасности, а террористические акты последних лет показали, что их легитимная профилактика - это также общая задача, к решению которой следует подходить сообща.

Литература

1. В Совете Безопасности ООН обсудили борьбу с ДАИШ. Быстрых решений в борьбе с терроризмом не существует [Электронный ресурс] // Официальный сайт ООН. - URL: https://news.un.org/ru/story/2022/02/1418042 (дата обращения: 17.04.2022).

2. Закон Республики Казахстан «О противодействии терроризму» от 13 июля 1999 года № 416 [Электронный ресурс] // Официальный сайт Антитеррористического центра государств-участников Содружества

1 Организация запрещена в РФ.

Независимых Государств. - URL: https://www.cisatc. org/1289/135/155/281/7914 (дата обращения: 20.04.2022).

3. Конвенция Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности. Принята резолюцией 55/25 Генеральной Ассамблеи от 15 ноября 2000 года (Палермо, 12 декабря 2000 г.) [Электронный ресурс] // Официальный сайт ООН. - URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/ orgcrime.html (дата обращения: 15.04.2022).

4. Ляхов, Е. Г. Понятие и место транснациональной преступности среди международных и национальных преступлений [Текст] / Е. Г. Ляхов, Д. Е. Ляхов // Публичное и частное право. - 2011. Вып. III (XI). - С. 35-45.

5. Ляхов, Е. Г. Право международной безопасности (противодействие криминальным угрозам государству и мировому сообществу) [Текст] : учебное пособие / Е. Г. Ляхов, Д. Е. Ляхов. - Москва : РИО Российской таможенной академии, 2017. - 72 с.

6. Максимов, С. В. Краткий криминологический словарь [Текст] / С. В. Максимов. - Москва : Юристъ, 1995. -32 с.

7. Миротворческая операция ОДКБ - своевременная и эффективная [Электронный ресурс] // Общественно-политическое издание «Союзники.ОДКБ». - URL: https:// odkb-info.org/news/prostranstvo-odkb/2481 (дата обращения: 17.04.2022).

8. Пинчук, А. Ю. Терроризм в условиях глобализации как фактор политической деструкции: политологический анализ [Текст] : дис. ... докт. полит. наук / А. Ю. Пинчук. - Москва, 2019.

9. Пихов, А. Х.-А. Транснациональная преступность: система понятий [Текст] / А. Х.-А. Пихов // Вестник Московского университета МВД России. - 2017. - № 6. -С. 109-113.

10. По данным ООН, численность ИГИЛ в Афганистане увеличилась вдвое [Электронный ресурс] // Официальный сайт РИА Новости. - URL: https://ria. ru/20220303/afganistan-1776178985.html (дата обращения: 16.03.2022).

11. Сессия Совета коллективной безопасности ОДКБ. Ново-Огарево [Электронный ресурс] // Официальное интернет-представительство Президента России. - URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/copy/67568 (дата обращения: 10.04.2022).

12. Устав Организации Договора о коллективной безопасности [Электронный ресурс] // Официальный сайт ОДКБ. - URL: https://odkb-csto.org/documents/ documents/ustav_organizatsii_dogovora_o_kollektivnoy_ bezopasnosti_/#loaded (дата обращения: 10.04.2022).

13. Федеральный закон «О противодействии терроризму» от 06.03.2006 № 35-ФЗ (последняя редакция) [Текст] // Собрание законодательства РФ. - 06.03.2006. -№ 11. - Ст. 1146.

14. Shanghai Cooperation Organisation. Архив [Electronic resource] // SCO Official Website. - URL: http:// rus.sectsco.org/archive_news/?page=2 (date of application: 21.04.2022).

15. University of Maryland, Institute for Economics and Peace: Global Terrorism Index 2020 [Electronic

resource] // URL: https://visionofhumanity.org/wp-content/ uploads/2020/11/GTI-2020-web-1.pdf (date of application: 10.03.2022).

References

1. The UN Security Council discussed the fight against Daesh. There are no quick solutions in the fight against terrorism [Electronic resource] // Official UN website. -URL: https://news.un.org/ru/story/2022/02/1418042 (date of application: 17.04.2022) [in Russian].

2. Law of the Republic of Kazakhstan "On Countering Terrorism" dated July 13, 1999 No. 416 [Electronic resource] // Official website of the Anti-Terrorist Center of the Commonwealth Member States Independent States. -URL: https://www.cisatc.org/1289/135/155/281/7914 (date of application: 20.04.2022) [in Russian].

3. United Nations Convention against Transnational Organized Crime. Adopted by General Assembly resolution 55/25 of November 15, 2000 (Palermo, December 12, 2000) [Electronic resource] // UN official website. - URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/ orgcrime.html (date of application: 15.04.2022) [in Russian].

4. Lyakhov, E. G. The concept and place of transnational crime among international and national crimes [Text] / E. G. Lyakhov, D. E. Lyakhov // Public and Private Law. -2011. Issue. III (XI). - P. 35-45 [in Russian].

5. Lyakhov, E. G. International security law (countering criminal threats to the State and the world community) : textbook / E. G. Lyakhov, D. E. Lyakhov. - Moscow : Russian Customs Academy, 2017. - 72 p. [in Russian].

6. Maksimov, S. V. Brief criminological dictionary [Text] / S. V. Maksimov. - Moscow : Jurist Publ., 1995. - 32 p. [in Russian].

7. The CSTO peacekeeping operation is timely and effective [Electronic resource] // Socio-political publication "Allies.CSTO". - URL: https://odkb-info.org/news/prostran-stvo-odkb/2481 (date of application: 17.04.2022) [in Russian].

8. Pinchuk, A. Yu. Terrorism in the conditions of globalization as a factor of political destruction: a political analysis [Text] : thesis for the Doctor of Politics Degree / A. Yu. Pinchuk. - Moscow, 2019 [in Russian].

9. Pikhov, A. H.-A. Transnational crime: a system of concepts [Text] / A. H.-A. Pikhov // Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. -2017. - No. 6. - P. 109-113 [in Russian].

10. According to the UN, the number of ISIS in Afghanistan has doubled [Electronic resource] // Official website of RIA Novosti. - URL: https://ria.ru/20220303/ afganistan-1776178985.html (date of application: 16.03.2022) [in Russian].

11. Session of the CSTO Collective Security Council. Novo-Ogarevo [Electronic resource] // Official Internet representation of the President of Russia. - URL: http:// www.kremlin.ru/events/president/news/copy/67568 (date of application: 10.04.2022) [in Russian].

12. Charter of the Collective Security Treaty Organization [Electronic resource] // Official website of the CSTO. - URL: https://odkb-csto.org/documents/documents/ustav_organizat-sii_dogovora_o_kollektivnoy_bezopasnosti_/#loaded (date of application: 10.04.2022) [in Russian].

13. Federal Law "On Countering Terrorism" dated 06.03.2006 No. 35-FZ (latest edition) [Text] // Collection of legislation of the Russian Federation. - 06.03.2006. -No. 11. - Article 1146 [in Russian].

14. Shanghai Cooperation Organization. Archive [Electronic resource] // SCO Official Website. - URL: http:// rus.sectsco.org/archive_news/?page=2 (date of application: 21.04.2022) [in English].

15. University of Maryland, Institute for Economics and Peace: Global Terrorism Index 2020 [Electronic resource] // URL: https://visionofhumanity.org/wp-content/ uploads/2020/11/GTI-2020-web-1.pdf (date of application: 10.03.2022) [in English].

Поступила в редакцию 24.04.2022 Received April 24, 2022

УДК 341.1/8

DOI: 10.18522/2313-6138-2022-9-2-14

Тарасова Анна Евгеньевна,

кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой международного права, юридический факультет, Южный федеральный университет, 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. М. Горького, д. 88, email: [email protected]

Онасенко Александр Александрович,

студент 4-го курса, юридический факультет, Южный федеральный университет, 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. М. Горького, д. 88, email: [email protected]

Tarasova, Anna E.,

PhD in Law, Associate Professor,

Head of the Department of International Law,

Law Faculty, Southern Federal University,

88 M. Gorky Str., Rostov-on-Don,

344002, Russian Federation,

email: [email protected]

Onasenko, Alexander A.,

Fourth Year Student,

Law Faculty, Southern Federal University, 88 M. Gorky Str., Rostov-on-Don, 344002, Russian Federation, email: [email protected]

ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА В УСЛОВИЯХ ОДНОСТОРОННИХ

И КОЛЛЕКТИВНЫХ САНКЦИЙ ГОСУДАРСТВ*

♦

PROSPECTS FOR THE DEVELOPMENT OF INTERNATIONAL LAW IN THE CONTEXT OF UNILATERAL AND COLLECTIVE SANCTIONS OF STATES*

АННОТАЦИЯ. В статье авторы пришли к выводу, что современное состояние международных отношений, характеризующееся снижением степени договоро-способности государств и расширением использования односторонних (иностранные государства) и коллективных (государственные объединения - Европейский Союз) санкций, создает серьезные вызовы международному праву, как публичному, так и частному.

Были рассмотрены односторонние санкции, затрагивающие экономические, политические и даже дипломатические отношения государств, проникающие в частноправовые трансграничные связи и сферу прав человека.

Отмечено усиление уже имеющейся тенденции обесценивания международных договоров. Парадоксально, что вводимые иностранными государствами односторонние санкции причиняют вред не только государству и его гражданам, против которых вводятся данные ограничения, но и всем участникам междуна-

* Статья публикуется на основании выступления на Пленарном заседании ХЫХ Международной студенческой научно-практической конференции юридического факультета ЮФУ (8-9 апреля 2022 года, г. Ростов-на-Дону).

ABSTRACT. In the article, the authors came to conclusion that the status of international relations, characterised by the decrease in the negotiability of states and the extension of unilateral (foreign states) and collective (unions of states - the European Union) sanctions application, gravely challenges both the international public and private law.

Unilateral sanctions related to and affecting the economic, political, and even diplomatic relations of the states, penetrating into and influencing private legal transboundary links and the sphere of human rights, were considered.

The authors indicate the strengthening of the already existing trend towards devaluing the international treaties and agreements. Paradoxically, the unilateral sanctions introduced by foreign states harm both the state and its citizens the restrictions are aimed at and, at the same time, all other members and participants of international relations, including the states (groups of states and their citizens) initiating the mentioned restrictive measures.

* The article is published being based on the presentation made at the Plenary Session of the 49th International Student Scientific and Practical Conference of the Faculty of Law of the Southern Federal University (8-9 April 2022, Rostov-on-Don, Russia)

© А. Е. Тарасова, А. А. Онасенко, 2022

родных отношений, включая сами государства (группы государств и их граждан), которые инициируют данные ограничительные меры.

Авторы приходят к выводу, что в нынешних условиях ограничительные меры характеризуются их абсолютной неограниченностью как по количеству санкций, так и по пределам и объектам воздействия, активизируют принцип взаимности и реторсий и запускают хаос в международных отношениях публичного (взаимодействие государств, международных организаций) и частного (физические и юридические лица) порядка.

В статье ставится вопрос для научной дискуссии: способно ли международное право взять под контроль данную проблему и предложить эффективные средства ее решения, или мы стоим на пороге Нового Международного права?

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: международное право; международные отношения; международно-правовые санкции; допустимые ограничительные меры; односторонние ограничительные меры; иностранные государства; международные организации.

ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ:

Тарасова, А. Е. Перспективы развития международного права в условиях односторонних и коллективных санкций государств [Текст] / А. Е. Тарасова, А. А. Онасенко // Вестник Юридического факультета Южного федерального университета. - 2022. - Т. 9, № 2. - С. 115-126. - БОТ: 10.18522/2313-6138-2022-9-2-14.

На сегодняшний день международные отношения подвержены серьезному влиянию односторонних и коллективных санкций, которые создают новые вызовы и угрозы международному праву, как публичному, так и частному. В этой связи возрастают роль и значение международного права, призванного урегулировать существующие противоречия посредством установления пределов санкционного воздействия на трансграничные отношения. Использование односторонних и коллективных санкций определенной группой субъектов в качестве инструмента международной политики можно рассматривать, как попытку переформатировать международные отношения под свои собственные цели в ущерб интересам другой группы субъектов международного права. Особенностью современных санкций является то, что они затрагивают широкий круг международных отношений (дипломатические, экономические, политические), проникают в частно-правовые трансграничные связи и сферу прав человека.

The authors conclude that under the current conditions the restrictive measures are of absolutely unlimited character both when it comes to the amount of sanctions and the extent and objects of impact. They activate and intensify the principle of reciprocity and retortion, and launch chaos in international relations of public (interactions of states and international organizations) and private (individuals and legal entities) orders.

In the paper, the authors pose a question for further scientific discussion: Is the international law able to control the indicated problem and propose effective and efficient means to solve it or are we on the threshold of a New International law?

KEYWORDS: international law; international relations; international-legal sanctions; permissible restrictive measures; unilateral restrictive measures; foreign states; international organizations.

FOR CITATION:

Tarasova, A. E. Prospects for the Development of International Law in the Context of Unilateral and Collective Sanctions of States [Text] / A. E. Tarasova, A. A. Onasenko. Bulletin of the Law Faculty, SFEDU. -2022. - Vol. 9, No. 2. - P. 115-126 (in Russian). - DOI: 10.18522/2313-6138-2022-9-2-14.

Следует отличать ограничительные принудительные меры в международном праве и односторонние принудительные меры иностранных государств, групп государств, международных организаций, ТНК. Последние, на наш взгляд, представляют собой злоупотребление международным правом, его обход и приводят к такому явлению, как экстерриториальный хаос.

Отметим мнения специалистов в области международного права относительно правовой оценки принудительных мер иностранных государств (санкций) с позиции международного и национального права.

Заслуженный юрист Российской Федерации, д-р юрид. наук, Вице-Председатель Комитета ООН по экономическим, социальным и культурным правам, профессор А. Х. Абашидзе дал квалификацию односторонним принудительным мерам как незаконным с точки зрения Устава ООН и подрывающим основы Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах [5].

В свою очередь, по мнению, к.ю.н., доцента кафедры международного права МГУ С. В. Гландина «санкции не нарушают международные обязательства, а создают ограничения для своих физических и юридических лиц на сотрудничество с фигурантами санкцион-ных списков» [18].

Однако мы приходим к выводу, что дипломатические санкции, ограничения в сфере прав человека и экономические ограничительные меры, применяемые в одностороннем порядке государствами, не являются мерами внутреннего действия, а носят экстерриториальный характер и затрагивают права 3-х лиц и государств.

Особое внимание следует уделить группе дипломатических ограничительных мер. На сегодняшний день усилились персональные дипломатические ограничения в отношении крупных государственных деятелей, первых лиц государства, включая самого главу государства, дипломатических сотрудников и различных негосударственных субъектов международного права. Данные недружественные действия одних субъектов встречают ответные принудительные меры в виде реторсий со стороны других субъектов международного права. В частности, РФ в ответ на объявление российских дипломатов персонами non-grata применяет аналогичные меры в отношении иностранных дипломатов.

Однако серьезным нарушением международных обязательств является отказ в выдаче въездных виз дипломатам, представителям государств, намеревающимся принять участие в работе такой универсальной международной организации, как Организация Объединенных Наций, со стороны государства, на территории которого находится штаб-квартиры ООН, например, США (штаб-квартира ООН в Нью-Йорке). С точки зрения норм и принципов международного права данные односторонние ограничительные меры не являются реторсиями или иными формами международно-правовых санкций. На США как на страну пребывания штаб-квартиры ООН накладываются соответствующие международные обязательства по выдаче въездных виз иностранным дипломатам. Возможно, именно по этой причине США изначально не планировали размещать штаб-квартиру Всемирной организации на тер-

ритории своей страны. В последующем США стали активно применять обход международных обязательств, отказывая в выдаче въездных виз иностранным дипломатам, в том числе российским, «из соображений национальной безопасности». В сложившейся ситуации, когда США руководствуются исключительно субъективными мотивами и отказывают в выдаче въездных виз иностранным дипломатам, актуальным является вопрос переноса штаб-квартиры ООН в другое более нейтральное государство, которое будет выполнять возложенные на себя международно-правовые обязательства как страна пребывания штаб-квартиры ООН, в том числе по обеспечению равного доступа к работе Всемирной организации представителей и дипломатов из разных государств, включая РФ. Предложения по такому переносу выдвигались ранее и представителями государств, и специалистами в области международного права и международных отношений, однако воспринимались как малореальные, включая имеющую значение в данном вопросе финансовую составляющую.

Ситуация усугубилась закрытием воздушного пространства европейскими странами для пролета российских самолетов, и тем самым был заблокирован доступ для российской делегации, которая не смогла очно и в необходимом составе принять участие в работе Комиссии ООН по разоружению (КООНР) и Совета ООН по правам человека, проходящих в европейской штаб-квартире ООН в Женеве.

Таким образом, ограничивается право свободного передвижения дипломатов и создаются дискриминационные условия, которые с точки зрения международного права являются односторонними ограничительными мерами и не могут быть квалифицированы в качестве международно-правовых санкций.

Поэтому в текущий период актуальность доступа всех государств на равной основе к такой международной площадке как ООН повышается.

Помимо односторонних или коллективных санкций, исходящих от государств, стали активно применяться санкции, осуществляемые с помощью международных организаций. В их числе исключение РФ из Совета Европы (СЕ). В соответствии со ст. 7 Устава СЕ любому государству-члену организации предоставляется

право выхода из организации с официальным уведомлением о своем намерении Генерального Секретаря [19]. При этом прекращение членства наступает в конце текущего финансового года, если уведомление сделано в течение первых девяти месяцев этого года. Если уведомление направлено в течение последних трех месяцев финансового года, то прекращение членства наступает в конце следующего финансового года. РФ воспользовалась данным правом, официально уведомив о выходе Генерального Секретаря СЕ и при соблюдении всей процедуры, которая предусмотрена Уставом СЕ, должна была покинуть организацию 31 декабря 2022 года.

Однако 16 марта 2022 года Комитет министров СЕ исключил РФ из состава СЕ, ссылаясь на ст. 8 Устава СЕ (предусматривает процедуру исключения государства в случае грубого нарушения положений ст. 3 Устава СЕ, т. е. отказа признавать принцип «верховенства права»). Данное решение было принято с нарушением норм самого Устава СЕ, т. к. согласно ст. 8 Устава СЕ помимо приостановления членства государства в организации (что было сделано 25 февраля 2022 года), Комитет министров предлагает государству выйти из организации в порядке ст. 7 Устава СЕ, и только если государство отказывается самостоятельно выйти из организации, Комитет министров может воспользоваться процедурой исключения, предусмотренной ст. 8 Устава СЕ.

В непростой ситуации оказался Европейский Суд по правам человека, которому предстояло решить, по какой процедуре РФ вышла из Совета Европы (самостоятельно или путем исключения), при этом ЕСПЧ было приостановлено рассмотрение всех жалоб против РФ.

В случае одностороннего выхода, предусмотренного ст. 7 Устава, Европейская конвенция по правам человека (Европейская конвенция) будет действовать для России до 31 декабря 2022 года, что позволяет обращаться российским гражданам с жалобами в ЕСПЧ, в том числе по вопросам оспаривания неправомерных иностранных санкций или их последствий. В случае исключения РФ из состава СЕ, в порядке ст. 8 Устава СЕ, Европейская конвенция перестает действовать для России в день исключения, т. е. 16 марта 2022 года, что препятствует обращению российских лиц с жалобами в ЕСПЧ.

Таким образом, чтобы исключение РФ из СЕ приобрело характер международно-правовых санкций, осуществляемых с помощью международных организаций, необходимо наличие легитимных оснований, т. е. в порядке предусмотренной ст. 8 Устава СЕ и с точным установлением факта нарушения РФ принципа «верховенства права», предусмотренного ст. 3 Устава СЕ. В противном случае действия Комитета министров СЕ являются неправомерными ограничительными мерами и не имеют основания считаться международно-правовыми санкциями.

Тем не менее 22 марта 2022 года ЕСПЧ принял решение о дальнейшем участии РФ в Европейской конвенции, в соответствии с которым участие РФ в Европейской конвенции полностью прекратится только с 16 сентября 2022 года. До этой даты ЕСПЧ остается компетентным рассматривать жалобы против РФ в отношении возможных нарушений Европейской конвенции. Примечательным является положение данного решения, согласно которому ЕСПЧ немедленно возобновляет производство по всем российским делам, находящимся на его рассмотрении (приостановленным с 16 марта 2022 г.), оставляя за собой право снова вернуться к толкованию вопросов, связанных с прекращением членства РФ в СЕ, если такая надобность возникнет в ходе рассмотрения полученных им жалоб. Данное право ЕСПЧ ограничивает защиту прав российских граждан в ЕСПЧ, ставя приемлемость жалобы в зависимость от усмотрения Международного суда в части толкования выхода/исключения РФ из СЕ и правильной даты прекращения действия ЕКПЧ в отношении РФ. Прогнозируемые ситуации, при которых попытки российских граждан оспорить неправомерные ограничительные меры иностранных государств, международных организаций и/или их последствия путем подачи жалоб в ЕСПЧ, окажутся неэффективны ввиду того, что у ЕСПЧ всегда будет возможность вернуться к «толкованию вопросов, связанных с прекращением членства РФ в СЕ», что может привести к явному злоупотреблению со стороны ЕСПЧ.

Самостоятельной формой международно-правовых санкций является разрыв или приостановление дипломатических или консульских отношений. Однако для принятия данной меры в соответствии со ст. 39 Устава ООН не-

обходимо решение Совета Безопасности (СБ) ООН. Так как именно данный орган управо-мочен определять наличие любой угрозы миру и предлагать соответствующие рекомендации или решения о том, какие меры следует принять для поддержания или восстановления мира и безопасности.

Согласно ст. 41 ООН к одной из таких мер, не связанных с использованием вооруженных сил, относится разрыв дипломатических отношений. Из чего следует, что для того, чтобы СБ ООН определил наличие угрозы мировой безопасности и рекомендовал одному государству разорвать дипломатические отношения с другим, необходимо наличие существенных оснований. В противном случае самостоятельное решение государства без рекомендации СБ ООН о разрыве дипломатических отношений также является односторонней ограничительной мерой государства.

Односторонние действия государств, которые прибегают к использованию различных дипломатических ограничений, подрывают основополагающие принципы Устава ООН и ряда других международных актов в сфере международной дипломатии. К ним можно отнести Венскую конвенцию о дипломатических сношениях 1961 года, которая основана на целях и принципах Устава ООН в отношении суверенного равенства государств, поддержания международного мира и безопасности и содействия развитию дружественных отношений между государствами [3]. В частности, замораживание иностранным государством счетов посольства РФ является примером нарушения Венской конвенции.

Неправомерными с позиции норм международного права являются предложения отдельных государств об исключении РФ из состава СБ ООН или в целом из ООН. Подобное решение невозможно, в первую очередь, по той причине, что РФ, как государство-правопреемник (правопродолжатель) СССР в отношении членства в международных организациях, является одной из стран-основателей ООН [14]. Так, первоначальными подписантами Декларации Объединенных Наций - основополагающего международного документа, который в последующем послужил основой ООН, являлись всего 4 государства (СССР, США, Великобритания и Китай).

Постоянное членство РФ в СБ ООН закреплено в ст. 23 Устава ООН. Для исключения РФ из числа постоянных членов СБ ООН необходимо внести соответствующие изменения в Устав ООН. Согласно ст. 108 Устава ООН для принятия поправок к Уставу любые изменения должны быть приняты двумя третями голосов членов Генеральной Ассамблеи и ратифицированы в соответствии с их конституционной процедурой двумя третями членов ООН, включая всех постоянных членов СБ ООН. Таким образом, несмотря на наличие альтернативных способов внесения поправок в Устав ООН, таких как с использованием ст. 27 ООН, которая позволяет принимать решения при совпадающих голосах всех пяти постоянных членов СБ ООН (при этом с 1950 года практика идет по пути принятия решений в случае, если один из постоянных членов воздержался или отсутствовал на заседании) кардинальные изменения, связанные с исключением РФ из числа постоянных членов СБ ООН, и внесения изменений в ст. 23 возможны только в случае принятия официальной поправки, предусмотренной ст. 108 Устава ООН.

Предложения, связанные с исключением РФ из числа постоянных членов СБ ООН или из числа всей ООН, вступают в серьезное противоречие с базовым принципом международного права - «суверенного равенства государств» (государства являются равноправными участниками международного общения и обладают равными правами и обязанностями) и противоречат целям и духу Устава ООН.

ООН - это уникальная универсальная организация, способствующая выстраиванию диалога между разными государствами, несмотря на наличие возможных противоречий и независимо от различий экономического, социального, политического, культурного и иного характера. В Уставе ООН в качестве принципов jus cogens закреплен принцип разрешения международных споров мирными средствами таким образом, чтобы не подвергать угрозе международный мир, безопасность и справедливость (п. 3 ст. 2 Устава ООН).

В международном праве выделяют три основные группы мирных средств разрешения международных споров:

- с помощью международных организаций;

- дипломатические;

- правовые (юридические).

Рассматриваемые в настоящем исследовании односторонние принудительные меры государств, групп государств, международных организаций направлены на разрушение всей системы мирных средств разрешения международных споров, и уже с этой позиции указанные меры противоречат принципам и нормам международного права, так как ограничивают и исключают возможность применения государствами мирных средств разрешения споров, проведения переговоров, выработки общих решений на равноправной основе. Подрыв самих основ такой универсальной международной организации, как Организация Объединенных Наций, и утрата ею статуса независимой международной площадки для работы государств на международном уровне означает лишение государств одного из главных мирных средств разрешения международных споров. В этой связи международная организация, созданная самими государствами, являясь вторичным субъектом международного права, превращается в конкурирующего с государствами актора, функционирующего в отступлении от принципов международного права, на которых была основана, и прекращает свое существование в качестве мирного средства разрешения международных споров.

27 апреля 2022 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла Резолюцию о праве вето, согласно которой в случае применения вето в СБ ООН любым из постоянных членов в течение 10 дней созывается заседание Генассамблеи по вопросу, в отношении которого было использовано вето, за исключением случаев, когда ГА проводит экстренное заседание по тому же вопросу. Резолюция ставит постоянного члена Совбеза, наложившего вето, в приоритетное положение в списке выступающих на соответствующем заседании Генассамблеи.

Данная резолюция является отражением стремления ГА поставить под контроль деятельность СБ ООН, что противоречит существу структуры ООН, стирает границы компетенции между двумя различными органами ООН, нивелирует значение СБ и роль постоянных членов СБ ООН, обеспечивающих устойчивость системы международного права. Именно попытки государств обойти указанные процедурные правила международного

права свидетельствуют об эффективности системы ООН и международного права в целом, выступающих сдерживающим механизмом для односторонних незаконных ограничительных действий государств.

Сегодняшние односторонние ограничительные меры государств выходят далеко за пределы публичного порядка, как национального, так и международного, и затрагивают незыблемую сферу прав человека.

К основополагающим международным актам о правах человека относят Устав ООН, Всеобщую декларацию прав человека [6], Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах [17], Международный пакт о гражданских и политических правах [16], Конвенцию о правах ребенка [12] и ряд других ключевых международных документов. Данные международные акты декларируют базовые права человека, создают для государств-участников соответствующие обязательства по реализации и соблюдению прав.

При этом любые ограничения как на национальном уровне отдельного государства, так и создание международных условий, в том числе посредством установления различных ограничений, являются грубым нарушением указанных международных актов. Ограничения на передвижения по миру в силу закрытия воздушного пространства, ограничения в культурных правах, создание дискриминационных условий для российских граждан по признаку принадлежности к гражданству РФ или национальности являются ограничительными мерами неправомерного характера, нарушающими международные акты о правах человека, и ярким примером дискриминации.

В международном праве любые ограничения прав человека в принципе невозможны. Только в исключительных случаях и на основании соответствующих международно-правовых актов. Так, в соответствии со ст. 60 Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам Договаривающаяся Сторона немедленно принимает меры к розыску и взятию под стражу лица, выдача которого требуется [13]. Во всех остальных случаях любые ограничительные меры без соблюдения оснований, предусмотренных международными актами, направленных на ограничения прав человека,

являются грубым международным правонарушением. В частности, к подобным правонарушениям можно отнести персональные ограничительные меры в отношении физических лиц, которые последнее время стали активно применяться определенными субъектами международного права. Данные ограничения носят имущественный (арест недвижимости, активов, счетов в банке и т. д.) и неимущественный (запрет на въезд в страну, отказ в выдаче въездной визы и т. д.) характер. Особенностью ограничений имущественного характера является то, что они формально не прекращают права собственности, но при этом возможности собственника имущества владеть, пользоваться и распоряжаться им по своему усмотрению ограничиваются в том числе посредством установления запрета на въезд в страну, где данное имущество находится.

Таким образом, вводимые ограничительные меры в отношении физических лиц не являются международно-правовыми санкциями и нарушают нормы и принципы международного права. Существующие международно-правовые средства защиты оказываются неэффективными в борьбе с данными санкциями. Неправомерное с точки зрения Устава ООН решение Генеральной Ассамблеи ООН о приостановлении членства РФ в Совете по правам человека ООН вынудило Россию в одностороннем порядке покинуть работу данного органа, сохранив при этом приверженность по всем обязательствам в области прав человека и получив статус наблюдателя при данном органе ООН.

Тем самым была исключена возможность создания по инициативе РФ специальной комиссии по оценке санкций при Совете по правам человека ООН с целью правовой оценки введенных ограничений и рекомендаций по их противодействию. Один из главных органов ООН - СПЧ, задачей которого считается защита прав человека во всем мире, вместо своей основной функции и исследования влияния односторонних ограничительных мер государств в период пандемии и после нее, ограничил для государств-членов возможности по осуществлению данной работы.

Примечательно, что США на протяжении долгих лет активно применяют различного рода ограничительные меры в качестве инструмента международной политики, но при

этом не ратифицировали ключевые международные акты в сфере прав человека (в частности, Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, Конвенцию о правах ребенка, Конвенцию о правах инвалидов). Международный пакт о гражданских и политических правах был ратифицирован, но с рядом существенных оговорок. США не участвуют в Американской конвенции о правах человека, как и в других международных актах Организации американских государств [1]. Отсутствие международных обязательств (в силу отсутствия ратификации международных актов) позволяет государству избежать ответственности за односторонние действия, нарушающие права человека. США также известны применением односторонних ограничений (санкций) в отношении сотрудников Международного уголовного суда, включая главного прокурора [2].

Деструктивное влияние односторонних ограничительных мер (санкций) на международные отношения особенно наглядно проявилось в период пандемии СОУГО-19. Иностранные санкции создают дополнительные трудности в борьбе с новой коронавирусной инфекцией. В конце марта 2020 г. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш призвал страны «большой двадцатки» (в20) снять действующие в отношении других стран санкции для борьбы с пандемией. В этой связи актуальным являлось предложение в начале 2020 г. Российской Федерации и еще 28 стран о необходимости принять резолюцию Генеральной Ассамблее ООН об отмене санкций, мешающих другим странам бороться с пандемией корона-вируса [9]. Прежде всего, в целях устранения негативного санкционного воздействия, создающего дополнительные сложности в борьбе с пандемией СОУГО-19. Однако США, страны Европейского Союза, Великобритания, Украина и Грузия заблокировали на Генеральной ассамблее ООН проект российской резолюции.

Таким образом, односторонние ограничительные меры (санкции) иностранных государств, не имея определенных пределов воздействия, затрагивают незыблемую сферу прав человека и создают серьезные трудности в разрешении гуманитарных проблем.

Самую многочисленную группу составляют экономические ограничительные меры, отража-

ющиеся на развитии международных экономических, в том числе международных торговых отношений, и вступают в определённое противоречие с принципами Всемирной торговой организации (ВТО) и правом ВТО.

Основополагающими принципами ВТО являются: равенство, взаимность, прозрачность, недискриминация, либерализация торговли, применение специальной помощи и уступок развивающимся странам, принцип связывающих и подлежащих к исполнению обязательств государств-участников [15]. Данные принципы призваны способствовать развитию и укреплению торговых связей между государствами, состоящими в ВТО. Любые односторонние действия рассматриваются в качестве нарушения обязательств по соглашению [11].

Правовым основанием санкций в отношении РФ могли бы выступать положения подп. «Ш» п. «Ь» ст. XXI ГАТТ 1994 [7] и подп. «Ш» п. «Ь» ст. Х^-бис ГАТС [8], т. е. ссылка на военное время и наличие чрезвычайных обстоятельств в международных отношениях. Однако пределы толкования данной нормы трудно определимы, что приводит к злоупотреблению, на что неоднократно обращалось внимание в научной литературе [4, с. 78; 20].

С точки зрения норм и принципов международного права санкции - это всегда принудительные меры потерпевшей стороны, применяемые субъектами международного права в ответ на правонарушения с целью его пресечения. Из чего следует, что правом на применение любых международно-правовых санкций обладает только потерпевшая сторона, защищающая свои национальные интересы. В ситуациях, когда ряд иностранных государств (США, страны ЕС) в качестве правовых оснований для введения санкций приводят защиту «своих национальных интересов», довольно трудно определить, о каких именно национальных интересах идет речь, и можно ли признавать такие страны потерпевшей стороной, если их законные права и интересы напрямую не затрагиваются и не нарушаются. Тем не менее определенные иностранные государства активно применяют расширительную практику введения односторонних ограничительных мер (санкций), ссылаясь на защиту своих национальных интересов, что очевидно приводит к злоупотреблениям в международном праве

и создает дополнительные трудности по оценке данных ограничений с точки зрения норм и принципов международного права в первую очередь по той причине, что санкциями в международно-правовом смысле они не являются.

Экономические ограничения в отношении РФ нарушают ключевой принцип равенства ВТО. С точки зрения норм и принципов международного права под сомнение ставится легитимность вводимых односторонних и коллективных экономических ограничений.

В то же время не вызывает сомнений легитимность ответных экономических ограничений РФ, в силу их соответствия другому основополагающему принципу ВТО - взаимности. Принцип взаимности является универсальным не только в праве ВТО, но и в целом в международном праве, что также позволяет говорить о правомерной природе российских контрмер.

Необходимо отметить, что РФ изначально не являлась инициатором санкционной политики в отношении США и ЕС. Ответные ограничительные меры РФ направлены на отстаивание национальных экономических интересов, которые были нарушены иностранными санкциями в одностороннем порядке, что также не соответствует положениям п. 1 ст. XIII ГАТТ (государства-участники ВТО не имеют права применять никаких ограничений ввоза или вывоза любого товара, за исключением наличия запретов или ограничений). Ввиду недобросовестных действий и нарушений норм ВТО в одностороннем порядке иностранными государствами, РФ, вводя ответные ограничительные меры, воспользовалась правом на самозащиту своих национальных интересов.

Между тем РФ в соответствии с Договоренностью о правилах и процедурах, регулирующих разрешение споров (ДРС) 1994 года [10], вправе обратиться в орган по разрешению споров ВТО или создать третейскую группу для возбуждения дела об аннулировании или сокращении выгод (ст. XXIII ГАТТ). Согласно п. 1. ст. XII ГАТТ Российская Федерация вправе для обеспечения своего внешнего финансового положения и своего платежного баланса ограничить количество или стоимость товара, разрешаемого к импорту. С точки зрения международного права ограничения на импорт из государства-нарушителя принимаются в качестве ответных принудительных мер, на-

правленных на ограничение интересов другого государства, и принимаются в ответ на правонарушения, т. е. являются реторсиями.

Однако РФ столкнулась с серьезным трудностями, доказывая правомерность и обоснованность ответных ограничительных мер в виде реторсий. С позиции права ВТО в принципе любые экономические ограничительные меры являются незаконными, в связи с чем возникают серьезные трудности по оспариванию введенных ограничений и доказыванию правомерности ответных мер. Разбирательство в органе по разрешению споров ВТО может затянуться на довольно длительный период времени, что вынуждает РФ противостоять введенным экономическим ограничениям с использованием своего национального законодательства, в том числе в целях защиты отечественных производителей. Данные действия со стороны РФ, направленные на защиту своих экономических интересов, встречают обвинения со стороны США и ЕС (применяющих односторонние санкции) в использовании политики протекционизма, что, по их мнению, противоречит правилам ВТО.

Так, ЕС обратился в орган по разрешению споров ВТО для рассмотрения мер, вводимых Правительством РФ, которые, по мнению ЕС, являются частью политики импортозамеще-ния и тем самым нарушают правила ВТО, оценив сумму причиненного ущерба в €290 млрд. ЕС, обвиняя РФ в применении в экономике протекционистских мер, не учитывает, что неправомерные экономические ограничения вынудили РФ противостоять данным мерам с применением своего внутреннего национального законодательства и такого принципа международного права как взаимность. В связи с чем у РФ имеются все законные основания, чтобы оспорить жалобу ЕС в органе по разрешению споров ВТО, основываясь на том, что ЕС ввел экономические ограничения в нарушение правил ВТО и без должных на то оснований, чем вынудил РФ защищать свои экономические интересы, в том числе с применением национального законодательства.

Усиление дальнейшего экономического давления на РФ и создание дискриминационных условий могут привести к выходу РФ из ВТО. В перспективе решение со стороны РФ о выходе из ВТО обсуждается специалистами как целе-

сообразное и оправданное. Злоупотребление правом ВТО и использование его для обоснования введения экономических ограничений в отношении РФ определенными субъектами, прежде всего, США и ЕС, делают невозможным эффективное применение принципов и норм ВТО, а также инструментов защиты от дискриминации в рамках указанной международной организации. При этом вводимые ограничения ставят отдельные государства-участники ВТО в довольно сложное положение и наносят вред их экономическому развитию, что видно на примере Китая. Ряд других государств-участников ВТО (Австралия, Великобритания и т. д.), напротив, поддерживают односторонние и коллективные санкции, устанавливая свои собственные ограничения.

Подобное поведение государств приводит к обесцениванию права ВТО и возможностей указанной международной организации, создавая двойные стандарты и подходы в отношении равных участников. Право ВТО не может применяться фрагментарно, поскольку рассчитано на универсальное регулирование экономических отношений в рамках глобального рынка товаров, услуг, капитала, трудовых ресурсов.

В сложившейся ситуации целесообразно создать специальную комиссию по оценке экономических односторонних ограничительных мер при ВТО с целью правовой оценки введенных экономических ограничений и рекомендаций по их противодействию в более оперативном порядке, нежели рассмотрение споров в ОРС ВТО, учитывая фактически отсутствие работающей апелляции органа по разрешению споров ВТО.

Таким образом, необходимо установить строгий дифференцированный подход к допустимым ограничительным принудительным мерам в международном праве и односторонним принудительным мерам иностранных государств, международных организаций, транснациональных корпораций. Односторонние действия нельзя квалифицировать в качестве международных санкций. В первую очередь по причине их несоответствия основаниям, при которых могут быть введены международные санкции.

При этом вводимые односторонние и коллективные ограничительные меры не имеют в современный период определенных пределов воздействия и затрагивают широкий круг меж-

дународных отношений. Их количество продолжает неуклонно расти, создавая тем самым новый инструмент воздействия на международные отношения. В связи с чем актуальным являлось предложение по созданию специальной комиссии по оценке санкций при Совете по правам человека ООН с целью правовой экспертизы введенных ограничений и рекомендаций по их противодействию наряду с мониторинговой миссией Спецдокладчика при ООН о влиянии санкций на права человека и гуманитарные вопросы.

Однако ввиду неправомерного решения Генеральной Ассамблеи ООН о приостановлении членства РФ в Совете по правам человека ООН, которое привело к одностороннему выходу РФ из данного органа, была исключена возможность создания по инициативе РФ специальной комиссии. Тем не менее данное предложение не теряет своей актуальности, и с уверенностью можно предположить, что вопрос о необходимости оценки санкций будет затрагиваться другими государствами. В первую очередь теми странами, чьи национальные интересы нарушены односторонними ограничительными мерами (санкциями) иностранных государств.

Кроме того, еще одним предложением по разрешению существующего международно-правового кризиса является создание специальной комиссии по оценке экономических односторонних ограничительных мер при ВТО.

Можно констатировать, что вводимые ограничительные меры не соответствуют нормам и принципам международного права. Однако под их воздействием начавшиеся кардинальные изменения международных отношений продолжатся в будущем, что может привести к серьезным последствиям, отражающимся на всех странах мира. В частности, не вызывают сомнений окончательное становление многополярного мира, появление новых экономических и политических центров принятия решений, трансформация международных дипломатических, экономических, политических, частных трансграничных отношений. В данном вопросе необходимо учитывать тот факт, что любые изменения в международных отношениях затрагивают все государства и нации без исключения.

Литература

1. Американская конвенция о правах человека (22 ноября 1969 года) [Электронный ресурс] // Контур Норматив. - URL: https://normativ.kontur.ru/document?modu leId=1&documentId=12652 (дата обращения: 16.03.2022).

2. В ООН обеспокоены сообщениями о том, что США ввели санкции против Прокурора МУС // Организация Объединенных Наций. Новости ООН. - 02.09.2020. -URL: https://news.un.org/ru/story/2020/09/1385032 (дата обращения:16.03.2022).

3. Венская конвенция о дипломатических сношениях (Вена, 18 апреля 1961 года) [Электронный ресурс] // Организация Объединенных Наций. - URL: https://www. un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/dip_rel.shtml (дата обращения: 16.03.2022).

4. Витцтум, В. Г. Международное право [Текст] / В. Г. Витцум. - Москва ; Берлин: Инфотропик-Медиа, 2011.

5. ВКонтакте. Кафедра международного права РУДН. 14.03.2022. - URL: https://vk.com/wall-48462676_47 (дата обращения: 16.03.2022).

6. Всеобщая декларация прав человека (10 декабря 1948 года) [Электронный ресурс] // Организация Объединенных Наций. - URL: https://www.un.org/ru/ documents/decl_conv/declarations/declhr.shtml (дата обращения: 16.03.2022).

7. Генеральное соглашение по тарифам и торговле (1947 год) [Электронный ресурс] // Высшая школа экономики. - URL: https://www.hse.ru/ data/2011/11/14/1272866559/ГАТТ-47%20и%20Результа-ты%20Уругвайского%20Раунда%20(неофиц.%20пере-вод)^Г (дата обращения 16.03.2022).

8. Генеральное соглашение по торговле услугами (1995 год) [Электронный ресурс] // Высшая школа экономики. -URL: https://www.hse.ru/data/2011/11/14/1272866559/ГАТТ-47%20и%20Результаты%20Уругвайского%20Раунда%20 (неофиц.%20перевод)^Г (дата обращения: 16.03.2022).

9. Голосование в ООН: США и Европа не снимут санкции // Газета.ру. 03.04.2020. - URL: https://m.gazeta. ru/politics/2020/04/03_a_13034233.shtml (дата обращения: 16.03.2022).

10. Договоренность о правилах и процедурах регулирующих разрешение споров (1994 года) [Электронный ресурс] // Департамент экономического развития Курганской области. - URL: http://ind.kurganobl.ru/assets/files/ WTO/rules_procedures.pdf (дата обращения: 16.03.2022).

11. Доклад третейской группы ВТО: European Communities - Conditions for the Granting of Tariff Preferences to Developing Countries [Электронный ресурс] WT/DS246/R. December 1, 2003. (дата обращения: 16.03.2022).

12. Конвенция о правах ребенка (20 ноября 1989 года) [Электронный ресурс] // Организация Объединенных Наций. - URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/ conventions/childcon.shtml (дата обращения: 16.03.2022).

13. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Заключена в г. Минске 22.01.1993) (ред. от 28.03.1997) (вступила в силу 19.05.1994, для Российской Федерации 10.12.1994)