CC BY
34
И.В. Дергачева
ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ КОНЦЕПТ «ИТАЛИЯ» В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО*
I.V. Dergacheva
The Historical and Cultural Concept "Italy" in F.M. Dostoevsky's Works
Историко-культурный концепт «Италия» в творческом сознании Ф.М. Достоевского связан со сложным синтезом его детских восприятий, а позднее - с интересом к итальянскому искусству во всех его проявлениях.
31 июля 1861 г. он признавался ЯП. Полонскому, что под впечатлением от итальянских литературных сюжетов он стремился «с самого детства, побывать в Италии»1. Мечта писателя сбылась, и он трижды побывал в этой стране, чьи образы отразились в его «итальянских» текстах. Первый раз в 1862 г. Достоевский с Н.Н. Страховым побывал в Турине, Флоренции, Милане, Венеции. Затем с сентября по октябрь 1863 г. с А.П. Сусловой посетил Турин, Рим, Неаполь и Ливорно. В третий раз вместе с супругой Анной Григорьевной они прожили в Италии с сентября 1868 по август 1869 гг.: два месяца в Милане, далее во Флоренции, где Достоевский закончил роман «Идиот», а на обратном пути супруги заехали в Венецию и Болонью2.
Что же для Достоевского связано с Италией и можем ли мы выделять историко-культурный концепт «Италия» в его произведениях? Хотя мотивная система в «итальянских» текстах писателя, включая, естественно, его письма, разнообразна, представляется, что в ней можно выделить два блока - свидетельства об интересе писателя к итальянскому искусству и его историософские и политические взгляды, базирующиеся на христианских представлениях, в которых семантическим ядром являются инвективы на римо-като-лицизм. Поскольку папский вопрос был ключевым в аксиологических воззрениях писателя, необходимо выделить его в содержании концепта «Италия» как понятие, тесно связанное с представлением Достоевского о Древнеримской империи.
В 1868 г. Достоевский в тексте романа «Идиот» вкладывает в уста князя Мышкина уничижительную инвективу на римское като-
* Исследование выполнено при поддержке гранта Российского фонда фундаментальных исследований «Достоевский и Италия» (№ 18-012-90034). = The reported study was funded by RFBR, project number 18-012-90034.
личество, называя его «верой нехристианской», которая «даже хуже самого атеизма», ибо «антихриста проповедует»3. Это утверждение повторяет в 1871 г. в романе «Бесы» Шатов, напоминая Ставроги-ну его прежние убеждения: «...Римский католицизм уже не есть христианство; вы утверждали, что Рим провозгласил Христа, поддавшегося на третье дьяволово искушение, и что, возвестив всему свету, что Христос без царства земного на земле устоять не может, католичество тем самым провозгласило антихриста и тем погубило весь западный мир»4.
Дальнейшее развитие эта тема получает в легенде Ивана Карамазова о «Великом инквизиторе». Используя прием автохарактеристики персонажа, писатель устами великого инквизитора раскрывает Христу эсхатологическую трагедию человечества, соблазненного антихристом и взявшего «от него Рим и меч кесаря»5, отвергшись тем самым от Христа и последовав за антихристом. В этом закодированном прецедентными текстами пророческом откровении Достоевский приводит аксиологические концепты, повторяющиеся в его художественных текстах: «О, пройдут еще века бесчинства свободного ума, их науки и антропофагии, потому что, начав возводить свою Вавилонскую башню без нас, они кончат антропофагией»6.
В 1876 г. Достоевский возвращается к развитию римской идеи мирового господства в связи с вопросом политического объединения Италии, которое он воспринимает как «воскрешение древней римской идеи всемирного владычества и единения», вновь упрекая римское католичество в том, что «продажа истинного Христа за царства земные совершилась»7. Через апелляцию к образу Римской империи писатель раскрывает и сущность социализма как некоего насильственного объединения людей: «Ибо социализм французский есть не что иное, как насильственное единение человека - идея, еще от древнего Рима идущая и потом всецело в католичестве сохранив-шаяся»8.
Сложное отношение к политическому объединению Италии объясняется своеобразным диссонансом между его симпатией к демократам и неверием в социальный прогресс. Достоевский разделял убеждения Герцена в отношении общины в российской истории, но не разделял революционные воззрения. Поэтому действия героев итальянского Рисорджименто вызывали у писателя скепсис. В письме к С.А. Ивановой 1867 г. Достоевский описывает Конгресс мира, состоявшийся в Женеве, куда приехал и Гарибальди, вскоре, его, однако, покинув. Писатель саркастически описывает дальнейший ход заседания, когда его участники «врали с трибуны перед 5 000 слушателей», постоянно противореча себе: «Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру. Большие государства уничтожить и поделать маленькие; все капиталы прочь, чтоб всё было общее по приказу, и проч. Всё это без малейшего доказательства, всё это заучено еще 20 лет назад наизусть, да так и
осталось. И главное, огонь и меч - и после того как всё истребится, то тогда, по их мнению, и будет мир»9.
Со второй половины XIX в. Италия, в которой разворачивалось активное движение по ее объединению, постоянна находилась в центре внимание российской прессы. Уже с последней четверти XVIII в. Россия имела официальные отношения с отдельными итальянскими государствами и поддерживала их до создания в 1870 г. объединенного итальянского государства. «В 1803 г. учреждается российская миссия в Риме во главе с посланником, аккредитованным при папском дворе. Однако российский посланник при Ватикане так и не выехал к месту назначения, ибо в мае 1804 г. русское правительство разорвало отношения с Ватиканом. Они были восстановлены лишь после разгрома Наполеона, ликвидации французского господства в Италии и возвращения папы в Рим (1815 г.). После объединения Италии и превращения Рима (1871 г.) в столицу итальянского государства папа был лишен светской власти. Российская миссия в Риме была преобразована в посольство»10.
Борьба Италии за национальную независимость отражалась активно и на страницах литературно-политических журналов, в которых Достоевский выступал издателем и автором, - «Время», «Эпоха», «Гражданин». А.Е. Разин, возглавлявший «Политическое обозрение» журнала «Время», большое внимание уделял освещению «итальянского вопроса» и, в частности, описанию личности Гарибальди, подробно описывая его сражения за национальное объединение Италии. Его симпатию к личности итальянского генерала разделял и Ф.М. Достоевский. Так, в 7-й главе «Зимних заметок о летних впечатлениях», рассказывая о своем первом путешествии по Европе в 1862 г., Достоевский приводит историю, услышанную в Италии от одного француза за две недели до Аспромонте, подчеркивающую благородство и честность итальянского полководца. Француз поведал людям, собравшимся за табльдотом, что у него вызывает безмерное удивление благородство Гарибальди, который в 1860 г. в Неаполе, обладая неограниченной властью, имел на руках огромную сумму казенных денег. Рассказчик был безмерно удивлен тем, что он «сдал правительству всё счетом до последнего су. Это почти невероятно»11.
Подобное уважительное отношение к герою итальянского Ри-сорджименто разделял и сам Достоевский. Так, Анна Григорьевна в своих «Воспоминаниях» подчеркивает, что Гарибальди произвел приятное впечатление на обоих супругов. Она описывает блестящий прием, оказанный Гарибальди на Конгрессе мира в Женеве, когда город был украшен флагами, а народ с нетерпением встречал национального героя Италии: «Гарибальди, в своем оригинальном костюме, ехал в коляске стоя и размахивал шапочкой в ответ на восторженные приветствия публики. Нам удалось увидеть Гарибальди очень близко, и мой муж нашел, что у итальянского героя чрезвы-
чайно симпатичное лицо и добрая улыбка»12.
Однако несмотря на личную симпатию к Гарибальди, политическое объединение Италии писатель воспринимает как некое продолжение древнеримской идеи мирового господства, вызывающее у него скепсис и порождающее отрицательные коннотации. Он задается вопросом: даже если мировая идея римского господства «износилась и вся истратилась... но ведь что ж наконец получилось вместо-то нее, с чем поздравить теперь-то Италию, чего достигла она лучшего-то после дипломатии графа Кавура? А явилось объединенное второстепенное королевствицо, потерявшее всякое мировое поползновение, променявшее его на самое изношенное буржуазное начало королевство, вседовольное своим единством, ровно ничего не означающим, единством механическим, а не духовным (то есть не прежним мировым единством).»13.
Так почему же Достоевский преуменьшал значение национального объединения? В последние годы жизни писатель разделял па-невропейскую концепцию, идеальным выражением которой стала личность А.С. Пушкина, писателя глубоко национального, «все-человека», по выражению Достоевского. О возможности русского человека ценить и вбирать в себя лучшие черты мировой культуры говорится в «Подростке», где национальной русской чертой названа возможность в любой стране чувствовать себя ее гражданином, становясь тем самым все более русским14. Вероятно, поэтому Достоевский и отнесся скептически к политическому объединению Италии, которое он назвал механическим, не поддержав политическую позицию премьер-министра Сардинского королевства Кавура15. К тому же писатель видел предназначение Италии в объединении всего человечества на основе духовной красоты, которая одна способна его спасти. Об этом он писал в «Дневнике писателя» 1877 г., выражая уверенность в том, что народ Италии за века существования римской цивилизации осознал свою роль носителя мировой идеи, а наука и искусство прониклись «мировым значением»: «2500 лет носила в себе Италия мировую и объединяющую мир идею - не отвлеченную какую-нибудь, не спекуляцию кабинетного ума, а реальную, органическую, плод жизни нации, плод мировой жизни: это было объединение всего мира - сначала древнеримское, потом папское»16.
Взгляды Достоевского на итальянское искусство, составлявшие содержание историко-культурного концепта «Италия», можно рассматривать в двух аспектах - представления писателя, основанные на блестящем знании итальянской культуры, опосредованные литературными источниками, и непосредственные впечатления, почерпнутые писателем во время его трех итальянских путешествий, наиболее длительное из которых он совершил с Анной Григорьевной. Особенно долго он прожил с супругой во Флоренции, введя имплицитно образы «жемчужины Возрождения» в текст законченного там романа «Идиот», в котором утвердился в мысли, что «мир красотой
спасется». Образы незримого рая, расположенного за чертой, «где небо с землей встречается», где понятие о «новой жизни» отсылает нас к одноименному видению Данте Алигьери, ассоциируется у князя Мышкина с Неаполем, долгое время игравшим особую роль в жизни Италии как столица Королевства обеих Сицилий: «.. .Там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз сильней и шумней, чем у нас; такой большой город мне всё мечтался, как Неаполь, в нем всё дворцы, шум, гром, жизнь.»17.
Аллюзии на рай повторяются в семантических ассоциациях в эпистолярном наследии писателя применительно к разным итальянским городам. Так как рай является священным пространством, он порождает идеальное я, к которому аксиологически причастен князь Мышкин, вступивший в далекой Швейцарии в евангельскую историю о спасении Мари (отсылка к Марии Магдалине). Идеализация итальянского пространства в качестве явленного рая ведет к его имплицитному преображению в рай искомый, который, однако, напрасно ищет князь на эсхатологической карте Москвы и Санкт-Петербурга, пребывающих при третьем всаднике, возвещающем апокалиптическое преображение мира, о чем хорошо известно Лебедеву: «...Мы при третьем коне, вороном, и при всаднике, имеющем меру в руке своей, так как всё в нынешний век на мере п на договоре, и все люди своего только права и ищут... Но на едином праве не сохранят, и за сим последует конь бледный и тот, коему имя Смерть, а за ним уже ад... »18.
М. Г. Курган противопоставляет локусы иного мира, запечатленные в сознании писателя как оппозиции Петербург - ад и Италия - рай19. Она дает блестящее описание locis inferno в художественных произведениях Достоевского. Однако сложно согласиться, что «похоже внутри данного противодействия указанные полюса полностью поменяют свое значение. Спустя много лет Достоевскому вместе с женой суждено будет провести в когда-то столь желанной Италии, во Флоренции, несколько мучительных месяцев. У Достоевских не было денег на отъезд, и они были вынуждены жить в условиях страшной жары, тесноты съемной квартиры и отсутствия средств. Именно в этот период в письмах формируется значимая параллель, связавшая обитание во Флоренции с образом ада (что прежде было прерогативой Петербурга)»20.
По нашим наблюдениям, образы Италии оказали на писателя неизгладимое впечатление и прямо или имплицитно отразились в его художественном повествовании. На это определенно указывают письма писателя, направленные родным и друзьям во время его вынужденного заграничного путешествия, отрывки из которых приводим в хронологическом порядке.
Письмо С.Д. Яновскому 1 (13) - 2 (14) ноября 1867 г. (Женева): «Мысленно я следовал за Вами и сопровождал Вас и в Риме, и в Неаполе, вспоминая свое пребывание в Италии, в Риме и Неаполе,
представлял себе, как Вы останавливаетесь перед шедеврами искусства. Из всего путешествия в южную Италию только об искусстве я вспоминаю с удовольствием и радостью. Что до природы, то она меня восхитила только в Неаполе. В Северной Италии, то есть в Ломбардии, природа несравненно прекраснее. Вы побывали в Милане; но ездили ли Вы на озеро Комо, которое находится поблизости? И почему, почему было не добраться до Венеции? Это непростительно. Потому что Венеция не только очаровывает, она поражает, она пьянит. Но мы побываем в Венеции в другой раз вместе»21.
Письмо А.П. и В.М. Ивановым 1 (13) января 1868 г. (Женева): «Мы, было, хотели в Италию, то есть, конечно, в Милан (не далее же), где климат зимой несравненно мягче, да и город привлекательнее, с его собором, театром и картинными галереями... Может быть, в апреле в конце переедем через Мон-Сенис и спустимся в Италию, в Милан, на озеро Комо. То-то рай-то будет!»22.
Письмо А.Н. Майкову 11 (23) декабря 1868 г. (Флоренция): «Флоренция хороша, но уж очень мокра. Но розы до сих пор цветут в саду ВоЬоН на открытом воздухе. А какие драгоценности в галереях! Боже, я просмотрел «Мадонну в креслах» в 63-м году, смотрел неделю и только теперь увидел. Но и кроме нее сколько божественного»23.
Письмо С.А. Ивановой 25 января (6 февраля) 1869 г. (Флоренция): «Здесь во Флоренции климат, может быть, еще хуже для меня, чем в Милане и в Вевее; падучая чаще. Два припадка сряду, в расстоянии 6 дней один от другого, и сделали то, что я опоздал эти 10 дней. Кроме того, во Флоренции слишком уж много бывает дождя; но зато, когда солнце, - это почти что рай. Ничего представить нельзя лучше впечатления этого неба, воздуха и света»24.
В романе «Подросток» Достоевский раскрывает высокий смысл любви к христианским святыням мировой, главным образом, итальянской культуры: «Нельзя более любить Россию, чем люблю ее я, но я никогда не упрекал себя за то, что Венеция, Рим, Париж, сокровища их наук и искусств, вся история их - мне милей, чем Россия. О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого божьего мира, эти осколки святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!»25.
Аллюзии на образы иного мира в «итальянских» текстах Достоевского находятся в гармонической связи с его православными представлениями об эсхатологических судьбах души и мира, которые он унаследовал от древнерусской литературы26. Его эсхатологический оптимизм в противовес макабрической тематике средневековой итальянской культуры несет благую весть о Воскресении27. В «Ответе "Русскому вестнику"» Достоевский сопоставляет аксиологичесике представления двух народов, обращаясь, как и в «Легенде о великом инквизиторе», к помощи Пушкина, чьи поэтические строки в качестве блестящего медиатора двух культур проясняют отношение пи-
сателя к католическому макабру: «И теперь импровизатор "Ночей" мог бы слышать новый смех над ним северных варваров. Странный мы народ, в самом деле! Очень справедливо, кажется, Пушкин применил к нам стихи Петрарки:
La sotto i giorni nubilosi e brevi
Nasce una gente a cui l'morir non dole.
Когда нам говорят о смерти, когда клянутся богами ада и указывают нам на смертную секиру и падающие головы, мы слушаем с
северною холодностью; нас это не трогает, не ужасает»28.
* * *
Итак, историко-культурный концепт «Италия», вобрав в себя ключевые сакральные образы, содержащиеся в структуре художественного мира Достоевского, обнаруживает развитие смыслового потенциала. Представ в раннем художественном творчестве писателя в качестве выражения идеальной художественной концепции искусства, с текста романа «Идиот» он начинает приобретать глубокие религиозные и историософские смыслы. Можно утверждать, что в мифопоэтике текстового поля концепта актуализируется идеологе-ма красоты, призванной спасти мир и объединить его на высоких духовных принципах всеобщей любви.
Примечания Notes
1 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 28. Кн. 2. Ленинград, 1985. С. 19.
2 Supino V. I soggiorni di Dostoevskij in Europa e la loro influenza sulla sua opera. Firenze, 2017.
3 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 8. Ленинград, 1973. С. 450.
4 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 10. Ленинград, 1974. С. 197.
5 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 14. Ленинград, 1976. С. 234.
6 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 14. Ленинград, 1976. С. 235.
7 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 22. Ленинград, 1981.С. 87-91.
8 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 25. Ленинград, 1983.С. 7.
9 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 28. Кн. 2. Ленинград, 1985. С. 224, 225.
10 Aрхив внешней политики Российской Империи МИД РФ (AВПРИ). Ф. 190. Российское посольство в Риме. Опись № 525. Ч.1.
11 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 5. Ленинград, 1973. С. 83, 84.
12 Достоевская А.Г. Воспоминания. Москва, 1987. С. 136.
13 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 25. Ленинград, 1983.С. 143.
14Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 13. Ленинград, 1975.С. 377.
15 Капилупи С.М. Провидение и катастрофа в европейском романе: Мандзони и Достоевский. Санкт-Петербург, 2019.
16 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 25. Ленинград, 1983.С. 143.
17 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 8. Ленинград, 1973. С. 51.
18 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 8. Ленинград, 1973. С. 167, 168.
19 Курган М.Г. Дантовская концепция ада в творческой перцепции Ф.М. Достоевского // Имагология и компаративистика. 2015. № 1 (3). С. 160-176.
20 Курган М.Г. Дантовская концепция ада в творческой перцепции Ф.М. Достоевского // Имагология и компаративистика. 2015. № 1 (3). С. 170, 171.
21 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 28. Кн. 2. Ленинград, 1985. С. 356.
22 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 28. Кн. 2. Ленинград, 1985. С. 247, 249.
23 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 28. Кн. 2. Ленинград, 1985. С. 332.
24 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 29. Кн. 1. Ленинград, 1986. С. 10.
25 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 13. Ленинград, 1975.С. 377.
26 Сальвестрони С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского. Санкт-Петербург, 2001.
27 Ossorgin M.M. Holbein's Visually Polyphonic Dead Christ Reveals Contrasting Perspectives in Dostoevsky's The Idiot // Dostoevsky Studies, New Series. 2017. Vol. 21. P. 51-68.
28 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 т. Т. 19. Ленинград, 1979. C. 138.
Автор, аннотация, ключевые слова
Дергачева Ирина Владимировна - докт. фил. наук, доцент, Московский государственный институт культуры (Москва) ORCID ID: 0000-0002-4878-2027 [email protected]
В статье рассматривается содержание историко-культурного концепта «Италия», выявленного в произведениях Ф.М. Достоевского. В творческом наследии писателя этот концепт представлен в двух основных ракурсах: как выражение его интереса и его отношения к итальянскому искусству, отраженному в художественных текстах, публицистике и письмах, особенно в романе «Идиот», так и в виде его историософских и политических взглядов на католицизм и вопрос политического объединения Италии. Содержание концепта выражает осуждение Достоевским римо-католицизма, которое он связывал с древнеримской идеей мирового господства. Кроме того, в содержании концепта выражены упреки писателя в адрес католиков, предавших, по его мнению, Христа «за царства земные» и следующих за антихристом в жажде стяжания земных благ. Содержащийся в концепте диссонанс между симпатией Достоевского к Дж. Гарибальди как национальному герою итальянского Рисорджименто и скепсисом по отношению к политическому объединению Италии объясняется сложными взглядами писателя на роль Италии как государства, призванного объединить народы мира на основе принципов красоты, традиционно воплощенных в ее искусстве. Особое место в содержании концепта «Италия» принадлежит Флоренции, «жемчужине» эпохи Возрождения, которая ассоциировалась у Достоевского с образом рая и являла собой образ красоты, призванной объединить мир на принципах всеобщей любви к Христу и тем самым спасти мир.
Ф.М. Достоевский, Италия, Рисорджименто, римо-католицизм, Дж. Гарибальди, Флоренция.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Kurgan, M.G. Dantovskaya kontseptsiya ada v tvorcheskoy pertseptsii F.M. Dostoyevskogo [Dante's Concept of Hell in the Creative Perception of F. M. Dostoevsky.]. Imagologiya i komparativistika, 2015, no. 1 (3), pp. 160-176. (In Russian).
2. Ossorgin, M.M. Holbein's Visually Polyphonic Dead Christ Reveals Contrasting Perspectives in Dostoevsky's The Idiot. Dostoevsky Studies, New Series, 2017, vol. 21, pp. 51-68. (In English).
(Monographs)
3. Capilupi, Stefano Maria. Provideniye i katastrofa v evropeyskom romane: Mandzoni i Dostoyevskiy [Providence and Catastrophe in the European Novel: Manzoni and Dostoevsky.]. St. Petersburg, 2019, 264 p. (In Russian).
4. Salvestroni, S. Bibleyskiye i svyatootecheskiye istochniki romanov Dostoyevskogo [Biblical and Patristic Sources of Dostoevsky's Novels.]. St. Petersburg, 2001, 186 p. (In Russian). = Salvestroni, S. Dostoevski) e la Bibbia. Magnano (Biella): Qiqajon - Comunita di Bose, 2000, 277 p. (In Italian).
5. Supino, V. I soggiomi di Dostoevskij in Europa e la loro influenza sulla sua opera. Firenze: LoGisma, 2017, 136 p. (In Italian).
Author, abstract, keywords
Irina V. Dergacheva - Doctor of Philology, Associate Professor, Moscow State Institute of Culture (Moscow, Russia) ORCID ID: 0000-0002-4878-2027 [email protected]
The article examines the content of the historical and cultural concept of "Italy", identified in the works of F.M. Dostoevsky. In the creative literary heritage of the writer, this concept is presented from the two main angles: as an expression of his interest in and his attitude to Italian art, reflected in his fiction, publicism and letters, especially, in his novel "The Idiot", as well as his historiosophical and political views on Catholicism and political unification of Italy. The content of the concept reflects Dostoevsky's criticism of Roman Catholicism, which he associated with the ancient Roman idea of world domination. In addition, in the content of the concept the author reveals the writer's reproaches against Catholics who, in his opinion, betrayed Christ "for the kingdoms of the earth" and followed the Antichrist in their thirst for acquiring earthly goods. The dissonance between Dostoevsky's sympathy for J. Garibaldi as a national hero of the Italian Risorgimento and skepticism about the political unification of Italy contained in the concept is explained by the writer's complex views on the role of Italy as a state designed to unite the peoples of the world on the basis of the principles of beauty traditionally embodied in its art. A special place in the content of the concept "Italy" belongs to Florence, the "pearl" of the Renaissance, which Dostoevsky associated with the image of paradise and was an image of beauty destined to unite the world on the principles of universal love for Christ and thereby to save the world.
F.M. Dostoevsky, Italy, Risorgimento, Roman Catholicism, J. Garibaldi, Florence.
