CC BY
11
УДК 821.351.42
ББК 83.3 (2=Чеч)
4 37
Чекалов П.К.
Доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Ставропольского краевого института развития образования, повышения квалификации и переподготовки работников образования, e-mail: chekalov58@rambler.ru
Инаркаева С.И.
Кандидат филологических наук, доцент, и.о. зав. кафедрой литературы и методики преподавания Чеченского государственного педагогического университета, e-mail: Inarkaeva67@mail.ru
Историко-философский контекст изображения личности в повести М.Э. Бексултанова «Дорога, возвращающаяся к началу»
(Рецензирована)
Аннотация:
Рассмотрена специфика контекста в повести современного чеченского писателя М.Э. Бексултанова «Дорога, возвращающаяся к началу». На основе сравнительно-исторического и историко-функционального методов и с опорой на художественный текст и документы эпохи воссоздаются общие контуры реальной ситуации в Чечне 1917 - 20-х годов, отмечается ее глубокий противоречивый характер, очевидное расслоение национального общества, втянутого в революционные события, гражданскую войну. Отмечается, что в повести выведены исторические персонажи, имевшие непосредственное отношение к судьбоносным решениям в жизни чеченского народа, подчеркнут их трагический исход. Крупным планом представлен образ Тапы Чермоева, крупного нефтепромышленника, известного политического деятеля начала XX века. Подробному анализу подвергается его выступление на собрании чеченской бедноты в одном из сел. Поражение Чермоева трактуется как поражение всего народа, вовремя не разгадавшего всех трагических последствий устанавливаемой новой власти. Эпизоду ухода Чермоева со сцены придается обобщенно-символический характер, так как вместе с ним с исторической авансцены сходит трехсотлетняя эпоха правления Романовых, а национальные окраины России утрачивают старый уклад жизни, ключевые нравственные устои, на которых выстраивался миропорядок в обществе.
Ключевые слова:
Бексултанов, исторический контекст, философский аспект, личность, народ, герой, судьба, характер, авансцена.
Chekalov P.K.
Doctor of Philology, Professor of the Humanities Department, the Stavropol District Institute for Education Development, Improvement of Professional Skill and Retraining of Educators, e-mail: chekalov58@rambler.ru
Inarkaeva S.I.
Candidate of Philology, Associate Professor, ActingHead of Department ofLiterature and Methodology of Teaching, the Chechen State Pedagogical University, e-mail: Inarkae-va67@mail.ru
Historical - philosophical context of personality depiction in the story of M.E. Beksultanov «The road returning to top"
Abstract:
This paper examines the specificity of the historical-philosophical context in the story of the modern Chechen writer M.E. Beksultanov "The road returning to top". The study uses the comparative-historical and functional methods. Based on fiction text and documents of the era, the broad contours of the real situation in Chechnya in the 1917s - 1920s are recreated. The authors show deep contradictions, and the obvious stratification of national society, involved in the revolution and in the civil war. The story depicts historical characters that have had direct relevance to landmark decisions in the life of the Chechen people, underlining their tragic outcome. The image of Tapa Chermoev, large petroindustrialist, a prominent political figure of the early twentieth century is presented at a close-up. Detailed analysis is made of his speech at a meeting of the Chechen poor people in one of the villages. Defeated Chermoev is treated as defeat of the entire nation, which did not dope out all the tragic consequences of the new Government to be installed. An episode of leaving of Chermoev from a scene has the generalized symbolic character, because together with it the tercentenary era of government of Romanov descends from a historical proscenium, and national suburbs of Russia lose old tenor of life, key moral principles on which the world order in society was built.
Keywords:
Beksultanov, historical context, philosophical aspect, personality, people, hero, destiny, character, proscenium.
«Каждой нации нужна почва, движение истории и молитва. А любой человек повторяет биографию своего народа. И частная жизнь - только отпечаток общей судьбы, ответственность за которую и станет временем национального возрождения», - писал автор известного исторического романа «Дата Туташхиа» Чабуа Амирэджиби [1: 357]. И справедливость этих слов подтверждается исторической картиной, выведенной современным чеченским писателем Мусой Эльмурзаевичем Бексултановым в повести «Дорога, возвращающаяся к началу». Здесь нет ни одного персонажа, который оказался вне общего русла народной судьбы, скорее, наоборот: частные судьбы людей, сливаясь в единый повествовательный поток, образуют сюжет общенародной жизни.
В самом названии повести уже присутствует философский посыл, выраженный в мифологеме «дорога», олицетворяющей движение, течение жизни с присущими ей циклическими включени-
ями: рождение, взросление, постижение мира, старость, смерть. Нравственно-философский и исторический контекст произведения задается с самого начала. И сцена первого появления героя в этом смысле глубоко символична: старик Керим сидит под полуденным солнцем и пристально смотрит в сторону кладбища (символ вечности), на котором покоятся многие из тех, с кем вступал он на жизненную дорогу. Это место было излюбленным для него: сюда он приходил ежедневно, сидел подолгу, прислушиваясь к тишине, снова и снова возвращаясь к событиям прошлых лет. Таким образом, перед лицом Вечности его воспоминания об ушедшей жизни обретают исповедальный характер.
В художественном пространстве повести проявляется историческая судьба народа, рассматриваемая автором с позиции собственного мировидения, понимания и осмысления прошлого, осознания перспектив будущего. Увлечение писателя историей собственного народа дикту-
ется не праздным любопытством, не желанием продемонстрировать свои познания и тем самым покрасоваться перед читателем. Писателем движет неразрывная кровная связь с прошлым народа, и боль осознания трагичности пути не дает покоя, вынуждает его возвращаться к переломным, узловым моментам, осмысливая, воссоздавая ретроспективные картины с тем, чтобы настоящая и будущая жизнь строилась с учетом пройденного, верного и ошибочного. Не ставя перед собой задачи воспроизведения панорамной истории, стараясь не злоупотреблять прямыми позиционными характеристиками, Бексул-танов предпочитает выводить конкретные исторические личности и события, в которых наиболее концентрированно проявляются национальные и эпохальные черты и приметы, помещенные в соответствующий фон социальных перипетий.
Предметом неподдельного интереса писателя является и то, на чем формировались и строились ценностные ориентиры его героев, крепли нравственные принципы, которым они следовали вопреки многим разрушительным тенденциям времени. Устойчивыми категориями, делающими человеческую личность привлекательной, по Бексултанову, выступают мужество, наличие характера, воли, устремленности к свободе, прежде всего, внутренней.
В повести историческое время не конкретизировано, происходит постоянная смена временных пластов, но вместе с тем можно заметить, что автор особый упор делает на периоде установления советской власти на Северном Кавказе. Очевидно, что он детально изучил эпоху, хорошо владеет и материалом о лицах, принимавших участие в этих трагических и противоречивых процессах.
Еще во второй половине прошлого века в национальных литературах наметилась тенденция «тяготения к психологизму, к разработке разностороннего характера, сказавшегося на решении историко-революционной темы. Художе-
ственное осмысление революции через документально воссозданный событийный ряд уступило место развертыванию этих событий в их логическом единстве с емким и мотивированным характером. Изменился герой. Он как бы выделился из массы. Персонаж историко-революционных произведений стал более конкретным, психологически углубленным, а не просто носителем разнообразных классовых черт» [2: 202]. Проявление такой тенденции заметно и у чеченского писателя.
Несмотря на то, что повесть Бексултанова нельзя назвать в полном смысле историческим произведением, тем не менее, в ней воссоздается широкое полотно, на фоне которого развивается основная сюжетная линия. В повествование вовлекаются реальные фигуры, имевшие самое непосредственное отношение к судьбоносным событиям в жизни чеченского народа. В таком качестве выступает и Тапа Чермоев - известный нефтепромышленник и политический деятель начала XX века. Абдул-Межид Чермоев, больше известный в народе как Тапа Чермоев, происходил из семьи известного в Чечне землевладельца, генерал-майора русской армии Орцы Чермоева - одного из немногих представителей горской знати, допущенных к царскому двору за выдающиеся заслуги перед Отечеством. Именно по настоянию отца после окончания реального училища во Владикавказе Тапа поступает в Николаевское кавалерийское училище, куда принимали детей исключительно привилегированных слоев общества. Затем он переходит на службу в лейб-гвардию собственного конвоя его императорского величества. Этой чести удостаивались лишь избранные, доверие оказывалось только выходцам из потомственных дворян, казачьей и горской знати, чьи предки оказали неоценимые услуги российской короне, и отбор проходил под личным наблюдением самого императора. Чермоев за короткий срок делает бле-
стящую военную карьеру, принимает активное участие в боевых действиях Первой мировой войны в составе знаменитой Дикой дивизии, однако в 26 лет оставляет военную службу и благодаря незаурядному таланту становится одним из влиятельнейших людей в нефтяной отрасли. В свое время он возглавлял список крупных предпринимателей и самых состоятельных представителей кавказского мира.
Тапа Чермоев был известен и как активный общественный деятель. Он избирался депутатом IV Государственной Думы. После Февральской революции выступил за объединение всех северокавказских народов, в ноябре 1917 года возглавил правительство Горской республики, образованной по решению «Союза объединённых горцев Кавказа», однако в 1919 году эмигрировал в Европу.
В рамках повести важное значение обретает история Горской республики, распавшейся в начале 1920-х гг. Автор с сожалением рассуждает о ее судьбе, небезосновательно считая, что на тот момент объединенные народы Северного Кавказа имели исторический шанс обрести свою государственность. Рефлексия по этому поводу на страницах повести выражена таким образом: Ткъоалг1очу шерашкахь, массийтта пачхьалюсо къо-балеш х1оыптина йолу Дег1астан пач-хьалюсе а цара йохийра, къаьмнаш Ыаса а декъна, деа шарахь бен ца лаьтташ. Уг-гар а хьалха юккъера яьлларг Пебарта яра, т1аккш - х1ирий, адыгаш, царна тЫьхьа суьлий а болуш. - «Горская республика, признанная многими странами мира, просуществовала всего лишь четыре года. Сначала из состава республики вышла Кабарда, затем осетины и адыги, а вслед за ними - Дагестан. Поспособствовали этому большевики» [4: 76].
Предпочтения Бексултанова очевидны: они на стороне тех, кто отстаивал право горцев на самоопределение, полагая, что совместно народы Северного Кавказа, учитывая их этноментальную, этнокуль-
турную общность, вполне могли иметь свою государственную самостоятельность. Бескомпромиссна авторская позиция по отношению к власти большевиков, которая аттестуется коварной и беспринципной: Болыиевикан 1едал хала ду-ьйцуш дара, ша нийса ца хилча: дай белла дисарг дара, дайх хьегарг, тешнабех-каца míe а деънера, саг1адоьхург хилла, ков - берте а х1оыптина, юхаДажал хилла, кошкала а хууш. - «Большевистская власть оказалась самой тяжелой, предательской. Она, проклятая, навязчиво, как попрошайка, постучалась в ворота, коварно села на шею...» [4: 76].
Воссозданный Бексултановым исторический контекст характеризует время яростного противостояния революционных масс: с одной стороны, чеченской бедноты под руководством известного революционера-большевика Аслан-бека Шерипова, с другой - горской знати в союзе с духовенством во главе с Тапой Чермоевым. Это время классового расслоения национального общества, когда центр тяжести битвы за новую власть переместился на Юг России, на территорию Чечено-Ингушетии.
В разгар гражданской войны на Северном Кавказе представители монархической власти всячески пытались использовать авторитет известных людей, выходцев из местных народов, желая перетянуть горское население на свою сторону и направить их против большевиков. В декабре 1918 года газета «Народная власть», констатируя результаты проведения V-ro съезда народов Терека, отмечала два новых явления: «Союз освободившегося от гнета полковников и атаманов трудового казачества с революционными элементами горцев - это первое. Резко намеченная внутри чеченского народа классовая борьба, не знающая компромиссов, - это второе» [3: 20]. Таковы общие контуры реальной исторической ситуации в Чечне того периода.
Однако, возвращаясь в художествен-
ный мир чеченского писателя, отметим, что появление в нем исторической личности Талы Чермоева имеет безусловный трагический посыл. Он оказался участником народного собрания, проходившего в одном из селений. Данное историческое событие автор переносит в места между современными Ачхой-Мартаном и Гойты, селами равнинной части Чечни, возле которых в годы гражданской войны происходили наиболее ожесточенные бои с участием местного населения против армии генерала Деникина и выступивших в союзе с ним белоказаков. Особенно прославилось тогда селение Гойты, жители которого продемонстрировали образцы невероятного мужества и храбрости.
В своей речи известный нефтепромышленник и политический деятель предостерегал соплеменников от большой беды, касавшейся, прежде всего, самых сокровенных нравственных устоев чеченского народа: Ва-а нохчий, ва-а, нохчий, муьжгичо орамах ц1е йиллина ваша. Вай Дала лардойла - юс вай и алу ара яларна: дика кьонах вуьтур вац шуна, дика дин буътур бац шуна, зудчун санна юкъ яь-стина хир ву шуна боьрша стаг; дех во1 вийр ву шуна, во1ах да вийр ву шуна; хар-цонах бакьо йийр ю шуна, бакьонах хар-цо йийр ю шуна; шен юьртан да воцуш, цхъа а кьонах хир вац шуна, дин дог^уш бу шуна; меца бу шуна, бузур а боцуш, кхара дуъйцучух ма тешалаш... - «Чеченцы, о, чеченцы, большевики поджигают самые наши корни. Упаси нас Всевышний от пламени этого огня: мужчин лишат мужества, лошадей, они не будут подпоясаны [5], а рубахи их будут спущены как женские платья; отец будет на правах сына, а сын на правах отца; правых превратят в неправых, справедливость - в несправедливость; вы перестанете быть хозяевами села [6], они - люди без веры, ненасытные, голодные. Не верьте им...» [4: 76].
По версии Бексултанова, приведенной им в повести, собрание категорически не приняло призыв Чермоева при-
соединиться к белоказачеству и объединиться против большевиков, более того, ему кричали: Хъой, Орций Суьйра - Корта бууш 1илларх, тхо яа сискал йоцуш, чуо букъах летта, лела, охьавала 1{у буьх-хьера, муьжги схъаван шхуна. —«Если вы с Орцой сытно едите, то нам есть нечего, наши животы прилипли к спинам. Слазь оттуда, дай сказать большевику...» [4: 76]. Чермоеву ничего не оставалось, как уйти. Он лишь тихо, практически себе самому, потому что толпа его уже не слышала, успевает сказать: Орцин ву олуш-м эхь дера хетара суна, Орцин -м со хилла ве-лира... - «Мне стыдно, что я сын Орцы, был бы я сыном своего отца...» [4: 76].
Несмотря наэпизодичность явления, личность Тапы Чермоева для писателя имеет важное нравственно-философское значение, она им намеренно представлена в драматическом ключе. Последние слова персонажа, произнесенные практически самому себе (автор не случайно подчеркивает это в тексте повести), глубоко трагичны. Им можно придать более ясный смысловой контекст: лучше бы я не был сыном Орцы... Нет сомнения, Тапа считает свое положение унизительным, ущербным, не соответствующим наследнику Орцы, имевшего в народе авторитет истинного горца, человека чести, слово которого всегда было весомым. Фраза передает драму человека, осознающего трагизм выбора, совершаемого соплеменниками на его глазах. Герой Бексултанова владеет пониманием ситуации: ему больно, что он вообще вынужден призывать земляков к выбору. В трагический исторический час для народа он осознает главное: куда бы он (народ) ни повернул -к «красным» или «белым», - он уже не будет в прежних правах на земле отцов. Таким образом, поражение Чермоева оборачивается поражением и всего народа, вовремя не разгадавшего трагических последствий устанавливаемой власти.
Автор повести никак не характеризует Чермоева, ничего не говорит о его не
менее известном отце. Писатель не ставил перед собой такой задачи. Лишь оброненная заключительная фраза Талы «Был бы я сыном Орцы...» дает право говорить о значительности личности Орцы Чермоева, от которого сын унаследовал главные для чеченца, мужчины-горца вообще понятия: храбрость, отвага, мужество, и, прежде всего, - честь. Мировоззренческая катастрофа Тапы заключается в том, что он, как и автор повести, осознает: эти жизненно важные для кодекса чести чеченца «Къонахалла» категории на том историческом этапе начинают утрачивать свою значимость.
К Тапе Чермоеву как представителю аристократических и деловых кругов России того времени можно относиться по-разному. Но бесспорным остается тот факт, что он принадлежал к числу людей, оказавшихся востребованными в поворотный момент истории чеченского народа; он из числа тех, кого судьба - вольно или невольно - выдвинула на заглавные роли в определенный период времени. И в этом смысле, его «избранность» дает право рассуждать о том, что он был человеком, к слову которого народ, являясь хранителем уникальных традиций, обычаев, самобытной культуры, мог прислушаться, но проигнорировал. Уход Тапы со сцены обретает обобщенно-символический характер: вместе с ним с исторической авансце-
ны сходит трехсотлетняя эпоха правления Дома Романовых, а национальные окраины России утрачивают старый уклад жизни, выдержанный в духе национальных традиций, разрушаются ключевые нравственные устои, на которых выстраивался миропорядок в обществе. Этот этап истории для чеченского народа станет поворотным моментом: он сделал выбор в пользу новой власти - советской, что предопределило его будущее на многие десятилетия.
Проясняя авторскую позицию, следует заметить, что писатель не претендует на абсолютную достоверность воскрешенных событий, он лишь интерпретирует исторический материал, полученный от представителей старшего поколения: эпизод с Тапой Чермоевым ему поведал отец, который слышал его от самих очевидцев народного собрания.
В художественном пространстве повести М.Э. Бексултанова «Дорога, возвращающаяся к началу» совместилось многое: в ней репрезентированы многие эпохальные проблемы, как сопротивление власти, депортация, ГУЛАГ. В индивидуально-авторской картине мира, созданной Бексултановым, важную роль играют нравственно-философский, исторический аспекты изображения личности, что в целом дает право говорить о создании в повести чеченского писателя широкого историко-философского контекста.
Примечания:
1. Амирэджиби Ч.И. Дата Туташхиа. Тбилиси, 1988. 735 с.
2. Шовгенова Т.А. Об эволюции историко-революционной прозы в творчестве Хаз-рета Ашинова начала 60-х годов // Вестник Адыгейского государственного университета. 2016. Вып. 4. С. 201-205.
3. Бексултанов М. Дорога, возвращающаяся к началу // Бексултанов М. Девушка моего брата. Грозный, 2011. 779 с.
4. Новая власть: газета. 1918. 3 декабря.
5. Фраза «не будут подпоясаны» использована в значении «перестанут носить оружие». Оружие - непременный атрибут всякого мужчины-горца.
6. Фраза «вы перестанете быть хозяевами села» в контексте повести означает «перестать быть хозяевами земли отцов».
References:
1. Amirejibi Ch.I. Data of Tutashkhia. Tbilisi, 1988. 735 pp.
2. Shovgenova T.A. On the evolution of historical and revolutionary prose in the works of Khazret Ashinov in the early 1960s // Bulletin of the Adyghe State University. 2016. Iss. 4. P. 201-205.
3. Beksultanov M. The road returning to the beginning // Beksultanov M. The girl of my brother. Grozny, 2011. 779 pp.
4. The New Power: a newspaper. 1918. December, 3.
5. The phrase «will not be belted» is used in the meaning of «will stop wearing weapons». Weapons are an indispensable attribute of every male highlander.
6. The phrase «you will cease to be the masters of the village» in the context of the story means «stop being the masters of the land of fathers».
