CC BY
70
Д.В. Хаминов
ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И ИСТОРИЧЕСКАЯ
НАУКА
В СИБИРИ ПОД ДАВЛЕНИЕМ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ КАМПАНИЙ ПОСЛЕВОЕННОГО СТАЛИНИЗМА*
D. Khaminov
History Education and Historical Science in Siberia under the Pressure of the Ideological Campaigns of Post-War Stalinism
Выяснение сибирской региональной специфики развития исторического образования и науки в условиях идеологических кампаний «позднесталинского» периода - важная исследовательская задача. Для ее решения в данной статье рассматриваются зарождение, развитие и итоги идеологических кампаний послевоенного периода на территории Сибири в отношении комплекса исторического знания, выделяются этапы проведения идеологических кампаний, анализируются последствия и выявляется специфика их проведения в регионе.
Окончание Великой Отечественной войны для советского народа ознаменовалось рядом внутри- и внешнеполитических событий, которые в значительной степени повлияли на ход всех идеологических кампаний второй половины 1940-х - начала 1950-х гг. Победа советского народа в войне и выдвижение на первый план ряда военных, государственных, партийных и иных деятелей воспринималось самим И.В. Сталиным как угроза его личному режиму власти, который мог быть подорван иными авторитетами. За годы войны значительно ослаб режим закрытости страны, появилось больше возможностей для поступления и обмена информацией с зарубежными странами, в том числе, и с теми, с кем у СССР традиционно складывались наиболее напряженные отношения - странами Западной Европы и США. Это могло привести к нежелательным для самого Сталина и партийно-государственной элиты страны последствиям и к возможным социально-политическим трансформациям. Демобилизация многомиллионной армии также несла в себе потенциальную угрозу для существовавшего режима. Впервые за свою жизнь побывавшие за границей люди увидели реальное положение вещей за рубежом в сравнении с советской действительностью. Внешним фактором, который сыграл не маловажную роль в изменении политико-идеоло-
* Исследование выполнено при поддержке гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых - кандидатов наук: «Историческое знание во второй половине XIX - начале XXI веков как конструкт общественно-культурного сознания, политико-идеологической и гражданской идентичности: связь времен и поколений (на примере сибирского научно-образовательного комплекса)» (МК-6824.2016.6). 82
гической работы среди населения, было складывание двухполярной военно-экономической системы и угроза развязывания нового витка
противостояния теперь уже с бывшими союзниками1.
* * *
Идеологические установки послевоенного периода были направлены на сплочение советских людей и, прежде всего, интеллигенции, вокруг идеи патриотизма, беззаветной преданности партии большевиков и службе интересам страны на любом участке своей профессиональной деятельности (в конструкторском бюро, на преподавательской кафедре, в лаборатории, в художественной мастерской). С другой стороны, необходимо было избавиться от чуждых (реально имевшихся или мнимых) идей и взглядов советской интеллигенции по вопросам политики, государственного устройства и системы международных отношений, которые сложились в стране за военные годы.
Весь ход идеологических кампаний и связанных с ними мероприятиями, в которые были вовлечены сибирские историки, можно разделить на три этапа.
Каждый последующий этап был «генетически» связан с предшествующим.
Первый этап - подготовительный (вторая половина 1945 г. - начало 1947 г.) - время начала и поиска партийно-государственным руководством нужных рычагов воздействия и форм проведения идеологического прессинга на интеллигенцию. Второй этап - период «борьбы с низкопоклонством перед Западом» (начало 1947 г. - конец 1948 г.). Третий этап - «борьба с космополитизмом» и кампания против «безродных космополитов» (1949 г. - март 1953 г.), включавшая в себя ряд специальных научно-отраслевых дискуссий, в том числе дискуссию по вопросам языкознания и критики школы академика Н.Я. Марра2.
Специфическая роль исторического образования и исторической науки в политико-идеологической системе СССР и в советском со-цио-культурном пространстве, а также особый контроль, установленный за деятельностью историков со стороны партийных и государственных органов, объяснялся рядом обстоятельств.
Прежде всего, университеты и пединституты, в которых велась подготовка кадров профессиональных историков, отвечали за качество при обучении не рядовых педагогов для высших и средних специальных учебных заведений и школ страны, а за подготовку преподавателей важнейшей дисциплины, которая несла на себе функции политического, патриотического, гражданского и идеологического воспитания молодого поколения. Этот фактор выделял историков из среды остальных преподавателей, что обуславливало предъявление к ним особых требований: «Преподаватели истории в общей системе советской школы оказывают на учащихся наибольшее воздействие в деле воспитания советского патриотизма <...> история
имеет огромное значение в деле формирования коммунистического мировоззрения советского человека»3, - так в Омском пединституте в первые послевоенные года определялись содержание и задачи исторического образования.
Во многом благодаря фундаментальному, комплексному и междисциплинарному характеру образовательной программы подготовки историков, универсальности получаемых ими знаний, эти специалисты, кроме преподавания, собственно, самой истории, массово привлекались к преподаванию общественных дисциплин. Они с большой охотой принимались в вузы на кафедры основ марксизма-ленинизма и в специальные партийные учебные заведения (в региональные университеты марксизма-ленинизма). Правда, этот спрос на историков был частично «искусственным», поскольку объяснялся отсутствием других специалистов в области общественных наук, которые могли бы работать в этом направлении. Их попросту не готовили в достаточном для страны и для отдельных ее регионов количестве на соответствующих кафедрах и в специализированных учебных заведениях.
Историки читали лекции и вели занятия по политической экономии, историческому и диалектическому материализму, научному коммунизму и другим общественно-политическим наукам. Работа кафедр общественных наук была «идеологическим базисом» для вузов и иных учебных заведений страны, и сами эти дисциплины представляли собой фундамент политико-воспитательной работы, проводившейся как среди студентов, так и в среде преподавателей. Отсюда вытекала потребность постоянного контроля за качеством и «идеологической выверенностью» постановки такой работы со стороны партийных органов различного уровня. И такой контроль за работой историков со стороны партийных органов районного, городского и областного (краевого, республиканского) уровней постоянно осуществлялся, даже на стадии подготовки самих историков4.
Сделанная Сталиным еще в 1930-е гг. ставка на историческую науку как на мощный инструмент государственно-патриотической пропаганды среди широких масс населения (который полностью оправдал себя в предвоенные годы и в период Великой Отечественной войны), требовала поддержания этой линии в послевоенный период и через академическую историческую науку, и через популяризацию истории среди населения, поскольку она способствовала воспитанию патриотизма и гражданской позиции советских людей. Этой задаче должна была отвечать унифицированная идеологическая политика по отношению к направлениям и формам исторических исследований в научно-образовательных учреждениях страны.
В послевоенный период на территории Сибири (в широком историографическом понимании границ этого региона) в целом уже сложилась разветвленная система научно-образовательных учреждений, сформированная на протяжении 1930-х - 1940-х гг., которые занимались подготовкой историков и проведением научно-исследовательской работы в области истории. Речь идет о старейших на-
учно-образовательных центрах Сибири - Томске и Иркутске, - о работавших там университетах и педагогических институтах (последние включали в себя еще и учительские институты), где действовали исторические отделения в составе историко-филологических факультетов. Педагогические институты (вместе с учительскими), а также самостоятельные учительские институты, имевшие в своем составе исторические отделения или факультеты, существовали во всех остальных административных центрах территориальных и национальных субъектов Сибири и некоторых крупных городах, не имевших административного статуса. В Западной Сибири - в Тюмени, Тобольске, Омске, Новосибирске, Барнауле, Кемерово, Сталин-ске, Колпашеве и Горно-Алтайске. В Восточной Сибири - в Красноярске, Енисейске, Улан-Удэ, Абакане и Чите. В Кызыле историков в местном пединституте не готовили. В 1930-х - начале 1950-х гг. в большинстве крупных национальных субъектах Сибири были открыты комплексные гуманитарные институты по изучению истории, языка, литературы и народов этих регионов. Научно-исследовательские институты языка, литературы, истории (НИИЯЛИ) открылись в Улан-Удэ, Абакане, Кызыле и в Горно-Алтайске.
Первый послевоенный год в вузах и научных учреждениях не был отмечен спланированными и масштабными идеологическими кампаниями. Однако внешнеполитическая повестка выдвигала на первый план один из важнейших вопросов начала послевоенного периода - обострение отношений со странами Запада и необходимость упрочения советского патриотизма через отражение особой роли Советского Союза и, прежде всего, русского народа, в судьбах и истории СССР и всего мира (например, тост «за здоровье русского народа», произнесенный Сталиным при выступлении на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 г.5).
Патриотические (по сути, антикапиталистические, антибуржуазные, то есть антизападные) посылы в первый послевоенный год были активно подхвачены советскими идеологами и начали внедряться в разных сферах, в том числе и в вузах. Так, на Историко-филологическом факультете Томского университета в начале 1946 г. партбюро провело ряд открытых собраний, где в качестве докладов были зачитаны сообщения о международном положении, о работе Генеральной ассамблеи ООН, а после знаменитой речи У. Черчилля в Фултоне в марте 1946 г. и интервью Сталина газете «Правда», были проведены расширенные заседания историков (преподавателей и студентов) по обсуждению этих документов с целью их «правильного» понимания, внедрения в образовательный, научный и воспитательный процессы6.
Дальнейшие изменения во внешнеполитической сфере СССР и в системе международных отношений сразу повлекли за собой и корректировку учебно-воспитательного процесса согласно реалиям текущей внешней политики (сближение СССР с балканскими странами и со странами Восточной Европы, теоретическое обоснование
особой роли этногенеза русского народа, специфики складывания централизованного русского государства и т.д.).
Так, на кафедре истории СССР Новосибирского пединститута еще осенью 1945 г. был заслушан и обсужден доклад «О задачах исторической науки». В нем были поставлены вопросы, которые нашли отражение в содержании учебного процесса: о роли восточных славян и Киевского государства в истории Европы, о роли русского народа, о разоблачении «антинаучной теории» норманнского происхождения русского государства, о разоблачении «антинаучных, не имеющих ничего общего с марксизмом воззрений на русскую историю, на русский исторический процесс, на историю народов СССР»7.
Кафедра всеобщей истории того же вуза в 1945/46 учебном году поставила перед сотрудниками в их учебно-методической работе задачу всемерно использовать лекции «в целях воспитания советского патриотизма, уделяя при изучении всеобщей истории максимум внимания роли русского народа в мировой истории»8.
Исходя из итогов многочисленных проверок Историко-филологического факультета Иркутского госуниверситета, партком университета «настоятельно рекомендовал» преподавателям факультета в лекциях и семинарских занятиях всех дисциплин на основе «глубокого внедрения марксистско-ленинского мировоззрения вести решительную борьбу с буржуазными теориями, с ошибками и извращениями в области теории»9.
Схожие направления деятельности по изменению учебно-методической и воспитательной работы имели место во всех остальных вузах Сибири10.
Во второй половине 1946 г. руководство партии большевиков опубликовало ряд программных директивных документов по идеологическим вопросам, которые положили начало целенаправленной борьбе с инакомыслием, изолированию советской культурной и научно-образовательной сферы от Запада и поднятию советского патриотизма. 14 августа 1946 г. Оргбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление в отношении двух литературно-художественных журналов «Звезда» и «Ленинград»11. Это было первое из серии решений и документов по идеологическим вопросам, в котором остро ставился вопрос о повышении идейности в воспитательной работе во всех сферах общественной и политической жизни. Два других постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) - «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» от 26 августа 1946 г.12 и «О кинофильме "Большая жизнь"» от 4 сентября 1946 г.13, а также доклад А.А. Жданова на ленинградском партактиве (15 августа) и общегородском собрании писателей, работников литературы и издательств (16 августа) 1946 г.14 легли в основу дальнейшей организации учебно-воспитательной и политико-идеологической работы в сибирских вузах. Эти материалы обсуждались на ученых советах вузов, на кафедрах, на производственных совещаниях, на партийных, профсоюзных и комсомольских собраниях, и их положения внедрялись в научно-об-
разовательную практику15.
Теперь при составлении рабочих планов, при чтении лекционных курсов, при проведении семинарских занятий и других видов учебной деятельности особое внимание акцентировалось на освещении исторического курса с «правильных позиций марксистско-ленинской теории»16, показе приоритета русской и советской науки, техники, культуры и искусства.
Начало второму этапу - собственно, кампании «борьбы с низкопоклонством перед Западом», призванной поднять идейно-политический уровень интеллигенции и культивировать у ней беззаветную преданность Коммунистической партии и советской Родине, было положено летом 1947 г. с выходом печально известного «закрытого письма» ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюевой и Роскина от 16 июля 1947 г.17 Эта кампания получила самое яркое отражение в научно-образовательной и идейно-политической деятельности всех вузов и научных учреждений, стала логическим развитием положений, приведенных в предыдущих постановлениях. Кампания способствовала нагнетанию антизападных настроений в обществе в условиях развернувшейся Холодной войны.
Служебное рвение регионального партийного руководства и администрации вузов и научных учреждений на местах порой гипертрофировало изначальные установки и задачи, которые ставились перед ними центральным руководством, и дело доходило до парадоксов. На закрытых партийных собраниях Томского пединститута, проходивших в начале 1947/48 учебного года, подвергся острой критике профессор А.П. Дульзон (известный в Сибири и за ее пределами лингвист, этнограф, археолог) за ссылки в его лекционных курсах на иностранных ученых и дореволюционных русских буржуазных и либеральных «низкопоклонников», а также за «невнимание к трудам советских ученых», в том числе академика Н.Я. Марра. Последний же, спустя некоторое время, сам станет объектом нападок и критики, как в центре, так и в регионах, а профессор А.П. Дульзон будет обвинен через несколько лет уже в «буржуазном объективизме» и «марризме» - приверженности материалистическому учению академика Н.Я. Марра18.
Омские историки на заседаниях партбюро пединститута отмечали, что программа по истории средних веков требует серьезного исправления: дескать, там неполно и неправильно освещалась история русского народа, так как «участие нашего народа в истории огромно, что необходимо подчеркивать всем историкам»19. При этом они «изобличали» сами себя: «Наши курсы страдают еще объективизмом, бесстрастностью, беспартийностью. Нет достаточной критики буржуазных теорий, буржуазных авторитетов, а это неизбежно ведет к низкопоклонству, к раболепию перед буржуазной наукой»20.
Историческими кафедрами всех вузов и историческими отделами научных учреждений Сибири был принят ряд мер по перестройке учебно-воспитательного и научного процессов в свете партийных решений по идеологическим вопросам и по материалам опублико-
ванных на их основе программных редакционных статей в журнале «Вопросы истории»21. Изменения выразились во введении дополнительных учебных курсов, спецкурсов и спецсеминаров (например, «История Сибири», «История Великой Отечественной войны»22), в подготовке докладов на кафедрах по соответствующим вопросам международного положения, внутренней политики и идеологической работы. На исторических кафедрах обсуждались новые учебники для средней школы и вузов, а также основные дискуссионные вопросы отечественной истории в рамках проводившихся многочисленных дискуссий (например, многолетние дискуссии конца 1940-х - начала 1950-х гг. о периодизации истории СССР, о «наименьшем зле» и т.п.) на страницах журналов «Вопросы истории» и «История СССР»23. По результатам этих обсуждений комплексно пересматривались программы учебных курсов и содержание учебных пособий.
Пересматривалась и тематика научно-исследовательской работы, которая теперь была направлена на выделение особой роли русского народа и русской культуры в общемировом пространстве, приводились иллюстрации борьбы русских исторических деятелей (политиков, военных, ученых, писателей, художников, композиторов и т.п.) с «низкопоклонством перед Западом». Перестройка в области идеологической работы находила свое выражение и в тематике курсовых работ и студенческих докладов на конференциях. Эта тематика становилась все более заостренной в направлении воспитания патриотизма и гордости за русскую культуру и историю. В лекционных курсах и семинарских занятиях проводилась борьба с «реакционными теориями» в области истории, разворачивалась критика взглядов иностранных и отечественных - дворянских, буржуазных и советских (например, академика М.Н. Покровского) - историков. Последствия перестройки учебно-воспитательной работы со студентами отражались и на ходе проведения педагогических практик, при организации уроков и внеклассной работы со школьниками.
Апогеем идеологических кампаний стала развернувшаяся с 1949 г. по всей стране кампания по «борьбе с космополитизмом». В ходе этой кампании происходила не только чисто внешняя критика тех или иных направлений профессиональной деятельности, но и глубинные изменения в системе преподавания и науки. Главное, что в этом потоке происходили реальные преследования и репрессии, шла ломка человеческих судеб и жизней.
Риторика политико-идеологической и воспитательной работы среди историков теперь трансформируется в сторону ужесточения формулировок и методов работы с профессорско-преподавательским составом и студенческим контингентом. Происходит постепенный переход от критики профессиональной составляющей тех или иных сотрудников к разбору персональных дел, к поиску внутренних врагов, которые, по мнению властей, своей деятельностью подрывали идейно-политический климат в коллективе и в стране.
Кроме вузов, волна кампании по «борьбе с космополитизмом» прокатилась и по НИИЯЛИ. Хакасский обком ВКП(б) подверг жест-
кой критике руководство Хакасского НИИЯЛИ: утверждалось, что некоторые его сотрудники стояли «на явно космополитической позиции». Труды некоторых национальных ученых были оценены как «лженаучные»24.
В период проведения идеологических кампаний история как наука и ее представители не подвергались целенаправленному преследованию, против них не проводилось специальных кампаний (как, например, это было с биологией, генетикой, философией, языкознанием). При этом историки всегда были втянуты в разносторонние дискуссии (например, по вопросам философии 1948 г., по вопросам языкознания 1950 г.).
Наиболее значимым для историков событием в период «борьбы с космополитизмом» стала развернутая в 1950 г. Сталиным дискуссия по вопросам языкознания25. По своей природе чисто лингвистические вопросы теории языка сыграли существенную роль в развитии советской исторической науки и образования. Положения, которые рассматривались в данной дискуссии и в последующих работах относительно происхождения и сущности языков и народов, напрямую влияли на теоретические и практические вопросы, связанные с историческими дисциплинами и научными проблемами (археология, этнография, антропология, антропогенез и другие), поскольку вопросы языкознания и развития языка у народов были тесно связаны с их общественным развитием.
Сибирские историки, особенно те, кто преподавал древнюю и средневековую истории СССР и всеобщую историю, а также этнографию и археологию, в спешном порядке перестраивали свои учебные курсы в соответствии с «новыми теоретическими положениями Сталинского гениального произведения "Марксизм и вопросы языкознания"»26 и проводили учебно-воспитательные мероприятия по «критике антинаучных концепций Н.Я. Марра»27.
Быстро менявшиеся идеологические, политические и научные реалии требовали от региональных историков «оперативного реагирования» на все эти изменения. Например, в конце 1950/51 учебного года для историков выпускных курсов Томского пединститута был в спешном порядке организован обзорный курс лекций по всем разделам истории, посвященный «антимарровской теории» («История советского общества в свете работ И.В. Сталина»)28.
Не могли события, связанные с идеологическими кампаниями и с дискуссией по вопросам языкознания, не отразиться и на важнейшем направлении советской внутренней политики - национальной политике. Все крупнейшие национальные субъекты Сибири (Бурят-Монгольская АССР, Тывинская АО и Хакасская АО) к этому времени уже имели свои НИИЯЛИ, лишь Горно-Алтайская АО составляла исключение. Кампании начала 1950-х гг. стали катализатором к ускорению открытия в этом субъекте своего института. В учредительных документах института целью его создания ставилось «марксистско-ленинское изучение языка и письменности, литературы и устного народного творчества, истории, археологии, этногра-
фии, искусства и просвещения алтайского народа»29, что полностью отвечало идеологическим установкам того периода.
Идеологические кампании не могли ограничиваться только обсуждением на разных уровнях последних установок центральных органов партии или только осуждением работы того или иного сотрудника либо членов коллектива. Их организаторам требовался комплекс реальных действенных мер по проведению политико-идеологической работы среди научно-педагогических работников, в том числе и историков. Ставилась цель сформировать у них «правильное» представление по идеологическим вопросам, выработать у них неприятие всех форм проявления инакомыслия, «низкопоклонства» и «космополитизма», своего рода «идеологический иммунитет».
Партийные, комсомольские и профсоюзные организации, ректораты вузов и дирекции институтов вели свою работу так, чтобы перестроить идейно-теоретическое содержание всей учебно-воспитательной и научной работы в русле требуемых партией установок. Работа по идейно-политическому воспитанию коллектива проходила по следующим направлениям: работа и учеба сотрудников в городских вечерних университетах марксизма-ленинизма и в различных лекториях, организуемых городскими или региональными комитетами ВКП(б)- КПСС; индивидуальная работа над произведениями классиков марксизма-ленинизма (в том числе и самого И.В. Сталина); проведение для научных работников лекций по отдельным темам марксистско-ленинской теории и по особо актуальным политическим вопросам (например, «Космополитизм - идеология англо-американского империализма», «Проблема борьбы против буржуазного объективизма и космополитизма в области исторических и философских наук»30); проведение теоретических и методических конференций сотрудников; обсуждение на кафедрах и факультетах материалов научных дискуссий, разворачивавшихся на страницах центральных изданий (журналы «Вопросы истории», «Большевик», «Литературная газета»); организация и проведение методологических семинаров. Последние занимали особое место, так как они фактически решали двуединую задачу: служили идейно-политическому воспитанию профессорско-преподавательского состава исторических кафедр и в то же время повышали их научно-теоретическую подготовку.
При всех прочих имевшихся отрицательных последствиях крайне негативным фактором всех послевоенных идеологических кампаний явилась череда преследований и репрессий, которым были подвергнуты некоторые научно-педагогические работники. Не носившие массового характера и не отличавшиеся жестокостью и беспощадностью, которые имели место в 1930-е гг., все же они оставили свой печальный след на судьбах самих людей, исторического образования и науки. Необоснованной критике, травле и гонениям подвергались научно-педагогические работники, имевшие многолетний опыт работы в вузах и в научных учреждениях.
Для большинства историков, втянутых в эти кампании, они про-
ходили относительно бесследно для их профессиональной деятельности и для судеб их самих и членов их семей. Но некоторые сибирские историки, преследуемые со стороны партийно-государственных органов и подвергавшиеся травли со стороны своих коллег, вынуждены были оставлять места прежней работы и переходить в другие вузы и научные учреждения, а то и вовсе переезжать в другие города. Среди тех, кто покинул свои вузы, оказались профессора К.Э. Гриневич и А.П. Дульзон (Томск), доценты и преподаватели Омского пединститута Н.В. Горбань, А.К. Касьян, Р.В. Лейтман, Р.С. Коган, В.Б. Берелович, М.С. Цывин, преподаватель Абаканского пединститута Д.Е. Хайтун и другие. Для некоторых сибирских историков эти кампании сопровождались уголовным преследованием и кончались вынесением приговоров и реальными тюремными сроками (например, заведующий кафедрой новой истории ТГУ Р.Е. Ку-гель).
Обратной стороной идеологических кампаний, прежде всего кампании по «борьбе с космополитизмом», стало то, что в конце 1940-х - первой половине 1950-х гг. в сибирские вузы и научные институты в большом количестве были переведены (фактически сосланы) высококвалифицированные историки (равно как и представители других направлений) - кандидаты и доктора наук, в которых остро нуждались эти молодые вузы. Наиболее ярким примером тому может служить приезд в Томск знаменитого историка, лауреата Сталинской премии профессора И.М. Разгона. В Кемеровский пединститут был переведен профессор И.П. Шмидт, доценты Б.И. Рысь-кин и Э.Л. Гейликман, в Абаканском пединституте стала работать доцент В.Э. Скорман.
Сибирские вузы в советскую эпоху (по крайней мере, до середины 1950-х гг.) подпитывались, а в большинстве случаев и полностью формировались, за счет научно-педагогических работников, присланных в из центральных областей страны. Так было в самые тяжелые времена - в годы Гражданской войны и Большого террора, в период Великой Отечественной войны и послевоенных идеологических кампаний.
Нельзя предположить, по какой траектории в дальнейшем бы развивался ход идеологических кампаний. Но только смерть Сталина в марте 1953 г., перестановки в высшем руководстве и изменение внутриполитического курса Коммунистической партии смогли положить им предел. Иначе, как отмечает Е.С. Генина, «борьба с космополитизмом», обострившаяся в 1953 г., несла в себе потенциальную угрозу усиления репрессий и выхода их на новый уровень31.
* * *
В заключении следует отметить, что специфика проведения и последствия идеологических кампаний для сибирского исторического образования и науки, характеризуются как явно отрицательными последствиями, так и относительно положительными тенденциями.
Сибирские, как и все советские историки, скованные идеологическими догматами, в том числе положениями «Краткого курса истории ВКП(б)», лишенные всякой возможности творчески подходить к учебно-воспитательному и научному процессам, вынужденные каждый свой шаг сверять с директивами и установками по вопросам идеологии, в первое послевоенное десятилетие находились в замкнутом пространстве, были лишены возможностей расширения своего профессионального кругозора. Лишь снятие этих барьеров и идеологических рамок после XX съезда КПСС позволило раскрыть потенциал научно-педагогических работников вузов и научных учреждений Сибири, расширить сферу научной и преподавательской деятельности.
При этом надо учитывать, что задачи, которые в послевоенное время ставились Сталиным и его окружением в отношении политико-идеологического воздействия на интеллигенцию, оказались достигнутыми. Диссидентство и инакомыслие среди вузовской, научной интеллигенции отсутствовали.
С другой стороны, риторика этих идеологических кампаний способствовала разработке и развитию многих исторических исследовательских направлений, которые в иных условиях вряд ли могли были развиться, по крайней мере в течение определенного времени: военно-патриотическая тематика, в том числе связанная с прошлым Сибири, сюжеты, посвященные достижениям русской и сибирской культуры, биографии видных русских и сибирских деятелей науки, культуры, искусства, литературы.
По самим же сибирским историкам идеологические кампании прошлись мощным идеологическим прессингом, покалечив судьбы и сломав научно-педагогическую карьеру многих из них. Вынужденные менять место работы, Сибирь покидали одни из лучших представителей сибирской высшей школы и науки. Обратной стороной этого процесса явился приток в сибирские научно-образовательные учреждения высококвалифицированных специалистов из городов Европейской части СССР. Оказавшись в Сибири не по своей воле, они, тем не менее, остались работать в ее вузах и научных учреждениях, составив в дальнейшем серьезную основу для развития исторического образования и науки в регионе.
Примечания
1 Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: Политика и повседневность, 1945 - 1953. М., 2000. С. 18-101.
2 Алпатов В.М. Марр, марризм и сталинизм // Философские исследования. 1993. № 4. С. 271-288; Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. 3-е изд. М., 2011.
3 Исторический архив Омской области (ИАОО). Ф. П-2236. Оп. 1. Д. 20. Л. 67.
4 Государственный архив Тюменской области (ГАТюмО). Ф. Р-765. Оп. 1. Д. 54. Л. 3об; Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. Р-1596. Оп. 1. Д. 16. Л. 27-32; Центр документации новейшей истории
Томской области (ЦДНИ ТО). Ф. 607. Оп. 43. Д. 22. Л. 41.
5 Правда (Москва). 1945. 25 мая.
6 ЦДНИ ТО. Ф. 115. Оп. 4. Д. 21. Л. 10.
7 ГАНО. Ф. Р-1596. Оп. 1. Д. 10. Л. 23об., 24.
8 Там же. Л. 34об., 35.
9 Государственный архив новейшей истории Иркутской области (ГАНИ ИО). Ф. 132. Оп. 1. Д. 54. Л. 23.
10 Государственный архив социально-политической истории Тюменской области (ГАСПИ ТО). Ф. П-1438. Оп. 1. Д. 9. Л. 42.
11 Правда. 1946. 21 авг.
12 Большевик. 1946. № 16. С. 45-49.
13 Литературная газета (Москва). 1946. 14 сент.
14 Правда. 1946. 21 сент.
15 Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. Р-566. Оп. 1. Д. 5. Л. 137об., 138; ЦДНИ ТО. Ф. 314. Оп. 1. Д. 353. Л. 23об., 24; Государственный архив новейшей истории Иркутской области (ГАИО). Ф. Р-842. Оп. 1. Д. 171. Л. 34; ИАОО. Ф. П-2236. Оп. 1. Д. 15. Л. 27-30; ГАНО. Ф. Р-1596. Оп. 1. Д. 21. Л. 3, 3об.
16 ГАНО. Ф. Р-1596. Оп. 1. Д. 81. Л. 5.
17 Сталин и космополитизм: Документы Агитпропа ЦК КПСС: 1945 -1953. М., 2005. С. 123-127.
18 ЦДНИ ТО. Ф. 321. Оп. 3. Д. 1. Л. 19об., 20.
19 ИАОО. Ф. П-2236. Оп. 1. Д. 20. Л. 22.
20 Там же. Л. 63.
21 Против объективизма в исторической науке // Вопросы истории.
1948. № 12. С. 3-12; О задачах советских историков в борьбе с проявлениями буржуазной идеологии // Вопросы истории. 1949. № 2. С. 3-13; Выше уровень большевистской критики и самокритики в советской исторической науке // Вопросы истории. 1949. № 7. С. 3-8; Против субъективистских ошибок в изучении истории советского общества // Вопросы истории. 1952. № 12. С. 3-10; Покончить с проявлениями марризма в археологии // Вопросы истории. 1952. № 12. С. 11-17.
22 ИАОО. Ф. Р-1027. Оп. 1. Д. 51. Л. 54; ИАОО. Ф. Р-1027. Оп. 1. Д. 72. Л. 7, 7об.
23 Мордвишин И. Обсуждение книги проф. Н.Л. Рубинштейна // Вопросы истории. 1948. № 1. С. 154, 155; Вотинов А. Обсуждение книги Н.Л. Рубинштейна «Русская историография» // Вопросы истории. 1948. № 6. С. 126-134; Черепнин Л., Зайончковский П. [Рец.] М.Н. Тихомиров и С.С. Дмитриев. История СССР. Т. I. С древнейших времен до 1861 года // Вопросы истории. 1949. № 2. С. 134-140; Дружинин Н. О периодизации истории капиталистических отношений в России // Вопросы истории.
1949. № 11. С. 90-106; Нечкина М. К вопросу о формуле «наименьшее зло» // Вопросы истории. 1951. № 4. С. 44-47; Тавакалян Н. По поводу письма М.В. Нечкиной «К вопросу о формуле "наименьшее зло"» // Вопросы истории. 1951. № 9. С. 101-107.
24 Данькин Е.Н. Исторические исследования и развитие исторической науки в Хакасском научно-исследовательском институте языка, литературы и истории: 1944 - 1960 годы // Вестник Поморского университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2009. № 9. С. 40-46.
25 Правда. 1950. 20 июня.
26 ГАНИ ИО. Ф. 143. Оп. 1. Д. 67. Л. 49.
27 ГАТО. Ф. Р-566. Оп. 1. Д. 192. Л. 21об.
28 Там же.
29 Государственный архив социально-правовой документации Республики Алтай (ГАСПД РА). Ф. Р-462. Оп. 1 (1952 - 1974). Д. 1. Л. 1.
30 ГАИО. Ф. Р-71. Оп. 1. Д. 487. Л. 2; ГАТО. Ф. Р-566. Оп. 1. Д. 172. Л. 139.
31 Генина Е.С. Борьба с космополитизмом в 1949 - 1953 годах (по материалам Алтайского края) // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. 2007. Т. 6. № 1. С. 79-84.
Автор, аннотация, ключевые слова
Хаминов Дмитрий Викторович - канд. ист. наук, доцент Национального исследовательского Томского государственного университета
khaminov@mail.ru
На основе ранее неизвестных архивных документов в статье впервые проанализированы ход и итоги идеологических кампаний «послевоенного сталинизма» в историческом образовании и исторической науке на примере Сибири. Основное внимание уделено выявлению особенностей проведения и специфическим последствиям идеологических кампаний в сибирских высших учебных заведениях и научно-исследовательских институтах. Учитывая особое место самих историков в советской государственно-идеологической системе, автор выявляет сибирскую специфику организации исторического образования и проведения исторических исследований в условиях послевоенных идеологических кампаний. По сибирским историкам эти кампании прошлись мощным идеологическим прессингом, покалечив судьбы и сломав научно-педагогическую карьеру многих из них. С другой стороны, по заключению автора, эти кампании способствовали развитию изучения историками прошлого Сибири и ее народов, многонациональной культуры Сибири, жизни и творчества видных сибирских деятелей науки и культуры.
Послевоенный («поздний») сталинизм, высшая школа, высшее учебное заведение, научное учреждение, историческое образование, историческая наука, историография, идеологическая кампания, антисемитизм, Сибирь, Томск, Томский государственный университет, Н.Я. Марр, И.М. Разгон
References (Articles from Scientific Journals)
1. Alpatov V.M. Marr, marrizm i stalinizm [Nicolas Marr, "Marrism," and Stalinism]. Filosofskie issledovaniya, 1993, no. 4, pp. 271-288.
2. Cherepnin L., Zayonchkovskiy P. [Review of] M.N. Tikhomirov, S.S. Dmitriev. "Istoriya SSSR". T. I. "S drevneyshikh vremen do 1861 goda" [A History of the USSR, vol. 1, From Earliest Times to 1861]. Voprosy istorii, 1949, no. 2, pp. 134-140.
3. Dankin E.N. Istoricheskie issledovaniya i razvitie istoricheskoy nauki v Khakasskom nauchno-issledovatelskom institute yazyka, literatury i istorii: 1944 - 1960 gody [Historical Research and the Development of Historical Science in the Khakass Research Institute of Language, Literature, and History,
1944 - 1960]. Vestnik Pomorskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye i sotsialnye nauki, 2009, no. 9, pp. 40-46.
4. Druzhinin N. O periodizatsii istorii kapitalisticheskikh otnosheniy v Rossii [On the Periodization of the History of Capitalist Relations in Russia]. Voprosy istorii, 1949, no. 11, pp. 90-106.
5. Genina E.S. Borba s kosmopolitizmom v 1949 - 1953 godakh (po materialam Altayskogo kraya) [The Struggle against Cosmopolitanism in 1949 - 1953 (from Materials of the Altai Region)]. Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya, filologiya, 2007, vol. 6, no. 1, pp.79-84.
6. Обсуждение книги проф. Н.Л. Рубинштейна
Mordvishin I. Obsuzhdenie knigi prof. N.L. Rubinshteyna [The Discussion of Professor N.L. Rubinstein's Book]. Voprosy istorii, 1948, no. 1, pp. 154, 155.
7. Nechkina M. K voprosu o formule "naimenshee zlo" [On the Question of the "Lesser-Evil" Formula]. Voprosy istorii, 1951, no. 4, pp. 44-47.
8. Tavakalyan N. Po povodu pisma M.V. Nechkinoy "K voprosu o formule "naimenshee zlo"" [Concerning M.V. Nechkina's Letter, "On the Question of the "Lesser-Evil" Formula]. Voprosy istorii, 1951, no. 9, pp. 101-107.
9. Votinov A. Obsuzhdenie knigi N.L. Rubinshteyna "Russkaya istoriografiya" [The Discussion of N.L. Rubinstein's Book, "Russian Historiography"]. Voprosy istorii, 1948, no. 6, pp. 126-134.
(Monographs)
10. Alpatov V.M. Istoriya odnogo mifa: Marr i marrizm. 3-e izd. [The History of a Myth: Marr and "Marrism," 3rd ed.]. Moscow, 2011, 288 p.
11. Zubkova E.Yu. Poslevoennoe sovetskoe obshchestvo: Politika i povsednevnost, 1945 - 1953 [Post-War Soviet Society: Policy and Everyday Life, 1945 - 1953]. Moscow, 2000, pp. 18-101.
Author, Abstract, Key words
Dmitriy V. Khaminov - Candidate of History, Senior Lecturer, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russia)
khaminov@mail.ru
Based on previously unknown documents, the article analyzes the course and outcome of the "Post-War Stalinist" ideological campaigns in the areas of historical education and historical science in the case of Siberia. The emphasis is laid on specific features of ideological campaigns and their outcome at Siberia's higher education institutions and research institutes. Given the particular position the historians themselves occupied in the Soviet state ideological system, the author examines how historical education and historical research in Siberia was organized during post-war ideological campaigns. These campaigns rendered ideological pressing on Siberian historians ruining the lives and academic careers of many of them. On the other hand, argues the author, these campaigns facilitated the research on Siberia's past, its peoples, multinational culture and the life and legacy of Siberia's outstanding scientific and cultural figures.
Post-War (Late) Stalinism, graduate school, higher education institution, research institution, historical education, historical science, historiography, ideological campaign, anti-Semitism, Siberia, Tomsk, Tomsk State University, N.Ya. Marr, I.M. Razgon
