CC BY
14№ 2 (27), 2008
"Культурная жизнь Юга России "
Б. А. БЕРБЕРОВ
ИСТОРИЧЕСКИЙ ИНТЕРТЕКСТ В ЛИРИКЕ ИСМАИЛА СЕМЕНОВА
Автор статьи исследует теоретические и практические аспекты понятия «исторический интертекст» применительно к лирике карачаевского поэта И. Семенова. Специальное внимание уделяется «советиз-мам», «коранизмам», «географическим объектам», которые существенно расширяют пространство текста, воссоздавая в сознании читателя многие социокультурные и политические факты.
Ключевые слова: карачаево-балкарская литература, лирика, социокультурный текст, интертекстема, советизм, архетип, мультикультура, репрессия, коранизм, память.
Интертекстуальные единицы любого типа в художественном произведении несут особую смысловую нагрузку. Использование автором имен, географических названий, исторических знаков основано на имеющихся в его сознании определенных представлениях об этих единицах. Известно, что для того чтобы перед читателем открылись все смысловые грани произведения, адресат должен воссоздать все интертекстуальные единицы. В данной работе предпринята попытка исследовать функционирование в лирике классика карачаево-балкарской поэзии Исмаила Семенова (1891-1981) интертекстем, восходящих к различным историческим событиям и характеризующих определенный социокультурный срез карачаево-балкарской жизни.
Наличие большого количества исторических интертекстем в художественных текстах Исмаила Семенова во многом обусловлено образом жизни поэта-общественника с активной гражданской позицией. Он никогда не был кабинетным творцом, всегда находился в гуще событий. Обладая ярко выраженным историческим сознанием, он мгновенно схватывал суть происходящего, никогда не шел на поводу у идеологов. В его стихах нет политической конъюнктуры. Они свободны от заданных идеалами времени лозунговых и плакатных мыслей. В этом смысле поэзию И. Семенова можно рассматривать как достоверный источник исторических знаний, в определенном ракурсе воспроизводящих особенности социально-политической жизни эпохи.
Карачаевский исследователь жизни и творчества И. Семенова К.-М. Тоторкулов пишет: «Очевидцы говорят, что в конце 20-х - начале 30-х годов без Исмаила Семенова не обходилось в области ни одно крупное торжественное мероприятие, он исполнял свои песни на концертах и собраниях, на полевых станах и разного рода олимпиадах, в том числе всесоюзных, проходивших в Москве, Ростове и т. д., где участвовали такие выдающиеся полпреды народов, как Джамбул Джабаев, Сулейман Стальский, и неизменно с этих смотров-конкурсов народных талантов возвращался с победой» (1).
Приведенные строки свидетельствуют о мобильности народного поэта, его открытости миру, его особом мультикультурном восприятии российской жизни. В стихотворении с характерным названием «Халкъ байрамда» («На народном
празднике») И. Семенов воспроизводит в миниатюрной форме культурную карт)' Юга России с обозначением особенностей каждого субъекта. Художественную основу стихотворения составляет калейдоскопическое описание фестиваля, который проводился в краевом центре.
Самая первая интертекстема, с которой встречается читатель, это олимпиада. Автор использует ее для обозначения культурного форума. Данная историко-культурная интертек-стема, подключая сознание читателя к ценностям античного мира, встраивает проводимое в краевом центре мероприятие в систему общемировых созидательных акций. Олимпиадой в древности принято было называть самые значительные из всегреческих игр, проводившиеся в честь Зевса каждые четыре года летом в священной области Олимпия. По образцу античных Олимпийских игр с 1896 года Олимпиады нового времени собирают лучших спортсменов всего мира для мирного состязания, для достижения спортивных рекордов (2).
Исмаил Семенов, нарекая древнегреческим словом «олимпиада» культурное состязание северокавказских народов России и внутренне соотнося их с законами античного мероприятия, нацеливает читателя на культ мира и свободу эстетического самовыражения. Поэт с ярко выраженным мультикультурным сознанием рисует единство многоликого мира, в котором каждый субъект выполняет свойственную ему эстетическую роль. Здесь представлены Россия, Дагестан, Карачай, Кабарда, Черкесия, Балкария, Кумыкия. В художественном мире поэта все подчинено высшим законам социально-политической иерархии, которая снимается автором с помощью культурного кода «жеребьевка» (чёб атылгъан). Только высшая воля случая, божественные законы определяют очередность появления на столичной (или мировой арене) различных этнокультур.
Дагестан - первая географическая интертекстема, которая воссоздает в памяти читателя талант кубачинских канатоходцев, парящих в воздухе, балансирующих на горизонтали тоненькой веревки. Вторая интертекстема - Карачай. Определяя ее культурное содержание, автор акцентирует внимание на танцевальном искусстве народа.
Появление кабардинских артистов на сцене было связано для поэта с вокальным искусством:
100 "КультУРная жизнь Юга России" № 2 (27), 2008
исполняется старинная эпическая песня, грустные медитативные интонации которой пробуждают у слушателей глубокие философские раздумья. На смену кабардинским исполнителям на сцену вышла черкесская джигитовка, вызвавшая большое оживление в зале зажигательными цирковыми трюками, в которых виртуозное мастерство акробатов оттенялось красотой и грациозностью лошадей. Балкарцы всегда славились своими искусными охотниками - здесь, на мировой арене, они демонстрируют точность прицела, поражая одну мишень за другой.
Отличительной чертой русского народного творчества, как показывает И. Семенов, является «персонажная» многосоставность, эпическая объемность, величественность исполнения (здесь и далее - подстрочные переводы):
А русская армия, красиво
выстроившись в ряд,
Собравшемуся народу показала
прекрасную военную игру.
На народном празднике
Речь здесь идет, скорее всего, о военном хоровом искусстве. Русский народ силен своей исторической памятью, отмечается в подтексте семеновского стихотворения, поэтому вокальное эпическое предание иллюстрируется зрелищными батальными инсценировками. Слово «опера» автором здесь не упоминается, но, судя по характеристике, вполне может быть, что «визитной карточкой» русского народа на творческой олимпиаде стало произведение оперного искусства.
Праздник культурного самовыражения народов Юга России завершается грандиозным зрелищем: в небе появляются аэропланы, из которых бумажным фейерверком сыплются листовки с «чудесными словами»: «Шохлукъ» (Дружба), «Къарнашлыкъ» (Братство), «Мамырлыкъ» (Мир). По свидетельству автора:
Весь свет собирал эти бумаги (листовки),
Новую жизнь от души оценивал.
На народном празднике
В смоделированной автором художественной ситуации угадывается опосредованный архети-пический мотив, связанный со священным писанием. Согласно одному из карачаево-балкарских агиографических преданий, Коран сошел с небес. Тот же сакральный путь приписывается «магическим листовкам» И. Семенова. Содержащимся в них трем словам придается автором огромная духовная значимость, которая соизмерима с текстом священного писания. В данном случае интертекстуальная перекличка основывается на сходстве мотивов, один из которых протянут к мифологическому первоисточнику, а другой - к нашей действительности.
Таким образом, анализ интертекстуального пространства стихотворения И. Семенова «Халкъ байрамда» (На народном празднике) показывает следующее: данный поэтический текст характеризуется плотностью интертекстуального поля, насыщенного интертекстемами географическо-
го, мифологического характера. Совокупность географических интертекстем (Россия, Дагестан, Карачай, Кабарда и др.) способствует воссозданию южнороссийского мультикультурного мира, в котором каждый культурный субъект отмечен определенным эмблематическим кодом эстетического самовыражения. В последнем эпизоде стихотворения встречается образ самолета, разбрасывающего листовки с небесной высоты. Данный художественный эпизод может быть квалифицирован как древнейший мифологический архетипический мотив «нисхождение с небес», актуализированный в соответствии с современными реалиями.
Понятие «интертекстема-советизм» ввела в научный оборот А. А. Осипова, включающая в него «фрагменты песен, пословицы, поговорки, лозунги советской эпохи». Автор прав, отмечая, что «советские песни и лозунги как нельзя точно ассоциируются у читателя с той обстановкой и настроениями, которые были доминирующими в СССР, и создают эффект многоголосия» (3). Хотелось бы отметить, что к разряду интертек-стем-советизмов следует добавить и так называемые «точечные интертекстемы», под которыми мы имеем в виду антропонимы, реалии эпохи, топонимические единицы, прямо, косвенно или опосредованно связанные с советской эпохой. Через эти единицы сознание читателя оказывается «подтянуто» к географически, исторически или антропологически значимым объектам (или субъектам) XX столетия, воссоздающим систему ценностей советского строя. В определенном смысле интертекстемы-советизмы становятся важным источником не только литературоведческого познания мира, но и исторического, поскольку через них воспроизводится контекст эпохи. Лирические тексты И. Семенова чрезвычайно плотно насыщены такого рода интертекстемами-советизмами: Ленин, колхоз, революция, камунис (коммунист), пайтон (фаэтон), Москва, милиция, Буденный, село Октябрь. Нетрудно заметить, что многие из них являются словами, заимствованными из русского языка. Одни из них в неизменной форме вошли в состав карачаево-балкарского языка, другие подверглись определенной трансформации в соответствии с нормативами карачае-во-балкарского правописания и произношения. К особому роду национальных неологизмов принадлежит слово-интертекстема «лишон», встречающееся в заголовке стихотворения И. Семенова «Лишон болмадым» («Я не стал лишенцем»).
Интертекстуальное пространство высе лен-ческой поэзии И. Семенова преимущественно состоит из трех разновидностей интертекстем: географизмов (Азия, Москва, Волга, Китай, Махар, Карачай, Джамбул, Мекка, Дунгановка, Казахстан, Эльбрус, Хурзук, селение Октябрь и т. д.); советизмов, порожденных актом депортации (кадет, студебеккер, вагон, станция, комендант, милиция, машина и др.); исламизмов (мечеть, эфенди, Аллах, мост Сыйрат, джандет (рай), джаханим (ад), джума (пятничный намаз), Тейри, тилек (молитва) и т. д.). Последовательно рас-
№ 2 (27), 2008 "Культурная жизнь Юга России" ^
смотрим природу и функциональную роль всех трех видов межтекстовых связующих единиц.
Наличие большого количества географизмов предопределяется сменившейся системой пространственных координат. Северокавказский горец до дня выселения проживал в замкнутом, камерном мире обжитого склона горы. Насильственный акт депортации вытолкнул его в открытое холодное неизведанное пространство с совершенно новыми координатами. Поначалу спецпереселенец не владеет даже точной информацией относительно курса своего направления, нередко его сознание питается слухами: то ли их везут в Китай, где они должны раствориться в среде местного населения, то ли их собираются утопить в Волге.
В дальнейшем, когда ситуация проясняется, спецпереселенцы начинают оперировать более конкретными названиями населенных пунктов (Средняя Азия, Казахстан, Киргизия, Джамбул, Дунгановка). Спецпереселенцы ни на секунду не сомневаются, что произошла чудовищная ошибка, которая очень скоро будет исправлена верховным правительством. В этом контексте географическая интертекстема «Москва» наполняется, помимо чисто пространственного смысла, и другим, нравственным смыслом, связанным с тем, что Москва спецпереселенцами воспринимается как некий духовный центр, как самая высокая нравственная инстанция, способная восстановить попранный миропорядок и реабилитировать «без вины виноватых». Именно с таким семантическим значением упоминается географическая интертекстема «Москва» в большинстве лиро-эпических произведений о выселении. Туда бесконечно пишутся письма и ходатайства, с Москвой люди связывают свои помыслы о скором возвращении на родину.
В произведениях, созданных на чужбине, встречается множество географических интер-текстем, связанных с северокавказскими населенными пунктами: Хурзук, Мара, Эльбрус, Къобан суу, Кавказ, Карачай, Махар и т. д. Характерной особенностью изображения обозначенных пространственных точек является их условность, абстрактность. Чаще всего эти сакральные для горца географические объекты появляются в виртуальной реальности - воспоминаниях, мечтах, картинах сновидений, предсмертных видениях.
К особой группе интертекстем в лирике И. Семенова, созданной в 1943-1957 годах, относятся религиозные интертекстемы, которые мы для краткости назвали «коранизмы». Исмаил Семенов - не только глубоко верующий человек, но профессиональный священнослужитель, который в юности получил солидное духовное образование. В стихотворениях о депортации автор постоянно апеллирует к теоретической системе ислама, пытаясь найти логику в случившейся трагедии. И он ее находит. Как социальная личность, он полон возмущения и адресует свой гнев вершителям национального бедствия. Как лицо духовное, поэт трактует трагедию де-
портации как испытание, посланное Аллахом, и человек это испытание должен достойно пережить. Осмысливая происшедшее, автор оперирует бинарной оппозицией «рай - ад» («джандет - джаханим»). Годы, проведенные на родине, уподобляются жизни в Эдеме, тяжелое существование первых лет на чужбине воспринимается как адские муки. Однако автор верит в конечность зла и нацеливает читателя на оптимистический мотив, звучание которого набирает силу от стихотворения к стихотворению. Характерно, что в ранних произведениях, созданных на чужбине в первые годы депортации, он полон пессимизма. Используя интертекстему «ад» (джаханим) («Кёчгюнчюлюк кюнюмде» - «В день моего выселения») в развернутой метафоре, он выражает крайнюю степень народной трагедии, граничащей с проблемой физического исчезновения народа с лица земли.
Согласно мусульманским преданиям, «в рай ведет мост Сират, тонкий, как волос, острый, как меч. Под мостом - ад» (4). Многие летописцы выселения прибегают к мифологической интертекс-теме «мост Сират», рассматривая годы пребывания в Средней Азии как своеобразное духовное испытание, гарантирующее переход на качественно новый уровень бытия, под которым подразумевается благополучный переезд на родину.
Верующая часть литераторов Карачая, в особенности И. Семенов, прибегает к образам кора-нической мифологии, пытаясь дать обоснование народному великомученичеству, сопоставимому с переходом через мост Сират. При этом муки физического характера, как правило, уравновешиваются поддержкой местного населения: все авторы без исключения слагают благодарственно-одические строки, адресованные русским, казахам, киргизам, узбекам, приютившим спецпереселенцев:
Народы, братья, живите в здравии,
мы уезжаем,
Соль, хлеб (ваш) нам благоволите.
Мы, возвратившись, вобьем там столб жизни,
И вы здесь достигните своих мечтаний.
Возвратимся
«Вобьем кол» в значении «остановимся», «обозначим стоянку» - еще одна фразеологическая интертекстема, взятая из народного пословичного фонда. В системе ценностей карачаево-бал-карского народа всегда был в чести укоренившийся человек, пустивший глубокие корни на родной земле, но никак не «перекати-поле», не кочующая личность без определенного места жительства. Народной аксиологией выработаны два метафорических образа, контрастных по своему значению: «тёнгереген таш (кочующий камень) и «тюк чыкъгъан таш» (камень, обросший шерстью-мхом), первый из которых содержит негативный оттенок, а второй - идеализируется. В стихотворении И. Семенова «В воскресный день» («Базар кюн») встречается данная фразеологическая интертекстема:
102 "КулътУРная жизнь Юга России "
М> 2 (27), 2008
Услышь, мой Аллах, мои слова-молитвы, Не жалей для нас счастливую пору! Счастье возвращения подари
старым и молодым, Чтобы шерстью-мхом оброс
покатившийся камень.
В воскресный день
В приведенных строках отпечатался идеал спецпереселенцев: народ «накочевался» до предела, он устал от бесконечных дорог, степей, просторов, его желание - вернуться на родную землю и «стать мшистым камнем».
Надо отметить, интертекстемные единицы фольклорного, мифологического характера играют важную мировоззренческую роль в выселенческой поэзии И. Семенова. В час народного бедствия, в час дезориентированности мышления народ и его
творческие единицы подсознательно прибегают к наработанной вековой мудрости, запечатленной в поговорках, пословицах, максимах, нартских изречениях, получивших в литературной науке название «интертекстема» и содержащих в своей основе фактор историко-культурной памяти.
Литература
1. Тотуркулов К.-М. Великий певец Кавказа. Черкесск, 2006. С. 21.
2. Словарь античности. М., 1989. С. 393-394.
3. Осипова А. А. Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе. Магнитогорск, 2003. С. 351.
4. Мифы народов мира: Энциклопедия: в 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 186.
5. Джырчы Сымайыл (Певец Исмаил). Песни и стихи. Избранное. М., 1992.
B. A. BERBEROV. HISTORICAL INTERTEXT IN THE LYRICS OF ISMAIL SEMENOV
The author of the article examines the theoretical and practical aspects of the notion «historical intertext», as applied to the lyrics of the Karachay poet I. Semenov. Special attention is paid to the «sovietisms», «koranisms», «geographical objects» which significantly extend the space of the text, reproducing in the conscience of the reader many social, cultural and political facts.
Key words: Karachay-Balkar literature, lyrics, sociocultural text, intertextem, sovietism, archetype, multiculture, repression, koranism, memory.
И. И. К0НДРАШ0ВА РАПП: ДИСКУССИЯ О КЛАССОВОСТИ ИСКУССТВА И ЛИТЕРАТУРЫ
Классовый поход к литературе и искусству привел к возникновению идеи о создании «чистой пролетарской культуры», у которой нашлось сразу множество «неистовых ревнителей». Рапповская идеология не нашла своим идеям адекватного подтверждения в литературном процессе.
Ключевые слова: пролетарская культура, классовый подход, преемственность, индивидуализм, коллективизм.
Вопрос о классовости искусства и литературы был одним из важнейших в период становления советской культуры в 20 - начале 30-х годов XX века.
Слова Г. В Плеханова о том, что «природа человека делает то, что у него могут быть эстетические вкусы и понятия. Окружающие его условия определяют собой переход этой возможности в действительность; ими объясняется то, что данный общественный человек (т. е. данное общество, данный народ, данный класс) имеет именно эти эстетические вкусы и понятия, а не другие» (1), которые легко могут быть истолкованы как признание им «автономности» пролетарской культуры.
Видный деятель А. Богданов, а потом (и вместе с ним) руководство РАППа довели до абсурда идею классовой определенности искусства и литературы. Это выразилось в их отношении к классовому наследию - необходимость «учебы у старых мастеров» публично никто из них не отрицал. Вроде бы упрекнуть А. Богданова в отри-
цании данного положения нет серьезных оснований - он часто говорит о том, что следует изучать опыт и по возможности его использовать. Но оговорка: «даже в области искусства пролетариат не может удовлетвориться старой культурой и принужден вырабатывать свою, новую, как орудие своего сплочения, своего воспитания в духе товарищества и борьбы. Примирения нет даже здесь, в той среде, которую так долго считали царством чистой красоты» (2) - дает понять, что А. Богданова не интересует проблема преемственности. Утверждаемое им с таким высоким пафосом положение о необходимости учиться у «старой культуры» с тем же пафосом отрицается мыслью о несовместимости старой и новой культур, об их «непримиримости». Тем не менее, он повторяет не раз мысль об учебе у старой культуры: «учиться надо сознательно, не забывая, с кем и с чем имеем дело: не подчиняться, а овладевать. К буржуазному искусству надо относиться так же, как и к буржуазной науке: взять у них можно и следует много, очень много, но не продать
