CC BY
144
художественном мире сборника Кибирова лирический герой, участвующий в многоголосье «бахтинского карнавала», являет сознание современного человека, живущего в контексте русской литературы XIX века, прошедшего через бунт против Создателя, через диалог с миром, через безверие ХХ века и пришедший к истине, что «Верить в Бога, / "распятого за ны / При понтийстем Пилате", / Практически невозможно. / Но Его можно / любить» [4, c. 9]. Эта любовь к распятому Спасителю создает целостную картину сборника Тимура Кибирова «Греко - и римско-кафолические песенки и потешки».
Список литературы
1. Бавильский Д. Заземление // Литературное обозрение. - 1998. - № 1. - С. 20-23.
2. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 т. - Л.: Наука, 1976.
3. Зубова Л. В. Языки современной поэзии. - М.: НЛО, 2010.
4. Кибиров Т. Ю. Греко- и римско-кафолические песенки и потешки. - М.: Время, 2009.
5. Липовецкий М. Концептуализм и необарокко. Биполярная модель русского постмодернизма. - [Электронный ресурс]: // http: //exlibris.ng.ru/kafedra/2000-09-07/3_postmodem.html
6. Ляпина Л. Е. Проблема целостности лирического цикла // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. -Донецк, 1977.
7. Пропп В. Я. Кумулятивная сказка // Пропп В. Я. Фольклор и действительность. - М.: Наука, 1986. - С. 242-249.
8. Пумпянский Л. В. Поэзия Ф.И. Тютчева // Урания. Тютчевский альманах. 1803-1928 / под ред. Е.П. Казанович; вступ. ст. Л.В. Пумпянского. - Л.: Прибой, 1928. - С. 9-57.
9. Фоменко И. В. Поэтика лирического цикла: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М.,
1990.
10. Языкова И. Икона как выражение православного мировоззрения. - [Электронный ресурс] : //http://damian.ru/new_statii/ira/ikona_kak_virazhenie.htm
Л. В. Дербенёва
Историческая наука о жанровых модификациях литературы ХХ века
При анализе творчества писателя естественно возникает вопрос о своеобразии его жанровых форм, поскольку точное терминологическое обозначение жанра обладает важным «инструментальным» смыслом: определяет авторскую позицию. Эклектичность, междисциплинарный подход в современном гуманитарном дискурсе разрушает границы между жанрами и усложняет определение жанра произведений художественной словесности, в первую очередь, огромного пласта художественно-документальной литературы.
Полидисциплинарный характер современной литературной науки является фактом, который признаётся практически всеми историками, теоретиками литературы и культурологами. Вне этой полидисциплинарности сегодня невозможно представить исследование такой важной проблемы как определение жанра огромного корпуса литературных произведений под общим обозначением «научно-художественная проза». В этой связи,
116
обращение к художественно-документальным историческим произведениям-исследованиям Н. Я. Эйдельмана представляется особенно актуальным.
Творчество Н. Я. Эйдельмана отличается своеобразием, выделяющим его среди других писателей ХХ века. В историю русской литературы Н. Я. Эйдельман вошел как автор жанра, сочетавшего научную точность, документальность с психологической утонченностью исторического романа, с одной стороны, и, с другой, особенным интересом к нравственной проблематике, которая является характерной чертой русской классической литературы. Жанровое своеобразие произведений Эйдельмана формировалось в результате сложных литературных исканий. В первую очередь это сказалось в отказе писателя использовать устоявшиеся традиционные жанровые формы, в том числе и документальные, в потребности обновления, в поиске необычных жанровых решений, где главную роль играли научные разыскания писателя-исследователя. В.Б. Шкловский в свое время отмечал, что «жанры сталкиваются для того, чтобы сохранилось ощущение мира, для того, чтобы из мира продолжала поступать информация, а не ощущалась уже традиционная форма» [4, с. 351]. Поиск новой жанровой формы исторической прозы, которая позволила бы наиболее полно передавать «информацию о мире» привели Эйдельмана к своеобразному творческому решению. Книги писателя-историка стали «событием рассказывания», повествованием с доминирующей информационной функцией, которая в прозе Эйдельмана становится функцией изобразительной.
В произведениях писателя реализован художественный потенциал документального материала и документальной структуры. Однако проза Эйдельмана является дуалистической по своей природе. С одной стороны, в поэтике произведений наблюдается фактологическая основа: безусловное следование факту, документу; с другой - художественно-изобразительные средства и приемы собственно-художественной литературы. Отобранный фактический материал придает повествованию особую эмоциональную окраску, а рассматриваемая писателем проблематика носит гуманистическую направленность, поскольку творческий потенциал самого автора наиболее ярко раскрывается при исследовании концепции личности, созданной на стыке факта, документа и художественного воплощения.
Главная особенность эйдельмановской прозы, отмечаемая всеми критиками, - отсутствие стремления к «сочинительству», а главная цель - воссоздание достоверности исторической эпохи, жизни подлинных героев, что является для писателя (и его читателей) своеобразным художественным открытием. Достоверность не как историческая фактография, которая, согласно В.Б. Шкловскому была свойственна исторической прозе ХХ века: «Фактографией пёстрой и психологизированной» [3, с. 468], а достоверность как художественность. Эта особенность эйдельмановских произведений наблюдается даже в его научных трудах. Одна из первых книг («Тайные корреспонденты “Полярной звезды”»), опубликованная в научном издательстве, поразила современников Эйдельмана «живой» историей, неожиданно близкой и актуальной в середине ХХ века. Соединение человеческих судеб - ис-
117
торических и житейских, уверенность в возможности, по Г ерцену, «воплощения мысли в поэзию», странные и незначительные на первый взгляд, встречи, сближения, эпизоды, в эйдельмановских книгах приобрели логическую предопределённость, создавали целостность исторической картины, становились составляющей научного исследования. Автор этого исследования воспринимался как рассказчик, находящийся внутри воссозданной им реальности. Столь нетрадиционное изображение отечественной истории, которую читатель не знал, сделало каждую книгу писателя культурным событием времени. Стиль произведения, система использованных художественных элементов и документов личного характера создавали атмосферу подлинности и доверительности.
Характерная черта эйдельмановской прозы - «художественность» научного материала. Писатель обращается к реконструкции исторической картины, выстраивает определенную композицию фактов, решительно отвергает выдумку, даже «художественную», оставаясь на фундаменте реальной истории, однако при этом огромное значение придаёт интуиции художника.
Вряд ли можно согласиться с мнением Ю.М. Лотмана о том, что у Н.Я. Эйдельмана историческая наука «перерастала в беллетристику» (Ю.М. Лотман) [1, с. 335.]. Беллетристика, как известно, жанр гораздо более свободный в художественных стратегиях, позволяющий привлекать вымышленный материал. «Чистый» вымысел в сочинениях Эйдельмана как принцип эстетически организованного повествования отсутствует совершенно. Проза писателя всегда остается на почве научных разысканий. В свое время И. Андроников предложил термин «жанр научного поиска», которым обозначил произведения А. Ферсмана и И. Крачковского («Занимательная минералогия», «Воспоминания о камне»). Учёный полагал, что сам работает в этом жанре («Загадка Н. Ф. И.», «Портрет»). Вероятно, можно утверждать, что одним из ярчайших представителей жанра «научного поиска» был и Н.Я. Эйдельман.
Художественный эффект в произведениях Эйдельмана достигался путем претворения самих реалий исторической действительности, «добываемых» в ходе ее параллельного или опережающего исследования, но каким именно образом писателю удавалось это слияние научного и образного аспектов остается не изученным. Поэтому так сложно определить жанровую специфику его сочинений. Проза Н.Я. Эйдельмана представляет собой своеобразный феномен научно-художественной литературы ХХ века. История и художественное творчество не просто сосуществуют в произведениях писателя, они взаимно обогащают и поддерживают друг друга. Эйдельмана интересуют не столько академические вопросы литературоведения (как, например, Ю. Тынянова), сколько вопросы создания новых жанровых модификаций, максимально приближенных к документальной правде. Степень достоверности определяется читателем эйдельмановских книг и глубиной эмоционального переживания, передаваемых автором, что помогает избавиться от штампов и устойчивых канонов восприятия. В связи с вышесказанным, каждый образ, каждую деталь книг Н.Я. Эйдельмана необходимо рассматривать в
118
двух ценностных контекстах: в контексте жизни героя, и в контексте замысла всей книги, в этом плане все ее содержание всецело подчинено авторскому замыслу.
К вопросу определения своеобразия художественно-документального жанра, полагаем, необходимо подходить через характеристику его важнейших составляющих: условий, принципов, предпосылок, что позволяет сделать вывод о необходимом присутствии объективных и субъективных факторов в процессе создания произведений этой жанровой направленности. Так, к объективным факторам можно отнести наличие «стержневого события», которое объединяет самим фактом свершения многих «действующих лиц». Событие часто стирает в летописи истории конкретные имена и судьбы людей, подавляя своим масштабом индивидуальность, однако и проявляет судьбы и характеры, которые навсегда окажутся связными с этими событиями: к примеру, история декабристского движения и восстания, так ярко воссозданная в книгах Эйдельмана «Лунин», «Обреченный отряд», «Апостол Сергей», «Большой Жанно», в биографиях выдающихся представителей русской истории и культуры: Карамзина, Пушкина, Герцена (подчеркнем особенное отношение Н. Я. Эйдельмана к пушкинской теме, одной из ведущих в творчестве писателя).
Субъективные факторы определяются личностью автора, взявшего на себя труд воссоздания подлинных событий. Новаторство Эйдельмана как исторического писателя проявлялось не только в том, что он разрабатывал новые слои истории, осваивал и создавал новые жанры, но и в «синтезе» фактов, документов, характерных деталях из исторического прошлого страны, которые передавили дух эпохи, создавая документальное и художественное полотно времени. В одном из интервью, писатель объясняет этот своеобразный синтез научного знания и художественной эмоциональности в своих книгах: «<...> пытаюсь расширять рамки чисто научных занятий, более того, считаю, что историк не должен замыкаться в сухой научной форме <.> Если сухо, значит неталантливо...» [7].
Историк по образованию, ученый по методам работы, художник по восприятию и отражению жизни, Эйдельман творил в новом жанре, который до сих пор не осмыслен в достаточной степени. Соединение исторической науки и словесности привело к созданию уникальной прозы, которая не поддается принятым жанровым определениям. Эйдельмановскую прозу чаще всего обозначают как «историческая проза Эйдельмана». Работа с документальными источниками, как известно, - основа творчества любого исторического писателя, в первую очередь романиста. Поскольку роман -наиболее популярный и востребованный жанр исторической прозы. Специфика исторического романа как тематической разновидности романного жанра состоит в осмыслении жизненной реальности, недоступной для непосредственного наблюдения, поскольку предметом познания исторического писателя является прошлое, не существующее как материальный и духовный феномен. Цель, которую ставит перед собой писатель-историк - «оживить» историю, создать иллюзию достоверности, правдивости - может быть достигнута только благодаря включению в
119
произведение текстов-посредников документального характера (исторических документов, научных исследований). Полагаем, что «памятью жанра» исторических произведений Эйдельман является исторический роман. Обратим внимание: художественно-документальная проза Н.Я. Эйдельмана, при явном доминировании документа, обнаруживает в своей структуре черты, свойственные историческому роману. Отметим следующие: многоплановость композиции; взаимодействие описания и повествования; гибкий ритм прозы; воссоздание большого участка действительности; книги-исследования Эйдельмана обладают исключительно богатой и разносторонней содержательностью, единой сложной системой
художественных средств; особое внимание уделено изображению окружающей героя микросреде, изображению человека «в сложных формах жизненного процесса», многолинейности сюжета, охватывающего судьбы ряда «действующих лиц».
Эйдельман следует известному пушкинскому принципу изображать историю «домашним образом». Мысль, которая в различных вариантах повторялась в исторической прозе в течение всего ХХ века. Однако в книгах Н.Я. Эйдельмана отсутствуют вымысел, свойственный историческому роману, писатель отказывается от изображения «типов», воссоздает личность, характеры в контексте эпохи. Отсутствуют внутренние монологи, смена авторской речи, прямая и несобственно-прямая речь персонажей, пейзажные зарисовки, лирические отступления. Это не «эпос частной жизни», а история яркой личности и эпохи.
Синтез нескольких жанров, как известно, является одной из отличительных особенностей развития литературного процесса XX века. Этот синтез предполагает возможность соединения в рамках одного произведения использование приёмов одного жанра другим, элементов разных повествовательных систем, к примеру, художественной и научной, отсюда закономерно появление такой формы как художественно-документальная проза. Использование исторического документа в художественном творчестве не является новаторским приемом в литературе. Предшественниками Н. Я. Эйдельмана были несколько поколений писателей от Н. М. Карамзина и А. С. Пушкина до Ю. Н. Тынянова. Большое влияние на писателя оказали В. О. Ключевский, М. О. Гершензон, Ю. Н. Тынянов, а также профессиональные историки Е. В. Тарле, Л. В. Нечкина, которые, по словам Н. Я. Эйдельмана, «науку с легкостью рассказа соединяли органически», стремясь «объединить серьезную историю с интересной» [7]. Эйдельман изучал и творчески развивал их научно-художественные достижения. Монографии, курсы лекций, статьи этих исследователей, при всех блистательных литературных достоинствах, оставались в целом в рамках академической, «профессорской» историографии, а «писательство» занимало в их творчестве подчиненное положение: «Ключевский, Тарле обладают художественным даром, но они все-таки прежде всего ученые, избегавшие такого совмещения науки и “летописи”, какое было в “Истории государства Российского”» [9, с. 157].
120
Своеобразный подход к исторической теме был и у создателя нового исторического романа Ю. Н. Тынянова. Известно, что Тынянов использовал документ, который сложно преобразовывался в прозу, «растворялся» в ней. Писатель творчески развивал методы и приемы, найденные А.С. Пушкиным в «Капитанской дочке» и Л.Н. Толстым в «Хаджи-Мурате». В этом смысле модифицированный исторический жанр тыняновских художественных произведений представляет собой «плод совокупной деятельности начинателей и продолжателей» [2, с. 319].
«Документализм» Тынянова органически входил в ткань художественного произведения. Документ подвергался творческой обработке и превращался в образ, не являясь при этом отдельным структурным элементом. Писателю одному из первых удалось преодолеть границу между историей и филологией. Задача, которая до сих пор остаётся сложной. «В нынешнем своем виде граница между историей и филологией охраняется с одной стороны. Филологи любят ее пересекать, а историки не любят. С точки зрения филолога, между текстом и событием нет принципиальной разницы: во-первых, текст сам является событием; во-вторых, текст вызывает к жизни новые события; в-третьих, о событиях мы знаем только через тексты; и в-четвертых - это уже идея нового историзма - сами события разворачиваются подобно текстам, имея свою лексику, грамматику и поэтику» [10]. Содержание документов, их отбор и авторская интерпретация, являются показателями концептуальной установки писателя. В художественном произведении превалирует авторская точка зрения, авторская оценка и восприятие, имеющие значение «истины» в данном литературном тексте, но не являющаяся таковой, согласно историческим фактам. В эйдельмановском тексте всегда доминирует документ, который подаётся автором, как правило, без какой-либо интерпретации.
Текст от автора (описания, рассуждения, замечания) приобретает характер документального повествования, когда беллетристическая изобразительность уступает место информации. Поэтому в эйдельмановских книгах-исследованиях так много цитат из газет, писем, государственных документов. Авторское описание всегда сопровождается, дополняется цитированием документального источника или, наоборот, выдержки из документа предваряют авторское пояснение. Таким образом, цитата, «получает» художественное обрамление. Документальный текст может быть рассредоточен и в потоке авторского текста и не только цитироваться, но и свободно пересказываться (всегда со ссылкой на документальный источник). Этот приём придает книгам Н.Я. Эйдельмана непосредственность живого повествования о событиях и героях и ощущение абсолютной достоверности. В структуре текста книг Эйдельмана важное место занимает и цитирование поэтических текстов, которое используется как отдельный изобразительный приём, оживляющий рассказ и наглядно демонстрирующий образное мышление самого автора. В составе эйдельмановского текста документ является важнейшим элементом, приобретает эстетическое значение, служит одним из выразительных средств. Сопряжение документального и художественного начал раскрывает новые возможности искусства слова,
121
когда «необработанный», «живой» материал входит в соприкосновение с эстетикой литературного творчества, а жизненная достоверность переплетается с художественным миром.
Синтез научного знания и художественности становится основным методологическим приемом Эйдельмана-писателя: «И мы все-таки мечтаем, чтобы художественное начало <...> скрестилось бы с наукой, а наука о человеке, история, осветилась бы художественно». «Скрещение» исторического и художественного происходит в его произведениях, образуя особую систему исследования и воспроизведения житейского, человеческого, исторического, бытового и бытийного. Необходимый научнохудожественный синтез Эйдельман осознает как задачу, поставленную временем: «Наука нащупывает сознательно человеческий опыт, литература давно это сделали интуитивно. Ситуация такова, что надо начинать с интуиции, наука подоспеет...» [5].
Отказываясь от вымысла исторического романа (запись в дневниках: «технология лжи, которая всегда правда = закон художественного вымысла»), стремясь к максимальной объективности, писатель настаивает: художнику-историку необходимо чувство эпохи, научная интуиция, которая сродни художественной правде. Эта мысль прослеживается во всех произведениях ученого-писателя, в дневнике она звучит буквально: упоминая о возникшем при нем споре, Эйдельман отмечает: «Искандер (Фазиль Искандер. - О.К) не имеет доводов, но художественно прав» [5]. Высоко оценивая написанную Ю. М. Лотманом биографию Пушкина, он подчёркивает, что «огромная сфера стихийного, неосознанного, иррационального в книге почти не затрагивается». И при этом отмечает: «Нам кажется, что Ю. М. Лотман куда более художник, чем представляется ему самому, ибо именно на грани мысли и образа в книге достигаются максимальные удачи» [6].
Феномен совмещения научного и художественного начал в творчестве одного автора, когда он является ученым-исследователем и писателем, встречается довольно редко. Тем более уникальны случаи, когда оба начала совмещены в рамках одного произведения. Даже у Ю. Н. Тынянова, как известно, историко-литературная деятельность реализовывалась в двух направлениях: научная - в научных статьях и книгах; художественная - в параллельно писавшихся о той же эпохе исторических повестях и романах. То есть варианты творческой деятельности воплощались в различных по словесному воплощению формах. У Эйдельмана сочинения-исследования образуют некий органический сплав научного и художественного - и не только в биографической прозе («Лунин», «Апостол Сергей», «Большой Жанно»), но и в таких научных работах, как три книги о Пушкине, «Г ерцен против самодержавия», «Грань веков». Сама историческая действительность для писателя-историка была наполнена эстетическим содержанием и воспринималась эмоционально. Извлечённый из событийного потока исторический документ получал в его прозе силу типического обобщения, а подмеченная подробность быта, характера, поступков, речи людей прошлых эпох приобретали выразительность художественного образа.
122
Таким образом, документ в прозе Н.Я. Эйдельмана (письма, газетные публикации, архивные источники), являясь структурным элементом произведения, выполняет эстетическую функцию. Художественная «обработка» документа состояла не в его преображении и переделке, а в отборе, расположении, толковании, в выявлении его исторической образности, равноценной для нас сегодня образности художественной («изучить = изменить объективность» - запись Эйдельмана в «Дневнике» [5]).
Синтез научного и художественного, исторически-документального и личного в творчестве Эйдельмана превращается в историческую повесть, документальное повествование, научно-художественный очерк. Чаще всего (например, «Эпиграф Тынянова») однозначно определить жанр произведения невозможно, поскольку изложенные писателем факты в неразделимой связи образуют некое новое явление, трудно поддающееся жанровому определению, прежде не встречаемое качество, которое исследователи называют «историческая проза Эйдельмана».
Таким образом, Н. Я. Эйдельману, наделенному особым даром сопереживания, с развитым чувством эстетической оценки, принадлежит ведущая роль в процессе развития нового жанрового образования. Осознавая важность человеческих открытий, Н.Я. Эйдельман стремился к максимальному внешнему самоустранению. В процессе поиска психологически правдивых человеческих документов, которые превращаются в знаки, символы времени, он отказывается от собственных «открытых» комментариев, признавая их относительность. Версия событий, изложенная героем, и смысл, извлеченный из нее автором, могут и не совпадать, но Эйдельман будет отстаивать права искусства на возможность обнаружения крытых знаний о человеке и эпохе.
Список литературы
1. Лотман Ю. «Мы сидели у Петра Андреевича Зайончковского...» // Тыняновский сборник. Четвертые Тыняновские чтения. - Рига, 1990. - С. 335-336.
2. Хализев В. Е. Теория литературы. - М.: Высш. школа, 1999.
3. Шкловский В. Б. Гамбургский счёт: Статьи - воспоминания - эссе (1914-1933). - М. : Сов писатель, 1990.
4. Шкловский В. Б. Тетива. О несходстве сходного. - М.: Сов. писатель, 1970.
5. Эйдельман Н. Я. Из дневников (1966-1973). - [Электронный ресурс]:
http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/NYE/DIARY_1.HTM
6. Эйдельман Н. Я. Вклад в Пушкиниану: рец. на кн.: Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин - Л.: Просвещение, 1981 // Новый мир. - 1982. - № 6. - С. 255-260.
7. Эйдельман Н. Я. Волшебной палочки в истории не бывает // Даугава. - 1987. - № 2. -С. 97-105.
8. Эйдельман Н. Я. В пушкинском зеркале // Знание-сила. - № 6. -1986.
9. Эйдельман Н. Я. Последний летописец (о Н. М. Карамзине). - М.: Книга, 1983.
10. Эткинд А. Новый историзм: русская версия. - [Электронный ресурс]: //
http://magazines.russ.ru/nlo/2001/47/edkin.html
123
