CC BY
134
УДК 82-131
О. А. Мощанская
ИСТОКИ ПОЭТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ («БЕОВУЛЬФ» И «СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»)
Основная проблема статьи - сравнение древнерусской поэтической манеры (Боян в «Слове о полку Игореве») с англосаксонской поэтической традицией (певец в «Беовульфе»). Сопоставительный анализ освещает некоторые черты сходства между ними.
The main problem of this article is a comparison Old Russian poetic manner (Bojan in "Slovo o polku Igoreve") with Anglo-Saxon poetic manner (a singer in "Beowulf"). The comparative analysis sheds light on certain similarities between them,
Ключевые слова: традиция, поэтическая манера, сопоставительный анализ, певец.
Keywords: tradition, poetic manner, comparative an alysis, singer.
Как отмечал В. M. Жирмунский, «историко-ти-пологические схождения выступают наиболее отчетливо на ранних ступенях общественного развития благодаря относительной простоте и недиф-ференцированности элементов, из которых эта культура слагается» [1]. Вместе с тем при всей «недифференцированности» средневековых литератур каждая из них с самого момента своего существования обладает чертами, определяющими ее своеобразие. Утверждение ученого, много лет занимавшегося исследованием эпического наследия разных народов Средних веков, может служить достаточным основанием анализа памятников, созданных народами далекой эпохи.
Выявление историко-типологических схождений в литературах и фольклоре народов, не связанных между собой тесным культурным взаимодействием, важно для понимания общих закономерностей художественного мировосприятия человечества. Одновременно, помимо сходства в восприятии того или иного явления, изучение проблемы типологических схождений позволяет проследить становление национального своеобразия уже на ранних ступенях развития литературного процесса. При первом «приближении» к проблеме очевидна «отдаленность», прежде всего территориальная, англосаксов и русичей друг от друга. Однако внимательное изучение исторических документов позволяет предположить возможность не только типологических схождений, но и контактных связей между ними, тем более что «великое переселение» народов в эту эпоху делало вероятными непосредственные взаимодействия.
© Мощанская О. Л., 2012
Одно из ранних упоминаний певческого дара восходит к «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного (672-735) [2]. Монах, проведший почти всю свою жизнь в монастыре в Ярроу, философ, прекрасно знавший античную литературу, рассказывает о том, как неграмотный человек по имени Кэдмон, будучи в зрелом возрасте, сложил песню о сотворении мира. С тех пор сочиняемые им благочестивые песни во многих душах «зажгли презрение к миру и стремление к жизни небесной». Беда Достопочтенный воспринимает певческий дар как Божью милость. Сам Беда приводит песнь, сочиненную им, выступая тем самым в роли песнопевца. Песнь посвящена Богоматери.
Мы не знаем имен большинства англосаксонских поэтов. Лишь некоторые из них, скорее всего легендарные - Видсид, Деор, Кэдмон, Кюне-вульф, - сохранились в текстах произведений (элегии «Видсид», «Деор»), в работах философов (Беда Достопочтенный), в изысканиях ученых.
Певцы, поэты, создававшие новые песни и хранившие в памяти старые, у уэльсцев назывались бардами, у ирландцев - филидами, у норвежцев - скальдами, у англосаксов - скопами. Скоп происходит от глагола "scieppan" (создавать) и от "scieppand" - тот, кто создает, придает форму (scop). Известны трогательные слова признательности и благодарности, которые обратил к ним Роберт Бернс, чтивший с душевным трепетом память тех, чьи «чувства были так сильны, а слова так прекрасны» [3].
Ключом, могущим приоткрыть связи культур давно минувших эпох, может стать анализ мотива песнопевца и его мастерства в англосаксонской и древнерусской поэзии. «Беовульф», народный героический эпос англосаксов, запечатлел процесс создания песни, сходный с тем, о котором говорится в «Слове о полку Игореве», когда речь идет о Бояне и его творческой манере. Те прежние времена, о которых помнил Боян и к которым принадлежал сам, - настоящее время для певца в «Беовульфе».
«Беовульф» [4] - памятник народного героического эпоса англосаксов VII-VIII вв. Его фабула не отличается сложностью. Молодой воин из племени гаутов Беовульф приходит на помощь конунгу данов Хродгару. На земли Хродгара нападают чудовища, которые чинят разбой в зале для пиров - Хеороте (палате оленей), построенной Хродгаром. Беовульф в рукопашных схватках побеждает чудовищ. Осыпанный наградами, увенчанный славой, он возвращается на родину, где, в конце концов, становится правителем. Вторая часть «Беовульфа» начинается через 50 лет. На владения богатыря нападает дракон. Беовульф ценой собственной жизни побеждает его и спасает родной край.
Но суть поэмы гораздо сложнее ее фабулы. Она включает воспроизведение далекой эпохи, народные концепции мира и человека, проблемы песносказителя и поэтического мастерства. В «Бе-овульфе» мы встречаем и сказочные мотивы, образы, порожденные народной фантазией, и упоминания о событиях, имевших место в действительности.
Мир, отраженный в «Беовульфе», - мир мореплавателей, воинов-дружинников. В отличие от русского былинного эпоса в «Беовульфе» не упоминаются пахари, земледельцы, жилища простых людей.
Мотив племенных распрей в поэме раскрывается различными путями (рассказ автора, воспоминания героев, их предчувствия грядущих событий, песни скопа). Элегическое настроение усиливается по мере приближения действия к финалу, когда ощущается неизбежность грядущих бедствий.
Народный эпос «Беовульф» (VП-VШ вв.) позволяет судить о том, как создавалась песня. Воины во главе с Беовульфом возвращаются после победы последнего над Гренделем. Один из них, вдохновленный подвигом Беовульфа и обладающий даром песнопения, слагает новую песню. Певец начинает с воспоминаний о подвигах Сиг-мунда, величайшего из победителей драконов. Затем он сравнивает подвиг Беовульфа с подвигами легендарных героев, определяет место Бео-вульфа среди них. Так в процессе создания песни происходит взаимодействие традиционных мотивов с новыми, возникающими под влиянием только что происшедшего события. Певец тем самым связывает эпоху и события, свидетелем которых он был, с предшествующей эпохой. Сюжет «Беовульфа» тяготеет к связи с более ранними родоплеменными преданиями. Как подчеркивает А. Н. Робинсон [5], подобный «родовой» принцип осмысления событий создавал потенциальные возможности для переноса традиционного повествования о прошлом в современность. А. Н. Веселовский [6] писал: «В боевую пору, родовую или дружинную, певец, естественно, воспевал вождей и витязей, лелеял их славу, слагал лирико-эпические песни предков и о предках своего героя. Он знал их родословную, и это знание вносило в его репертуар новый принцип генеалогической циклизации... »
Подобная манера была свойственна Бояну, хвалой мастерству которого начинается «Слово о полку Игореве». «Не пристало ли нам, братия, начать старыми словами ратных повестей о походе Игоревом, Игоря Святославовича? Начаться же этой песне по былям нашего времени, а не по обычаю Боянову. Ведь Боян вещий, если кому хотел песнь слагать, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под
облаками, ибо помнил он, говорят, прежних времен усобицы. Тогда напускал он десять соколов на стаю лебедей, и какую лебедь настигал сокол - та первой и пела песню старому Ярославу, храброму Мстиславу, зарезавшему Редедю перед полками касожскими, прекрасному Роману Святославовичу. А Боян, братие, не стаю лебедей напускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал, а они уже сами славу князьям рокотали» [7].
Однако автору «Слова» манера Бояна, как отмечает Д. С. Лихачев, кажется «устаревшей» [8]. Но то, что было прошлым для автора «Слова о полку Игореве», является настоящим для создателя «Беовульфа».
Традиционный зачин, подчеркивающий временную связь между воспеваемыми событиями, современными певцу, и старым временем, присутствует в большинстве эпических памятников. Е. М. Мелетинский [9] сопоставляет зачин «Слова о полку Игореве»: «Не лепо ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми словесы... » с таким зачином, как «Пора мне поведать». «Старое время» в «Слове о полку Игореве» восходит к мифологическим временам («были вечи Трояни», «время Бусово»), к правлениям «старого» Ярослава и «старого» Владимира. Д. С. Лихачев подчеркивает «органичный синтез» в «Слове» фольклорных и книжных элементов, соединения в нем двух фольклорных жанров «славы» и «плача» -прославления князей и оплакивания печальных событий» [10].
Мы можем судить о качествах, которыми должен обладать певец: обширный репертуар, знание традиционных художественных приемов, сила воображения, мастерство устной импровизации. Поэт выбирает слова, фразы, которые наиболее точно характеризуют подвиг Беовульфа, определяют место героя среди тех, кто уже стяжал себе славу и чьи имена стали легендарными. Так поэзия на глазах свидетелей подвига Беовульфа обессмертила его победу, превратила только что свершившееся в легенду.
По Гегелю, эпический поэт возвышается над теми событиями, которые он изображает, не симпатизирует ни одной из враждующих сторон, его отличает спокойствие, основанное на знании грядущих событий, на принятии предопределенности происходящего [11].
Судьба героя и события, происходящие в «Беовульфе», также предопределены свыше. Но симпатии песносказителя выражены четко: мужество и благородство находят художественное воплощение в идеализированном образе героя, вокруг которого сосредоточено действие. Автор «Бео-вульфа», как позднее и автор «Слова о полку Игореве», сочувственно относится к герою; если он не выражает свою скорбь по поводу гибели
богатыря и надвигающихся бедствий непосредственно, то позволяет ощутить ее благодаря особому подбору сравнений, эпитетов и т. д.
Характер героя в «Беовульфе» раскрывается постепенно через авторские характеристики героя, описания его вооружения, даров, им полученных, поведение Беовульфа во время его поединков с врагами, через восприятие героя другими действующими лицами поэмы. Дозорный видит «сверкающую» дружину ратников во главе с Беовульфом, дружинники наблюдают со стороны за поединками Беовульфа с чудовищами. Дружинник Унферт меняет свое отношение к богатырю - от презрительного вначале к признанию его заслуг. Хродгар, Хигелак, Вальхтеов также выражают свое отношение к нему, тем самым давая герою характеристику, наконец, сам Бео-вульф рассказывает о себе.
Монологи героя - составная часть произведения. Но, как правило, окончательная оценка качеств Беовульфа принадлежит автору:
SWA bealdode bearn Ecgdeowes, Guma gudum daedum, Deah sefter dome; nealles druncne stog Heordgeneatas; naes him hrion sefa, Ac hi mancynnec maeste craefte Ginfaestan gife,Be him God seadelde, Heold hildedeor [12] (2177-2183)
Жанровое «амплуа» эпического песносказителя позволило ему выразить в поэме народный идеал - силу, мужество, направленные на доброе дело (защита дружинников Хродгара от чудовищ, восстановление безопасности морских путей, спасение родной земли от дракона и т. д.).
Исторические хроники сохранили для нас некоторые факты из жизни их создателей. Например, Павел Дьякон, рассказывая о лангобардах, сообщает данные личного характера [13]. В «Беовульфе» же мы можем судить о личности поэта по его отношению к изображаемому. Чувства, запечатленные в поэме: боль за распри, несущие горе народам, за неминуемую гибель героя, восхищение его доблестью - не связаны с конкретным автором, отражают настроение эпического певца вообще. Песносказитель неоднократно ссылается в своем рассказе на то, что он воспроизводит слышанное им от других певцов (2751, 2772, 2837 и т. д.).
Такие ссылки подчеркивают временное расстояние, отделяющее автора от его героя: он не был свидетелем того, что изображает, он лишь слышал то, о чем повествует. Временная дистанция позволяет автору эпического произведения знать дальнейший ход событий и предрекать герою или победу, или гибель.
О роли песносказителя в жизни общества можно судить по тому, какое место среди героев поэмы отводится образу песнопевца. Голос безымянного певца, «правдивое слово песнопреда-ния», звучит во время пира в честь победителя (1067). Сам конунг может выступать на пиру наравне с песносказителем и в качестве такового (2105-2114). Певцы силой своего правдивого слова делают бессмертными подвиги героев и их имена, не заботясь, чтобы в памяти людей остались сведения о них самих.
Звуки арфы и пение певца звучат на пирах в честь побед. По мере приближения действия поэмы к печальному финалу образ песносказителя появляется все реже. Звуки арф сменяются стонами ветра, место певца занимает «черный ворон, орлу похваляющийся обильной трапезой, ему уготованной» (3024-3025). С изменением общей тональности произведения меняется и его образная структура, исчезают образы певца и арфы как символы радости, благополучия, остается лишь ветер, повествующий о печальных событиях и предсказывающий грядущие беды.
В русской поэзии подчеркивается пророческий дар поэта «своя въщиа пръсты на живая струны въскладаше, они же сами княземъ славу ро-котаху» [14]. В «Слове о полку Игореве» качества певца характеризуются через неожиданные сравнения, при этом используются образы серого волка, сизого орла и т. д., образы, которые в западной поэзии выполняют другую функцию, являясь символами разорения и смерти. В таком же значении они встречаются и в «Слове о полку Игореве»: «Игорь к Дону вои ведетъ. Уже бо бъды его пасетъ птицъ по дубию, волъци грозу въсрожать по яругамъ, орлы клектомъ по кости звъри зовутъ, лисици брешутъ на чръленыя щиты».
Итак, «Беовульф» и «Слово о полку Игореве» сохранили сходную манеру поэтического творчества, которая была присуща песнопевцам далекого прошлого. Общие черты в восприятии певца, отношения к нему сохранились у англосаксов и древних русичей и в том случае, когда речь идет о судьбе песнопевца уже в ином, изменившемся мире.
Примечания
1. Жирмунский В. М. Народный героический эпос. М.; Л., 1962. С. 9.
2. Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов / пер. с лат., вступ. статья, коммент. В. В. Эрлихмана. СПб., 2001. С. 167, 161.
3. Burns R. The Letters / ed. by J. I. Ferguson. Oxford, 1931. Vol.1 . P. 109.
4. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах / пер. В. Тихомирова. М., 1975; Klaeber F. Beowulf and the Fight at Finnsburg. Boston, 1950. Далее при цитировании в тексте работы указываются номера строк.
5. Робинсон А. Н. Литература древней Руси в литературном процессе Средневековья (Х1-ХШ вв.). М., 1980. С. 270.
6. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 267.
7. Слово о полку Игореве // Памятники литературы древней Руси. XII век. М., 1980. С. 373.
8. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы XXVIII вв. СПб., 1999. С. 58.
9. Мелетинский Е. М. «Эдда» и ранние формы эпоса. М., 1968. С. 83-84, 294-298.
10. Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 56.
11. Гегель Г. Собр. соч. М., 1953. T. XIX. С. 234.
12. Таковым оказался сын Эггетеова, / в битвах доблестный, в делах добродетельный: / он в медовых застольях не губил друзей, / не имел на уме злых намерений, - / воин, взысканный промыслом Божьим / и под небом сильнейший из сынов земли, / незлобив был и кроток сердцем (пер. В. Тихомирова).
13. Collection des memoires relatifs a l'histoire de France depuis la foindation de la monarchie française jusqu'au XIII siecle par Guisot. P., 1925. P. 352.
14. Памятники литературы древней Руси. XII век. М., 1980. С. 372-387.
