CC BY
113
УДК 930.2
Л. П. Репина
«ИСТОКИ АНГЛИЙСКОГО ИНДИВИДУАЛИЗМА» АЛАНА МАКФАРЛЕИНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ УРОКИ СОЦИАЛЬНОЙ АНТРОПОЛОГИИ И РЕМЕСЛО ИСТОРИКА
Со времен Геродота и Фукидида историки используют разные объяснительные модели. В ХХ веке, особенно во второй его половине, богатой на «познавательные повороты», было предпринято немало попыток коренным образом преобразовать практику историописания, вывести его из дрейфа между «полюсами» двух базовых типов объяснения - через мотивы человеческой деятельности, или же через природные факторы и социальные структуры, ее обусловливающие. Однако специализация внутри исторической науки, требующая ограничения предметного поля конкретных исследований той или иной стороной исторического процесса, постоянно создает почву для переноса именно на нее центра тяжести в объяснении истории. В статье рассматривается одна из наиболее продвинутых версий историко-антропологического подхода, а также научная полемика, развернувшаяся вокруг ее практической ре-
ализации в вышедшей в свет в 1978 году и вызвавшей массу критических откликов известной книге британского историка и антрополога Алана Макфарлейна «Истоки английского индивидуализма». В центре внимания автора данной статьи теоретико-методологические, логические и методические основания исследования, проведенного А. Макфарлейном на междисциплинарной основе, и прежде всего - предложенные им модели компаративного анализа, которые позволили подвергнуть критическому пересмотру традиционную интерпретацию «перехода» Англии от коллективистского аграрного общества к индивидуалистическому обществу модерна.
Ключевые слова: историческая антропология, меж-дисциплинарность, идеальный тип, сравнительно-исторический подход, научная полемика, индивидуализм, общество модерна.
L. Repina
ORIGINS OF ENGLISH INDIVIDUALISM BY ALAN MACFARLANE: THEORETICAL LESSONS OF SOCIAL ANTHROPOLOGY AND THE CRAFT
OF HISTORY
Since the time of Herodotus and Thucydides, historians have used different explanatory models. In the twentieth century, especially in its second half, rich in "cognitive twists", many attempts were made to radically transform the practice of historiography, to bring it out of the drift between the "poles" of two basic types of explanation - through the motives of human activity, or through natural factors and social structures that determine it. However, specialization within historical science, which requires restricting the subject field of specific research on one side or another of the historical process, constantly creates the ground for transferring the center of gravity in explaining history onto it. The article discusses one of the most advanced versions of the historical-anthropological approach and the contro-
versy that unfolded around its practical implementation in a famous book "The Origins of English Individualism" of the British historian and anthropologist Alan Macfarlane that was published in 1978 and provoked a lot of critical feedback. The author of this article focuses on the theoretical, methodological and logical foundations of the study conducted by A. Macfarlane on an interdisciplinary basis, and above all, the models of comparative analysis that made it possible to critically revise the traditional interpretation of the "transition" of England from a collectivist agrarian society to an individualistic modern society.
Key words: historical anthropology, interdisciplinarity, ideal type, comparative historical approach, scientific debate, individualism, modern society.
Историческая антропология сформировалась как метод осмысления социокультурных стереотипов, но во второй половине 1970-х - 1980-е годы стала нередко рассматриваться как особый подход, обеспечивающий полную реконструкцию всего здания истории. В этой версии историческая антропология опиралась на методологические установки, предполагающие исследование всех сфер жизни людей в их структурном един-
стве и в фокусе пересечения социальных связей и культурно-исторических традиций. В изучении прошлого это предполагает воспроизведение исторического общества как целостной динамической системы, которая, сложившись в результате деятельности многих предшествовавших поколений, задает условия жизни и модели поведения действующему субъекту истории и изменяется в процессе его жизнедеятельности. Подразумева-
ется, что в центре этой системы должен стоять субъект исторического действия - человек или коллектив (социальная группа), и действует этот индивидуальный или коллективный субъект истории в изменчивой социальной среде, образуемой сложным переплетением различных общностей (семейно-родственных, социально-профессиональных, локально-территориальных, этно-политических групп), в исторической ситуации, которая сама слагается из предшествовавшей социально-исторической практики и из желаний, стремлений, действий других индивидов и групп.
Однако, по существу, линия раздела и сегодня пролегает между двумя принципами осмысления исторического процесса: с одной стороны, посредством «наложения» априорных, универсальных концепций, и, с другой - вероятностными методами, позволяющими моделировать индивидуальные поведенческие практики и коллективные социальные действия, исходя из эмпирических данных. В последнем случае только и могут позитивно реализоваться эпистемологические ожидания, связанные с интегративным подходом к изучению крупных структурных сдвигов на новой теоретической и мировоззренческой основе. Использование теоретического потенциала смежных общественных и гуманитарных наук помогло выявить слабые места традиционных исторических объяснений и определить направления новых поисков, сыграв важную ориентирующую роль, но они обнаружили неспособность обеспечить новые убедительные объяснения с учетом исторического характера предмета исследования. Для этого требовалась самостоятельная теоретическая работа. И, на мой взгляд, книга «Истоки английского индивидуализма» [15] пре-зентировала конкретный результат одной из таких разработок, которая была выполнена видным историком и антропологом в одном лице, каким является профессор Алан Макфарлейн1.
Книга А. Макфарлейна «Истоки английского индивидуализма» вышла в свет немногим более сорока лет назад - в 1978 г., и сегодня трудно представить тот фурор, который произвела тогда ее публикация. В ней автор пришел к парадоксальному выводу, что в Англии, собственно, не существовало крестьянства, во всяком случае, в том смысле, какой обычно историки вкладывают в это понятие. Автор утверждал, что Англия была в главнейших аспектах «современным»,
1 Алан Макфарлейн родился в 1941 г. в Индии, учился в Оксфордском и Лондонском университетах, является автором более двадцати книг и многочисленных статей, работал как историк и антрополог, помимо Англии, в Непале, Японии, Китае. Член Британской Академии и Королевского исторического общества. Более тридцати лет преподавал в Кембриджском университете, возглавлял кафедру социальной антропологии в Кингс-коллед-же. В настоящее время - Почетный (Emeritus) профессор Кембриджского университета. Еще до выхода в свет своей получившей широкую известность (хотя и неоднозначную оценку) книги Алан Макфарлейн опубликовал солидные историко-антропологические труды: [13; 14; 17; 18; 21].
модерным обществом уже с XIV века, а возможно раньше, и поэтому большинство описаний перехода к современности ошибочны. Отрицая, что в позднее средневековье в Англии существовало крестьянское общество, Макфарлейн прежде всего подверг критике трактовку английского средневекового крестьянства, содержащуюся в трудах целой плеяды крупных историков-медиевистов, специалистов по аграрной истории средневековой Англии, в том числе таких корифеев как П. Г. Виноградов, М. Постан и Е. А. Косминский2. Эти ученые, подобно многим другим, квалифицировали английских крестьян Х^ХМ веков как земледельцев, личные и имущественные права, которых были предельно ограничены. Как утверждал Макфарлейн, они тем самым приписывали английским вилланам социально-правовые признаки, присущие подневольным крестьянам, которые были им хорошо знакомы на основе исторического опыта России и других стран Восточной Европы в начале Нового времени. Между тем Макфарлейн доказывал, что английские крестьяне в ХП-ХШ вв. обладали довольно широкими правами на свое имущество и земельные участки, включая право свободной купли-продажи наделов. Иными словами, эти земледельцы-собственники были, по его мнению, «индивидуалистами», что резко отличало их не только от восточноевропейских крепостных более позднего времени, но и от их современников - крестьян других стран Запада. Земля в средневековой Англии, согласно концепции Макфарлейна, всегда принадлежала индивиду, который имел право покупать, продавать, сдавать в аренду или завещать его без ссылки на своих родственников, и, как следствие, в XVI-XVII вв., в сущности, не было никакой трансформации английского общества от крестьянского к индивидуалистическому и коммерческому. Более того, Макфарлейн одновременно, хотя и неявно, проводил различие между условиями в Англии и в других регионах Британии, а также в континентальной Европе.
Здесь нет необходимости останавливаться на вопросе о том, в какой мере был своеобразен аграрный строй средневековой Англии, и насколько убедительно удалось Макфарлейну обосновать выдвигаемые им тезисы в этой книге. Дело в том, что за драматическим противостоянием Макфарлейна и его оппонентов по этому вопросу остался практически незамеченным, или, по меньшей мере, не эксплицированным тот теоретический подтекст, который был в этой концепции актуализирован. Речь идет о важных теоретико-методологических проблемах, вокруг которых длительное время велись споры в антропологии, а затем и в антропологически ориентированной социальной истории, и которые в новом ракурсе продолжают волновать исследователей сегодня. Это - на самом обобщенном уровне - дискуссия об отношениях между «культурой» (в ее антро-
2 Макфарлейн ссылается, в частности, на вышедший в 1956 г. английский перевод монографии Е. А. Космин-ского по аграрной истории Англии XIII века: [11].
пологическом смысле) и материальным миром, которая возобновилась в свете новых проблем, возникших перед антропологами в их попытках осмыслить богатейший материал, накопленный в результате многолетних исследований, а также в атмосфере активного междисциплинарного взаимодействия.
В связи с этими поисками стал очевиден коллапс многих сложившихся представлений о природе европейского прошлого, который проявился в более широком контексте отступления от жестких эволюционных схем в целом, в том числе от столь удобной привычки мыслить в терминах «этапов», один из которых должен неизбежно следовать предыдущему. Этот подход, частично моделируемый работой Чарльза Дарвина об эволюции видов, доминировал в большинстве социальных наук, а, следовательно, и в концепции перехода от «традиционных» обществ через «протоиндустриальный» этап к «современному» обществу. В рамках антропологии эти этапы примерно соответствовали поздним стадиям общин «охотников и собирателей», племенным сообществам, а затем «крестьянскому» («крестьянской цивилизации» в терминологии У Хоскинса или «крестьянской системы» в духе Р Тоуни) и «индустриальному», или городскому обществу. В романтически-элегическом описании Хоскинса это выглядело так: «Старая крестьянская традиция, когда мужчины и женщины чувствовали себя как дома в своем мире, укоренялись в том месте, которое имело для них определенный смысл и значимость, жили среди близких людей, включенные в старинный образ жизни и поведения... Привязанность к месту, к семье и к соседям - это самый сильный состав, цементирующий общество. И постепенно мы замечаем, как эти связи ослабевают, цемент крошится и стены того старого общества превращаются в обломки...»1.
Если мы добавим к этому марксистскую интерпретацию (этапы «дофеодальный», «феодальный» и «капиталистический») и другие теории развития, то получим удобные схемы концептуализации прошлого, которые применяются и в настоящее время: от механической к органической солидарности, от доиндустриального к постиндустриальному миру и т.д. Одна из имеющих отношение к этому концепций была разработана в рамках демографии - а именно т.н. «демографический переход» - идея, плотно вписанная в упомянутые схемы. В том, что социологи называют «традиционными» обществами, а антропологи подразумевают под «племенем» и «крестьянским обществом», демографы находят демографический этап «до перехода», на этом этапе наблюдается баланс, поддерживаемый высокими показателями рождаемости и смертности. В следующий период, когда - в собирательном смысле всё «традиционное» и «современное/модерное» (или в марксистской схеме - «докапиталистическое» и «капиталистическое») находится в со-
1 Подробно о концепции У. Хоскинса см.: [2]. См. также: [7; 8].
стоянии столкновения, возникает промежуточная ситуация, в которой демографический режим также объединяет некоторые старые и новые черты: смертность падает до уровня «после перехода», но рождаемость остается высокой, и в результате происходит демографический взрыв. Однако, когда общество становится полностью «модернизированным», рождаемость также падает, и достигается новое равновесие на низком уровне с контролируемой рождаемостью, поздним возрастом вступления в брак и т.п.
Можно, кстати, обратить внимание на то, что для своего основного тезиса Макфаклейн использовал на тот момент уже влиятельную демографическую теорию Дж. Хаджнала (впервые сформулированную в 1965 г. [5]), и его сравнение между социальными отношениями в Англии и моделью, составленной на основе восточноевропейского материала, имеет параллель с идеей Хаджнала о переходе к мелким индивидуальным домохозяйствам, а также к позднему возрасту браков. Вместе с тем, в отличие от историков, специализирующихся в рамках отдельных ограниченных периодов, Макфарлейн стремился рассматривать интересующие его явления в длительной темпоральной перспективе и исходя из необходимости сопоставлений. Как писал в свое время «гений локальной истории» У. Хоскинс: «Историки по необходимости «нарезают» историю на периоды, но старые человеческие сообщества часто сохраняются инкапсулированными в более позднюю и чуждую им эпоху» [7, р. XIII].
Вокруг главного тезиса, методологических установок и примененных автором эмпирических методов исследования развернулась бурная дискуссия с весьма жесткими рецензиями. В вышедшей в 1987 году новой книге «Культура капитализма» [12] Алан Макфарлейн детально проанализировал опубликованные отклики на «Истоки английского индивидуализма», подробно ответил на все критические замечания и, отстаивая свою концепцию, представил дополнительные аргументы в ее пользу.
В новой книге был еще больше заострен «казус белли» прошедшей полемики с Макфарлейном большой группы британских историков и, прежде всего, самых видных медиевистов, а именно его «еретический» ответ на «вечный» вопрос, почему именно в Англии впервые появился полноценный промышленный капитализм, что приравнивалось к вопросу, «как английское общество ушло от своего аграрно-крестьянского прошлого и превратилось в современное, индивидуалистическое, рыночное, рационалистическое и светское общество?». Как известно, на этот вопрос давались разные ответы великими интеллектуалами XIX столетия и профессиональными историками ХХ века. Макс Вебер подчеркивал влияние протестантской этики, Карл Маркс - развитие производительных сил, С. Б. Макферсон - роль собственнического индивидуализма. Но все интерпретации, построенные на различных аргументах, оставались в рамках одной всеобъемлю-
щей идеи прогресса и революционного перехода, радикального разрыва с прошлым. Макфарлейн предложил отбросить именно саму эту идею.
Условно говоря, Макфарлейн, отправившись в позднее средневековье на поиски английского крестьянского общества, которому предстояло быть в раннее Новое время разрушенным аграрным капитализмом, индустриализацией, рационализмом, секуляризацией, индивидуализмом, не смог его найти. В своем исследовании он опирался на идеально-типический метод, сопоставляя два идеальных типа, сформированных на материале имеющихся многочисленных исследований. Первый - идеальный тип крестьянского общества - включает все или большинство из следующих характеристик: основная социально-экономическая единица - расширенная семья, самодостаточное домашнее хозяйство, экономическая рациональность ограничена, семьи прочно привязаны к конкретным земельным наделам; социальная и географическая мобильность ограничены, девочки вступают в брак в период полового созревания по выбору своей семьи, их задачей является производство детей, дети рассматриваются как экономический актив; характерный нравственный стиль такого общества патриархальный и общинный. Второй - идеальный тип модерного общества - просто отменяет эти особенности: он мобилен, построен на нуклеар-ной семье, демонстрирует высокую степень экономической рациональности, расширенное товарное производство торговли, контролируемую фертильность, поздние браки и т.п.
Итак, Макфарлейн отверг утверждение о том, что до XVI-XVlI вв. Англия напоминала идеальный тип крестьянского общества. Согласно его концепции, Англия, по крайней мере, уже в XIV веке, проявляла большинство черт модерности, и никакого революционного перехода к современности не было, чем и был вызван «девятый вал» критики в его адрес. И хотя некоторые историки раннего Нового времени (а Макфарлейн был одним из них) нашли концепцию Макфарлейна продуктивной, медиевисты встретили ее в штыки. Как выразился один из благожелательных рецензентов, они выступили с резкой критикой концепции Макфарлейна, «настроившись на это с энтузиазмом крестоносцев, очищающих Иерусалим от неверных» [22, с. 790-791; 23]. Дэвид Херлихи высмеял работу Макфарлейна как «глупую книгу, основанную на ошибочном методе и выдвигающую нелепый тезис» [6, с. 235-236], а Лоуренс Стоун утверждал, что автор выдвинул «неправдоподобную гипотезу, основанную на надуманной связи с одним все еще недоказанным фактом ограниченного значения» [24, с. 40-41]. С другой стороны, Эрнст Геллнер выразил свое восхищение интеллектуальной смелостью автора, а Пол Хаймс приветствовал эту книгу как «прорыв свежего воздуха» [10].
В общем, книга стала прямым вызовом общепринятым интерпретациям прошлого, и так и была воспринята профессиональным сообще-
ством. Споры были жаркими, на книгу было опубликовано более полусотни рецензий, однако дискуссия закончилась ничем. Стороны, как говорится, остались при своем мнении. И позднее концепция Макфарлейна не была поддержана конкретными исследованиями, вокруг нее не сформировалось новой научной школы.
Парадокс, однако, заключается в том, что за «еретической» концепцией автора участниками полемики остались практически незамеченными, по крайней мере не отрефлексированными, те теоретико-методологические, логические и методические основания данной работы, на которые «еретик» обратил внимание читателей, в том числе отвечая критикам и развивая свою аргументацию в специальном «постскриптуме» к книге «Культура капитализма», вышедшей в свет через девять лет после «Истоки индивидуализма». Знаменательно, что посткриптум был озаглавлен так: «Пересмотренный индивидуализм, или Ремесло историка». Эксплицированные рассуждения о ремесле историка мы находим в последней части постскриптума, но фактически весь его текст, со строго выверенной логикой детальной презентации возражений критиков, контраргументов и развернутых ответов на каждое из них, с привлечением комплекса новых доказательств в пользу своей концепции, это самое ремесло предметно демонстрируют.
Здесь будут представлены только те моменты, которые имеют, с моей точки зрения, особое значение для наших сегодняшних размышлений по поводу теории и методологии исторического, и шире - социально-гуманитарного знания.
Начну с самого важного. Одна из линий критики строилась на проблеме понимания механизма исторических изменений. Ряд критиков обвинил Макфарлейна в том, что он отрицает само существование изменений, по крайней мере в течение пяти веков - полтысячелетия - и даже предъявляли списки произошедших за это время изменений. Однако дело, конечно, не в этом. Отрицались не изменения в течение пяти веков, а революционный характер изменений в этот период - от одного общественного строя («крестьянского», «средневекового», «феодального», «докапиталистического») к другому, который, как предполагалось, являлся полной противоположностью первому. Отрицался внезапный, драматический и всеобъемлющий революционный скачок, свершившийся за несколько десятилетий, будь то в XVI, XVII или XVIII веке. Сам факт такого обсуждения говорит о том, что историкам еще предстоит немало размышлять над проблемой соотношения преемственности и изменения, над механизмами взаимосвязей между ними.
Другая линия критики касается природы исторического свидетельства. На мой взгляд, этот вопрос заслуживает особого внимания. Ведь речь идет о том, что, пытаясь решить вопрос, было ли в средневековой Англии традиционное крестьянское общество, автор привлекал свидетельства, нерелевантные для получения на него ответа,
поскольку это - проблема не эмпирического и количественного характера (в данном случае речь идет о демографических показателях), а аналитического и качественного. Выяснить, как много людей было или не было крестьянами, нельзя простым поголовным подсчетом, это требует анализа социальных структур и их взаимоотношений. Показательно, как именно Макфарлейн разъясняет свою позицию. Да, в книге обстоятельно обсуждаются количественные показатели. Но анализ опирается на теоретическую модель, в которую включены такие неколичественные элементы, как, например, отношение к земле или категории права. Критика метода Макфарлейна, со стороны историков-медиевистов состояла в том, что использованные им документы отражают фискальные интересы лендлордов, а не реалии жизни крестьянского домохозяйства. Однако давно существуют профессиональные стратегии коррекции той познавательной ситуации, которая возникает при ограниченности доступа к аутентичным источникам. Например, так называемый «перекрестный допрос» источников, о котором писал Марк Блок, говоря о правилах исторического исследования при решении заставить их говорить, даже вопреки их воле, или же ретроспективный анализ.
В развернувшейся полемике была затронута еще одна вечная проблема, которая в современной историографии особенно обострилась в связи с развитием микроисторических исследований. Речь идет о понимании типического и о возможности обобщения на основе специфических случаев-кейсов. Критики, главным образом представители социальных наук, указывали на то, что подвергнутые развернутому анализу конкретные кейсы «в высшей степени нетипичны» в силу серьезных региональных различий.
И, наконец, центральная методологическая проблема, которая вызвала максимальное число критических замечаний - использование компаративных моделей и особенно специфической модели крестьянства. Эта процедура требует более детального анализа. Дело в том, что в книге предлагалось развернутое сравнение, с одной стороны, английской модели, с ее характеристиками, выявленными в источниках, и, с другой стороны - упрощенной идеально-типической модели крестьянства в веберовском смысле, с учетом того, что ни одно конкретное общество не будет точно соответствовать всем перечисленным в этой модели характеристикам, и ни одна характерная черта не будет представлена на конкретном материале в абсолютно «чистом» виде. «При сравнении модели и исторических данных, -утверждал Макфарлейн, - мы не должны отбрасывать всю модель из-за отсутствия каких-то ее характеристик. Но если почти все эти характеристики отсутствуют, становится весьма затруднительным продолжать обозначать это конкретное общество названной категорией, в данном случае -как "крестьянское". Эвристический потенциал создания такого рода теоретических конструкций
не вызывает сомнений в том случае, если следовать советам Макса Вебера о необходимости их точной вербальной формулировки и строгой логической проработки, а также четко различать идеально-типические конструкты и исторические реалии» [12, с. 207-208].
И, как представляется, центральный момент состоит в том, какие именно характеристики легли в основу идеально-типической модели крестьянского общества, на сопоставлении, а точнее -в противопоставлении которой был обнаружен «средневековый английский индивидуализм». Интересно, что этот момент был обозначен не историками, а антропологами, которые, с одной стороны, указали на то, что автор «похоже, путает идеальный тип с упрощенной эмпирической моделью некоего крестьянского общества» [12, с. 214], а с другой стороны, что эта модель излишне упрощена и как утюгом сглаживает очень важные цивилизационные различия, сближая характеристики крестьян Восточной Европы, Индии и Средиземноморья и задавая такой крайний образец, в сравнении с которым любое общество будет выглядеть индивидуалистическим.
Таким образом, в данном случае мы сталкиваемся с более общей принципиальной проблемой компаративной методологии. В беседе со мной и в интервью 1989 года Алан Макфарлейн высказал, в частности, некоторые весьма ценные идеи о процедуре компаративного исследования, которые позже в более развернутом и систематизированном виде вошли в текст, написанный им уже в 1994 году [20]. В разделе под креативным названием «Конструируя интеллектуальный телескоп» (Constructing an intellectual telescope), Макфар-лейн размышлял о подходе многих историков, который, по его мнению, в основном заключается в противопоставлении настоящего и прошлого, а образ «настоящего», при этом, формируется из имплицитных моделей современного мира. В своих дальнейших рассуждениях об этом подходе Макфарлейн использовал метафору «телескоп без объектива». Глядя из настоящего на прошлое через такую пустую трубу можно увидеть и хорошо знакомые вещи (вследствие преемственности), и контрастные (вследствие произошедших с того времени драматических изменений). Однако понятно, что при помощи такой, безусловно, неэффективной техники можно заметить и рассмотреть далеко не всё. Каковы же ее ограничения?
Одно из ограничений «телескопа без объектива» - через него трудно разглядеть очевидное. Слабость прямой оппозиции настоящего и прошлого проявляется для наблюдателя при рассматривании крупных и очевидных явлений прошлого его собственной культуры. Одной из значительных трудностей для тех современников, которые пытались понять причины промышленной революции, является то, что во многих отношениях они были слишком близки к этому явлению, а «мы все еще живем на одном из склонов той горы [еще одна метафора!; курсив мой -Л. Р.], которая сложилась уже тогда, и очень труд-
но включить ее в перспективу и увидеть больше, чем одни лишь ее мелкие части». Эта трудность была отмечена рядом мыслителей. Как писал Дэвид Юм, «виды, наиболее нам знакомые, имеют тенденцию именно по этой причине, ускользать от нас» или, как выразился Фернан Бродель, «...удивление и расстояние... одинаково необходимы для понимания того, что нас окружает - оно настолько очевидно, что вы уже не можете видеть это отчетливо» [20, p. 3].
Особое ограничение состоит в том, что совершенно невозможно разглядеть то, чего нет. И соответственно, во всех обществах чрезвычайно сложно заметить самое интересное - те вещи и явления, которые в них отсутствуют. Размышляя об идее значимых отсутствующих (significant absences), умолчаниях и пробелах, Макфарлейн ссылается на замечание Адама Смита, который в рукописи 1755 года обращает внимание как раз на отсутствие тех нормальных тенденций, которые обычно присутствуют. Аналогию этого метода он видит также в приемах, используемых детективами, например, Шерлоком Холмсом. Одно из ключевых звеньев в расследовании Холмса описывается в рассказе Конан Дойля следующим образом: «Прежде чем решить этот вопрос, я понял значение молчания собаки, поскольку один истинный вывод неизбежно подразумевает другие. Случай с Симпсоном показал мне, что собаку держали в конюшне, и все же, хотя кто-то вошел и вывел лошадь, собака недостаточно громко лаяла, чтобы разбудить двух парней на чердаке. Очевидно, что полночным посетителем был тот, кого собака хорошо знала» [20, с. 5-6].
Реальная проблема заключается в том, как все-таки возможно увидеть отсутствующие обстоятельства? Они, как правило, могут быть обнаружены только в том случае, если, имея сильный позитивный образ того, что является «нормальным» в истории, мы в исключительных случаях этого предполагаемого «нормального» не видим. «Без контрастного заднего экрана, большая часть переднего плана остается невидимой. Что же делать? Нужно, разумеется, сконструировать соответствующий объектив». Во-первых, для преодоления такой «слепоты», необходимо построить модель «нормального». Макфарлейн описывает свой опыт применения подобного приема в ряде его ранних историко-антропологических работ. В частности, изучая феномен колдовства в Англии раннего Нового времени, автор разобрался в том, как колдовство «работает» в Африке и в других местах, а затем сравнил это с подобным явлением в Англии раннего Нового времени. Аналогичным образом, на основании опыта своих полевых исследований в отношении крестьянства в его антропологическом понимании, Макфарлейн и пришел к выводу, что «реального крестьянства» в Англии никогда не было. Такое расширение перспективы может быть чрезвычайно эффективным, но, по его собственному признанию, это ставит несколько серьезных проблем. Одна из них состоит в том, что получается слишком
длинный список различий/контрастов. Например, если взять общую (композитарную) модель «Азии семнадцатого века» и сравнить ее с «Англией», то получится огромное количество «отсутствий» с обеих сторон. Это может привести к тому, что потребуется задавать всевозможные новые вопросы контр-фактического характера и стимулировать дальнейшие сравнения, что автор представляет в терминах того же телескопического образа.
Итак, посредством метода контраста был создан объектив, который позволяет увидеть многие явления прошлого в новом свете, потому что они больше не выглядят «естественными», само собой разумеющимися. Этот «объектив» вводит в поле зрения огромный массив материала, который до сих пор был невидим, почти все выглядит особенным и странным: в прошлом фиксируется много признаков, которые в настоящем отсутствуют, но определить, какие из них наиболее значимы, невозможно. Как в случае единственной линзы в телескопе, это затрудняет концентрацию, не позволяя рассмотреть объект на большом расстоянии. Существует множество фактов и интерпретаций, бесконечный перечень возможных объяснений. Здесь Макфарлейн предлагает доработку стандартного для научной работы приема. Эксперимент заключается в том, чтобы добавить к мысленному сопоставлению страну, которая во многих отношениях необычайно похожа, но в других важных аспектах чрезвычайно отличается от Англии, а именно - Японию. Если, оставив на месте первую, контрастирующую линзу, добавить случай Японии, вся процедура сделается намного более эффективной. При этом нет необходимости специально акцентировать различия - они, несомненно, присутствуют в языке, религии, искусстве, мышлении и т.д. И все же есть любопытное и глубокое сходство. Один из принципиальных аспектов, который здесь касается рассматриваемого вопроса, заключается в том, что Япония прошла раннюю (для Азии), быструю и успешную индустриальную революцию. Точно так же, как Англия на восемьдесят лет опережает любую другую европейскую нацию в переходе на промышленный рост, точно так же очень быстрый переход Японии произошел примерно на 70 лет раньше, чем в любой другой части Азии.
Итак, для «правильного телескопа» необходимы две «линзы»: при помощи первой создается «остранение» прошлого близко-родственной исследователю английской культуры и одновременно - производится сравнение английского опыта с некоторыми контрастными «объектами» -с Индией, Китаем и т.д. Первая «линза» позволяет увидеть некоторые очень важные особенности -на них в свое время обратил внимание Макс Ве-бер: на Западе - христианство, плюралистические и конкурирующие малые национальные государства, особые города, отсутствие рабства и жесткой системы каст, постоянно развивающаяся техника, менее кризисная демография и т.д. Но в поле исследования слишком много всего - «глазу
не на чем остановиться». Сопоставление с Японией обеспечивает «вторую линзу», которая позволяет сосредоточиться на том, что кажется самым значительным. И это можно сделать, так как историку известно, что «результат на двух островах был примерно одинаковым». С помощью «полноценного телескопа» делается обобщение очень высокого уровня, для чего Макфарлейн выделяет некоторые сходные для случаев Англии и Японии характеристики, которые отличают их от всех других крупных доиндустриальных обществ.
Во-первых, Западная Европа и Япония являются «единственными двумя крупными аграрными обществами, которые, как известно, прошли стадию подлинного "феодализма"». Но еще более значительно сходство между Англией и Японией, каждая из которых имела своеобразную форму феодализма - то, что автор называет «централизованным феодализмом», главная особенность которого заключается в том, что он «обеспечивает порядок, не удушая общества при превращении в "абсолютизм"». В Японии «упорядоченность без абсолютизма» поддерживалась, благодаря уникальной системе разделения власти между ритуальным правителем (Императором) и военным правителем (Сёгуном). «Сильная местная власть» в сочетании «с сильной централизацией» не вела к феодальной анархии или к абсолютистскому государству на пути к модерности.
Во-вторых, это важнейшая характеристика систем родства в Англии и в Японии - их относительная слабость. Структурно системы родства Англии и Японии также очень похожи, и ведут наследование через оба пола.
В-третьих, религиозные системы Японии и Англии были «достаточно, но не слишком жесткими»: «форма мягкой англиканской / пуританской религии, сложившаяся в Англии, и достаточно толерантная плюралистическая смесь, которая развивалась в Японии, оставили человека и группу относительно свободными действовать без слишком большого количества этических ограничений». То знаменитое «расколдовывание мира», которое Вебер рассматривал как отличительную особенность западной культуры, обнаружилось и в буддийско-синтоистских верованиях Японии.
В-четвертых, открытость социальной структуры. Главной особенностью социальной структуры в Англии было отсутствие закрытых, основанных только на наследственном принципе сословных групп, как во Франции или в Германии, причем расхождение в этом плане между Англией и большей частью Европы росло с течением времени. И на протяжении большей части японской истории там существовала такая же подвижная и гибкая система, как в Англии.
В-пятых, наличие особенного демографического режима «низкого давления», ограничивающего рост населения (с «превентивным контролем», сдерживающим фертильность через брачные и другие обычаи). в то время как почти все доинду-стриальные общества имеют демографическую структуру «высокого давления», т.е. относитель-
но высокий многолетний уровень смертности, но также еще более высокий средний коэффициент рождаемости; в результате почти в каждом поколении происходит кризис - голод, эпидемии, война. Это относится к «любому аграрному обществу -будь то Италия XVI века, Франция XVII века или Индия XIX века...»
Отмеченные Макфарлейном благоприятные для развития условия в Англии и Японии длились веками: «только при таком долговременном комплексе отсутствий могла быть создана сила, стоящая за беспрецедентным движением к современному промышленному капитализму». Однако случай Японии напоминает и о том, что «правильной политической, религиозной и социальной структуры недостаточно. Потому что нет никаких сомнений в том, что без развития западной технологии в Японии не было бы индустриализации. То же касается Англии, которая до XVIII в. была импортером изобретений из Китая, и без событий в Европе многого бы не достигла». В данном контексте вполне уместным выглядит как замечание о решающем значении внешних влияний, так и напоминание о роли случайностей, например, о шторме, уничтожившем испанскую «Великую армаду», или цунами, которое в XIII в. дважды спасало Японию от монголов [20, р. 9-10].
Подведем некоторые итоги. Определяя свой подход к развитию капитализма как «антропологический», Макфарлейн отметил три его характерные черты. Во-первых, это опора работы на сравнительный анализ «индивидуалистской» английской модели с «крестьянской, коллективистской моделью» аграрных обществ в других частях мира и особенно в Восточной Европе. Во-вторых, это фокусировка на то, что автор назвал «сердцевиной культуры», а именно, в его формулировке, «дух конкурентного индивидуализма», который «оживляет все институты», особенно в том, что касается прав собственности [16]. Наконец, в-третьих, и на это стоит обратить особое внимание -он попытался предложить целостный ("холист-ский") подход, подчеркивающий взаимосвязь всех общественных институтов - в политике, праве, экономике, религии и т.д., которые, как правило, в современных обществах разделяются.
Главный пафос автора «Истоков английского индивидуализма» был направлен против сформированных в XIX веке эволюционистских концепций происхождения капитализма, против телеологической тенденции видеть развитие мировой истории как неизбежное движение в одном направлении, как некий марш прогресса к современности, что и обеспечило в свое время накал полемики вокруг этой книги. Наш интерес состоит в примененной в ней компаративной методологии, в тех «мысленных экспериментах», к которым прибегает А. Макфарлейн в своем анализе. Вспомним в этой связи, что великий Марк Блок подчеркивал необходимость и ценность экспериментального по своему характеру компаративного подхода и сам практиковал его с целью достигнуть большей строгости в объясне-
нии исторических явлений, как сопоставляя их по сходству, так и по контрасту [3; 1].
В соответствии с принятым подходом в проведенном Макфарлейном исследовании был установлен набор критериев, или «контрольных показателей», с помощью которых оценивались эмпирические данные [19]. Эта процедура, направленная на проверку сформированных моделей, довольно необычна в исторических исследованиях, она более распространена в антропологии и социологии. Разумеется, любая
модель или данные могут быть оспорены, но сопоставление проверяемых моделей представляет собой более открытый и конструктивный способ анализа, чем применение нетестируемых неявных схем, которые, как правило, либо безусловно принимаются, либо отвергаются вчистую. Этот метод опирается на установление обратной корректирующей связи между моделями и эмпирическими данными с целью совершенствования разрабатываемых концепций.
Источники и литература / References
1. Блок Марк. Феодальное общество. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003. 504 с.
Blok Mark. Feodal'noe obshhestvo (Feudal society). Moscow: Sabashnikov's printing house, 2003. 504 p. (In Russian).
2. Фитьян-Адамс, Чарльз. Англия Хоскинса: гений локальной истории // Диалог со временем: историки в меняющемся мире. Сб. статей / под ред. Л. П. Репиной. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 82-99.
Fit'jan-Adams Charl'z. Anglija Hoskinsa: genij lokal'noj istorii (Hoskins England: The Genius of Local History) // Dialog so vremenem: istoriki v menjajushhemsja mire: digest of articles / ed by L. P. Repina. Moscow: IWH RAS publ., 1996. P.82 - 99. (In Russian).
3. Bloch Marc, "Pour une histoire comparée des sociétés européennes" // Revue de synthèse historique. 46 (1928): 15-50.
4. Goody J. (1990) 'Marc Bloch and Social Anthropology', pp. 317-22 in H. Atsma and A. Burguière (eds) Marc Bloch Aujourd'hui: histoire comparé et sciences sociales. Paris: Éditions de l'EHESS.
5. Hajnal John. European marriage patterns in perspective // D. V. Glass and D. E. C. Eversley (eds.) Population in History: Essays in Historical Demography. London: Edward E. Arnold, 1965. P. 101-143.
6. Herlihy David. Review // Journal of Family History. 1980. Vol. 5. P. 235-236.
7. Hoskins W. G. The Age of Plunder: The England of Henry VIII, 1500-1547. London: Longman, 1976. 280 p.
8. Hoskins W. G. The Midland Peasant: the Economic and Social History of a Leicestershire Village. London; New York: Macmillan, St. Martin's Press, 1957. 322 p.
9. Hoskins W. G. Provincial England. London: Macmillan, 1963. 236 с.
10. Hyams Paul. Review // English Historical Review. 1981. Vol. 96. P. 605-607.
11. Kosminsky E. A. Studies in the Agrarian History of England in the Thirteenth Century / ed. by R. H. Hilton; Transl. from the Russian by Ruth Kisch. Oxford, 1956: Blackwell, 1956. 370 p.
12. Macfarlane Alan. The Culture of Capitalism. London: Basil Blackwell, 1987. 254 p.
13. Macfarlane Alan (ed). The Diary of Ralph Josselin (1616-1683). Oxford: Oxford University Press, 1976. 727 p. (Series: British Academy. Vol. 3).
14. Macfarlane Alan. The Family Life of Ralph Josselin, A Seventeenth Century Clergyman: An Essay in Historical Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press, 1970. 241 p.
15. Macfarlane Alan. The Origins of English Individualism: The Family Property and Social Transition. Oxford: Blackwell, 1978. 236 p.
16. Macfarlane Alan. Preface to the Hungarian edition of 'The Origins of English Individualism' (1990). URL: alanmacfarlane. com>FILES/hungary.htm (Accessed: 21.09.2019).
17. Macfarlane, Alan et al. Reconstructing Historical Communities. London; New York: Cambridge University Press, 1977. 222 p.
18. Macfarlane, Alan. Resources and Population: A Study of the Gurungs of Nepal, Cambridge University Press, 1976, 382 p.
19. Macfarlane, Alan. A Rough Categorisation of Modernity // URL: alanmacfarlane.com>TEXTS/MODERN.pdf (Accessed: 21.09.2019).
20. Macfarlane, Alan. Some reflections on the origins of industrial capitalism in a comparative perspective (talk given to Past and Present Society, Worcester College, Oxford, & Queen's College, Cambridge on 26.05.1994 // URL: alanmacfarlane. com>TEXTS/ABSENCES.pdf (Accessed: 21.09.2019).
21. Macfarlane, Alan. Witchcraft in Tudor and Stuart England: A Regional and Comparative Study. Abingdon-on-Thames: Routledge & Kegan Paul, 1970. 334 p.
22. Ryan, Alan. Yeomen, not peasants // Listener. 1978. 14 December. P. 790-791.
23. Ryan, Alan. English Individualism Revisited // London Review of Books, August 1987.
24. Stone, Lawrence. Goodbye to Nearly All That // New York Review of Books. 1979. 19 April. P. 40-41.
Сведения об авторе
Репина Лорина Петровна - доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник, Институт всеобщей истории Российской Академии наук, заведующая кафедрой теории и истории гуманитарного знания Российского государственного гуманитарного университета (Москва) / lorinarepina@yandex.ru
Information about the author
Repina Lorina - Doctor of History, Professor, Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences, Principal Researcher, Institute of World History, Russian Academy of Sciences, Head of the chair of Theory and History of Humanitarian Knowledge, Russian State University for the Humanities (Moscow) / lorinarepina@ yandex.ru
