CC BY
29
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МНЕНИЙ
От редакции
В педагогической теории и практике категория «личность » занимает, пожалуй, центральное место. Вместе с тем, если судить по публикациям в нашем журнале, в описании характеристик современных моделей образования ( «гуманитар-но-ориентированной », «диалогической », «гуманистической » и т.п.) ее содержание часто принимается за самоочевидное и не подвергается серьезной методологической критике. Между тем историко-философский анализ позволяет выделить существенно различающиеся традиции в истолковании данной категории— в зависимости от парадигмального (онтологического) контекста ее употребления: «личность и природа » (натурализм), «личность и деятельность » (деятельностный универсум), «личность и общение » (онтология диалога), «личность и творчество » (персонализм, экзистенциализм), «личность и культура » и т. д. Использование категории «личность » как средства анализа педагогической реальности должно учитывать эти категориальные контексты, пределы их легитимности. Имея при этом в виду, что проблема совмещения ( «синтеза » ) этих «измерений » личности - одна из ключевых в методологии.
Ниже публикуются статьи, авторы которых по-своему используют эвристические возможности категориального анализа.
Л. ЛОГУНОВА, доцент ИСТОК И ТЭИНЭ
МГУ им. Ломоносова
персональности
«Кто я такой?» — набросился я на себя.
Ф. Кафка
В современном гуманитарном познании «личность» - категория, определяющая направленность исследований целостности человеческого бытия, придающая мировоззренческим знаниям онтологический смысл. В этой категории, с одной стороны, синтезированы важнейшие социальные, биологические и психические характеристики человека, с другой - представлен особый способ бытия человека в мире, не выводимый из его природной организации и не сводимый к ней.
Вследствие противоречивости и
сложности (многомерности) личностного бытия трудно построить его непротиворечивую концепцию, обосновать феномен личности в ее истоках и перспективах, не растворив при этом в общественных отношениях и не изолировав в собственной уникальности. Осуществление категориального синтеза во многом зависит от того, насколько удастся представить личность в единстве ее фундаментальных коммуникаций: деятельности, общения, творчества - через ее отношение к объекту, другому субъекту, к самому себе. В этих измерениях, с пози-
ций разных теоретических «перспектив», личность понимается как способ самоутверждения человека в бытии по некоему «индивидуальному закону», объединяющему противоречивые характеристики личностной жизни (абстрактность и конкретность, индивидуальность и тотальность, субъективность и субстанциальность, уникальность и универсальность).
Личность и деятельность
Cogito ergo sum.
Р. Декарт
В европейской культуре универсальным способом социализации индивида является деятельность, посредством которой складывается предметное отношение к миру действительности как объекту субъектных преобразований и одновременно возникают важнейшие характеристики личности. Через деятельность осуществляется интеграция индивидов в социально-исторический «ансамбль» людей, связанных «сверх-природными» узами. Предметы деятельности предстают как «наличное бытие человека для другого человека» (К. Маркс), отношения между индивидами и отношение индивидов к природе опосредованы предметным миром. В дискурсе деятельности личность реализуется как субъект познания и практики, мерой субъективности которого является созданный им предметный мир, которым, в свою очередь, задаются смысл и назначение личностной жизни, формы и способы ее проявления. Цели и нормы деятельности осознаются индивидом как важнейшие общественные ценности и переживаются им как собственные смысложизненные ориентиры и мотивы действий, приобретая тем самым «личностный смысл» (А.Н. Леонтьев).
Деятельность - это коммуникация,
принципиально ориентированная на другого. Техника социализации, индивидуализации и автономизации, дифференциации и дистанцирования осуществляется через идентификацию с другими. Личность предстает как персонализированная всеобщность; отождествленная с общественными задачами и целями, она растворяется в коллективе, сам же индивид становится в большинстве случаев его функцией, теряя свою автономность и свободу.
Таким образом, посредством деятельности осуществляется радикальная деперсонализация, в силу чего индивидуальность может проявиться только в актах явного или скрытого дистанцирования от коллектива. Перед индивидом очень часто встает сложнейшая задача: утвердить свою всеобщность и сохранить индивидуальность, идентифицировать себя с другими и дистанцироваться от них. Решение этой задачи и определяет смысл личностного бытия. Любое другое понимание личности угрожает целостности коллектива, приводит к дезинтеграции коллективной деятельности и, как следствие, к отрицательным результатам. Структура личности представлена, таким образом, не уникальными свойствами индивида, а отношениями, в которые вступает индивид, ее динамика отражает объективную динамику общественных отношений.
В деятельности возникает и функционирует особое отношение человека к другому — отношение использования, ставшее своеобразной субстанцией конкретных форм общественного и индивидуального бытия. Присвоение мира посредством деятельности формирует у индивида ценностную установку на обладание, которую Маркс определил как отчужденную и превращенную форму «человеческой чувственности».
В рамках данной системы отношений складываются исторически конкретные
требования к индивиду,задаются формы социализации и средства становления личности, посредством которых и реализуются личностные смыслы ценности обладания: удовлетворение, власть, престиж, защита. Поскольку индивид входит в различные группы, выполняя различные роли, его целостность не реализуется ни в одной из них, а скорее проявляется как конфликт ролевых функций в завоевании индивидом личностного пространства. Целью этого завоевания является стремление к целостности, автономности, освобождение от групповых ограничений, поскольку каждый коллектив стремится закрепить индивида как собственную часть, подтвердить лишь «частичность» индивидуального бытия в качестве общественной нормы.
«Частичный » человек - идеал группы. Собственная индивидуальность становится все более недоступной, в силу чего ведущей ценностной установкой и мотивом жизни становится индивидуализм, предельность которого артикулирована в формуле «homo homini lupus est». Формой социального контроля индивидуализма и противодействия ему становится общественный договор, ограничивающий свободу индивидов и формирующий у них специфический «дух противоречия» и индивидуалистическую установку враждебности по отношению к другому: борьба признается тотальным способом личностной идентификации.
В универсуме деятельности формируется особый тип понимания и переживания индивидами своей свободы: она осознается и переживается как разрыв вещной зависимости, как превращенная форма власти над внешним миром. Ее рамки расширяются в связи с развитием денежных отношений, позволяющих индивиду использовать анонимность последних для защиты собственной автономности. В силу своей абстрактности деньги в наибольшей степени подчинены воле действующего субъекта, способы
их получения и использования безграничны. Именно они гарантируют независимость индивидов в межличностных отношениях.
Многомерность и динамизм социальных структур предоставляют индивиду большие возможности индивидуальной мобильности, но, освобождая его от жесткой определенности и группового контроля за его выбором, они расставляют на его пути различные ловушки. Так, в современном обществе индивидуальность и персональность становятся социальной ролью, нормой и даже модой, задавая индивиду определенный личностный стандарт; а самореализация любой ценой рассматривается в качестве жизненной задачи. При этом такие ценностные установки, как любовь, дружба, симпатия, солидарность, сострадание вытесняются на периферию культурного пространства или используются как аргументы в борьбе с господствующими ценностями и идеологическими императивами за собственную власть-свободу.
Таким образом, фундаментальная задача поиска идентичности неосуществима лишь в мире деятельности, поскольку индивид здесь - средство и продукт всеобщей системы использования, объект обладания, представленный суммой наиболее значимых социальнодеятельностных характеристик: тело, имя, статус, вещи, которыми он владеет, его представления о себе и те представления, которые он стремится внушить другим людям. «Я есть то, чем я владею», «Я есть моя собственность» -эти реальные и фиктивные качества не столько открывают индивиду его собственное «Я», сколько скрывают, превращая процесс самопознания в само-непонимание.
Абсолютизация деятельностного подхода редуцирует личность к ролевой функции. Возникающий в таких условиях кризис личности - показатель ограничен-
ности деятельности как базового способа утверждения в бытии.
Диагноз этой европейской болезни с предельной точностью поставлен в работах Ф. Ницше. Ее характерным симптомом является исчезновение высшего творческого типа человека («свободных умов»), задающего нормы человеческой жизни,и распространение низшего типа, маленького («стадного ») человека, потребности которого предстают в качестве базовых ценностных ориентиров. Важнейшей ценностью деперсонализирующей культуры становится идея прогресса, которая превращается в эффективное средство «метафизического утешения» маленького человека, теоретическое обоснование оправдания им своего страха и болезненной слабости, отказа от индивидуальной свободы и ответственности. Человек переживает свою свободу и творчество как «грех» и «вину», и в результате привычка повиноваться овладевает и повелевающими, которые должны обосновывать свою власть, считая себя исполнителями старейших и высших повелений:предков, конституции,права, закона, Бога.
Репрессивность деятельностной парадигмы по отношению к индивиду усиливается в результате слияния техники и управления, появления социальных технологий, основанных на рационализации (обезличивании,деиндивидуализации) отношения «господство-подчинение ». Управленческие технологии становятся новой метафизикой, логикой и этикой, определяющими жизнь индивида.
Реальным результатом отчужденной деятельностной коммуникации является массовое общество, в котором все счастливы, хотя ничего не чувствуют, никого не любят и не рассуждают...
Альтернативой этой вполне реальной опасности самоотчуждения и робо-
тизации индивидов является установление гуманистической коммунитарнос-ти, социума с ценностной ориентацией на бытие, а не на обладание (Э. Фромм, Г. Марсель). В качестве своеобразной модели такого общества предлагается диалогическая дискурсивная практика, в пространстве которой складываются новые личностные смыслы и ценностные ориентиры, посредством которых реализуется уникальность бытия индивида в мире, осуществляется саморождение личности.
Личность и общение
Люблю, следовательно, существую.
Э. Мунье
«Опыт персонализации», рассматриваемый как продукт и результат собственных творческих усилий человека, конституирующей характеристикой которого является свобода, становится центральной проблемой персонали-стских концепций.
Личность всегда в опасности, поскольку, повторю, это открытое бытие, принципиально ориентированное на «другого», в котором таится угроза подчинения и порабощения. Лишь в диалоге «другой » — не ограничение, а способ саморазвития личности, которая существует в своей устремленности к «другому», познается через другого и обретает себя в нем. Личность осуществляется и проявляется в диалогическом пространстве «Я-Ты», определяющем характер и содержание процессов самореализации и самоидентификации, «Ты» становится необходимым компонентом «Я», без «Ты» нет «Я». Таким образом, структурной единицей персоналистского социума является «Я-Ты-связь », реализующаяся в коммуникативных актах. Фундаментальной персоналистской коммуникацией предстает любовь как особый тип отношения
«Я» к миру как к «Ты», посредством которого человек осознает себя и свою свободу. Любовь трактуется как метафизическая связь, как ответственность «Я» перед «Ты» и тем самым перед самим собой.
Личностная коммуникация — особый тип духовных отношений внутренней близости в различии, которые регулируются персоналистскими ценностями. В диалогическом дискурсе ценность — не общая идея, не универсальный, абстрактный нивелирующий принцип, а живительный неиссякаемый источник определений, избыточность, всепроникающий призыв, обнаруживающийся в актах выбора. Ценности предстают как посредники, организующие акты коммуникации, смыслом которых является движение к трансперсональному. Безличная логика рационализма представляет собой объективированный и объективирующий механизм, разрушающий подлинность коммуникации, персоналистская логика — это логика доверия к бытию, вовлеченности в бытие, логика общения и понимания.
«Я—Ты» — ключевые слова диалогического дискурса, задающие особое измерение специфического положения человека во Вселенной. Наличие этих слов показывает, что человеческая жизнь не сводится целиком к деятельности с объектами. Важнейшими характеристиками отношения являются непосредственность, взаимность, движение навстречу, которые проявляются даже во взаимодействии с природой. С наибольшей полнотой данный тип коммуникаций осуществляется в творчестве и религиозных актах. Теоретическое знание, разумеется, может быть иллюзорной защитой человека от ощущения одиночества и пустоты бытия. Но подлинное бытие - в любви, которая понимается не как психический акт или сильная эмоция, а как экзистенциальное состояние, событие, встреча, пребыва-
ние. Через пребывание в любви человек обретает подлинное Я. В эмпирической коммуникации это всегда дар, благодать, которая никогда не задана. Отношение «Я-Ты » гарантирует свободу как человеку, так и бытию. Лишь в этом со-бы-тии человек способен принимать свободные, необусловленные решения. Самопознание личности осуществляется в контексте отношения с другими личностями: «Я есть то, что я люблю »...
Однако диалогический дискурс, представленный в работах Э. Мунье и М. Бубера, очень близок к утопическим мечтаниям «маленького человека » Ницше об обществе всеобщей любви, а соответственно - предельных гарантий и защищенности, в котором некого и нечего больше бояться. И хотя персонализм пытается создать ценностную альтернативу антиличностным мировоззренческим ориентациям,продуктом и результатом которых является трагическое разрушение коммуникации, диалог тем не менее не является подлинным пространством самоидентификации индивида, где человек встречается с самим собой. Диалогический локус все же встроен в тотальность субъект-объектных отношений, властные стратегии пронизывают все локальные контексты и социальные ситуации, любовь становится метаморфозой универсального отношения «господство-подчинение ».
В общении мерой конкретности и целостности личности является другой субъект, а отношение между субъектами задано абсолютными трансцендентными ценностями. В силу этого свобода вряд ли достижима и в диалогической коммуникации, если при этом иметь в виду активное воздействие самопринуж-дения, самоконтроля, самоцензуры.
Итак, анализ фундаментальных типов отношения человека к миру приводит к выводу, что посредством деятельностной и коммуникативной дискурсивных практик индивид реализует
свою индивидуальность скорее не как личность, а как субъект.
Все это наводит на мысль, что личность не сводима ни к системе субъект-объектных, ни к системе субъект-субъектных отношений: личность как целостность, экзистенция есть акт бытия (М. Хайдеггер), дистанцированный относительно мира предметной деятельности и общения. Для самореализации и (осмысления) целостного измерения личности необходима еще одна дискурсивная практика - дискурс творчества.
Личность и творчество
...Честный союз с одиночеством Г. Маркес
Итак, идея диалогической коммуникации как подлинного бытия при всей своей привлекательности не является мировоззренческой альтернативой деятельностной концепции.
Для выработки действительно альтернативных решений должна быть подвергнута радикальному пересмотру сама проблема человеческого существования. Подлинная свобода возникает в ситуации экзистенциального выбора индивидом собственной уникальной идентичности, значимой для него определенной смысложизненной ориентации (С. Кьеркегор), что возможно только в соизмерении с Ничто, в ситуации абсурда, проявляющей бессмысленность и недейственность любых силлогизмов и императивов в качестве основания личностного выбора. Абсурд не является состоянием мира, это самодетерминиро-ванное состояние человека, личностно свободное отношение человека к миру, реакция разума на Ничто. Именно в этом отношении человек приобретает уникальный духовный опыт, открывается себе как causa sui, субстанция. «Страх и трепет» есть знак открытости личност-
ного бытия, проявляющейся в соизмерении с Абсурдом. В экзистенциальном творчестве становится возможным понимание своей самости (самообуслов-ленности, самоосновности), а следовательно, безосновности (в мире) своей личности. В дискурсе творчества свобода проявляется в качестве его бытий-ственной предпосылки и условия, осознаваемых и переживаемых индивидом как одиночество и оставленность, отчаяние и страх, тревога и тоска.
Экзистенциальный выбор определяет особое положение индивида в мире, невыразимое в традиционных дефинициях «субъект», «объект», «отношение», «сущность», «явление». Как «экзистенция», «здесь-бытие», «для-себя-бытие» индивид изначально лишен каких-либо субстанциальных основ, извне определяющих его бытие, он есть проект самого себя и существует лишь настолько, насколько сам себя осуществляет (Ж.-П. Сартр). В экзистенции человеку открывается временность его бытия не как событийность достижений и потерь, а как его конечность, «мгновение», как «бы-тие-к-смерти », как крушение (рационалистической) иллюзии об упорядоченности мира и гарантированности повседневного бытия. Апофатическая интуиция Ничто уничтожает неподлинность и «подручность» наличного бытия, захватывающего своей фактичностью, скрывающего от человека временность, конечность его бытия, вне осознания которого невозможно становление личности. Индивид в мире абсурда является человеком, действующим «без надежды на успех», пребывающим в состоянии тревоги и растерянности, но именно абсурд является гарантом и «лоном» свободы. (Сартр о французах периода оккупации: «мы никогда не были так свободны » - парадоксальная для классического мышления (прогрессистского и т. п.) фраза, выражающая суть свободы — ее субстанциальный статус). «Я страдаю - значит, я
существую» — вернее и глубже декартовского «со§ко» (Н. Бердяев).
Свобода всегда таит опасность неудачи, поэтому люди бегут от нее. Но только в условиях свободы возникает чувство укорененности в бытии; в творчестве личностные способности мыслить и любить возрастают. Через личностный выбор и творчество бытие обретает свою цельность и смысл. Творчество - это свершение, которое открывает, высвечивает бытие.
Экзистенция - ситуация-антипод обезличенного, расколотого, анонимного социального бытия, ее личностным смыслом является ответственность индивида за свой выбор, поскольку, выбирая себя, осуществляя свой проект, человек тем самым организует вокруг него мир. Поэтому он ответствен за другого человека, за человечество и его будущее.
Хотя экзистенциализм (по причине своей принципиальной антиконцептуальности) не создал и не мог создать теорию личности, ему удалось выразить
апофатическое утверждение индивида в бытии, его стремление ощущать себя творцом своих действий, его тоску по индивидуальной идентификации, отчаяние из-за ее недостижимости. Тем самым были существенно ограничены претензии рационалистической философии и персонализма на создание завершающей концепции личности.
«Интегративная» концепция личности (если таковая возможна) не может быть создана без учета того, что все выделенные характеристики - обладание, любовь и свобода - являются фундаментальными способами утверждения человека в бытии,архетипами культуры, базовыми ценностными ориентирами, матрицами личностных смыслов. Человек не может «отменить» какой-либо из них, он лишь в каждый момент своей индивидуальной жизни «связывает» их уникальным образом, утверждая тем самым себя как личность.
В. КОНЕВ, доктор философских наук
Самарский государственный университет
Закончившееся двадцатое столетие началось и прошло под знаком кризиса - социально-экономического и духовного. Идея эта присутствует практически во всех значимых произведениях минувшего столетия. Авторы предшествующего рубежа веков писали об упадке и декадансе, поразившем евро-
Мир культуры и мир бытия
(о парадигмах философского сознания)
пейское общество, ученые середины века говорили о кризисе экономического развития общества, рожденного исчерпанием ресурсов, а интеллектуалы рубежа тысячелетий обсуждают проблемы смены парадигмы социокультурного развития европейской цивилизации.
