CC BY-NC-ND
149
Д.В. Сень
источники ПО ИСТОРИИ КАЗАЧЬЕГО НАСЕЛЕНИЯ ДОНА
И СЕВЕРНОГО КАВКАЗА КОНЦА XVII - НАЧАЛА XVIII в.: ПРОБЛЕМЫ ПОИСКА И ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Рассмотрены актуальные проблемы поиска и изучения источников по истории казачьих сообществ Дона и Северного Кавказа. Кратко проанализированы достигнутые результаты работы в архивах РФ, обозначены направления поиска восточных источников по теме исследования.
Ключевые слова: исторический источник, казачество, Дон, Северный Кавказ, Крымское ханство, Османская империя.
Тематика статьи включена в масштабную проблему «Казачество Дона и Северного Кавказа в отношениях с мусульманскими государствами Причерноморья»1, относительно недавно сформулированную в казаковедении. Имеющаяся источниковая база позволяет вести соответствующую дискуссию и проводить новые исследования, что не избавляет от необходимости дальнейшей архивной эвристики. Недавно вновь было обращено внимание специалистов на перспективы расширения источниковой базы за счет документов турецких архивов2. При этом очевидно, что трудно ожидать находок значимых документальных комплексов по истории донского казачества, например, XVI-XVII вв. в российских архивах. Кроме того, история Дона последней четверти XVII в. остается малоизученной по сравнению с другими периодами столетия. Прорыв в изучении темы невозможен без анализа источников, принципы выявления и использования которых требуют уточнения.
Формируясь с середины XVI в., донское казачество быстро стало раздражающим фактором в отношениях России с Османской империей и Крымским ханством. При этом нам неизвестны случаи массового перехода казаков в подданство к Гиреям или Османам до событий последней четверти XVII в. Рубеж XVII-XVIII вв. - оче-
© Сень Д.В., 2011
редной переломный этап в истории донского казачества, пережившего ранее (1680-е гг.) первую в своей истории братоубийственную, по точному выражению Н.А. Мининкова, войну. Начиная с 1670-х гг. к развитию отношений на новом уровне - неконфронтационных практик общения - оказались готовы и донские казаки, и Крымское ханство, и Османская империя. Ожидаемым итогом процесса стал переход в начале 1690-х гг. части донских казаков-старообрядцев в подданство к крымским ханам. Очевидна связь практик такого рода с вынужденным характером ухода казаков с Дона, с их отношением к этому как к исходу. Знаковый характер исхода, по нашему мнению, подчеркивается составом групп казаков, оказавшихся в конце XVII в. на Кубани - в ногайских владениях крымских ханов3. Значительная их часть - старообрядцы, часто именуемые в российской документации «раскольщиками», «ахреянами». Семиотический характер исхода определялся также перенесением аграханскими казаками на Кубань тела авторитетного среди них Досифея4. Подчеркнем, что османскому Азову не менее, чем Крыму, принадлежала важная роль в актуализации казаками идеи разрыва с Доном по целому ряду качественных оснований.
Итак, в конце XVII в. крымские ханы обрели новых подданных в лице нескольких сот православных славян, главным образом казаков, выходцев с Дона5. Часть казаков сразу появилась на Кубани, покинув Дон, часть - пришла на Кубань с Восточного Кавказа (речь о кумских и аграханских казаках, тоже донских по происхождению)6 после поражения на р. Сунже (сентябрь 1692 г.). Казаки «били челом крымскому хану, чтобы их принял к себе в холопство». После нескольких поездок казаков уже с Кубани в Бахчисарай и рассмотрения казачьих просьб в крымском Диване ситуация с их правовым статусом качественно изменилась. Крымский хан «принял их... с великою любовью и велел им жить... Казыева улусу татаром [т. е. среди Малых ногайцев, в районе междуречья Кубани и Лабы, где они кочевали. - Д. С.]. И впред... казаки ожидают к себе приходу на житье з Дону многих казаков»7. На рубеже XVП-XVШ вв. казаки Кубани превратились в мощную составляющую вооруженных сил Крымского ханства. Их воинские традиции, пройдя становление на Дону, активно развивались уже в Крымском ханстве. Казачьи сообщества Северного Кавказа (казаков кумских, аграханских и кубанских) прекрасно иллюстрируют мысль Ф. Барта о том, что, меняя идентичность (например, по основаниям подданства), «человек может, делая ровно то же самое, получить гораздо более высокий результат, измеряемый по иной, становящейся в этом случае релевантной шкале»8. В 1708 г. сообщество казаков Кубани пополнится еще одной группой вы-
ходцев с Дона, члены которой - участники Булавинского выступления. В истории эти казаки получат имя казаков-некрасовцев. Их появление на Кубани определило новый этап в истории местного казачества, славянства и старообрядчества.
Исследовательскую перспективу определяют, на наш взгляд, следующие задачи:
- изучение связи событий раскола с массовым уходом на Северный Кавказ донских казаков именно в конце XVII в.; т. е. выявление изменений в социальном поведении донских казаков, обусловленных их религиозностью и частично конфликтом идентичностей;
- рассмотрение отношений донских казаков с Крымом и Османской империей в контексте не только событий внутрироссий-ского характера, но и реализации казаками собственных (войсковых, внутригрупповых) интересов; особое внимание необходимо уделить пограничным отношениям Войска Донского и османского Азова, включая историю «замирения/розмирения» сторон, их торговых связей и пр.;
- составление сводной таблицы данных о побегах/уходах донских казаков в Азов и Крым и, напротив, «азовских людей» - на Дон; среди некоторых других указанная проблема впервые формулируется в данной области казаковедения и носит принципиальный характер;
- выявление общего и особенного в отношении различных казачьих групп Дона, Кавказа к мусульманскому присутствию в регионе, индивидуальных и коллективных представлений казаков о тюркско-татарском мире и, наоборот, татар и турок - о казаках;
- определение параметров принятия/непринятия Гиреями и Османами казаков и как союзников в борьбе с Россией, и как своих возможных подданных;
- исследование социальных сетей кубанского казачества (формирующегося на территории Крымского ханства на рубеже XVII-XVIII вв.), казаков Северо-Восточного Кавказа, связанных не только с казаками Войска Донского, но и с представителями других казачьих сообществ России;
- изучение происхождения, религиозной принадлежности, ан-тропонимии, семейно-брачных характеристик казаков, вступивших в подданство к Гиреям, кавказским «владетелям» (шамхал Тарковский и пр.) и связавших с Кавказом свою судьбу навсегда;
- исследование адаптационных практик казаков в процессе освоения «пространства мусульманского мира», их реакций на новые исторические «вызовы»; в частности, речь идет о постепенном «выстраивании» кубанскими казаками войсковой формы организации сообщества, создании стационарных поселений, «встраивае-
мости» казаков в языковую, этническую среду кубанских владений Гиреев и т. п.;
- изучение индивидуальных судеб казаков, включая биографии казачьих лидеров - С. Пахомова, Л. Маноцкого (Маныцкого), П. Мурзенко, И. Некрасова и др.
Решение указанных и других задач невозможно без новых усилий (вслед за архивными разысканиями В.Г. Дружинина, А.П. Прон-штейна, Н.А. Мининкова, О.Ю. Куца, Б. Боука, О.Г. Усенко9) по расширению источниковой базы истории казачьих сообществ Дона и Северного Кавказа. Важная информация содержится в фундаментальных публикациях документов10. Определенная сложность, впрочем, состоит в том, что донское казачество (из «шаровар» которого, собственно говоря, исторически «выросло» казачество Кумы, Аграхани, Кубани) в типологическом отношении можно отнести к тем обществам, для которых письменная форма фиксации событий и самоописания долго оставалась малоактуальной. Сказанное, впрочем, не означает отрицания грамотности в казачьей среде, роли документооборота Войска Донского в истории его отношений с Россией (развивая канал письменной коммуникации, донцы узнавали, каким именно образом Москва представляет себе казаков и казачий Дон, а заодно нередко поправляли свое материальное положение). Речь о другом: значительное число источников создано не в казачьей среде, а порождены «внешней» для казаков российской стороной. В этих документах актуализировались, поддерживались дискурсы, существовавшие в среде российских бюрократов, политиков, военных. Значительная часть авторов таких текстов - сторонние наблюдатели, выступавшие своеобразными «контролерами» государства в отборе информации о казаках. Таким образом, авторов интересовали не все исторические факты, и в текстах проделана «некоторая интеллектуальная работа по определению того, что является "правильным", что "законным", и одновременно в них использованы приемы выстраивания легитимности.»11. Конечно, вряд ли целесообразно, как метко выразилась С. черутти, искать «незамутненный» источник, но исследователям стоит внимательно отнестись к характеру навязываемых донским казакам российской стороной форм коммуникации, включая формат и содержание отписок Войска Донского, адресованных в Москву.
Можно впасть в крайность, например, характеризуя донских казаков XVII в. как русских людей без учета полисемантичности термина и специфики его использования на Дону, перенося обозначение указанной идентичности (часто зафиксированной в документах «наблюдающей», «русской» стороны) на коллективные представления донского казачества12. Те же отписки Войска, как
другой пример, содержат немало заверений со стороны казаков в верности Москве и при этом - самые частые просьбы помочь Дону боеприпасами, хлебом и т. п. Здесь видна весомая роль прагматизма казачьих лидеров, рассчитывавших на получение политических и материальных выгод от выражения столь прозрачных и вместе с тем символических форм подчинения. Отсюда возможен вывод о том, что исконная преданность казаков России, идеям обороны российских границ, защиты веры православной - миф исторический и, что особенно важно, историографический, конструкт, зачастую далекий от настроений рядовых казаков. Многочисленные факты сопротивления донских казаков усилению российского присутствия в области «казачьего присуда» даже в последней четверти XVII в. (имеется в виду контекст послеразинского развития Дона13) позволяют связать эту рабочую гипотезу с перспективами дальнейшего изучения социальной истории донского казачества.
Российское государство воспринимало донское казачество, Войско Донское, в первую очередь, как макрообъединение (Москва, конечно, различала казаков «нижних и верхних юртов», но это - отдельный разговор). Между тем в «реальности» это были «старые» и «новые» казаки, представители формировавшихся кланов, казаки верховые и низовые, тумы (потомки смешанных браков), изгои, нарушители войскового права - все те, об отношениях которых друг с другом даже на уровне горизонтальных казачьих связей по-прежнему известно поразительно мало. По аналогии с мыслью А.Я. Гуревича, то были самые широкие слои людей, оттесненных по ряду причин «от книги и письменной фиксации своих идей, побуждений и чувств»14. Как раз микросообщества донских казаков проще смотрели на проблемы пересечения культурных границ, общения в пограничье Дикого Поля с другими группами и их представителями. Именно они, по аналогии с мыслью И. Андреева, осваивая Поле, охотно оглядывались по «сторонам»; для них, собственно говоря, и «сторон» не было: «все - настоящее, все впрессовано в сейчас происходящее, в неразорванное единое время»15.
Тумы вполне могли актуализировать переход казаками «границы миров», участвуя в развитии неконфронтационного общения казаков с Азовом, Крымом. Имеются сведения, что Савелий Па-хомов - лидер «старых» кубанских казаков - как раз был тумой и «прежде сего [до 1694 г. - Д. С.] живал в городке на устье Хопра»16. Ряд имен можно продолжить - еще одного крупного предводителя донских казаков, ушедших на Кавказ, Л. Маноцкого, донцы именуют в песнях тумой17. Очевидно, что горизонтальные связи / социальные сети имели важное значение в жизни этих микросообществ, составлявших вместе такой феномен истории, как донское
казачество. Вероятно, значение горизонтальных (внутригруппо-вых, межгрупповых) связей на разных этапах могло быть большим, нежели давление вертикальных связей, определявшихся отношениями господства/подчинения Москвы и Дона. Перспективной задачей остается изучение социальной истории донского казачества на микроуровне, в том числе раскрытие отношений между казаками в связи со взаимодействием их разных социальных структур. Можно согласиться с мнением, что изучение истории донского казачества XVI-XVII вв. в контексте микроистории, новой биографики, интеллектуальной истории по существу не проводилось18.
В изучении этих проблем первостепенна роль архивной эвристики - систематического поиска документов в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ), Российском государственном архиве военно-морского флота (РГА ВМФ), Архиве Санкт-Петербургского института истории РАН.
Сплошному просмотру должны быть подвергнуты материалы Ф. 111 «Донские дела» (РГАДА). Несмотря на относительную разработанность указанного фонда, находки возможны. Так, из дела № 12 следует, что 23 октября 1709 г. неподалеку от Царицына был убит кубанский казак, при котором нашли письмо от «воровского» кубанского атамана С. Пахомова с печатью, «грамотки» на Дон в казачьи городки и «татарское письмо»19. При изучении документов, копии которых отправили в Посольский приказ, оказалось, что российской стороне достались образцы уникальной переписки кубанских казаков (иные частные письма казаков Кубани неизвестны), актовый материал: грамота кубанских казаков, вероятно, адресованная Девлет-Гирею II, и редчайшая иммунитетная грамота того же крымского хана, выданная кубанским казакам20. Последние документы имеют принципиальное значение для развития дискуссии о времени складывания у кубанских казаков войсковой формы организации и причинах последовательной поддержки ханами своих новых подданных - казаков-христиан. В целях оптимизации поисков, вероятно, можно обратиться к материалам издательского отдела ЛОИИ (Ф. 276, Архив СПб ИИ РАН), в частности к неизданным томам «Донских дел», относящихся к последней трети XVII - началу XVIII в.21 В РГАДА поиски могут вестись не только в хорошо известных по своим «донским следам» фондах (Ф. 89. Турецкие дела; Ф. 127. Ногайские дела; Ф. 123. Крымские дела), но и в Ф. 119 (Калмыцкие дела), поскольку калмыки состояли в тесных связях с Доном, привлекались Россией к участию во многих операциях, имеющих отношение к истории казачьих сообществ региона. Так, в «Деле о присланных из Саратова от калмыцкого тайши плен-
ных...»22 содержатся редкие сведения о первых годах пребывания казаков на Кубани в конце XVII в., их отношениях с ханом, об организации войсковой жизни, «старообрядческом следе» в истории указанного сообщества и т. п. Другое дело того же фонда23 содержит неизвестные по другим источникам сведения о заключительном этапе борьбы царизма с донскими старообрядцами в конце 1680-х гг., что и привело к появлению постоянного казачьего населения на Кавказе, в том числе на Кубани.
Слабо разработаны специалистами-казаковедами фонды РГАДА: Приказные дела старых лет (Ф. 141), Приказные дела новых лет (Ф. 158), Приказные дела новой разборки (Ф. 159), в которых хранятся материалы делопроизводства, содержащие информацию о событиях церковного раскола на Дону, судьбах казаков-старообрядцев, осужденных на высылку в остроги, расспросные речи вышедших с Кубани пленных со сведениями о кубанских казаках, некоторых обстоятельствах ухода казаков с Дона на Восточный Кавказ и т. п.24 Изучение фонда Разрядного приказа (Ф. 210) также окажет помощь в изучении освоения казаками Северо-Западного Кавказа в конце XVII в., их адаптации и участия в акциях против России. Конечно, речь идет о материалах далеко не всех столов. Наиболее ценные документы обнаружены в столбцах Белгородского стола. Работа по вводу в оборот новых источников существенно облегчается при обращении к соответствующим книгам «Описания документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции», с помощью которого можно быстро отследить «свою» тему25. Например, столбец № 1406 Белгородского стола (показания казаков-«ахреян», присланных в Белгород из Изюмского полка) содержит важные, местами исключительно подробные сведения о кубанских казаках конца XVII в., включая данные об антропони-мии, происхождении, географии набегов казаков, их отношениях с османским Азовом, азовским Кубек-агой, определенным «надзирать» за ними, и, что немаловажно, о деталях воинского быта. Несмотря на навязанную казакам форму коммуникации (расспросные речи выступают как результат «вспрашивания» на допросе), их информативность высока, а рассказ членов казачьего сообщества -источник ценный и во многом достоверный.
Десятки дел по истории казачьих сообществ Кавказа конца XVII - начала XVIII в. содержит Ф. 178 (Астраханская приказная палата) Архива СПб ИИ РАН. Астраханским воеводам надлежало собирать информацию не только о землях Прикаспия, но контактировать с Войском Донским, царской администрацией на Тереке и т. п. Указанные документы отражают не только события из жизни казачьих сообществ Кумы и Аграхани, но дают новый материал о
переселении казаков на Кубань (до 1708 г.), их религиозной жизни, воинском быте, отношениях с Крымом, кавказскими «владетелями» - Тарковским шамхалом, эндереевскими (дагестанскими) мурзами и т. д. Публикация «астраханских» документов была начата еще до революции, продолжена затем Е.Н. Кушевой и Н.Г. Волковой26, идет и сегодня. Перед нами, как правило, делопроизводственная документация ведомства астраханского воеводы: его переписка с Москвой (отпуски исходящей документации), с терским, черно-ярским воеводами (исходящая и входящая документация), отписки воеводе от разных служилых людей. Некоторые документы ветхие, тексты угасающие. Документы этого фонда позволили сделать ряд принципиальных выводов о характере и особенностях жизни казаков кумских, аграханских и кубанских, уверенно «вторгшихся» на рубеже XVII-XVШ вв. в местную политическую и социальную среду. Эти документы донесли информацию о контактах казаков с крымскими ханами, с самого начала занявшими лояльную позицию по отношению к просьбам этих «нечаянно приключившихся» беглецов. Поездка казачьей «депутации» с Кубани в Бахчисарай оказалась успешной: правовой статус казаков изменился принципиально. В результате рассмотрения казачьей челобитной о принятии в «холопство», «крымской хан принял их [казаков. - Д. С.]... с великою любовью и велел им жить. казыева улусу татаром», т. е. среди Малых ногайцев27. Считаем, что прорыв в изучении казачьих сообществ Кумы, Аграхани и Кубани28 оказался возможным именно благодаря результатам архивной эвристики, изучения фонда 178 Архива СПб ИИ РАН. Отметим, что его документы практически не использовались при изучении ранней истории некрасовских казаков29. Так, согласно еще не переведенным на русский язык данным шведских дипломатов, уже в 1711 г. Некрасов находился в тесных сношениях не только с ханом Девлет-Гиреем II, но и со шведским послом в Крыму30.
При изучении темы имеет смысл обратиться к научному наследию ученых, занимавшихся историей казачества либо смежными проблемами. Так, Ф. 99 (П.Г. Буткова) Санкт-Петербургского филиала архива РАН (ПФА РАН) содержит отдельные документы, относящиеся к ранней истории казаков на Куме и Аграхани, которая стала активно изучаться только в последние годы. Сам П.Г. Бутков писал, что из бумаг о казаках можно почерпнуть «любопытные сведения», никогда ранее не печатавшиеся31. В частности, нам удалось найти название городка казаков на р. Аграхань - Арвачев, нигде более не зафиксированное32.
Обращение ученых к фондам региональных архивов также необходимо. Впрочем, вряд ли стоит ожидать особых успехов от поисков
в Государственном архиве Ростовской области: архив Войска Донского горел и переживал утраты неоднократно в XVI-XVII вв. Позитивен опыт Б. Боука, обнаружившего несколько ценных документов по истории отношений первых кубанских казаков с ногайцами в фондах Государственного архива Воронежской области (ГАВО)33. Недавно О.В. Андрющенко обратила внимание еще на некоторые документы того же фонда И-5 (Азовская приказная изба) ГАВО, содержащие информацию о первых казаках Кубани: их занятиях, расселении и пр.34 чрезвычайно важно, учитывая дискуссию об обстоятельствах основания первого казачьего городка, архивное свидетельство о том, что «воровские люди казаки охреяне живут в кубанском городке вместе с татарами, а другие татары рядом с ними в остроге и они все заодно»35.
Перед учеными в числе прочих стоит проблема научной организации поиска источников по истории казачества Дона и Северного Кавказа. Особое внимание стоит обратить на системность и взаимосвязанность процессов, вызвавших массовый исход донских казаков в конце XVII в., их появление на Кавказе и в итоге - концентрацию разных групп казаков на Кубани. При этом необходимо отказаться от мнения, что анализ документов лишь определенных фондообразователей (Посольского приказа и пр.) способен дать весомый результат. Конечно, «рамочные» маркеры архивных поисков определить необходимо, что, впрочем, не требует особых усилий. Напротив, знакомство историка с контекстом проблемы, владение информацией о других возможных каналах фиксации события (исходя из состава участников, географии случившегося и тому подобных «малозначимых» деталей) сулит новые открытия. Примерно о том же пишет Н.А. Мининков, указывая, что для получения возможно более полной картины жизни донского казачества необходимо сопоставление информации из разных источников, «а иногда для исследования исторического фона. требуется привлечение источников, прямо не сообщавших о казаках или не называвших их, но дающих общее представление о том времени и о том регионе, где проживали и действовали донцы»36. Тема истории казачества за пределами России перестает быть маргинальной при изучении не только донского казачества, но и истории Крымского ханства, пограничных владений Османской империи, истории христианства и славянства на территории указанных государств и пр.
Теми же принципами можно руководствоваться, изучая казачество Дона, Крымского ханства, свидетельства о котором сохранились не только в российских архивах. Здесь обозначим еще одну проблему - поиск и ввод в научный оборот восточных источников по истории казачества, связанную с предметной областью архи-
вного востоковедения37. Отметим, что украинская османистика развивается не в последнюю очередь благодаря расширению соответствующей источниковой базы и, что немаловажно, в контексте истории отношений запорожского казачества с Крымом и Османской империей38. Казаки запорожские, как и донские, были хорошо известны туркам-османам, их история прослеживается по османским документам XVI-XVII вв. Зарубежные ученые успешно используют возможности архивохранилищ Турции при изучении запорожского казачества39, «появляющегося» на страницах письменных источников, как и казаки Дона, в XVI в. К слову сказать, тема казачества получает свое развитие в новейшей турецкой историографии40. Отрадно, что российские специалисты все чаще обращаются к документам турецких архивов при изучении истории Северного Причерноморья, Кавказа и других регионов41.
Есть основания полагать, что история донского казачества, казачьих сообществ Кавказа отразилась в переписке Бахчисарая со Стамбулом, Османов с русскими царями и, что особенно важно, в делопроизводстве администрации османских крепостей Причерноморья, включая переписку азовского санджакбея. Документацию азовского делопроизводства на османско-турецком языке уверенно можно отнести к важному «резерву источников» по истории донского казачества42. Еще в 2000 г. Б. Боук, изучавший отношения донских казаков с османским Азовом, писал: «Хотя исследователи отдают явное предпочтение тем явлениям экономики, которые были связаны с Русью., при скудности источников все же есть основания считать, что торговля с Азовом и Кубанью была обычным явлением. Пока документы из Османских архивов не будут привлечены к рассмотрению этого вопроса, нельзя делать преждевременные выводы»43. Об изысканиях в архивах Турции необходимо говорить еще потому, что архив Крымского ханства почти полностью утрачен. Его богатым собраниям не повезло в ходе русско-турецкой войны 1735-1739 гг., когда Бахчисарай был сожжен русскими войсками, в результате чего серьезно пострадал и архив. Документы центральных и региональных архивов России зачастую не отражают событий, происходивших в одной и той же системе географических координат (например, на Северном Кавказе), но имевших отношение к истории разных государств. Такие события документировались различными фондообразователями. Нельзя не отметить, что российские архивы не в состоянии объективно восполнить такие лакуны еще и потому, что государства иногда замораживали дипломатические отношения. Случалось такое в истории отношений России и Османской империи конца XVI-XVII в.
Не менее важны восточные источники в изучении Кубани как части Крымского ханства, а Дона как части Дикого Поля и донского фронтира. В таких условиях важное значение имеют документы из фондов двух крупных турецких архивов - Ba§bakanlik Osmanli Ar§ivi (BOA) и Topkapi Sarayi Müzesi Ar§ivi (оба - в г. Стамбуле). В первом из них сохранились сотни документов по истории отношений Крымского ханства с Османской империей, включая богатое делопроизводство султанской канцелярии, личную переписку Гиреев с Османами, правительственные постановления и тому подобную документацию44. Отметим значение для исследователей казачества (тюркского, запорожского, донского), русско-турецких войн, политической истории Крымского ханства, отношений Османской империи с Крымом и Россией таких коллекций BOA, как «Мюхимме дефтерлери» («Реестры особой важности») и «Наме-и хумайюн дефтерлери». Документы первой коллекции частично изданы45, причем на высоком уровне - факсимильное воспроизведение текста, транслитерация, подробные указатели. Примечательно, что составители одного из выпусков «Мюхимме дефтерлери» выделили именно донских казаков, хорошо известных туркам-ос-манам46. В другом выпуске находим уникальное свидетельство о М. Черкашенине - одном из самых известных казачьих атаманов47. Считаем, что по мере дальнейшей разработки фондов российских архивохранилищ значение восточных источников будет возрастать.
Примечания
Акценты сделаны здесь на неконфронтационных отношениях казаков с Крымом и Османской империей: Сень Д.В. Крымское ханство и казачество в последней четверти XVII - начале XVIII века: отношения в контексте международной политики (на примере донских и запорожских казаков) // 350-1ейе ипп hadziackiej (1658-2008). Warszawa, 2008. S. 531-550; Он же. Казачество Дона и Северо-Западного Кавказа в отношениях с мусульманскими государствами Причерноморья (вторая половина XVII в. - начало XVIII в.). Ростов н/Д, 2009. История донского казачества: Учеб. для студ. / Отв. ред. А.В. Венков. 2-е изд. Ростов н/Д, 2010. С. 11.
Сень Д.В. Казачество Дона и Северо-Западного Кавказа... С. 169-203. Дружинин В.Г. Раскол на Дону в конце XVII века. СПб., 1889. С. 211-212. Архив Санкт-Петербургского института истории РАН. Ф. 178. Оп. 1. Д. 12366, 12449, 12450, 12348 и др. (далее - АСПбИИ РАН).
Сень Д.В. «Нам тут на реке Аграхани жить не тесно.»: из истории начального этапа освоения донским казачеством Северного Кавказа в конце XVII в. - начале XVIII в. // Кавказский сборник. М., 2008. Т. 5(37).
2
7 АСПбИИ РАН. Ф. 178. Оп. 1. Д. 12348. Л. 1.
8 Барт Ф. Введение // Этнические группы и социальные границы. Социальная организация культурных различий. М., 2006. С. 30.
9 Боук Б.М. К истории Первого Кубанского казачьего войска: поиски убежища на Северном Кавказе // Восток. 2001. № 4; Он же. Фронтир или пограничье? Роль зыбких границ в истории донского казачества // Социальная организация и обычное право: Материалы науч. конф. Краснодар, 2001; Дружинин В.Г. Указ. соч.; Куц О.Ю. Донское казачество в период от взятия Азова до выступления С. Разина (1637-1667). СПб., 2009; Мининков Н.А. Донское казачество в эпоху позднего Средневековья (до 1671 г.). Ростов н/Д, 1998; Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов н/Д, 1961; Усенко О.Г. Начальная история кубанского казачества (1692-1708 гг.) // Из архива тверских историков. Тверь, 2000. Вып. 2.
10 Акты исторические. СПб., 1842; Дополнения к актам историческим, собранныя и изданныя Археографическою комиссиею. СПб., 1872. Т. 12; Акты, относящиеся к истории Войска Донского, собранные генерал-майором А.А. Лишиным. Новочеркасск, 1891. Т. 1.
11 Черутти С. Микроистория: социальные отношения против культурных моделей? // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. М., 2006. С. 364.
12 Выстраивая научный диалог, необходимо учитывать рациональное зерно рассуждений о роли «русских сходцев» в формировании донского казачества, семейных связей донцов с южными территориями Российского государства, что накладывало отпечаток на представления казаков о своей «русскости»: Куц О.Ю. Указ. соч. С. 406-407.
13 Крестьянская война под предводительством Степана Разина: Сб. док. М., 1962. Т. 3. С. 145-149, 350-353 и др.
14 Гуревич А.Я. Социальная история и историческая наука // Гуревич А.Я. История - нескончаемый спор. М., 2005. С. 319.
15 Андреев И. Алексей Михайлович. М., 2003. С. 216.
16 РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стлб. 1406. Л. 177.
17 Мининков Н.А. Указ. соч. С. 442.
18 История донского казачества. С. 11.
19 РГАДА. Ф. 111. Оп. 1. 1709 г. Д. 12. Л. 2-4об.
20 Боук Б.М. К истории Первого Кубанского. С. 35-36; Сень Д.В. «Войско Кубанское Игнатово Кавказское»: исторические пути казаков-некрасовцев (1708 г. -конец 1920-х гг.). Краснодар, 2002. С. 58-59.
21 АСПбИИ РАН. Ф. 276. Д. 3, 4, 5. РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1697 г. Д. 9. Л. 3-8. РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1689 г. Д. 2.
РГАДА. Ф. 141. Оп. 6. 1688 г. Д. 221, 328; Ф. 158. Оп. 1. 1702 г. Д. 142; Ф. 159. Оп. 1. 1688 г. Д. 1484; Там же. Оп. 2. Ч. 2. Д. 3467, 3598, 3599. Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве министерства юстиции. М., 1901. Кн. 12; 1903. Кн. 13; 1905. Кн. 14.
26 Русско-чеченские отношения. Вторая половина XVI-XVII в.: сб. док. М., 1997.
27 АсПбИИ РАН. Ф. 178. Он. 1. Д. 12348. Л. 1.
28 Cень Д.В. «Нам тут на реке Аграхани жить не тесно.».; Он же. Новые источники но истории казачества на северном кавказе конца XVII века // культурная жизнь Юга России. 2009. № 2; Он же. казачество Дона и северо-Западного кавказа. с. 138-203.
29 История некрасовских казаков требует отдельного изучения; цель упоминания отдельных групп источников - указать на возможности архивного поиска.
30 Возгрин В.Е. Материалы но шведско-крымским отношениям в XVI-XVIII вв. в Архиве ЛОИИ сссР АН сссР // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Вып. 9. с. 328.
31 санкт-Петербургский филиал архива РАН. Ф. 99. Он. 2. Д. 8. Л. 87 (далее -ПФА РАН).
32 Там же. Л. 106.
33 Боук Б.М. к истории Первого кубанского казачьего войска . с. 34-35.
34 Андрющенко О.В. Население и администрация города Азова в 1696-1711 годы. Воронеж, 2008. с. 183, 260.
35 Там же. с. 260.
36 Мининков Н.А. Указ. соч. с. 44.
37 Архивное востоковедение: Тез. междунар. науч. конф. (г. Москва, 23-25 июня 2008 г.). М., 2008.
38 Остапчук В. Проблеми i нерснективи украшсь^ осмашстики // Украшський археографiчний щорiчник. Нов. сер. ктв, 1992. Вин. 1; Галенко О. коментар: Про османську титулатуру украшських гетьматв // схщний свгг. 1997. № 1-2; Туранли Ф. Османський документ нро динломатичну дiяльнiсть гетьмана Петра Дорошенка // Украшський археографiчний щорiчник. Нов. сер. ктв, 2001. Вин. 5-6; Он же. Архiвнiй документ султана Шрапма про становище козаюв та грошову реформу 40-х роюв XVII столтя // Украшський археографiчний щорiчник. Нов. сер. ктв; Нью-Йорк, 2004. Вин. 8/9; Федорук Я.О. Туреччина та ïï васали у вщносинах з Богданом Xмельницьким у 1654 р.: Автореф. дис. канд. íct. наук. ктв, 1996.
39 Лемерсье-Келькеже Ш. Литовский кондотьер XVI в. князь Дмитрий Вишне-вецкий и образование Запорожской сечи по данным оттоманских архивов // La Russie et l'Europe XVI-е - XX-е siècles. Франко-русские экономические связи. М.; Париж, 1970; Le Khanat de Crimée dans les Archives du Musée du Palais de Topkapi / Présenté par A. Bennigsen, Pertev Naili Boratov, Dilek Desaive, Chantal Lemercier-Quelquejay. Paris, 1978; Ostapchuk V. Five documents from The Topkapi Palace Archive on the Ottoman defense of the Black Sea against the Cossacks (1639) // Journal of Turkish Studies. 1987. Vol. 11.
40 Öztürk Y. Özü den Tunaya. Kazaklar-1. Istanbul, 2004.
41 Документы но истории Волго-Уральского региона XVI-XIX веков из древлехранилищ Турции: сб. док. казань, 2008; История адыгов в документах Османского государственного архива. Нальчик, 2009; Васильев А.Д. Взаимоотношения
Османской империи и государств Центральной Азии в середине XIX - начале XX вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2007; Курникова О.М. Документальные источники по истории османских владений на территории Крыма в XVI-XVIII вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2009.
42 Мустакимов И., Трепавлов В. Новые османские документы по истории Большой Ногайской Орды // Гасырлар авазы - Эхо веков. 2009. № 2; Мустакимов И.А., Сень Д.В. Три османских документа XVI в. о ранней истории донских казаков // Украша в Центрально-Схщнш бврот. Ктв (в печати).
43 Боук Б. Фронтир или пограничье... С. 152.
44 Ba^bakanlik Osmanli Ar^ivi Rehberi. Ikinci baski. Istanbul, 2000. S. 43, 44, 179, 282, 305, 288.
45 83 Numarali Muhimme Defteri (1036-1037/1626-1628): Ozet-transkripsiyon-lndex ve tipkibasim. Ankara, 2001; 85 Numarali Muhimme Defteri (1040-1041(1042)/1630-1631(1632): Ozet-transkripsiyon-index ve tipkibasim. Ankara, 2002.
46 85 Numarali Muhimme Defteri. S. XXXV-XXXVI.
47 5 Numarali Muhimme Defteri (973/1565-1566). Tipkibasim. Ankara, 1994. S. 190, Hukum 466.
