CC BY
348
ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
Н.Н. Вопленко
ИСТИНА И СПРАВЕДЛИВОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОСВЯЗИ
В статье рассматриваются актуальные теоретические вопросы понятия и соотношения истины и справедливости. Особое внимание уделяется роли истины в формировании юридической справедливости.
Ключевые слова: право, истина, справедливость, законность, интересы, норма.
N.N. Voplenko
VERITY AND JUSTICE: THE PROBLEMS OF CORRELATION
The article touches upon the actual theoretical issues of verity and justice concept and correlation. The emphasis is put on the role of verity in legal justice formation. Keywords: law, verity, justice, legality, interests, standard.
Справедливость в ее познании и практическом осуществлении неразрывно связана с истиной, ее понятием и значением. Исследователи этого вопроса констатируют, что справедливость как особое качественное состояние общественной жизни не может быть достигнута без поисков и установления истины тех социальных явлений, которые подвергаются познанию и нравственной оценке. Истина, следовательно, рассматривается как гносеологическое основание справедливости. Изучать какое-либо социальное явление в качестве истинного означает мыслить его в виде нравственно оправданного, а оценивать его как соответствующее требованиям справедливости - значит признавать истинность. Однако эта формула выглядит достаточно абстрактной и в сфере правовой действительности составляет предмет давней, длящейся во времени дискуссии.
Концепция «истины-справедливости» имеет достаточно давнюю историю. Человеческая мысль издавна отмечала сопряженность данных понятий и диалектический характер их взаимодействия. Но если в категории «истина» всегда делался акцент на ее преимущественно познавательном содержании, то в понятии «справедливость» выделяли более сложную, комплексную структуру, выражающуюся в системе материально-идеологических и нормативно-ценностных элементов, определяющих качественное состояние общественной жизни. Другими словами, процесс и результат человеческого искания истины менее идеологичен, что, разумеется, не исключает возможности их использования в классовых интересах. Истина бесстрастна как объективный результат соответствия человеческих знаний объективной реальности. Справедливость
© Вопленко Николай Николаевич, 2013
Доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории права и государства, Почет-102 ный работник высшего профессионального образования РФ (Волгоградский государственный университет).
же от своей доминирующей идеи через принцип, механизм осуществления и общественный режим насквозь пронизана противоборством индивидуальных и групповых интересов и в значительной степени выступает продуктом идеологизированных представлений о свободной и счастливой человеческой жизни. И это в полной мере прослеживается в истории общественного развития.
Античная философская мысль, представленная в трудах Платона и Аристотеля, обожествляла человеческий разум в его поисках истины и справедливости, связывала их с достижением блага. Платон, устами Сократа, утверждает, что идея блага раскрывается в понятиях красоты, соразмерности и истины. «Ум же либо тождественен с истиной, либо всего более ей подобен и близок»1. Это и есть одно из принципиальных выражений бессмертного платоновского идеализма, согласно которому познание истины блага и соответствующих его добродетелей обеспечивает нравственную жизнь людей. «Знание, отделенное от справедливости и другой добродетели, представляется плутовством, а не мудростью»2.
Аристотелю принадлежат знаменитые слова о том, что познать истину легко и вместе с тем трудно в том смысле, что этим заниматься может любой человека, но не каждому это удается. Более точно эта мысль выражена в словах, выгравированных на здании Национальной академии наук США в Вашингтоне: «Искать истину и легко, и трудно, ибо очевидно, что никто не может ни целиком ее постигнуть, ни полностью ее не заметить, но каждый добавляет понемногу к нашему познанию природы, и из совокупности всех этих фактов складывается величественная картина»3. Ему же принадлежит идея понимания содержания истины как «связанности», соответствия наших знаний с предметом познания: «...Сущее — это истинное и ложное, что имеет место у вещей через связывание ш или разъединение, так что истину говорит тот, кто считает разъединенное н разъединенным и связанное — связанным, а ложное — тот, кто думает обратно С
а
тому, как дело обстоит с вещами»4. т
о
Идея связанности истины с благом и ведущими к нему добродетелями получи- к
о
ла развитие в трудах последующих мыслителей, периодически подчеркивавших о' то ее объективный и абсолютный, то относительный характер. Особое внимание а при этом уделялось разграничению истины с правдой и правдоподобием. Так, в Сенека писал: «Правда и правдоподобие отличаются друг от друга. Благо же не- н
о
пременно сочетается с правдой: что не истинно, то не благо; а что привлекает и Ю заманивает, то правдоподобно, оно подкрадывается, подзадоривает, влечет»5. Эти |
сетования на многоликий и трудноуловимый характер истины, скрывающейся с
к
под маской правдоподобия, положили начало гносеологическому скептицизму, а существующему и в настоящее время в виде философского постмодернизма. д
__ е
Истоки же его в античном пирронизме, сочинениях Платона и Аристотеля в и безграничности человеческого познания и скепсисе просветителей эпохи Воз- № рождения. М. Монтень писал, что ложь в «противоположность истине обладает 69 сотней тысяч обличий и не имеет пределов»6. Он приводит по этому поводу весь- ■ ма характерное высказывание Цицерона: «.Во всякой истине всегда есть нечто к ложное и что сходство между истиной и ложью столь велико, что нет такого отличительного признака, на основании которого можно было бы судить наверняка и которому можно довериться»7. Ф. Бекон, разоблачавший идолов человеческого познания и призывавший видеть в опыте основу познавательной деятельности, определял истину как дочь времени, а не авторитета8. «... Человеческая душа, раз она отчаялась найти истину, становится менее деятельной»9. Дж. Локк, 103
продолживший традицию Аристотеля в рассмотрении истины как соединения и разъединения идей и их знаков сообразно соответствию и несоответствию обозначаемых ими вещей, отмечал, что «реальная истина касается идей, соответствующим вещам». И далее: «Истина реальна лишь постольку, поскольку обозначаемые таким образом в звуках идеи соответствуют своим прообразам»10. Ему же принадлежит выделение истин словесных, реальных, метафизических, нравственных и т. д. Обращает на себя внимание определение Локком нравственной истины как рассуждения о вещах «согласно убеждению нашего собственного ума, хотя бы наше высказывание не соответствовало реальности вещей»11. Это утверждение и поныне подпитывает «червь сомнения» в оценке достоверности и глубины нравственно-правовых суждений. Отсюда возникает недоверие к судебной и иной правоприменительной истине, сформировавшейся на основе внутреннего убеждения должностного лица или иного субъекта.
Значительное влияние на развитие философских представлений об универсальности представлений о понятии истины и поисках всеобщего ее критерия оказал И. Кант. Отвечая на знаменитый вопрос Пилата: «Что есть истина?», он отнес его к числу нелепых, вызывающих смешное зрелище, когда один (по выражению древних) доит козла, а другой держит под ним решето12. Кант определял истину как соответствие знания его предмету, но при этом выделял истину формальную, постигаемую законами логического мышления и истину содержательную, определяемую законами бытия предмета13. Выделение в учении об истине «царства логики» и «царства предметно-содержательного познания» оказало существенное влияние на всю последующую гносеологию и, в част-13 ности, на понимание особенностей познавательно-оценочного процесса в сфере ? юриспруденции.
а. Диалектическое представление учение об истине получило в философской
| теории Гегеля. По его мнению, «истиной в философии называется соответствие I понятия реальности»14. Процесс постижения истины он подчинил идее развития | абсолютного духа и его воплощению в явлениях практического и чистого разума.
го
| В его концепции бытие постольку достигает значения истины, поскольку идея
| есть единство понятия и реальности. Истинное не есть нечто только покоящее-
| ся, сущее, но есть только нечто самодвижущееся и живое. Истинное и ложное не есть две крайности, которые исключают друг друга. Напротив, ложное есть
° неравенство знания с его субстанцией. Это неравенство составляет существен-
£ ный момент, импульс заставляющий снять неравенство и достигнуть истинного
| знания. Данное равенство, возникшее в связи с неравенством, и есть истина15. I Существенное значение Гегель придает разграничению понятий «истинность»
° и «правильность». «Мы можем иметь в своей голове много правильного, что вме-
0
° сте с тем неистинно»16. Это целесообразно отнести к характеристике государства.
го
¿5 Различая спекулятивное, формальное познание истины и содержательное, Гегель
1 подчеркивал, что содержательная истина усматривается только в тех явлени-| ях, которые сами себя опосредуют и не становятся результатом опосредования
других явлений. Гегель оставил немало ценных идей для теории истины, но вместе с тем его теория познания в значительной мере подчинена и ограничена рамками авторской философской системы. Отсюда торжество логики мысли над логикой жизни.
Марксистская теория познания восприняла представления классической 104 философии об истине как соответствии знаний вещам вне зависимости от чело-
века. Истинное знание трактуется в качестве адекватного отражения объекта субъектом и воспроизводится так, как он существует сам по себе17. В отечественной гносеологии значительное внимание уделялось объективной истине, ее неисчерпаемости и относительности в соотношении с истиной абсолютной. При этом в качестве критерия истины рассматривалась общественная практика. Следует признать, что эти идеи вполне соответствовали специфике юридического познания и служили относительно надежным ориентиром для практической деятельности юристов, чего нельзя, на наш взгляд, сказать о современной концепции доказательств и их оценке в уголовном процессе на основе вероятности знаний по юридическому делу. Между тем, как справедливо отмечал М.С. Строгович, «... любое отождествление или даже сближение объективной, материальной истины в уголовном процессе с вероятностью (хотя бы с ее очень высокой степенью) установленных судом фактов совершения подсудимым преступления есть признание права суда на ошибку, какими бы оговорками, ограничениями и предосторожностями это не обставлялось»18. Ошибка же в правоприменительной деятельности должна квалифицироваться как нарушение законности и, следовательно, «довольствование» вероятностными знаниями в юридическом процессе — есть ничто иное, как балансирование суда, следователя и прочих участников процесса на грани нарушения законности. Вероятностные знания по юридическому делу выглядят как недостаточные, непроверенные, сомнительные, односторонние и неадекватные сведения о фактах жизни и нормах права в соответствии с которыми выносится правовое решение. Это недостижение объективной истины по делу и подмена ее своеобразным суррогатом приблизительных, поверхностных знаний. Вот почему сомнительной выглядит научная тенденция с
—I
подмены понятия объективной истины по юридическому делу истиной юриди- к ческой и судебной. Так, А.В. Аверин со скептическим настроением утверждает, р
а
что объективная истина — недостижимая мечта. Ее ни познать, ни установить с невозможно, ибо объективная реальность слишком разнообразна, а человече- | ские возможности для ее абсолютного познания ничтожно малы19. Отсюда автор у
делает вывод, что суд познает не объективную реальность, а юридическую и, с
т
следовательно, истина, достигаемая в правоприменительном процессе, является н
н
особой юридической, а не реальной или объективной. Думается,
что автор ото- |
ждествляет объективную истину с абсолютной, исчерпывающей человеческое и познание и служащей его пределом. Однако объективная истина в правоприме- е
с
нении акцентирует внимание не на предельности и исчерпанности полученных | знаний, а на их соответствии объектам познавательной работы, адекватности Д приобретенной информации реальным фактам, подвергнувшимся исследованию | и ее независимости от субъективных пристрастий и оценок участвующих в рас- j, смотрении дела субъектов. К тому же ценность понятия объективной истины (
9
состоит в преодолении значимости формальных знаний, полученных на основе ~ использования логических средств и приемов, их соотнесением с реальными 3 обстоятельствами дела и добытыми доказательствами, на основе которых выносится правоприменительное решение. Истина, таким образом, приобретает черты «материальности». Поэтому объективная истина всегда материальна в том смысле, что она основывается на глубоких знаниях материалов юридического дела, преодолевает формальный характер познавательного процесса, не зависит от субъективизма оценок отдельных лиц и сообщает всеобщей относительности 105
человеческих знаний ценность надежного ориентира содержательно обоснованной деятельности.
Не может, на наш взгляд, быть оправдан отказ от объективной истины путем замены ее истиной судебной. Так поступает А.С. Александров, отмечающий, что «современный законодатель отказался от концепции объективной истины, но обязал суд принимать правильные решения, т. е. такие, которые отвечают требованиям разума, нравственности, закона. Критерий объективности судебной истины лежит не в соответствии суждениям суда объективной реальности, а в соответствии общественному мнению»20. Позицию автора можно обозначить как «крайнее выражение «лингвистического позитивизма», ибо по его мнению: «Право — это текст, т. е. нечто артикулированное языком. Судебная истина вся в словах. Язык заставляет нас проговаривать «истину», признаваемую таковой нашими слушателями»21. Воспевая речевую и текстовую дискурсивность как универсальное средство создания образа и содержания права, А.С. Александров оправдывает субъективизм в оценке доказательств по уголовному процессу, ибо оценка их значимости осуществляется на основе софистики участников правоприменения и герменевтических ухищрений. Согласно его точке зрения, в области методологии «следует забыть о методологии», отбросив как проклятие наследие диалектического материализма и «бредни о «естественном праве», «божественном праве», праве как мере свободы и пр.»22. Однако нетрудно заметить, что отказ автора от методологии на самом деле выглядит как его выбор в пользу методологии постмодернизма со всеми его негативными крайностями. Философский постмодернизм представляется как негативная мировоззренческая примета 13 нашего времени, ибо в его основе лежит разочарование и неверие в способности ? человеческого разума познать истину в реальном мире — иррационализм, а а. также представление об относительности и дискурсивном характере человече-| ских знаний вообще — релятивизм. Однако наиболее методологически опасны
1 и социально вредны его выводы о непознаваемости и относительном характере | идей и практики в сфере истины и справедливости.
го
| Убийственную характеристику этому явлению дает В.В. Сорокин: «Постмо-
§ дернизм — это хаос, дисгармония, инерция, распад, в которых все относительно,
| неопределенно, лишено целостности, упорядоченности и устойчивости»23. Особо
2 рельефно это просматривается в сфере права, где «субъекты толкования права, ° вкусившие плодов постмодернизма, объявляют поиски смысла правовых норм « архаичным занятием и, уподобляясь античным софистам, демонстрируют спо-| собность отыскивать смыслы в любом юридическом тексте». И далее: «Истина I в праве стала восприниматься в качестве перманентно меняющейся стихии, 1 а потому не существующей, а становящейся. Истину сейчас воспринимают
0
° средством, а не целью юридического процесса»24. Это позволяет согласиться с
го
¿5 мнением о том, что «отрицание возможности достижения объективной истины,
1 нацеливание судопроизводства на достижение лишь «юридической», «судебной» | истины дезорганизует познавательно-оценочную деятельность суда, приводит к
судебным ошибкам, нарушениям конституционности и законности, снижает активность суда, его позитивную ответственность за осуществление правосудия»25.
В общетеоретическом плане понятие и особенно сфера применения категории истины в праве продолжает оставаться дискуссионным. Здесь можно выделить два основных научных подхода: широкий, рассматривающий практически все 106 правовые явления через призму их истинности или ложности, и узкий, обосно-
вывающий ограниченное использование критерия истинности в сфере права. Наиболее ярким и последовательным сторонником широкого подхода к анализу явлений правовой жизни посредством их оценки в качестве истинных или ложных выступает В.М. Баранов. По его мнению, истинность — объективное свойство нормы права, выражающее проверяемую практикой общественной жизни меру пригодности в виде познавательно-оценочного образа соответственно отражать тип, вид, уровень либо элемент развития прогрессивной человеческой деятельности26. Истинность раскрывается в сфере права через показатели его реальности, правильности, достоверности, обоснованности, справедливости как в сфере правотворчества, так и в сфере правореализации.
Противоположный и ограничительный взгляд на возможности использования критерия истинности применительно к праву высказывает А.Ф. Черданцев: «Приписывание нормам права свойства истинности — ложности неизбежно ведет к тому, что это качество зависит от законодателя и лиц, исполняющих законы (состояния законности). Такое положение противоречило бы научному пониманию истины как не зависящей ни от человека, ни от человечества»27. Думается, что перед нами достаточно яркий пример того положения, когда послушное следование требованиям формальной логики в ее делении всех языковых высказываний на дескриптивные и прескрептивные ведет к необходимости отрицания качества истинности и ложности за продуктами познавательно-оценочной деятельности людей, полностью зависимых от качества их работы, глубины проникновения в сущность решаемой задачи. Действительно, разве судебное решение или приговор по юридическому делу не определяются уровнем или глубиной познания истины при исследовании фактических обстоятельств рас- ш сматриваемого дела или выбором и анализом норм права, их истолкованием? н Уместно поставить и другой, в значительной мере риторический вопрос: а разве не С
а
достаточно глубокое, и при этом классово пристрастное познание законодателем т
о
потребностей общественной жизни не может провоцировать издание ложных, к
о
неистинных законов? Сегодняшняя российская действительность со всей оче- о' видностью позволяет утвердительно ответить на оба вопроса. а
Сложность проблемы применения критерия истинности и ложности к право- в вой действительности в значительной мере определяется логическим делением нн
о
информации о праве на дескриптивную и прескрептивную. Дескриптивными Ю принято именовать высказывания, описывающие факты и состояния и не и
имеющие оценочно-нормативного значения. Прескрептивные, наоборот, имеют с
к
ценностно-нормативную природу и согласно логике являются модальными а суждениями, к которым критерий истинности и ложности не применим. Как д
е
считает А.Ф. Черданцев, нормы права не могут быть истинными или ложны- | ми. Они обладают другими характеристиками, такими как: целесообразные и № нецелесообразные, эффективные или неэффективные, справедливые и неспра- 69 ведливые28. Однако имеются все основания полагать, что деление информации ■ о праве на дескриптивную и прескрептивную излишне категорично и не всегда к учитывает взаимопереходы человеческой мысли от описания предмета познания к формулированию закономерностей его бытия и, наоборот, от оценочно-нормативных высказываний к изложению существенных свойств объектов познания и деятельности. Особенно это заметно в социальной сфере, где, например, описание состояния законности в общественной жизни осуществляется с использованием нормативно-оценочной терминологии. Истина как результат 107
юридического познания, таким образом, приобретает оценочно-нормативные черты. Ее логическая производность выражается в понятии «объективная истина», а содержательная сторона - в понятии «материальная истина». Единство этих двух аспектов в теории права «формирует сущность двух порядков — знание, объективно отражающее правовую деятельность, и практика, обеспечивающая его истинность»29. Речь, следовательно, идет о соединении в правовой истине двух ее аспектов: формально-логического и содержательно-практического, ибо «истина — не просто идея, но руководство к действию, повелевающая директива правило, образец, мера) и одновременно внутренний личностный императив субъекта»30. Это означает, что истина в праве - не только предельно глубокое и обстоятельное познание нормативной ситуации, но и закрепление в виде принципов и конкретных требований программы юридической деятельности, основанной на критериях объективности, беспристрастности, обоснованности, целесообразности и справедливости31. Истина, таким образом, как бы разворачивается в своих нормативных требованиях, хотя и остается в значительной мере оценочным явлением, связанным с идеей блага, а следовательно, с идеей справедливости. Не случайно в этой связи в философской литературе отмечается, что симптомами истинности знаний выступают ясность, отчетливость и даже вера, надежда и любовь32. Последние идеи являются продуктами человеческих исканий истины в личной и общественной жизни. С истиной люди связывают свои надежды, верят в ее восторжествование, любовь к истине рассматривают как одну из высших добродетелей.
Свойство истинности правоприменительной деятельности, раскрываясь и а конкретизируясь в требованиях законности, обоснованности, справедливости ? и т. д., не утрачивает при этом своей собственной формально-содержательной а. сущности как соответствия человеческих знаний объективной реальности, ле-| жащей в основе юридической деятельности. Требования истинности пронизы-I вают познавательно-оценочный процесс изучения фактических обстоятельств I рассматриваемого дела, выбор и анализ подлежащих применению норм права,
го
| юридическую квалификацию познанных обстоятельств и доказательств по | делу и, наконец, воплощаются в правоприменительном решении. Они вытека-| ют из интеллектуально-волевого, творческого характера правоприменения как §■ познавательно-оценочного процесса решения правоприменителем задач, среди ° которых достижение истины внутренне сопровождает и ориентирует его практика ческую работу. Поэтому вряд ли можно согласиться с мнением В.М. Сырых о том, | что «резолютивная часть правоприменительного акта не может рассматриваться е с позиций истины или заблуждения», и критерий истинности применим лишь 1 для оценки актов познания фактических обстоятельств дела33. Предлагаемый
0
° им критерий правильности вместо истинности для оценки принятого по юри-¿5 дическому делу решения, фактически выражается в требованиях законности.
1 Между тем, с точки зрения инструментальной ценности, законность призвана | служить средством достижения точности, слаженности и безупречности работы механизма правового регулирования, основанных на строгом выполнении правил, установленных действующим законодательством34. Поэтому следует признать, что правильность высвечивает и характеризует истинность юридических решений с позиций соответствия действующему законодательству как не противоречащих нормам права. Она усиливает нормативную концепцию истины
108 в праве, что наиболее адекватно характеризует ее практическую ценность35.
Истина в праве достаточно многолика. Ее можно определить в качестве смыслового ядра понятия, устанавливающего границы понимания соответствия юридических знаний объектам правовой реальности. Именно ядро обозначает и ограждает смысловую определенность вербально выраженной истины юридически значимого текста или действия. Смысловое ядро задает параметры понимания истинности или ложности элементов правового сознания, норм и правовых отношений, в которых проявляется юридическая реальность. Центральным элементом смыслового ядра, выражающего правовую истину, являются нормы действующего законодательства и узловые понятия юриспруденции, обеспечивающие законность и справедливость процессов создания и реализации правовых норм. Истина, таким образом, в своем смысловом и нормативном определении работает на обеспечение справедливости и ценности права. В философской литературе отмечается: «Норма — это интервал, в границах которого объект, изменяясь количественно, сохраняет свою способность удовлетворять человеческую потребность. Эта способность и делает данный объект благом или ценностью»36, что позволяет видеть в нормативном закреплении истины практически необходимое средство достижения правовых целей.
Смысловое поле истины, конкретизированное ядром на текстуальном уровне, разворачивается, расшифровывается, поясняется содержанием смысловой периферии. Она предметно, образно, ассоциативно и символически раскрывает и аргументирует понимание смысловых оттенков нормативных требований37. Истинность правовых явлений за счет смысловой периферии приобретает аргументированный характер, хотя не исключены и такие ситуации, когда неумелое или намеренно заинтересованное использование ложных языковых средств мо- ш жет увести познание с пути истины. Как заметил еще Э.Б. Кондильяк, «истина, н которая без вымысла нередко была бы холодна, украшают вымыслом, который С
а
всегда был бы нелеп без истины. Эта смесь всегда нравится, если только укра- т
о
шения выбираются разумно и расточаются мудро»38. Поэтому смысловое поле к
о
истины в сфере права выглядит как результат интерпретации реализуемых норм о' права, а также анализа имеющихся по юридическому делу доказательств и ар- а гументации принятого решения. Здесь ядро смыслового поля, представленного |
в виде нормативных требований, обрастает явлениями смысловой периферии, н
о
призванными обосновать и объяснить правоприменительную истину, добытую Ю в процессе предшествующей юридической деятельности. Поэтому «печально» и
в смысле убедительности выглядят некоторые правоприменительные акты, с
к
приятые без достаточно обоснованной аргументации, позволяющей сомневаться а
в их истинности. д
На наш взгляд, следует преодолеть логико-познавательную ограниченность в |
использовании категории истины при анализе правовой действительности. Это №
позволяет выделить следующие основные сферы ее бытия и соответствующие 69
им виды истины: а) норм права; б) нормативной ситуации; в) юридических фак- ■
тов; г) юридически значимой деятельности и ее результатов. Во всех названных 3 случаях истинность познается как мера или степень соответствия правовых средств (нормы, ситуации, факта, деятельности, акта) идеалам практики прогрессивного развития общества. При этом истинность не может и не должна довольствоваться критериями «приблизительности», «похожести», «достоверности» соответствия результата познания объекту познавательной деятельности.
Она требует максимально возможного, не вызывающего сомнений, очевидного 109
соответствия смыслового образа истины юридической практике и ее идеалу в виде законности и справедливости. Происходит, таким образом, трансформация познавательно-оценочного идеала в практическое руководство действиями. Как заметил по этому поводу Г.П. Корнев, «истинное применительно к различным формам социального бытия становится для субъекта положительно-значимой оценкой: истинностью, логической правильностью, точностью, достоверностью и т. п. знаний; добром, справедливостью, нравственностью, законностью и т. п. поступков; полезностью, удобством и т. п. вещей; эстетическим совершенством произведений искусств и др.»39
В сфере права истина наиболее тесно связана с законностью и справедливостью юридической деятельности. Однако если законность в своих требованиях высвечивает образ правильной, сообразной с нормами действующего законодательства процедуры создания и реализации правовых норм, то справедливость, будучи изначально явлением морального сознания и нравственной практики, выражает себя как справедливость юридическая, определяемая спецификой воплощения нравственного идеала в правовой сфере. Последнюю можно определить как состояние отсутствия противоречий в совместном нравственном и правовом регулировании общественных отношений. Юридическая справедливость есть состояние соответствия нравственного и правового регулирования, выражающееся в качестве законности и легитимности правовых норм, отношений и актов реализации права40. Другими словами, «справедливость — это такое свойство юридического решения, при котором оно адекватно сложившимся обстоятельствам и социально значимым качествам тех лиц, чьи интересы затрагиваются»41. Здесь следует а обратить внимание на то обстоятельство, что ключевым словом в определении ? юридической справедливости, как и истины, выступает «соответствие». Однако а. если в понятии истины речь идет о соответствии наших знаний объективной | реальности, то в юридической справедливости акцент делается на совпадении I моральных и правовых оценок совместного регулирования, результатом чего | является качество законности и легитимности юридической деятельности. Это
го
| означает, что истина самодостаточна в своем существовании, юридическая же
§ справедливость нуждается в подтверждении, обосновании через качества за-
| конности и легитимности. И это наводит на мысль, что достижение объектив-
§■ ной истины в праве выглядит как некий необходимый промежуточный этап по пути движения к обеспечению юридической справедливости. Именно истинное
ж понимание правовой ситуации формирует возможности правильного, обоснован-
| ного, целесообразного, законного и, в конечном счете, справедливого правового
I регулирования. По этому поводу А. Шопенгауэр отмечает: «„.Всякая добытая
° и установленная истина — это завоеванный участок в области проблем знания
0
° вообще и прочный опорный пункт для приложения рычагов, которые приведут
го
¿5 в движение другие тяжести: мы можем даже в благоприятных случаях разом
1 вознестись с этого пункта до более высокого взгляда на целое, чем мы имели до | сих пор»42. Данные размышления свидетельствуют в пользу того взгляда, что в
области процессуального законодательства необходимо обратиться к нормативной концепции объективной истины и закрепить необходимость ее достижения при рассмотрении уголовных, гражданских и административных дел.
Связь истины и справедливости в сфере права проявляется на познавательном и практическом уровнях. С познавательной точки зрения, логическое мышление, 110 результатом которого является установление формальной истины, выступает
гносеологическим основанием последующей справедливой деятельности. И это позволяет констатировать, что «справедливо то, что истинно»43. С другой стороны, достижение истины в социальной сфере определяет ее нравственно безупречный характер, что в свою очередь прогнозирует легитимность выбора варианта поведения. На практическом уровне из материального содержания объективной истины субъект правового решения черпает аргументы в пользу обоснования справедливости своих действий. Истина, таким образом, определяет законный и справедливый вариант юридически значимой деятельности. Особо заметно и значимо установление объективной истины при юридической квалификации правонарушения, избрании меры пресечения и наказания для правонарушителя, индивидуализации мер ответственности и т. д.
Подчеркивая тесную связь и социальную сопряженность истины и справедливости, следует признать, что абсолютного совпадения между данными понятиями не наблюдается. Установление истины в человеческих взаимоотношениях автоматически не делает их справедливыми, а лишь создает предпосылки деятельности в этом направлении. Не исключены и такие случаи, когда в поисках максимальной и социально чувствительной справедливости достигнутая истина может быть игнорирована, а ее требования преданы забвению. Однако в целом истина содержит в себе качественную и количественную характеристики мер, необходимых для достижения справедливости в нормативно-ценностном регулировании общественных отношений. И это позволяет заметить, что справедливость определяет социальную ценность истины, ее значение для человеческой практики.
Сравнительный анализ истины и справедливости на понятийном и функциональном уровнях позволяет выявить следующие основные закономерности их бытия и взаимодействия.
1. Истина проявляет себя как в сфере природы, так и человеческого общества. Она представляет собой социально значимый результат познания закономерностей тех объектов, на познание которых направлен человеческий разум. Справедливость распространяется в своих требованиях и оценках только на сферу социальной жизни. Абсурдно было бы говорить о справедливости действия законов физики, механики, химии или результатов математических исследований. Они обретают социальную цену только в процессах их практического использования.
2. Истина всегда идеальна как смысловое выражение соответствия наших знаний объективной реальности. Справедливость в широком смысле выглядит в качестве объективно сложившейся системы материальных и нормативно-ценностных элементов, обеспечивающих процессы создания и распределения материальных и духовных благ, прав, обязанностей и наказания на основе идеи равенства субъектов и пропорционально их вкладу в общественную жизнь. Она, таким образом, в своем содержании более богаче и шире по охвату явлений социальной жизни.
3. Истина, как уже отмечалось, есть бесстрастная констатация идеи или факта соответствия человеческих знаний объектам познавательной работы. Справедливость же по общему правилу всегда есть пристрастная, заинтересованная оценка жизненной ситуации, нормы или результата деятельности людей. Она авторитетом своей оценки призвана удовлетворить человеческие интересы в поисках нравственно оправданного варианта поведения.
4. Истина всегда конкретна, ибо констатирует вполне определенную выявленную связь между предметами, явлениями, понимаемую как соответствие их средствам познания. Справедливость не только квалифицирует конкретные факты и ситуации, но и тяготеет к распространению на все основные сферы человеческой жизнедеятельности: политику, право, быт, спорт и т. д. Ее можно рассматривать в конкретных обстоятельствах как следствие объективно сложившегося нравственно-политического и правового режима общественной жизни. И это свидетельствует о ее более широкой социальной обусловленности.
5. Истина дает правильность понимания фактов, норм и состояний, в то время как справедливость предлагает меру регулирования и оценки общественных отношений путем ориентирования познавательной и преобразующей человеческой деятельности на идеалы морали и права.
В научной и публицистической литературе иногда высказывается мысль о сочетании, своеобразном синтезе идей истины и справедливости в понятии «правда». Данный термин выглядит специфическим понятием русского языка, употребляемым в значении того, что соответствует действительности, истине или порядку, основанному на справедливости44. И это позволяет использовать такие понятия, как «правда-истина» и «правда-справедливость»45. О юридической правде в значении справедливости писал Б.Н. Чичерин, определяя ее как взаимоотношения внешней свободы лиц на основе требования, «чтобы каждому воздавалось то, что ему принадлежит по юридическому закону»46, в то время как внутренняя правда требует еще и следования нравственному закону. Таким образом, жить по правде означает подчиняться требованиям права и нравствен-а ности. В целом же правда представляет собой синтез законопослушности и со-
о
? блюдения нравственных добродетелей. Тем не менее, понятие «правда» чаще
Ц всего употребляется не в строго научном, а в обыденном и религиозном смыслах.
§■ В этой связи в межличностном общении бытует требование «говорить правду»,
| «поступать по правде», надеяться, что «правда восторжествует». В христианской
| этике сложился образ праведника как личности, ставящей целью своей жизни
£ неуклонное соблюдение христианских заповедей и служение Богу. Понятие
| «правда», таким образом, переводит представления об истине и справедливости
| на уровень повседневной нравственной практики, формирует синтетический
2 образ идеала обыденного сознания и деятельности. Разумеется, это не должно
° служить основанием к принижению значимости исконно русского представления
« о ценности термина «правда» и возможности его использования в общественной
| жизни. Речь, скорее, идет о необходимости теоретического возвышения, выра-
| ботанного народным сознанием понятия «правда» посредством его осмысления
° через категории истины и справедливости. Правда, таким образом, предстает в
0 гносеологическом плане как истина с оттенком нравственности и в виде спра-
«-»У» о
5- ведливости, основанной на знании истины. С точки зрения политико-правовой,
1 правда проявляется в синтезе истины и справедливости при создании и оценках | действия нормативно-ценностной системы регулирования общественной жизни.
Все это свидетельствует о сложном, многогранном и исключительно социально-значимом характере взаимодействия истины и справедливости.
1 Платон. Филеб. Соч.: в 3 т. Т. 3 (1). М., 1971. С. 83-84.
2 Таранов П.С. 150 мудрецов и философов. (Жизнь. Судьба. Учение. Мысли): в 2 т. Т. 1. Симферополь; Запорожье, 2000. С. 168.
3 Там же. С. 245.
112 4Аристотель. Метафизика. Соч.: в 4 т. Т. 1. М., 1976. С. 250.
5 Сенека. Письма к Луциллию // Сенека Марк Аврелий. Наедине с собою. Симферополь, 2002. С. 232.
6 Монтень М. Опыты. Полное издание в одном томе. М., 2009. С. 36.
7 Там же. С. 487.
8 См.: Бекон Ф. Новый Органон. Соч.: в 2 т. Т. 2. М., 1972. С. 48.
9 Там же. С. 34.
10 Локк Дж. Опыт человеческого разумения. Соч.: в 3 т. Т. 2. М., 1985. С. 55-56.
11 Там же. С. 56.
12 См.: Кант И. Критика чистого разума. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3. М., 1964. С. 159.
13 См.: Там же. С. 160.
14 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 85.
15 См.: Таранов П.С. Указ. соч. С. 640-646.
16 Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Соч. Т. 1. М., 1974. С. 126.
17 См.: Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 230.
18 Строгович М.С., Кореневский Ю.В., Зайцев Е.А. и др. Проблемы судебной этики. М., 1974. С. 87.
19 См.: Аверин А.В. Правоприменительная деятельность суда и формирование научно-правового сознания судей. Проблемы теории и практики. Саратов, 2003. С. 120-121.
20 См.: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. Н. Новгород, 2003. С. 170.
21 Там же. С. 8.
22 См.: Там же. С. 10.
23 Сорокин В.В. Юридическая глобалистика. Барнаул, 2009. С. 80.
24 Там же. С. 400.
25 Волкова Е.И. Судебное правоприменение как познавательно-оценочная деятельность (вопросы теории): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Белгород, 2009. С. 10.
26 См.: Баранов В.М. Истинность норм советского права. Саратов, 1989. С. 231.
27 Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург, 1993. С. 33.
28 См.: Там же. С. 27.
29 Лисюткин А.Б. Юридическое значение категории «ошибка»: теоретико-методологический аспект. Саратов, 2001. С. 77.
30 Корнев Г.П. Идеонормативная концепция истины. Философия и правоприменение. М., 2006. С. 16.
31 См.: Пьянов Н.А. Истина в правоприменительной деятельности: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1987. С. 4.
32 Левин ГД. Истинность и рациональность. М., 2011. С. 62.
33 См.: Сырых В.М. Логические основания общей теории права: в 2 т. Т. 1. М., 2000. С. 329-330.
34 См.: Вопленко Н.Н. Законность и правовой порядок. Волгоград, 2006. С. 21.
35 Лисюткин А.Б. Указ. соч. С. 76.
36 Левин ГД. Указ. соч. С. 214.
37 Подробнее об этом см.: Вопленко Н.Н. Толкование права. Волгоград, 2007. С. 100-103; Гаврилова Ю.А. Объем толкования права. Волгоград, 2009. С. 60.
38 Кондильяк Э.Б. Опыт о происхождении человеческих знаний. Соч.: в 2 т. Т. 1. М., 1980. С. 127.
39 Корнев Г.П. Идеонормативная концепция истины. Философия и правоприменение. М., 2006. С. 323.
40 См.: Вопленко Н.Н. Понятие и виды юридической справедливости // Вестник ВолГУ. Сер. 5. 2011. № 2 (15). С. 14.
41 См.: Ветютнев Ю.Ю. Правовые ценности // Проблемы теории государства и права. М., 2012. С. 133.
42 Шопенгауэр А. Две основные проблемы этики. М., 2005. С. 174.
43 Пермяков Ю.Е. Основания права. Самара, 2003. С. 282.
44 См.: Словарь русского языка / сост. С.И. Ожегов. М., 1953. С. 524.
45 См.: Печенев В.А. Истина и справедливость. М., 1989. С. 233.
46 Чичерин Б.Н. Философия права. Избранные труды. СПб., 1998. С. 131.
Л.В. Логинова
РОЛЬ МОНОГОРОДОВ В РЕГИОНАЛЬНОМ РАЗВИТИИ РОССИИ
В статье исследуются проблемы регионального развития России в контексте роли в этом процессе моногородов. Анализируются исторические этапы формирования российских моногородов, приводится классификация и характеристика моногородов в современном региональном пространстве страны. Предлагаются направления модернизации проблемных моногородов с учётом потребностей регионального хозяйства.
Ключевые слова: моногород, моногородское сообщество, трансформация, региональное пространство, региональное развитие, модернизация.
© Логинова Лариса Викторовна, 2013
Доктор социологических наук, профессор, профессор кафедры истории и социологии политики (Саратовская государственная юридическая академия); e-mail: [email protected] 113
