CC BY
115
О.А. Богданова (Москва)
ИССЛЕДОВАТЕЛИ ДОСТОЕВСКОГО В СССР 1920-1930-Х ГГ.:
научное сообщество vs лиминальная группа*
Аннотация. Институциональное оформление науки о Достоевском на рубеже 1910-1920-х гг. обусловило появление в СССР научного сообщества досто-евсковедов (Л.П. Гроссман, А.С. Долинин, В.Л. Комарович, Б.М. Энгельгардт, М.М. Бахтин, Г.И. Чулков и др.), действовавших в едином научном поле с присущими ему автономностью от социально-политического контекста, накоплением научных ресурсов и внутренней борьбой за монополию на научный авторитет. В первой половине 1920-х гг., на базе национализации архива Достоевского и широкого празднования его 100-летнего юбилея, были достигнуты выдающиеся результаты в изучении биографии и творчества писателя, а также в эдиционно-текстологической практике. С середины 1920-х гг. круг легальных возможностей для ведущих достоевсковедов эпохи постепенно сужался в результате политики советской власти в сфере образования (кадровые чистки в ЛГУ, закрытие ГИИИ), науки (упразднение ГАХН, смена курса в издательстве «Academia») и общественности (разгром кружков «Братство св. Серафима Саровского», «Воскресения» и др.). Часть из них оказалась в тюрьмах, лагерях и ссылках (Бахтин, Комарович, Энгельгардт); другие, безуспешно пытаясь встроиться в новую идеологическую парадигму, шли на ритуальный отказ от прежних ценностей (Долинин, Гроссман, Чулков). Таким образом, в 1930-е гг. научное сообщество достоевсковедов, лишившись автономии, заинтересованного социального отклика, материального и морального вознаграждения за научный труд и доступной инфраструктуры, по сути превратилось в лиминальную группу.
Ключевые слова: наука о Достоевском; научное сообщество; научное поле; лиминальная группа; исследователи Достоевского; СССР; 1920-1930-е гг.
O.A. Bogdanova (Moscow)
Researchers of Dostoevsky in USSR of 1920-1930s: Scientific Community vs Liminal Group**
Abstract. The institutionalization of science about Dostoevsky at the turn of the 1910-1920s led to the emergence in the USSR of scientific community (L.P. Grossman, A.S. Dolinin, VL. Komarovich, B.M. Engelgardt, M.M. Bakhtin, G.I. Chulkov, etc.), acting in the single scientific field with its autonomy from socio-political context, accumulation of scientific resources and internal struggle for the monopoly of scientific authority. In the first half of the 1920s, on the basis of the nationalization of
* Исследование выполнено за счет гранта РФФИ (проект № 18-012-90027).
** The works has been supported by the Russian Foundation for Basic Research (project number 18-012-90027).
Dostoevsky's archive and the wide celebration of the 100th anniversary of the writer, outstanding results were achieved in the study of his biography and work, as well as in the editional and textual practice. Since the middle of 1920s, the circle of legal opportunities for leading researchers was narrowed due to the policy of the Soviet power in the education sector, science and the public. Some of them were in prisons, camps and exile (Bakhtin, Komarovich, Engelhardt); others, unsuccessfully trying to integrate into a new ideological paradigm, often has been going to the ritual rejection of former values (Dolinin, Grossman, Chulkov). Thus, in the 1930s, the scientific community of Dostoevsky scholars, having lost its autonomy, interested social response, material and moral remuneration for scientific work and accessible infrastructure, turned into a liminal group.
Key words: science about Dostoevsky; scientific community; scientific field; lim-inal group; researchers of Dostoevsky; Soviet Union; 1920-1930s.
В первую очередь определимся с терминами. Словарная статья предлагает понимание «научного сообщества» как «совокупности ученых-профессионалов», ответственных «за целостность науки <.. .> и ее эффективное функционирование», а также за реализацию ее основной цели -«увеличения массива достоверного знания». Главными характеристиками научного сообщества являются: 1) специальные знания; 2) относительная автономность; 3) заинтересованность социума в продукте его деятельности; 4) вознаграждение, обеспечивающее мотивацию ученых; 5) инфраструктура, гарантирующая взаимодействие ученых и развитие научного знания [см.: Лебедев 2008, 630].
Осложним понятие «научного сообщества» представлением о «научном поле» как «системе объективных отношений между достигнутыми (в предшествующей борьбе) позициями» [Бурдье 2007, 474], где неизбежны конфликты за «доминирование». При этом в научном поле «с высокой степенью автономии» «тот, кто обращается к внешнему по отношению к полю авторитету, может себя лишь скомпрометировать» [Бурдье 2007, 479]. Забегая вперед, как не вспомнить о советских ученых, пытавшихся преумножить свой «символический научный капитал» с помощью административных или властно-идеологических рычагов, ставя под угрозу само существование научного поля с присущими ему механизмами накопления «научных ресурсов» и «революциями против научного порядка» [Бурдье 2007, 490, 496].
«Лиминальная группа», в наиболее общих чертах, - это совокупность людей, находящихся в стадии вынужденного перехода из одной социокультурной ниши в другую или на пути к насильственной утрате собственной социокультурной идентичности в неблагоприятном окружении, связанной с необходимостью ритуального отказа от прежних ценностей [см.: Кондратьев, Ильин 2007, 191].
Зададимся вопросом об особенностях науки о Достоевском на ее начальном этапе. Наша гипотеза состоит в том, что из перспективного научного сообщества, сформированного к началу 1920-х гг., исследователи
Достоевского к середине 1930-х превратились в лиминальную группу. Их научное поле насильно деформировалось властными социально-идеологическими практиками вплоть до фактического исчезновения на ряд десятилетий.
Итак, становление науки о Достоевском происходило на рубеже 19101920-х гг. и было обусловлено двумя обстоятельствами. Во-первых, накоплением большого корпуса текстов о личности и творчестве великого писателя, написанных в Серебряном веке. Однако сложившийся в них портрет нуждался в серьезной корректировке по причине своего «импрессионизма» и «догматизма»: «ведь и диалектическое христианство "Третьего Завета", исповедуемое самим Д.С. Мережковским, и "Философия Трагедии" Л. Шестова не рождались в процессе усвоения Достоевского, а извне привносились в этот процесс, по-своему направляя его» [Комарович 1925, 5]. Ключ к научному постижению писателя можно было найти, по мнению В.Л. Комаровича, лишь на путях изучения поэтики, художественной формы его произведений.
Во-вторых, именно в этот период шел процесс становления литературоведения как частной гуманитарной науки, обладающей не только собственным предметом исследования, но и методом [подробнее см.: Богданова 2014]. В изучении Достоевского произошел поворот: от психологизма - к «миру сущностей», от «принципа миросозерцания» - к «принципу формы» [см.: Иванов 1911], от дискретного анализа персонажных идей - к художественному произведению как «телеологическому единству» [см., напр.: Скафтымов 1924].
К началу 1920-х гг. сложился круг ведущих достоевсковедов - основателей и наиболее ярких представителей новой науки: Л.П. Гроссман, А.С. Долинин, А.Л. Бем, Ю.А. Никольский, В.Л. Комарович, Б.М. Энгель-гардт, М.М. Бахтин, Г.И. Чулков и др. Часть из них оказалась в эмиграции - Бем и Никольский. Никольский вскоре умер в возрасте 27 лет, Бем создал в Праге знаменитый семинар по изучению Достоевского. Остальные составили на родине согласованно работавшую группу, или научное сообщество: в самом деле, на волне национализации архивов Достоевского и его 100-летнего юбилея в 1921 г. росла заинтересованность в их труде вместе с широкой инфраструктурой (многочисленными изданиями; деятельностью университетов, ГИИИ, Пушкинского Дома, ГАХН, самообразовательных кружков и пр.).
В 1920-е гг. отношение новой советской власти к Достоевскому было противоречивым: с одной стороны, он признавался величайшим писателем, гордостью страны в мировом сообществе, с другой - «архискверным» [Ленин 1964, 295] и «злым гением нашим» [Горький 1953, 147]. Австрийский критик Р. Фюлоп-Миллер, в 1923-1924 гг. посещавший СССР для приобретения неизданных на родине рукописей Достоевского, привел слова влиятельного лица в сфере советской культуры: «Если этот хлам осчастливит тебя и твою гибнущую буржуазию и вы <...> хотите заплатить за это, я не против. Доллары нужны нам для перестройки культуры, они
важнее, чем стопа пыльных рукописей» [см.: Fülöp-Miller 1951, 398].
При этом очевиден всплеск общественного интереса к Достоевскому в Советской России: были изданы десятки исследований, созданы группы по изучению его наследия в Пушкинском Доме, ГИИИ и ЛГУ (Долинин, Комарович, Энгельгардт и др.), в ГАХН (Чулков, Гроссман, В.С. Нечаева и др.), готовилось первое научное Собрание сочинений писателя (Б.В. То-машевский, К.И. Халабаев и др.), в Москве открылся литературно-мемориальный музей автора «Преступления и наказания» (создатель и первый директор - Нечаева). Комарович еще в 1926-1927 гг. читал в ЛГУ объемный курс по Достоевскому, публиковались его главные статьи, вышла в свет книга «Достоевский. Современные проблемы историко-литературного изучения» (1925). Энгельгардт также много печатался и до 1930 г. с успехом преподавал в ГИИИ. Бахтин с 1918 по 1924 г. жил в Невеле и Витебске, где его творческая деятельность протекала в рамках домашнего философского кружка, выходя на публику в устной форме: официальном преподавании, общедоступных лекциях. Долинин в 1920-е гг., как и Кома-рович, состоял сверхштатным научным сотрудником Пушкинского Дома, где занимался описанием и подготовкой к печати архива Достоевских. Его публикации и издательские проекты 1920-х гг. - события в мировом досто-евсковедении: так называемые «долининские» сборники 1922 и 1924 гг. с работами ведущих ученых и мыслителей эпохи без «направленческих» ограничений; полное собрание писем Достоевского (1 том - 1928); книга А.П. Сусловой «Годы близости с Достоевским» (1928). При этом, стремясь остаться в легальном дискурсе эпохи, Долинин приспосабливался к идеологическим требованиям новой власти: такова, например, предложенная им схема творческой эволюции Достоевского (единомышленник Белинского в 1840-е, а в 1850-е вдобавок и Герцена, временно отошедший от революционно-социалистических идей в 1867-1871 гг. и возвратившийся к заветам Белинского в 1870-е).
Однако со второй половины 1920-х гг. круг легальных возможностей для ведущих достоевсковедов постепенно сужался. После переезда в Ленинград Бахтин в 1924-1930 гг. работал внештатным сотрудником в ГИИИ и Госиздате, а также посещал Хельфернак (кружок, собиравшийся на квартире И.М. Андреевского с начала 1920-х гг. в составе С.А. Аскольдо-ва, В.Л. Комаровича, М.М. Бахтина, И.Е. Аничкова, А.А. Гизетти и мн. др.; во второй половине 1920-х был переименован в «Братство преп. Серафима Саровского») и другие научные и религиозно-философские кружки.
Большинство работ Бахтина этого периода или не опубликовано при жизни, или опубликовано под другими именами. Чуть ли не случайной удачей, одной из последних ласточек блестящего начала российского до-стоевсковедения стала его книга «Проблемы творчества Достоевского» (1929), обобщившая предыдущие исследования молодого ученого. Незадолго до этого Бахтин и Комарович - члены ленинградских кружков «Космическая академия наук» (студенческий кружок середины 1920-х гг., куда входил Д.С. Лихачев), «Братство преп. Серафима Саровского» и «Воскре-
сения» (религиозно-философский кружок 1917-1928 гг., руководимый А.А. Мейером и К.А. Половцевой, в разное время его посещали Г.П. Федотов, И.М. Гревс, С.А. Аскольдов, Н.П. Анциферов, М.М. Бахтин и др.). Аресты и следствие по делу этих кружков шли в 1928-1929 гг. Так были разгромлены последние очаги «независимой гуманитарной и религиозной мысли в СССР» [Лихачев 2006, 131]. Если приговор ОГПУ Комаровичу был сравнительно мягким - 3 года высылки в Нижний Новгород, старинный культурный центр, то Бахтину - 5 лет страшного Соловецкого лагеря, по болезни замененных пятью годами ссылки в далекий Казахстан (г. Ку-станай).
В жизни известного символиста Чулкова Достоевский в послереволюционные годы занял едва ли не главное место: хотя из написанного им о писателе, по цензурным условиям, вышло в свет сравнительно немногое, в архивах сохранились лекции, статьи и биографическое исследование «Жизнь Достоевского» [подробнее см.: Богданова 2015 b, 7]. На протяжении 1920-х гг. Чулков и Гроссман в Москве испытывают все большие затруднения на своих постах руководителя и ученого секретаря секции по изучению Достоевского в Литературном отделе ГАХН. С трудом им удалось издать в 1928 г. знаменитый ныне сборник по творчеству писателя - со статьями П.С. Попова, С.Н. Дурылина, Ф.Ф. Бережкова и др. Здесь Чулков выступил с опровержением долининской версии мировоззрения позднего Достоевского, открыв в романе «Братья Карамазовы» уничижительную криптопародию на Белинского [см.: Чулков 1928]. В 1930 г. ГАХН была ликвидирована. Написанная в 1935-1936 гг. «Жизнь Достоевского» -первая полноценная научно-художественная биография писателя - была отвергнута советскими издательствами [подробнее см.: Богданова 2015 b]. То, что созданный там Чулковым образ не вписывался в конструируемый в том числе и Долининым марксистский миф об искреннем, но запутавшемся революционере-петрашевце, сугубом радетеле за «униженных и оскорблённых» и ненавистнике самодержавного строя, сознавал сам автор: книгу «.не следует рассматривать как опыт научного исследования жизни Достоевского. Автор - не марксист. <...> Однако биографический материал, неплохо в литературном отношении им обработанный, открывает перспективы социологического исследования <...>» [Чулков 2015, 427]. «Научное» здесь синоним марксистского, что было характерно для советского дискурса. Этой тактикой Чулков надеялся преодолеть «минное поле» советской цензуры.
Начиная с 1924 г. правительством была предпринята беспрецедентная акция по отчуждению Достоевского от советского читателя - продажа прав на приоритетную публикацию его материалов мюнхенскому издательству «Пипер», в результате чего за рубежом с 1925 по 1931 гг. появилась 8-томная немецкоязычная серия «Наследие Достоевского» [Подробнее см.: Богданова 2015 а]. Все ее материалы были подготовлены к печати и откомментированы российскими учеными, в том числе Гроссманом, Долининым и Комаровичем, - а затем уже переведены на немецкий язык.
Именно там впервые напечатаны рукописи романа «Братья Карамазовы» со вступительным исследованием Комаровича [См.: Die Urgestalt 1928]. Вдохновителем и организатором серии стал Фюлоп-Миллер.
Параллельно в новой России создавался так называемый «"советский" Достоевский» как «инструмент пропаганды, культурной революции, борьбы с буржуазным научным течением, формализмом...» [Прохоров 2015, 152-153]. Помимо убежденных с дореволюционного времени марксистов
A.В. Луначарского, В.Ф. Переверзева и др., формированием этого образа занималась В.С. Нечаева, «подчеркнуто советский литературовед», научно-просветительная работа которой после 1925 г. стала «прагмати[чным]» и «последовательным "интродуцированием" Достоевского в советский мир» [Прохоров 2015, 153, 159]. Несомненны при этом заслуги Нечаевой в источниковедческой и библиографической сферах достоевсковедения.
Тем не менее в 1930-е гг. Достоевский для строящейся советской культуры все больше и больше становился персоной нон грата: сворачивалось как издание его произведений, так и научная работа о нем [подробнее см.: Захаров 2013, 23-26]. В 1934 г. А.М. Горький представил Достоевского как идейного родственника фашизма [Первый Всесоюзный съезд 1934, 11], а
B.Б. Шкловский заявил: «.если бы сюда (т.е. в Дом Союзов, где проходил съезд. - О.Б.) пришел Федор Михайлович, то мы могли бы его судить.»: ведь Достоевского «.нельзя понять вне революции и нельзя понять иначе как изменника» [Первый Всесоюзный съезд 1934, 154]. Неудивительно, что в 1935 г. попытка отдельного издания романа «Бесы» со вступительной статьей и комментариями Гроссмана была пресечена на стадии сигнального экземпляра.
Пик творческой активности Гроссмана пришелся на 1920-е гг.: помимо преподавания, в 1922-1930 гг. он был ученым секретарем литературной секции ГАХН, одна за другой выходили его книги по биографии и творчеству Достоевского («Путь Достоевского», «Женщины Достоевского», «Поэтика Достоевского», «Спор о Бакунине и Достоевском» и т.д.). В 1935 г. эта работа завершилась первой ЛЖТ писателя в издательстве «Academia» [подробнее см.: Молодяков 2017]. В 1930-е Гроссман продолжал готовить к изданию произведения Достоевского со своими вступительными статьями, пытаясь соответствовать духу эпохи, о чем свидетельствует, например, короткое письмо к нему Комаровича от 21 декабря 1935 г.: «Конечно же я получил Ваше "Степанчиково" [см.: Достоевский 1935], дорогой Леонид Петрович! <.> Кроме внешнего изящества книги, мне понравилась и Ваша вступительная статья, трезвость ее социологической установки. Да и самая неразлучность Ваша с Достоевским прямо трогательна.» [Комарович 2018, 821]. Не правда ли, здесь отчетливо слышится ирония?
Сходное отношение у «ближайших знакомых» вызвало и превращение Нечаевой после смерти ее учителя М.О. Гершензона в «советскую до мозга костей» исследовательницу: так, Чулков нарочито поздравлял ее с христианскими праздниками [см.: Прохоров 2015, 157]. При этом Нечаева, сумевшая стать частью нового социума (директором Московского музея
Достоевского, главным библиотекарем ОР РГБ), адаптировала писателя к требованиям политического настоящего, перекодируя его биографию и творчество в нужном ключе: в ее устах он стал «вполне социалист[ом] и почти революционерам], порвавши[м] с порочащими элементами своего прошлого» [Прохоров 2015, 163].
Энгельгардт преподавал в ГИИИ вплоть до своего ареста в 1930 г. по «Академическому делу», сфабрикованному ОГПУ в 1929-1931 гг. в Ленинграде против группы ученых Академии наук и краеведов, и высылки на строительство Беломорско-Балтийского канала. Вернувшись из ссылки в 1932 г., он проживал в Ленинграде на нелегальном положении, лишенный возможности полноценного научного труда, зарабатывая на жизнь художественными переводами [подробнее см.: Муратов 1995].
Бахтин после возвращения из казахстанской ссылки во второй половине 1930-х гг. оказался в Саранске, затем в Калининской (Тверской) области, нередко на полулегальном положении, работал не по специальности, писал в стол. О публикациях не могло быть и речи [подробнее см.: Тамар-ченко, Тюпа 2017, 96-97].
Долинин в 1930-е гг. трудился в Пушкинском Доме, в годы ссылки Комаровича фактически возглавив там изучение Достоевского. После возвращения последнего в Ленинград в 1932 г. между ними шла борьба за право издания на родине сохранившихся рукописей романа «Братья Карамазовы» [подробнее см.: Богданова 2017]. Не исключено, что победа Долинина была связана с арестом Л.Б. Каменева по делу об убийстве С.М. Кирова в декабре 1934 г. и концом его научно-издательской карьеры, а затем и жизни (в течение 1935-1936 гг. прошли три судебных процесса над Л.Б. Каменевым; по приговору последнего в августе 1936 г. он был расстрелян). В издательстве «Academia» прошла кадровая чистка, новое руководство выкинуло из планов «Братьев Карамазовых», которых должен был, по согласованию с Каменевым, готовить Комарович.
В 1935 г. Долинин выпустил в издательстве АН СССР сборник «Достоевский. Материалы и исследования», где впервые на языке оригинала были опубликованы с его комментариями рукописи «Братьев Карамазовых». Хотя ученый и показал последний период творчества Достоевского «в свете нашей советской науки» [Ф.М. Достоевский 1935, 4], оперируя понятиями «классовой ненависти», «мелкобуржуазной интеллигенции» и т.п. и ритуально ссылаясь на классиков марксизма-ленинизма, марксистская критика увидела здесь лишь стремление затушевать «реакционность» писателя, «тенденцию к подкрашиванию Достоевского» [Другов 1935]. Не помогло и предложение распространить на Достоевского ленинский тезис о Л.Н. Толстом как «зеркале русской революции» - Долинин был отстранен от преподавания в ЛГУ, а свою первую монографию смог опубликовать только в возрасте 67 лет, в 1947 г. Ценой болезненных уступок Долинин сохранял присутствие Достоевского в советской печати 1930-х гг., подтягивая писателя к «социалистическим идеалам» его «петрашевской» молодости и показывая «революционером во многих отношениях, несмо-
тря на всю его проповедь религии» [Ф.М. Достоевский 1935, 32].
Симптоматична, в этой связи, тайная дневниковая запись, сделанная в 1935 г. Чулковым, знакомым с немецкоязычной книгой Комаровича о «Братьях Карамазовых» [см.: Die Urgestalt 1928]: «Академия наук распорядилась поставить свою визу на книге Долинина "Достоевский. - Материалы". <.> Все бы неплохо, но вступительная статья - предел умственной импотенции. <.> И как можно понять Достоевского, не зная вовсе ни Христа, ни видений Патмоса?» [Чулков 2015, 21].
Не склонному же к компромиссам Комаровичу в 1930-е гг. пришлось фактически отказаться от работы над Достоевским, по крайней мере -проститься с мыслью о публикации своих разысканий о писателе. Теперь его обычное занятие - переводы, а также подготовка и редактирование изданий других авторов. Тем не менее, вопреки внешней видимости (в советской печати появилась только одна его работа о Достоевском), Кома-рович не оставлял попыток писать и печатать работы о Достоевском. Это видно из его переписки с директором ГЛМ и главным редактором альманаха «Звенья» В.Д. Бонч-Бруевичем: по меньшей мере две работы ученого об авторе «Бесов» намечались для печати в «Звеньях» - корректуры были вычитаны, даже гонорары частично выплачены, - однако по неизвестным причинам ни в одном из 9-ти выпусков альманаха они так и не появились [подробнее см.: Богданова 2017].
Нечаева в 1930-е гг. сосредоточилась на изучении литературных и рукописных источников, биографических фактов, касающихся детства писателя; но и она была практически вытеснена из научного дискурса десятилетия, довольствуясь «нейтральной» библиографической работой. Брошюру «В семье и усадьбе Достоевских» ей удалось издать лишь в 1939 г.
Итак, мы увидели, как в течение 1920-х гг. только что оформившееся сообщество исследователей Достоевского под давлением государственной политики постепенно превращалось в лиминальную группу, часть членов которой в 1930-е гг. практически перешли в состояние «внутренней эмиграции», подвергаясь разнообразным формам дискриминации со стороны властей: тюрьма и ссылка, лишение или понижение профессионального статуса, материальная необеспеченность и полулегальное существование, отсутствие общественного запроса на результаты научного труда и вытеснение из инфраструктуры, обеспечивающей научное взаимодействие (Бахтин, Комарович, Энгельгардт и др.); другая часть не оставляла попыток легализации в советском культурном космосе посредством компромиссов, сервильности и идейно-нравственных уступок требованиям власти, однако преодолеть состояние чуждости окружающему социуму ей также не удалось (Долинин, Гроссман, Чулков и др.). Между членами сообщества складывались амбивалентные взаимоотношения сочувствия-несочувствия в зависимости от жизненно-профессиональных стратегий каждого из них. Под прессом идейного и физического насилия научное поле отечественного достоевсковедения надолго лишилось автономии и естественной внутренней динамики.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ГАХН - Государственная академия художественных наук ГИИИ - Государственный институт истории искусств ГИХЛ - Государственное издательство художественной литературы ИРЛИ - Институт русской литературы Академии наук СССР ЛЖТ - Летопись жизни и творчества ЛГУ - Ленинградский государственный университет ОГПУ - Особое государственное политическое управление ОР РГБ - Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (б. Государственной библиотеки им. В.И. Ленина)
ЛИТЕРАТУРА
1. Богданова О.А. Эстетические идеи Б. Христиансена и российская наука о Достоевском в 1910 -1920-е гг. (М.М. Бахтин, Б.М. Энгельгардт,
B.Л. Комарович, Ю.А. Никольский) // Новый филологический вестник. 2014. № 4 (31). С. 21-33.
2. (а) Богданова О. А. Достоевский в немецких издательских проектах первой половины XX века («Пипер-ферлаг») // Русская литература в зеркалах мировой культуры. Рецепция. Переводы. Интерпретация. М., 2015.
C. 800-848.
3. (b) Богданова О.А. Г.И. Чулков - биограф Ф.М. Достоевского // Чулков Г.И. Жизнь Достоевского. М., 2015. С. 6-33.
4. Богданова О.А. В.Л. Комарович и публикация «Братьев Карамазовых» // Die Welt der Slaven. 2017. № 1. С. 177-188.
5. Бурдье П. Социальное пространство. Поля и практики. СПб., 2007.
6. Горький А.М. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 24. М., 1953.
7. Достоевский Ф.М. Село Степанчиково и его обитатели. Из записок неизвестного / ред. и вступит. статья Л.П. Гроссмана. М., 1935.
8. Другов Б. Новые книги о Достоевском // Книга и пролетарская революция. 1935. № 10. С. 67-72.
9. Захаров В.Н. Синдром Достоевского // Захаров В.Н. Имя автора -Достоевский. М., 2013. С. 17-31.
10. Иванов Вяч.И. Достоевский и роман-трагедия // Русская мысль. 1911. № 5. С. 46-61.
11. Иванов Вяч.И. Достоевский и роман-трагедия // Русская мысль. 1911. № 6. С. 1-17.
12. Комарович В.Л. Достоевский. Современные проблемы историко-литературного изучения. Л., 1925.
13. Комарович В.Л. «Весь устремление»: статьи и исследования о Достоевском. М., 2018.
14. Кондратьев М.Ю., Ильин В.А. Азбука социального психолога-практика. М., 2007.
15. Лебедев С.А. Философия науки: краткая энциклопедия. М., 2008.
16. Ленин В.И. Полное собрание сочинений: в 55 т. 5-е изд. Т. 48. М., 1964.
17. Лихачев Д.С. Воспоминания. М., 2006.
18. Молодяков В.Э. Л.П. Гроссман // Русские литературоведы XX века: биобиблиографический словарь. Т. 1. М.; СПб., 2017. С. 267-268.
19. Муратов А.Б. Борис Михайлович Энгельгардт // Энгельгардт Б.М. Избранные труды. СПб., 1995. С. 3-24.
20. Первый Всесоюзный съезд советских писателей: стенографический отчет. М., 1934.
21. Прохоров Г.С. Федор Достоевский: досоветский, антисоветский и советский (о политически мотивированных образах писателя) // Toronto Slavic Quarterly. 2015. № 53, Summer. P. 147-164.
22. Скафтымов А.П. Тематическая композиция романа «Идиот» // Творческий путь Достоевского. Л., 1924. С. 131-186.
23. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И. М.М. Бахтин // Русские литературоведы XX века: биобиблиографический словарь. Т. 1. М.; СПб., 2017. С. 96100.
24. Ф.М. Достоевский. Материалы и исследования / под ред. А.С. Долинина. Л., 1935.
25. Чулков Г.И. Последнее слово Достоевского о Белинском // Достоевский. М., 1928. С. 61-83.
26. Чулков Г.И. Жизнь Достоевского. М., 2015.
27. ЕМ. Dostojewski. Die Urgestalt der Brüder Karamasoff. Dostojewskis Quellen, Entwürfe und Fragmente. Erläutert vоn W. Komarowitsch. München, 1928.
28. Fülöp-Miller, Rene. Der Narr in Frak. Auf den Spuren von Dostoewski nachgelassenen Schriften // Der Monat. 1951. № 37. S. 395-404.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Bogdanova O.A. Esteticheskiye idei B. Khristiansena i rossiyskaya nauka o Dostoyevskom v 1910-1920-e gg. (M.M. Bakhtin, B.M. Engel'gardt, V.L. Komarov-ich, Yu.A. Nikol'skiy) [Aesthetic Ideas of B. Christiansen and Russian Science about Dostoevsky in 1910-1920-ies (M.M. Bakhtin, B.M. Engelgardt, V.L. Komarovich, Ju.A. Nikolsky)]. Novyy filologicheskiy vestnik, 2014, no. 4 (31), pp. 21-33. (In Russian).
2. Bogdanova O.A. V.L. Komarovich i publikatsiya "Brat'yev Karamazovykh" [V.L. Komarovich and Publication of "The Brothers Karamazov"]. Die Welt der Slaven, 2017, no. 1, pp. 177-188. (In Russian).
3. Drugov B. Novyye knigi o Dostoyevskom [New Books about Dostoevsky]. Kniga iproletarskaya revolyutsiya, 1935, no. 10, pp. 67-72. (In Russian).
4. Ivanov V.I. Dostoyevskiy i roman-tragediya [Dostoevsky and Novel-tragedy]. Russkaya mysl', 1911, no. 5, pp. 46-61. (In Russian).
5. Ivanov V.I. Dostoyevskiy i roman-tragediya [Dostoevsky and Novel-tragedy]. Russkaya mysl', 1911, no. 6, pp. 1-17. (In Russian).
6. Prohorov G.S. Fedor Dostoevskiy: dosovetskiy, antisovetskiy i sovetskiy (o politicheski motivirovannyh obrazah pisatelya) [Fyodor Dostoevsky: Pre-Soviet, AntiSoviet and Soviet (About Politically Motivated Images of the Writer)]. Toronto Slavic Quarterly, 2015, no. 53, Summer, pp. 147-164. (In Russian).
7. Fülöp-Miller, Rene. Der Narr in Frak. Auf den Spuren von Dostoewski nachgelassenen Schriften. Der Monat, 1951, no. 37, pp. 395-404. (Translated from German to Russian by A. Pal).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
8. (a) Bogdanova O.A. Dostoyevskiy v nemetskikh izdatel'skikh proyektakh per-voy poloviny 20 veka ("Piper-ferlag") [Dostoevsky in German Publishing Projects of the First Half of the 20th Century ("Piper-ferlag")]. Russkaya literatura v zerkalakh mirovoy kul tury. Retseptsiya. Perevody. Interpretatsiya [Russian Literature in the Mirrors of World Culture. Reception. Translations. Interpretation]. Moscow, 2015, pp. 800848. (In Russian).
9. (b) Bogdanova O.A. G.I. Chulkov - biograf F.M. Dostoyevskogo [G.I. Chulkov, F.M. Dostoevsky's Biographer]. Chulkov G.I. Zhizn'Dostoyevskogo [The Life of Dos-toyevsky]. Moscow, 2015, pp. 6-33. (In Russian).
10. Lebedev S.A. Filosofiya nauki: Kratkaya entsiklopediya [Philosophy of Science: Brief Encyclopedia]. Moscow, 2008. (In Russian).
11. Molodyakov V.E. L.P. Grossman. Russkiye literaturovedy 20 veka: biobiblio-graficheskiy slovar' [Russian Literary Critics of the 20th Century: Bio-bibliographic Dictionary]. Vol. 1. Moscow; St. Petersburg, 2017, pp. 267-268. (In Russian).
12. Muratov A.B. Boris Mikhaylovich Engel'gardt [Boris Mikhaylovich Engel-gardt]. Engel'gardt B.M. Izbrannyye trudy [Selected Works]. St. Petersburg, 1995, pp. 3-24.
13. Skaftymov A.P. Tematicheskaya kompozitsiya romana "Idiot" [Thematic Structure of the Novel "Idiot"]. Tvorcheskiyput'Dostoyevskogo [Creative Way of Dostoevsky]. Leningrad, 1924, pp. 131-186. (In Russian).
14. Tamarchenko N.D., Tyupa VI. M.M. Bakhtin. Russkiye literaturovedy 20 veka: biobibliograficheskiy slovar' [Russian Literary Critics of the 20th Century: Bio-bibliographic Dictionary]. Vol. 1. Moscow; St. Petersburg, 2017, pp. 96-100. (In Russian).
15. Chulkov G.I. Posledneye slovo Dostoyevskogo o Belinskom [Dostoevsky's Last Word about Belinsky]. Dostoyevskiy [Dostoevsky]. Moscow, 1928, pp. 61-83. (In Russian).
16. Zakharov V.N. Sindrom Dostoevskogo [Dostoevsky syndrome]. Zakharov V.N. Imya avtora - Dostoevskiy [Author's Name-Dostoevsky]. Moscow, 2013, pp. 17-31. (In Russian).
(Monographs)
17. Bourdieu P. Sotsial'noye prostranstvo. Polya i praktiki [Social Space. Fields
and Practices]. St. Petersburg, 2007. (Translated from French to Russian).
18. Chulkov G.I. Zhizn 'Dostoevskogo [The Life of Dostoevsky]. Moscow, 2015. (In Russian).
19. Dolinin A.S. (ed.). F.M. Dostoyevskiy. Materialy i issledovaniya [F.M. Dostoevsky. Materials and Research]. Leningrad, 1935. (In Russian).
20. F.M. Dostojewski. Die Urgestalt der Brüder Karamasoff. Dostojewskis Quellen, Entwürfe und Fragmente. Erläutert vоn W. Komarowitsch. München, 1928. (In German).
21. Komarovich VL. Dostoyevskiy. Sovremennyye problemy istoriko-literaturnogo izucheniya [Dostoevsky. Modern Problems of Historical-literary Study]. Leningrad, 1925. (In Russian).
22. Komarovich V.L. "Ves4 ustremlenie": stafi i issledovaniya o Dostoevskom ["All aspiration": Articles and Studies on Dostoevsky]. Moscow, 2018. (In Russian).
22. Kondrat'yev M.Yu., Il'in V.A. Azbuka sotsial'nogo psikhologa-praktika [Alphabet of Social Psychologist-practice]. Moscow, 2007. (In Russian).
Богданова Ольга Алимовна, Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН; Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет.
Доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН; руководитель сектора Ф.М. Достоевского в Центре по изучению русской духовной культуры XIX - начала XX вв. ПСТГУ Область научных интересов: художественная проза рубежа XIX-XX вв.; творчество и биография Ф.М. Достоевского, рецепция наследия писателя в конце XIX - начале XX вв.; история достоевсковеде-ния; русская проза рубежа XX-XXI вв.
E-mail: [email protected]
ORCID ID: 0000-0001-7004-498X
Olga A. Bogdanova, A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences; St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities.
Doctor of Philology, Leading researcher, IWL RAS; head of F.M. Dostoevsky sector of the Center for the study of Russian spiritual culture of the 19th - early 20th centuries, STOUH. Research interests: fiction prose of the turn of 19th - 20th centuries; the oeuvre and biography of F.M. Dostoevsky, reception of the heritage of the writer in the late 19th - early 20th centuries; history of dostoevskian; Russian prose of the turn of 20th - 21st centuries.
E-mail: [email protected]
ORCID ID: 0000-0001-7004-498X
