CC BY
154
ПСИХОЛИНГВИСТИКА
УДК 81'23 + 81'42
И. В. Тивьяева
Тульский государственный университет пр. Ленина, 92, Тула, 300012, Россия
ИССЛЕДОВАНИЯ ПАМЯТИ В ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИНГВИСТИКЕ: ПОДХОДЫ, МОДЕЛИ, КОНЦЕПЦИИ
Рассматривается зарубежный опыт лингвистического исследования памяти как компонента сложной системы «память - язык - информация». На основе анализа значительного количества англоязычных научных публикаций на данную тематику, не известных или мало известных в российском лингвистическом сообществе, автор выделяет два подхода к изучению памяти в современном западном языкознании: психолингвистический и дискурсивный. При описании основных направлений исследований в рамках указанных подходов особое внимание уделяется концепциям, теориям и гипотезам, оказавшим существенное влияние на последующие лингвистические исследования памяти. Среди ключевых направлений исследований рассматриваются проблемы речепонимания, речепорождения и хранения информации в памяти, билингвальная память и особенности репрезентации автобиографического опыта в речи билингвов, вопросы вариабельности автобиографической памяти и нарративизации личного опыта. В заключение делается вывод о преимуществах и недостатках исследования мнемических явлений с позиций психолингвистики и теории дискурса, указываются принципиальные различия в подходах к исследованию памяти, принятых в западной и отечественной лингвистике.
Ключевые слова: память, психолингвистический подход, дискурсивный подход, зарубежная лингвистика.
Тема памяти принадлежит к числу вечных для общества и культуры. Во все времена память о прошлом играла важную роль для понимания настоящего и планирования будущего. В последние десятилетия интерес к проблематике памяти заметно обострился как в нашей стране, так и за рубежом. Востребованность мемориальной тематики сегодня настолько высока, что отдельные исследователи, среди которых и известный специалист в области истории культуры К. Л. Кляйн, склонны говорить о существовании целой «индустрии памяти» [Klein, 2000. P. 127].
Поставленная и сформулированная психологами и литературоведами, проблема взаимодействия памяти и языка быстро стала вирусной во всем социогуманитарном про-
странстве. В связи с утверждением антропоцентрической парадигмы в лингвистических исследованиях последних лет изучение памяти как одного из проявлений языковой личности приобрело особую актуальность. По словам Т. И. Скоробогатовой, «сегодня понятие "память" продуктивно внедряется в научный аппарат лингвистической науки» [2013. С. 20]. Внимание лингвистов к проблеме памяти предсказуемо и закономерно, так как именно в языке, по замечанию В. А. Болдычевой [2009], запечатлена социальная память народа, его познавательный опыт, морально-этические, социально-эстетические, художественные и воспитательные идеалы.
Тивьяева И. В. Исследования памяти в зарубежной лингвистике: подходы, модели, концепции // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016. Т. 14, № 2. С. 21-33.
ISSN 1818-7935
Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016. Том 14, № 2 © И. В. Тивьяева, 2016
Отечественное языкознание долго стояло в стороне от вопросов, связанных с функционированием сложной системы «память -язык - информация», существуя в условиях искусственного информационного вакуума, и в настоящее время столкнулось не только с проблемой отсутствия эмпирических данных и материалов, но и с дефицитом сведений о зарубежном опыте, тогда как западная лингвистика давно занимается проблематикой памяти и языка и достигла немалых успехов в этой области. С учетом вышесказанного обращение к зарубежному опыту представляется весьма целесообразным, так как внесет вклад в разработку указанной проблематики российскими исследователями. Рассмотрим основные подходы и направления исследования памяти и языка в зарубежном языкознании, приведем значимые результаты теоретических и эмпирических изысканий, посвященных изучению функционирования системы «память - язык - информация».
Анализ англоязычных публикаций в зарубежных лингвистических журналах XXI в. позволяет выделить два основных подхода к исследованию проблемы памяти и языка: психолингвистический и дискурсивный. Проблема взаимодействия памяти и языка заняла свое место среди вопросов, широко обсуждаемых в западном гуманитарном дискурсе, в середине прошлого столетия, когда увидела свет основополагающая статья Дж. А. Миллера «The magical number seven, plus or minus two: Some limits on our capacity for processing information» [Miller, 1956], посвященная изучению психических процессов обработки, кодирования и воспроизведения информации. В этой и других работах Дж. Миллера, а также его многочисленных последователей анализ поставленной проблемы проводится с привлечением не только лингвистических, но и психологических данных. Таким образом, в западной традиции усилия психологов и лингвистов уже более полувека обеспечивают синергетический эффект в исследовании единой системы «память - язык - информация». Влияние психологической составляющей в западной традиции сказывается, в первую очередь, на выборе соответствующих аспектов указанной проблематики для теоретической разработки, развитии методологии исследования и отборе фактического мате-
риала. Что касается последнего, то в распоряжении отечественных лингвистов обычно оказываются фактические данные, зафиксированные в печатных, аудио-, видео- или онлайн-источниках, тогда как их зарубежные коллеги работают преимущественно с информантами-добровольцами, давшими согласие на участие в исследовании. Специфика материала, на основе которого проводится соответствующее изыскание, определяет, среди прочего, методику его обработки и интерпретации полученных результатов. В основу подавляющего большинства зарубежных психолингвистических исследований памяти положен экспериментальный метод, предполагающий работу с информантами в условиях, смоделированных исследователем. Примечательно, что в качестве информантов нередко выступают не среднестатистические носители языка, а отдельные группы лиц, отобранные в соответствии с их возрастом, социальным статусом, наличием / отсутствием психических заболеваний, особенностями речевого поведения и т. п.
Одно из центральных направлений изучения памяти в трудах зарубежных психолингвистов составляют проблемы, связанные с участием механизма памяти в работе процессов понимания и порождения речи, обработки языковых данных, усвоения новых языковых единиц. В поисках решений указанных проблем исследователи оперируют понятиями оперативной, или рабочей (working memory), и долгосрочной памяти (long-term memory), являющимися ключевыми для современной теории памяти. А. Бэддели определяет рабочую память как временное хранилище информации, обрабатываемой при выполнении любого рода когнитивных задач («the temporary storage of information that is being processed in any range of cognitive tasks») [Baddeley, 1986]. В 1974 г. А. Бэддели и Дж. Хитчем была предложена модель рабочей памяти, позволяющая описать процессы обработки поступающей информации [Baddeley, Hitch, 1974]. Модель включает три компонента: центральный управляющий элемент (central executive), зрительно-пространственный набросок (visuospatial sketchpad) и фонологическую петлю (phonological loop).
Фонологическая петля состоит из фонологического хранилища (phonological store)
и системы артикуляционного повторения (ar-ticulatory rehearsal system). Фонологическое хранилище накапливает фонологические репрезентации аудио- и визуальной информации в течение короткого промежутка времени. Система артикуляционного повторения позволяет повторять удерживаемую информацию вслух или про себя, таким образом продлевая время ее хранения в фонологическом хранилище. Без артикуляционного повторения информация хранится около 2 секунд. Зрительно-пространственный набросок является временным хранилищем для визуально-пространственной информации. Эта система позволяет субъекту формировать и обрабатывать визуальные образы, переводить слова в образы и т. п. Центральный управляющий элемент координирует деятельность вспомогательных систем. Позднее в статье «Working memory and language: an overview», опубликованной в 2003 г., А. Бэд-дели вводит понятие многокомпонентной рабочей памяти (multi-component working memory) и добавляет еще одну подсистему - эпизодический буфер (episodic buffer), подчиняя его центральному управляющему элементу [Baddeley, 2003].
Предложенная А. Бэддели и Дж. Хитчем модель, разработанная с целью экспликации роли рабочей памяти в понимании и продуцировании речи у обычных людей и людей с особенностями речевого поведения, стимулировала дальнейший интерес психологов и лингвистов к изучению системы «память -язык - информация» и во многом определила вектор последующих исследований, в частности, обеспечила особое внимание психологов и лингвистов к оперативной памяти и ее роли в процессах порождения и понимания речи.
Рассматривая взаимосвязи между памятью и речепорождением и речепониманием вслед за А. Бэддели и Дж. Хитчем, Р. Шэнк пришел к выводу о важной роли памяти в этих процессах [Schank, 1980]. Понимание речевого высказывания предполагает рассмотрение и оценку ряда воздействующих на него факторов, среди которых синтаксический, семантический, прагматический, лексический и экстралингвистический.
Следует отметить, что до недавнего времени в фокусе внимания исследователей
находились преимущественно вопросы участия механизма памяти в процессе понимания речи (см., например, работы Д. Каплана и Г. Уотерс [Caplan, Waters, 1999], М. Дей-нман и П. Мерикла [Daneman, Merikle, 1996]), однако, как указывают Р. С. Мартин и Л. Р. Слевк, в последнее десятилетие ситуация изменилась и лингвисты осознали необходимость теоретического осмысления влияния памяти на процесс речепорождения [Martin, Slevc, 2014]. В немногочисленных исследованиях, затрагивающих различные аспекты данной проблемы, подробно рассматривается уровень грамматического кодирования сообщения (см., например, публикации У. Бэдекера и Ф. Куминяка [Badecker, Kuminiak, 2007], К. Бок и У. Левелта [Bock, Levelt, 1994]), тогда как значение лексико-се-мантического и фонетического факторов для воспроизведения мнемического содержания осталось вне внимания ученых. Р. С. Мартин и Л. Р. Слевк [Martin, Slevc, 2014] отмечают необходимость дальнейшего исследования этого и других вопросов, касающихся роли памяти и других когнитивных процессов в речепорождении, посредством современных экспериментальных методов.
Обращает на себя внимание ряд работ, посвященных исследованию способности к дословному запоминанию и последующему воспроизведению языкового материала (verbatim reports), в частности, предложений и текстов. Работая с информантами в экспериментальных условиях, лингвисты пытаются выявить наличие / отсутствие связи между способностью к дословному воспроизведению и объемом запоминаемого материала, его содержанием и морфологической принадлежностью составляющих его единиц. В частности, М. Поттером и Л. Ломбарди было установлено, что способность к дословному воспроизведению существенно снижается, когда объем запоминаемого материала превышает границы клаузы или предложения, однако концентрация на процессе фиксации информации позволяет удерживать в памяти значительные объемы текста (например, дети, исповедующие ислам, учат наизусть текст Корана) [Potter, Lombardi, 1990]. Высокая степень интеракционально-сти запоминаемого материала способствует быстрому запоминанию и более эффектив-
ному воспроизведению, при этом результаты, полученные М. Сингером, показывают, что знаменательные части речи запоминаются лучше, чем служебные [Singer, 1990]. М. Гернсбахер и М. Фауст также установили, что объем запоминаемого материала, т. е. фактически объем рабочей памяти также связан с индивидуальными особенностями процесса понимания [Gernsbacher, Faust, 1991]. Экспериментальные данные, собранные исследователями, свидетельствуют о том, что люди, обладающие более скромными навыками понимания, демонстрируют большую медлительность при выполнении задач на установление соответствующего контексту значения многозначного слова. К схожему заключению пришли также М. Джаст и М. Карпентер [Just, Carpenter, 1992].
Что касается запоминания языкового материала значительного объема (memory for discourse), ряд исследователей [Fletcher, 1994; van Dijk, Kintsch 1983] поддерживают гипотезу, в соответствии с которой процесс помещения в память текстовых фрагментов большого объема осуществляется на трех уровнях. На уровне поверхностной репрезентации (surface representation) имеет место удержание в памяти конкретных лексических единиц. На следующем уровне происходит построение пропозиционной репрезентации (propositional representation) дискурса, предполагающей запоминание не только лексического состава, но и значения прочитанного или услышанного. Наконец, на третьем уровне формируется ситуационная модель (situa-tional model) дискурса, отражающая истинное положение дел в соответствии с данным в тексте описанием. Таким образом, процесс хранения в памяти дискурса осуществляется на трех уровнях, при этом каждый из названных уровней подвергается воздействию различных факторов и обладает способностью удерживать информацию на протяжении определенного отрезка времени.
Не менее актуальной темой психолингвистических исследований памяти, наряду с процессами речепонимания, речепорожде-ния и хранения информации, остается билингвизм и особенности репрезентации автобиографической памяти в речи билингвов. Для описания феномена влияния знания иностранных языков на систему «язык - па-
мять - информация» американские психолингвисты [Marian, 1999; Marian, Fausey, 2006; Marian, Kaushanskaya, 2011; Schro-eder, Marian, 2014] оперируют терминами «bilingual memory» и «language-dependent memory», неизвестными в отечественной научной литературе. В частности, рассматривая структуру двуязычной памяти, включая особенности функционирования подсистем кратковременной, долговременной и рабочей памяти, Дж. Бартолотти и В. Мариан делают вывод о том, что двуязычие изменяет когнитивную систему человека («human cognitive architecture»), воздействуя на память и процессы обработки языка [Bartolotti, Marian, 2012]. Кроме того, полученные зарубежными психолингвистами результаты указывают на то, что процесс восстановления информации из памяти у билингвов протекает по-разному в зависимости от языка, используемого для вербализации воспоминаний [Marian, Neiss-er, 2000; Convey, 2003; Schrauf, 2000]. Проанализировав автобиографические нарративы русско- и англоязычных билингвов, В. Мари-ан и М. Каушанская пришли к заключению о том, что структура и языковая организация воспоминаний у билингвов определяются языком, непосредственно задействованным в процессе вербализации мнемического содержания, т. е. выбор языка определяет стиль когнитивной деятельности (cognitive style) [Marian, Kaushanskaya, 2003]. В частности, было установлено, что автобиографические нарративы, произведенные русско- и англоязычными билингвами на английском языке, ассоциированном с культурой индивидуализма, носили более индивидуалистский характер, чем автобиографические нарративы тех же билингвов на русском языке, традиционно видимом как язык коллективистской культуры [Ibid.].
Таким образом, психолингвистический подход к проблеме памяти и языка, получивший широкое распространение среди американских и европейских специалистов, безусловно, продемонстрировал свою эффективность в следующих аспектах: 1) в аспекте выявления и изучения психологических механизмов, вовлеченных в процесс понимания и производства разноуровневых языковых единиц наряду с индивидуальными когнитивными способностями; 2) в аспекте
исследования структурных и функциональных особенностей двуязычной памяти; 3) в аспекте разработки мнемонических стратегий запоминания иноязычной лексики и ее последующего воспроизведения.
В рамках психолингвистического подхода память рассматривается как одна из когнитивных функций человека и ее изучение проводится с применением соответствующих исследовательских методов, приемов и процедур. До недавнего времени такая трактовка памяти доминировала в зарубежной лингвистике, когнитивистике и психологии, однако в последние десятилетия вектор исследования памяти и ее процессов сместился в сторону нарративов и дискурсивных практик, что стало следствием общей переориентации психологии и других гуманитарных дисциплин от когнитивного, свойственного индивидам, к культурно-социальному, характерному для коллективов. Принципиальный отказ ученых от исследования ментальных репрезентаций в пользу нарративизированных культурно-социальных явлений Г. Р. Харре и Г. Джиллет назвали «дискурсивной революцией» [Harré, Gil-let, 1995]. Среди сторонников дискурсивной революции оказалось немало лингвистов, сделавших выбор в пользу изучения индивидуальных процессов личности в их взаимосвязи с более широкими социальными и культурными феноменами. Так, Дж. Портер и М. Уэтерелл разводят когнитивную науку и анализ дискурса, подчеркивая независимость последнего от когнитивных репрезентаций: «Discourse analysis has eschewed any form of cognitive reductionism, any explanation which treats linguistic behavior as a product of mental entities or processes, whether it is based around social representations or some other cognitive furniture such as attitudes, beliefs, goals or wants. The concern is firmly with language use: the way accounts are constructed and different functions» [Potter, Wetherell, 1987. P. 157]. Их мнение разделяют многие зарубежные лингвисты. Соответственно в фокусе внимания тех из них, кто работает в интересующей нас области, оказываются, в первую очередь, вопросы нарративной организации личного опыта и его интеграции в дискурс. Особое внимание при этом уделяется нарративным аспектам, т. е. фрагментации текста воспоми-
наний, темпоральному контексту, авторской рефлексии и т. п.
В связи с этим важно обратить внимание на тот факт, что как в лингвистических, так и в психологических, культурологических, социологических, исторических, философских и мультидисциплинарных исследованиях памяти за рубежом одним из центральных понятий является нарратив, который рассматривается, по словам Э. Льюис и К. Карли, как основная форма понимания и вербализации личного опыта («fundamental way of understanding and articulating experiences») 1. Широкое распространение получили определение нарратива, предложенное У. Ла-бовым и Дж. Валецки, в котором нарратив провозглашается «вербальным способом выражения личного опыта, а именно способом создания повествовательных единиц, соответствующих временной последовательности событий» («one verbal technique for recapitulating experience, in particular, a technique of constructing narrative units which match the temporal sequence of that experience» [Labov, Waletzky, 1966. P. 13], и его более поздняя версия, модифицированная У. Лабовым, в соответствии с которой нарратив понимается как «метод изложения прошлого опыта посредством установления соответствия между вербальной последовательностью эпизодов и последовательностью событий, имевших место в действительности» («one method of recapitulating past experience by matching a verbal sequence of clauses to the sequence of events which (it is inferred) actually occurred» [Labov, 1972. P. 359-360].
В концепции Ш. Линде, во многом разделяющей взгляды У. Лабова, автобиографический нарратив, а именно устное повествование о личном опыте (oral life story), рассматривается как единица дискурса, находящаяся на уровне, следующим за предложением, и обладающая двумя важными свойствами: ясными границами и четкой внутренней структурой. В целях изучения автобиографии и жизнеописания, помимо нар-ратива, исследовательница выделяет еще две дискурсивные единицы: хронику (chronicle) и интерпретацию (explanation). Тем не менее,
1 Lewis E. T., Carley K. M. Enterpreneurial Culture and Narratives of Self-Experience. URL: http://www.casos. cs.cmu.edu/publications/papers/ASAEleanorpaper. pdf
как отмечает Ш. Линде, нарратив остается базовой единицей дискурса («the most basic of all discourse units»), получившей более широкое описание на сегодняшний день [Linde, 1993].
Понимание нарратива как единицы дискурса способствовало его выдвижению на первый план во многих исследованиях, посвященных дискурс-анализу, причем эта тенденция наблюдается в равной степени как в лингвистической среде в целом, так и среди специалистов, работающих с проблематикой памяти. Таким образом, изучение памяти с позиций дискурсивного подхода в зарубежном языкознании неизменно сопряжено с анализом нарративов. В рамках дискурсивного подхода память рассматривается, в первую очередь, как дискурсообразующая категория, лежащая в основе огромного массива нарративов, объединенных общей мемориальной тематикой. Для обозначения дискурсивных практик, результатом реализации которых становятся такого рода тексты, в англоязычной научной литературе (см., например, [Khouri, 2013; Seeba, 2001]) нередко используется термин «memory discourse».
Традиционно исследования репрезентации памяти в дискурсе ориентированы, в первую очередь, на автобиографические нарративы. Отдельным аспектам отражения автобиографической памяти в дискурсе посвящены сотни и тысячи лингвистических исследований. К числу наиболее актуальных отнесем вопросы языкового выражения автобиографической памяти и культурной идентичности, взаимовлияния между автобиографической памятью и автобиографическим нарративом, трансформации автобиографической памяти посредством ее вербализации. В частности, многочисленные изыскания показали, что личные воспоминания, удерживаемые в автобиографической памяти индивида, вариабельны. Их форма и содержание могут модифицироваться при воздействии внешних факторов. Например, результаты, полученные авторским коллективом в составе М. Л. де ла Мата Бенитеса, А. Сантама-рии, Л. Руис и Т. Хэнсен, позволяют говорить о наличии культурных различий при выборе способа нарративной организации личных воспоминаний, что в целом поддерживает теорию о культурной обусловленности са-
мовосприятия личности [de la Mata Benítez, Santamaría, Ruiz, Hansen, 2011].
В изыскании А. Сморти и К. Фьоретти поднимается вопрос о связи между экстери-оризацией личного опыта и трансформацией автобиографической памяти. На основе анализа полученных данных авторы приходят к выводу о влиянии автобиографических нар-ративов на форму и структуру автобиографической памяти, объясняя наличие зависимости существованием нарративного формата, придающего воспоминаниям стандартные языковые и содержательные контуры [Smorti, Fioretti, 2015]. По А. Сморти и К. Фьоретти, процесс вербализации определяется актом рассказывания в соответствующей коммуникативной ситуации, таким образом, рассказ субъекта воспоминаний подвергается изменениям в зависимости от ситуации нарративного акта, тем самым вызывая изменения в автобиографической памяти [Ibid.].
Мнение о вариабельности автобиографической памяти разделяют также Джон Дж. Сковронски и У. Ричард Уолкер [Skow-ronski, Walker, 2004]. К факторам, влияющим на структуру и содержание личных воспоминаний, исследователи причисляют, в первую очередь, факторы социальные, включающие культуру, социальные роли и частоту социальных взаимодействий. При этом в концепции Дж. Сковронски и У. Уолкера основной акцент ставится на социальный дискурс как источник воздействия на автобиографическую память, а именно на социальные нормы, его регулирующие. К числу таких норм Дж. Сковронски и У. Уолкер относят следующие: актуальность («keep it fresh»), релевантность («keep it relevant»), честность («keep it real»), краткость («keep it brief»), ясность («keep it understandable») и обратная взаимосвязь («allow for feedback») [Ibid.]. Исследователи выражают уверенность в том, что количество факторов, воздействующих на структуру и содержание личных воспоминаний, не ограничивается рассмотренными в проведенном ими изыскании, и предполагают, что дальнейшие исследования будут способствовать выявлению не только социальных, но и личностных, когнитивных и иных механизмов воздействия на автобиографическую память.
В последние годы исследователи памяти все чаще обращаются к новым языковым реалиям, порожденным новыми культурными, историческими и политическими факторами. Повсеместное распространение Интернета и его общедоступность способствовали фиксации личного опыта и мнемических переживаний в формах и жанрах, типичных для этого канала связи, при этом процесс вербализации восстанавливаемого в памяти материала часто можно наблюдать в режиме реального времени. Технические достижения последних десятилетий и появившиеся благодаря им новые формы коммуникации стимулировали интерес лингвистов к дискурсу памяти и способствовали появлению новых направлений исследований, которые, на наш взгляд, целесообразно дифференцировать в соответствии с дискурсивными разновидностями и жанровой принадлежностью изучаемого материала. Соответственно, в фокусе внимания лингвистов, работающих в русле дискурсивного подхода, находятся воспоминания, представленные в текстовой форме автобиографических нарративов, мемориальных нарративов, мемуаристики, интернет-дневников и блогов.
В отдельное направление объединим также исследования, посвященные относительно новой нарративной форме в рамках дискурса памяти - коллективному наррати-ву, вербализующему интегрированные воспоминания множественных субъектов (см., например, [Fleisher Feldman, 2001; Paganoni 2011]. К. Флейшер Фелдман отмечает, что коллективные нарративы (group narratives) отличает не только своеобразие сюжета, но и жанровое разнообразие, при этом жанр не только структурирует нарратив и воздействует на форму автобиографической памяти, но и функционирует в качестве когнитивной структуры опыта [Fleisher Feldman, 2001]. В качестве примера коллективных наррати-вов можно рассматривать воспоминания и личные переживания, связанные с трагедией 11 сентября, которыми люди делятся друг с друг на тематических интернет-площадках, вставляя собственные фрагменты в общую мозаику памяти о том страшном дне в новейшей истории человечества.
Особый интерес у зарубежных исследователей вызывает травматический нарратив,
т. е. вербализованные личные воспоминания о травмирующих событиях (см., например, [Caruth, 1995; Luckhurst, 2003; Picjering, Keightley, 2009]). М. Креспо и В. Фернан-дес-Лансак в номере 8(2) журнала Psychological Trauma: Theory, Research, Practice, and Policy опубликовали аналитический обзор научной литературы по данному вопросу [Crespo, Fernandez-Lansac, 2016]. Проанализировав 22 исследования, проведенных после 2004 г., авторы которых использовали исключительно лингвистические процедуры для решения задач описания, классификации и параметризации травматических наррати-вов, М. Креспо и В. Фернандес-Лансак предприняли попытку выяснить, каким образом субъекты травматического опыта воспроизводят произошедшее и интегрируют воспоминания о травматических событиях в индивидуальную автобиографическую память. На основе анализа собранных фактических данных исследователи пришли к заключению о насыщенности травматических нар-ративов сенсорной и перцептуальной информацией, а также о значительном количестве эмоциональных деталей в нарративе [Crespo, Fernandez-Lansac, 2016]. В отношении нарративных аспектов текстов, авторы которых страдали от посттравматического стрессового расстройства, сделать достоверные выводы не удалось, так как результаты различных исследований носят противоречивый характер.
В целом, нельзя проигнорировать тот факт, что, как и многие психолингвисты, специализирующиеся на проблематике памяти, исследователи, работающие в рамках дискурсивного подхода, активно интересуются спецификой отражения в языке мнеми-ческого опыта людей, страдающих различными формами психических расстройств. Среди разрабатываемых вопросов, кроме особенностей травматического нарратива, отметим также влияние дисфункции памяти на лингвистические и дискурсивные способности лиц с амнезией, деменцией и расстройствами аутистического спектра, выбор ими коммуникативных стратегий, структурной организации и языкового оформления автобиографического нарратива, влияние рабочей памяти и долгосрочной памяти на порождение монологических и диалогических
высказываний, их прагматические особенности, когезию и когерентность (см., например, [Caspari, Parkinson, 2000; Flynn, 2010; Ula-towska, Olea Santos, Garst Walsh, 2015]).
В рамках указанной проблематики особый интерес, на наш взгляд, представляет исследование Ц. Демьен и Е. Семино, в рамках которого авторы провели детальный лингвистический анализ автобиографических нарративов, написанных Генри Кокбер-ном, молодым человеком, страдающим от шизофрении с позднего подросткового возраста. Исследователи составили типологию нарративов, созданных различными голосами, которые слышит Генри, т. е. фактически типологию вербальных слуховых галлюцинаций, провели инвентаризацию высказываний, принадлежащих каждому из голосов, и описали их стилистические особенности. В центре внимания Ц. Демьен и Е. Семино языковые характеристики, присущие нарра-тивам каждого из голосов. Авторы отмечают, что лингвистические различия вербальных репрезентаций, вероятно, указывают на феноменологические различия между вербальными слуховыми галлюцинациями и восприятием голосов, которые слышат люди, не страдающие психическими расстройствами [Demjen, Semino, 2014].
Резюмируя сказанное, отметим, что память и ее процессы вот уже несколько десятилетий остаются одной из центральных тем в зарубежном социогуманитарном пространстве. Несмотря на то что проблематика памяти сегодня уже не является монополией когнитивной психологии, следует признать, что влияние последней не прошло бесследно. Анализируя некоторые свойства личных воспоминаний, Дж. Сковронски и У. Уолкер отмечают, что влияние когнитивной психологии на теоретические и эмпирические исследования автобиографической памяти по-прежнему велико. [Skowronski, Walker, 2004. P. 555-556]. Аналогичное утверждение верно не только по отношению к памяти автобиографической, но и к индивидуальной памяти в целом. Несмотря на дискурсивную революцию в гуманитарных дисциплинах и растущую популярность дискурсивного подхода к изучению памяти в зарубежной лингвистике в частности, приходится кон-
статировать, что проблематика памяти в лингвистических исследованиях по-прежнему остается сферой влияния когнитивной психологии и психолингвистический подход не только не утратил своей актуальности, а, напротив, привлекает немало новых сторонников.
Таким образом, наблюдаемая несбалансированность подходов к проблематике памяти и языка в зарубежном языкознании не стала помехой на пути к решению больших и малых задач, связанных с выявлением структурных и функциональных особенностей механизма памяти, значимых для процессов обработки, хранения и воспроизведения информации, поступающей посредством вербальных каналов. Важным преимуществом психолингвистического подхода в аспекте рассматриваемых вопросов является трактовка памяти как сложной системы, включающей ряд подсистем, выполняющих собственные функции и контролирующих отдельные мне-мические процессы. Подобное понимание памяти расширяет исследовательский фокус лингвиста, позволяя рассматривать механизм памяти во всем многообразии его процессов и функций. Видение памяти через призму дискурсивного подхода, по нашему мнению, несколько ограничивает возможности для ее лингвистического исследования, так как позволяет описать лишь небольшой сегмент ее функциональности.
Успехи зарубежных ученых на данном поприще мы склонны связывать, в первую очередь, с мультидисциплинарным характером проводимых исследований, использованием процедур и практик психолингвистики, нейролингвистики и когнитивной лингвистики, а также опорой на экспериментальный метод, теоретические положения и эмпирические данные смежных дисциплин. В отечественной лингвистике, несмотря на существование общего вектора изучения памяти и ее процессов, по-прежнему большое значение имеет внутридисциплинарный подход к объекту исследования, и хотя современное российское языкознание с готовностью интегрирует методы и подходы иных научных дисциплин, тем не менее, отечественные лингвистические исследования памяти не выходят за рамки отраслевых направлений.
Список литературы
Болдычева В. А. Традиция и язык как способы трансляции культуры // Изв. Рос. гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена. 2009. Вып. 90. С.16-20.
Скоробогатова Т. И. Фразеология и историческая память: интериоризация нового знания в лингвистике (на материале французского языка): Автореф. дис. ... д-ра фи-лол. наук. Майкоп, 2013. 52 с.
Baddeley A. Working Memory. New York: Oxford Univ. Press, 1986.
Baddeley A. Working memory and language: an overview // Journal of Communication Disorders. 2003. Vol. 36 (3). P. 189-208.
Baddeley A. D., Hitch G. Working memory // The psychology of learning and motivation / G.H. Bower (Ed.). New York: Academic Press, 1974. Vol. 8. P. 47-89.
Badecker W., Kuminiak F. Morphology, agreement and working memory retrieval in sentence production: Evidence from gender and case in Slovak // Journal of Memory and Language. 2007. Vol. 56. P. 65-85.
Bartolotti J., Marian V. Bilingual memory: Structure, access, and processing // Memory, language, and bilingualism: Theoretical and applied approaches / J. Altarriba. L. Isurin (Eds.). Cambridge, England: Cambridge Univ. Press, 2012. P. 7-47.
Bock J. K., Levelt W. J. M. Language production: Grammatical encoding // Handbook of Psy-cholinguistics / M. A. Gernsbacher (Ed.). San Diego, CA: Academic Press, 1994. P. 945-984.
Caplan D., Waters G.S. Verbal working memory and sentence comprehension // Behavioral and Brain Sciences. 1999. Vol. 22. P. 77-126.
Caruth C. Trauma: Explorations in Memory. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1995.288 p.
Caspari I., Parkinson S. R. Effects of memory impairment on discourse // Journal of Neuro-linguistics. 2000. Vol. 13, no. 1. P. 15-36.
Convey M. A. Commentary: Cognitive-affective mechanisms and processes in autobiographical memory // Memory. 2003. Vol. 11. P. 217-224.
Crespo M., Fernandez-Lansac V. Memory and Narrative of Traumatic Events: A Literature Review // Psychological Trauma: Theory, Re-
search, Practice, and Policy. 2016. Vol. 8, no. 2. P. 149-156.
Daneman M., Merikle P. Working memory and language comprehension: A meta-analysis // Psychonomic Bulletin and Review. 1996. Vol. 3. P. 422-433.
Demjen Z., Semino E. Henry's voices: The representation of auditory verbal hallucinations in an autobiographical narrative // Medical Humanities. 2014. Vol. 41, no. 1. P. 57-62.
van Dijk I.A., Kintsch W. Strategies of discourse comprehension. New York: Academic Press, 1983. 418 p.
Fleisher Feldman C. Narratives of national identity as group narratives. Patterns of interpretive cognition // Narrative and Identity: Studies in Autobiography, Self and Culture / J. Brockmeier, D. Carbaugh (Eds.). 2001. P. 129-144.
Fletcher C. R. Levels of representation in memory for discourse // Handbook of psycho-linguistics / M. A. Gernsbacher (Ed.). Sandiego, CA: Academic Press, 1994. P. 589-607.
Flynn D. Narratives of melancholy: A humanities approach to depression // Medical Humanities. 2010. Vol. 36 (1). P. 36-39.
Gernsbacher M. A., Faust M. E. The mechanism of suppression: A component of general comprehension skill // Journal of Experimental Psychology: Learning, Memory, and Cognition.
1991. Vol. 17. P. 245-262.
Harre R., Gillet G. The Discursive Mind. London: Sage, 1995.
Just M. A., Carpenter P. A. A capacity theory of comprehension: Individual differences in working memory // Psychological Review.
1992. Vol. 99. P. 122-149.
Khoury D. Iraq in Wartime: Soldiering, Martyrdom, and Remembrance. Cambridge Univ. Press, 2013. 298 p.
Klein K. L. On the Emergence of Memory in Historical Discourse // Representations. 2000. Vol. 69. P. 127-150.
Labov W. The Transformation of Experience in Narrative Syntax. Philadelphia: Univ. of Pennsylvania Press, 1972.
Labov W., Waletzky J. Narrative analysis: Oral versions of personal experience // Essays on the Verbal and Visual Arts. Proceeding of the 1966 Annual Spring Meeting of the American Ethnological Society / J. Helm (Ed.). Seattle, London: Univ. of Washington Press. 1966. P. 12-44.
Linde Ch. Life Stories: The Creation of Coherence. New York: Oxford Univ. Press, 1993.256 p.
Luckhurst R. Traumaculture // New Formations. 2003. Vol. 50. P. 28-47.
Marian V. Language-dependent memory // Proceedings of the Twenty-First Annual Meeting of the Cognitive Science Society. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum, 1999. P. 355-360.
Marian V., Fausey C. Language-Dependent Memory in Bilingual Learning // Applied Cognitive Psychology. 2006. Vol. 20 (8). P. 1025-1047.
Marian V., Kaushanskaya M. Autobiographical Memory and Language in Bicultural Bilinguals // Proceedings of the 4th International Symposium on Bilingualism, 2003. Somerville, MA: Cascadilla Press, 2003. URL: https://www. bilingualism.northwestern.edu/bilingualism-psycholinguistics/files/international.pdf
Marian V., Kaushanskaya M. Language-dependent memory: Insights from bilingualism // Relations Between Language and Memory. Sabest Saarbrucker / C. Zelinsky-Wibbelt (Ed.). Franfurt: Peter Lang, 2011.
Marian V., Neisser U. Language-dependent recall of autobiographical memories // Journal of Experimental Psychology: General. 2000. Vol. 129, no. 3. P. 361-368.
Martin R. C., Slevc L. C. Language Production and Working Memory // The Oxford Handbook of Language Production / M. Goldrick, V. Ferreira, M. Miozzo (Eds.). Oxford Univ. Press, 2014. P. 437-450.
de la Mata Benítez M. L., Santamaría Andrés R. L., Hansen Tia G. B. Autobiographical memory, narrative and self-construal. A cross-cultural study // Revista Mexicana de Psicología. 2011. Vol. 28 (2). P. 183-191.
Miller G. A. The magical number seven, plus or minus two: Some limits on our capacity for processing information // Psychological Review. 1056. Vol. 64. P. 81-97.
Pickering M., Keightley, E. Trauma, Discourse and Communicative Limits // Critical Discourse Studies. 2009. Vol. 6 (4). P. 237-249.
Potter J., WetherellM. Discourse and Social Psychology. Beyond Attitudes and Behaviour. SAGE Publications Ltd, 1987. 256 p.
Potter M. C., Lombardi L. Regeneration in the Short-term Recall of Sentences // Journal of Memory and Language. 1990. Vol. 29. P. 633654.
Schank R. C. Language and Memory // Cognitive Science. 1980. Vol. 4. P. 243-284.
Schrauf R. W. Bilingual autobiographical memory: Experimental studies and clinical cases // Culture and Psychology. 2000. Vol. 6. P. 387-417.
Schroeder S. R., Marian V. Bilingual episodic memory: How speaking two languages affects remembering // Foundations of Bilingual Memory / Heredia R., Altarriba J. (Eds.) Springer, 2014.
Seeba H.C. Testimony of Linguistic Memory / Pandaemonium germanicum. 2001. Vol. 5. P. 89-100.
Singer M. Psychology of Language. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1990.
Skowronski J., Walker W. R. How describing autobiographical events can affect autobiographical memories // Social Cognition. 2004. Vol. 22, no. 5. P. 555-590.
Smorti A., Fioretti Ch. Why Narrating Changes Memory: A Contribution to an Integrative Model of Memory and Narrative Processes // Integrative Physiological and Behavioral Science, 2015.
Ulatowska H. K., Olea Santos T., Garst Walsh D. Autobiographical memories in testimonies of WWII Veterans with dementia // Frontiers of Psychology. Conference Abstract: Academy of Aphasia 53rd Annual Meeting. 2015.
Материал поступил в редколлегию 25.05.2016
I. V. Tivyaeva
Tula State University 92 Lenin Ave., Tula, 300012, Russian Federation
MEMORY AND LINGUISTIC STUDIES ABROAD: APPROACHES,
MODELS, CONCEPTIONS
This article reviews international research in human memory as a component of a complex system including memory, language, and information. A comprehensive study of current research papers published in foreign journals that are new or little known to the Russian readership, allowed the author to differentiate two ways used to study memory in Western linguistics: the psycholinguistic and discourse approaches. The article highlights recent advances within these approaches with a special emphasis on hypotheses, conceptions, and theories serving as guidelines for shaping future efforts and research activities in linguistic studies of memory. A number of important issues addressed recently are discussed, including understanding speech, speech generation and storing information in memory, bilingual memory and representation of autobiographical experience in the speech of bilinguals, variability of autobiographical memory, and narrativation of personal experience. The review concludes with final remarks regarding the advantages and disadvantages of the two approaches in memory studies and provides an insight into fundamental differences between Russian and Western approaches to the linguistic investigation of memory.
Keywords: memory, psycholinguistic approach, discourse approach, Western linguistics.
References
Baddeley A. Working Memory. New York, Oxford University Press, 1986.
Baddeley A. Working memory and language: an overview. Journal of Communication Disorders, 2003, vol. 36 (3), p. 189-208.
Baddeley A. D., Hitch G. Working memory. The psychology of learning and motivation. G. H. Bower (Ed.). New York, Academic Press, 1974, vol. 8, p. 47-89.
Badecker W., Kuminiak F. Morphology, agreement and working memory retrieval in sentence production: Evidence from gender and case in Slovak. Journal of Memory and Language, 2007, vol. 56, p. 65-85.
Bartolotti J., Marian V. Bilingual memory: Structure, access, and processing // Memory, language, and bilingualism: Theoretical and applied approaches. J. Altarriba. L. Isurin (Eds.). Cambridge, England, Cambridge Univ. Press, 2012, p. 7-47.
Bock J. K., Levelt W. J. M. Language production: Grammatical encoding. Handbook of Psycholin-guistics. M. A. Gernsbacher (Ed.). San Diego, CA, Academic Press, 1994, p. 945-984.
Boldycheva V. A. Traditsiya i yazyk kak sposoby translyatsii kul'tury [Tradition and Language as Means to Transmit Culture]. Izvestiya Rossiyskogo gos. ped. un-ta im. A. I. Gertsena, 2009, iss. 90, p.16-20 .
Caplan D., Waters G. S. Verbal working memory and sentence comprehension. Behavioral and Brain Sciences, 1999, vol. 22, p. 77-126.
Caruth C. Trauma: Explorations in Memory. Baltimore, Johns Hopkins University Press, 1995. 288 p.
Caspari I., Parkinson S. R. Effects of memory impairment on discourse. Journal of Neurolinguis-tics, 2000, vol. 13, no. 1, p. 15-36.
Convey M. A. Commentary: Cognitive-affective mechanisms and processes in autobiographical memory. Memory, 2003, vol. 11, p. 217-224.
Crespo M., Fernández-Lansac V. Memory and Narrative of Traumatic Events: A Literature Review. Psychological Trauma: Theory, Research, Practice, and Policy, 2016, vol. 8, no. 2, p. 149-156.
Daneman M., Merikle P. Working memory and language comprehension: A meta-analysis. Psy-chonomic Bulletin and Review, 1996, vol. 3, p. 422-433.
Demjen Z., Semino E. Henry's voices: The representation of auditory verbal hallucinations in an autobiographical narrative. Medical Humanities, 2014, vol. 41, no. 1, p. 57-62.
Dijk I. A. van, Kintsch W. Strategies of discourse comprehension. New York, Academic Press, 1983,418 p.
Fleisher Feldman C. Narratives of national identity as group narratives. Patterns of interpretive cognition. Narrative and Identity: Studies in Autobiography, Self and Culture. J. Brockmeier, D. Car-baugh (Eds.), 2001, p. 129-144.
Fletcher C. R. Levels of representation in memory for discourse. Handbook of psycholinguistics. M. A. Gernsbacher (Ed.). Sandiego, CA, Academic Press, 1994, p. 589-607.
Flynn D. Narratives of melancholy: A humanities approach to depression. Medical Humanities, 2010, vol. 36 (1), p. 36-39.
Gernsbacher M. A., Faust M. E. The mechanism of suppression: A component of general comprehension skill. Journal of Experimental Psychology: Learning, Memory, and Cognition, 1991, vol. 17, p. 245-262.
Harré R., Gillet G. The Discursive Mind. London, Sage, 1995.
Just M. A., Carpenter P. A. A capacity theory of comprehension: Individual differences in working memory. Psychological Review, 1992, vol. 99, p. 122-149.
Khoury D. Iraq in Wartime: Soldiering, Martyrdom, and Remembrance. Cambridge Univ. Press, 2013,298 p.
Klein K. L. On the Emergence of Memory in Historical Discourse. Representations, 2000, vol. 69, p.127-150.
Labov W. The Transformation of Experience in Narrative Syntax. Philadelphia, Univ. of Pennsylvania Press, 1972.
Labov W., Waletzky J. Narrative analysis: Oral versions of personal experience. Essays on the Verbal and Visual Arts. Proceeding of the 1966Annual Spring Meeting of the American Ethnological Society. J. Helm (Ed.). Seattle, London, Univ. of Washington Press, 1966, p. 12-44.
Linde Ch. Life Stories: The Creation of Coherence. New York, Oxford Univ. Press, 1993, 256 p.
Luckhurst R. Traumaculture. New Formations, 2003, vol. 50, p. 28-47.
Marian V. Language-dependent memory. Proceedings of the Twenty-First Annual Meeting of the Cognitive Science Society. Mahwah, NJ, Lawrence Erlbaum,1999, p. 355-360.
Marian V., Fausey C. Language-Dependent Memory in Bilingual Learning. Applied Cognitive Psychology, 2006, vol. 20 (8), p. 1025-1047.
Marian V., Kaushanskaya M. Autobio-graphical Memory and Language in Bicultural Bilinguals. Proceedings of the 4th International Symposium on Bilingualism, 2003. Somerville, MA, Cascadilla Press, 2003. URL: https://www.bilingualism.northwestern.edu/bilingualism-psycholinguistics/files/ international.pdf
Marian V., Kaushanskaya M. Language-dependent memory: Insights from bilingualism. Relations Between Language and Memory. Sabest Saarbrucker. C. Zelinsky-Wibbelt (Ed.). Franfurt, Peter Lang, 2011.
Marian V., Neisser U. Language-dependent recall of autobiographical memories. Journal of Experimental Psychology: General, 2000, vol. 129, no. 3, p. 361-368.
Martin R. C., Slevc L. C. Language Production and Working Memory. The Oxford Handbook of Language Production. M. Goldrick, V. Ferreira, M. Miozzo (Eds.). Oxford Univ. Press, 2014, p. 37-450.
de la Mata Benítez M. L., Santamaría Andrés R. L., Hansen Tia G. B. Autobiographical memory, narrative and self-construal. A cross-cultural study. Revista Mexicana de Psicología, 2011, vol. 28 (2), p. 183-191.
Miller G. A. The magical number seven, plus or minus two: Some limits on our capacity for processing information. Psychological Review, 1056, vol. 64, p. 81-97.
Pickering M., Keightley, E. Trauma, Discourse and Communicative Limits. Critical Discourse Studies, 2009, vol. 6 (4), p. 237-249.
Potter J., Wetherell M. Discourse and Social Psychology. Beyond Attitudes and Behaviour. SAGE Publications Ltd, 1987, 256 p.
Potter M. C., Lombardi L. Regeneration in the Short-term Recall of Sentences. Journal of Memory and Language, 1990, vol. 29, p. 633-654.
Schank R. C. Language and Memory. Cognitive Science, 1980, vol. 4, p. 243-284.
Schrauf R. W. Bilingual autobiographical memory: Experimental studies and clinical cases. Culture and Psychology, 2000, vol. 6, p. 387-417.
Schroeder S. R., Marian V. Bilingual episodic memory: How speaking two languages affects remembering. Foundations of Bilingual Memory. Heredia R., Altarriba J. (Eds.). Springer, 2014.
Seeba H. C. Testimony of Linguistic Memory. Pandaemonium germanicum, 2001, vol. 5, p. 89100.
Singer M. Psychology of Language. Hillsdale, NJ, Erlbaum, 1990.
Skorobogatova T. I. Frazeologiya i istoricheskaya pamyat': interiorizatsiya novogo znaniya v lingvistike (na materiale frantsuzskogo yazyka) [Phraseology and Historical Memory: Interiorizing New Knowledge in Linguistics]: Abstract of Sci. Dis. Maikop, 2013, 52 p.
Skowronski J., Walker W. R. How describing autobiographical events can affect autobiographical memories. Social Cognition, 2004, vol. 22, no. 5, p. 555-590.
Smorti A., Fioretti Ch. Why Narrating Changes Memory: A Contribution to an Integrative Model of Memory and Narrative Processes. Integrative Physiological and Behavioral Science, 2015.
Ulatowska H. K., Olea Santos T., Garst Walsh D. Autobiographical memories in testimonies of WWII Veterans with dementia. Frontiers of Psychology. Conference Abstract: Academy ofAphasia 53rd Annual Meeting, 2015.
