CC BY
165
Н. В. Колесник
N. V. Kolesnik
< >
о о
Исследование региональной элиты в России: история вопроса и эмпирические опыты
The Study of the Regional Elite in Russia: Background and Empirical Experiments
Колесник Наталья Владимировна
Санкт-Петербург Социологический институт РАН Старший научный сотрудник Кандидат социологических наук [email protected]
Ключевые слова:
элита, региональная элита, регион, элитоло-гия, социально-демографические характеристики элиты
В работе анализируется история вхождения понятия «элита» в отечественные социальные науки. Автор отмечает сохраняющуюся до сих пор терминологическую путаницу при использовании этого понятия. Особое внимание уделено проблематике исследований в российской элитологии. Представлены результаты эмпирического исследования элиты в шести российских регионах.
История развития исследований российской элиты тесным образом связана с теми социальными, политическими и экономическими процессами, которые развернулись в России во второй половине 1980-х гг. В этот период в российских социальных науках появляется новый объект исследования. Следуя западной теоретической мысли, отечественные исследователи обозначили его как «элита», тем самым не только легализовав концепт в России, но и положив начало нового этапа в советской и российской социальной науке.
Было бы несправедливым не заметить, что и в советский период развития российского общества отечественные исследователи изучали элиту, но применительно к западным странам, реферировали зарубежную литературу по элитной проблематике. В тот пери-
Kolesnik Natalia Vladimirovna
Saint-Petersburg
The Sociological Institute of the Russian Academy of Science
Senior Research Fellow Ph.D in Sociology [email protected]
Key words:
elite, regional elite, region, elitology, socio-de-mographic characteristics of elite
The article examines the history of occurrence of the term «elite» in the national social sciences. The author notes terminological confusion still existing when using this concept. Special attention is paid to the problems of research in the Russian elitology. The results of an empirical study of the elite in six Russian regions are presented.
од было «явным и позитивным <...> то, что <...> официальная наука имела возможность транслировать если в не явном, то реферированном виде, в том числе идеи западных исследователей» [6, с. 36]. В этом смысле советские исследователи «буржуазной элиты» не были исключением и активно работали в жанре «критики буржуазной социологии». Однако в рамках социальных наук изучение элиты не было в ту пору самостоятельным исследовательским направлением. И потому кажется несколько беспочвенным утверждение некоторых исследователей о существовании элитологии в советских социальных науках.
Если обратиться к истории вхождения понятия «элита» в советское обществоведение, то следует заметить, что активный процесс распространения
термина начинается со второй половины 1980-х гг. Одними из первых при описании советской / российской реальности использовали этот концепт представители журналистского поля. И лишь позже понятие прочно вошло в научный обиход, получив определенный «статус». В этот период представители гуманитарных наук предложили подойти к осмыслению происходящего в российском обществе с позиций эли-тистской парадигмы, которая получила распространение в западном профессиональном сообществе.
Термин «элита» активно фигурирует в социологии, политологии, истории, культурологии и других науках, представляя собой объект междисциплинарного исследования [11; 45; 46]. И потому проанализировать исследовательскую ситуацию по поводу осмысления российской элиты, сложившуюся во всех указанных отраслях знания, достаточно трудно, ибо объект исследования оказывается рассеянным во множестве областей знания. В этой связи в работе отдается предпочтение социологическим и частично политологическим работам по данной проблематике, что несколько произвольно ограничивает видение объекта исследования.
Было бы большим упрощением считать, что вхождение термина «элита» в советское обществоведение начинается только в 1980-х гг. Известно, что и в прошлые десятилетия представители советских социальных наук оперируют этим концептом, но исключительно при описании капиталистического общества, четко определяя «территориальные/исторические границы» применимости понятия элиты. Не случайно, атрибутом того времени стало табу на работы западных элитистов. Исключение составляет лишь критическая работа Ч. Р. Миллса об американской элите, появившаяся в СССР в конце 1950-х гг. Что касается дискуссий советских ученых с западными элитиста-ми, то они происходили в рамках критики отечественными социологами «буржуазной теории» западных социологов.
Роль «генеральной теории» в работах о социологов, анализирующих социальную н структуру советского общества, играл ^ марксизм. Социальные структуры изуча- ^ лись в рамках формационного подхода, о что накладывало свой отпечаток на ви- ^ дение социальной реальности. «Маркси- о зация» социальной структуры означала ™ господство нормативной схемы «2 + 1», ™ в которой формально властные позиции ^ принадлежали пролетариату, а не группе х чиновников, которые в реальности осу- < ществляли управленческие функции в со- ^ ветском государстве. |
Разрушение советской идеологии по- о влекло за собой изменение теоретических подходов в исследовании российского общества. Произошла трансформация привычной объяснительной схемы, которая долгое время превалировала в советской социальной науке. То, что ранее казалось для большинства очевидным и понятным, сегодня требует новой оценки и иного взгляда. В связи с тем, что утратила свою силу «советская версия марксизма», в российской социологии идет активный поиск новых «объясняющих» моделей, в том числе и при осмыслении процесса трансформации социальной структуры.
Понятие «элита» становится распространенным в российской социальной науке с начала 1990-х гг. При идентификации элиты российский исследователь, сталкиваясь с этой проблемой, чаще всего отдает предпочтение одному из трех подходов, которые получили распространение в западной элитологии: позиционному, решенческому и репутационному (метод Ф. Хантера). Выбор того или иного метода идентификации элиты сопряжен с трудностями, которые достаточно детально были проанализированы западными исследователями элит. В связи с этим при идентификации элиты в идеале видится совмещение всех трех подходов, которые будут нивелировать недостатки друг друга методом дополнения и исключения, учитывая при этом уровень рассмотрения элиты, ее тип, формальные и неформальные практики.
Если проследить, как происходит включение концепта элиты в социоло-
< >
о о
гию, становится очевидным, что в социологии вокруг понятия начинает формироваться новое исследовательское направление. Несмотря на активное вовлечение термина «элита» в научный оборот, он остается далеко не прозрачным, расплывчатым. В многообразных подходах отечественных социологов при изучении российской элиты как объекта исследования следует различать несколько порой полярных по значению характеристик элиты. Наиболее используемыми определениями при описании российской элиты являются: «высший слой» (А. В. Понеделков, Я. Ш. Паппе), «правящий класс» (Р. В. Рывкина, О. И. Шка-ратан), «властвующая элита» (А. В. Ду-ка, В. И. Ильин), «правящая группа» (Ю. Ю. Фигатнер) и др. Подобное терминологическое разнообразие и неоднозначность употребления не являются специфичными для российских исследователей. По замечанию Э. Гид-денса, в зарубежной элитологии также порой для обозначения одного явления используют различные понятия, которые часто пересекаются и наслаиваются (см. напр.: [49]).
По нашему мнению, при всей терминологической неразберихе, которая до сих пор существует в зарождающейся российской элитологии, объект исследования вполне очевиден даже для тех ученых, которые открыто избегают понятия «элита». При этом анализ содержательной компоненты показывает, что изучают зачастую одних и тех же лиц, но именуют по-разному (господствующий класс, властвующий слой, правящая элита и др.), или употребляют термин «элита» в кавычках. На наш взгляд, этот концепт вполне пригодный для описания одного из субъектов российской власти, а если при этом и возникают методологические трудности, то они неизбежны, ибо ни одна теоретическая конструкция не способна уловить все тонкости происходящего. Кроме того, зачем отказываться от понятия, которое успешно десятилетиями используется в европейской, американской социологии?
О проблематике исследований
Параллельно работам, в которых фокус был сосредоточен на логическом расчленении понятия элиты, появляются проекты, в которых происходит историческое рассмотрение советской/российской элиты. Отечественные историки, пожалуй, первыми показали, что феномен российской элиты уходит своими корнями в глубину истории, и потому имеют место изменение форм элитных образований, процессы воспроизводства, появление и исчезновение новых каналов рекрутирования в элиту и др.
Советская элита определяется большинством исследователей как «номенклатура» или «новый класс» и описывается через призму широко известных теорий: «номенклатуры» М. Восленского и «нового класса» М. Джиласа. При описании советской элиты социологи модифицируют и привносят собственные ва-риативы в основные понятия, различают возможности применения тех или иных элементов теорий. Теории М. Джиласа и М. Восленского, обладая определенным потенциалом, все же имеют «методологические неточности». То, что предлагает Джилас называть классом, в сущности, по уместному замечанию Э. Райта, подпадет под определение правящей элиты, но господство как критерий — не есть достаточное условие для конституирова-ния субъектов как класса [33, с. 149]. Другим теоретическим инструментарием для анализа советской элиты являются концепции бюрократии М. Вебера и воспроизводства П. Бурдье.
При рассмотрении «исторических» работ по проблематике функционирования российской элиты заметно, что историки и специалисты иных наук, отдающие предпочтение историческому методу исследования, одними из первых обратили внимание на феномен номенклатуры, деловую и парламентскую элиту России в дореволюционный период, на процесс становления профессиональной советской элиты в 1930-1940 гг. Однако обстоятельные по своему содержанию работы появ-
ляются лишь во второй половине 1990-х гг., в которых на широком историческом материале, с привлечением архивных данных, исследуется история федеральной и региональной элит. Наиболее заметными в этой связи представляются работы О. В. Гаман-Глоутвиной, В. П. Мохова, О. А. Калугина и коллективное исследование междисциплинарного характера, в котором история выступает фоном для рассмотрения политических и культурных особенностей российских регионов (Новгородской, Воронежской, Саратовской, Свердловской областей) [9; 10; 26; 27; 31].
Наиболее популярным сюжетом в ранних исследованиях элиты российских социологов (конец 1980-х гг. — начало 1990-х гг.) является осмысление проблемы трансформации элиты, что означало в действительности активное включение в научный оборот понятия процесса рекрутирования. При описании практик рекрутирования в элиту влиятельными оказываются две точки зрения на процесс трансформации советской/российской элиты.
Воспроизводственная модель анализируется в терминах «поверхностное обновление элиты», «тихая смена поколений». Эта позиция основана на том, что номенклатурная элита, конвертируя власть в новые социальные структуры, сохраняет свою непрерывность. Крайним выражением циркуляционного подхода является мнение о произошедшем в России «бунте радикалов», который неизбежно происходит в силу невозможности использовать старые ресурсы в новых условиях. «Мягкое» объяснение процесса формирования посткоммунистической элиты вобрало в себя оба подхода и представляет скорее «смешанную линию». При этом по И. Селеньи, соперничество объяснительных моделей представляет не только академический, но и политический интерес. Для политических правых те изменения, которые произошли в персональном составе элиты, носят незначительный характер. Поэтому они выступают за новые по-
литические преобразования (революцию). Левые силы обращают внимание на излишний характер циркуляции элит, что имело место за последние несколько лет [50, р. 616].
Другой чертой российской элитоло-гии является крайняя эмпиричность. Социологи, которые изучают элитные слои российского общества, находятся в состоянии первичного измерения объекта исследования, пытаясь понять, что есть элита в действительности (в терминологии П. Бурдье), конструируя представления о группе и через репрезентирующие ее институции [8, с. 189]. Большинство исследователей обращают внимание лишь на место элиты в изменившейся социальной структуре, преемственность старой и новой элиты, их ценностные ориентации, взаимодействие различных сегментов элиты. Вскоре эта стадия процесса институ-ционализации области исследования завершится, и станут возможными разработки теоретических подходов к анализу социальных структур. При этом вопросы о том, почему так происходит, по какой причине элита действует таким образом, а не использует иные возможности, оставляемые сегодня исследователями вне поля зрения, получат различные ответы.
Особенностью российской элитоло-гии является тесное переплетение академического и политического элементов. Уже само появление первых эли-тистских исследований в России символизировало начало нового времени, снятие запрета на изучение данной темы. Формула «власть народа» постепенно сменяется на схему «власть элиты». Элиты становятся объектом исследования и приковывают внимание десятков российских социологов. Однако не все социологи получают доступ к объекту исследования. Наибольшими шансами в изучении относительно «закрытого» объекта исследования (элиты) получают научные структуры, которые активно создавались в начале 1990-х гг. при органах власти и крупных финансово-промышленных группах. Известны значительные проекты
< >
о о
о по изучению элиты Центра и россий-н ских регионов, проводимые по иници-^ ативе Аналитического Центра при Пре-^ зиденте России, РАГС, СМИ, банков-О скими структурами.
Теоретические изменения (народ-о элита) в расстановке акцентов по по™ воду актора, определяющего ход обще™ ственного развития, способствовали ^ появлению двух противоречивых тен-х денций в отношении социологов к объ-< екту исследования. Во-первых, если в ¡Е прошлом элиту не изучали, потому что | ее не было «теоретически», то сегодня о доступ к ней ограничен в силу ее закрытости. По-прежнему, информация о высшем слое строго дозируется и большей частью отражает вторичные данные. Российская элита в силу разных причин (безопасность, желание сохранить престиж и др.) предпочитает таинственное молчание. Во-вторых, проблематика элиты (подобная ситуация и на Западе), по мнению М. Пэн-сон, вызывает настороженность в самой научной среде [34, с. 39]. Кроме того, социологи, которые встречаются с элитой лицом к лицу, часто рискуют, что «асимметрия социальных позиций сложится не в их пользу» [34, с. 42]. Именно поэтому, а также по политическим, экономическим и иным причинам, гораздо актуальнее изучать бедных и бездомных, маргиналов и безработных, чем представителей российской элиты.
Во второй половине 1990-х гг. начинается процесс формирования профессионального сообщества российских элитологов. Появляются не только специализированные журналы, например, «Власть», «Элитологические исследования», но и организуются многочисленные конференции и семинары. Проблематике функционирования российской элиты от Александра II до Б. Ельцина был посвящен круглый стол ученых, проходивший в 1995 г. в журнале «Родина». Объектом пристального внимания отечественных исследователей во второй половине 1990-х гг. оказываются региональные элиты России, политические институты в странах СНГ, элиты в пост-
коммунистических обществах, проблемы функционирования которых и обсуждались на проходивших в Новгороде, Санкт-Петербурге, Астрахани, Москве, Ростове-на-Дону конференциях и семинарах [14; 23; 28; 29; 37; 38; 41].
Во второй половине 1990-х гг. расширяется предметная сфера в исследованиях российской элиты. Появляются исследования, в которых содержится не только описание или анализ той или иной субэлитной группы, но вводится новое измерение элиты — гендерное. В гендерном измерении элиты объектом чаще всего выступает российская женская элита. Интерес для исследователей представляют такие сюжеты, как мотивация участия женщин в политике, общественной жизни, сфере управления, формы политического поведения женщин, женские избирательные движения и др. [22; 32; 39; 44].
Процесс трансформации российского общества сопровождался серьезными изменениями экономических институций, одним из субъектов которых является экономическая (именуется в литературе как хозяйственная, предпринимательская, бизнес, деловая) элита. Исследования экономической элиты, несмотря на масшабность экономических изменений в обществе, равно как и значимость экономической элиты в процессе трансформации общества, остаются на протяжении 1990-х гг. маргинальным сюжетом. В этих работах получили освещение такие аспекты, как социальный портрет нового российского бизнеса, политическое сознание экономической протоэлиты, административное предпринимательство, взаимодействие с властными структурами, женские элиты, банковская элита, модели поведения, механизмы рекрутирования, влияние новой правящей элиты на ход и результаты экономических реформ и др. [2; 3; 7; 11; 12; 13; 15; 16; 17; 18; 19; 25; 37; 38; 44].
Если судить по количеству публикаций, то наиболее изученным сегментом российской элиты является политическая элита (подробный анализ иссле-
дования политической элиты в России приводится в работах В. А. Ачкасовой [37, с. 27-50], В. Я. Гельмана и И. Г. Та-русиной)[48, р. 311-329]. В поле зрения исследователей политической элиты оказались вопросы ее формирования, типы, функционирование на федеральном и региональном уровнях, субкультура, взаимодействие с иными типами элит и др. При относительной степени изученности процесса функционирования политической элиты нерешенными оказываются базовые вопросы исследования, а именно — сохраняющаяся терминологическая путаница.
Анализ имеющихся публикаций по данной проблематике показывает, что исследовательские или теоретические границы группы политической элиты в работах отечественных авторов зачастую оказываются размытыми или же вовсе не очерчиваются и к политической элите причисляют представителей административной элиты, руководящий слой государственных органов власти. Возможно, это объясняется политическими практиками, когда в условиях зарождающегося гражданского общества в России функции политических деятелей и административной элиты не разделены. Однако методическое обоснование объекта исследования требует непременного прояснения и обсуждения. В этом смысле лишь некоторые проекты, выполненные российскими исследователями, являются примером обоснованного подхода в вопросах методического инструментария [37].
Региональные элиты: опыты исследования
При рассмотрении процесса функционирования российской элиты возможно различение нескольких уровней исследования. Российские исследователи чаще всего обращаются к особенностям структурирования федеральных элитных структур. Однако анализ регионального уровня трансформации социальной структуры представляет не меньший интерес. При этом велико влияние специфики региона на облик провин-
циальной элиты, поскольку федераль- о ная модель элиты не является идентич- н ной провинциальному паттерну. ^
Прежде чем рассмотреть особен- ^ ности исследовательских практик по о региональным элитам, уточним неко- ^ торые исходные понятия: что такое о регион и кто такая региональная эли- ™ та? Само понятие «регион» относится, ™ по четкому замечанию Г. Ярового, к ^ числу неуловимых концептов. Регион х как понятие на западе активно исполь- < зуется практически во всех обществен- ^ ных науках еще с начала прошлого | века и имеет при этом географическое о происхождение: «В общественные науки (политология и международные отношения здесь не исключение) понятие регион как предмет изучения пришло из географии» [47, с. 15].
Интересно отметить (вслед за регио-новедом И. М. Бусыгиной), что в конце XIX столетия, когда регион как термин появился в политическом словаре, отношение к нему было преимущественно отрицательным, поскольку политический регионализм, прежде всего французский и итальянский, воспринимался как угроза национальному единству. Однако уже спустя всего пятьдесят лет отношение к концепту изменилось кардинальным образом: региональные идентичности и политические культуры, региональное политическое представительство становятся признанными темами официального дискурса в странах Западной Европы1.
Что касается исследования субъектов Российской Федерации, то ученые чаще всего оперируют несколькими категориями: регион, провинция, республика. На местах понятием «провинция» обычно не оперируют, считают С. А. Барзилов и А. Г. Чернышов, поскольку оно содержит в себе преимущественно негативный смысл и фиксирует внимание на явлениях отсталости, местечковости, патриар-
1 См.: Бусыгина И. М. Политическая ре-гионалистика [Электронный ресурс] // Фонд Ломоносова. 11Я_: ИИ:р://\м\м\м.1отогю80У-fund.rU/enc/ru/cms:0196 (дата обращения: 25.07.2011).
о хальности [5]. Что касается термина «ре-н гион», то он не только имеет «различаюсь щий» оттенок в политическом значении, ^ но и придает местной элите некую зна-О чимость, наделяя дополнительно властью. Саратовский исследователь о А. Г. Чернышов в монографическом ис-™ следовании «Регион как субъект полити-™ ки» предлагает следующее толкование ^ «региона»: «Регион — это естественно-х историческое пространство, в рамках < которого осуществляется социально-эко-¡Е номическая и общественная деятель-| ность проживающих в нем людей» [43, о с. 57]. При этом справедливо замечание В. А. Ачкасовой и А. С. Быстровой, что «понятие „регион" (как субъект Федерации) не является раз и навсегда данной универсалией. Представляется, что его содержание может значительно варьироваться в зависимости, например, от политической конъюнктуры» [37, с. 57]. Категории «республика» и «субъект Федерации» в большей мере выражают политико-правовой уровень взаимоотношений региона и Центра.
Основные дебаты по поводу концепта «регион», которые происходили в западной науке во второй половине 1990-х гг., сводились к различению региона как нормативной, так и аналитической единицы. При этом некоторым исследователям удалось преодолеть односторонний подход и предложить собственное видение того, что такое регион (концепции М. Китинга, Б. Хет-тне и М. Сму, П. Шмитта-Эгнера и др.). Наиболее емкое определение региона дано П. Шмиттом-Эгнером и, по мнению Г. Ярового, может быть взято за основу любым исследователем регионализма. Основными чертами «региона» являются: пространство, размер, функции, территория. При этом в политическом словаре термин «регион» появился недавно, и ему предшествовало понятие «провинция» — собирательное имя для территориальных сообществ [24, с. 592].
В российской социологии концепт «регион» получает распространение со второй половины 1990-х гг. До этого времени в определении региона пре-
обладал экономический подход, основное внимание уделялось анализу производственных сил и производственных отношений. Более поздние исследования в отечественном обществоведении характеризуются тем, что понятие «регион» наполняется различными составляющими. Однако наибольшее распространение «регион» как концепт получил в политической регионалистике, представители которой в большинстве своем, не изобретая велосипеда, воспроизводили западные наработки. Еще в конце 1990-х гг. нижегородский исследователь А. Макарычев призывал своих коллег-регионалистов не тратить время на теоретизирования по поводу термина «регион», а «прислушаться к тем западным коллегам, кто отказался от поиска такого определения региона, которое устроило бы абсолютно всех»1.
Что же касается понятия «региональная элита», то при активном употреблении его в научном дискурсе, оно не имеет однозначного толкования, четких границ. Московские исследовательницы Н. Ю. Лапина и А. Е. Чирикова, совмещая позиционный и решенческий подходы, в группу властной региональной элиты включают тех, кто является субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений в своем регионе и осуществляет функцию согласования этих решений с другими субъектами политического процесса как внутри своего региона, так и на федеральном уровне. Экономическая элита региона определяется авторами как слой, занимающий ключевые позиции во владении и распоряжении собственностью и контролирующий определенную часть промышленного, финансового и коммерческого капитала внутри своего региона [20, с. 12].
1 Макарычев А. Влияние зарубежных концепций на развитие российского регионализма: возможности и пределы заимствования [Электронный ресурс] // Круглый стол «Влияние национальных отношений на развитие федеративного государственного устройства и на социально-политические реалии РФ» http://www.prof.msu.ru/publ/ Ьоок/гоипС3.Мт#Мак (дата обращения: 25.07.201 1).
Группа петербургских исследователей определяет региональную элиту как «занимающую определенную позицию в той или иной социальной системе». Эта позиция «позволяет этому субъекту (региональной элите — авт.) оказывать значимое влияние и принимать существенные в масштабах региона и для данной сферы деятельности решения» [37, с. 86]. Кроме того, авторы монографического исследования исходят из того, что региональная элита стратифицирована, различая при этом центральную и высшую региональную элиты.
Ростовские исследователи к региональным политическим элитам причисляют руководящий слой государственных органов власти (исполнительная, законодательная, судебная власть) на республиканском и областном уровне, а также руководителей партийных организаций и общественных движений, включенных в борьбу за власть в регионах. Таким образом, заключает А. В. Понеделков и А. М. Старостин, региональные элиты — часть российской политической элиты, и ей присущи ее общие черты и характеристики. В этом определении объединенными оказались не только административная и политическая элита региона, но и контрэлита, представленная теми, кто включен в борьбу за власть [36, с. 23-24]. По мнению С. А. Кислицына, в состав региональной элиты входят бюрократия, правящая администрация, лидеры контрэлиты, претендующие на власть [36, с. 78].
Систематические исследования региональных элит в отечественных науках начинаются только со второй половины 1990-х гг. Интерес к проблематике региональных элит в этот период объясняется несколькими факторами, но, прежде всего, процессом суверенизации, который развернулся на местах. Траектории эволюции субъектов Российской Федерации в постперестроечный период во многом воспроизводили и воспроизводят тенденции развития Центра. Однако институциональные особенности региона, социально-культурная компонента
оказывают влияние на процесс функ- о
ционирования элиты на местах. В силу н
особенностей распределения научного ^
потенциала изучение регионов нача- ^
лось не в самой провинции, а в столи- о
I— я °
це. Если региональные ученые и были ^ вовлечены в те или иные исследова- о тельские проекты, то в лучшем случае ™ они выступали в роли статиста, скру- ™ пулезно собирающего данные о том, ^ что происходит на местах. Первые са- х мостоятельные работы региональных < исследователей о провинциальной эли- ^ те появились значительно позже. | В рамках зарождающейся российской о элитологии стали появляться проекты «одиночек» из провинции, выполненные в рамках кейс-стади. Как правило, исследователи, находясь в проблемном поле и описывая проблемы трансформации местных элит, приходили к интересным выводам и заключениям, но до середины 1990-х гг. подобного рода исследования были единичными [1; 4; 21; 30; 42].
Российский регион в период трансформации стал объектом исследования не только представителей социально-политических наук регионов, но и столичных исследователей, зарубежных ученых. Между указанными группами взаимодействия по поводу изучаемого объекта исследования не носили систематического характера. И потому крайне редкими примерами сотрудничества исследователей, представляющих как столицу, так и провинцию, были общероссийские проекты по изучению местных элит, в которых рассматривались практики местных элит. Один из таких проектов по изучению региональной элиты на протяжении последних десяти лет осуществляется в секторе социологии власти и гражданского общества СИ РАН (руководитель А. В. Дука). Основные этапы по созданию этой базы связаны с систематизацией и структурированием, последующей статистической обработкой формальных показателей, касающихся основных жизненных периодов представителей региональной элиты (политической, экономической, административной, судебной). Получен-
о ные при обработке эмпирические дан-н ные позволили определить базовые со-^ циально-демографические характери-^ стики, векторы карьерных и жизненных о путей элиты, основные каналы рекрутирования, содержательные элементы о процесса внутриэлитного взаимодей-™ ствия (формальный и неформальный ™ аспект). На первом этапе сбора инфор-^ мации в поле зрения оказались два рос-х сийских региона: город Санкт-Петербург < и Ленинградская область. Далее база ¡Е данных была расширена за счет Кали-| нинградской и Ростовской, Костромской о области, Хабаровского края и в количественном выражении составила более 1000 (единицы/биографии). Обратимся к полученным данным.
Некоторые результаты исследования: социально-демографические характеристики элиты шести российских регионов Возрастные характеристики региональной элиты рассматриваемых шести российских регионов являются одной из базовых социальных показателей при выявлении ее общего портрета. В соответствии с полученными данными о возрасте представителей региональной элиты, 52% составляют лица в возрасте от 41 до 55 лет, 34% — от 56 до 80 лет и лишь 14% — лица, не достигшие 41 года. Относительно более молодая — элита Костромской и Ленинградской областей. В этих регионах доля «молодых» составила соответственно 22% и 18%. В элите Калининградской области наибольший удельный вес лиц среднего возраста (41-55 лет) — 75% против 6% лиц молодого возраста и почти 19% в группе тех, кому более 50 лет. В целом лица среднего возраста составляют 52%. Удельный вес лиц старшего возраста в региональной элите составил 34%, а молодежи — 14%.
Сравнение возрастной структуры по регионам (см. табл. 1) показывает, что удельный вес «молодых» колеблется от 22% в составе элиты Костромской области до 2% — элиты Хабаровского края. Доля лиц старшего возраста так-
же существенно изменяется: от 19% в Калининградской области до 47% в Хабаровском крае. Кроме того, Хабаровский край демонстрирует наименьшие доли «молодых» и наибольшие доли «старых» в составе региональных элитных групп. С точки зрения возрастной структуры регионов, следует отметить, что больше всего молодежи представлено в элите Костромской и Ленинградской областей (22% и 18% соответственно). Если же ориентироваться на средний возраст в элитном сообществе, то наиболее весомая доля тех, кому от 41 до 55 лет, приходится на представителей элиты Калининградской области.
Выделение в составе региональной элиты рассматриваемых шести субъектов Российской Федерации социальных поколений (см. табл. 2) («молодые» — от 22 до 40 лет; средний возраст — от 41 до 60 лет и пенсионеры — от 60 до 80 лет) снижает долю лиц старшего возраста до 17% в целом по массиву. По такому показателю, как удельный вес пенсионеров, относящихся к региональной элите, в наиболее выигрышной ситуации оказывается Калининградская область — 6%. В элитах же Санкт-Петербурга, Ростовской области, Хабаровского края доля пенсионеров примерно одинакова и составляет в среднем 23%.
Помимо социальных поколений в процессе проведения исследования изучались политические поколения, которые дифференцируются как военное поколение, поколения оттепели, застоя, перестройки, кризиса(см.табл. 3). Если обратить внимание на региональную элиту с точки зрения различаемых «политических поколений», то заметно явное преобладание (почти по всем шести регионам) представителей поколений «оттепели» и «застоя» (см. табл. 4). Больше всего элиты поколения «оттепели» в Санкт-Петербурге и Калининградской области (45% и 36%). Представители поколения «застоя» преобладают в составе элиты Костромской и Ростовской областей (63% и 52%).
С точки зрения гендерной принадлежности, интересным видится рассмо-
Возрастные группы в региональной элите, %
Регион Возрастные группы
22-40 лет 41-55 лет 56-80 лет
Санкт-Петербург 15,7 51,2 33,1
Ленинградская область 18,4 53,4 28,2
Ростовская область 11,1 45,8 43,1
Калининградская область 6,3 75 18,8
Костромская область 22,1 51,6 26,2
Хабаровский край 2,1 51,1 46,8
Всего 14,4 51,7 33,9
Социальные поколения в региональной элите, %
Таблица 2
Регион Возрастные группы
22-40 лет 41-55 лет 56-80 лет
Санкт-Петербург 15,7 58,7 25,6
Ленинградская область 18,4 68,0 13,6
Ростовская область 11,1 65,3 23,6
Калининградская область 6,3 875 6,3
Костромская область 22,1 68,9 9,0
Хабаровский край 2,1 77,7 20,2
Всего 14,4 51,7 17,6
Таблица 3
Политические поколения в региональной элите, %
Регион Поколения
Оттепели Застоя Другие
Санкт-Петербург 44,6 15,0 40,4
Ленинградская область 31,4 44,6 24,0
Ростовская область 22,3 51,5 21,7
Калининградская область 36,1 45,8 18,1
Костромская область 18,8 62,5 18,7
Хабаровский край 24,6 43,4 32,0
Всего 41,5 52,7 5,8
трение вопроса, какова представленность женщин в региональной элите шести регионов. Согласно полученным данным, ни в одном регионе группа женщин не является преобладающей в составе элиты. Больше всего в сегменте региональной общности из шести исследуемых регионов женщины представлены в элите Калининградской и
Ростовской областей (19% и 15%), меньше всего — (примерно одинаково — по 11%) в элите Ленинградской и Костромской областей. Ни один из шести исследуемых регионов не дает примера «гендерного равновесия» внутри региональной элиты.
Период кардинальных перемен в обществе характеризуется изменением
Элита регионов: представленность мужчин и женщин, %
Регион Пол
Мужчины Женщины
Санкт-Петербург 86,2 13,8
Ленинградская область 88,2 11,8
Ростовская область 84,2 15,1
Калининградская область 81,3 18,8
Костромская область 88,5 11,5
Хабаровский край 89,9 10,1
Всего 87,5 12,5
Регионы: доля представителей региональной элиты, находившихся на службе в силовых структурах, %
Таблица 5
Регион 5 и менее лет 6—9 лет 10 лет и более
Санкт-Петербург 61,1 5,6 33,3
Ленинградская область 44,4 11,1 44,4
Ростовская область 83,3 4,2 12,5
Калининградская область 66,7 22,2 11,1
Костромская область 66,7 7,7 25,6
Хабаровский край 70,3 5,4 24,3
Всего 65,3 7,8 26,6
социального и экономического статуса силовых структур, снижение их роли как канала воспроизводства элиты. В биографиях наших элитных персон встречаем примеры того, что в основном представители региональной элиты если и находились на службе в силовых структурах, то стаж пребываниях на этих должностях был не велик и составляет в большинстве регионов 5 и менее лет. Однако в некоторых регионах наблюдается иная картина. Согласно полученным данным, в Ленинградской, Костромской областях, Санкт-Петербурге силовые структуры являются одним из главных каналов рекрутирования в региональную элиту (см. табл. 5). Менее значимым этот канал является для элиты Калининградской области (только 11% элиты региона находились на службе в силовых структурах более 10 лет).
Важной характеристикой при воссоздании коллективного портрета эли-
ты шести российских регионов является тип образования. Региональная элита исследуемых регионов, в основном, имеет техническое образование (см. табл. 6). Существующая дифференциация между разными регионами в отношении типа образования несущественна, во всех регионах преобладает «техническая» элита (от 44% и выше). Однако стоит обратить внимание на относительно большой удельный вес лиц с экономическим образованием в Костромской и Ленинградской областях. Но если в первом случае это связано, прежде всего, с высокой представленностью экономической элиты среди депутатского корпуса Костромской области, то во втором — с высоким удельным весом также и экономически образованных администраторов.
Наследием советского времени является невысокая доля среди элиты
Первое высшее образование региональной элиты, % ^
_ сг
Первое высшее образование
Регион Финансово-экономическое Управленческо-политическое Юридическое Гуманитарное Техническое Военное Другое
Санкт-Петербург 9,2 1,7 15 10 38,3 15 10,8
Ленинградская область 11,6 3,2 11,6 11,6 41,1 10,9 10
Калининградская область 10,4 0 50 6,3 6,3 25 2
Ростовская область 10 0 18,6 8,6 48,6 7 7,2
Костромская область 15,6 0 7,3 15,6 44 10 7,5
Хабаровский край 9,3 0 5,3 11,6 57 9,3 7,5
Всего 10,9 1,2 12,7 11,5 43,8 11,3 8,6
лиц, имеющих управленческо-полити-ческое и юридическое образование. На фоне всей региональной общности выделяется сегмент элиты Калининградской области, в которой доля юристов достигла 50%, меньше всего юристов в составе элиты Хабаровского края — чуть более 5%. Обращает на себя внимание также факт большого числа, в сравнении с другими регионами, среди региональной элиты Калининградской области лиц, имеющих военное образование (25%).
Одной из составляющих образовательного капитала региональной элиты является наличие ученой степени. Полученные данные позволяют определить по сегментам региональной элиты, какие науки оказываются востребованными при защите диссертаций. Наиболее востребованной оказывается экономическая наука, причем, это не зависит от сегмента элиты. По экономической науке защитили свои докторские диссертации 44,4% администраторов, 50% политиков, по педагогической, социологической и политологической наукам, соответственно, по 11,1% защищенных диссертаций. Среди администраторов больше всего кандидатов по экономическим и юридическим наукам, среди
политиков — по экономическим наукам — 6,8%, техническим — 14,7%, медицинским — 9,5%, среди представителей судебно-контрольной элиты наиболее распространенной оказываются юридическая и экономическая науки.
Дополнительное, второе и третье высшее образование имеет значительное меньшинство членов региональной элиты. Среди представителей региональной элиты определенное распространение имеют такие формы приобретения профессиональных знаний, умений и навыков, как дополнительное высшее образование, «повышение квалификации», включающее прохождение различных краткосрочных курсов и стажировок, а также учебу в аспирантуре. Данные о повышении квалификации (включая аспирантуру) внутри социального сообщества шести регионов распределены таким образом: по Санкт-Петербургу — 20,9%, Ленинградской области — 22,2%, Ростовской области — 19,6, Костромской — 20,3% представителей региональной элиты повышали свою квалификацию.
Далее ознакомимся с информацией о месте первичной социализации. Крупные поселения во все времена были связаны с большой социальной мобиль-
о ностью, стремлением к новшествам и н их реализацией во всех сферах жизни. ^ В этом отношении как место первичной ^ и вторичной социализации эти насест ленные пункты являются важным про° ж
воцирующим инновации фактором.
Ш п
о В нашем исследовании мы имели ™ весьма ограниченную информацию, ™ касающуюся места проведения детских ^ и юношеских лет представителей ре-х гиональной элиты. Но в большинстве < случаев было известно место рожде-¡Е ния. Мы предположили, что именно оно | и есть место первичной социализации. о Исходя из предложенной гипотезы, населенные пункты были разбиты на две группы: «Центр», включающий Москву, Санкт-Петербург (Ленинград), областные центры и столицы национальных республик, и «Периферию» — малые города и сельские поселения (соответствующее распределение см. табл. 7).
Наиболее «городской» оказалась санкт-петербургская элита и самой «деревенской» — ленинградская областная. Если выделить только сельские поселения, то они явились местом рождения для половины (51%) представителей элиты Ленинградской области, каждого второго из пяти (42%) в ростовской элите, каждого пятого (21%) калининградского лидера и лишь одного из десяти в Петербурге (11%). Столь существенное различие можно ожидать и на практическом уровне. Значительная разница наблюдается между секторами региональной элиты (см. табл. 8).
Экономические лидеры оказались в группе лиц, способных к генерированию инноваций. Скорее всего, здесь проявляется именно социальный отбор, условия социализации сказываются на активности и успешности. Но это общая ситуация. Однако в регионах экономическая элита не всегда оказывается более «центральной». Здесь сказывается фактор личной «пробивной» способности, о котором упоминалось при описании идеального типа инновационной элиты.
Таким образом, наши данные свидетельствуют, что место первичной
социализации существенно влияет на карьерный путь. Крупные города задают более динамичные биографии. Деление на «центр» и «периферию» имеет значение при рассмотрении возраста вступления в занимаемую должность. На основании места первичной социализации мы можем проранжировать рассматриваемые регионы на те, которые имеют относительно высокий и относительно низкий инновационный потенциал, имея в виду, что это лишь один из факторов, влияющих на инновационную активность региональной элиты. Наилучшие «показатели» у Санкт-Петербурга, следом идет Калининградская область, затем — Ростовская область, и замыкает список — элита Ленинградской области. Причем, в последних двух региональных элитах доминируют лица, первичная социализация которых проходила в наименее благоприятных для выработки инновационных ориентаций и навыков населенных пунктах. В целом, экономическая элита потенциально более инновационна. Наименьший потенциал возможен у региональной административной элиты.
Вполне очевидно, что российская эли-тология переживает период первоначального осмысления элитных структур, происходит процесс заимствования понятий из западных теорий с целью привлечения их к исследованию происходящего в современной России. При всем том, что идет активное обсуждение проблем, зачастую детально разработанных европейскими и американскими авторами, в большинстве своем (за редким исключением) западные концепции элит остаются слабо изученными, а следовательно, утверждение о методологической компетентности отечественных социологов можно поставить под сомнение. Очевидно, что обращение к зарубежным текстам ради самого обращения, вряд ли полезно и рационально. Из всего разнообразия теорий необходимо отбирать те, которые представляют определенный ресурс для исследования. В сложившейся ситуации, видимо, «наиболее эффективный способ формирования простран-
Место рождения региональной элиты, %
Регион Место рождения
Центр (Москва, Санкт-Петербург, областные центры) Периферия (малые города и села)
Санкт-Петербург 64 36
Ленинградская область 24 76
Калининградская область 57 43
Ростовская область 32 68
Всего 48 52
Таблица 8
Место рождения региональной элиты, % ^ = 609)
Элитная группа Место рождения
Центр (Москва, Санкт-Петербург, областные центры) Периферия (малые города и села)
Администраторы 41 59
Политики 43 57
Экономич. элита 56 44
Всего 48 52
ства для теоретической работы — использование существующих западных концептов. Не потому, что западные исследователи самые умные или их построения лучше объясняют российскую действительность, а потому что в нынешних условиях их концепты — наилучший способ понимания друг друга в профессиональном сообществе, в том числе российском» [35].
Слабо разработанными в исследованиях российских ученых по-прежнему остаются методические сюжеты. Вне поля зрения исследователей оказываются вопросы о том, как происходит процесс вхождения в поле исследования, как складываются взаимоотношения с респондентами и как выстраиваются языковые коммуникации, чем обусловлен выбор тех или иных методов сбора информации, как происходит анализ полученной информации.
Однако явным и позитивным является тот факт, что на смену непрофессиональным исследователям приходят такие специалисты, для которых высокий уровень исследования и качественный продукт на выходе оказываются одним из главных критериев в профессиональной работе. Без сомнения, в последние годы в России появляется доступ к качественному социологическому, политологическому образованию, изменяется ситуация на рынке научных журналов. Очевидным фактом является наметившееся разделение труда среди российских элитологов и появление «глубинных» исследований. Но эффект от всех этих примеров резко снижается в связи с отсутствием научных коммуникаций (например, по линии «регион-центр», «регион-регион», «Восток-Запад»), которые являются одним из главных условий и факторов существования любого профессионального сообщества.
о Литература
о 1. Авраамова Е., Дискин И. Социальные трансформации и элиты // Общественные науки < и современность. 1994. № 3.
U 2. Афанасьев М. Н. Изменения в механизме функционирования правящих региональных элит // Полис. 1994. № 6 3. Бабаева Л. В., Чирикова А. Е. Бизнес-элита о времени и о себе // Деловые люди. 1995. g № 1.
m 4. Бадовский Д. В. Трансформация политической элиты России — от «организации про-2 фессиональных революционеров» к «партии власти» // Полис. 1994. № 6.
g 5. Барзилов С. А., Чернышов А. Г. Провинция: элита, номенклатура, интеллигенция // с Свободная мысль. 1996. № 1.
х 6. Батыгин Г. С. Преемственность российской социологической традиции // Социология
в России / под. ред В. Я. Ядова. М., 1998. ¡Е 7. Бунин И. Новые российские предприниматели и мифы посткоммунистического сознания // Либерализм в России: Сб. статей. М., 1993. о 8. Бурдье П. Начала. Choses dites. М., 1994.
9. Гаман О. В. Особенности формирования политической элиты в раннесоветский период // Актуальные проблемы политики и политологии России. М., 1999.
10. Гаман О. В. Политические элиты России в историческом процессе: Закономерности формирования и тенденции развития // Россия XXI. 1996. № 3-4.
11. Дука А. В. Концептуальные основания анализа властных элит // Управленческое консультирование. 2011. № 1.
12. Ильин В. И. Власть и бизнес: сетевое взаимодействие // Бизнес в Республике Коми: Теория и практика. Сыктывкар, 1998.
13. Колесник Н. В. Воспроизводство элиты в переходный период // Республика Коми: Власть, бизнес, политика: Социологические этюды. Сыктывкар, 1998.
14. Колесник Н. В. Социологические проблемы власти в условиях российской трансформации // Журнал социологии и социальной антропологии. 2002. № 1.
15. Колесник Н. В. Финансовая элита российской провинции // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. № 1.
16. Куколев И. В. Формирование российской бизнес-элиты // Социологический журнал.
1995. № 3.
17. Лапина Н. Ю. Российские экономические элиты и модели национального развития. М.,
1997.
18. Лапина Н. Ю. Руководители государственных предприятий России в процессе формирования рыночных отношений: (по материалам российско-французского социологического исследования). М., 1995.
19. Лапина Н. Ю. Трансформация советской политической элиты // Управленческое консультирование. 2005. № 1.
20. Лапина Н., Чирикова А. Региональные элиты в РФ: модели поведения и политические ориентации. М., 1999.
21. Магомедов А. К. Политический ритуал и мифы региональных элит // Свободная мысль. 1994. № 11.
22. Махрова О. Н. Гендерная структура российской бизнес-элиты. М., 1998.
23. Международный семинар «Элиты в посткоммунистических обществах» // Социологический журнал. № 1-2.
24. Мир политической науки / от. ред. А. Ю. Мельвиль. М., 2004.
25. Мохов В. П. Номенклатура как политический институт в истории советского общества второй половины ХХ века // Управленческое консультирование. 2005. № 1.
26. Мохов В. П. Эволюция региональной политической элиты России (1950-1990 гг.). Пермь,
1998.
27. Мохов В. П. Элитизм и история: Проблемы изучения советских региональных элит. Пермь, 2000.
28. Новые элиты и политические институты в странах СНГ: семинар в Новгороде // Полис.
1996. № 1.
29. Орех Е. А. Региональные элиты России // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. № 4
30. Охотский Е., Понеделков А. Политическая элита Ростова: Крупный план // Власть. 1994. № 10.
31. Политика и культура в российской провинции. Новгородская, Воронежская, Саратовская, о Свердловская области / под. ред. С. Рыженкова, Г. Люхтерхандт-Михалевой (при уча- ™ стии А. Кузьмина). М.; СПб., 2001. ^
32. Политическая элита: состояние и перспективы становления // Политическая социоло- < гия. Информационный бюллетень. М., 1993. W 7 (14). >
33. Проблема классов в современной социологии (интервью с Эриком Райтом) // Рубеж. q 1995. W 6-7. ^
34. Пэнсон М., Пэнсон-Шарло М. Отношение к объекту исследования и условия его при- о нятия научным сообществом // Socio-Logos"96. Альманах Российско-французского ™ центра социологических исследований Института социологии РАН. М., 1996. m
35. Радаев В. В. Есть ли шанс создать российскую национальную теорию в социальных 5 науках? // Pro et Contra. 2000. Т. 5. W 3. с
36. Региональные элиты в процессе современной российской федерализации. Доклады и х сообщения на международной конференции. Ростов н /Д., 2001. ^
37. Региональные элиты Северо-Запада России: политические и экономические ориента- ¡E ции / под. ред. А. В. Дуки. СПб., 2001. |
38. Российская элита: от Александра II до Бориса Ельцина: материалы круглого стола // о Родина. 1995. W 1. с
39. Силласте Г. Женские элиты России и их особенности // Общественные науки и современность. 1994. W 1.
40. Тарасов Ю. С. Правящая элита Якутии: штрихи к портрету // Полис. 1993. W 6.
41. Тарусина И. Г. «Новые элиты России — условия для развития демократии и экономических реформ» // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. W 4.
42. Фарукшин М. Х. Политическая элита в Татарстане: вызовы времени и трудности адаптации // Политические исследования. 1994. W 6.
43. Чернышев А. Г. Регион как субъект политики. Саратов, 1999.
44. Чирикова А. Е. Лидеры российского предпринимательства: менталитет, смыслы, ценности. М., 1997.
45. Чирикова А. Е. О понятии «элита»: есть ли выход из тупика определений? // Управленческое консультирование. 2011. W 1.
46. Чирикова А. Е. О теориях элит // Общество и экономика. 2008. W 3-4.
47. Яровой Г. Регионализм и трансграничное сотрудничество в Европе. СПб., 2007.
48. Gel'man V., Tarusina I. Studies of Political in Russia: Issues and alternatives // Communist and Post-Communist Studies. 2000. Vol. 33. W 3.
49. Giddens A. Elite in British Class Structure // The Sociology of Elites. Vol. 1. The Study of Elites / Ed. by J. Scott. Aldershot; Brookfield: Edward Elgar Publ., 1990.
50. Szelenyi I., Szelenyi S. Circulation or Reproduction of Elites during the Post-Communist Transformation of Eastern Europe // Theory and Society. 1995. Vol. 24. W 5.
References
1. Avraamova E., Diskin I. Sotsialnye transformatsii i elity // Obschestvennye nauki i sovremen-nost. 1994. № 3.
2. Afanasev M. N. Izmeneniya v mekhanizme funktsionirovaniya pravyaschikh regionalnykh elit // Polis. 1994. № 6
3. Babaeva L. V., Chirikova A. E. Biznes-elita o vremeni i o sebe // Delovye lyudi. 1995. № 1.
4. Badovskiy D. V. Transformatsiya politicheskoy elity Rossii — ot «organizatsii professionalnykh revolyutsionerov» k «partii vlasti» // Polis. 1994. № 6.
5. BarzilovS. A., ChernyshovA. G. Provintsiya: elita, nomenklatura, intelligentsiya // Svobodnaya mysl. 1996. № 1.
6. Batygin G. S. Preemstvennost rossiyskoy sotsiologicheskoy traditsii // Sotsiologiya v Rossii / pod. red V.Ya. Yadova. M., 1998.
7. Bunin I. Novye rossiyskie predprinimateli i mify postkommunisticheskogo soznaniya // Liberalizm v Rossii: cb. statey. M., 1993.
8. Burde P. Nachala. Choses dites. M., 1994.
9. Gaman O. V. Osobennosti formirovaniya politicheskoy elity v rannesovetskiy period // Aktualnye problemy politiki i politologii Rossii. M., 1999.
10. Gaman O. V. Politicheskie elity Rossii v istoricheskom protsesse: Zakonomernosti formirovaniya i tendentsii razvitiya // Rossiya XXI. 1996. № 3-4.
o 11. Duka A. V. Kontseptualnye osnovaniya analiza vlastnykh elit // Upravlencheskoe konsultiro-H vanie. 2011. № 1.
" 12. Ilin V. I. Vlast i biznes: setevoe vzaimodeystvie // Biznes v Respublike Komi: Teoriya i prak-
< tika. Syktyvkar, 1998.
> 13. KolesnikN. V. Vosproizvodstvo elity v perekhodnyy period // Respublika Komi: Vlast, biznes, o politika: Sotsiologicheskie etyudy. Syktyvkar, 1998.
^ 14. Kolesnik N. V. Sotsiologicheskie problemy vlasti v usloviyakh rossiyskoy transformatsii // o Zhurnal sotsiologii i sotsialnoy antropologii. 2002. № 1.
q 15. Kolesnik N. V. Finansovaya elita rossiyskoy provintsii // Zhurnal sotsiologii i sotsialnoy an-03 tropologii. 2000. № 1.
£ 16. Kukolev I. V. Formirovanie rossiyskoy biznes-elity // Sotsiologicheskiy zhurnal. 1995. № 3. c 17. Lapina N. Yu. Rossiyskie ekonomicheskie elity i modeli natsionalnogo razvitiya. M., 1997.
< 18. Lapina N. Yu. Rukovoditeli gosudarstvennykh predpriyatiy Rossii v protsesse formirovaniya
rynochnykh otnosheniy: (po materialam rossiysko-frantsuzskogo sotsiologicheskogo issle-dovaniya). M., 1995.
^ 19. Lapina N. Yu. Transformatsiya sovetskoy politicheskoy elity // Upravlencheskoe konsultiro-o vanie. 2005. № 1.
20. Lapina N., Chirikova A. Regionalnye elity v RF: modeli povedeniya i politicheskie orientatsii. M., 1999.
21. Magomedov A. K. Politicheskiy ritual i mify regionalnykh elit // Svobodnaya mysl. 1994. № 11.
22. Makhrova O. N. Gendernaya struktura rossiyskoy biznes-elity. M., 1998
23. Mezhdunarodnyy seminar «Elity v postkommunisticheskikh obschestvakh» // Sotsiologicheskiy zhurnal. № 1-2.
24. Mir politicheskoy nauki / ot. red. A. fâ. Melvil. M., 2004.
25. Mokhov V. P. Nomenklatura kak politicheskiy institut v istorii sovetskogo obschestva vtoroy poloviny XX veka // Upravlencheskoe konsultirovanie. 2005. № 1.
26. Mokhov V. P. Evolyutsiya regionalnoy politicheskoy elity Rossii (1950-1990 gg.). Perm, 1998.
27. Mokhov V. P. Elitizm i istoriya: Problemy izucheniya sovetskikh regionalnykh elit. Perm, 2000.
28. Novye elity i politicheskie instituty v stranakh SNG: Seminar v Novgorode // Polis. 1996. № 1.
29. Orekh E. A. Regionalnye elity Rossii // Zhurnal sotsiologii i sotsialnoy antropologii. 1998. № 4
30. Okhotskiy E., Ponedelkov A. Politicheskaya elita Rostova: Krupnyy plan // Vlast. 1994. № 10
31. Politika i kultura v rossiyskoy provintsii. Novgorodskaya, Voronezhskaya, Saratovskaya, Sverdlovskaya oblasti / pod red. S. Ryzhenkova, G. Lyukhterkhandt-Mikhalevoy (pri uchastii A. Kuzmina). M.; SPb., 2001.
32. Politicheskaya elita: sostoyanie i perspektivy stanovleniya // Politicheskaya sotsiologiya. Informatsionnyy byulleten. M., 1993. № 7 (14).
33. Problema klassov v sovremennoy sotsiologii (intervyu s Erikom Raytom) // Rubezh. 1995. № 6-7.
34. Penson M., Penson-Sharlo M. Otnoshenie k ob'ektu issledovaniya i usloviya ego prinyatiya nauchnym soobschestvom // Socio-Logos"96. Almanakh Rossiysko-frantsuzskogo tsentra sotsiologicheskikh issledovaniy Instituta sotsiologii RAN. M., 1996.
35. Radaev V. V. Est li shans sozdat rossiyskuyu natsionalnuyu teoriyu v sotsialnykh naukakh? // Pro et Contra. 2000. T. 5. № 3.
36. Regionalnye elity v protsesse sovremennoy rossiyskoy federalizatsii. Doklady i soobscheni-ya na mezhdunarodnoy konferentsii. Rostov n /D., 2001.
37. Regionalnye elity Severo-Zapada Rossii: politicheskie i ekonomicheskie orientatsii / pod. red. A. V. Duki. SPb., 2001.
38. Rossiyskaya elita: ot Aleksandra II do Borisa Eltsina: Materialy kruglogo stola // Rodina. 1995. № 1.
39. Sillaste G. Zhenskie elity Rossii i ikh osobennosti // Obschestvennye nauki i sovremennost. 1994. № 1
40. Tarasov Yu. S. Pravyaschaya elita Yakutii: shtrikhi k portretu // Polis 1993. № 6.
41. Tarusina I. G. «Novye elity Rossii — usloviya dlya razvitiya demokratii i ekonomicheskikh reform» // Zhurnal sotsiologii i sotsialnoy antropologii. 2000. № 4.
42. Farukshin M. Kh. Politicheskaya elita v Tatarstane: vyzovy vremeni i trudnosti adaptatsii // o Politicheskie issledovaniya. 1994. № 6 ™
43. Chernyshev A. G. Region kak sub'ekt politiki. Saratov, 1999. "
44. Chirikova A. E. Lidery rossiyskogo predprinimatelstva: mentalitet, smysly, tsennosti. M., < 1997. >
45. Chirikova A. E. O ponyatii «elita»: est li vykhod iz tupika opredeleniy? // Upravlencheskoe q konsultirovanie. 2011. № 1. L-
46. Chirikova A. E. O teoriyakh elit // Obschestvo i ekonomika. 2008. № 3-4. o
47. Yarovoy G. Regionalizm i transgranichnoe sotrudnichestvo v Evrope. SPb., 2007. ™
48. Gel'man V., Tarusina I. Studies of Political in Russia: Issues and alternatives // Communist m and Post-Communist Studies. 2000. Vol. 33. № 3. 2
49. Giddens A. Elite in British Class Structure // The Sociology of Elites. Vol. 1. The Study of c Elites / ed. by J. Scott. Aldershot; Brookfield: Edward Elgar Publ., 1990. x
50. Szelenyi I., Szelenyi S. Circulation or Reproduction of Elites during the Post-Communist ^ Transformation of Eastern Europe // Theory and Society. 1995. Vol. 24. № 5. ¡E
