CC BY
104
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2010. № 4
ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ СОЦИОЛОГИИ
Н.Л. Полякова, докт. соц. наук, проф. кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова*
ИССЛЕДОВАНИЕ ФОРМ И ПРОЦЕССОВ МОДЕРНИЗАЦИИ: ВКЛАД ИСТОРИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ
В статье осуществляется реконструкция теорий процесса модернизации ряда ведущих представителей исторической социологии. Позиции исторической социологии по данному вопросу сопоставляются с позициями классической социологии. Автор демонстрирует принципиальные различия, существующие в подходах классиков социологии и представителей современной исторической социологии.
Ключевые слова: модернизация, формы модернизации, историческая социология, социологическая классика, демократический капитализм, фашизм, коммунизм, политические элиты.
The paper analyses the theories of modernization of major historical sociologists Reinhard Bendix and Barrington Moore. The theoretical ideas of R. Bendix and B. Moore are compared to those of the classics of sociology. The author demonstrates that there are some basic differences in views on the modernization between the classics of sociology and the contemporary historical sociologists.
Key words: modernization, forms of modernization, historical sociology, sociological classics, democratical capitalism, fascism, communism, political elites.
В рамках социологической теории термин "модернизация" означает становление современности, современного общества, переход или движение к современному типу общества.
При этом общее понятие современного охватывает эпоху с середины или конца XVIII столетия до конца ХХ в. Эта эпоха в ее социологической реконструкции увязывается со становлением капитализма, индустриализма, образованием национальных государств, демократизацией обществ, в частности с ликвидацией наследственных привилегий и провозглашением равенства гражданских прав. Помимо этих общих характеристик указывается на становление и особую роль техники и технико-технологического оснащения промышленного производства, изобретение книгопечатания и распространение грамотности, становление современной медицины, идей равенства и политических представительных учреждений, создание и распространение современного оружия,
* Полякова Наталья Львовна, e-mail: theory@socio.msu.ru
а также общий процесс культурной и географической экспансии Европы.
Именно эта эпоха стала предметом исследования всех классических социологических теорий, причем выстраиваемые классикой теории общества и теории социального развития опирались на принципиально однотипные методологические основания. Можно даже говорить о некоторой общей методологической схеме или системе, лежащей в основе теорий общества и социального развития классической социологии.
Во-первых, современность определялась через единство таких характеристик, как капитализм и индустриализм, и выступала в качестве идеал-типической конструкции, имеющей телеологический характер.
Во-вторых, движение к современности в соответствии с теорией прогресса, составлявшей философское основание теории развития в классической социологии, рассматривалось как "судьба" всех без исключения обществ, в разной мере и с различной скоростью осуществлявших это движение.
В-третьих, это движение воспринималось как носящее органический характер, оно рассматривалось как заложенное и определяемое эндогенным механизмом развития каждого общества.
В-четвертых, в качестве ведущей сферы этого изменения полагалась экономическая, или хозяйственная, сфера, сфера хозяйственного поведения. Именно экономические изменения — становление капиталистической экономики — определяли все остальные подсистемы общества и выступали локомотивом социального изменения.
Опора на эти принципы и их реализация привели к построению теорий моделей, продемонстрировавших свое несоответствие реальному историческому процессу уже в первой половине ХХ в., а к середине ХХ в. в известной мере утративших свою научную значимость.
Неадекватность классических теорий социального развития, ставшая очевидной в середине ХХ в., была вызвана целым рядом исторических обстоятельств и процессов. Это и процесс деколонизации, и "мировой революционный процесс", втянувший "вне-исторические нации" в историческое движение к современности, и успехи реального социализма, демонстрировавшего альтернативные капитализму формы современного общества.
Все эти констелляции событий и процессов и породили интерес к вопросам о том, что такое современность, в каких формах она существует и каковы пути ее становления. Ответом на эти вопросы и стали различные разработки теорий модернизации.
Появление теорий модернизма в середине ХХ в. было сопряжено с необходимостью как построения адекватных историческому
процессу теорий современности, так и определения механизмов движения к ней различных обществ. Громадный теоретический вклад в решение этих проблем был сделан исторической социологией.
Историческая социология является теоретическим образованием, специфичность и оригинальность которого обусловлена, с одной стороны, конфигурацией проблем и задач, решаемых в рамках разрабатываемых теорий, а с другой — методологической стратегией, лежащей в основе исследовательской деятельности ее представителей.
Проблемная конфигурация, которая обусловила расцвет исторической социологии, связана с осознанием конкретной исторической ситуации середины ХХ в., когда теоретический социологический разум столкнулся, например, с несколькими социальными вариантами модерна — либеральным капитализмом, фашизмом и коммунизмом. А вставшая в 1950—1960-х гг. особенно остро проблема "слаборазвитых" стран поставила вопрос о множественности путей модернизации, условиях этого фундаментального процесса и его различных результирующих форм. Все это сделало очевидным главный вывод — налицо историческая конкретность и неповторимость и форм процесса модернизации, и его результатов.
Такой вывод резко контрастировал с основными положениями социологической классики, в рамках которой исторические модели социального развития обществ в направлении к современности представали как обретение единой формы индустриального, капиталистического, демократического и т.п. общества. Это были модели прогрессивного развития. Реальные исторические трансформации, происходившие в обществах в первой половине ХХ в., заставили социологию пересмотреть теорию прогресса, заменив ее на более мягкий и адекватный вариант теории модернизации, а также пересмотреть представление о единой форме, которую якобы должны принимать современные общества как общества ставшего модерна.
Историческая социология оформилась в основном как социологическое исследование современных обществ, специфическая социальная форма которых является результатом конкретного исторического процесса модернизации досовременных, преимущественно аграрных обществ, их трансформации в современные общества. Методологическую основу всех этих исследований составляет принцип единства социологического и исторического исследования с учетом и даже опорой на историческую специфику любых и всех социальных структур и процессов. Каждая общественная наука, как писал Ч.Р. Миллз, или, лучше сказать, каждое хорошо продуманное социальное исследование требует исторической концептуализации и максимально полного использования
исторических материалов, поскольку в рамках одного и того же социально-исторического типа различные механизмы социальных изменений образуют столь же различные пространства взаимодействий. В отличие от классиков социологии XIX столетия, которые пытались сформулировать инвариантные законы общества и его изменения, подобные законам природы и имеющие силу для всех обществ, представители исторической социологии считают, что нам неизвестны универсальные механизмы исторических изменений, а те механизмы, которые уже описаны, варьируются в различных социальных структурах. Исторические изменения касаются как социальных структур общества, так и отношений между образующими их компонентами, и, подобно тому как существует разнообразие этих социальных структур, существует и разнообразие принципов и форм исторических изменений.
Историческая точка зрения необходимо ведет к сравнительному исследованию исторически постоянно взаимодействующих обществ. Нельзя понять и объяснить основные фазы, через которые прошла и проходит та или иная страна, а также ее современные очертания только в терминах собственной национальной истории. И не только потому, что исторически любая страна взаимодействует с другими, но и в силу того, что теория не может даже сформулировать социологические проблемы без их сравнения или противопоставления проблемам других обществ. Вот почему в рамках исторической социологии преобладают сравнительные исследования движения различных обществ к современности с попыткой выявить некие наиболее значимые и фундаментальные пути развития, движущие силы, а также динамику изменений, происходящих в социальной структуре.
Историческая социология значительно расширяет границы исследования процессов модернизации обществ и результирующую картину современности. В отличие от социологической классики, сосредоточившейся на процессах становления капитализма и индустриализма как основных трендах процесса становления обществ модерна, представители исторической социологии громадное внимание уделяют процессам становления современного государства, системам власти и насилия (М. Манн, Ч. Тили, Н. Элиас); роли различных классов и элит, межклассовой ситуации в широком смысле слова не только в процессе изменения, но и в той форме, которую приобретает результат модернизации (Б. Мур, Ч. Тили, Т. Скочпол, М. Манн); роли и значению военных и силовых структур в процессе модернизации (М. Манн, Ч. Тили); роли культуры, образования, культурно-цивилизационных процессов в широком смысле слова, включая структуры повседневности, а также роли идеологии (Н. Элиас, М. Манн).
Результатом всех этих исследований является создание и теоретическая разработка совершенно нового и очень разнообразного облика модерна, варьирующегося от одного общества к другому, и столь же разнообразных и вариативных форм процесса модернизации, которые мы находим в исследованиях исторической социологии.
Одна из фундаментальных разработок теорий модернизации, движения обществ к модерну была осуществлена Бэррингтоном Муром.
Теория Б. Мура принадлежит к другому типу теоретических образований, нежели классические социологические теории. Б. Мур строит свою теорию модернизации как теорию спонтанного процесса, результат которого не имеет нормативного характера и может отливаться в различные экономические и социальные формы.
Результирующие формы и формы самого процесса модернизации определяются, по мнению Б. Мура, сферой социально-политических отношений: "ключ к пониманию исторического пути модернизации той или иной страны состоит в выборе способа, каким высшие землевладельческие классы и крестьяне реагировали на вызов коммерческого сельского хозяйства"1. В любом случае, как подчеркивает Б. Мур, отправным пунктом социологического анализа должно быть социальное устройство, предшествующее модернизации. Именно это предшествующее социальное устройство определяет пути к миру модерна и исторические формы обществ модерна.
Три пути ведут к миру модерна из аграрных обществ.
Первый путь — это демократия, путь буржуазной революции, историческими примерами которых являются трансформации Англии, Франции и США. Результатом стало оформление демократического капитализма. Демократический капитализм — это одна из форм обществ модерна. Путь к нему характеризуется Б. Муром как становление экономически независимой буржуазии, которую землевладельческие высшие классы либо поддерживали в процессе ее становления, либо были разрушены ею посредством революции или гражданской войны.
Второй путь — фашизм. Это путь консервативной революции сверху, исторические примеры которой демонстрируют Япония и Германия. Результатом является появление формы реакционного, или консервативного, капитализма. Консервативный капитализм появляется в результате коалиции между старыми землевладельческими элитами и относительно слабым восходящим торговым и промышленным классом. Специфическим моментом этой коали-
1 Moore B. Social origins of dictatorship and democracy. Lord and peasant in the making of modern world. Harmondsworth, 1969. P. XVIII.
ции является то, что она направлена против низших городских и сельских классов. При этом политическая буржуазная революция либо не происходила, либо была слабой и легко терпела неудачу.
Третий путь модернизации — коммунизм. Это путь крестьянских революций, примеры которых продемонстрировали Россия и Китай. Результатом стало оформление коммунистического режима. Он является результатом того исторического обстоятельства, что в процессе модернизации политическая и национальная власть продолжала сохраняться в руках землевладельческого дворянства, которое подавляло все, кроме самых слабых попыток индустриализации и коммерциализации. Это приводило к сохранению огромного крестьянского населения, которое в конечном счете восстало против правящих классов.
Анализируя все три типа модернизации, Б. Мур фиксирует, что идеальным типом процесса модернизации является парламентская демократия Англии; Франция и США — отклоняющиеся типы парламентской демократии.
При этом он не считает фашизм и коммунизм отдельными идеальными типами, но также анализирует их в терминах отклонения от парламентской демократии. Это направляет исследование форм модернизации на выявление условий, необходимых для появления парламентской демократии, которые отсутствовали в странах, завершивших свой путь к модерну фашизмом или коммунизмом.
В связи с этим Б. Мур указывает, что каждый из трех означенных путей и форм модернизации определяется целой серией факторов, среди которых он специально выделяет следующие, различная констелляция которых в конечном счете и определила его классификацию форм и путей модернизации.
Прежде всего речь идет, как указывалось выше, о социальном устройстве, предшествующем модернизации. Далее он называет наличие или отсутствие сильной центральной власти, а также ее взаимоотношение с землевладельческой аристократией; реакцию или ответ землевладельческой аристократии на процессы коммерциализации хозяйства и то, какую форму эта реакция принимала; условия жизни крестьянства, проистекающие из реакции землевладельческой аристократии на давление модернизации; силу или слабость буржуазии в соотнесении с землевладельческой аристократией; характер коалиции между основными классами: землевладельческой аристократией, крестьянством и буржуазией; наконец, наличие или отсутствие революции, а также ее тип.
Анализируя структурные различия в странах, вступивших на путь модернизации, Б. Мур считает, что специфические черты, которые имел западный феодализм, во многом определили появле-
ние демократического капитализма с парламентской формой демократии.
Среди этих специфических черт Б. Мур называет следующие:
— идею иммунитета по отношению к власти и правителю;
— понятие права на сопротивление и восстание против несправедливой власти;
— понятие контракта как дела, свободно осуществляемого свободными людьми, которое вытекало из феодальных отношений вассалитета, оформившихся на Западе.
В отличие от Запада в России, например, существовало совершенно асимметричное отношение власти и сословного иммунитета: дворянство имело обязательства по отношению к царю, а царь не имел. Крестьяне имели обязательства по отношению к дворянству, а дворянство по отношению к ним — нет. Что касается бюрократического Китая, то в нем отсутствовала четко выраженная идея корпоративного иммунитета по отношению к центральной власти, а в Японии, например, отсутствовало понятие свободного договора.
Б. Мур определяет XVI и XVII столетия как начало модернизации. Она связана с появлением сильных централизованных правительств, которые выполняют две основные функции в процессе модернизации. Во-первых, эти правительства сдерживают власть и произвол дворянства и, во-вторых, они рационализируют политический порядок, т.е. устанавливают единообразные административные правовые системы, а также содействуют созданию организованной военной машины.
Сильные системы власти появились во всех модернизирующихся странах, но вопрос состоял в том, сохранились ли они в процессе модернизации и каково было их отношение с землевладельческим классом. Союз государства и землевладельческого класса всегда препятствовал модернизации.
Центральным моментом в исследовании процесса модернизации является у Б. Мура анализ коалиции между классами. Политический исход модернизации определяется, по его мнению, характером отношений между высшим слоем землевладельческого класса и высшими слоями городских жителей — буржуазией. Лучший вариант — это союз аристократии и буржуазии против короны при доминировании буржуазии (городские интересы должны доминировать над сельскими) — такова была ситуация в Англии. В Германии и Японии налицо был союз аристократии и буржуазии против крестьян и рабочих. Сохранялись сельские интересы, противостоявшие интересам промышленной модернизации. Россия и Китай продемонстрировали союз буржуазии с городским низом и крестьянством, сокрушивший старый режим в процессе революции.
Существенное значение для определения пути и процесса модернизации имеет фактор силы или слабости буржуазии по сравнению с земледельческой аристократией.
Для демократии характерна сильная буржуазия. В Англии буржуазный класс был силен в силу коммерциализации и обуржуазива-ния землевладельческой аристократии. В США буржуазный Север победил аристократический Юг. Во Франции буржуазия была слаба, но она объединилась с крестьянами и разрушила старый класс в процессе революции.
Для фашизма характерен союз развивающегося капиталистического класса с землевладельческим классом, контроль второго над первым. Землевладельческая элита сохраняет политическое господство и доминирование, хотя и создаются условия для коммерциализации хозяйства.
Для пути к коммунизму характерна слабость, малочисленность и политическая зависимость коммерческого класса. Коммерческие и промышленные классы недостаточно сильны и богаты для того, чтобы стать значимым союзником для крестьян, как это было во Франции, или для дворянства, как это было в Германии или Японии.
Модернизация предполагает развитие рынков и установление мира и порядка на больших территориях с целью обеспечить транспортировку товаров. В Японии, Германии и США процессы модернизации и подавления рабочей силы вели к усилению связей между землевладельцем и крестьянином, а также усилению контроля первых над вторыми. Оформление и поддержание связей между ними привели к появлению резервуара "реакционных чувств" в крестьянской среде, что препятствовало крестьянской революции. Тесные связи между двумя группами поддерживаются механизмом разделения функций (защиты в обмен на производство) и благодаря оформлению "консервативной солидарности".
В противоположность "консервативной солидарности" может возникнуть "радикальная солидарность". При радикальной солидарности институциональное устройство таково, что возникают серьезные проблемы в крестьянском сообществе и превращают его в социальную группу, враждебную по отношению к землевладельцу. Радикальная солидарность, например, оформилась в России в ответ на "земельный голод", что объединило более богатых крестьян с бедными против землевладельцев.
Необходимым условием модернизации Б. Мур считает революционный разрыв с прошлым. Чем раньше такой разрыв происходит, тем лучше для демократических институтов, чем позднее, тем более прочной является власть землевладельческой аристократии и центрального правительства, оказывающего очень жесткое сопротивление преобразованиям. 74
Основное значение революционного разрыва с прошлым заключается в том, чтобы разрушить союз крупных землевладельцев с центральным государственным аппаратом, который препятствует осуществлению фундаментальных структурных изменений, необходимых для развития коммерции и промышленности. Таким было движение к демократическому капитализму. В Англии модернизаци-онное движение началось с разрушения центральной политической власти, во Франции и США — с разрушения власти землевладельческой аристократии.
Там же, где индустриализация и коммерциализация осуществлялись путем систем подавления труда и без революционного переворота, там структурная модернизация вводилась сверху, а результатом был фашизм. Отсутствие революции снизу отчасти объясняется консервативной идеологией, которая превозносит мелкого крестьянина, страдающего в условиях модернизации, а также сохраняющимися связями между крестьянином и лордом (консервативная солидарность).
Там же, где коммерческий импульс со стороны землевладельческой аристократии был очень слаб, а крестьянское общество беднело и оставалось нетронутым, там появлялась наибольшая вероятность крестьянской революции, которая вела к коммунистическому режиму.
Массивный резервуар крестьян, сохраняющийся в процессе индустриализации, всегда был неблагоприятным фактором для демократического развития. Англия решила этот вопрос через огораживание. Рабов в США нельзя считать крестьянским классом. Франция не избегла проблемы крестьянства в модерне, этим и объясняется нестабильность ее демократии.
Фашистский и коммунистический пути были сопряжены с наличием большого массива крестьян, который искусственно удерживался центральной властью. При этом фашизм принуждал крестьян к внедрению техники, коммерциализации сельского хозяйства; коммунистический тип сопротивлялся внедрению техники, но при этом принуждал их к производству прибавочного продукта.
Сохранение крупного крестьянского класса, подвергающегося суровой эксплуатации и подавлению, подавление коммерческих и индустриальных импульсов приводят к оформлению радикальной солидарности против центральной бюрократии и земельной аристократии как в России, так и в Китае. Однако сами крестьяне неспособны осуществить революцию, и Б. Мур согласен в этом с К. Марксом. Поэтому для осуществления революционного переворота необходимо объединение крестьянских масс с городскими низами и маргинальными социальными слоями, что и наблюдалось при коммунистическом варианте модернизации.
Социологическая теория модернизации Б. Мура демонстрирует, таким образом, процесс движения к модерну прежде всего как спонтанный исторический процесс, который, если и имеет в своей основе какой-то идеально-типический образец исторической практики, но в то же время допускает серьезные отклонения. На основе концепции Б. Мура мы вправе сделать вывод о том, что, поскольку модернизация осуществлялась и поэтому может осуществляться в различных социальных и экономических формах, она поэтому может отливаться в различные итоговые образцы исторической практики.
Существенным моментом теорий модернизации, разработанных в рамках исторической социологии, является также указание в самом общем виде на то, что процесс модернизации имеет прежде всего политический характер, зависит от "расстановки классовых сил" и их коалиций и определяется в конце концов выбором, который делают политические элиты.
Эта позиция еще более жестко, чем, например, у Б. Мура, выражена в теории модернизации, разработанной еще одним представителем исторической социологии — Рейнхардом Бендиксом. Он создает свою собственную теорию модернизации, пересматривая при этом практически все основные положения теорий социального развития социологической классики и их методологические основания.
Р. Бендикс подчеркивает прежде всего тот факт, что где бы модернизация ни происходила, она всегда зарождалась в социальных структурах, отмеченных неравенством на основе родственных связей, наследственных привилегий и власти.
Под модернизацией Р. Бендикс подразумевает такой тип социального изменения, который берет начало в промышленной революции 1760—1830 гг. в Англии и в политической революции 1789—1794 гг. во Франции. При этом он сразу отказывается от телеологической интерпретации процесса модернизации и подчеркивает, что процесс модернизации может происходить, не отливаясь в форму "современности" и не имея результатом становление "современного" общества. Кроме того, процесс модернизации не является ни единообразным, ни всеобщим, поскольку экономические и политические изменения, имевшие место в Англии и во Франции в конце XVIII в., поставили все остальные страны в положение сравнительной отсталости. Это деление мира, подчеркивает Р. Бен-дикс, на выдвинувшиеся вперед и следующие за ними общества составляет первый и базовый элемент в определении модернизации.
Фактически речь идет о разрыве с предшествующей интеллектуальной традицией, в рамках которой изменение всегда выступало как медленное, постепенное и свойственное одновременно всем
без исключения обществам, а модернизация рассматривалась как единообразный процесс, развивающийся таким образом, что, где бы он ни происходил, он всегда будет воспроизводить характерные черты модернизации других стран.
Второй, отличный от классической традиции момент, который специально подчеркивается Р. Бендиксом, состоит в отказе от рассмотрения национальных обществ как закрытых систем. Всякое общество характеризуется внутренней социальной структурой и внешними условиями своего существования. Внешние условия и их изменение не могут не оказывать влияние на внутреннюю структуру, которая, в свою очередь, может способствовать или препятствовать модернизации общества. Р. Бендикс подчеркивает, что любая модернизация характеризуется резким увеличением скорости и интенсивности процесса перехода идей и техники от передовых к следующим за ними обществам. Исторически очень немногие общества и в течение очень короткого периода времени оставались невосприимчивыми к внешним влияниям на свои социальные структуры. Это утверждение, касающееся фундаментальной связи между внутренней социальной структурой общества и внешними условиями существования в виде других, более продвинутых обществ, является фундаментальной методологической посылкой теории модернизации Р. Бендикса.
Третьим моментом, отличающим теории модернизации от подходов классической социологии, является указание на решающую и ведущую роль, которую играют правительства, политические элиты, государство обществ-последователей в процессе модернизации. Рассматривая в этой перспективе историю Европы XIX— XX вв., Р. Бендикс вслед за Дэвидом Ландерсом фиксирует, что для большинства правительств европейских государств модернизация с самого начала была "политическим императивом". Правительства могут иметь больший или меньший успех в осуществлении модернизации своих стран, в проведении в жизнь соответствующих императивов в зависимости от сопротивления и обратного влияния структурных компонентов их обществ, но это не ставит под сомнение ведущую роль политических структур в осуществлении процессов модернизации. Более того, чем более отсталым является общество-последователь, тем большую роль играют его правительство и его политические структуры в процессе модернизации.
Отставание общества-последователя всегда обусловлено отсутствием в его социальной структуре каких-то значимых элементов модернизма, имеющихся в передовых обществах. Там, где правительства и государства оказываются способными создать функциональные элементы или заместители для отсутствующих элементов, общество преуспевает в решении задачи преодоления своей отсталости. Наличие, таким образом, эффективного государства и пра-
вительства становится одним из условий модернизации и признаком самого модернизма.
Отметим, что такая позиция теорий модернизации фундаментальным образом отличает их от классических социологических подходов, в которых был распространен совсем другой взгляд на место и роль государства в системе социальных отношений. В рамках этих подходов, представленных сторонниками порой совершенно несовместимых политических взглядов, официальное государство и правительство, их действия выступают фактически как эпифеномен, как продукт сил, вырастающих из экономической или социальной структуры общества, а реальные детерминанты социального изменения находятся в другой сфере, например в экономике (К. Маркс), или просто уступают по своей силе и значимости, например традиции (Савиньи, Л. де Бональд).
По мнению Р. Бендикса, теория модернизации должна исходить из того, что правительство и государство составляют интегральную часть социальной структуры, а общество и государство следует рассматривать как взаимосвязанные, хотя и относительно автономные сферы деятельности и мышления.
Если правительства играют главную роль в процессе модернизации, то в таком случае государственная служба становится одним из главных лифтов социальной мобильности, экономического благосостояния и безопасности, основой социальной стратификации. В отсталых странах государственное управление представляет собой одно из главных экономических занятий. Правительственные должностные лица пользуются управленческим престижем (даже если их позиции скромны), а вследствие доступа к власти через правительственный офис имеют возможность влиять на принятие решений. В силу этого правительственные должности составляют главные пункты социальной борьбы. Такое значение правительственной службы связано с экономической отсталостью, слабым средним классом. Парадокс ситуации, как указывает Р. Бендикс, состоит в том, что это усугубляет отсталость, поскольку отвлекаются ресурсы, целью использования которых и является преодоление отсталости.
Четвертым моментом в теории модернизации Р. Бендикса является утверждение, касающееся особой стратегической роли образования и образованных людей, стремящихся использовать передовые идеи и технику в целях осуществления модернизации. Для отсталых стран, как пишет Р. Бендикс, типично вкладывать большие капиталы в образование, чтобы ликвидировать свое отставание, а для интеллигенции — развивать и принимать участие в поисках выхода своей страны из отсталости. Часть этих поисков всегда состоит в работе по сохранению отечественной культуры
с одновременными усилиями по ликвидации эволюционного разрыва с обществом-пионером. В этом смысле повторяющуюся черту обществ-последователей составляет разделение представителей культуры на "западников" и "нативистов".
Таким образом, деление мира на передовые и отстающие общества при существующей легкости коммуникации между ними в настоящее время выдвигает на передний план образование как средство модернизации, поскольку оно является более доступным для населения, нежели капитал, необходимый для развития современной техники.
Образование и современные средства коммуникации способствуют развитию культуры, а основные усилия представителей интеллигенции направлены на преодоление отсталости страны через примирение силы, проявленной обществом-пионером, с ценностями, заложенными в местной культурной традиции.
В то же время распространение образования в обществах-последователях всегда было неоднозначным процессом. Неоднозначность, сопровождавшая распространение образования, была сходна с неоднозначностью всеобщей воинской повинности. И образование, и воинская повинность были естественным результатом процесса демократизации и поэтому ставили новые политические проблемы — речь шла о народе, который научился читать и владеть оружием. В модернизирующемся обществе эти проблемы еще более акцентируются: народное образование поднимает технический уровень населения, увеличивает способность перенимать передовую технику, сокращает путь индустриализации, однако одновременно с этим развитие образования угрожает политической стабильности. Результатом может стать политика ограничения избирательных прав, введения цензуры, контроля над негосударственными ассоциациями.
Такие контрасты и противоречия роли образования стоят в одном ряду с другими противоречиями, оформляющимися в модернизирующихся обществах. Р. Бендикс фиксирует, что процесс модернизации обществ-последователей, их попытки ликвидировать собственное отставание очень часто порождают новые проблемы и новые препятствия, встающие на пути успешной модернизации. Эдвард Шилз, на которого ссылается Р. Бендикс, рассматривая эту проблему, указал на целую серию препятствий, которые охарактеризовал как "внутренние, структурные разрывы". Это разрыв между немногими очень богатыми и массой бедных; между образованными и необразованными; между городскими и сельскими жителями; между космополитами, националистами и нативистами; между современностью и традицией; между управляющими и управляемыми.
Добавим, что современные неофункционалисты, исследуя проблемы развития современных обществ, видят в таких структурных разрывах процесса усложнения и внутренней дифференциации обществ-последователей главные трудности процесса модернизации. Эти трудности трансформируют процесс модернизации, создавая "отклоняющиеся" варианты. Предлагаемые ими варианты следующие: "притупившаяся дифференциация", "неравномерная дифференциация" и различные "фундаменталистские регрессии".
"Притупившаяся дифференциация" характеризовала процесс дифференциации в бывших социалистических странах. С одной стороны, они представляли собой модерновые общества в том смысле, что в них существовала дифференциация различных функциональных подсистем общества. С другой стороны, процессы дифференциации останавливались тогда, когда возникала угроза господству коммунистических партий. Ни одна из частичных систем не приобретала действительной автономии.
"Неравномерная дифференциация" указывает на то обстоятельство, что в рамках одного и того же общества дифференцированное вычленение различных подсистем происходит неравномерно. В этом плане особо показательными являются модернизирующиеся традиционалистские общества. К примеру, в таких обществах наряду с четко выделившимся сегментом экономики, интегрированным в мировой рынок, существуют и традиционалистские сегменты экономики.
"Фундаменталистские регрессии" обозначают усилия, направленные на свертывание уже совершившейся функциональной дифференциации и модернизации. В последние десятилетия это наблюдается в некоторых исламских странах.
Таким образом, стартовавшая в конце XVIII в. модернизация представляет собой тип социального изменения, состоящий в экономическом и политическом продвижении вперед некоторого общества-лидера и в последующих изменениях в обществах-последователях, и при этом не является гарантированным процессом, а сам процесс модернизации не обязательно имеет результатом становление "модерности".
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Андерсон П. Переходы от античности к феодализму. М., 2007.
Андерсон П. Родословная абсолютистского государства. М., 2009.
Миллс Ч. Социологическое воображение. М., 1998.
Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. СПб., 2002.
Тили Ч. Принуждение, капитал и европейские государства: 1990—1992. М., 2009.
Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 2. М.; СПб., 2001.
Abrams P. Historical sociology. L., 1982.
Anderson P. Lineages of absolutist state. L., 1974.
Bendix R. Nation-Building and citizenship. Studies of our changing social order. N.Y, 1964.
Bendix R. The comparative analysis of historical change // Scholarship and Partisanship Essays on Max Weber. Berkeley, 1970.
Bendix R. Force, fate and freedom. On historical sociology. Berkeley, 1984.
Mann M. The sources of social power. Vol. I: A history of power from the beginning to a.d. 1760. Cambridge, 1986.
Mann M. The sources of social power. Vol. II: The rise of classes and nation-states, 1760—1914. Cambridge, 1993.
Moore B. Social origins of dictatorship and democracy. Lord and peasant in the making of modern world. Harmondsworth, 1969.
Moore B. Injustice. The social and cultural theory. L., 1978.
Moore B. Privacy. Studies in social and cultural theory. N.Y, 1984.
Skocpol Th. States and social revolutions. Cambridge, 1979.
Vision and method in historical sociology / Ed. by Th. Skocpol. Cambridge, 1984.
6 ВМУ, социология и политология, № 4
