Использование терминов близкородственных отношений в «Слове о полку Игореве» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕРМИНОВ БЛИЗКОРОДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ В «СЛОВЕ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»

А.А. Карпенко

Институт переподготовки и повышения квалификации МГУ им. М.В . Ломоносова Россия, 119991,

г. Москва, Ленинские горы, 1

e-mail: alnikar1953@mail .ru

Researcher ID: F-1250-2018

http://orcid. org/0000-0001-5905-2313

SPIN-код: 1459-5673

АВТОРСКОЕ РЕЗЮМЕ

В статье рассматривается использование терминов близкородственных отношений в «Слове о полку Игореве» и анализируются принципы их употребления .

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Слово о полку Игореве, Рюриковичи, генеалогия, русские князья, термины родства .

USE OF TERMS FOR KINSHIP RELATIONS IN THE TALE OF IGOR'S CAMPAIGN

Andrey Karpenko

Institute of Retraining and Professional development of Lomonosov Moscow State University (Volgodonsk, Russia) e-mail: alnikar1953@mail .ru

ABSTRACT

The article discusses kinship terms in the Tale of Igor's Campaign and analyzes principles of their use . KEYWORDS: Tale of Igor's Campaign, Rurikids, genealogy, Russian princes, terms for kinship relations .

Известная общая разработанность и изученность великого памятника древнерусской литературы «Слова о полку Игореве» (далее - «Слово») в то же время не должна подменять собой изучения отдельных его аспектов. В этом плане интересно более углубленное изучение данного памятника с точки зрения использования в нём терминов, обычно употребляемых для обозначения степеней или категорий близкородственных связей, таких как, дед и внук, сын и отец, и которые носят в «Слове» особый характер, заметно отличающийся от других литературных памятников того времени.

Ведь, например, известно, что термин «внуки» в «Слове о полку Игореве» часто употребляется в символическом метафорическом смысле («Даждьбожьи», «Велесов», «Стрибожьи», «Ярославли», «Всеславли» и т. д.), что было в целом не характерно для древнерусской литературы, где к тому же в первую очередь указывался отец и лишь потом дед. Если рассмотреть этот вопрос подробнее, то окажется, что согласно древнерусскому литературному этикету в характеристике прославляемого (или упоминаемого) лица, как правило, указывался его отец, много реже - дед, а более далёкие потомки упоминались и вовсе почти в исключительных случаях (Мельникова 2000: 144). Митрополит Илларион пишет: «Похвалим же и мы... нашего учителя и наставника вели-кааго кагана нашеа земли Володимера, вънука страаго Игоря, сына же славнааго Святослава». Иаков Мних так

же называет лишь отца Владимира - Святослава и деда - Игоря, а также его бабку - Ольгу (Илларион 1989: 178, 188; Златоструй 1990: 129-132, 135). Правда следует учитывать, что эти памятники, в отличие от «Слова о полку Игореве», носят религиозный характер. Илларион, в отличие от автора «Слова», упоминающего в поэме имена сразу 44-х действующих князей, удостоил упоминания всего лишь несколько лиц. В его тексте нельзя увидеть ни Рюрика, ни Вещего Олега, ни Ольгу, ни Аскольда, ни Дира, ни братьев Владимира Святого, ни братьев Ярослава Мудрого, ни даже сыновей последнего. Иаков Мних, следуя той же традиции, проигнорировал всех этих князей, исключая первую святую на Руси - Ольгу -мать всего рода.

Устав князя о десятинах, судах и людях церковных начинается словами: «В имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Се яз... Володимер, сын Святославль, оунук Иго-рев, блаженыя Ольгы...». В уставе Ярослава Мудрого о церковных судах запись: «А се аз, князь великыи Ярослав, сын Володимеров». В уставе новгородского князя Всеволода, данного им купеческой организации церкви Ивана на Опоках (1135-1136 гг.), перечень его предшественников: «Се аз, князь великыи Гавриил, нареченыи Всеволод, самодержець Мстиславець, вноук Володимеров.» (Щапов 1976: 14, 86, 153, 154, 160).

Летописный и иной материал за вторую половину XI-XIII вв. (зафиксированный в этих же временных рамках)

при упоминании старших в роду также соблюдает это правило. Несколько тому примеров из Лаврентьевской летописи приводит В.В. Фомин: В 1057 год - «преставился Вячеслав, сын Ярославль»; 1060 год - «преставился Игорь, сын Ярославль»; 1076 год - «преставился Вячеслав, сын Ярославль»; 1078 год - «убьен бысть Изяслав, сын Ярославль»; 1093 год - умер Всеволод, «сын Ярославль, внук Володимер»; 1125 год - умер Владимир Мономах, «сын благоверна отца Всеволода»; 1174 год

- убит Андрей Боголюбский, «сын великого князя Георгия, внук Мономаха Володимера»; 1201 год - упомянут Всеволод Юрьевич, «внук Володимерь Мономаха». В «Поучении» Владимира Мономаха первой строкой записано: «Аз худый дедом своим Ярославом, благословленным, славным, нареченный в крещении Василий, отцемь възлюленымь и матерью своею Мьномахы...». В Первоначальной редакции Жития Александра Невского его автора говорит: «Я, жалкий и многогрешный, недалёкий умом, осмеливаюсь описать житие Александра, сына Ярославова, внука Всеволода». Новгородская первая летопись старшего извода под 1180 годом сообщает о смерти Мстислава Храброго: «Переставился князь Мстислав Ростиславиць, внук Мьстиславль» (Фомин 2005: 317; ПСРЛ. 1: 158-159; 193, 195, 208, 232, 279, 348, 395; ПСРЛ. 3: 36; Повесть 1981: 427).

В летописях, так же, как и в церковной литературе, за исключением одного примера (с Всеволодом Большое Гнездо), не наблюдается ни одного случая, чтобы при представлении князя назывался, например, один лишь его дед, или говорили о том, чьим внуком является князь, но при этом не указывали отца. Причём дед вообще назывался только лишь у наиболее проявивших себя князей, и этими «дедами», как правило, являлись весьма крупные по меркам Руси величины, такие как Владимир Святой, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Мстислав Великий и т.д.

В «Слове о полку Игореве» мы наблюдаем совершенно иную картину. Дадим начало своему разбору с действующих лиц X-XI вв. Относительно этого периода отчество в «Слове» не даётся почти никому из князей, к которым обращается автор. Даются лишь прозвания того или иного князя, или его временное отношению к автору «Слова». Владимир в «Слове» назван «старым» (Слово 2002: 78, 271; 94, 461), также, как и Ярослав (Слово 2002: 77, 18), Мстислав - «храбрым» (Слово 2002: 77, 18), Роман

- «красным» (Слово 2002: 77, 21), Олег - «Гориславичем» (Слово 2002: 84, 178), Всеслав - просто «князь» (Слово 2002: 94, 446). Этот способ именования князей приводит к нескончаемым спорам. Например, кто есть в «Слове» «старый» Владимир - Владимир Святославич или Владимир Мономах? Какой именно Ярослав имеется в виду в данном конкретном случае? (Горский 2002: 154). Зная из «Слова» имя и дробную биографию Всеслава (Слово 2002: 92, 403 и т.д.), мы даже не узнаём об его отчестве

- «Брячиславич». Если бы не параллели «Слову» из «Повести временных лет» (далее - ПВЛ) мы бы сомневались даже в том, что удельный Полоцкий князь может занять столь видное место в крупнейшем русском средневековом литературном памятнике. Не назван по отчеству

1 Вторая цифра обозначает номер строки в Екатерининской копии.

и упомянутый в «Слове» «Ростислав» (Слово 2002: 97, 541,543) Всеволодович, младший брат Владимира Мономаха, утонувший в 1093 году в реке Стугне (правом притоке Днепра) во время бегства после поражения от половцев (Горский 2002: 164).

Единственное снисхождение сделано автором в отношении сыновей Святослава Ярославича (умер в 1076 году). Святославичами по разу названы его сыновья Роман (Слово 2002: 78, 21), Олег (Слово 2002: 83, 165). Автор «Слова» вроде бы явно отклоняется от своей линии, называя отчество Бориса «Вячиславлича» (Слово 2002: 83, 172). Но это представление ошибочно, с учётом того, что, Борис был единственным из всех князей, действовавших в событиях 1070-х гг., кто был сыном одного из младших Ярославичей - Вячеслава. Из всего ясно, что в представлении автора «Слова» именно Святослав Ярославич, а не Олег «Гориславич», и даже не Ярослав Мудрый, мыслился тем князем, от которого и следовало выводить свой княжеский род. Уже поэтому можно поставить под сомнение, набившее оскомину в литературе выражение «Ольговичи» в отношении лишь к Черниговским князьям. Ведь представители русского княжеского рода до XV века не называли себя Рюриковичами. Потомки Ярослава князя Муромского и Рязанского не звали себя Ярославичами. Потомки Владимира Мономаха - не звались Владимировичами, так же, как и Галицкие потомки Владимира Ярославича (умер в 1052 году). Исходя из отрицательного образа Олега «Гориславича» и положительного отношения к его отцу Святославу, вероятнее было бы видеть именно в Святославе символического прародителя Черниговских князей. Но, думается, что и этого, вероятно, на деле не было, потому что Черниговские князья не стремились к замкнутости своей ветви.

В отношении князей современников автора «Слова» применение отчества вроде бы уже несколько меняется. Всеволод, прозванный позднее Большое Гнездо, назван в «Слове» «Великый» (Слово 2002: 90, 340) без указания отчества. Вероятно, по этой причине и для отличия от него, отчество иногда указывается у Всеволода Святославича, многократно прозванного в «Слове» «Буй Туром» (Слово 2002: 79, 64 и т.д.). Поэтому эпитет «Великий» следует рассматривать не только как приставку, к княжескому титулу, но и одновременно как отличительную особенность главы северо-восточной Руси в сравнении с мелким удельным князем «Буй-Тур» Всеволодом. В этом плане интересно, что следующий Всеволод, то есть князь Полоцкой ветви в отличие от «Великого» и «Буй Тура» уже отличается эпитетом «другой» (Слово 2002: 92, 410-411). Причём в этом контексте он одновременно и «другой» Всеволод, и «другой» брат Изяслава. То есть, этот эпитет позволяет опустить его отчество. Это, во-первых, доказывает, что автор «Слова» старался лишний раз не упоминать отчеств, представляемых князей, а во-вторых, показывает, как тонко он чувствовал правильность выбора того или иного эпитета.

Один раз Рязанский князь, сын Глеба Ростиславича (умер в 1177 году) Владимир назван «сыном Глебовым» (Слово 2002: 90, 339). И он же вместе с братьями указан, как «сыны Глебовы» (Слово 2002: 90, 349). То есть, в дан-

ном случае эпитет «сыны» относятся действительно к сыновьям. Но это, скорее, исключение из правил, подчёркивавшее участия этих князей, чей отец ещё служил Черниговским князьям, в походах северо-восточного князя Всеволода.

Уже далее идут обращения «буй Рюриче и Давыде» (Слово 2002: 90, 350), «Галичкы Осмомысле Ярославле» (Слово 2002: 90, 359), «буй Роман и Мстислав» (Слово 2002: 91, 373), где прозвища абсолютно изгоняют отчества. Причём удивительное совпадение: отчества отсутствуют именно у тех князей, к которым Киевский князь Святослав трижды обращается с призывом вступиться за Игоря «Святославлича» (Слово 2002: 90, 358; 91, 372; 92, 397). То есть, тем самым показывается образность самого употребления термина «Святославич» в тексте «Слова», то есть, показывается образ Игоря - символического крёстного сына Святослава Киевского.

Далее, в «Слове» употребляется интересный эпитет «Ингварь и Всеволод, и вси три Мстиславличи» (Слово 2002: 92, 390). Ингварь и Всеволод - братья Мстислава Ярославича Пересопницкого. Относительно трёх Мстиславичей существует множество предположений, ни одно из которых не может удовлетворить до конца. Д.С. Лихачёв считал, что это сыновья Мстислава Изясла-вича (умер в 1170 году) (Лихачёв 1950а: 447). Б.А. Рыбаков видел в Мстиславичах - сыновей Мстислава Ростис-лавича Храброго (умершего в 1180 году брата Рюрика и Давыда) - Владимира, Мстислава и Давыда (Рыбаков 1972: 485-489). Эти версии не могут быть признаны удовлетворяющими главному условию: они не объясняют, каким образом эти Мстиславичи связаны со стоящими перед ними Ингварем и Всеволодом Ярославичами. Дело в том, что Ингварь и Всеволод Ярославичи стоят почему-то отдельно от брата Мстислава, который упоминается ранее: «А ты, буй Романе, и Мстиславле» (Слово 2002: 91, 372). Роман здесь - это Роман Мстиславич, князь Владимиро-Волынский (в 1170-1205 гг.), позже (в 1199-1205 гг.) также Галицкий. Под Мстиславом имеется в виду, скорее всего, его двоюродный брат, Пере-сопницкий князь Мстислав Ярославич «Немой». Галиц-ко-Волынская летопись свидетельствует о его дружбе с Романом (Горский 2002: 149). Единственным выходом, почему Ингварь и Всеволод поставлены рядом с Мстис-лавичами, видится в том, чтобы «Мстиславичахи» - это их племянники, то есть, сыновья Мстислава Пересопницкого. Но этот выход исключён, поскольку на момент написания «Слова» эти князья самостоятельного политического значения не имели. Поэтому здесь должен быть найден другой выход.

Очевидно, Мстислав Пересопницкий дружившийся с Романом Мстиславичем в случае выступления в Степь, должен был идти именно с ним. Потому и призыв к ним отдельный. Но окончательно отделять Ингваря и Всеволода от Мстислава автор «Слова», возвеличивавший братство, не захотел. Поэтому, после перечисления отдельно, сначала Мстислава, а потом и его братьев, он образно всех трёх объединяет эпитетом «все три Мстиславича». Очевидно, Мстислав, сильнейший из трёх братьев символически предоставлял своё имя для «отцовства», несмотря на братство. Во-вторых, тот факт, что все трое здесь зовутся Мстиславичами, по-

зволяет отличить Всеволода от трёх других Всеволодов «Слова».

Далее встречается ещё одна интересная комбинация, когда реальное отцовство перемежается с символическим «дедовством». Сначала говорится о том, что «Изяславъ, сынъ Васильковь» (Слово 2002: 92, 402). И действительно, Изяслав Василькович, один из представителей Полоцкой княжеской ветви, брат жены Святослава Киевского Марии. Отчество здесь названо по той причине, что князья Васильковичи были даже по удельным меркам князьями весьма мелкими. Ни Всеволод, ни Изяслав в летописях даже не упоминаются (Сумаруков 1997: 21). Но вслед за представлением далее идёт ещё более интересное словосочетание: «притрепа славу деду своему Всеславу» (Слово 2002: 92, 403). Вся штука в том, что Васильковичи были не внуками, и даже не правнуками, а праправнуками Всеслава Полоцкого. То есть, автор «Слова» рискнул упомянуть через строку реальное отцовство и символическое «дедовство», естественно, и мыслью даже не дав усомниться современникам в том, что он под этим имел в виду.

Старший сын главного героя похода назван по отчеству «Владимиру Игоревичь!» (Слово 2002: 99, 581) только в самом конце поэмы.

Но целая серия современников автора «Слова» зафиксированы в поэме только по именам и по более обыденным причинам. Это женские имена-отчества «Ярославна» (Слово 2002: 95, 467,473,482) и «красныя Глебовны» (Слово 2002: 83, 160), очевидно, по отцу, подобно летописным Малуше (от Малько) - матери Владимира или Рогнеде (от Рогволода) - его жене. Вероятно, существовала древняя традиция названия по отцу. Иначе трудно объяснить, почему автор «Слова» не употребил попутно женских личных имён Ярославны и Глебовны. Это опровергает версию о том, что летописец якобы отчеством компенсировал своё незнание личных имён женских персонажей летописей. Ведь не принадлежащие к русским князьям лица так и остаются без отчеств - «Овлуръ» (Слово 2002: 96, 505), половчанин помогший Игорю бежать из плена, его главные враги Гзакъ и Кон-чак (Слово 2002: 98, 547 т.д.), песнотворец XI в. Боянъ, и XII в. - Ходына (Слово 2002: 98, 565).

Но зато «отчество» даётся реке Днепру: «О Днепре Словутицю!» (Слово 2002: 95, 483), а «внучество» природным стихиям, например, ветрам: «Се ветри, Стри-божи внуци» (Слово 2002: 82, 138), тому же Бояну: «Чи ли въспети было, вещей Бояне, Велесовъ внуче...» (Слово 2002: 79, 58) и т.п.

Отдельно стоит рассмотреть образ Трояна, дважды возводимого по деду к Даждьбогу - богу солнца: «. Погыбашеть жизнь Даждьбожа внука (Трояна)» (Слово 2002: 84, 180); «Въстала Обида въ силахъ Дажьбожа внука, вступилъ девою на землю Трояню» (Слово 2002: 85, 213, 214). Игорь, в свою очередь, один раз возводится не к реальным отцу и деду, а к Трояну: «...Игореви, того (Трояни) (Ольга) внуку» (Слово 2002: 79, 55) и т.д. Как заметил П. Ткаченко, языческие боги в прямом упоминании в «Слове о полку Игореве» не называются. Через богов называются их внуки. Единственный раз имя языческого божества названо без слова «внуци», вроде бы прямо, это Хръс, как полагают, Хорс - языческий

бог солнца. Всякий раз имя языческих божеств сопровождается словом «внуци»: Велесов внуце, Дажьбожа внука, Стрибожи внуци. До сих пор нет убедительного объяснения, почему тех или иных героев автор называет именно внуками этих языческих богов, что означало это в представлении автора и современников. Если они внуки их, то чьи же они дети? (Ткаченко 2000: 42-43).

Начнём рассмотрение столь сложного вопроса с третьего упоминания Трояна, когда в тексте «Слова» говорится о его земле: «Уже бо, братие, невеселая година въстала, Уже пустыни силу прикрыла; въстала Обида въ силахъ Дажьбожа внука, вступилъ девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крилы на синемь моръ...» (Слово 2002: 85, 211-215). Многие авторы отождествляли «землю Трояню» с Русской землёй (Лихачёв 1950б: 23).

А.Г. Кузьмин был прав, когда утверждал, что представление о земле Трояна, как о Руси, всё время усиливается дальнейшим текстом, и находит интересную параллель. Сокол - Игорь, «птиц бья», залетел к морю. Но храбрый полк погиб, в результате чего Карна и Жля помчались по Русской земле, «смагу людем мючючи в пламяни розе» (неся пожарища в пылающем роге). По следам Обиды на Русскую землю устремился поток огня и разрушений. Отождествление «земли Трояня» с Русской землёй логично вытекает из факта выделения эпохи Трояна, как раннего периода русской истории (Кузьмин 2003: 201). В этом А.Г. Кузьмин прав. Действительно, в понятие «земля Трояня» входит вся Русь, в том числе и Русская земля, как её составная часть, другой вопрос: одна ли она? Многих исследователей интересовал вопрос: почему автор «Слова» даёт предпочтение термину «Русская земля» термину «Русь». Если он жил при дворе Святослава Киевского и мечтал о возрождении былого единства Руси, для него не было зазорным отождествить с Киевской (Русской) землёй всю Русь, включая и некиевские левобережные земли. Примеров тому множество. В начале «Слова» Игорь: «Наведе своя храбрыя полкы На землю Половецькую За землю Русь-кую» (Слово 2002: 78, 31-34). Затем, покидая Русь оклик: «О Русская земле! Уже за шеломянемъ еси!» (Слово 2002: 80, 100; 82, 137). Затем ближе к концу Русская земля упоминается бесконечно часто: «(Чёрная земля, политая кровью) Тугою взыдоша по Русской земли» (Слово 2002: 84, 198); «Сваты попоиша, а сами полегоша За землю Русскую» (Слово 2002: 85, 207-208); «А погани съ всех странъ Прихождаху съ победами на землю Рускую» (Слово 2002: 85, 223-224); «За ним кликну Карна, И Жля поскочи по Рускои земли» (Слово 2002: 86, 227-228); «Тоска разли-яся по Русской земли, Печаль жирна утече среде земли Рускыи» (Слово 2002: 86, 238-239); «А погани сами, Победами нарищуще на Русскую землю» (Слово 2002: 86, 342-243). «Ты, буй Рюриче и Давыде! (...). Вступита, господина. Зане землю Рускую, За раны Игоревы, Буего Святъславлича» (Слово 2002: 90, 350,354,356-458).

По схожему алгоритму призыв к защите к «Галичке Осмомысле Ярославе!», «Романе, и Мстиславе!» (обрыв в «Слове» на (Слово 2002: 91, 387), «Ингварь и Все-володъ, и вси три Мстиславличи» и т.д. (Слово 2002: 90, 370-372; 92, 395-397). И лишь всего один раз Полоцкая земля разводится с Киевской, а сама последняя рассма-

тривается в узком смысле границ Киевского княжества: «Вы бо своими крамолами Начасте наводити поганыя На землю Русскую, На жизнь Всеславлю» (Слово 2002: 93, 421-423).

И далее никакого разделения вновь нет: «О, стона-ти Русской земли, Помянувшее первую годину и первых князеи!» (Интересно, что рассказы, упоминавшие о «первых князьях» были позднее популярны именно в Новгороде Северском) (Слово 2002: 92, 459-460). «(Тяжко) Русской земли - безъ Игоря. Солнце светится на небесе - Игорь князь въ Русской земли!» (Слово 2002: 9899, 570-572).

Когда говорится о противостоянии Руси и половцев употребляется эпитет «Русская земля». Единственный раз, когда идёт противопоставление «Русской земли» и иной части Руси это когда говорится о противостоянии Полочан литовцам. Здесь то и говорится о «жизни Всеславля», то есть, Полоцкой земле. Эпитет «земля Трояня» объединяет всю Русь, то есть, «Русскую землю» и выделившуюся из неё, очевидно, не как территориальную единицу, а скорее, как родовую, управляющуюся потомками Всеслава, а не Ярославичей, Полоцкую землю. Из этого можно сделать вывод, что если «земля Трояня» названа так в честь Трояна, то жить должен был этот князь до образования Полоцкого княжества, то есть, не позднее 970-х гг.

А.Г. Кузьмин считал, что если «русичи» - это «внуки» Дажьбога, то их земля - это земля Трояна. Но другое отрывок «Слова» говорит против отождествления с внуками Дажьбога, всех русичей, поскольку термин «Даждьбожа внук» опять упомянут в единственном числе: «Тогда при Олзе Гориславичи, Сеяшется и растяшеть усобицами, Погыбашеть жизнь Даждьбожа внука» (Слово 2002: 84, 178-180).

Две фразы «Дажьбожа внука» рождают не менее занятный вопрос: кто именно, если не весь народ, имеется в виду под этим Даждьбожьим внуком? Может быть сам Олег Святославич, названный лишь единственный раз и в этом месте «Гориславичем», сеятель и зачинатель княжеских усобиц? Интересно, что сам себя автор «Слова», в отличие от Бояна, «Велесовым внуком» не считает, хотя при признании некоторыми современными исследователями Велеса божеством песнотворцев, а автора «Слова» язычником,это выглядит странно.

По нашему мнению, в первом случае идёт смысловое наложение «Дажьбожа внука» и «земли Трояня», а во втором, наоборот, противопоставление Олега Го-риславича с «внуком Дажьбога». Таким образом, очевидно, Троян - это родоначальник династии русских князей, он же созидатель Руси и, таким образом, «внук» Дажьбога. А уже через Трояна, возможно, хотя и косвенно, в ранг «внуков» этого божества можно возвести, как это делают историки, и других представителей княжеского рода (по крайней мере, положительную его часть) и весь народ.

А.А. Горский считает, что наиболее вероятным представляется мнение, о том что «Дажьбожьим внуком» назван весь княжеский род Рюриковичей (Соколова 1995: 81). Но тогда становится непонятным единственное число слова «внук» и отсутствие пояснения о том, что это именно род, уже не говоря о том, что это был за «род».

Ведь автор «Слова» в своих отступлениях не уходит глубже Ярослава и Всеслава, и уже их потомков разделяет на «Ярославичей и Всеславичей». Действительно, в другом месте «Слова» «жизнью» именуют княжеские владения, говоря «жизнь Всеславлю» (то есть Полоцкое княжество - отчину потомков Всеслава Брячисла-вича (Слово 2002: 93, 420-423). Об этом значении слова «жизнь» говорится в словаре древнерусского языка (Словарь 1990: 261). В обоих случаях употребления выражения «Дажьбожий внук» речь идёт о междоусобных распрях на Руси в целом; в комментируемом фрагменте («погыбашеть жизнь Даждьбога внука» (Слово 2002: 84, 180): ниже прямо упоминается «Русская земля»: «Тогда по Русской земли ретко ратаеве кикахуть...» (Слово 2002: 84, 182)). Поэтому А.А. Горский и увидел во фрезе, «жизнь Даждьбожа внука» - «другое наименование «Русской земли», поэтическое определение её как «владения русских князей» (Горский 2002: 130-131). Хотя и в подобной, близкой к действительности интерпретации, персонификации избежать всё же невозможно. Если Полоцкая земля - это «жизнь» конкретного князя Всеслава Полоцкого, а «жизнь» внука Дажьбога - это Русская земля, то естественным оказывается вопрос: кто из князей подобных Всеславу, но соотносимых со всей Русью имеется в виду под внуком Дажьбога?

Ответ на вопрос кто именно и почему в образе Тро-яна назван внуком Дажьбога, находится в летописи в тексте её Ипатьевского списка под 1114 годом. В ней, в частности, рассказывая о чудесных событиях того периода, летописец проиллюстрировал их рассказом из популярной на Руси византийской средневековой хроники Иоанна Малалы: «Сего ради прозваша и Сва-рогомъ и ближаша и егуптяне. И по сем царствова сынъ его, именем Солнце, его же наричуть Даждьбог... От не-леже начаша человеци дань давати царямъ» (ПСРЛ. 2: 278-279).

То есть, Даждьбог в славянской мифологии являлся покровителем царской власти. Его потомком мог считаться только первый киевский монарх, от которого и ведётся счёт княжений в ПВЛ. А этим монархом являлся, судя по росписи князей под 852 годом, Вещий Олег.

Именно по той причине, что родоначальником русской княжеской династии в представлении автора «Слова» был антипод и к тому же и тёзка Олега «Гори-славича» - «вещий» Олег, потому-то и внук Даждьбога во втором месте текста по имени не назван. Исследователей долгое время интересовал вопрос: почему Олег Тмутараканский называется в «Слова» «Гориславичем»? Да, действительно, Олег Тмутараканский, трижды приводил «поганых» на Русь. Но подобное, впрочем, делали и многие, правда, не носившие такого эпитета его современники - князья. Вероятно, «Гориславичем» Олег «Тмутараканский» назван здесь лишь образно - для сопоставления со своим знаменитым победоносным Вещим тёзкой.

Мало того, в свете данного текста становится понятной аллегория «вреже Всеславъ жребий о девицю себе любу» во время захвата Всеславом Полоцким Киева. Ведь Сварог, согласно ПВЛ: «законъ оустави женамъ за единъ мужь посагати и ходите говеющи, а иже пре-любы деющи, казнити повелеваше. Сего ради прозваша

и бог Сварогъ. Преже бо сего жены блоудяху акы скотъ блудящее. Аще родяшеть детищь, которыи и любъ бы-ваше, дашеть: «Се твоё дитя». Он же створяше празнен-ство приимаше. Феость (то есть, Сварог) же сь сей закон рассыпа и всътави единому мюжю имети и жене за один моужь посагати; аще ли кто переступить да ввергнуть и в пещь огнену. Сего ради прозваша и Сварогом и бла-жиша и егуптяне». И, далее: «...Дажьбог, бе мужъ си-ленъ; слышавшее не от кого жену некую от егуптянинъ богату и всажену соущю. И некоему, всхотевшю блудити с нею, искаше ея яти ю хотя. И, не хотя отца своего закона расыпати, Сварожа, поемъ со собою моужь неколко своихъ, разумевъ годину, егда прелюбы деть, нощью припаде на дню, не оудоси мужа с нею, а ону обреете лежащю съ инемъ, с нимъ же хотяше. Емъ же ю и мучи и пусти ю водити по земли в корзине, а того любодеица всекну. И бысть чисто житье по всеи земли Егупетьскои, и хвалиша начаша» (ПСРЛ. 2: 278-279).

Таким образом, фразу «Слова» можно понять следующим образом. Олег (Троян) является «внуком», то есть наследником Даждьбога, а тот в свою очередь сыном Сварога. В 882 году Олег установил порядок престолонаследия, который действовал вплоть до 1067-1068 гг. В период с 882 по 1067-1068 гг. власть на Руси делилась между сыновьями Киевского князя - между сыновьями Святослава, затем, сыновьями Владимира Святого, Ярослава Мудрого и т.д. Но 1067-1068 гг. Полоцкий князь Всеслав полностью попрал эту традицию. А поскольку Даждьбог, судя по вышесказанному рассказу, был поборником целомудрия, то политический захват Киева был приравнен автором «Слова» к прелюбодеянию в семейной жизни, то есть, нарушению запрета, действующего у потомков Трояна. Автор «Слова» в другом месте сожалеет, что «девою на землю Трояню» (Слово 2002: 85, 213-214) может выступать в его время не порядок, а только лишь Обида.

В этом плане показателен и тот факт, что именно солнцу - Хорсу, то есть иранскому аналогу того же Даждьбога, противопоставлен в «Слове» Всеслав Полоцкий. В «Ригведе» древних индийцев и у древних персов солнце представлялось в образе быстрого коня. Если учесть принять ко вниманию этот факт, то ещё более понятным становится выражение «Слова о полку Игореве», где Всеслав, обернувшись волком, пересекает путь солнцу (то есть, солнечному коню) и пребывает ещё ночью, то есть, опережает солнце. Захватом власти в Киеве Всеслав Полоцкий в 1067 году символически завершает период веков Трояна - «Дажьбожа внука», то есть, внука того же Хорса, которому Всеслав «перы-скаше путь», начав тем самым пору усобиц.

Очень важной является ответ на следующий вопрос: почему эпитет Троян кодирует собой в «Слове» имя Вещего Олега, и почему имя этого князя заменяется эпитетом Троян в одном из пассажей о времени Олега Гориславича? Не потому ли, что его так же, как и его вещего тёску, зовут Олегом? Резко отрицательная характеристика Олега «Гориславича» говорит о том, что вряд ли автор «Слова» считал Новгород-Северского князя Игоря его духовным потомком.

Сложность этого вопроса понятна, но она облегчается тем фактом, что именно Олег «Гориславич» впер-

вые в тексте «Слова» упомянут как «тот Олег» («той бо Олегъ» (Слово 2002: 83, 166). Как уже упоминалось, поскольку при упоминании Всеволода Васильковича есть уточнение «Не было. другаго - Всеволода» (Слово 2002: 92, 410-411), следовательно, в «Слове должен быть и второй Олег, отличный от «того» Олега (Святославича, или Гориславича). Спрашивается, где же тогда другой Олег, то есть «этот»? И он действительно есть, чуть выше, на 162 странице. В одном из отрывков «Слова» сначала говорится «сечи (или вечи) Трояни» (Слово 2002: 83, 162), затем «лета Ярославля», после чего: «были полци Олговы, Олга Святъславича, Той бо Олегъ...» (Слово 2002: 83, 164-165) и т.д. Очевидно, мы должны увидеть рядом в тексте не того, а «этого» Олега. Самым вероятным предположением является то, что «этого» Олега следует видеть именно в Трояне (Слово 2002: 83, 162). И это подтверждается эпитетом «того Ольга» в первом упоминании о Трояне в «Слове», связанном с обращением к Бояну: «О, Бояне, соловию старого времени! Абы ты сиа полкы ущекоталъ, скача, славию, по мыслену древу, летая умом подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы. Пети было песне Игореви, того (Ольга) внуку: «Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая - Галицы стады бежать къ Дону Великому» (Слово 2002: 79, 49-57).

Оба переписчика «Слова», переписчик для императрицы Екатеринины II Великой, так же, как и первые издатели этого памятника, поставили в скобки слово «Ольга» (Горский 2002: 79, 118). Позже Н.М. Карамзин писал, что «Ольга» - это, вероятно, глосса вставленная издателями (Полевой 1839: 20). Но большинство позднейших исследователей, так же, как и мы, потеряли возможность работать с оригиналом рукописи и убедиться в том, что «Ольга» - это глосса, или же опровергнуть это утверждение, уже не могли.

И действительно, трудно ответить на вопрос: какой смысл редакторам вписывать чуждое тексту слово в оригинал рукописи? Если в тексте слова «Ольга» не было, то почему два независимых друг от друга редактора вписали его? Сделали это они оригинально, - именно на древнерусском языке автора «Слова», а не на современном им (например, «Олега»). Далее, это слово взяли почему-то в скобки, а не написали, например, сверху, как это делали многие другие редакторы, или те же летописцы. Но мотивировка самой необходимости этого пояснения совершенно упускалась дальнейшими исследователями «Слова». Ведь оно со стороны редакторов выглядит совершенно лишним, поскольку уже присутствует в первых словах произведения: «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова».

Если же убрать слово «Ольга», то получится несуразица и даже четырёхсмыслие:

1. внук - Игорь, дед - Олег Святославич;

2. внук - Игорь, дед Троян;

3. внук - Боян, дед - Велес;

4. внук - автор «Слова», дед - Боян.

А. А. Горский, считает третий вариант наиболее вероятным, поскольку ниже Боян назван «Велесовъ внуче» (Горский 2002: 118). При этом указание на «того» («того Ольга внуку») выглядит для данного произведении совершенно чуждым, поскольку везде как дотоле, так

и после этого фрагмента, при указании на внучество, последнее даётся сразу в тексте, а не спустя несколько строк. Хотя слово «Ольга» присутствует в обеих копиях, оба переписчика оригинала указали его в скобках. Поэтому решаться вопрос о его наличии в оригинале должен решаться с учётом смысловой нагрузки текста, а она указывает на его присутствие а, по сути, на отождествление какого-то «Ольга» и «Трояна».

Разногласия в этом тексте вызывают фразы «рища в тропу Трояню» и «Пети было песне Игореве, того Ольга внуку». А.Г. Кузьмин уловил, что качествами провидцев и волшебников, по «Слову», обладали и, несомненно, реальные лица: Боян и Всеслав Полоцкий. Среди других персонажей русских летописей и фольклора выделяется только один персонаж. Между тем, внутренняя связь всей строфы основывается именно на этом сопоставлении. Автор пытается представить, как бы Боян, прославлявший Трояна, воспел Игоря. Выбор же именно Трояна для сопоставления объясняет другая загадочная фраза: «Игореви, того внуку».

По смыслу строфы «того внуку» относится именно к Трояну. Слово «внук» в поэме постоянно упоминается в значении «потомок». Автор «Слова», следовательно, считал Северского князя потомком Трояна - Олега. Отсюда и сожаление, что и сам Боян не может соединить немеркнущую славу походов Трояна со славой его отважного потомка (Кузьмин 2003: 200).

Сходный смысл содержит и второе упоминание Трояна: «Были вечи (или «сечи», как считал Н.М. Карамзин) Трояни, минула лета Ярославля, были полцы Олговы» (Слово 2002: 83, 162-164).

Обычно это место «Слова», исходя из того, что Троян - языческий бог, расшифровывают как: «три эпохи в жизни Руси: языческую, время расцвета её при Ярославе Мудром и период феодальных распрей, начавшихся крамолами Олега и приведших страну к раздроблению на отдельные княжества. Об этом автор пишет так: «Были века Трояна (языческого бога), минули года Ярославля, были походы Олега, Олега Святославича».

Если в данном месте имеются в виде «вечи», - то есть славянские собрания, то единственным ранним Киевским князем, при котором ещё мог какое-то время сохраняться вечевой строй в самом Киеве мог быть только Вещий Олег. Подходящим по смыслу выражением «вечам Трояна» в данном случае может служить следующее выражение договора Олега: «князья подъ Ольгом сущее» - «отъ сущихъ подъ рукою наших князь светлыхъ» (ПСРЛ. 1: 33-34). Князья сущие под рукою означают прежних, покорившихся Олегу династов. Олег являлся главой этих покорённых правителей, плативших дань, но, в сущности, во многом ещё свободных династов. При Игоре уже нет тех светлых князей, сущих под рукою Олега, покорённых, но самовластцев в своих княжествах, независимых данников князя. Игоревы послы договариваются «от всякоя княжья. и бояре его», обращение идёт «к людемъ его» (ПСРЛ. 1: 47). Нигде Вещий Олег не говорит от одного своего имени; в статьях Игорева договора речь идёт только о князе.

Если же в данном случае всё-таки имелись в виду сечи, то и они могут быть легко соотнесены с деятельностью Вещего Олега. «Сечи Трояни» - означает битвы

против кочевников, то есть, хазар, начавшиеся при Тро-яне - Вещем Олеге и продолженные его потомками. Причём предполагается, что Ярослав («лета Ярославля») почти на три десятилетия эти битвы приостановил своей победой над печенегами в 1036 году, но с новой силой они были возобновлены его детьми и внуками, главным образом Олегом «Гориславичем», поднявшим статус половцев до международного уровня.

Но данные интерпретации, несмотря на всю свою убедительность, не могут подтвердиться внутренними материалами «Слова», поскольку мы с точностью не можем сказать, знал ли автор о войнах Трояна и его потомков против хазар или печенегов. Ведь он даже не соизволил упомянуть о прославляемой летописями славной победе Ярослава над печенегами в 1036 году.

Поэтому, вероятно, следует принять конъектуру Ю.М. Золотова «века», выражающую в данном случае явно не «вечи» и не «сечи» (Золотов 1970: 262). В этом случае получатся «века Трояни», но не века язычества, посвящённые «языческому богу луны Трояну», а века относительно стабильного правления в Киеве Вещего Олега и его потомков. Эти «века» стабильности, как увидим далее, прервал своей неугомонной деятельностью Всеслав Полоцкий.

«Годы Ярославли» (1068-1079 гг.), то есть, относительно спокойные годы правления сыновей Ярослава Мудрого, изгнавших Всеслава из Киева. Но и это спокойствие прервал племянник Ярославичей Олег. Олег Гори-славич при этом стал виновником гибели действующего Киевского князя Изяслава Святославича. Это событие, незаслуженно пониженное в статусе, было для Руси из ряда вон выходящим. Впервые за всю историю Руси по вине не братьев, а своих младших родственников, погиб человек, 23 года до того управлявший Киевским столом. Примеры с Ярополком Святославичем (умер в 978 или 980 году) или Святополком Владимировичем (умер в 1019 году) не могут быть приведены здесь в сопоставление. Данные князья, судя по сообщениям ПВЛ, сами принялись истреблять всех подряд претендентов на Киевский стол, но были убиты уже следовавшими за собою по старшинству претендентами.

Своей фразой автор «Слова» как бы даёт свою периодизацию истории Руси. Противопоставление всех трёх эпох идёт как бы в русле контрастов между ними. Он действительно, как думал и А.Г. Кузьмин, «даёт три эпохи русской истории», причём сопоставление Трояна с Ярославом и Олегом Святославичем предполагает преемственность, но не одну линию исторического развития. Поэтому-то и делались попытки обнаружить под именем Трояна известного по источникам русского князя (Логинов 1892: 107; 1911: 77-78).

Последнее, то есть, четвёртое, упоминание Трояна в «Слове» - это «седьмой век». Согласно «Слову», «На седмомъ веце 3ояни Връже Всеславъ жребий О девицю себе любу.» (Слово 2002: 93, 425-429).

Предложено много объяснений фразы «на седмомъ веце», но большая часть из них не устраняет тех или иных недоразумений. Попытка понять фразу, исходя из простого расчёта «века» - сто лет, не может быть принята, так как отождествление древнего «века» со столетием произошло не ранее ХVI в. (Кузьмин 2003: 201).

Д.С. Лихачёв расшифровал «седьмой век» как «последний» век язычества, указывая на мистическое значение числа «семь» в древности (Лихачёв 1950б: 23). Так же считал А. Болодур и некоторые другие авторы (Болдур 1958: 34; Головенченко 1963: 321). Однако, такое толкование не может удовлетворить. Всеслав овладел Киевом уже после «лет» Ярослава, и, следовательно, даже при интерпретации «веков Трояна», как веков язычества, «седьмой век»» непосредственно с язычеством не связан. Остроумное решение предложил Ю.М. Золотов. Он представил «седьмой век» как седьмой месяц лунного года, исходя из убеждения, что Троян - это бог луны (Золотов 1970: 262). Действительно, Всеслав захватил Киев на седьмом месяце мартовского года. Но автор «Слова» рассматривает «века» Трояна как прошлое, а седьмой «век» - как современный Всеславу, то есть последний. Тогда не совсем понятно, каким образом и Всеслав завершил эти «века», и почему его деятельность в глазах автора «Слова» имела столь большую силу.

Оригинальное решение вопроса предложил А.Г. Кузьмин. Он писал о том, что всякий поэт, желая быть понятным, должен употреблять такие образы, которые понятны и доступны его современникам. Потому автор «Слова», упоминая о Трояне, говорил о том, что многим слушателям было известно и понятно. Это соображение относится и «к седьмому веку». Поэтому следует попытаться понять, что это выражение могло буквально означать в Х!-ХИ вв.

Отличительная черта всех народных измерений - их естественность. Подобно тому, как меры длины ориентированы на части человеческого тела (стопа, пядь, локоть и др.), так же и меры времени часто устанавливались относительно жизни самого человека, а потому счёт времени вёлся практически только поколениями. Буквальное значение слова «век» в древности - это срок жизни предмета, явления, человека. Поэтом слово «век» было наиболее употребительно для обозначения жизни одного поколения. Следовательно, буквально фраза «на седьмом веце» означает «седьмое поколение», идущее вглубь от Трояна. Числительное «седьмой» в данном случае могло привлечь внимание автора и потому, что у многих родство фиксировалось до седьмого колена. Для событий второй половины XI века на Руси, такое приурочивание могло иметь и определённый назидательный смысл: начались усобицы между «внуками» Трояна.

Таким образом, Всеслав и один из зачинателей усобиц Олег «Гориславич» отнесены в «Слове» к седьмому поколению, идущему от Трояна. Отступая к истокам родословной, получим следующий ряд: 7. Всеслав, 6. Брячислав, 5. Изяслав, 4. Владимир, 3. Святослав, 2. Игорь, 1. Троян.

Троян здесь, следовательно, мыслится в качестве предшественника - Игоря. Если действие было на седьмом «веце», то есть поколении от Трояна, то, следовательно, отец Игоря это Троян, а не Рюрик.

Поэт, очевидно, имел аудиторию, которой так же, как и ему были известны сообщаемые им факты. Эта аудитория из древнейших песен знала о «времени Бу-сове», о борьбе с готами и других подобных сюжетах. В дальнейшем периферийное положение Чернигова, относительно главных центров летописания, то есть, Киева и Великого Новгорода, предопределило, в конечном счете, и неудачу этой версии. Но исторические песни могли дожить и до Х1-Х11 вв. (Кузьмин 2003: 202-203).

А.Г. Кузьмин, таким образом, включил Трояна в систему координат 1Х-Х вв., и тем самым значительно сузил круг поиска летописного аналога Трояна. Но, тем не менее, в данном случае он не попытался вникнуть в суть отдельных мелких, но, тем не менее, важных деталей, что не позволило другим историкам принять его версию. Ведь выражение «на седьмом веце» было применено автором «Слова» только к Всеславу Полоцкому лично, но не к Олегу «Гориславичу», активно вступившему в борьбу за Киевский и Черниговские столы лишь с конца 1070-х гг. Противниками Всеслава были братья Ярославичи. Здесь то и получается основная нестыковка, поскольку Ярославичи были потомками отца Игоря Старого не в седьмом, а ещё в шестом поколении (Ярос-лавичи - Ярослав - Владимир - Святослав - Игорь). Следуя такой логике, Игорь Старый должен был бы быть уже не сыном, а внуком Трояна.

Если же мы оставим без объяснения вопрос, почему автор «Слова» обособил фразу «седьмой век», применив её именно к Всеславу, то тогда придётся признать, что Всеслав и его потомки Всеславичи, в отличие от Ярославичей, каким-то образом обособили свой род. Троян, исходя из этой логики, уже никоим образом не должен был быть связан с Ярославичами (поскольку опережал на поколение их родоначальника - Игоря Старого). Всеслав, следовательно, должен был бы мыслиться князем, имеющим иное генеалогическое древо, отличное от древа Ярославичей. И, следовательно, Троян должен быть отнесён к одному из предков не Игоря Старого, а Рогволода Полоцкого. Всему перечисленному есть масса противоречий:

«Земля Трояня» собирательный эпитет всей Руси, включающей как Киевскую землю, (часть «Русской земли» «Слова») так и Полоцкую («достояние Всеславля» «Слова»), и, вероятно, даже, и, Новгородскую. Призыв автора «Слова» имеет широкий смысл: речь идёт о наведении русскими князьями «поганых» «на землю Русскую на жизнь Всеславлю», то есть, половцев - на Русь и Литвы - на Полоцкое княжество (Горский 2002: 34).

Главное противоречие кроется в том, что Рогволод всего лишь на всего - локальный местный Полоцкий князь, а Троян, исходя из своего значения в «Слове» -предок всех Русских князей «Рюриковичей», включая Игоря Северского. Думается, что «века» в средневековой традиции могли отсчитываться только по мужской линии и никоем образом через Рогнеду.

Таким образом, ответ может быть найден только при сопоставлении биографий Всеслава Полоцкого и гипотетического прототипа Трояна. Если мы бегло пройдёмся по летописи, то найдём такой персонаж. Известно, что в 1067 году Всеслав Полоцкий захватил Новгород, чем вызвал недовольство Ярославичей, собрав-

ших войско и разгромивших Всеслава на Немиге. Всеслав бежал, но, доверившись обещаниям, переправился через Днепр у Смоленска, где был с двумя сыновьями коварно захвачен Изяславом. Дальнейшие события кратко изложены в «Слове»: «...тъ клюками подпръся о кони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружием злата стола киевскаго» (Слово 2002: 93, 428-430).

Видимо, автор «Слова» заметил, что судьба этих двух князей была сопоставимой. Они оба использовали «клюки», то есть, хитрости, при захвате Киева. И Всеслав от Бояна («Не хитрыму...») получил такую же расплату («волоком убежаше...»), так и Олег Вещий, который был укушен змеёй.

Когда Всеслав находился в Киеве в темнице - «по-рубе», куда он был заключён с июля 1067 года, будучи вероломно, во время переговоров, захвачен Ярославичами, Ярославичи потерпели поражение от половцев и прибежали в Киев. Киевляне стали требовать у своего князя Изяслава Ярославича оружия и коней для продолжения борьбы с половцами. Изяслав отказал им, и тогда восставшие горожане освободили Всеслава и провозгласили его киевским князем.

Сомнение в наличии у Всеслава реальной возможности влиять на события, будучи в заключении (Творогов 1995: 44), по мнению А.А. Горского, вряд ли основательно. Известно, что восставшие освободили их и вместе с ними сначала приходили на двор Изяслава, а затем отправились к порубу Всеслава. Приближенные Изяслава обращали внимание князя на угрозу освобождения Всеслава, сначала призывая его «блюсти», а потом и предлагая убить (Горский 2002: 157).

Очевидно, что у Полоцкого князя были в Киеве сторонники (Алексеев 1966: 144-147), и ему удавалось, находясь в заточении, плести интриги («клюки»), которые сработали в тот момент, когда киевлянам понадобились боевые кони из княжеских табунов и оружие. После вок-няжения Всеслав, получив в свои руки собственность Изяслава, мог удовлетворить требование киевлян. Если именно обещание коней и оружия и стало условием для его освобождения и провозглашения князем, то окажется, что автор «Слова» был в делах более чем вековой давности более сведущим, чем даже летописцы.

По летописи и «Слову о полку Игореве» можно проследить весь гипотетический путь Всеслава из Полоцка на «Киевский стол»:

1. Полоцк -

2. Новгород -

3. Немига (приток Днепра) -

4. Смоленск -

5. Киев.

Вещий Олег, согласно ПВЛ, также каким-то образом и неизвестно откуда оказался в Великом Новгороде, по крайней мере, через поколение после «варяжских» братьев. В Великом Новгороде вероятно, как считал А.Г. Кузьмин (Кузьмин 2003: 334), Олег выдавал своего малолетнего сына за потомка местного князя Рюрика. Затем из Великого Новгорода в сопровождении варягов он двинулся через Смоленск и Любеч в Киев, где также хитростью в 882 году захватил власть. Маршрут Олега, согласно ПВЛ, удивительно напоминает путь в Киев Всеслава Полоцкого:

1. Пункт Х -

2. Новгород -

3. Смоленск -

4. Любеч (город на Днепре) -

5. Киев.

И сходство это ещё больше усилится, если мы примем во внимание то обстоятельство, что войну с поло-чанами вели непосредственные предшественники Олега в Киеве - Аскольд и Дир. В «Никоновской летописи» под 865 годом сказано, что «воеваша Асколдъ и Диръ Полочань и много зла сътвориша» (ПСРЛ. 9: 9). Этой одной из обычных регистрирующих заметок придан оттенок осуждения. Между тем, убийство Олегом этой, якобы варяжской, пары с сомнительными династическими правами на Киев, не наводит летописца ни на какие размышления нравственного характера (Цветков 2003: 467). А ведь Олег совершил тяжкий грех, нарушив слово, потому и были на месте погребения князей возведены церкви. В ПВЛ под 882 годом сказано: «поиде Олег, поим воя многи... и придоста к горам х киевьским, и уведа Олег, яко Осколд и Дир княжита, и похорони вои в ло-дьях, а другия назади остави, а сам приде, нося Игоря детьска. И приплу под Угорьское, похоронив вои своя, и приеха ко Асколду и Дирови, глаголя, яко: «Гость есмь, и идем в Греки от Олга и от Игоря княжича. Да придета к нам с родом своим». Асколд же и Дир придоста, и вы-скакаша вси прочии из лодья, и рече Олег Асколду и Дирови: «Вы неста князя, ни рода княжа, но аз есмь роду княжа», и вынесоша Игоря: «А се есть сын Рюриков». И убиша Асколда и Дира, и несоша на гору, и погребоша й на горе, еже ся ныне зоветь Угорьское, кде ныне Олъ-мин двор» (ПСРЛ. 1: 23). От осуждения Олега не удержался даже Н.М. Карамзин, не объяснив, правда, отсутствие оного у самого летописца. В рассказе о походе Олега говорится: «Поиде Олег. и приде к Смоленьску с кривичи и прия град, и посади мужь свои» (ПСРЛ. 1: 23). По мнению С.А. Гедеонова, под кривичами здесь разумеется именно полоцкая их ветвь. И не потому ли Полоцк присутствует в одном из договоров Олега в 907 году (ПСРЛ. 1: 31), но отсутствует далее во всех источниках вплоть до 978 или 980 года, включая Константина Багрянородного, упомянувшего лишь о Смоленске? Замечание летописца «и приде къ Смоленьску съ кривичи» указывает на его добровольную сдачу Олегу в 882 году (Гедеонов 2005: 135). И замечательно, что она произошла там же, где позднее и, что удивительно, так же добровольно сдался, но уже Изяславу Ярославичу, впоследствии обманутый им, Всеслав Полоцкий: «на Рши оу Смолинь-ска» (ПСРЛ. 1: 167).

Следует особо подчеркнуть, что Изяслав Ярославич, захватив Всеслава, «преступившее кръстъ», то есть, попутно нарушил крестоцеловальное обещание, данное Всеславу перед Богом. То есть, совершил грех не менее тяжкий, нежели его легендарный Вещий предок. Тем не менее, автор «Слова о полку Игореве» даже этого не упомянул, но успешную попытку Всеслава освободиться из плена он возвёл в ранг «клюк», то есть, хитростей и коварства, очевидно, из-за последующего захвата Всеславом Киева (Горский 2002: 157).

Есть сходство в этих сюжетах и в завершающей части. За свою активность Всеслав получает упрёк со сто-

роны Бояна: «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду -Суда Божиа не минути!» (Слово 2002: 94, 457-458).

Это заключается в том, что Всеслав «скочи от нихъ (киевлян) лютымъ зверем въ полночи изъ Белаграда» (Слово 2002: 93, 431-432), то есть, лишается своего Киевского стола. Сходную ситуацию мы увидим и в отношении смерти Вещего Олега от коня, лишившегося не только стола, но и жизни возомнив себя выше Бога. Но в этом рассказе претензии Олега на Киев даже не затрагиваются, а в отношении Всеслава осуждаются и помышления о них! В этом и заключается глубочайший смысл фразы «веци Трояни», поскольку Всеслав нарушал тем самым безусловную волю своего Вещего предка.

Параллели в судьбе Трояна-Олега, мыслившегося родоначальником русских князей, и Всеслава Полоцкого, и сделали последнего одним из главных героев «Слова о полку Игореве». Впоследствии в русском народном сознании положительные и отрицательные черты обоих князей слились в образе Вольги (Волха) Всеславье-вича. По мнению О. Миллера, Вольга Святославгович (Буславлевич - не потомок ли Буса «Слова»?) и Волхв Всеславьевич - одно и то же лицо. «Волх же есть только переделка Вольги», - замечает исследователь, рассматривая одного героя-кудесника Вольгу-Волха (Былины 1991: 122). Исследователи часто приводят в нём исторические параллели, согласно которым Волх - это киевский князь Олег, тоже считавшийся «вещим». При этом былинный образ Волха Всеславьевича они видят не менее древним, чем образ Святогора. Об этом свидетельствует имя героя, он волхв, умеющий «вражбу чинить» (ворожить). На эту связь былинного Волха с летописным Олегом Вещим и Всеславом Полоцким, помимо О. Миллера указывали и многие другие исследователи (М.Н. Сперанский, С.П. Шевырёв, Ф.И. Буслаев, В.Ф. Миллер, в наше время - В.М. Селиванов, Д.С. Лихачёв, Б.А. Рыбаков и мн. др.) (Сперанский 1919: 3; Селиванов 1969: 40; Балашов 1975: 53; Былины 1991: 69-70).

Исследователи былин обходили вопрос, почему же, когда былинный Вольга идёт к крестьянину Микуле, у него три города. Три города, очевидно, позднее заменённые - Киев, Переяславль и Чернигов, которые играли главенствующую роль в истории Руси, фигурировали в двух из трёх договоров Олега и Игоря, присутствовали и в третьем наряду ещё с тремя. При этом и сыновья Ярослава также располагаются в трёх городах, и это всё те же Киев, Переяславль и Чернигов. По былине Вольга вовлекает в борьбу крестьянина Микулу, олицетворяющего весь русский народ, а Вещий Олег, согласно ПВЛ, привлекает на свою сторону тиверцев и уличей, покорённых лишь спустя десятилетия Свенельдом, вятичей - покорённых Святославом, дулебов и бужан, покоренных Владимиром и т. д. Почему во время похода Вольги с ним всегда присутствует «30 богатырей без единого»? Не потому ли, что богатыри символизирует 29 лет правления Вещего Олега в Киеве в 882-912 гг.?

И.Ю. Юдин считал, что нет никаких сомнений в том, что былина упоминает города восточных славян, обязанные данью Киевским князьям. А захват Киева и подчинение затем ему Переяславля и Чернигова произошло, согласно летописи, во время правления Вещего Олега. Следовательно, в этом слое былины довольно

точно запечатлена эпоха второй половины 1Х-Х вв. (Фроянов, Юдин 1997: 35). И Вольга изображён в ней как типичный представитель этой деятельности (Фроя-нов, Юдин 1997: 37). О том, что события былины происходили до эпохи Владимира, говорит тот факт, что Владимир сначала вводится в былину и одаривает тремя городами Вольгу, но позже, когда Вольга в конце былины предлагает их уже Микуле, выяснятся, что Вольга и есть полновластный их правитель.

Но факт присутствия в образе Вольги-Волха в качестве прототипа не только Вещего Олега, но и Всес-лава Полоцкого, бесспорен. В былине о походе Вольги герой рождён киевской княжной от Змея. Он Змеевич, и отсюда - его чудесные способности: звериное обо-ротничество, которое используется им во время охоты, и колдовство (превращает в муравьёв свою дружину) (Фроянов, Юдин 1997: 82-83). Точно такой же образ волшебника, кудесника, волхва и оборотня вырисовывается из летописей и из «Слова о полку Игореве» в отношении Полоцкого князя Всеслава Брячиславича. Обо-ротничество князя выявляется в его связях с волком трижды в «Слове», где он сперва назван «лютым зверем» (Слово 2002: 93, 431), затем «скочи волком до Немиги» (Слово 2002: 93, 437), после чего «Хръсови волком путь перерыскаше» (Слово 2002: 94, 450). Интересна в этом плане фраза в его отношении «веща душа в друзе теле» (Слово 2002: 94, 454). Здесь духовная сторона язычества (а термин «вещий» только в этом отношении применён в ПВЛ к Олегу) - «веща душа» противопоставлена физической - «друзе теле». Исследователи, не принимающие конъектуру «друзе» на «дрезе» (то есть «храбром»; предложена Вс. Миллером: Миллер Вс. Указ. соч. С. 234235) полагают, что выражение «другое тело» указывает на оборотнические способности Всеслава (Горский 2002: 161; Якобсон 1958: 109-110). Связь со змеем прослеживается из рассказа ПВЛ под 1044 годом: «В тот же год умер Брячислав..., и Всеслав, сын его, сел на столе его. Мать же родила его от волхования. Когда мать родила его, на голове его оказалась сорочка, и сказали волхвы матери его: «Эту сорочку навяжи на него, пусть носит её до смерти» (ПСРЛ. 1: 155).

Из этого рассказа видно, что язвина на голове князя-волхва обозначает как бы покровительство Змея, ведь змея язвину и символизирует. Поэтому все сверхъестественные черты в образе Вольги-Волхва следует соотносить только с Всеславом Полоцким. Вещий Олег же, в отличие от Всеслава, возглавившего жречество своего края, пошёл на стык с волхвами. В известной истории с пророчеством волхвов Вещему Олегу, волхвы в ответ на их притеснения со стороны первого Киевского и русского князя обращаются к неумолимым силам подземного мира: «Смерть твоя от любимого коня!», и змея убивает прославленного и непобедимого воина. Речь здесь идёт об отношении сословия, лишённого своего прежнего социального статуса. И в ПВЛ, кроме названия Вещий никакого отношения к обрядовому язычеству со стороны Олега мы не видим. Олег обладает способностями, которые присущи любому человеку - инициативой, интуицией, находчивостью и удачливостью. Ведь «вещими» на Руси звали реальных мирских людей Олега в ПВЛ и Бояна (если только аллегория «Вещий»

в отношении Бояна, использовавшего более древнюю присказку к Всеславу, не является искажением одного из переписчиков, и не относится к тому же Вещему Олегу, к которому Боян обращается мысленно в «Слове». Ведь ранее эпитет «вещий» уже относился к Бояну, но только во фразе об его «вещих струнах»), но ни разу ни одного из волхвов, многократно поднимавших восстания, ни самого Всеслава Полоцкого напрямую. В этом заключается одна из главных причин противопоставления автором «Слова» Олега-Трояна и Всеслава и ответ на вопрос, почему именно действия Полоцкого князя в отношении Киева - города, основанного Олегом, прервали 175-летнююю эпоху, начатую Вещим Трояном. Поэтому следует напрочь отказаться от мнения, что «в поэме к Всеславу Полоцкому, личности очень противоречивой, автор относится однозначно: с восхищением» (Сумаруков 1997: 21).

Поскольку в «Слове» идёт разделение княжеской династии на «внуков Ярославля» и «внуков Всеславля», основательным кажется поиск имени, с помощью которого выражалось единство древнерусского княжеского рода. Логичнее было бы видеть под этим именем Святого Владимира, от которого и пошло разделение Полоцкой и Киевской княжеских ветвей. Однако, в «Слове» «старый» или «давний» Владимир упоминается дважды, и, как видно из текста, внуками его ни герои «Слова», ни другие князья, ни разу не именуется.

В этом плане, показателен пример «Задонщины», созданной, скорее всего, в 80-е гг. Х1У века, около половины содержания которой восходит к «Слову о полку Игореве» (Горский 2002: 42). В «Задонщине» дважды подчёркивается, что её главные герои - Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич - это «внуки святаго великаго Владимера Киевскаго», поминавшие «прадеда своего великого Владимера Киевского». Если автор «Задонщины» искал гипотетического предка русских князей в период отдаленный от Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича на пять веков, хотя уже их отцы Иван и Андрей были братьями, почему и автор «Слова» не нашёл в ранней истории Руси подобного персонажа? Или нашёл, но мы его выявить пока не смогли?

В этом плане, интересен сюжет, который не нашёл пока вразумительного объяснения, когда согласно «Слову»: «Два Солнца (имеются в виду Игорь и Всеволод) померкоста, Оба багряная стлъпа погасоста И сь нимъ молодая месяца, Олег и Святославъ, Тмою ся по-волокоста» (Слово 2002: 88, 289-292).

А.А. Горский отмечает, что, эта часть «Слова» вызывала недоумение у исследователей. Фрагмент являет собой символическую картину: светила - русские князья - гаснут. В походе участвовало четыре князя, которых обычно ассоциируют с «четырьмя солнцами» в сцене битвы (Робинсон 1978: 48). Загадкой для всех являются «молодые месяца Олег и Святославъ». Ведь выражение о «четырёх солнцах» в начале «Слове о полку Игореве» звучит без них:

«Чёрныя туча съ моря идуть,

Хотять прикрыти 4 солнца» (Слово 2002: 82, 129-130).

Поэтому здесь вероятно и иное толкование. Половцы закрывают «четыре солнца» потому, что окружают «храбрых Святославичей» со всех четырёх сторон. Вы-

ражение «туча съ моря идуть» современными исследователями читается, как с «половецкой стороны». Но Игорь со своей дружиной находится в центре половецкой земли, и половцы окружали их, таким же образом, как и в период, когда собирали войска, то есть по выражению в самом начале произведения: «половцы идуть отъ Дона, и оть моря И оть всъхь странъ Рускыя плъкы отступиша» (Слово 2002: 82, 144-145).

Следовательно, четыре солнца в данном случае -это четыре стороны и никакого отношения к личностям князей в данном случае они не имеют. Поэтому выражение «Два Солнца померкоста, Оба багряная стлъпа погасоста», возможно, означает, что русские были окружены, но основной удар был лишь с двух сторон, то есть с «двух Солнц», но при этом попытка разделения сил и прорыва в две другие стороны не удалась, и поэтому «оба багряная стольпа погасоста». Не помогли и молодые «месяцы», очевидно, покровители русского воинства: живой к моменту похода - Святослав Киевский и уже давно умерший - Вещий Олег.

Если же признать под всеми шестью светилами русских князей, то возникнет, во-первых, вопрос, как и почему два из «4 Солнц» превратились в «огненные столпы» и почему здесь выступают уже сразу шесть Светил, причём «месяцы» именуются именно Олегом и Святославом? У Игоря действительно были сыновья Олег и Святослав, но в 1185 году им было соответственно 11 и 9 лет и вряд ли они принимали участие в походе.

Исследователи выдвинули ряд предположений:

1) что речь первоначально шла о Владимире (Игоревиче) и Святославе (Ольговиче, племяннике Игоря),

2) что «Олег и Святослав» - позднейшая вставка,

3) что имеются в виду дед и отец Игоря и Всеволода -Олег Святославич и Святослав Ольгович,

4) это дед Олег и прадед Святослав Ярославич (ЭСПИ 1995: 277),

5) что речь идёт о сыновьях Игоря не как об участниках похода, а в иносказательном смысле: поражение и плен Игоря означают «символическую гибель» и его младших сыновей (Гаспаров 1984: 48-50).

Последнее предположение вероятно, но и в этом случае остаётся неясным, почему упомянуты эти сыновья и не названы два других - Роман и Ростислав, тем более, что Роман был старше Святослава (Горский 2002: 138-139). По его мнению это видно из рассказа Галиц-ко-Волынской летописи о деятельности Игоревичей в Галицкой земле в начале XIII в. (ПЛДР 1981: 238, 240, 242, 244, 246).

В этой фразе, как думается, заключён глубокий смысл «Слова», поскольку по именам идёт почти буквальный повтор его заглавия. Если даже правы те исследователи, которые видели в светилах князей-участников похода, и взятие в плен двух главных из них - Всеволода и Игоря, - это и есть угасание двух Солнц, то следует признать, что каждый из этих же князей и символизировал по одному багряному столпу. Два других солнца куда-то исчезают. Куда? Очевидно, они переходят в разряд молодых «месяцев», поскольку наступает ночь, то есть поражение. Это событие угрожает будущему Руси, которое ковали многие поколения, начиная от Трояна-Олега Вещего и заканчивая Святославом Ки-

евским, которые, вероятно, и имеются в виду под «молодыми месяцами» Олегом и Святославом. При таком подходе следует признать, что четыре солнца в походе

- это: первые два - это два его участника, а два другие -патроны или покровители русского воинства.

Это доказывается следующим фрагментом «Слова»: «Рекъ Боянъ и Ходы на, Святославля песнотворца старого времени Ярославля, Ольгова, когана хоти: «Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы»; Русской земли - безъ Игоря» (Слово 2002: 98, 565-570).

Большинство исследователей в фразе «Ходына» видит здесь (вслед за И.Е. Забелиным) имя второго певца; в пользу этого говорит двойственное число в слове «песнотворца». «Святослав» вроде бы Святослав Ярославич (умер в 1076 году), сын Ярослава Мудрого, отец Олега «Гориславича». «Ярослав» - Ярослав Мудрый. Но в таком объяснении кроется масса противоречий. Если Боян и Ходына - песнотворцы Святослава Ярос-лавича, умершего в 1076 году, то, спрашивается почему в «Слове» не видно ни одного эпизода, который бы описывал Ходына и котором действовали бы князья Ярослав, Святослав Ярославич и его отец.

Таким образом, в данном месте явно имеется в виду Святослав Киевский (умер в 1194 году). Очевидно, обращение ведётся Бояном - ведущим песнотворцем XI века, мысленно перенёсшимся в прошлое вместе с Хо-дыной. Только вот в какое время жил Ходына непонятно. Вероятно, он жил в XII веке и, возможно, был песнотворцем Святослава Киевского, но также возможно, что он жил намного раньше даже самого Бояна. Интересно, что своё обращение Боян и Ходына (если боян

- это не аллегорическое обозначение песнотворца Хо-дыны или Иходыны, сложившееся ко времени автора «Слова») ведут не к кому иному, как к Ярославу Всеволодовичу Черниговскому, который так же, как и Игорь Святославич, уклонился от участия в походах 1184 и 1185 гг. Очевидно, в этом случае не обойтись без конъектуры: вместо «Ярославля Ольгова», необходимо читать: «Ярославу Ольгову», то есть, Ярославу Ольгови-чу. Ярослав, так же, как и Игорь, назван «Ольговичем». Очевидно, он был «хоти», то есть, вероятно, не женой, а любимцем «когана» (если имя Ходына или Иходына не женское), под которым имеется в виду Святослав Киевский. Это подтверждается хотя бы тем, что, несмотря на постоянные уклонения от походов, Святослав каждый раз в итоге его прощал. Как заметил А.А. Горский, если бы под коганом имелся в виду Олег, то следовало бы ожидать «Ольга коганя хоти» (если исходная форма «Олег») ил и «Ольговой, Когана хоти» (если исходная форма - «Ольгова», то есть жена Олега) (Горский 2002: 165). В этом случае под «коганом» трудно подразумевать Олега. Имеет основания предположение, что Игорь мыслился как одно из «плеч» Русской земли, а под «головой» подразумевается Святослав Киевский (Рыбаков 1971: 275). В этом случае слова «Русской земли безъ Игоря» комментируют первую часть изречения Бояна - «тяжко ти головы кроме плечю», то есть главе Русской земли без одного из младших князей (имея в виду как неучастие Игоря в походах южнорусских князей под предводительством Святослава 1184 и начала 1185гг., так и его пленение) (Горский 2002: 167). Под вто-

рым плечом имелся в виду любимец Святослава - Ярослав Всеволодович Черниговский. Выражение подобного соотношения князей является в «Слове» вполне логичным, если учесть то, что оно является перед самим финалом поэмы. Черниговский и Новгород-Северский князь действительно были главной защитой Киева с Юго-Востока.

Для нас же наиболее важным здесь является то обстоятельство, что Ярослав в данном месте назван не по отчеству, которое он имел другое. Может тогда упоминание Олега рядом с ним указание на Олега Гори-славича? Думается, что нет. Использование «Ольгова» без уточнения «внука» говорит о том, что в данном случае Ярослав мыслился не столько потомком своего деда Олега Гориславича, сколько потомком другого Олега, очевидно Вещего, поскольку иных Олегов среди его потомков не было.

Поэтому можно выразить сомнение и по поводу того, что выражения «Ольгово гнездо» («Дремлет в поле Ол-гово хороброе гнездо» (Слово 2002: 81, 120), «Олгови-чи, храбрыи князи, доспели на брань.» (Слово 2002: 91, 387), применённое в «Слове» в отношении русских князей участвовавших в походе, обязательно должно относиться только к Черниговским «Ольговичам». Этому есть любопытное сопоставление в ряде списков «Сказания о Мамаевом побоище» (Основная редакция, её Забелинский и Ермолаевский списки, Распространённая редакция, редакции Синопсиса 1680 года и 1681 года Пантелеймона Кохановского) Дмитрий Иванович, обращаясь к русским князьям с призывом на борьбу с Мамаем, напоминал им, что все они «гнездо есмя князя Владимера Святославича Киевского» (Повести 1998: 65, 183, 190).

Спрашивается, почему в данном случае упомянут именно Владимир, а допустим не сам Рюрик, Игорь Рюрикович, Святослав, или, скажем, Ярослав Мудрый, за пределами потомства которого не было ни одного участника того похода? Или, например, Владимира Мономаха, если учесть что Полоцкая линия Всеслава Полоцкого к концу Х1У века прервалась, а Олег Рязанский в походе не участвовал? Очевидно, что выражение «Ольгово гнездо», так же, как и «гнездо Владимира» в «Сказании о Мамаевом побоище», использовано в символическом смысле. Владимир для русских людей в конце Х1У века - «былинный» князь, символ единства Руси. Мог ли таким символом княжеского и народного единства конца Х11 века быть Олег «Гориславич»? Думается, нет. Любимцем народных сказаний того времени был Вещий Олег.

В летописях указание внучества без указания отчества, да ещё и в отношении сразу нескольких людей - это нонсенс. Интересно, в этом плане, что в «Лаврен-тьевской летописи» при рассказе о походе 1185 года в отношении тех же Игоря и Буй-Тур Всеволода также упоминается выражение «внуки Ольговы». Почему? Этот факт становится понятным, если учесть, что ещё академик Б.А. Рыбаков из Киевской летописи выделял тексты, которые называл «Киевской летописью Святослава Всеволодовича» (Сумаруков 1997: 131). В эту летопись он включил записи с 1179 по 1186 годов, то есть времени наиболее активной деятельности князя и за 1194

год, то есть за год до его смерти. Автор летописи Святослава, очевидно, жил в той же среде, что и автор «Слова», а потому и использовал схожее с понятиями «Слова» выражение, ясное для окружения Киевского князя. Ведь переводчик «Слова» В.В. Медведев предпринял попытку обнародовать авторство самого великого князя Киевского Святослава Всеволодовича. Г.В. Сумаруков связывал возможность написания поэмы с именем жены Святослава Всеволодовича. Это княгиня Мария Васильковна, родом из Полоцкой земли; если она была автором поэмы, то она непомерно восхваляла своего мужа, сделав его идеальным героем поэмы. К сожалению, авторство самого Святослава, так же, как и его жены, держится на отрывочных данных и весьма шатких основаниях. Здесь можно лишь ограничиться констатацией, что мнение, согласно которому автор «Слова» относился к числу лиц из ближайшего окружения Святослава Киевского, представляется наиболее вероятным.

A.А. Горский (Горский 2002: 40) констатирует, что «в общей форме предположение о принадлежности автора к окружению Святослава высказывались П.В. Владимировым, В.В. Каллашем, А.И. Соболевским, А.И. Лященко,

B.А. Келтуялой, С.А. Адриановым, А.А. Назаревским». Так же считают А.В. Соловьёв (Соловьёв 1948: 71-93) и В.И. Стеллицкий (Стеллицкий 1981: 23-24).

Не вызывает сомнений, что автор «Слова» из князей его современников в наибольшей степени симпатизирует Святославу Всеволодовичу. Святослав Всеволодович был великим князем Киевским. Ему автор поэмы посвятил, пожалуй, наиболее вдохновенные строки. Именно образ Святослава оказывается в центре его внимания после описания поражения Игоря; именно Святослав является радетелем за объединение русских князей для отпора половцам, то есть носителем главной идеи автора поэмы. По своему происхождению Святослав Всеволодович принадлежал к двум самым могущественным княжеским ветвям: по мужской линии -к Ольговичам, по женской - к Мономашичам. Прадедом Святослава по материнской линии был великий князь Киевский Владимир Мономах (Сумароков 1997: 14-15). На протяжении всего Х11 века не было другого князя, кто правил бы в Киеве дольше Святослава. Центральное место в поэме занимает тема Святослава. Некоторые исследователи, например, академик Б.А. Рыбаков (Рыбаков 1972: 131-139), склонны считать, что поэма посвящена в первую очередь Святославу, и её главный герой - Святослав, а не Игорь.

Поэтому мы вправе поставить вопрос о том, почему, если поэма была посвящена в большей степени Святославу, чем даже Игорю, имя первого даже не отразилось в названии или заголовке этого произведения? Этот вопрос смыкается и объясняется ответом на другой, не менее важный вопрос: почему автор «Слова» применил образное выражение «отец» по отношению Святослава Киевского к Игорю, хотя тот был его двоюродным братом, то есть, в любом случае близким родственником?

Быть может, здесь отразилась древнерусская традиция, касающаяся в разной степени всех князей-Рюриковичей, именовать друг друга братьями, поскольку все они, в той или иной степени, являлись родственниками, причём в основном именно братьями. В то же

время действующий стольный князь, являвшийся главой рода, мог образно именоваться своими младшими двоюродными и троюродными братьями, а также племянниками, отцом. Несмотря на явный светский характер памятника, не стоит полностью сбрасывать со счетов и возможность влияния на «Слово» церковной, а именно, библейской, новозаветной традиции образного именования мирянами отцом или батюшкой священнослужителя, а священнослужителем в ответ своих прихожан - сыновьями или детьми. В то же время священнослужители именуют друг друга как раз таки братьями.

Интересно сопоставления окончания «Слова» и обращений Святослава к князьям Руси. В финале поэмы поётся: «Слава Игорю Святъславличь, Буй Туру Всеволоде, Владимиру Игоревич!» (Слово 2002: 99, 579-581).

Здесь мог бы привлечь такой момент, что по отчеству назван лишь Игорь, но не его брат, если бы мы его не объяснили в самом начале, что Всеволод зовётся Святославичем только для выделения из огромной череды Всеволодов того времени. Но здесь, опять же, есть сопоставление с тем, с помощью какой именно фразы приведено обращение к русским князьям, по крайней мере, к Рюрику и Давыду; Ярославу Осмомыслу; Роману и Мстиславу, которые оканчиваются призывом к отмщению: «.За землю Русскую, За раны Игоревы, Буего Святославлича» (Слово 2002: 90, 356-358; 91, 370-372; 92, 395-397). В обращении к Смоленским князьям Рюрику и Давыду добавлено «за обиду сего времени, за не землю Рускую» (Слово 2002: 90, 355-356). То есть, Смоленская земля причисляется здесь к земле Русской, но поскольку в отличие от княжеств Южной Руси половцы ей не угрожали, этот призыв уточняется тем, что не собственная земля должна защищаться ими, но уважаться общерусское династическое единство, которое и возводится в ранг «обид сего времени».

Здесь уже нет ни Всеволода, ни Владимира Игоревича. И подчёркнуто именно то, что он - «Святославич», хотя образа его отца «Святослава» в «Слове» мы опять же почему-то не находим. Это невозможно объяснить, если не сделать следующего предположения или допущения. В своё время Г.В. Сумаруков заметил, что «призывы к единству в поэме обращены к десяти разным князьям Мономашичам и лишь к одному князю из ветви Галицких князей - Ярославу Осмомыслу», и «полное отсутствие обращений к князьям Ольговичам» (Сумаруков 1997: 10-11). Объяснял он это тем, что автор, якобы, понимал, что сплочение Ольговичей должно произойти без особого приглашения. По той же причине полностью отсутствует обращение к Полоцким князьям. Но на самом деле это само по себе мало что объясняет, а в ещё большей степени лишь запутывает. Всё становится понятным лишь при обращении к дальнейшему тексту «Слова», в котором описывается борьба Полоцких князей против литовцев, а Ольговичей против половцев. По этой причине и не нужно было собирать их против «поганых», поскольку они сами осознавали опасность, грозящую с их стороны, в отличие от перечисленных князей, находящихся в относительной безопасности. И далее, действительно, рассказывается о борьбе Изяслава, Брячислава и Всеволода - Полоцких

князей против литовцев. Затем уже идёт загадочное обращение: «Ярославле и вси внуце Всеславли!» (Слово 2002: 93, 416).

А.А. Горский принимает конъектуру Д.С. Лихачёва (Лихачёв 1950б: 15-17) - «Ярославли и вси внуце Всеславли» (то есть, все потомки Ярослава Мудрого и Всеслава Брячиславича Полоцкого), которая, по его мнению, остаётся наиболее вероятным прочтением, разъясняющим смысл отрывка. Под это определение подходили все русские князья, так как к потомству Ярослава не относилась только их Полоцкая ветвь - Всеславичи (они происходили от брата Ярослава Изяслава Владимировича, чьим внуком был Всеслав) (Горский 2002: 64-65, 155).

Предположение, что речь идёт о Ярославе Всеволодовиче Черниговском и о Полоцких князьях - потомках Всеслава Брячиславича и подразумеваются военные действия у Друцка в 1181 году (Стеллицкий 1981: 271) не может быть принято. В этой войне участвовали и Игорь, и Святослав Киевский, и Давыд Смоленский; поэтому упоминание рядом со всеми Полоцкими князьями одного Ярослава неоправданно. Нет оснований видеть здесь Новгородского князя Ярослава Владимировича или Пинского Ярослава Юрьевича (Творогов 1995а: 293).

Но, здесь исследователи забывают упомянуть потомков ещё одного князя, который не относился ни к Ольговичам и ни к Всеславичам. История родоначальников последних - Олега и Всеслава - даётся подробно далее. Призыв к Мономашичам и к Галицкому князю, уже звучал ранее. Остаются потомки младшего брата Олега «Гориславича» - Ярослава (умер в 1127 году), основателя династии князей Муромских и Рязанских.

Таким образом, Г.В. Сумаруков ошибается, считая, что в «Слове имеется призыв только к представителям Мономашичей и Галицкой ветви Рюриковичей. На самом деле здесь поочерёдно звучит призыв (по большей части, с персональным упоминанием) ко всем князьям Рюриковичам, включая потомков Всеслава Полоцкого (Изяславу, Брячиславу, Всеволоду) и к неназванным потомкам Ярослава Святославича Муромо-Рязанского.

Призвать о помощи ко всем князьям Руси, но исключая Ольговичей, мог дать только глава этого династического дома - Святослав Киевский, к которому обращается автор «Слова» несколько ранее: «Тии бо храбрая Святьславличя, Игорь и Всеволодъ, Уже лжу убуди, Которую то бяше успилъ отець ихъ, Святославь грозд-ный выликый киевский, Грозою бяшеть притрепеталъ» (Слово 2002: 86, 244-249).

А.А. Горский в комментариях к «Слову» пишет, что Святослав Всеволодович (умер в 1194 году), князь Киевский с 1176 года (с перерывом в 1180-1181 гг.), старший двоюродный брат Игоря и Всеволода. «Отцом» их Святослав именуется всего лишь в феодально-иерархическом смысле, как сюзерен (Горский 2002: 106, 142). Исследователи почему-то даже никогда не задавали вопроса: зовутся ли Игорь и Всеволод по отчеству Святославичами по настоящему отцу, или по символическому отцу, то есть по «Киевскому», переживающему за их судьбу?

Это доказывается тем, что имеется перекличка с зачином златых слов Святослава, «со слезами смешанных» и посвящённых неудачному походу: «О моя

сыновча, Игорю и Всеволоде!» (Слово 2002: 89, 309-310). С окончанием каждого из призывов к князьям различных родов: «.За землю Русскую, За раны Игоревы, Буе-го Святославлича» (Слово 2002: 90, 356-358; 91, 370-372; 92, 395-397).

«Отец» - в данном случае большинством исследователей понимается как «старший в роде», которому обязаны подчиняться младшие князья, поскольку в действительности Святослав Всеволодович, великий князь Киевский, был Игорю и Всеволоду двоюродным братом (Стафеев 1963: 46). А.А. Горский вновь пишет, что, как и при именовании Святослава, «отцом» Игоря и Всеволода, речь идёт об «условном», феодально-иерархическом родстве (Горский 2002: 142).

Но, похоже, что не только сам Святослав, но и его бояре считают Святослава Киевского, в отличие от множества других примеров этого же произведения, отцом Игоря и Всеволода: «И ркоша бояре князю: "Уже княже, туга умь полонила; Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата Поискати града Тмутороканя".» (Слово 2002: 88, 280-283).

Здесь упрёк бояр в отношении Игоря станет понятным, только если признать в «златом столе» Киевский стол Святослава, который в результате неудачи похода Игоря и Всеволода оказался ослабленным.

Следует отметить, что с помощью летописей доказать обыденность именования Киевского князя отцом лишь на основании того факта, что он занимает киевский стол, невозможно. В летописях князья называли друг друга братьями, точно так же, как и «автор» начинает «Слово»: «Не лепо ли ны бяшетъ, братие, Начатии стрыми словесы Трудныхъ повестий О полку Игореве, Игоря Святъславича!» (Слово 2002: 77, 1-5). «Оба есве Святъславличя!» (Слово 2002: 79, 67). «Храброму Святъ-славличю!» (Слово 2002: 81, 119).

Именно такое эпитет «братья» был характерным и обычным для русских князей даже в обращении между собой, в том числе, и с Киевским князем, которого при этом ещё и «отцом» называли не часто. Например, Святослав в «златом слове» укоряет не «сына», а «сильного и богатого и многовои брата моего Ярослава, съ черниговскими былями» (Слово 2002: 89, 319-322). Хотя в другом месте при обращении к «Великому княже» (Слово 2002: 90, 340) Всеволоду он призывает «отня злата стола поблюсти» (Слово 2002: 90, 342). А.А. Горский считает, что под «отним столом», помочь обороне которого автор призывает Всеволода, могут иметься в виду как Киев, так и Переяславль (Юрий Долгорукий княжил в обоих этих городах); второе кажется более вероятным, так как обращение к Всеволоду следует сразу за упоминанием ран Владимира Глебовича, полученных при обороне Переяславля; Киеву жt половцы в 1185 году не угрожали (Горский 2002: 145). «Зачин «Слова» близко перекликается с обращением, изложенным автором «Слова» в середине произведения, и направленным ко всем князьям. Это заставляет предполагать, и не без оснований, что автором «Слова» и автором обращения ко всем князьям Руси, за исключением Ольго-вичей, было одно и то же лицо. И этим лицом мог быть Святослав Киевский, если бы, рассказывая о «злотом слове» и «мутном сне», обращался от первого лица.

Тем не менее, обращение ко всем князьям Руси, за исключением Ольговичей, могло быть сделано только самим князем - главой Ольговичей. Следовательно, автор «Слова» вложил в уста Святослава эти обращения, и они являются составной частью его «златого слова». При этом автор «Слова» хорошо знает политические реалии. Титул «великий князь», вопреки распространённому представлению, в Х1-Х11 вв. по отношению к Киевскому князю последовательно не применялся; первенство Киевского стола на Руси было общепризнанным и тот, кто занимал его, считался верховным правителем, поэтому в особом титуле для него не было нужды. Но именно Всеволод стал тем князем, который начал в конце Х11 века последовательно титуловаться «великим»; поскольку стремился к политическому верховенству на Руси. Для подчёркивания его престижа понадобился отличавший Всеволода от других князей титул. Автор «Слова», именуя Суздальского князя в своём призыве включиться в борьбу с половцами «великим», как бы признаёт эту претензию (Горский 2002: 145).

Отметим, что автор «Слова» вложил в речь Святослава, то есть, его «злато слово», основной смыл этого произведения, очевидно, и озаглавленного в его честь «Словом.». Тогда к самому «златому слову», как составной части «Слова о полку Игореве» следует относить кусочек с 309 по 424 строфы (Слово 2002: 89-93, 309424), то есть в 1/5 объёма. А ведь именно продолжение «златого слова» и характеризуется наличием таких черт поэмы (имеется в виду употребление терминов «князь» и «господин» в обращениях к князьям, например: «ве-ликый княже Всеволоде!» (Слово 2002: 90, 340); «Рюри-че и Давыде! .господина.» (Слово 2002: 90, 354) которые, якобы исключают княжеское и происхождение его создателя. Хотя Святослав и не является непосредственным создателем «Слова», тот факт, что он устами автора возвеличивает своих подданных, показателен. Князь как бы уничижает себя, дабы показать всю необъятную мощь Руси, практически не задействованную в борьбе с половцами и литовцами. И это после целой серии успешных походов? Вероятно, христианская мораль, здесь перевешивает обыденное мирское понимание. Именно в религиозном смысле Святослав является как бы идейным вдохновителем или крёстным отцом, и не только для Игоря и Всеволода, но и для всех русских князей вообще.

А.А. Горский правильно отмечает, что обращения «Великый княже Всеволоде» к Всеволоду Юрьевичу Большое Гнездо вложены в уста Святослава Киевского. Но при этом он считает, что оно фактически являлось речью самого автора, о чём говорят обращения «княже» и «господине» (Слово 2002: 90, 354; 91, 369), в речи князя к князю, по его мнению, невозможные (Горский 2002: 144-145). Но он не увидел возможности для самоуничижения князя, пытавшегося объединить все силы Руси против надвигающейся со стороны Степи опасности!

Известно, что данное литературное произведение получило известность по первым словам заголовка («Слово о пълку Игореве, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова») (Горский 2002: 3). В итоге получалось, что главным героем оказывался один Игорь, а его дед Олег и отец Святослав (кстати, совершенно не фигури-

рующий в произведении, в отличие от старшего тёзки - двоюродного брата Игоря, сына Всеволода Ольго-вича Святослава), просто являлись отцом и дедом Новгород-Северского князя. Такая трактовка имела в глазах исследователей определенную логичность. Главным образом, потому, что Олег получал в «Слове» как и в летописи, весьма негативную характеристику и быть в числе героев произведения вроде бы не мог. Он находился лишь, так же, как и Всеслав Брячиславич Полоцкий, «в центре исторических отступлений автора «Слова» (Горский 2002: 15). Олег Святославич, не получив после смерти отца Черниговского стола, бежал в 1078 году в Тмутаракань, где княжил его брат Роман. Ещё раньше в Тмутаракани оказался другой оставшийся без «стола» внук Ярослава - Борис Вячиславич. Из Тмутаракани Олег и Борис с половцами двинулись на Русь. Им удалось разбить Всеволода (отца Владимира Мономаха) и захватить Чернигов. Всеволод в союзе с братом Изяславом выступил против Бориса и Олега; произошла битва на Нежатиной Ниве, в которой погибли Изяслав и Борис. Олег бежал в Тмутаракань. В следующем, 1079 году, на Русь двинулся с половцами его брат Роман. Всеволоду, ставшему после гибели Изяслава Киевским князем, удалось заключить мир с половцами, которые 2 августа убили Романа Святославича. Олег же был схвачен византийскими агентами и выслан в Грецию. В 1083 году ему удалось вернуться оттуда, в 1094 году он захватил Чернигов и правил Черниговской землёй до своей смерти в 1115 году (Горский 2002: 15). Всего трижды наводил Олег половцев на землю Русскую, за что получал осуждение, судя по тону автора «Слова», даже среди своих потомков.

В итоге и заголовок произведения имеет не только прямой, но и другой, скрытый от прямолинейного понимания, смысл. Он, как мы выяснили, выявляется в тексте «Слова». Действительно, отца Игоря звали Святославом, а деда Олегом. Если же Святослав Киевский (умер в 1194 году), символизирует в заголовке «Слова» отца, а Олег-Троян - деда, то вместе они образуют христианскую Троицу: Отец (Святослав Киевский) - Сын (Игорь Святославич) - Святой дух (Троян-Олег Вещий). Это

полностью подтверждается материалами «Слова», где во внуки производились в переносном смысле, то есть в качестве предков, люди, внуками действительно не являющиеся (Даждьбог, Стрибог, Всеслав, Ярослав). Почему же заголовок, который должен был выражать весь смысл, заложенный в текст «Слова», выразил лишь одно реальное родословие князя. Это противоречит всему, что мы знаем как о самом «Слове», так и о русской литературе в целом. В других произведениях имя и отчество князей никогда не выносилось в заголовок, тем более, если по тексту вроде бы уже есть пояснение, кто они и в каком отношении. Если же Святослав и Олег - это действительно только, соответственно, отец и дед Игоря, то непонятно почему Олегу в тексте уделено столь большое внимание, но без пояснения о том, что именно он дед Игоря. А упомянуть в тексте «Слове», помимо его заголовка, о реальном отце этого князя, то есть, Святославе и вовсе забыли.

«Отец» - в данном случае обычно понимают как «старший в роде», которому обязаны подчиняться младшие князья; в действительности Святослав Всеволодович, великий князь Киевский, был Игорю и Всеволоду двоюродным братом. В ещё одном месте Святослав обращается: «О моя сыновча» (Слово 2002: 89, 309). По мнению А.А. Горского, вновь, как и при именовании Святослава «отцом» Игоря и Всеволода, речь идёт об «условном», феодально-иерархическом родстве (Горский 2002: 142). Но, скорее всего, на термин «отец», так же, как и на термин «дед», следует смотреть через призму христианской морали. Как известно, «Откровение» построено в форме послания, обращения к семи церквам, уклонившимся от праведной веры. Подобное обращение есть и в «Слове о полку Игореве», в его «Златом слове», где Святослав обращается к князьям, причём именно к семи адресатам, по аналогии, как и к семи церквям. И если в Апокалипсисе это обращение символизирует полноту церкви, то в «Слове» - единство Руси (Горский 2002: 49). А поскольку Игорь и Всеволод являются главными героями похода, то обращение к Святославу, как к их (или Игоря) крёстному, как бы духовному отцу, так же, как и к Олегу Вещему, как к деду вполне понятны.

ЛИТЕРАТУРА

Алексеев 1966 - Алексеев Л.В. Полоцкая земля в 1Х-Х111 вв. М. , 1966.

Балашов 1975 - Балашов Д.М. Из истории русского былинного эпоса («Потык» и «Микула Селянинович») // Русский фольклор . Т. 15 . Социальный протест в народной поэзии . Л. , 1975.

Болдур 1958 - Болдур А. Троян «Слова о полку Игореве» // Труды Отдела древнерусской литературы . Т. XV. М. ; Л. , 1958. Былины 1991 - Былины / Составление, вступительная статья, вводные тексты В .И. Калугина; художник Б .А. Лавров . М. ,1991.

Гаспаров 1984 - Гаспаров Б.М. Поэтика «Слова о полку Игореве». Вена, 1984.

Гедеонов 2005 - Гедеонов С.А. Варяги и Русь . В двух частях / Автор предисловия, комментариев, биографического очерка В .В . Фомин . Третье издание, дополненное. М. , 2005.

Головенченко 1963 - Головенченко Ф.М. Слово о полку Игореве. М. , 1963.

Горский 1995 - Горский А.А. Об эволюции титулатуры верховного правителя Древней Руси // Римско-константинопольское наследие на Руси: идея власти и политическая практика . М., 1995.

Горский 2002 - Горский А.А. Вступительная статья, подготовка текста, перевод с древнерусского, комментарий и приложение к «Слову о полку Игореве, Игоря, сына Святъславля, внука Ольгова» . М . , 2002.

Златоструй 1990 - Златоструй. Древняя Русь . Х-Х111 вв . / Составление, авторский текст, комментарии А.Г. Кузьмина, А.Ю. Карпова . М. , 1990.

Золотов 1970 - Золотов Ю.М. О Трояне «Слова о полку Игореве» // Советская археология. 1970. № 1 .

Илларион 1989 - Митрополит Илларион. Слово о Законе и Благодати // Альманах библиофила . Вып. XXVI. М. , 1989. Кузьмин 2003 - Кузьмин А.Г. Начало Руси . Тайны рождения русского народа . М . , 2003.

Лихачёв 1950а - Лихачёв Д.С. Комментарий исторический и географический // Слово о полку Игореве: Сборник исследований и статей . М . ; Л. , 1950.

Лихачёв 1950б - Лихачёв Д.С. Политический и исторический кругозор автора «Слова о полку Игореве» // Слово о полку Игореве: Сборник исследований и статей . М . ; Л. , 1950.

Логинов 1892 - Логинов А.В. Историческое исследование сказания о походе северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г. Одесса, 1892.

Логинов 1911 - Логинов А.В. «Слово о полку Игореве» // Записки одесского общества истории и древностей . Т. 29. Одесса, 1911

Мельникова 2000 - Мельникова Е.А. Рюрик, Синеус и Трувор в древнерусской историографической традиции //

Древнейшие государства Восточной Европы . 1998. М. , 2000.

ПЛДР 1981 - Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М. , 1981.

Повести 1998 - Повести о Куликовской битве // Памятники Куликовского цикла . СПб. , 1998.

Повесть 1981 - Повесть о житии и храбрости благоверного и великого князя Александра // Памятники литературы Древней Руси . XIII век. М . , 1981 .

Полевой 1839 - Полевой Н. Любопытные замечания к «Слову о полку Игореве» // Сын Отечества . 1839. Т. 8. Отд. 7 . ПСРЛ. 1 - Полное собрание русских летописей . Т. I. Лаврентьевская летопись. М . , 2001. ПСРЛ. 2 - Полное собрание русских летописей . Т. II. Ипатьевская летопись. М. , 1998.

ПСРЛ. 3 - Полное собрание русских летописей . Т. III. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М. , 2000

ПСРЛ. 9 - Полное собрание русских летописей . Т. IX. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью М , 2000

Робинсон 1978 - Робинсон А.И. Солнечная символика в «Слове о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. М . , 1978.

Рыбаков 1971 - Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники . М . , 1971 . Рыбаков 1972 - Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве» . М. , 1972.

Селиванов 1969 - Селиванов В.М. Сюжет и композиция былин о Вольге (Волхе) // Вестник МГУ. Серия 10. Филология. 1969. № 3 .

Словарь 1990 - Словарь древнерусского языка вв . ) . Т. 3 . М., 1990.

Слово 2002 - Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святъславля, внука Ольгова / Вступительная статья, подготовка текста, перевод с древнерусского, комментарий и приложение А.А. Горского . М., 2002.

Соколова 1995 - Соколова Л.В. Дажьбог (Даждьбог) // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 2 . СПб ., 1995.

Соловьёв 1948 - Соловьёв А.В. Политический кругозор автора «Слова о полку Игореве» // Исторические записки . Т. 25 . М. , 1948.

Сперанский 1919 - Сперанский М.Н. Вольг (Волх) и Микула // Русская устная словестность. В двух томах. Т. 2. М., 1919

Стафеев 1963 - Стафеев Г.И. Древнерусская литература . М. , 1963.

Стеллицкий 1981 - Стеллицкий В.И. Комментарии // Слово о полку Игореве. Древнерусский текст и переводы . М . , 1981

Сумаруков 1997 - Сумаруков Г.В. Затаённое имя: Тайнопись в «Слове о полку Игореве». М . , 1997. Творогов 1995 - Творогов О.В. Клюка // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 3. СПб. , 1995. Творогов 1995а - Творогов О.В. «Ярославли внуки» // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 5 . СПб. , 1995. Ткаченко 2000 - Ткаченко П.С. В поисках града Тмутараканя. М., 2000.

Фомин 2005 - Фомин В.В. Варяги и варяжская Русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М. , 2005. Фроянов, Юдин 1997 - Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история (Работы разных лет) . СПб . , 1997. Цветков 2003 - Цветков С.Э. Русская история: Книга первая . М. , 2003. Щапов 1976 - Щапов Я.Н. Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М. , 1976. ЭСПИ 1995 - Энциклопедия «Слова о полку Игореве» . Т. 3-4 . СПб . , 1995.

Якобсон 1958 - Якобсон Р.О. Изучение «Слова о полку Игореве» в Соединённых Штатах Америки // Труды Отдела древнерусской литературы . Т. 14 . М . ; Л. , 1958.

REFERENCES

Alekseev 1966 - Alekseev L.V. Polockaya zemlya v IX-XIII vv. [Polotsk land in the 9th-13th centuries], Moscow, 1966 [in Russian].

Balashov 1975 - Balashov D.M. Iz istorii russkogo bylinnogo eposa («Potyk» i «Mikula Selyaninovich») [From the history of the Russian epic epic ("Potyk" and "Mikula Selyaninovich")], in: Russkij fol'klor. T. 15 . Social'nyj protest v narodnoj poezii [Russian folklore. Volume 15 . Social protest in folk poetry], Leningrad, 1975 [in Russian].

Boldur 1958 - Boldur A. Troyan «Slova o polku Igoreve» [Troyan «Words about Igor's regiment»], in: Trudy Otdela drevnerusskoj literatury. T. XV [Proceedings of the Department of Old Russian Literature. Volume XV], Moscow; Leningrad, 1958 [in Russian]

Byliny 1991 - Byliny / Sostavlenie, vstupitel'naya stat'ya, vvodnye teksty V.I. Kalugina; hudozhnik B .A. Lavrov [Epics / Compilation, introductory article, introductory texts V.I. Kalugin; artist B .A. Lavrov], Moscow, 1991 [in Russian].

Cvetkov 2003 - Cvetkov S.E. Russkaya istoriya: Kniga pervaya [Russian History: Book One], Moscow, 2003 [in Russian].

ESPI 1995 - Enciklopediya «Slova o polku Igoreve». T. 3-4 [Encyclopedia «Words on Igor's Regiment». Volumes 3-4], St. Petersburg, 1995 [in Russian] .

Fomin 2005 - Fomin V.V. Varyagi i varyazhskaya Rus': K itogam diskussii po varyazhskomu voprosu [Varangians and Varangian Russia: Towards the discussion of the Varangian issue], Moscow, 2005 [in Russian].

Froyanov, Yudin 1997 - Froyanov I.Ya., Yudin Yu.I. Bylinnaya istoriya (Raboty raznyh let) [Epic story (Works of different years)], St. Petersburg, 1997 [in Russian] .

Gasparov 1984 - Gasparov B.M. Poetika «Slova o polku Igoreve» [Poetics «Words about Igor's regiment»], Vena, 1984 [in Russian].

Gedeonov 2005 - Gedeonov S.A. Varyagi i Rus'. V dvuh chastyah / Avtor predisloviya, kommentariev, biograficheskogo ocherka V.V. Fomin . Tret'e izdanie, dopolnennoe [Varangians and Russia . In two parts / Author of the preface, comments, biographical sketch of V.V. Fomin. Third edition supplemented], Moscow, 2005 [in Russian].

Golovenchenko 1963 - Golovenchenko F.M. Slovo o polku Igoreve [A word about Igor's regiment], Moscow, 1963 [in Russian].

Gorskij 1995 - Gorskij A.A. Ob evolyucii titulatury verhovnogo pravitelya Drevnej Rusi [On the evolution of the title of the supreme ruler of Ancient Russia], in: Rimsko-konstantinopol'skoe nasledie na Rusi: ideya vlasti i politicheskaya praktika [The Roman-Constantinople Heritage in Russia: the Idea of Power and Political Practice], Moscow, 1995 [in Russian].

Gorskij 2002 - Gorskij A.A. Vstupitel'naya stat'ya, podgotovka teksta, perevod s drevnerusskogo, kommentarij i prilozhenie k «Slovu o polku Igoreve, Igorya, syna Svyat»slavlya, vnuka Ol'gova» [Introductory article, preparation of a text, translation from Old Russian, commentary and annex to the «Word on Igor's regiment, Igor, son of Svyatoslav, grandson of Olgov»], Moscow, 2002 [in Russian]

Illarion 1989 - Mitropolit Illarion. Slovo o Zakone i Blagodati [Word of Law and Grace], in: Al'manah bibliofila . Vyp . XXVI [Almanac of the bibliophile. Issue XXVI], Moscow, 1989 [in Russian].

Kuz'min 2003 - Kuz'min A.G. Nachalo Rusi. Tajny rozhdeniya russkogo naroda [The beginning of Russia . Secrets of the birth of the Russian people], Moscow, 2003 [in Russian].

Lihachyov 1950a - Lihachyov D.S. Kommentarij istoricheskij i geograficheskij [Historical and geographical commentary], in: Slovo o polku Igoreve: Sbornik issledovanij i statej [A Word About Igor's Regiment: A Collection of Research and Articles], Moscow; Leningrad, 1950 [in Russian].

Lihachyov 1950b - Lihachyov D.S. Politicheskij i istoricheskij krugozor avtora «Slova o polku Igoreve» [Political and historical horizons of the author of «Words about Igor's Regiment»], in: Slovo o polku Igoreve: Sbornik issledovanij i statej [A Word About Igor's Regiment: A Collection of Research and Articles], Moscow; Leningrad, 1950 [in Russian] . Loginov 1892 - Loginov A.V. Istoricheskoe issledovanie skazaniya o pohode severskogo knyazya Igorya Svyatoslavicha na polovcev v 1185 g. [A historical study of the legend about the campaign of the Seversky Prince Igor Svyatoslavich against the Polovtsy in 1185], Odessa, 1892 [in Russian].

Loginov 1911 - Loginov A.V. «Slovo o polku Igoreve» [«The word about Igor's regiment»], in: Zapiski odesskogo obshchestva istorii i drevnostej. T. 29 [Notes of the Odessa society of history and antiquities . Volume 29], Odessa, 1911 [in Russian].

Mel'nikova 2000 - Mel'nikova E .A. Ryurik, Sineus i Truvor v drevnerusskoj istoriograficheskoj tradicii [Rurik, Sineus and Truvor in the Old Russian Historiographical Tradition], in: Drevnejshie gosudarstva Vostochnoj Evropy. 1998 [The oldest states of Eastern Europe. 1998], Moscow, 2000 [in Russian].

PLDR 1981 - Pamyatniki literatury Drevnej Rusi. XIII vek [Monuments of literature of Ancient Russia . 13th century], Moscow, 1981 [in Russian]

Polevoj 1839 - Polevoj N. Lyubopytnye zamechaniya k «Slovu o polku Igoreve» [Curious remarks to the «Word of Igor's Regiment»], in: Syn Otechestva . 1839. T. 8. Otd. 7 [Son of the Fatherland. 1839. Volume 8 . Division 7] [in Russian]. Povest' 1981 - Povest' o zhitii i hrabrosti blagovernogo i velikogo knyazya Aleksandra [The tale of the life and courage of the noble and Grand Duke Alexander], in: Pamyatniki literatury Drevnej Rusi . XIII vek [Monuments of literature of Ancient Russia . 13th century], Moscow, 1981 [in Russian].

Povesti 1998 - Povesti o Kulikovskoj bitve [Tales of the Battle of Kulikovo], in: Pamyatniki Kulikovskogo cikla [Monuments of the Kulikovo cycle], St. Petersburg, 1998 [in Russian].

PSRL. 1 - Polnoe sobranie russkih letopisej. T. I. Lavrent'evskaya letopis' [Complete collection of Russian chronicles . Volume I. Laurentian Chronicle], Moscow, 2001 [in Russian].

PSRL. 2 - Polnoe sobranie russkih letopisej. T. II. Ipat'evskaya letopis' [Complete collection of Russian chronicles. Volume II. Ipatiev Chronicle], Moscow, 1998 [in Russian] .

PSRL. 3 - Polnoe sobranie russkih letopisej. T. III. Novgorodskaya pervaya letopis' starshego i mladshego izvodov [Complete collection of Russian chronicles . Volume III. Novgorod first annals of senior and junior vodov], Moscow, 2000 [in Russian].

PSRL. 9 - Polnoe sobranie russkih letopisej. T. IX. Letopisnyj sbornik, imenuemyj Patriarshej ili Nikonovskoj letopis'yu [Complete collection of Russian chronicles. Volume IX. Chronicle collection called the Patriarch or Nikon Chronicle], Moscow, 2000 [in Russian] .

Robinson 1978 - Robinson A.I. Solnechnaya simvolika v «Slove o polku Igoreve» [Solar symbolism in the «Word of Igor's Regiment»], in: «Slovo o polku Igoreve». Pamyatniki literatury i iskusstva XI-XVII vekov [«The word about Igor's regiment. » Monuments of literature and art of the XI-XVII centuries], Moscow, 1978 [in Russian].

Rybakov 1971 - Rybakov B.A. «Slovo o polku Igoreve» i ego sovremenniki [«The word about Igor's regiment» and his contemporaries], Moscow, 1971 [in Russian].

Rybakov 1972 - Rybakov B.A. Russkie letopiscy i avtor «Slova o polku Igoreve» [Russian chroniclers and the author of «Words about Igor's Regiment»], Moscow, 1972 [in Russian].

Selivanov 1969 - Selivanov V.M. Syuzhet i kompoziciya bylin o Vol'ge (Volhe) [The plot and composition of epics about Volga (Volkh)], in: Vestnik MGU . Seriya 10 . Filologiya [Bulletin of Moscow State University. Series 10 . Philology], 1969, № 3 [in Russian].

Shchapov 1976 - Shchapov Ya.N. Drevnerusskie knyazheskie ustavy XI-XV vv. [Old Russian princely charters of the XI-XV centuries], Moscow, 1976 [in Russian].

Slovar' 1990 - Slovar' drevnerusskogo yazyka (XI-XIV vv. ) . T. 3 [Dictionary of the Old Russian Language (XI-XIV centuries) . Volume 3], Moscow, 1990 [in Russian].

Slovo 2002 - Slovo o polku Igoreve, Igorya, syna Svyat»slavlya, vnuka Ol'gova / Vstupitel'naya stat'ya, podgotovka teksta, perevod s drevnerusskogo, kommentarij i prilozhenie A.A. Gorskogo [A word about the regiment of Igor, Igor, son of Svyatoslav, grandson of Olgov / Introductory article, preparation of the text, translation from Old Russian, commentary and appendix A.A. Gorsky], Moscow, 2002 [in Russian].

Sokolova 1995 - Sokolova L.V. Dazh'bog (Dazhd'bog) [Dazhbog (Dazhdbog)], in: Enciklopediya «Slova o polku Igoreve». T. 2 [Encyclopedia «Words on Igor's Regiment» . Volume 2], St. Petersburg, 1995 [in Russian] .

Solov'yov 1948 - Solov'yov A.V. Politicheskij krugozor avtora «Slova o polku Igoreve» [Political horizons of the author of "Words about Igor's Regiment"], in: Istoricheskie zapiski. T. 25 [Historical notes . Volume 25], Moscow, 1948 [in Russian].

Speranskij 1919 - Speranskij M.N. Vol'g (Volh) i Mikula [Volg (Volkh) and Mikula], in: Russkaya ustnaya slovestnost'. V dvuh tomah. T. 2 [Russian oral literature. In two volumes. Volume 2], Moscow, 1919 [in Russian].

Stafeev 1963 - Stafeev G.I. Drevnerusskaya literatura [Old Russian literature], Moscow, 1963 [in Russian].

Stellickij 1981 - Stellickij V.I. Kommentarii [Comments], in: Slovo o polku Igoreve. Drevnerusskij tekst i perevody [A word

about Igor's regiment . Old Russian text and translations], Moscow, 1981 [in Russian].

Sumarukov 1997 - Sumarukov G.V. Zatayonnoe imya: Tajnopis' v «Slove o polku Igoreve» [Hidden Name: Cryptography in the «Word of Igor's Regiment»], Moscow, 1997 [in Russian].

Tkachenko 2000 - Tkachenko P.S. V poiskah grada Tmutarakanya [In search of the city of Tmutarakan], Moscow, 2000 [in Russian].

Tvorogov 1995 - Tvorogov O.V. Klyuka [Kluka], in: Enciklopediya «Slova o polku Igoreve». T. 3 [Encyclopedia «Words on Igor's Regiment». Volume 3], St. Petersburg, 1995 [in Russian].

Tvorogov 1995a - Tvorogov O.V. «Yaroslavli vnuki» [«Yaroslavl grandchildren»], in: Enciklopediya «Slova o polku Igoreve». T. 5 [Encyclopedia «Words on Igor's Regiment» . Volume 5], St. Petersburg, 1995 [in Russian] .

Yakobson 1958 - Yakobson R.O. Izuchenie «Slova o polku Igoreve» v Soedinyonnyh Shtatah Ameriki [Learning The Words of Igor's Campaign in the United States of America], in: Trudy Otdela drevnerusskoj literatury. T. 14 [Proceedings of the Department of Old Russian Literature. Volume 14], Moscow; Leningrad, 1958 [in Russian].

Zlatostruj 1990 - Zlatostruj. Drevnyaya Rus'. X-XIII vv. / Sostavlenie, avtorskij tekst, kommentarii A. G . Kuz'mina, A.Yu. Karpova [Gold Jet. Ancient Russia . X-XIII centuries / Compilation, author's text, comments A. G . Kuzmin, A.Yu. Karpov], Moscow, 1990 [in Russian] .

Zolotov 1970 - Zolotov Yu.M. O Troyane «Slova o polku Igoreve» [About Troyan "Words about Igor's regiment"], in: Sovetskaya arheologiya [Soviet archeology], 1970, № 1 [in Russian] .

Карпенко Андрей Александрович

- Соискатель на степень кандидата исторических наук Института переподготовки и повышения квалификации МГУ им. М.В . Ломоносова (Волгодонск, Россия).

Andrey Karpenko

- Applicant on Degree of the Candidate of historical sciences of Institute of Retraining and Professional development of Lomonosov Moscow State University (Volgodonsk, Russia).

alnikar1953@mail .ru