CC BY
6
Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. 2021. № 4 (99). С. 140—148. Vestnik of the East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2021. no.4 (99). P. 140—148.
12.00.09. Уголовный процесс
Научная статья УДК 343.1
DOI: 10.24412/2312-3184-2021-4-140-148
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ ГРАЖДАН КАК КРИТЕРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ СИСТЕМЫ ПОИСКОВО-ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ В СОВРЕМЕННОМ УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
Дмитрий Михайлович Сафронов 1, Лариса Сергеевна Шестакова 2
1Омская академия МВД России, г. Омск, Российская Федерация, dimsafronov@bk.ru 2Восточно-Сибирский институт МВД России, г. Иркутск, Российская Федерация, shela2811 @mail.ru
Введение: решение вопросов, связанных с формированием системы следственных действий в уголовно-процессуальном законодательстве России должно осуществляться через определение ключевых прав граждан, которые данными действиями ограничиваются.
Материалы и методы: при подготовке статьи использовались материалы уголовных дел, расследованных следственными подразделениями и подразделениями дознания УМВД России по Омской области. Использовались формально-юридический метод, эмпирический метод и метод системного анализа.
Результаты исследования: авторы полагают, что процесс формирования системы поисково-познавательных действий в рамках уголовного судопроизводства требует в свою основу положить не вновь вводимые технологии, а права лиц, ограничение которых в установленном законом порядке, позволит установить обстоятельства, имеющие значение для дела, и разрешить его по существу.
Выводы и заключения: делается вывод о необходимости формирования системы поисково-познавательных действий через установление в качестве критериев — конституционных прав граждан, а не путем введения новых действий, обслуживающих новую разработанную промышленностью научную технологию.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, ограничение конституционных прав, следственные действия, поисково-познавательные действия.
Для цитирования: Сафронов Д. М., Шестакова Л. С. Использование конституционных прав граждан как критерия формирования системы поисково-познавательных действий в современном уголовном судопроизводстве// Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. — 2021. — № 4 (99). — С. 140—148.DOI: 10.24412/2312-31842021-4-140-148
© Сафронов Д. М., Шестакова Л. С., 2021
12.00.09. Criminal proceedings
Original article
THE USE OF CONSTITUTIONAL RIGHTS OF CITIZENS AS A CRITERION FOR THE FORMATION OF A SYSTEM OF SEARCH AND COGNITIVE ACTIONS IN MODERN CRIMINAL PROCEEDINGS
Dmitry M. Safronov 1, Larisa S. Shestakova 2
1Omsk Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Omsk, Russian Federation, dimsafronov@bk.ru
2East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Irkutsk, Russian Federation, shela2811@mail.ru
Introduction: the solution of issues related to the formation of a system of investigative actions in the criminal procedure legislation of Russia should be carried out through the definition of key rights of citizens who are limited to these actions.
Materials and methods: during the preparation of the article, materials of criminal cases investigated by investigative units and inquiry units of the Ministry of Internal Affairs of Russia in the Omsk region were used. The formal legal method, the empirical method and the method of system analysis were used.
The results of the study:the authors believe that the process of forming a system of search and cognitive actions in the framework of criminal proceedings requires the rights of persons to be based on, the restriction of which will allow to establish the circumstances relevant to the case and resolve it on its merits.
Findings and Conclusions: it is concluded that it is necessary to form a system of search and cognitive actions through the correct establishment of restricted rights, and not by introducing an action serving a new scientific technology developed by the industry.
Keywords: criminal proceedings, restriction of constitutional rights, investigative actions, search and cognitive action.
For citation: safronov Dmitry Mikhailovich, Shestakova Larisa Sergeevna. The use of constitutional rights of citizens as a criterion for the formation of a system of search and cognitive actions in modern criminal proceedings. Vestnik of the East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2021, no. 4 (99) pp. 140— 148 (in Russ.). DOI: 10.24412/2312-3184-2021-4-140-148
Изучение современного уголовно-процессуального законодательства и складывающейся на его основе правоприменительной практики предлагает интересные, порой нестандартные, пути решения известных теоретических вопросов, которые в научной среде на конференциях и круглых столах, в монографиях и научные статьях обсуждаются на протяжении весьма длительного периода. Практический работник, следователь или дознаватель, стремясь оптимизировать расследование уголовного дела, своевременно направить его в суд, и исключить возвращение для устранения обнаруженных недостатков, порой предлагает оригинальные и интересные предложения, находясь в сложных и противоречивых условиях [1, с. 137—144].
К одному из таких противоречий современного уголовно-процессуального законодательства можно отнести необходимость сохранения стройной системы поисково-познавательных действий при учёте непрерывного развития научно-технического прогресса.
Ни для кого не секрет, что Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее — УПК РФ) стал развиваться путем введения все более точечных процедур, обслуживающих частные случаи. Так, например, вслед за решением Конституционного Суда Российской Федерации в него вошло положение об особенностях производства обыска, осмотра и выемки в отношении адвоката (ст. 450.1 УПК РФ). Общие положения о наложении ареста на почтово-телеграфные отправления, их осмотр и выемка, описанные в ч.ч. 1—6 ст. 185 УПК РФ, были дополнены несколько неожиданной частью 7, касающейся электронных и иных передаваемых по сетям сообщений. Справедливости ради можно сказать, что в данном случае, как никогда ранее, сработал известный правовой принцип: «Строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения». Практические работники продолжали использовать ст. 186.1 УПК РФ «Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами» и для установления факта соединения, и для установления его содержания. Между тем анализ закона показывает принципиальное отличие обоих действий [2, с. 30—33]. И разница существенна.
Как реагирует правоприменительная практика на вводимые частные процедуры и новые следственные действия? Задавшись целью изучить этот вопрос, авторы настоящей статьи провели выборочное изучение уголовных дел и принимаемых в ходе производства по ним судебных решений, посвященным охраняемым Конституцией Российской Федерации правам. Для изучения были выбраны уголовные дела с судебными решениями о производстве выемки. Их изучение позволило обратить внимание на ряд особенностей.
Прежде всего, следует заметить, что выемка в ее классическом виде стала применяться весьма редко. В абсолютном большинстве случаев практические работники стремятся получить изымаемые объекты у участников уголовного судопроизводства путем проведения осмотров либо выемок в кабинете следователя [3, с. 86—87]).
В ходе изучения более 100 уголовных дел, находящихся и находившихся в производстве органов предварительного следствия и дознания МВД России в 2020— 2021 годах была обнаружена 21 выемка, проводимая по судебному решению. Все эти факты были приняты в рамках предварительного судебного контроля и предшествовали фактическому получению документов и материалов, имеющих значение для дела. Из них 16 решений касались производства выемки из банков и 5 из ломбардов.
При этом при исследовании не было обнаружено ни одного случая выемки из жилища. Проанализировав данную ситуацию, полагаем, это обоснованно. В тех случаях, когда лица сотрудничают с органами предварительного расследования, передача интересующих органы следствия и дознания объектов осуществляется либо путем принятия представленного либо путем выемки в кабинете следователя (дознавателя), либо путем производства осмотра. В иных случаях, когда ситуация складывается конфликтно, следователям и дознавателям разумнее и целесообразнее провести обыск. Этим путем практика и пошла. В этой связи производство обыска в жилище стало определенным показателем наличия противодействия со стороны подозреваемого, обвиняемого, и, следо-
вательно, обусловило необходимость его преодоления путем применения более жестких силовых процедур [4, с. 63—67].
Однако и с теми судебными решениями, что были приняты в отношении объектов, находящихся в ломбардах либо в банках, ситуация тоже сложилась непростая.
Изучение уголовных дел показало следующее.
Из ломбардов было проведено 5 изъятий. Во всех решениях подозреваемый сам указал в ходе допроса на местонахождение похищенного имущества. При этом изымаемые предметы были сопоставимо малы (как, например, золотой браслет или сотовый телефон), и для их изъятия фактически требовалось производство обыска. В двух случаях органы расследования ходатайствовали, и суд их поддержал в необходимости производства обыска. При этом в одном случае перечень сданного имущества не был конкретизирован, а лишь указана категория — «похищенное имущество», в другом изымаемый предмет был сопоставимо большим — телевизор, и его сокрытие в ломбарде, думается, было бы сомнительно, он мог быть сравнительно легко обнаружен и изъят.
т~ч и и ___
В этой связи видится интересным правовой анализ возникающим отношениям. Так, ст. 354 Гражданского кодекса Российской Федерации указывает на возможность передачи прав и обязанностей по договору залога. Ссылающаяся на нее норма Федерального закона «О ломбардах» 1 (далее — ФЗ «О ломбардах»), именуемая в ч. 2 ст. 4 «Последствия изъятия, принудительного изъятия либо выемки заложенной или сданной на хранение вещи» указывает на то, что «в случае выемки заложенной или сданной на хранение вещи в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации либо изъятия в соответствии с законодательством Российской Федерации об административных правонарушениях договор займа или договор хранения прекращается».
Сведения о заемщике либо поклажедателе, в соответствии со ст. 3 ФЗ «О ломбардах», составляют профессиональную тайну. Именно этим обстоятельством и была обусловлена, как представляется авторам настоящей статьи, необходимость производства изъятия имущества из ломбарда по судебному решению, несмотря на то, что ФЗ «О ломбардах» такой дополнительной гарантии профессиональной тайны не требовал.
Однако, как можем предположить, использование термина «выемка» в неспециализированном законе — ФЗ «О ломбардах» — было скорректировано самой правоприменительной практикой. Практика стала допускать производство изъятия имущества, сданного в ломбард, и путем производства названной в законе выемки, и путем производства, не названного в данном законе обыска. Полагаем, такая корректировка была и разумна, и правильна.
Во-первых, данные правоотношения касаются профессиональной тайны и, исходно, судебного решения, по всей видимости, не предполагалось. Это позволило отнестись к указанию в статье 4 ФЗ «О ломбардах» расширительно, оставляя существо деятельности — выемку, но не распространив предписание неспециализированного закона «О ломбардах» на форму следственного действия — выемку. Нельзя не заметить, что результат и выемки, и обыска один — изъятие. Однако обыск дополнительно предполагает возможность производства поисковых действий. В этой ситуации видится вполне разум-
1 См.: О ломбардах [Электронный ресурс]: федер. закон от 19 июля 2007 г. № 196-ФЗ. — Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс».
ным оставить выбор действия за органами расследования, опирающимися на анализ имеющихся в уголовном дела материалов. Установление формы изъятия видится неоправданным, и практическими работниками в итоге не поддержано.
Во-вторых, практические работники органов предварительного расследования и суды стали разумно сопоставлять параметры изымаемых объектов и помещений, из которых такое изъятие осуществляется. При этом они пришли к выводу о том, что изъятие из ломбарда предметов, несопоставимых с самими ломбардами — это, по сути, поисковые действия, а, следовательно, необходимо исходить из понимания сущности уголовно-процессуальных действий, а не из буквального предписания нормы неспециализированного закона. Строго говоря, обнаружение и изъятие объектов, несопоставимых с местом изъятия, требует, безусловно, действий поискового характера. Значит, необходимо проводить именно обыск.
В-третьих, само по себе включение судов в процедуру изъятия имущества из ломбарда есть не что иное как дополнительная гарантия законодателя корректности защиты интересов ломбардов, обеспечиваемая силой судебного контроля. Полагаем, к этим же выводам пришли и суды, удовлетворяя ходатайства органов предварительного расследования и о производстве выемки, что соответствовало законодательству (ст. 4 ФЗ «О ломбардах», ст. 29 УПК РФ), и о производстве обыска, что фактически точнее отражало характер и содержание возникающих между участниками изъятия правоотношений.
При данных обстоятельствах, приветствуя складывающуюся правоприменительную практику, заметим, что нормотворчество — очень тонкий процесс, требующий принятия взвешенных решений. Видится разумным формировать процедуры, требующие использования смежных отраслей законодательства, исходя из описания существа затрагиваемых вопросов, но не их формы. В нашем случае в части 2 ст. 4 ФЗ «О ломбардах» целесообразнее было бы указать следующее: «В случае изъятия заложенной или сданной на хранение вещи, в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации либо с законодательством Российской Федерации об административных правонарушениях, договор займа или договор хранения прекращается». И суть проводимой процедуры была бы понятна, и в складывающиеся в уголовно-процессуальном законодательстве правоотношения норма бы не вторгалась. При таких обстоятельствах, как видится, было бы правильно поставить вопрос о приведении норм обоих законов в соответствие.
Кстати сказать, до настоящего времени ФЗ «О ломбардах» необходимость применения судебного решения в данном вопросе так и не поддержал. Возможно, оно здесь было исходно избыточным.
16 из обнаруженных нами решений судов касалось выемки сведений из банков. Из них 14 изъятий из банков касались переписок, связанных с движением денежных средств, изъятием документов, на основании которых проводились незаконные банковские операции (кредитных дел, договоров поручительства), либо документов, обеспечивающих производство судебных экспертиз, в частности почерковедческой.
Наше внимание привлекли два документа.
Первый представлял собой постановление о выемке из управления Пенсионного фонда Российской Федерации. Законодатель данный орган как защищающий тайны
граждан не называет. Законом «О банках и банковской деятельности» 1 он не охватывается. Поэтому, на первый взгляд, производство выемки из данной организации по судебному решению не вполне объяснимо. Между тем, считаем, что органы предварительного расследования поступили и разумно, и обоснованно. Причина этого кроется в содержании получаемой информации, а, точнее в том, что она, по сути, касается личной тайны и тайны вкладов, которые в случае обращения за подобными сведениями в банк, требовали бы получения судебного решения. И потому данные сведения строго охраняются законом, и их получение требует процедуры судебного контроля. Видимо, аналогичным образом рассуждал и правоприменитель, правильно указывая, что, поскольку ему необходимо получить дело лица, имеющего право на дополнительные меры государственной поддержки, а в деле содержится информация о счетах граждан в банках и иных кредитных организациях, а именно сведения, касающиеся перечисления денежных средств; и получение данной информации из банка, необходимо было провести процедуру судебного контроля, получив от суда разрешение на изъятие подобных сведений, что и было сделано.
Налицо процедура применения закона по аналогии, когда охраняемое законом право ставится выше, чем установленный законом перечень объектов, изъятие из которых информации требует судебного решения.
Изучая судебные решения и необходимость обоснования процедуры изъятия интересующей информации путем выемки из банков, считаем необходимым заметить следующее.
Проводимые выемки, осуществляемые с разрешения суда, предполагают точное представление о местонахождении изымаемого объекта, что при сопоставлении размеров нескольких листов дела вкладчика с размерами помещения, занимаемого банками, видится необоснованным. Данный порядок скорее констатирует определенную договоренность между органами предварительного расследования и банковскими организациями, поскольку в случае отказа банков от сотрудничества органы расследования не смогут в рамках выемки получить документы, потому что им неизвестно их местонахождение. Однако в случае производства обыска данные документы могут быть обнаружены, но финансовые и временные потери, связанные с приостановлением работы банка, не позволяют банкам в этом вопросе оказывать противодействие. При этом нельзя не заметить, сам по себе факт судебного разрешения еще не становится гарантией защиты интересов органов предварительного расследования, поскольку среди банковских служащих также могут быть соучастники преступления. Следовательно, не исключена возможность их противодействия в процессе получения сведений о переводах и счетах лиц, преследуемых в уголовно-процессуальном порядке, что вновь подводит исследователя к вопросу о необходимости правильно определять средство для изъятия объектов: выемка или обыск.
При сложившихся условиях для получения информации из банков видится более взвешенным и правильным использовать процедуру обыска как отражающую существо проводимых действий и позволяющую без повторного обращения в суд прибегнуть к поисковым действиям. При этом задействование в процедуре ограничения права на тайну вклада суда — профессиональной банковской тайны — уже само по себе ста-
1 См.: О банках и банковской деятельности [Электронный ресурс]: федер. закон от 2 дек. 1990 г. № 395-1. — Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс».
новится гарантом обоснованности требования органов предварительного расследования о необходимости ограничения данного права. Это уже вторая из приводимых ситуаций, когда применяемая процедура и фактически и юридически неоправданно снижает эффективность судебной деятельности и основанной на ней деятельности органов предварительного расследования. Обыск предпочтительнее выемки. А цель защиты прав отдельных лиц, указанных в основном законе страны, является для правоприменителей более предпочтительной, несмотря на то, что закон не называет все объекты для изъятия необходимой информации, опираясь больше на необходимость защиты прав.
Не можем не заметить, что, по данным интервьюирования отдельных практических работников органов предварительного следствия, аналогичная практика складывается и в Новосибирской области.
Вторая выемка из банка, вынесенная на обсуждение, оказалась не менее интересной. По ходатайству органов предварительного расследования суд разрешил осуществить выемку из банка письменной корреспонденции, поступившей по почте от имени определенных лиц. При этом и суд, и органы расследования руководствовались п. 7 ч. 2 ст. 29 УПК РФ, т. е. положением, требующим судебного решения на производство «выемки предметов и документов, содержащих государственную или иную охраняемую федеральным законом тайну, а также предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах граждан в банках и иных кредитных организациях». А между тем речь должна была вестись об ином праве — о праве на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, предусмотренном ч. 2 ст. 23 Конституции Российской Федерации. Сложность ситуации состоит в том, что, исходя из буквального анализа УПК РФ, обратиться в суд, в соответствии с УПК РФ, нельзя, ибо данный закон предусматривает в таком случае лишь процедуру наложения ареста корреспонденции, разрешении на ее осмотр и выемку лишь в учреждениях связи (п. 2 ч. 2 ст. 29 УПК РФ). Банковская организация к таковым не относится.
Таким образом, закон, устанавливая формальные процедуры, не учитывает и, пожалуй, не может учитывать всего многообразия возникающих ситуаций. Возможно, проблема кроется в другом?
Приводимые примеры судебной практики, имеющей место в Омской области в 2014—2021 года, наглядно показывают, что избранный законодателем пусть правового регулирования, путем введения процедур, охватывающих различные избранные объекты, подлежащие охране, не является, по сути, ни эффективным, ни правильным.
При этом, полагаем, допускается ряд принципиальных ошибок.
Первая. Законодатель в непроцессуальном законе использует термины, которые несопоставимы ни с положениями действующего уголовно-процессуального закона, ни с потребностями складывающейся правоприменительной практики. Видится правильным указывать на правоотношения, которые нуждаются в защите путем введения судебного контроля. Процедуру же должен определять специальный процедурный закон.
Вторая. Законодатель исходит из добропорядочности органов, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства (ломбардов и банковских организаций), а, следовательно, рассчитывает на их непротиводействие либо даже содействие при изъятии объектов, имеющих значение для дела. Однако авторы статьи не обнаружили данных, обосновывающих такое безоговорочное допущение.
Третье. Законодатель выделяет заведомо более узкую процедуру выемки, не указывая на обыск. Между тем подлежащие изъятию объекты несопоставимы с размерами места, откуда происходит изъятие, в изученных нами уголовных делах нет указания на конкретные места, из которых и надлежало изымать искомые объекты. Иначе говоря, проводимая процедура использовалась как бы «по умолчанию», что, по сути, не отражает и не может отражать ни фактически складывающиеся отношения, ни отношения необходимые для обеспечения целей уголовного судопроизводства.
Изучение складывающейся правоприменительной практики позволяет обратить внимание на возможность и даже необходимость переоценки подходов к ограничению конституционных прав граждан.
Как представляется, в настоящее время избранный законодателем путь «обслуживания» отдельных современных технологий посредством введения дополнительных следственных действий является, по сути, порочным.
УПК РФ не может и не должен формироваться исходя из уровня развития научно-технического прогресса. Его задача — предложить сбалансированные способы обеспечения законных интересов государственных органов путем введения судебного контроля при учете интересов отдельных частных лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство. А для этого необходимо не вводить новые действия, описывающие новые технологии, а обратить внимание на возможность ограничения тех либо иных прав граждан вне зависимости от того, в ходе какого именно действия данное право может быть затронуто и ограничено [5, с. 27—31]. И тогда, возможно, появится способ оптимизации системы поисково-познавательных действий, которые будут необходимо и разумно обеспечивать ограничения конституционных прав граждан вне зависимости от места, где это право будет ограничено. Практические работники свое слово в данном вопросе высказали. Возможно, стоит всерьез задуматься над данным вопросом и исследователям. «Стоит ли множить сущее без необходимости?», стоит ли придумывать отдельные следственные действия, когда Конституция Российской Федерации защищает право? Полагаем — нет.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Безруков С. С. Использование оценочных понятий в условиях реформирования российского уголовно-процессуального законодательства// Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. — 2021. — № 3 (98). — С 137—144.
2. Сафронов Д. М. Уголовно-процессуальные и криминалистические аспекты получения информации о пользователях сети Интернет при производстве следственных действий / Д. М. Сафронов, К. С. Сидорова // Российская юстиция. — 2021. — № 1. — С. 30—33.
3. Новицкий А. Н. Проблемные вопросы производства обыска и выемки в уголовном процессе Российской Федерации // Молодой ученый. — 2017. — № 38 (172). — С. 86—87.
4. Тактоева В. В. Проблемы соблюдения прав и законных интересов лиц, задержанных по подозрения в совершении преступлений в порядке ст.ст. 91—92 УПК РФ / В. В. Тактоева, А. Н. Залескина // Криминалистика: вчера, сегодня, завтра. — 2018. — № 3 (7). — С. 63—67.
5. Сафронов Д. М., Соотношение интересов государства и личности в рамках уголовного судопроизводства в условиях чрезвычайного правового регулирования / Д. М. Сафронов, Л. С. Шестакова // Вестник Уральского юридического института МВД России. — 2019. — № 3 (23). — С. 27—31.
REFERENCES
1. Bezrukov S. S. The use of evaluative concepts in the conditions of reforming the Russian criminal procedure legislation// Vestnik of the East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2021, no. 3 (98)., pp. 137-144.
2. Safronov, D.M., Sidorova K.S. Criminal procedural and criminalistic aspects of obtaining information about Internet users during investigative actions// Russian Justice, 2021, no. 1, pp. 30-33.
3. Novitsky A.N. Problematic issues of search and seizure in the criminal process of the Russian Federation // Young Scientist. 2017, no. 38 (172), pp. 86-87.
4. Taktoeva V.V., Zaleskina A.N. Problems of observance of the rights and legitimate interests of persons detained on suspicion of committing crimes in accordance with Articles 91-92 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation// Criminology: yesterday, today, tomorrow. 2018, no. 3 (7). pp. 63-67.
5. Safronov D.M., Shestakova L.S. Correlation of interests of the state and the individual in the framework of criminal proceedings in the conditions of emergency legal regulation.// Bulletin of the Ural Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2019, no. 3 (23), pp. 27-31.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ
Сафронов Дмитрий Михайлович, кандидат юридических наук, доцент, заместитель начальника кафедры криминалистики. Омская академия МВД России 644092, г. Омск, ул. Комарова, д.7. ORCID: 0000-0002-8202-991Х
Шестакова Лариса Сергеевна, старший преподаватель кафедры административного права и административной деятельности ОВД. Восточно-Сибирский институт МВД России, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 110. ORCID: 0000-0002-1596-4684 INFORMATION ON AUTHORS
Safronov Dmitry Mikhailovich, сandidate of Law, Associate Professor, Deputy Head of the Department of Criminalistics of the Omsk Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 7, Komarova St, Omsk, Russia. 644092 ORCID: 0000-0002-8202-991Х
Shestakova Larisa Sergeevna, senior lecturer at the Department of Administrative Law and Administrative Activities of the Department of Internal Affairs of the East Siberian Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 110, Lermontov Irkutsk, Russia. 664074 ORCID: 0000-0002-1596-4684
Статья поступила в редакцию 23.04.2021; одобрена после рецензирования 18.05.2021; принята к публикации 02.12.2021.
The article was submitted 23.04.2021; approved after reviewing 18.05.2021; accepted for publication 02.12.2021.
