Использование фальсификаций в деятельности пермских чекистов в годы Большого террора Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

95

УДК 94 (470.53)"19"(045) А.Б. Суслов

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ФАЛЬСИФИКАЦИЙ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПЕРМСКИХ ЧЕКИСТОВ В ГОДЫ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА

Рассматриваются мотивы и способы фальсификаций в работе чекистов в годы Большого террора. В проведенном микроисторическом исследовании рассмотрение проблемы конкретизируется на примере деятельности пермских чекистов. Основными источниками для исследования стали фонды архивно-следственных дел по «контрреволюционным» преступлениям, хранящиеся в Государственном архиве новейшей истории Пермского края, в первую очередь показания, данные на допросах сотрудниками НКВД. Эти источники вполне коррелируют с многочисленными свидетельствами жертв политических репрессий. Имеющиеся в нашем распоряжении источники позволяют, в основном, выявить как мотивы, так и приемы фальсификаторской деятельности пермских чекистов.

Объектом исследования является противозаконная деятельность исполнителей, т. е. сотрудников НКВД среднего и низшего ранга. Использование ими массовых фальсификаций в своей работе позволило сконструировать фантастические заговоры, которые якобы плели «враги народа». Они вместе с вдохновлявшими их руководителями стали соорганизаторами Большого террора.

Анализ источников позволяет утверждать, что повседневная работа сотрудников НКВД в годы Большого террора заключалась не в проведении объективного расследования, а в массовых фальсификациях, основанных на подлоге, насилии и т. д.

Ключевые слова: Большой террор, чекисты, НКВД, фальсификации, политические репрессии, сталинизм, преступления.

Большой террор в общественном сознании часто ассоциируется с репрессиями по отношению к известным советским и партийным деятелям и т. п. Между тем воистину «Большим» террор становится вследствие беспрецедентного масштаба политически мотивированных арестов и казней весны 1937 - осени 1938 гг. Принципиально важно подчеркнуть, что подавляющее большинство жертв были рядовыми рабочими, крестьянами, служащими. Многие из них попали в разнарядки секретных репрессивных операций НКВД 1937-1938 гг. Задумывались эти операции Сталиным и его подручными. «Изъять» же «врагов народа» и обосновать необходимость суровых карательных мер предстояло органам НКВД.

Технологии репрессивной деятельности НКВД в годы Большого террора, в том числе использование фальсификаций, получили определенное отражение в отечественной и зарубежной историографии [4; 5]. Однако еще не все аспекты проблемы представлены достаточно полно. Целью предпринятого микроисторического исследования стало изучение мотивов и способов фальсификаций в работе чекистов в годы Большого террора. Рассмотрение проблемы конкретизируется на примере деятельности пермских чекистов.

Основными источниками для исследования стали фонды архивно-следственных дел по «контрреволюционным» преступлениям, хранящиеся в Государственном архиве новейшей истории Пермского края, в первую очередь показания, данные на допросах сотрудниками НКВД, вполне подтвержденные свидетельствами их жертв.

Материалы расследования преступлений сотрудников НКВД периода «бериевской оттепели» и другие документы демонстрируют неприглядную картину массовых фальсификаций работников «компетентных органов», на основе которых сотни тысяч невинных людей по всей стране приговаривались к длительным срокам лишения свободы и высшей мере наказания.

Директивы о проведении операций следовали одна за другой, определяя в качестве адресатов репрессий «кулаков», немецких, польских и других шпионов, а также ряд иных «враждебных» элементов, устанавливая контрольные цифры по регионам (анализ мотивов и механизмов проведения секретных операций НКВД не входит в число задач данной публикации. - А.С.). Очень скоро выяснилось, что секретные приказы НКВД сотрудникам этого ведомства на местах не выполнить, если они не смогут изменить как методы своей работы, так и понимание ее смысла. То есть сотрудник НКВД должен был принять мировоззренческие установки, что «упрощенные», незаконные методы работы, фальсификации являются не только допустимыми, но и необходимыми.

2014. Вып. 1

ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

Наше внимание будет сосредоточено на действиях исполнителей, т. е. сотрудников среднего и низшего ранга. Действия руководителей, которые конструировали фантастические заговоры и вдохновляли своих подчиненных на фальсификации, заслуживают особого анализа.

Имеющиеся в нашем распоряжении документы позволяют, в основном, выявить мотивы фальсификаций. В первую очередь на позицию большинства чекистов конца 30-х гг. влияло стремление выполнить жесткие директивы по достижению контрольных показателей по репрессиям. Согласно рапорту начальника Соликамского районного отделения НКВД А. Д. Мочалова «на обработку арестованных из УНКВД давались крайне ограниченные сроки - 3-5 дней на 400 человек» [2. С. 267]. «Требовали по 10 дел в день, - оправдывался оперуполномоченный С. Б. Герчиков, - работали по 20-22 часа в сутки» [1. Д.12558. Т.3. Л.113]. Бывший сотрудник НКВД Г. А. Гайда свидетельствовал, что работавшая в Соликамской тюрьме группа следователей 4-5 человек «в работе с инобазой... делали 96 признаний в день» [1. Д. 10397. Л. 378].

Важнейшим фактором, определившим поведение чекистов, стал инструктаж старших товарищей. Помощник начальника Свердловского управления НКВД Н. Я. Боярский внушал прикомандированным к Кочевскому райотделу курсантам школы НКВД, «что в борьбе с врагами любые средства хороши» [1. Д. 11912. Л. 247]. Следователь П. А. Поносов оправдывался на суде, что начальник Пермского горотдела НКВД В. Я. Левоцкий и его заместитель В. И. Былкин «говорили, что если не обманешь обвиняемого, то не добьешься признания» [1. Д.11912. Л.167].

Определенное значение имело и материальное поощрение сотрудников за выполнение количественных показателей (количество арестованных, количество завершенных в срок дел и т. п.). Например, следователь Терехин «за активную работу по следствию» был «награжден деньгами в размере оклада месячной зарплаты» [1. Д. 12558. Т. 3. Л. 35].

Еще одним немалозначимым мотивом был страх. Причем не только страх служебных взысканий, но и в первую очередь страх за свою жизнь. Так, В. И. Дардык, рассказывая о том, каким образом руководители региональных и местных органов НКВД инструктировали подчиненных, в частности, отметил: «На отдельные попытки сотрудников ... узнать правильным ли методом ведется следствие Шейнкман (С. И. Шейнкман - начальник Ворошиловского РО НКВД. - А.С.) прямо отвечал: «Сотрудники, не доверяющие методам следствия, будут арестовываться и предаваться суду военного трибунала, или же пропускаться через тройку УНКВД» [1. Д. 13569. Л. 153].

Впоследствии многие из фальсификаторов пытались оправдать свои действия тем, что у них не было выбора, что они верили своим наставникам и т. п. По-видимому, они на самом деле стремились мало думать о преступном характере своих действий. Все это, естественно, не снимает вопроса об ответственности за совершенные преступления.

В ходе выполнения репрессивных операций НКВД был отработан ряд технологий фальсификации уголовных дел. Наше внимание будет сосредоточено на способах фабрикации дел о контрреволюционных организациях, диверсиях, шпионаже и других наиболее серьезных деяниях, включенных в печально знаменитую 58-ю статью УК РСФСР. На «раскрытие» именно этих преступлений руководители органов НКВД нацеливали подчиненных; незначительные проступки вроде антисоветской агитации в годы Большого террора их не интересовали.

Важную роль в организации массовых фальсификаций сыграло своеобразное разделение труда в работе следственных бригад. Протоколы допросов тех, кого представляли как «руководящих участников организации», обычно составлялись руководителями следственных групп или опытными оперативными работниками. Рядовым следователям выдавались их признательные показания, акты об авариях, доносы и т. п., на основании чего они должны были добиваться признаний подследственных в совершении диверсий, повлекших реальные происшествия (аварии, пожары и т. п.), в создании фантастических повстанческих организаций и т. д. Начальник Соликамского районного отделения НКВД А. Д. Мочалов сообщал: «лично Дашевским (заместитель начальника Свердловского УНКВД. - А.С.) был разработан образец протокола в двух видах: один из них - для рядовых участников и второй - для руководителей. По этим стандартным образцам следовало составлять протоколы допроса» [2. С. 267]. Бывший начальник отделения Пермского городского отдела НКВД П. М. Королев на допросе показал: «Корректируя явно вымышленные протоколы и поправляя их, я вписывал дополнения по шпионско-диверсионной деятельности этих арестованных . давал следователям предположительные вопросы и ответы для дополнения протокола, и, таким образом, как начальник отделения, создавал вымышленные шпионско-диверсионные организации без наличия соответствующих материалов» [1. Д. 11293. Т. 2. Л.

72-73]. Бывший оперуполномоченный Ворошиловского районного отдела НКВД М. А. Дьяконов впоследствии признался, что «существовал своего рода конвейер, то есть, такой порядок, при котором по одному следственному делу работало несколько сотрудников РО, выполняя почти механически какое-то одно следственное действие. Так, одни сотрудники производили арест и обыск, другие. заполняли анкеты, третьи принимали от арестованных заявления, четвертые писали протоколы допроса арестованных, пятые корректировали эти протоколы в нужном для следствия духе и отдавали их для печатания на машинке, и, наконец, последние - давали отпечатанные протоколы на подпись арестованным» [1. Д. 12621. Л. 38-39].

В рамках этого «разделения труда» фальсификаторы обычно добивались признания вины от тех, кто был «назначен» руководителями вымышленных организаций, затем разными способами получали признательные показания от других «участников» (чаще всего в их роли выступали подчиненные, родственники, знакомые и т. п.).

Получившее благословление устами генерального прокурора страны А. Я. Вышинского провозглашение признания вины «царицей доказательства», занимало важное место в ряду фальсификаторских техник. Имеется немало свидетельств склонения подследственных к самооговорам. При этом следователи иногда пытались апеллировать к чувству советского патриотизма. Например, И. С. Клочко пишет, «следователь НКВД. предложил подписать ложное заявление лично от себя, о том, что я якобы участник подготовки вооруженного восстания против советской власти. если Вы, т. Клочко, хотите быть советским гражданином и понимаете, для чего это нам нужно, то Вам следовало бы подписать. Вы этим принесете Советской власти большую пользу» [1. Д. 6326. Л. 181-182].

Если убеждение не помогало, в ход шли угрозы и принуждение. Общая атмосфера следствия и тюремного содержания убеждали подследственных, что угрозы - не пустой звук. Так, А. В. Щеголи-хин, объясняя своей жене причину признания им нелепых обвинений, пишет, что следователь прямо ему сказал «сдохнуть не дадут, т. е. будут мучить, сделаешься полукалекой, а затем подпишешь, как делали другие, не выдержав мучений» [2. С. 264].

Получить признания помогала также «камерная обработка» - подсаживание в камеру к подследственному завербованных «органами» агентов, чаще всего тоже заключенных, которые с помощью различных аргументов подталкивали несчастных к выполнению требований следователя. Бывший оперуполномоченный В. О. Кужман на допросе признался, что «в то время в Кизеловском гор-отделе широко применялся провокационный метод обработки арестованных в камерах, где они определенной группой лиц склонялись к даче признательных показаний. И вот после такой обработки арестованный, приходя на допрос, говорил, что он является участником организации и иногда по подсказке следователя, а некоторые сами называли вербовщика» [1. Д. 10499. Т. 3. Л. 116].

Распространенным способом получения нужных признаний являлось доведение жертвы до изнурения. Сами следователи признавали: «Если обвиняемый отказывался подписывать протокол, то его держали сутками в кабинете следователя без питания и сна, применяя к нему конвейерный метод допроса, т. е. следователь уходил на отдых, а допрос продолжал другой следователь»; «Я. держал арестованных при допросе в стоячем положении, не разрешая ему садиться до тех пор, пока он не подпишет протокола с признательными показаниями, написанного мной» [1. Д. 7485. Л. 51-52]. «Под сильными угрозами следователя я вынуждена была подписать, - писала в своей жалобе Л. Ф. Красно-кутская, - так как я стояла на стойке 10 часов согласилась подписать, но не имела понятия, что подписывала» [1. Д. 6326. Л. 181-182].

Наконец, в арсенале следователей-фальсификаторов имелись пытки, к которым они довольно часто прибегали. Например, в заключении по делу бывшего следователя А. А. Годенко зафиксировано, что он «совместно с быв. начальником горотдела Вайнштейном (арестован) систематически принимал участие в избиении арестованных» [1. Д. 11640. Т. 2. Л. 263]. И. В. Петрашко в своем заявлении оставил одно из многочисленных свидетельств применения насилия сотрудниками НКВД для получения нужных им показаний: «Вайнштейн, Годенко, Ерман начали меня бить по голове, по лицу, по шее, по позвоночнику, требуя писать заявление на имя начальника областного Управления НКВД с признанием того, чего никогда не было, т. е. с признанием себя членом к/р организации правых. Били меня кулаками, ногами, стеклянной пробкой от графина, били до потери сознания, заявляя мне, что стены горотдела НКВД ничего не выдадут, и если я не подпишу того, чего они требуют, так буду убит, так как избиение не будет прекращаться. я дал согласие что угодно подписать, дабы спасти свою жизнь до суда» [2. С. 270].

2014. Вып. 1

ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

Следует обратить внимание на такую особенность ведения дел по контрреволюционным преступлениям, как максимальное и неправомерное упрощение процедур. Чаще всего обвиняемые допрашивались по одному разу. При этом следователю обычно удавалось добиться от подследственных признания вины. Необходимость закончить дела в кратчайшие сроки почти не оставляла следователям времени на сбор показаний свидетелей. Чаще всего в делах фигурирует 1-2 свидетеля, часто из числа обвиняемых по этому или другому делу. Следователи признавали: «Никакой проверки показаний обвиняемых не проводилось»; «Большинство протоколов допроса следователями писалось в отсутствии арестованных»; «Протоколы допроса мы составляли, руководствуясь собственной фантазией» [1. Д. 10499. Т. 1. Л. 115-116; Д. 13932. Л. 30-31; Д. 11293. Т. 2. Л. 74-75]. В ряде случаев никаких следственных действий не предпринималось совсем, свидетели и обвиняемые не допрашивались: для написания вымышленных протоколов их присутствия не требовалось. Сами протоколы следователи обычно составляли по заданному начальством трафарету: все формулировки даны, оставалось лишь вписывать имена.

Процедура подписи фальсифицированных протоколов обвиняемыми иногда напоминала чудовищный фарс: арестованные, доведенные в тесных камерах до крайнего морального опустошения и дезориентированные сотрудниками НКВД, убедившими, что после подписания участь узников будет облегчена, они иногда доходили до того, что выстраивались в очередь на подписание «своих» признаний в вымышленных преступлениях. Пермским чекистам принадлежит авторство на своеобразное фальсификаторское «know-how»: подпись арестованными абсурдных обвинений под патефон! Измученных узников группами по 20-30 человек заводили в просторную светлую комнату, сажали за стол, ставили пластинку с музыкой и обвиняемые, которых, как правило, уже уговорили поставить подпись сокамерники или следователи, с энтузиазмом подписывали заранее написанные протоколы. «Одна из арестованных женщин пыталась под патефон после подписи протокола танцевать», - писал начальник Соликамского РО НКВД А. Д. Мочалов [1. Д. 12621. Л. 39-40; 2. С. 267].

Стремление обеспечить необходимые по приказу показатели подталкивало следователей к облегчению своей работы с помощью банальных подлогов. В этом пермские чекисты проявили немалую изобретательность. Архивист Г. Ф. Станковская называет следующие методы подлогов: допрос «под карандаш» (показания арестованного следователь записывал карандашом, давал ему ознакомиться и подписать протокол, далее стирал карандашную запись резинкой и чернилами вписывал фиктивные показания); «двухпротокольный допрос» (следователь записывал показания в один протокол, а давал на подпись другой, со сфабрикованными показаниями); подпись фиктивных показаний самим следователем; подлог фальшивых показаний обвиняемому вместо только что зачитанных и т. д. [3. С. 102-103].

Следователи часто требовали от подследственных и свидетелей подписать документы не читая. Часто использовались подтасовки, которые создавали видимость объективности. Бывший помощник оперуполномоченного Кужман описывал эту процедуру так: «У арестованного спрашивали, где и кем он работал, а потом через него же выяснялось, имели ли место на этом участке в его смену какие-либо аварии. И если арестованный говорил, что аварии были, то ему эти аварии вписывались как диверсионные акты» [1. Д. 10499. Т. 3. Л. 117]. Бывший директор Пермского педагогического института П. Г. Погожев пишет из застенков Сталину: «У арестованных уже выработался довольно простой прием сочинения этих фальшивых признаний: объявлять сознательным вредительством все свои ошибки и неудачи в работе; а людей, причастных к этим ошибкам и неудачам, зачислять как своих сообщников в антисоветские правые или право-троцкистские группы. Получается все весьма правдоподобно. Чекисты весьма довольны успехами своего следствия» [2. С. 270].

Таким образом, есть все основания утверждать, что работа сотрудников НКВД в годы Большого террора заключалась не в проведении объективного расследования, а в массовых фальсификациях, основанных на подлоге, насилии и т. д. С большой долей уверенности можно предположить, что преступная и антигуманная деятельность пермских чекистов не была исключением, приблизительно так же действовали их коллеги в других регионах страны.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Государственный архив новейшей истории Пермского края (ПермГАНИ). Ф. 641/1. Оп. 1.

2. Политические репрессии в Прикамье. 1918-1980 гг.: сб. документов и материалов. Пермь, 2004.

3. Станковская Г. Ф. Как делали «врагов народа» // Годы террора: Книга памяти жертв политических репрессий. Пермь: Здравствуй, 1998.

4. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М., 2009.

5. PriestlandD. Stalinism and the Politics of Mobilization: Ideas, Power and Terror in interwar Russia. Oxford, 2007.

Поступила в редакцию 17.01.14

A.B. Suslov

USE OF FALSIFICATIONS IN THE ACTIVITIES OF PERM NKVD OFFICERS AT THE TIME OF GREAT TERROR

The author shows motives and methods of falsifications in the activity of NKVD officers at the time of Great Terror. An example of Perm NKVD officers is a focus of this micro-historical analysis. The main sources include the files of so called «counterrevolutionary crimes' trials» in the State Contemporary History Archives of Perm Region. The most useful documents are examination testimonies of Perm NKVD officers. These sources correlate with a great number of evidences of the victims of political repressions. Available sources permit revealing both the motives and methods of falsification work of Perm NKVD officers.

The subject of inquiry is an illegal activity of executors who were NKVD officers of mean and lower rank. Using mass falsification allowed them to construct fabulous plots which were supposedly hatched by "public enemies". Those NKVD officers, together with their leaders, became co-organizers of Great Terror.

The analysis of the sources permits stating that daily work of NKVD officers in the years of Great Terror was not in conducting inquiries but in providing mass falsifications based on forgery, violence, etc.

Keywords: Great Terror, officials of Cheka, NKVD officers, falsifications, political repression, Stalinism, crimes.

Суслов Андрей Борисович, доктор исторических наук, доцент

Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет 614000, Россия, г. Пермь, ул. Сибирская, 24 E-mail: [email protected]

Suslov A. B.,

Doctor of History, Associate Professor

Perm State Humanitarian Pedagogical University 614000, Russia, Perm, Sibirskaya st., 24 E-mail: [email protected]