CC BY
157ИСЛАМ В СУАР КАК ФАКТОР ПОЛИТИЧЕСКОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ КНР
А.С. Мавлонова
Школа востоковедения НИУ ВШЭ Москва, Россия
Аннотация. Для Китая проблема сепаратизма в СУАР - крайне актуальная, так как уйгурский сепаратизм, имея определенные исторические предпосылки, остается для КНР серьезным фактором нестабильности и напрямую угрожает территориальной целостности государства. СУАР является крупнейшей территориальной единицей КНР, расположенной на северо-западе государства, занимая почти шестую часть территории Китая и гранича с восьмью странами - Россией, Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном, Монголией, Пакистаном, Афганистаном и Индией. По числу приграничных государств занимает исключительное положение среди провинций и автономных районов КНР.
Несмотря на экономический рост и положительные изменения в социально-экономической жизни населения, межэтническая обстановка в СУАР за последние годы серьезно обострилась. Уйгурский сепаратизм - очень сложная, многогранная, многомерная, многофакторная и одновременно малоизученная проблема. В данной статье подробно рассматривается лишь один из факторов - религиозный.
Ключевые слова: КНР, ислам, религия, уйгуры, Синьцзян.
ISLAM IN SUAR AS A POLITICAL INSTABILITY FACTOR FOR CHINA
A.S. Mavlonova
School of Oriental Studies, National Research University Higher School of Economics, Russia, Moscow
Abstract. The problem of separatism in the XUAR is extremely urgent For China, since Uygur separatism, having certain historical background, remains a serious factor of instability for the PRC and directly threatens the territorial integrity of the state. XUAR is the largest territorial unit of China, located in the northwest of the state, occupying almost
one sixth of the territory of China and border-i n g on eight countries - Russia, Kazakhstan, Kyrgyzstan, Tajikistan, Mongolia, Pakistan, Afghanistan and India. In terms of the number of border states, it occupies an exceptional position among the provinces and autonomous regions of the PRC.
Despite the economic growth and positive changes in the socio-economic life of the population, the interethnic situation in XUAR has seriously deteriorated in recent years. Uygur septarism is a very complex, multifaceted, multidimensional, multifactorial, and simultaneously little-studied problem. This article discusses in detail only one of the factors - the religious one.
Key words: PRC, Islam, religion, Uighurs, Xinjiang.
На конец 2016 г. население Синьцзяна насчитывало почти 24 млн чел.1 Из них по неофициальным данным свыше 11 млн составляют уйгуры, что вполне соответствует переписи 2010г. с учетом прироста населения. Принимая во внимание другие национальные меньшинства, проживающие в Синьцзяне и исповедующие ислам, мусульманское население региона составляет более половины общего населения2.
Уйгуры являются тюркским народом, исповедующим ислам, который прибыл в Синьцзян в результате великого переселения на запад тюркских народов с территории нынешней Монголии в VIII -IX вв. И одна из самых болезненных в настоящий момент проблем, которая вызывает наибольшее возмущение уйгур СУАР, - ограничение свободы вероисповедания. По мнению местного населения политика китайских властей по данному аспекту представляется им чрезмерно жесткой.
Можно предположить, что это сложились ввиду характерных особенностей ис-
^¡шШ^йЖ 2016 ш^шт^шт
itш //
http://www.xinjiang.gov.cn/2017/04/17/129362.html (дата обращения 19.04.2018 г.).
22015 //
http://www.xjtj .gov.cn/tjfw/dh_tjgb/201608/t20160801 _509437.html (дата обращения 23.04.2018 г.).
лама, а также из-за того, что религия глубоко проникла в уйгурское общество.
Существенной особенностью ислама является то, что он не предполагает разделение религии и государства, таким образом, идеалом является исламское государство. Для правоверных мусульман, особенно для тех, кто был воспитан в традиционном обществе, практически невозможно вести светский образ жизни в неисламском государстве без протеста против существующих порядков. Положение уйгур КНР также осложнено тем, что традиционные религиозные лозунги, которые призывают к объединению мусульман, всегда звучат для руководства Китая с политическим оттенком. Таким образом, подобная специфика ислама превращает его в глазах коммунистического китайского руководства в угрозу.
И хотя китайское руководство усиленно предпринимает попытки к утверждению четкой дифференциации между мусульманской верой уйгур Синьцзяна и лозунгами к независимости, в сознании автохтонного населения Синьцзяна они совсем неразделимы.
Тем не менее, подобные настроения присущи далеко не всем уйгурам, населяющим Синьцзян, в особенности это характерно для южных районов, где очень сильны традиции ислама. Здесь стоит отметить, что сепаратизм в Синьцзяне неоднородный, в нем ярко прослеживаются этнические, религиозные и политические компоненты. Эту специфику можно объяснить географическим фактором. Рассмотрение Синьцзяна как единого целого - заблуждение. СУАР можно разделить на несколько районов, каждый из них обособлен и ощущает на себе определенное влияние соседней зарубежной культуры. Исторически произошло так, что намного легче было преодолеть серьезные расстояния через горные перевалы Памира, Кунь-Луня, Тяньшаня и Гиндукуша, чем совершить подобное в условиях пустынь Такла-Макан, Алашань и Гоби.
Таким образом, в дополнение к их этнической идентичности, большинство уйгур, как правило, идентифицирует себя с регионом, откуда они происходят.
Исторически современный уйгурский этнос формировался в сложных политико-географических условиях региона Восточного Туркестана, из отдаленных территориально друг от друга групп населения, зачастую различного этнического происхождения. И не смотря на языковую и религиозную общность, в настоящее время у уйгур сохраняется деление на этнографические группы или субъэтносы — юрты: турфанцы, кашгарцы, хотанцы, яркендцы, лобнорцы и др.[ Millward, ^^п 2004: 72]
Западная зона представляет собой территорию тюркского Кокандского ханства, исчезнувшего в XVIII в., и охватывает большую часть оазисов Таримской впадины. Южная зона, расположенная от Яркента и Хотана к Керии, подверглась сильному индийскому влиянию, что и обуславливает ее внешнюю направленность на эту страну, а также на Пакистан. Северные области Джунгарской равнины вместе с Семиречьем образуют Северную зону. Восточная зона, включающая районы северо-восточной части Синьцзяна, достаточно невелика и не характеризуется сильной активностью. И Центральная зона с административным центром СУАР г. Урумчи [Сыроежкин 2015: 106].
Неодинаковые подходы к определению уйгурами своей собственной
национальной принадлежности находят свое отражение в структуре сепаратистского движения.
Так, именно религиозный фактор наиболее ярко выражен в Западной и Южной зонах. Здесь достаточно серьезный вес имеют радикально настроенные сепаратисты, которые используют в своих политических программах элементы ваххабитской идеологии. А выступления в данных частях Синьцзяна исходят из Ферганской долины, находящейся на стыке границ Киргизии и Узбекистана.
Действительно, данная территория является своеобразным пусковым механизмом уйгурских движений. В доказательства этому можно вспомнить печальные события 1871-1881 гг., когда в Синьцзяне произошло крупное
антикитайское восстание, в результате которого было образовано мусульманское государство Якуб-бека - выходца из Ферганской долины [Hodong 2004: 3]. Хотя очаг исламского сопротивления в тот период удалось подавить, тем не менее, это было достигнуто с большими трудностями.
Ситуация, которая наблюдается в настоящее время, достаточно серьезно отличается от тех событий, однако основные участники остались теми же. Географическая близость Ферганской долины с южными районами Синьцзяна явилась одной из причин переселения уйгуров с данной территории в долину.
Так же, как и сами ферганцы, уйгуры из Хотана, Кашгара, Аксу и Учтурфана являются яростными приверженцами ислама. Этот факт сыграл определенную роль в их культурной ассимиляции с жителями Ферганской долины. Таким образом, исламский фундаментализм, который в настоящий момент упорно просачивается через афгано-таджикский коридор, может отыскать своих яростных последователей в первую очередь в Ферганской долине. И в данном регионе антикитайские выступления, в отличие от населения Урумчи и Кульджи, зачастую происходят с лозунгами исламского освобождения [Рт1еу 2013: 268-270].
Стоит отметить, что не смотря на то, что большинство уйгур в настоящий момент являются мусульманами-суннитами, сильное влияние на них оказал суфизм, т.к. до суннизма уйгуры исповедовали ислам суфийского толка; часть уйгур остались приверженцами суфизма. Уйгурские суфисты гораздо более гетерогенны, чем сунниты и шииты, в результате отсутствия какого-либо организованного центрального руководства. И хотя суфизм предполагает познание и просветление самостоятельным путем, тем не менее, наставление и направление в религии очень сильно зависит от духовных лидеров. Это создает различия в религиозной практике между регионами, населенными пунктами и даже различия между окрестностями.
Небольшая часть относит себя к салафитам, которые имеют тесные связи с движением Талибан и другими
радикальными исламистскими
группировками, такими как Исламское движение Узбекистана. Салафизм ориентирован на возвращение ислама к своим корням и зачастую вольно трактуется и используется в своих интересах террористическими
группировками. Наличие салафитов среди уйгур объясняется, в первую очередь, как результат взаимодействия с арабскими моджахедами и афганскими талибами. А также в итоге влияния, которое оказывали фундаменталистские медресе Пакистана, в которых проходили обучение молодые уйгуры.
Тем не менее, уклон на ислам в этой части СУАР, имеет ряд слабых сторон. Во-первых, не стоит забыть то, что Синьцзян все-таки многонациональный и многоконфессиональный регион, и те лозунги, которые выдвигают лидеры данных движений, плохо воспринимаются не только большей частью населения данных территорий, но и даже народами, исповедующими ислам. Также сама сепаратистская деятельность под руководством религиозных организаций ставит эти организации вне закона, и это еще раз было доказано руководством автономного района, которым были приняты в 1989-1990 гг. специальные законодательные акты, регулирующие деятельность духовенства и религиозных организаций. В-третьих, их деятельность возможна только лишь при достаточной зарубежной финансовой поддержке, так как само существование религиозных организаций находится в полной зависимости от государственных дотаций.
Также стоит отметить, что после 1978 г. этнический элемент в Синьцзяне прослеживается не столь явно. Как уже было сказано выше, уйгуры являются не единственным коренным народом в этом регионе. Помимо них там также проживает приблизительно сто монгольских кланов. И без финансовой поддержки со стороны исламистских организаций Пакистана, Ирана и Сирии, а также уйгурских организаций, расположенных в США, в полной мере разжечь искру сепаратизма в СУАР при таком разнообразном наборе этнических групп, кажется, достаточно сложно.
Что касается Северной зоны СУАР, то она оказывает наиболее активное сопротивление политике, проводимой центральным руководством КНР. Местное население поддерживает прочные связи с диаспорами Казахстана и другими государствами Центральной Азии. Только в Казахстане по данным проживают больше 256 тыс. уйгур1. Уйгуры проживают там достаточно компактно и обособленно, что позволяет им сохранять культурную самобытность, так и развивать ее. К востоку от Алматы и вдоль восточной границы Казахстана действуют, по крайней мере, четыре подпольных организации, чьи главные штаб-квартиры находятся на территории СУАР: Исламская партия возрождения, Организация объединенного национального революционного фронта Восточного Туркестана (ОНРФВТ), Восточно-туркестанский объединенный союз молодежи, Партия освобождения Уйгурстана. Первые две из названных - это те объединения, которые подозреваются в активной террористической деятельности. В связи с этим, вполне понятной кажется позиция КНР, которая выдвигает определенные претензии Казахстану и обвиняет его в том, что он не желает предпринимать меры по противодействию терроризму. Но также волне понятна и позиция самого Казахстана, который понимает все последствия, если он выдаст активистов и лидеров уйгурского сепаратистского движения. Не раз высшая мера наказания, примененная к захваченным на территории Синьцзяна боевиков, способствовала подъему на местном уровне волнений среди уйгуров, проживающих в Казахстане. И плюс к этому сами казахи оказывают поддержку уйгурам - своим братьям по вере [Clarke 2015: 125].
Учитывая данные обстоятельства, руководство КНР в рамках национальной по-
1 Численность населения Республики Казахстан по отдельным этносам на начало 2016 года // Комитета по статистике Министерства национальной экономики РК //
http://stat.gov.kz/faces/wcnav_externalId/publBullS14-2016?_ай"Ьоор=4033806516728711#%40%3F_afrLoo p%3D4033806516728711%26_adf.ctrl-state%3D12pqjjhd4h_17 (дата обращения 27.04.2018 г.).
литики проводит четкую, скоординированную политику относительно религиозной жизни китайского общества. Это касается всех религий, не только ислама, но конечно, к исламу проявляется повышенное внимание, и здесь требуется определенный специальный подход.
Если говорить о политико-правовом положении мусульман вообще в Китае и в Синьцзяне в частности, то стоит отметить, что ситуация по сравнению с недавним прошлым изменилась в лучшую сторону. Отсутствие в свое время в Китае юридических гарантий касательно ислама не раз приводило к массовым нарушениям прав мусульман.
Тем не менее, время от времени в связи с борьбой с терроризмом и сепаратизмом в Синьцзяне руководство КНР прибегает к жестким мерам. Так, после активизации сепаратизма в 90-х гг. ХХ в. властями КНР были предприняты жёсткие меры для того, чтобы религиозная жизнь в СУ-АР находилась под их контролем. Эти ужесточения затронули не только тех, кто активно противостоял государству, но и тех, кто пытался отстоять культурные особенности региона. Большое количество мусульманского духовенства и учеников медресе арестовывали за участие в так называемой «незаконной религиозной деятельности», также закрывались «незаконные религиозные центры». Был введен запрет на духовную деятельность и религиозное обучение для лиц, не достигших восемнадцати лет [Clarke 2011: 45].
В настоящий момент в КНР право на свободу совести находится главным образом под защитой Конституции Китайской Народной Республики 1982 г. Именно в ней закреплены основные права населения государства, в том числе и то, что касается религии. Положения документа затрагивают все религиозные организации Китая, в том числе и мусульманские. Так, в статье 36 основного закона КНР говорится о том, что никакие государственные органы, общественные организации или отдельные лица не имеют права принуждать граждан исповедовать или не исповедовать ту или иную религию, граждане не могут подвер-
гаться дискриминации в связи с их религиозной принадлежностью.
Государство также охраняет отправление религиозной деятельности. Религия не может использоваться для нарушения общественного порядка, нанесения вреда здоровью человека, а также в ущерб государственной системе образования1. Из положений статьи 36 следует, что КНР предоставляет мусульманам и их религиозным общинам возможность свободно осуществлять религиозную деятельность в Китае, совершать необходимые обряды и отмечать религиозные праздники. Также Конституция никаким образом не препятствует религиозной жизни. Исключение составляют те случаи, когда религия используется с целью нарушения общественной безопасности и порядка. Тем не менее, данное ограничение достаточно негативно сказывается на мусульманской общине в связи с определенными особенностями быта верующих. Так, в частности, для лиц женского пола является необходимостью ношение хиджаба, что, соответственно, не сочетается с правилами образовательных учреждений, в которых действуют принципы светского образования.
Помимо Конституции, в Китае существует достаточно широкий спектр нормативных документов, которые защищают свободу вероисповедания в государстве. Положения об охране религиозных и иных законных интересов верующих содержатся в Уголовном кодексе, Общих положениях гражданского права КНР, Законе об образовании КНР, Трудовом кодексе, Гражданском процессуальном кодексе, Законе о выборах, Законе о национальной районной автономии2 . Непосредственно в СУАР действуют «Положение СУАР относительно управления религиозными делами», «Временное постановление относительно управления местами религиозной деятель-
1 Ф^лк^яа^ш //
http://www.lawinfochina.com (дата обращения 27.04.2018 г.).
2 «Ф^лк^яаш»; «Ф^лк^ракш
до»; «Ф^лк^ра#мй»; «Ф^лк^даа
ШШ»; «Ф^ЛК^РаК*№Ш£»; «Ф^Л
ности в СУАР»; «Временное постановление относительно управления религиозными делами СУАР»; «Временное постановление относительно контроля над деятельностью служителей культа» ; Положение Синьцзян-Уйгурского автономного района касательно контроля в сфере продуктов питания халяль» 3 .
Таким образом, на официальном уровне гарантируется свобода вероисповедания и осуществления религиозной деятельности, но на практике в подобных законодательных актах определяются узкие правовые границы осуществления религиозной деятельности, и они позволяют государственным органам строго контролировать и вмешиваться в сферу религиозных отношений.
Так, например, создание религиозных организаций, религиозных учебных заведений, а также организация мест для проведения религиозных обрядов строго регулируется положением «О религиозных отношениях», в котором прописана определенная процедура, реализовать на практике, которую достаточно затруднительно4.
Для создания любого религиозного учреждения, в частности и исламского, нужно предоставить в соответствующие государственные органы немалое количество документов. Если по каким-либо причинам руководство КНР будет против образования религиозного учреждения или его не будет устраивать кандидатура на должность имама, оно всегда может потребовать предоставить дополнительные документы, что, в свою очередь, будет являться существенным препятствием для верующих. То же самое касается и мест для проведения религиозных обрядов5.
М ^ // http://www.lawinfochina.com (дата обращения 21.04.2018 г.).
5 // http://www.lawinfochina.com (дата
обращения 27.04.2018 г.).
Таким образом, для того чтобы, например, учредить мечеть, необходимо пройти большое количество процедур. Мусульмане также могут создавать в Китае религиозные учебные заведения - медресе, но процедура эта достаточно длительная. Тем не менее, следует сказать, что к исповедующим ислам официально не предусмотрены какие-либо дополнительные требования, но пройти все согласовательные процедуры зачастую бывает достаточно трудоемко. Тем не менее количество новых мечетей в Синьцзяне из года в год увеличивается, и на сегодняшний день из почти 40 тыс. мечетей, 24400 находятся непосредственно в СУАР. 1
Также среди 109 религиозно-культурных объектов в Синьцзяне, 46 являются ключевыми и находятся под охраной государства, 63 находятся под защитой автономного округа. Центральным правительством выделяются специальные средства на ремонт и реконструкцию данных объектов, в том числе самой большой мечети Китая Ид Ках в Кашгаре, мечеть Байтула в Кульдже, мечеть Дзямань в Хо-тане, мечеть Янхан в Урумчи. Правительство Синьцзяна профинансировало реконструкцию и ремонт 28 храмов, в том числе минарета Эмина в Турфане. Многие древние религиозные книги, в том числе и биография Пророка Мухаммада были включены в каталог национальных редких книг Китая. Специальные средства были выделены для защиты и переиздания некоторых книг, в том числе Корана и биографии Пророка Мухаммада. Исламское общество Синьцзяна также имеет свое духовное училище, издает «Коран» на уйгурском, китайском, казахском и киргизском язы-
ках2.
Таким образом, существует немало нормативно-правовых актов, регулирующих религиозные отношения, но политика свободы вероисповедания в КНР является во многом декларативной. Порой в выше-
1 шш! шшшт&шшшш^жштш?
// http://www.xinjiang.gov.cn/2016/06/03/50.html
2 т ж й ^ и //
http://news.xinhuanet.com/politics/2016-
06/02/^1118976926.htm (дата обращения
29.04.2018 г.).
указанных нормативно-правовых актах содержатся достаточно жесткие требования, которые негативно влияют на возможность верующих реализовать свои права. Так, например, для отправления религиозных обрядов священослужителям необходимо проходить обучение в Исламской ассоциации КНР, и только тогда им разрешается проводить свою деятельность под строгим контролем специальных наблюдателей и полиции3 [Буяров 2015: 229].
Учитывая сложности в контроле над конфессиональной сферой, Китаем была разработана определенная тактика в отношении мечетей. На всех исторических этапах китайское руководство пыталось сотрудничать с мусульманским духовенством в Синьцзяне, что было для него выигрышно. Таким образом, в настоящий момент исламские духовные лидеры в СУАР в основном - ставленники власти или же находятся под ее влиянием, подвергаясь серьезному контролю со стороны государственных органов. Помимо этого, финансовая поддержка от государства имеет в этом деле немаловажное значение.
Вместе с политикой свободного вероисповедания руководство КНР также проводит принципы разделения религии и политики. Религиозные организации не могут исполнять властные функции и не допускается их вмешательство в административное управление и законодательные дела государства. Также религии запрещено вмешиваться в сферу образования, т.е. в деятельность учебных заведений и социальное общественное воспитание, а также в вопросы брака и планового деторождения. И все это прямым образом противоречит основным положениям ислама о не разделении религии и государства.
Независимое уйгурское государство, в основе которого лежит ислам, как и прежде, является ядром сепаратистских настроений в Синьцзяне. По всей вероятности, китайскому руководству будет достаточно сложно заменить эти идеи среди автохтонного населения, новыми идеологическими
3 Буяров Д.В. Некоторые аспекты государственного регулирования религиозной сферы в Синьцзян-Уйгурском автономном районе // Теория и практика общественного развития. 2015. № 18. с. 229
установками, пока они глубоко не внедрятся в его сознание.
Также на сегодняшний день идея объединения всего многонационального Китая с позиции китайского суперэтноса еще пока не нашла отклика среди уйгур, чему серьезно способствует роль ислама, и повышение самостоятельности на местах, а также активное включение уйгур в реформы приводило к взрывам недовольства и подъему национального самосознания. Вероятно, в ближайшей перспективе работа в этом направлении с автохтонным населением Синьцзяна останется одной из основных задач руководства КНР.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Finley J.S. The Art of Symbolic Resistance. Uyghur Identities and Uyghur-Han Relations in Contemporary Xinjiang. 2013.
2. Hodong Kim. Holy war in China: the Muslim rebellion and state in Chinese Central Asia, 1864-1877. Stanford University Press, 2004
3. Michael E. Clarke. Xinjiang and China's Rise in Central Asia, 1949-2009: A History. London: Routledge. 2011.
4. Millward J., Tursun N. Political History and Strategies of Control 1884-1978 in China's Muslim Borderland. New York: M.E. Sharp Publishers, 2004.
5. Буяров Д.В. Некоторые аспекты государственного регулирования религиозной сферы в Синьцзян-Уйгурском автономном районе // Теория и практика общественного развития. 2015. № 18.
6. Сыроежкин К.Л. Синьцзян: большой вопрос для Китая и Казахстана. Алма-ты., 2015.
Сведения об авторе: Мавлонова Анна Сергеевна, к.и.н., ст. преподаватель Факультета мировой экономики и мировой политики Высшей школы экономики, г. Москва. (E-mail: amavlonova@hse.ru). REFERENCES
1. Finley J.S. The Art of Symbolic Resistance. Uyghur Identities and Uyghur-Han Relations in Contemporary Xinjiang. 2013.
2. Hodong Kim. Holy war in China: the Muslim rebellion and state in Chinese Central Asia, 1864-1877. Stanford University Press, 2004
3. Michael E. Clarke. Xinjiang and China's Rise in Central Asia, 1949-2009: A History. London: Routledge. 2011.
4. Millward J., Tursun N. Political History and Strategies of Control 1884-1978 in China's Muslim Borderland. New York: M.E. Sharp Publishers, 2004.
5. Bujarov D.V. Nekotorye aspekty gosudarstvennogo regulirovanija religioznoj sfery v Sin'czjan-Ujgurskom avtonomnom rajone // Teorija i praktika obshhestvennogo razvitija. 2015. № 18.
6. Syroezhkin K.L. Sin'czjan: bol'shoj vopros dlja Kitaja i Kazahstana. Almaty., 2015.
About the author: Anna Mavlonova, Ph.D., Senior Lecturer, Faculty of World Economy and World Politics, Higher School of Economics, Moscow. (E-mail: amavlonova@hse.ru).
