CC BY
37
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
| Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА/ Natalia SEMENOVA
Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия Филологический факультет Кафедра русского языка как иностранного и методики его преподавания Кандидат филологических наук, доцент
Saint Petersburg State University, Saint Petersburg, Russia Faculty of Philology
Associate Professor of Department of Russian as a Foreign Language and Methods of its Teaching
PhD in Philology nathalja.v.semenova@gmail.com
Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZKOWSKA-KASPRZAK
Вроцлавский Университет, Вроцлав, Польша Институт славянской филологии, доктор филологических наук, профессор
University of Wroclaw, Wroclaw, Poland Institute of Slavic Studies, Doctor of Science (Philology), Professor elzbieta. tyszkowska-kasprzak@uwr. edu.pl
ИСКУССТВО ИМИТАЦИИ И СПЛЕТЕНИЙ: НОСТАЛЬГИЯ ПО ЧЕХОВУ В СОВРЕМЕННОМ ТЕАТРЕ*
В статье поднимается вопрос об анализе феномена ностальгии в ситуации поликультурности. На постсоветском пространстве получило развитие несколько разновидностей ностальгии, между которыми существуют как сходства, так и различия. Общим является испытываемая эмоция тоски по чему-либо, которая заполняется в каждом случае индивидуальным содержанием. Для того, чтобы выстроить межкультурную коммуникацию, необходимо исследовать единый компонент algia / боль (С. Бойм). Наиболее релевантным средством в данной ситуации становится театр, позволяющий сделать объект ностальгии зримым и воспринимаемым различными реципиентами. Кроме того, в театре создается иллюзия, которая превращает опыт, получаемый зрителем через медиа, в персональный, а также преодолевает травму разобщения и разрыва с традицией.
Постсоветская ностальгия необязательно предполагает сентиментальное обращение исключительно к советским реалиям и текстам. Это могут быть любые старые формы, наполненные актуальным содержанием (С. Ушакин). Объектом но-
6
стальгии становится, в частности, универсальная -
величина, каковой является драматургия Чехова. Пьесы, созданные на основе чеховских текстов, представляют собой «ресайклинг» культурной традиции, в том числе советской. Особый акцент сделан на восприятии Чехова в Польше.
В статье анализируются тексты, написанные в начале 2000-х гг. на пике популярности ностальгической эстетики и обыгрывающие чеховскую традицию: «Русское варенье» (2003) Л. Улицкой, «Мой вишневый садик» (редакция 2004 г.) А. Слаповского и «Четвертая сестра» (2002) Я. Гловацкого. Выделяются различные способы ностальгизации в этих текстах: от попыток сконструировать идиллию до пастиша из образов массовой культуры и абсурдизации действительности. Игровое начало пьес не исключает их сосредоточенности на глобальной проблеме поисков места современного человека в меняющемся мире.
Ключевые слова: ностальгия, постсоветская культура, идентичность, память, эмоции и искренность, А. П. Чехов, Я. Гловацкий, Л. Улицкая,
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
| Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
А. Слаповский, абсурд, утопия, экзистенциальные данности.
THE ART OF IMITATION AND COMBINATION: CHEKHOV AND NOSTALGIA IN CONTEMPORARY THEATRE
The article examines phenomenon of nostalgia in multicultural milieu. Several types of nostalgia as Yugonostalgia and Ostalgia spread after the decay of USSR. These nostalgias converge and diverge. Longing is a common emotion that unites them but every time it is experienced in its own way.
Nostalgia can be divisive, puts Svetlana Boym. As "pain" makes longing an individual feeling, analysis of reasons of "algia" brings along the building of cross-cultural communication in the post-Soviet space. The powerful media that visualises the object of nostalgia is theatre. The latter creates an illusion that transforms the spectator's experience gained through different means of communication into personal one. Ultimately theatre overcomes the trauma of dissociation and disruption.
Post-Soviet nostalgia does not necessarily assume sentimental relationship exclusively to the Soviet realm and texts. It can be any old form that expresses new content (S. Oushakine). Nostalgia is explicitly represented by the prominent value of Chekhov's drama. Contemporary plays based of Chekhov's texts feature the recycling of cultural tradition, including Soviet one. We particularly focus on the reception of Chekhov's plays in Poland.
The article tends to analyze the plays of early 2000s when nostalgic projects reached a peak of popularity. We refer to "Russian Jam" (Ludmila Ulitskaya, 2003), "My Little Cherry Orchard" (Alexey Slapov-sky, 2004 edition) and "The Fourth Sister" (Janusz Glowacki, 2002). These dramas adapted Chekhov's theatrical tradition and revealed several strategies of nostalgia effect - a dream of an idyllic life, a pastiche of elements from mass culture and pointing out at 7 some absurdities of reality. The comic sense of the _ plays does not exclude its focus on a global problem of person's place in the irreversibly changing universe.
Key words: nostalgia, post-Soviet culture, identity, memory, emotions and sincerity, Anton Chekhov, Janusz Glowacki, Ludmila Ulitskaya, Alexey Slapovsky, absurd, utopia, ultimate concerns of life.
Ностальгия занимает все больше места в современном медиапро-странстве. Она находит воплощение в различных формах - от создания стилизованных шрифтов леттеринга, деятельности ретросо-обществ в социальных сетях до крупных событий и художественных высказываний в основном визуального характера (концертов, спектаклей, выставок, фестивалей показов культовых фильмов и т.п.).
Ностальгическая эстетика, отмечает С. Бойм, получила распространение в конце XX в., начавшегося с утверждения авангардной футуристической утопии1. Д. Г. Горин,
* Теоретический обзор выполнен Н. В. Семеновой при поддержке Российского научного фонда, проект № 19-18-00414 (Советское сегодня: Формы культурного ресайклинга в российском искусстве и эстетике повседневного. 1990-2010-е годы).
1 Бойм С. Будущее ностальгии. М.: Новое литера-
турное обозрение, 2019. С. 15.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета TЫШKОВСKА-KАСПШАK / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
размышляя о ловушке утопии, считает, что «"светлое будущее" (так же, как и пришедшее ему на смену «светлое прошлое») радикально отрывается от актуальной действительности и предстает не в виде одного из модусов исторического времени, а как проявление своеобразной "параллельной" реальности»2. Логичным продолжением процесса стала «ретротопия» XXI в., реализуемая «в картинах утраченного / украденного / покинутого и призрачного про-шлого»3.
Триггером, вызвавшим в 1990-е гг. всплеск ностальгических настроений, часто называют распад СССР. В результате, помимо ностальгии по советскому прошлому в странах Восточного блока одновременно появились ее дериваты - остальгия (Ostalgia) и югоносталь-гия (Yugonostalgia). Крах Советского Союза затронул даже скандинавские страны, спровоцировав кризис идентичности и вызвав так называемую северную ностальгию (Nordic nostalgia)4. Деление ностальгии на подвиды по географическому критерию подтверждает мысль Бойм о двукомпонентности феномена,
2 Горин Д. Чувство истории в культуре «другой модерности», или Буратино как зеркало русской эволюции // Неприкосновенный запас. 2013. №3. С. 109.
3 Бауман З. Ретротопия. М.: ВЦИОМ, 2019. С. 18. З. Бауман связывал возникновение этого явления с неопределенностью будущего и страхом субъекта оказаться несостоятельным.
4 Klivis E. Nostalgia as Political Emotion: Eastern European Subjectivities in the (Post)Soviet Theatre Context // Nordic Theatre Studies. Vol. 21. P. 65. Благодарим за доступ к статье доктора Магнуса Тогберг-ссона (Magnus Thorbergsson, University of Iceland) и доктора Юкку фон Боэма (Jukka von Boehm, University of the Arts Helsinki, Theatre Academy Helsinki).
где «algia, тоска как таковая, сближает нас друг с другом. Проблема в nostos - понятии дома, которое делит нас на своих и чужих»5. Хотя тоска роднит всех людей между собой, «это не мешает нам рассказывать совершенно разные истории о принадлежности и непри-надлежности»6. Соотнесенность ностальгии с проблемой идентичности подчеркивали и другие исследователи (В. А. Суханов, Э. Кливис). Круг вопросов, который будет интересовать нас, можно обозначить следующим образом: что происходит, когда общая традиция, долгое время связывавшая две разные национальные культуры, но являющаяся для одной из них «неродной», прерывается? Какой посыл в этой ситуации активизируется в дальнейшем при
осмыслении прошлого - восстановление обо- 8_
рванных нитей, отрицание пройденного, страх перед будущим, что-либо иное?
Прежде, чем мы перейдем к эмпирической части исследования, остановимся на ключевых категориях времени и пространства, составляющих понятие ностальгии и находящихся в состоянии постоянного диалога.
Временн0й аспект рассматриваемого феномена часто анализируется в контексте дискурса о памяти и травме, особенно, если речь идет о постсоветской ностальгии («коллективная историческая память с интенсивным эмоциональным воздействием и идеологической основой»7). В зависимости от типа
5 Бойм С. Будущее ностальгии // Неприкосновенный запас. 2003. № 3. С. 120.
6 Бойм Будущее ностальгии. М.: Новое литературное обозрение. 2019. С. 103.
7 Mazur L. Golden Age Mythology and the Nostalgia
of Catastrophes in Post-Soviet Russia // Canadian Slavonic Papers. 2015. Vol. 57. № 3-4. P. 214. Курсив
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
времени - исторического или мифологического - В. А. Суханов выделяет два ностальгирующих субъекта: тот, у которого есть личный экзистенциальный опыт переживания (советского), и тот, чье восприятие осуществляется через «различного рода нарративы прошлого и о прошлом <...> т. е. через миф»8. Д. Берлинер применяет этот же подход, говоря о существовании эндоностальгии, которую вызывает тоска по прошлому, пережитому лично, и экзоно-стальгии, возникающей на уровне эмоций, когда субъект занимает позицию вненаходимо-сти по отношению к объекту9.
наш, - Н.С., Э.Т.-К. С. Тойменцев анализирует «Дело КПСС» (1992) в контексте «мнемонических битв» двух противоположных нарративов о прошлом и работы с невысказанной травмой. Тоймен-цев считает, что стратегия примирения с прошлым вытеснила риторику осознания вины и скорби (Toymentsev S. Legal but Criminal: The Failure of the «Russian Nuremberg» and the Paradoxes of PostSoviet Memory // Comparative Literature Studies. 2011. Vol. 48. № 3. P. 296-319). См. также: Эткинд А. Работа горя и утехи меланхолии // Неприкосновенный запас. 2013. № 3. С. 209-220. Л. Смит и Г. Кемпбелл делают акцент на эмоциональной насыщенности процесса воспоминания. Исследуя индустриальное наследие, они выделили реакционную и прогрессивную разновидности ностальгии. Последняя не идеализирует прошлое, но признает его сложность и может быть использована в новом социальном и политически прогрессивном контексте (Smith L., Campbell G. 'Nostalgia for the Future': Memory, Nostalgia and the Politics of Class // International Journal of Heritage Studies. 2017. Vol. 23. № 7. P. 613-614, 623).
8 Суханов В.А. Ностальгия и идентичность - лента Мёбиуса? // Ностальгия по советскому. Томск, 2011. С. 21-22.
9 Berliner D. Multiple nostalgias. the fabric of heritage in Luang Prabang (Lao PDR) // Journal of the Royal Anthropological Institute. 2012. Vol. 18. P. 781-782. Его же: Are Anthropologist Nostalgist? // Anthropolo-
Ностальгия может быть и атемпораль-ной. С. Ушакин, в свою очередь, отмечает прагматизм ностальгии, подчеркивая, что старые знакомые формы могут использоваться в новом историческом контексте и не обязательно должны соответствовать их первоначальному значению10. Это коррелирует с мыслью А. Эткинда, характеризующего постсоветскую память как комбинацию «различных символов, периодов и мнений, которые переживаются одновременно»11, а также отсылает к понятию пастиша (Ф. Джеймисон) и разделению ностальгии на модернистскую и постмодернист-кую. Первая базируется на понятии модерно-сти, вере в прогресс, возможности контролировать будущее, и, соответственно, представляет собой бунт против исторического време- 9_
ни, его линейности и все ускоряющейся динамики. Второй свойственно ощущение исчезновения исторической дистанции. Она взаимодействует с такими категориями как популизм и консьюмеризм и является, скорее, стилизацией, нежели искренним переживанием. Впрочем, Е. Калинина, которая приводит данную типологию, считает, что подобная дихотомия редуцирует сложный феномен12.
Пространственные отношения отражает, но не исчерпывает традиционная метафора «потерянного дома». Возникший относительно
gy and Nostalgia. Berghahn, NY, Oxford, 2016. P. 21-
22.
10 Oushakine S. "We're Nostalgic but We're not Crazy": Retrofitting the Past in Russia // The Russian Review. 2007. Vol. 66. P. 453.
11 Эткинд А. Работа горя и утехи меланхолии // Неприкосновенный запас. 2013. № 89(3). С. 213.
12 Kalinina E. Mediated Post-Soviet Nostalgia. Soder-torn University, 2014. P. 53-55.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета TЫШKОВСKА-KАСПШАK / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
недавно интерес к локальной памяти, рефлексия о связи человека со средой его обитания, изучение социокультурных практик, направленных на конструирование идентичности и чувства принадлежности к определенному месту, - все это позволяет считать ностальгию «географической категорией» анализа13. К. Колен в своем обзоре упоминает об особой форме ностальгии - тех эмоциях, которые испытывают жители города под воздействием урбанистических изменений (процессы реконструкции, разрушения, обновления). Сохраненные по какой-то причине пространственные объекты - их размер может варьироваться - становятся своего рода «призраками»14, триггерами воспоминания. Данная разновидность ностальгии не является специфически городской, если вспомнить о предметах и местах действия в пьесах А. П. Чехова.
Суммируя сказанное, отметим зыбкость границ, когда мы говорим о ностальгии. Предложенные бинарные оппозиции (реставрирующая и рефлексирующая, реакционная и прогрессивная ностальгии, экзоностальгия и эндо-ностальгия) вступают во взаимодействие друг с другом, образуя гибриды. Распространение ностальгической эстетики обусловлено тревогой от возможной потери идентичности и становится способом адаптации к ускоряющемуся времени и стремительным изменениям пространства. Поэтому старые формы сегодня используются в новых контекстах. Меняется и характер личного опыта, который включает в
13 Colin C. La Nostalgie comme Catégorie Géographique: une Proposition Théorique // The Canadian Geographer / Le Géographe canadien. 2018. Vol. 62(4). P. 495-496.
14 Ibid. P. 497.
себя переживания, полученные посредством медиа. На наш взгляд таким медиа, оказывающим наиболее сильное влияние на эмоции, является театр. Он позволяет зрителю испытать ностальгию по не пережитому лично прошлому, создавая пространственно-временную иллюзию благодаря тексту пьесы, реквизиту, видеопроекциям и декорациям.
Ностальгия и театр
Современный театр сознательно прибегает к ностальгии, делая прошлое одновременно объектом эстетизации и рефлексии. Б. Пур, исследуя постановки Викторианской драмы в XX в., утверждает, что «способ, каким оно представляется на сцене, сообщает нам больше о том, как мы видим себя в настоящем»15. В 10 результате, пьесы о викторианцах отражают вполне актуальную обеспокоенность о месте Британии в пост-империалистическом мире глобального капитализма. Подобное наложение паттернов прошлого на события настоящего характерно для исторических нарративов в целом. Однако в театре оно дополнительно усиливается за счет эмоционального накала переживания. Так, например, в мюзикле «Камелот» (1960, Ф. Лоу, А.Д. Лернер) идеализированный медиевализм транслировал тревогу относительно неустойчивой ситуации в США начала 1960-х гг., усилившуюся после убийства Джона Кеннеди16.
15 Poor B. Heritage, Nostalgia and Modern British Theatre. Staging the Victorians. University of York, UK: Palgrave Macmillan, 2012. P. 2.
16 Haught L. Performing Nostalgia: Medievalism in «King Arthur» and «Camelot» // Arthuriana. 2014. Vol. 24. № 4. P. 98. Смерть Джона Кеннеди повлияла на интерпретацию финала «Мюзикла» в амери-
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
Несколько иное переживание описала Л. Д. Бугаева, присутствовавшая на лондонском спектакле «Генрих V» в Noël Coward Theatre (2013, реж. М. Грэндедж). Она отметила общий вздох, охвативший зал во время монолога накануне битвы при Азенкуре17, и, тем самым, зафиксировала момент перехода, когда коллективная память становится персональным опытом и частью идентичности зрителя. Аналогичной цели осознания своей идентичности служили по мнению Э. Кливиса спектакли «народной классики» в литовском театре XX в. Реконструируя исторические образы, они воссоздавали нарратив о традиционном образе жизни, родном ландшафте и национальном характере. Кливис считает, что создание ностальгических образов исчезающей деревни и идеализация сельских ценностей досоциалистического общества могли быть реакцией на процессы урбанизации, коллективизации и индустриализации в СССР18.
канской культурной традиции после того как стало известно, что он был поклонником шоу.
17 Доклад Л.Д. Бугаевой «Насилие на сцене и на экране: "Генрих V"» был представлен на XLIII Международной филологической конференции (11-16 марта 2016 г., Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия).
18 Klivis E. Nostalgia as Political Emotion: Eastern
European Subjectivities in the (Post)Soviet Theatre
Context. P. 66-67. Этот же процесс наблюдается и в
современной украинской драме, где ряд персонажей ретроспективно идеализирует досоветское время и период Австро-Венгерской империи // Zaleska Onyshkevych L. M. L. Cultural Perceptions, Mirror Images, and Western Identification in New Ukrainian Drama // The Slavic and East European Journal. 2006. Vol. 50. № 3. P. 426.
Итак, в представленных случаях эмоциональная ностальгическая реконструкция прошлого выражает отношение к ситуации, сложившейся в настоящем, либо, влияет на идентичность зрителя, пробуждая тоску по преемственности и континуальности времени.
Подобный романтический идеализм и национализм периодически порождает противодействие, и тогда мы имеем дело с «антиностальгией». Как правило, она воплощается с помощью приемов театра абсурда. Я. Хашамо-ва, анализирующая феномен пост-абсурда в болгарском театре начала 1990-х гг., объясняет его появление социальными изменениями в обществе, ответом на конец эпохи социализма и вступлением в период нестабильности. Осознание опасной дегуманизации субъекта вы- 11 звало интерес к глубинным движениям человеческой души. Характерно, что объектом рефлексии для болгарского театра в тот момент стала драматургия А.П. Чехова. Однако вместо ожидаемой атмосферы тонких взаимоотношений зрителю предлагался разрыв с традицией, нарушение привычных трактовок персонажей, депрессивная постановка и фрейдистское прочтение текста19. Антиностальгия, таким образом, компрометирует прошлое отчасти из его неприятия, боязни повторения и возвращения, отчасти из более глубинного страха, что время изменчиво и преходяще.
Третья стратегия ностальгизации, напротив, фокусирует внимание на положительности состояния безвременья. Р. Б. Бен-
19 Hashamova Y. The Socialist Absurd, the Absurd, and the Post-Absurd - A Syndrome of Contemporary Bulgarian Theatre // Canadian Slavonic Papers / Revue Canadienne des Slavistes. 1994. Vol. 36. № 3 / 4, Slavic Theatre: New Perspectives. P. 446-448.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета TЫШKОВСKА-KАСПШАK / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
нетт относит такого рода моменты к традиции изображения «золотого века», но интерпретирует последний как интерлюдию между смертью одной эпохи и рождением новой. Гармония статична, радость безмятежна, но к этому примешивается осознание кратковременности происходящего и грусть. Прошлое, застывшее в виде воспоминания превращается в объект желания и понимается «скорее, как прекрасный опыт, нежели чем полезный урок»20. Это возвращает нас к первой модели репрезентации ностальгии - опыту, передаваемому и испытываемому.
Драма амбивалентна по своей природе, что позволяет ей преодолеть антагонизм тотальности «золотого века» и специфики индивидуального восприятия, поскольку в театре переживание является одновременно общим и приватным.
В качестве примера инсценировки «золотого века» Беннетт приводит сцену летнего вечера во втором действии «Вишневого сада» Чехова и сцену в трактире «Кабанья голова» из второй части хроники Шекспира «Генрих IV». Выбор авторов не случаен. Их тексты чаще других подвергаются ностальгической интерпретации и культурному ресайклингу21. Пьесы Чехова ставят на сценах театров во всем мире. Его драматургия, выросшая из русской литературы, наполненная русским видением и переживанием мира, стала частью мирового насле-
дия. При этом возникают вопросы о культурном трансфере и языке, неотделимые от проблемы ностальгии.
Пьесы Чехова не только регулярно ставятся, но и не менее регулярно «переписываются» в соответствии с традициями той культуры, которая эти тексты воспринимает. В частности, необычайную популярность драматурга в Британии связывают с ностальгией по Эдвардианской эпохе22. Причем рецепция чеховских произведений происходит прежде всего на уровне грамматики и синтаксиса - в переводах на английский язык персонажи начинают испытывать ностальгическое томление по невозможному будущему. Эллиптические предложения в переводе также создают эффект «меланхолической нирваны»23. Чеховский 12 язык, как показывает О. Клименко, оказал влияние на британскую драму ХХ-ХХ1 вв. (Дж. Б. Пристли, М. Равенхилла, Т. Стоппарда и др.).
Во Франции Чехов был популяризирован первой волной русской эмиграции, представители которой узнавали в его произведениях «несуществующую Россию, в том числе и Россию усадебную, с ее особым укладом жиз-ни»24. Писатели-эмигранты включали реминисценции и темы из произведений Чехова в свои тексты, обогащая «чужую» традицию. Так случилось с темой проходящего времени, которая воспринималась «французским зрителем как тема, конечно же, интернациональная,
20 Bennett R.S. The Golden Age in the Cycles of History: Analogous Visions of Shakespeare and Chekhov // Comparative Literature Studies. 1991. Vol. 28. № 2. P. 161.
21 См., например, монографию: Bennett S. Performing Nostalgia: Shifting Shakespeare and the Contemporary Past. London; NY: Routledge, 1996.
22 Klimenko S. Anton Chekhov and English Nostalgia // Orbis Litterarum 2001. Vol. 56. P. 123.
23 Ibid. P. 129.
24 Дмитриева Е.Е. Игра в Чехова на французской сцене: ностальгия по усадьбе или ностальгия по игре? («Дорогой Антуан...» Жана Ануя) // Русская литература. 2019. № 1. С. 198.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
25
но все же русская»25.
В современном русском театре ностальгия по Чехову проявляется двумя способами. Во-первых, есть длительная интертекстуальная традиция, включающая переработку Чеховских сюжетов и мотивов, начиная с драматургии 1930-х-1980-х гг.26 вплоть до новой волны постчеховских пьес 1990-х-2000-х гг.27 Ее основными темами являются утрата дома, возвращение домой, поиски корней и рефлексия о прошлом. После распада СССР, как и в болгарском театре, возникла потребность «обновить» Чехова. Одной из стратегий в противовес британской рецепции стала деконструкция языка: слияние советского и постсоветского дискурса, монтаж реплик и прочие эксперименты28. Наравне с этим возникла «противоположная тенденция взаимодействия с чехов-
29
ским текстом»29 - его продолжение и переосмысление ситуаций, в которые попадают персонажи сегодняшнего дня («Фирсиада» В. Леванова, «Французские страсти на подмос-
25 Там же. С. 206.
26 См. об этом: Тютелова Л.Г. Чеховский сад в драматургии 70-х - начала 80-х годов (на примере пьесы В. Арро «Сад») // Последняя пьеса Чехова в искусстве XX-XXI веков. М: ГЦТМ им. А.А. Бахрушина, 2015. С. 153-158; Семенова Н.В. «В этом имении теперь колхоз...»: отзвуки «Вишневого сада» в советской драматургии 1930-х гг. // Последняя пьеса Чехова в искусстве XX-XXI веков. М: ГЦТМ им. А.А. Бахрушина, 2015. С. 137-145.
27 См., например, статью Meerzon Y. Every Home Is Its Own Private Moscow: Between Geopathology and Nostalgia in Olga Mukhina's "Ю^ои" // The Slavic and East European Journal. 2005. Vol. 49. № 4. Pp. 639-658.
28 Щербакова А.А. Чеховский текст в современной драматургии: автореф. дис. ... канд. филол. н. Тверь, 2006. С. 7.
29 Там же. С. 9.
ковной даче» Л. Разумовской, «Мой вишневый садик» А. Слаповского, «Русское варенье» Л. Улицкой и др.).
Хотя Чехов остается классическим «репертуарным» писателем, в его восприятии наметились определенные сдвиги. Постановка «Вишневого сада» (2015) в Малом драматическом театре - Театре Европы (Санкт-Петербург, реж. Л. Додин), получившая премию «Золотая маска» в номинации «Лучший спектакль в драме, большая форма», представляет собой реализованную ретротопию, когда ощущение нестабильности мироздания заставляет цепляться за прошлое как за надежную опору. С.И. Николаевич после премьеры написал: «...обжитая подлинность вещей дает совсем другой настрой. Не реконструкция, не 13 стилизация, но какая-то былая жизнь, которая еще сохранилась в виде шкафа из красного дерева, под завязку забитого книгами, которых никто давно не читал («Многоуважаемый шкап»), или белого обшарпанного, но очень родного столика с зеркалом («Столик мой!»), или очень узкой кровати с металлическим изголовьем, украшенным серебряными шарами («Я спала в этой детской»). Самое потрясающее, что все это стоит в проходе между первыми рядами и сценой»30. Эти предметы реквизита, которые можно потрогать, присваиваются зрителем, наделяются его личными воспоминаниями и ассоциациями. Так восстанавливается прерванная связь между эпохами и возникает чувство единения.
30 Николаевич С.И. «Вишневый сад» в МДТ-Театре Европы // Николаевич С.И. Театральные люди. М.: Изд-во АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019. С. 296. Курсив авторов, - Н.С., Э.Т.-К.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
В следующих двух разделах мы рассмотрим три пьесы начала 2000-х гг. - времени, на которое пришелся пик постчеховской драматургической традиции: «Русское варенье» (2003) Улицкой, «Мой вишневый садик» (2004) Слаповского и «Четвертая сестра» (2002) Я. Гловацкого. Особенность этих текстов состоит в том, что на рецепцию Чеховских сюжетов накладываются воспоминания о советской эпохе, соответственно, различаются и стратегии ностальгизации в этих произведениях.
В поисках дома и корней
Пьесы «Русское варенье» и «Мой вишневый садик» имеют много общего. Оба текста были сначала представлены в Европе и лишь затем поставлены в России. В 1994 г. начальная редакция пьесы Слаповского «Вишневый садик» получила первую премию на I Европейском конкурсе пьес в Касселе (Германия). Премьера драмы Улицкой также состоялась в Германии31. Ориентация на иностранного зрителя отчасти обусловила появление элементов китча в пьесах (обещание Диснейленда и фигура Микки Мауса в «Русском варенье») и породила феномен экспортной ностальгии. Последнюю можно отнести к разновидности эк-зоностальгии, когда происходящее эмоционально воспринимается субъектом, находя" 32
щемся вне культуры, сгенерировавшей текст32.
31 См. об истории пьесы выступление Л. Улицкой 2008 г.: URL https://www.youtube.com/watch?time_continue=7&v= 25q62B5o5O4 (дата доступа: 30.06.2019).
32 Аналогично сделаны пьесы И. Вырыпаева, в которых обыгрываются категории «своего» и «чужо-
го».
Действие пьес вращается вокруг продажи дома / семейного гнезда, прерывается воспоминаниями героев и завершается тотальным разрушением жилого пространства, когда на сцене остается единственное дерево либо намек на него (вишневый кустик, который ищут в финале персонажи Слаповского). При том, что рефлексия о прошлом становится неотъемлемой частью текстов, «Русское варенье» и «Мой вишневый садик» воплощают различные стратегии ностальгизации.
Пьеса Улицкой представляет собой па-стиш и имеет черты римейка33. Пространство «Русского варенья» комбинируется как коллаж из символов различных эпох: дореволюционной (стулья красного дерева середины XIX в., «дедушкин графинчик») и советской (сам 14 «дачный академический поселок», где расположен старый запущенный дом, около которого растет крыжовник «Заря коммунизма», получен в наследство от лауреата Сталинской премии академика Лепехина). Организующие пространство постсоветские реалии не визуализируются, а проникают в текст опосредованно: герои говорят о непрекращающемся строительстве в Москве, под домом прорывают тоннель для новой станции метро).
История семейного гнезда вписывается в культурный континуум: «усадьба эта, на месте которой сейчас дача, вместе с сельцом Покровским дана была в приданое нашей пра-пра... какой-то бабушке еще при жизни Пуш-
33 Буровцева Н.Ю. «Русское варенье» по рецепту доктора Чехова (Диалог с классиком в пьесе Л. Улицкой) // Ярославский педагогический вестник. 2010. № 2. С. 146.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK!
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
кина»34. Владельцы дачи в отдаленном родстве с Наполеоном, Кутузовыми, Аракчеевыми и Тургеневыми. Даже «Вишневый сад», портрет автора которого висит на стене в гостиной, становится частью предания: «Варя, ты бы Чехова почитала. Антон Павлович, конечно, многое насочинял, где-то очернил, где-то приукрасил <...>»; «Чехов изобразил нашу семью несколько иронически» («РВ», 128-129, 151).
На первый взгляд здесь присутствуют все элементы ситуации, описывающей «золотой век» (застывшее мгновение счастливого безвременья на сломе двух эпох). Однако жизнь на даче Лепехиных-Дворянкиных лишена спокойного существования и далека от иде-ализации35. Персонажи суетятся, дом находится в постоянном движении - он стремительно ветшает и рассыпается на части: Варвара держит в руках сорванную цепочку от унитаза с фарфоровой грушей, дверца буфета постоянно падает, на опасные места ставятся стулья, что, впрочем, никого не уберегает от падений. Все это, скорее, свидетельствует о том, что Улиц-кая продолжает чеховскую традицию десакра-лизации пасторали36. Не случайно интермедия
34 Улицкая Л. Русское варенье // Улицкая Л. Русское варенье: пьесы. М.: Астрель, 2012. С. 177. Далее при цитировании пьесы в скобках указывается «РВ» и номер страницы.
35 По мнению А. Сантессо, центральный концепт ностальгии - не столько прошлое в качестве объекта желания, сколько его идеализация и переживание счастливого опыта. Говоря далее о пасторальной ностальгии, исследователь считает ее зерном именно «счастливое воспоминание» // Santesso A. A Careful Longing. The Poetics and Problems of Nostalgia. Newark: University of Delaware Press, 2006. Pp. 13, 27-28.
36 Анализ десакрализации идиллии в «Вишневом
саде» см.: Aliev B. Desacralizing the Idyll: Chekhov's
между первым и вторым действием содержит реплики, последняя из которых измененная цитата из «Трех сестер»:
«-Не надо идеализировать прошлое!
-Не надо идеализировать будущее!
<...>
-Не надо идеализировать прошлое!
-Теперешняя жизнь будет со временем казаться странной, неумной и грешной.» («РВ», 159).
С другой стороны, обращают на себя внимание несколько странных образов в «Русском варенье»: периодически мелькающий Микки Маус и внесценический персонаж - дядя - «гибрид Чапаева с балалайкой» («РВ», 159), а также фраза Ростислава, провозглашающего на развалинах дома, «Здесь будет Дис- 15 нейленд!» («РВ», 233). Улицкая на протяжении пьесы продолжает не только традицию деса-крализации пасторали, но и выстраивает отношения преемственности с советской массовой культурой. Герои последней «не Микки и Мини Маус, а Пушкин - Горький - Маяковский - Чапаев - Стаханов», и претендует она на создание «имперского Диснейленда мирового масштаба»37. В постсоветскую эпоху культурные границы размываются, и мышонок Диснея начинают соседствовать с Сарой Бер-нар, Владимиром Соловьевым и Чеховым.
В результате, чувство ностальгии в пьесе «Русское варенье» используется для размышлений о доме и бездомности38, разрыве с
Transformation of the Pastoral // The Russian Review. 2010. Vol. 69. № 3. Pp. 470-476.
37 Бойм С. Китч и социалистический реализм // Новое литературное обозрение. 2015. № 15. С. 58.
38 Якушева Л.А. Драматургия дачной жизни в реальности и художественном произведении // Яро-
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
корнями, наследии и наследовании семейных и культурных традиций. Урбанистические изменения, которые происходят в настоящем, превращают родовое гнездо из имущества, передаваемое последующим поколениям, в призрак, воплощением которого становится одинокое дерево в финале на сцене.
Если в «Русском варенье» доминантой ностальгии является пространство, то в «Моем вишневом садике» - это время. Пьеса Слапов-ского соткана из воспоминаний, принадлежащих разным персонажам. В основном, это личные переживания: самоубийство отца Азалканова, игра в импровизационном театре, школьная влюбленность и др. Есть и комически-бытовые воспоминания пенсионера дяди Вани Воткина и торговки Раняевой, и чистая эмоция - «Я люблю вспоминать, но мне еще нечего вспоминать»39. Их триггером становится старый чердак («Здесь, на этом чердаке мы мечтали о будущем!», «МВС»), куда собираются герои, чтобы отпраздновать свадьбу Азалканова.
Ностальгия и сопутствующий ей мотив мечты идеализируют освещаемое событие, маркируют моменты горько-сладкого счастья. Даже детская зависть к дочке обеспеченных соседей становится коллективным переживанием, пробуждая в малосимпатичных героях лучшие чувства: «Она конфеты жрала, а я фантики подбирала. И вот, верите, нет? - стою за прилавком, год, что ли, назад, смотрю - она,
славский педагогический вестник. 2015. № 5. С. 344.
39 Слаповский А. Мой вишневый садик // URL:
https: // slapovsky.ru/пьесы/мой-вишневый-садик-
пьеса. (дата обращения: 30.07.2019). Далее при цитировании пьесы в скобках указывается «МВС».
Виктория! <...> Я ее сразу узнала, но вида не подаю. Спрашиваю вежливо: вам чего изволите, мадам? Нам конфеток шоколадненьких двести грамм! Ты понял, нет? Привычка-то конфетки кушать осталась, а денежек-то шиш, вот она и - двести грамм! Ну, я ей наваливаю не меньше килограмма, даже на весы не ложи-ла - на! Жри на здоровье, пока кишки не склеятся! Она говорит: не могу понять своего недоумения, с какой стати такой презент? Ну, тут я напомнила ей про фантики и про наше босоногое детство. Она расплакалась, дура. Я тоже.» («МВС»).
Границы между прошлым, настоящим и будущем стираются. В списке действующих лиц сталкиваются персонажи, которые характеризуются как «герой не нашего времени» и «будущий хозяин всего» («МВС», курсив наш, - Н.С., Э.Т.-К.). Молодая пара во время свидания воображает, будто они смотрят сейчас на себя спустя полвека. А сцена свадьбы представляет собой атемпоральную идиллию «золотого века», описанную Беннеттом. Есть в пьесе и пасторальный мотив побега из действительности, когда Азалканов предлагает Маше создать скромный детский театр, где он будет режиссером, а она его ассистентом, -отсылка к «Золотому ключику» А. Н. Толстого. Однако герой останавливает свою игру в альтернативную реальность прежде, чем попадает в «ловушку утопии» (Д. Г. Горин).
Дом, где происходит действие, в отличие от героев «Русского варенья», никто не хочет сохранять и никому не жаль, когда в итоге он разрушается. У персонажей есть только воспоминания, связанные с чердаком, но нет корней. В финале Азалканов приходит на развалины и начинает искать то, что осталось от
16
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
вишневого кустика - этот намек на дерево символизирует надежду и стремление к обретению корней, а также мечту о будущем.
Четвертая сестра
В польском восприятии драмы автора «Чайки», продолжающемся свыше ста лет, можно заметить ряд существенных изменений, связанных, в основном, с историей польско-русских отношений. В начале XX в. Чехов для поляков был представителем захватчиков во время разделов Речи Посполитой и «рус-скость» его пьес в сочетании с отсутствием традиционного действия и углубленным психологизмом не признавались польскими зрите-лями40. После октябрьской революции драматург ассоциировался с миром ценностей большевистской России, а после Второй мировой войны был одним из авторов, предлагаемых правительством для популяризации культуры нового союзника. Со временем драмы Чехова дождались внимательного прочтения, став излюбленными пьесами польской интеллиген-
41
ции .
В истории польских постановок драмы «Три сестры» (которая станет впоследствии отправной точкой для польского писателя Я. Гловацкого в процессе создания пьесы «Четвертая сестра») отмечается большой интерес к ней театров и зрителей, причем спектакли по этой пьесе, как и по другим пьесам Чехова, ставили также самые выдающиеся ре-
жиссеры. В 1960-е гг. в польских театрах было 14 постановок этой пьесы, среди них самая известная - режиссера Э. Аксера в 1963 г., соединившая традиционную форму и современную идею.
В следующем десятилетии прошло 11 премьер «Трех сестер», в числе которых гротескный спектакль А. Ханушкевича, положивший начало нетрадиционному прочтению драмы (1971), и известная постановка А. Бар-дини в Театре Польского телевидения (1974). Из-за военного положения в Польше 1980-е гг. ознаменовались уменьшением внимания к культуре, в связи с чем понизился интерес и к драматургии Чехова. Самая известная инсценировка этого периода - постановка К. Кельма в духе Беккета (1987).
После 1989 г., в свободной Польше репертуар театров уже не устанавливался под давлением властей, и Чехов на несколько лет исчез с польской сцены, чтобы постепенно вернуться в разных по форме постановках.
В XXI в. можно отметить как традиционные спектакли, соответствующие указаниям автора, так и новаторские, которые изменяют чеховский замысел путем осовременивания. К новаторским можно отнести спектакль «Они»42 М. Пенцикевич с явно феминистическим уклоном, а также психоаналитические и совершенно современные «3 сестры» Юльки Викторианской (псевдоним П. Крущинского) -обе постановки 2006 г.43
40 Pozniak T. O pierwszych inscenizacjach sztuk Czechowa w Polsce // «Kwartalnik Instytutu Polsko-Radzieckiego». 1955. № 3 (12). P. 24-28.
41 Lappo I. Teatr Czechowa w Polsce. Lublin: Wydawnictwo Uniwersytetu Marii Sklodowskiej-Curie, 2010. P. 9-22.
42 На польском языке «One» - местоимение женского рода.
43 Данные о польских постановках приведены по книге: Lappo I. Teatr Czechowa w Polsce.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
Различные интерпретации пьес Чехова в быстро меняющейся действительности ушли далеко от авторского замысла и стали для современного зрителя привычными44. Ностальгия по Чехову проявилась в разных - часто противоположных формах. Одной из них является возвращение к традиции, которое можно заметить, например, в постановке «Дяди Вани» в Польском театре в Варшаве в 2017 г. Спектакль в режиссерской версии И. Вырыпаева критика объявила лучшей инсценировкой Чехова в Польше за последние годы45. Необычность постановки русского режиссера, как ни странно, заключалась в традиционном, классическом подходе, соответствующем замыслу автора. Вырыпаев утверждал, что «современность нашего Чехова не заключается в том, что персонажам приходится надевать кроссовки, а действие сопровождается записью видеокамеры. Современность <...> состоит в способе коммуникации»46. Верность постановки по отношению к тексту пьесы высоко оценила критика, а Т. Домагала заявил, что «"Дядя Ваня"
44 Наглядным примером этой тенденции, кроме новаторских спектаклей «Трех сестер», можно считать постановку «Дяди Вани» под измененным заглавием «Алмазы - это уголь, который взялся за работу. After Чехов: Дядя Ваня» - Драматический театр в Валбжихе, 2008 год. Постановщики - П. Демирский и М. Стжемпка перенесли действие драмы в Польшу рубежа XX-XXI вв. и столкнули чеховских героев с экономическими и политическими переменами того времени.
45 См.: Fijolek M. Powrot marnotrawnego: "Wujaszek Wania" w Teatrze Polskim // "Gazeta Polska Codziennie". 2018. № 30. P. 13-15.
46 Boncza-Szablowski J. Czechow jak amerykanski
serial // "Rzeczpospolita". 2017. № 24. P. 15.
Вырыпаева <...> настолько классичный, что
" 47
просто авангардный»47.
Совершенно другой способ выражения ностальгии - это новаторство, доведенное до абсурда. Такую стратегию применил Гловац-кий в пьесе по чеховским мотивам «Четвертая сестра». Драма впервые была инсценирована в конце 1999 г., а опубликована - в 2002 г. Гло-вацкий - один из лучших польских драматургов - сочинял пьесы с 1970-х гг. Они ставились на сценах знаменитых мировых театров, в том числе в Лондоне, Нью-Йорке, а также в Москве и Санкт-Петербурге. Самые известные из них «Замарашка», «Охота на тараканов», «Фортинбрас спился», «Антигона в Нью-Йорке» и «Четвертая сестра».
О своей драме «Фортинбрас спился», 18 отсылающей к «Гамлету», автор сказал: «Мир - это гигантская библиотека. Я люблю обращаться к тому, что уже написано: мифам, архетипам, сказкам. Люблю писать на другой странице уже записанного текста»48. Это мнение можно отнести и к «Четвертой сестре», которая явно апеллирует к драме Чехова. «Четвертая сестра» была написана по заказу Я. Векслера - тогдашнего директора Польского театра во Вроцлаве, и именно в этом театре в декабре 1999 г. состоялась премьера пьесы в постановке А. Глинской. Через несколько дней
47 Domagala T. Mowi mi wuju - O "Wujaszku Wani" w rez. Iwana Wyrypajewa w Teatrze Polskim w War-szawie, 2017// URL: http://domagalasiekultury.pl/2018/01/08/mowi-mi-wuju-o-wujaszku-wani-rez-iwana-wyrypajewa-teatrze-polskim-warszawie (дата обращения: 12.05.2019).
48 Cieslak J. Glowa nie od parady // "Teatr. Przegl^d" 2017. № 11. URL: /http://www.teatr-pismo.pl/ludzie/1884/glowa_nie_od_parady/ (дата обращения: 05.06.2019)
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
после этого пьеса, поставленная В. Ковальским, вошла в репертуар варшавского драматического театра «Повшехного».
Заглавие отсылает к «Трем сестрам», к тому же действие происходит в России, а у персонажей имеются свои прототипы в чеховской драме. На интертекстуальную связь пьесы с драмой Чехова указывает сам автор: «Моя новая пьеса "Четвертая сестра" вдохновлена чеховскими "Тремя сестрами", но это не выдуманное продолжение, не новая версия, не пастиш - просто ироническая аллюзия на чеховскую пьесу и указание на дальнейшее движение вниз, куда скатывается послечеховский
мир»49.
Чехов существует в пьесе Гловацкого как «отправная точка, аллюзия, или иронические кавычки»50. Это касается не столько действия произведения, сколько мира ценностей. Мир «Трех сестер» и драмы Гловацкого отделяет одно столетие. Оказывается, на этой временной дистанции мир изменился настолько, что трудно в героях Гловацкого отыскать менталитет чеховских прототипов. В мире Чехова честь, верность, принципиальность, любовь, служение общественным идеалам - это признаваемые русской интеллигенцией ценности. Надежды на лучшую жизнь следующих поколений не сбылись, а ценности, за которые боролись, превратились в собственную карикатуру. Как заметил польский драматург: «<...> сегодняшняя Москва мало общего имеет с
49 Москва глазами поляка, «Радио Свобода» 28 ноября 2002, https://www.svoboda.org/a/24202960.html (дата обращения: 10.05.2019), перевод текста из «New York Times» от 17 ноября 2002.
50 Baniewicz E. Strach siq bac // "Tworczosc". 2000. № 3. P. 141.
Москвой времен Чехова. Нет сейчас троек, и слишком мало осталось высокодумых мечтателей. <...> В XXI веке, наряду с традиционными четырьмя элементами - огнем, водой, землей и воздухом - появился пятый: день-
ги»51.
Культ золотого тельца заменил прежние ценности, религию, идеологию, чему служат вездесущие СМИ. Деньги управляют миром и являются основной мотивацией действий героев - благодаря деньгам можно приобрести славу, власть, успех; они влияют на судьбу человека.
Герои драмы Гловацкого - это жители Москвы, но это пьеса не только о ней. Столица России - это символ глобальной деревни, в которой СМИ и визуальная культура формируют 19 общественную жизнь. Персонажи «Четвертой сестры» живут в мире, созданном СМИ и популярной культурой, воспринимают действительность сквозь призму телевизионных сообщений и на этой основе создают свой образ мира и человека. В драме указываются существенные последствия такого влияния СМИ на состояние человека конца XX - начала XXI в.52
Гловацкий затрагивает проблему дезориентации современного человека. Ценности, представленные в драматургии Чехова, оказываются неоднозначными или даже неактуальными. Персонажи «Четвертой сестры» мечта-
51 Москва глазами поляка, «Радио Свобода» 28 ноября 2002, https://www.svoboda.Org/a/24202960.html (дата обращения: 10.05.2019), перевод текста из «New York Times» от 17 ноября 2002.
52 Popczyk-Szcz^sna B. Powtorzenia i powroty: o dramaturgii Janusza Glowackiego. Katowice: Wydawnictwo Uniwersytetu Sl^skiego, 2015. P. 194196.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
ют о лучшей жизни, но, когда им кажется, что цель достигнута, все ускользает и они остаются ни с чем.
Таня переживает смерть принцессы Дианы и Доди Аль-Файеда как потерю членов своей семьи, но жертвы войны в Косово уже ее не так волнуют. Она мечтает об одежде Версаче и Армани, а главное - о богатом мужчине -владельце спортивного BMW, с которым она будет путешествовать по экзотическим странам, где все красиво, как показывали по телевизору. Ее любимый фильм - это «Красотка» ("Pretty woman"). История о современной Золушке дает ей надежду на лучшую жизнь, несмотря на то, что главная героиня была проституткой. Жених Костя дарит Тане иллюзию лучшей жизни, а ее не интересует факт, что большие деньги он нажил, торгуя оружием и наркотиками. Героиня хочет верить, что любимый был честным человеком, а мафиози убили его по ошибке.
Вера по образованию и складу ума -гуманитарий. Не находя в жизни своих идеалов, она убегает от действительности в литературу. Раньше девушка была влюблена в Юрия
- депутата Думы. Родив от него ребенка, Вера стала матерью-одиночкой после того как рассталась с лишенным моральных принципов политиком-карьеристом. Третья сестра - Катя
- с юридическим образованием работает в цирке и ворует у тигра мясо. Она влюбляется в американского режиссера и помогает ему получить кинопремию Оскар. Две старшие сестры также остаются под влиянием образцов, популяризированных в СМИ и ассоциирующихся с успехом и богатством.
Мечта о деньгах остается лейтмотивом пьесы Гловацкого. Через сто лет после созда-
ния «Трех сестер» надежды Вершинина и Ирины не сбылись, люди не стали жить лучше и счастливее, так как питаются миражами, а собственное счастье отождествляют с материальным благополучием, с гарантирующим богатство партнером. Истории всех трех сестер в пьесе Гловацкого являются сказками о Золуш-
53 "
ке , причем они не завершаются счастливой встречей героев, а доведены до момента разочарований, обид, расставаний.
Героем очередной сказки о Золушке становится приемный сын Коля - он же четвертая сестра. Именно Коля - как в Золушке -выполнял все домашние обязанности и работу по хозяйству, пока сестры не велели ему сыграть роль в документальном фильме американского режиссера - возлюбленного Кати. При- 20 емный брат, притворяясь проституткой Соней, рассказывает перед камерой о своей жизни, что позволяет режиссеру получить премию Оскар. Коля едет в Америку как Соня и возвращается со случайно замененным чемоданом, наполненным деньгами. В сюжете Гло-вацкого о Золушке жизнь героев меняет не любовь, а богатство. К богатым Вере и Кате возвращаются их мужчины, а брат становится решительным, властным бизнесменом.
Автор пьесы играет сюжетами и литературными образами, меняя их смысл. Портреты персонажей далеки от чеховских прототипов, они изображаются в шутливом и гротескном плане, что не лишает их трагизма. Наиболее близким к поэтике автора «Трех сестер»
53 На мотив Золушки в «Четвертой сестре» обраща-
ет внимание Э. Баневич в книге "Бгапш": ВашсшсЕ Е. Бгапш. Dramatyczne przypadki 1апш2а Glowackiego. Warszawa: Wydawnictwo Ма^пе8у, 2016.
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
I Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre I
кажется отец - генерал. Пожалуй, только он остается верен старым ценностям. Для него важнее денег - имперская идея, милитаристическая сила страны. Его реплики похожи на экзистенциальные терзания героев Чехова, например: «Человек полон сил и желания изменить мир - и вдруг он замечает, что уже семь часов вечера, и водку уже не продают»54.
Замечания по поводу абсурдности жизни делают также сестры. Сравнивая давние времена с настоящим, Вера замечает: «Возможно, мир когда-то был более жестоким, но таким глупым, как сейчас, он никогда не был» («ЧС»). Эта оценка дана не только по отношению к Москве или России - в другом высказывании героиня утверждает, что «<...> вы меня в Америку отправляете. Да к тому же там, наверно, такой же бардак, как и здесь» («ЧС»). В свою очередь Катя, рассматривая картину Шагала с мальчиком, висящим вверх ногами, задумывается над состоянием современного мира и человека: «<...> мне кажется, что вся Россия висит в воздухе вниз головой. И мы с ней. И что дальше: мы упадем лицом вниз и останемся без зубов? Или у нас есть еще надежда?» («ЧС»).
Надеждой назвали дочку Веры, которая убивает автоматом Калашникова всех героев, кроме бабушки в бронежилете, и попадает в исправительную колонию для младенцев55.
54 Гловацкий Я. Четвертая сестра / пер. Б. Тух. URL: http://www.theatre-library.ru/authors/g/glovackiy_yanush (дата обращения: 12.06.2019). Далее при цитировании в скобках указывается «ЧС».
55 В русском переводе Б. Туха в этом месте существенная ошибка: вместо абсурдного образа «исправительной колонии для младенцев» - вполне
Она уже успела продать права на экранизацию своей предстоящей книги. Финал, как и другие эпизоды драмы, трагичен, лишен надежды, но и смешон, комичен56. В пьесе Гловацкого намечаются черты гротеска: ужас, отчаяние, трагизм смягчаются фарсом, комизмом. Гиперболизация, карикатура, деформация, контраст как в образах героев, так и в построении сюжета изображают потерю нормы в современном мире, отсутствие идеалов, кризис межчеловеческих отношений, обусловленных сегодня стремлением к успеху и богатству.
Чеховские герои жили надеждой на лучшее будущее следующих поколений, думали, что жертвуют своей жизнью, полной страданий, ради них. Их убеждение было основано на системе принципов и идеалов: честь, истина, верность в любви воспринимались вполне серьезно57. Созданный Гловацким образ мира, управляемого сумасшедшим стремлением к материальным благам, славе, ведущим к дегуманизации жизни, распаду моральных принципов, разрушению традиционных идеалов, связан с ностальгией по давним временам, по давнему восприятию жизни и с преданностью ценностям. Сам автор отметил, что написал
реалистический «реабилитационный центр для новорожденных».
56 А. Задрожна предлагает толкование окончания как необходимость замены старого мира новым, представленным в образе ребенка. Zadrozna А. Spotkanie z «Czwart^ siostr^» Glowackiego. URL: https://strefakultury.org.pl/relacja-ze-spotkania-z-czwarta-siostra-glowackiego/ (дата обращения 10.06.2019).
57 Москва глазами поляка, «Радио Свобода» 28 ноября 2002, https://www.svoboda.org/a/24202960.html (дата обращения: 10.05.2019), перевод текста из «New York Times» от 17 ноября 2002.
21
| 3 (36) 2019 |
Наталья Валерьевна СЕМЕНОВА / Natalia SEMENOVA | Эльжбета ТЫШКОВСКА-КАСПШАК / Elzbieta TYSZ-KOWSKA-KASPRZAK
| Искусство имитации и сплетений: ностальгия по Чехову в современном театре / The Art of Imitation and Combination: Chekhov and Nostalgia in Contemporary Theatre |
пьесу о том, как в нашем абсурдном мире любовь пытается продержаться в сложное вре-мя58. Д. Шимборска в рецензии одной из постановок драмы Гловацкого утверждает, что заглавная четвертая сестра - это любовь59.
Хотя Гловацкого трудно назвать моралистом, его пьеса заставляет задуматься над современным человеком в мировом масштабе, не только в России. Явную отсылку к «Трем сестрам» можно воспринимать как ностальгию по экзистенциальным раздумьям, психологической глубине персонажей, миру идеалов, представляемых Чеховым. Гловацкий строит мир своей пьесы на основании элементов и стратегий популярной культуры, использует карикатуры, стереотипы, распространенные сюжетные схемы. Писатель создает горько-ироничный образ сегодняшнего мира и культуры, за которым скрывается тоска по глубине рефлексии, переживания, свойственная драмам Чехова.
Заключение
Подводя краткий итог, мы рассмотрели три стратегии рецепции чеховской традиции -пространственная ностальгия (пастиш) в пьесе «Русское варенье», врементая ностальгия (ретроспекция и «золотой век») - в «Моем вишневом садике», и антиностальгия (ироническая аллюзия и абсурдизация) в «Четвертой сестре». Ключевыми темами анализируемых пьес являются размышления о корнях и наследии, современном консьюмеризме, вечных ценностях, идентичности и месте человека в мироздании. Несмотря на различие в менталитетах, авторы стремятся найти универсальное начало в предлагаемых зрителю историях.
Таким образом, наблюдается отход от дихотомии algia и nostos. При этом, экспортная ностальгия, как одна из разновидностей экзо-ностальгии, становится мостиком между культурами, помогает преодолеть барьер принадлежности / непринадлежности и восстановить оборванные нити.
22
58 Glowacki J. Blazenstwa konca wieku. Wywiad Jacka Cieslaka // "Rzeczpospolita". 1999. № 189. URL:
http://encyklopediateatru.pl/artykuly/81812/blazenstwa -konca-wieku (дата обращения: 05.06.2019).
59 Szymborska D. «Czwarta siostra». Nadzieja, milosc i wodka // "Gazeta Wyborcza". 13.09.2016. URL: http://wyborcza.pl/1,90535,20664230,czwarta-siostra-nadzieja-milosc-i-wodka.html (дата обращения: 03.06.2019).
| 3 (36) 2019 |
