CC BY
143
УДК 902/903
Искусство и религиозные верования Кангюй: к анализу и интерпретации антропоморфного изображения из урочища Угам (Южный Казахстан)1
Подушкин Александр Николаевич
доктор исторических наук, профессор Южно-Казахстанского государственного педагогического института Республика Казахстан, 160017, г.Шымкент, ул.Байтурсынова, 13. E-mail: p_a_n_alex@mail.ru
Аннотация. Статья посвящена комплексному археологическому, историко-культурному, трасологическому, иконографическому анализу и семантико-этнической интерпретации уникального антропоморфного изображения на керамическом кувшине водоносного и столового назначения, найденному на городище Ушбастобе I-IV в. в. (долина р. Угам, Южный Казахстан). Приведены различные версии семантической трактовки изображения, ключевая из которых - это фарн-хварна (xvarenah), родовое (клановое, домашнее) божество (культ) с множеством ипостасей (жизненное благополучие, здоровье, достаток, счастье, оберег от злых сил и другое). Его иконографические истоки имеют отношение к традициям изобразительного искусства и религиозным представлениям древних этносов Евразии позднего железного века, и носят выраженные автохтонные особенности, присущие оседло-земледельческому народонаселению локального горного региона. В этно-культурном плане антропоморфное изображение в предложенном семантико-функциональном варианте (фарн-хварна) связывается с государством Кангюй (Канцзюй), а также кругом ирано-язычных племён скифо-сако-сарматского мира, где этот культ в древности был широко распространён.
Ключевые слова: арысская культура; керамика; зооморфные и антропоморфные изображения; иконография; семантика образа; изобразительное искусство; скифо-саки; сарматы; Кангюй; фарн; божество.
Краткая характеристика микро-региона. Угамское урочище, включающее в себя долину реки Угам, склоны хребтов Каржантау и Угамского, расположено в крайней юго-восточной части Южно-Казахстанской области (Фото 1). В геолого-ландшафтном плане это среднегорный и высокогорный рельефы, сочетающиеся с долиной реки Угам в среднем её течении, где зафиксированы надпойменные лёссовые террасы и равнинный ландшафт площадью более 50 квадратных километров. Указанная долина ограничена на севере и юге каньонами реки Угам, что подчёркивает её определённый замкнутый характер (Фото 2, 1, 2).
В административном плане Угамское урочище находится на территории Казыгуртского района Южно-Казахстанской области. Здесь располагается Сайрам-Угамский государственный национальный природный парк. Высота хребтов Угамский и Каржантау над уровнем моря в зоне самой долины соответственно 3195м и 2000м.
Выраженная уникальность и разнообразие ландшафта Угамской долины, её экология, обеспечение практически неограниченными водными ресурсами собственно реки Угам и многочисленными горными речками и родниками, наличие плодородных лёссовых террас, стабильный для замкнутого микрорегиона горный климат предопределили факт освоения данной территории человеком начиная с глубокой древности. Свидетельство тому - наличие многообразных памятников археологии, относящихся к различным временным эпохам, в том числе, периода государства Кангюй МУв.в.
Городище Ушбастобе - место находки антропоморфного изображения. Городище расположено в зоне хребтов Каржантау и Угамский, в 55км на юго-восток от г. Шымкент, оно находится на левой крутой и высокой надпойменной
1 Иллюстративные материалы к статье в конце тома.
террасе р.Угам; местонахождение объекта в формате JPS: 41 градус 54'55.04"С, 70 градусов 02'03.95"В; высота над уровнем моря 1237м (Фото 1). Типологически городище Ушбастобе относится к трёхчастным городищам-убежищам с рабадом различной конфигурации (Ро^эИкт 2000, Р.28-31), с развитой системой фортификации, в которой решающую роль играют естественные факторы местонахождения объекта (крутизна склонов).
Цитадель Ушбастобе (прямой перевод топонима с казахского: «трёхголовый бугор») представляет собой трёхуровневый неправильной квадратно-прямоугольной планировки холм-тобе, который имеет следующие параметры: главный (центральный) холм - в основании 20 х 45 х 22 х 45м; верхняя площадка 15 х 30 х 30 х 15м; нижняя площадка - в основании 25 х 20 х 15 х 20м при высоте от уровня надпойменной террасы 5,5-7м (Фото 3, 1).
Объект почти правильно ориентирован по оси с северо-востока на юго-запад, он обладает мощной фортификацией. С севера, северо-востока и юга он имеет крутые склоны-обрывы левой надпойменной террасы реки Угам. С запада - аналогичный обрывистый склон безымянного сая, с юго-востока -ров шириной порядка 10-15 м; только с северо-запада Ушбастобе связывает узкий перешеек с надпойменной террасой (Фото 3, 2).
В 2015 г. исследования на верхней площадке 1 цитадели Ушбастобе осуществлялись экспедицией Центрального государственного музея РК. На уровне верхнего строительного горизонта площадью более 20кв.м. здесь были открыты культурные горизонты и масса керамического материала, датируемого кангюйским временем (1в. до н.э. - !Ув. н.э.). При этом фиксируется очень высокая плотность концентрации археологического материала, когда на сравнительно небольшой площади в несколько квадратных метров отмечены развалы керамики, включающие десятки раздавленных сосудов, а также -присутствие других артефактов (орудия труда, украшения, ритуальные предметы из камня, кости, металла) (Фото 4, 1, 2).
Краткое описание археологического комплекса городища Ушбастобе. Археологический материал из раскопов на цитадели на площадке 1 Ушбастобе состоит преимущественно из керамики. Всего зафиксировано более 60 сосудов (кухонных, хозяйственно-бытовых, столовых и ритуально-культовых), включающие крупные и средние по размерам кухонные горшки, котлы и кружки; хумы, хумчи, объемные кувшины для хранения и транспортировки воды; большие столовые горшки, кувшины, а также - кружки нескольких видов. Перечень керамических изделий дополняют сковороды, напрясла, подставки под сосуды, черпаки и другие изделия; при этом общее количество артефактов из керамики приближается к одной тысяче.
В частности, это кухонные котлы на врезном и обычном поддоне, горшки шаровидные плоскодонные с двумя горизонтальными петлевидными ручками на плечике сосуда и кружки (Фото 5, 1-4). Декор у этой посуды отсутствует, но отдельные сосуды покрывались темно-коричневым ангобом и украшались на плечиках налепными коническими выступами, дугообразными «усовидными» простыми и рассеченными налепными валиками, имитирующими либо лозу, либо змею. Аналогичные рассечённые валики в виде спиралевидных композиций, «усообразных» завершений зафиксированы и в районе креплений на тулове горизонтальных петлевидных ручек, а также - между ними.
Хозяйственно-бытовая керамика представлена хумчи, крупными кувшинами водоносного предназначения, черпаками, пряслицами. Хумчи и кувшины все грушевидной формы, со слабовыраженной горловиной, сделаны вручную, либо с использованием медленно вращающейся подставки. В числе приёмов
декора этой посуды отмечены покрытие ангобами светло-коричневого и серого цвета; так называемые овальные «глазки» с тёмной окантовкой, мазки и полосы у венчика ангобом тёмного цвета; рельефно-выпуклые налепы (Фото 5, 5-7, 14 - черпак, 17 - пряслице).
Посуда столового назначения включает кувшины, горшки и кружки, она выполнена как на вращающейся подставке, так и вручную из качественного теста, хорошо обожжена. В числе элементов декора столовой посуды отмечены: покрытие ангобами черного, красновато-коричневого, вишневого цвета различных оттенков; рисунки ангобом красного цвета на горловине и тулове по светлой поверхности сосуда; концентрические широкие линии на венчике, завитки, которые также концентрически воплощаются в законченную композицию; ангобные пятна, лощение по ангобу; наличие на плечике рельефно-выпуклых конических налепов; прочерченные по сырой глине концентрические линии с вертикальными насечками (Фото 5, 8-13).
Ритуальная керамика состоит из миниатюрных чашевидных сосудиков на поддоне и подставок (Фото 5, 15-16, 18).
Помимо керамики, в указанных культурных слоях обнаружены орудия труда и украшения, включающие: серпы (костяная рукоять и окончание железного лезвия; Фото 6, 1-2); каменные зернотёрки (Фото 6, 3-4); косметический прибор «сурьматаш» (Фото 6, 5); железная игла (Фото 6, 6); игральные кости из астрагал овцы (Фото 6, 7); подвеска из кристалла горного хрусталя, оправленная серебром (Фото 6, 8).
Именно в этих слоях, на кувшине было обнаружено антропоморфное изображение.
Условия обнаружения, описание кувшина. Антропоморфное изображение прорисовано на стенке кувшина, в центральной, самой широкой части его тулова. Причём сосуд был разбит в древности на множество кусков, и буквально размётан на большой площади древней поверхности среди развала большой массы другой посуды, поэтому художественные детали изображения зафиксированы на более чем десяти крупных и средних по размерам фрагментах керамики (Фото 7). Сам кувшин функционально можно отнести как к столовой, так и к посуде, связанной с перемещением и использованием воды: он достаточно массивен, и может по объёму содержать значительный запас воды (более 10 литров). Сосуд по форме грушевидный, с невысокой короткой горловиной, имеет петлевидную вертикальную ручку, верхний конец которой крепится к горловине чуть ниже венчика, а нижний -к плечику сосуда.
Кувшин выполнен вручную, с использованием медленно вращающейся подставки (внизу донца отмечены пальцевые концентрические борозды); сосуд формовался на песчаной подсыпке из качественного, почти без примесей теста, хорошо обожжен; он несколько деформирован, тулово слегка асимметрично. Кроме всего, в верхней части ручки кувшина был, скорее всего, зооморфный налеп, который сбили в древности (Фото 9, 1).
В числе декора следует отметить покрытие всей внешней поверхности изделия жёлто-светло-коричневым ангобом, а также - ангобные пятна («глазки») более тёмного коричневого цвета. Параметры сосуда: высота 46,2 см, максимальный диаметр тулова 32 см, диаметр венчика 11,7 см, высота горловины 9,5 см, диаметр донца 23,3 см (нижняя часть донца подправлена по сырой глине гребёнкой; Фото 8, 1).
Трасология и иконографическая характеристика антропоморфного изображения. Человеко-подобное изображение нанесено на боковину сосуда
техникой прочерчивания по сырой глине; судя по всему, линии были оставлены относительно острым предметом с закруглённым гладким окончанием (костяной стиль или полированная деревянная палочка). При этом линии шириной от 0,45 до 0,3см чётко читаются, они прорезывают поверхность кувшина на глубину до 0,15см, поэтому как само антропоморфное изображение, так и более мелкая деталировка хорошо видны (Фото 8, 2).
Впечатляют и размеры изображения: высота (от макушки «волос» в виде верхней «ленты» до нижнего окончания «ноги») - 21,5 см, максимальная ширина (от кончиков «пальцев» левой руки до крайне правой точки торса) -14,8 см.
Техника исполнения - контурное объемное воспроизведение человекоподобной фигуры во весь рост, где хорошо выделены почти все основные её составляющие: голова, плечевой торс, руки, талия и нижняя часть тела с обозначением «ноги». При этом голова (и «нога») выполнены в профиль слева, а битреугольные контуры, судя по всему, мужской фигуры в одежде, обозначены фронтально (в анфас; Фото 8, 3).
Предварительный визуальный трасологический анализ говорит о том, что изображение наносилось в несколько этапов: вначале несколькими линиями была прорисована голова (и её детали: глаз со зрачком, брови, «волосы», нос, «бородка»), шея и неизвестный аксессуар на ней (Фото 9), затем - собственно остальная вся фигура, причём голова как бы отделена от туловища изображенного существа и слегка сдвинута от плечевого торса влево (между ними нет линий соприкосновения; Фото 8, 2-3).
Статистические данные трасологического порядка следующие: голова, «бородка», «волосы-ленты», глаз со зрачком, «брови», шея и «аксессуар» ниже её - 12 линий (Фото 9); треугольный вырез одежды - 2 линии; правые плечо, рука и окончание рукава одежды - 7 линий; левое плечо, рука и окончание рукава одежды - 1 0 линий; торс и общий силуэт фигуры - 4 линии; всего 35 линий. Наименее схематично выполнены такие элементы (детали), как «бородка» (одна линия - продолжение контура головы) и «нога» (также одна линия - продолжение контура нижней части тела; Фото 8, 2-3).
Отметим также, что указанное изображение не перегружено графической деталировкой - видимо, древний мастер прекрасно знал предмет, иконографические традиции своего творчества, а также отлично владел соответствующими приёмами, навыками и техникой реализации задуманного художественного сюжета. Только этим можно объяснить тот факт, что более чем тридцатью линиями, нанесёнными уверенной рукой по быстро подсыхающей глине недавно формованного сосуда, он смог в короткий срок завершить свою работу.
Несмотря на известные издержки исполнителя в контексте утрированного и где-то схематичного воспроизведения человекоподобного существа (речь идет о прорисовках деталей головы, «рук» и «пальцев», «ноги», а также т. н. «аксессуара» на шее - гривна?), не сомнений, что перед нами - законченный антропоморфный образ, в котором трудно не увидеть присущие человеку (мужчине) черты, и который визуально чётко узнаваем и воспринимается в таком качестве достаточно хорошо.
Это касается таких иконографических составляющих, как общий битреугольный контур фигуры, где фиксируются развитая шея, тонкая талия, мощный торс, фактурная голова, длинные руки, а также - элементов верхней плечевой тунико-образной одежды, в которые облачено существо. Судя по всему, это не распашной длинный приталенный и хорошо облегающий тело в
верхней части и талии халат (кафтан, рубаха?) без ворота с треугольным вырезом на груди и рукавами без манжет; длинная линия внизу халата (складка?) может свидетельствовать о том, что здесь он был свободного (широкого) покроя.
Наконец, это странное существо с протянутыми вперёд неестественно большими «руками» и чрезвычайно растопыренными длинными «пальцами» движется к чему-то на встречу, или - пытается контактировать с кем-то (корпус заметно наклонен вперёд, а нижняя пола одежды как-бы развевается). При этом динамизм, экспрессия и лёгкость образа настолько выразительны, что, кажется, будто он летит, даже - парит над землёй в воздухе (Фото 8, 2-3).
В целом от этого исключительно неординарного антропоморфного изображения веет архаикой и известной стилизацией, которая с одной стороны, затрудняет его восприятие как законченного образа, с другой -предполагает массу историко-культурных и этнических интерпретаций, которые могут привести к противоречиям в его окончательной оценке.
Варианты трактовки образа. Общеизвестно: ничто так не стимулирует полёт мысли в контексте трактовки (видения) художественных и иных образов, как архаичность, примитивность или высокая схематичность их графического исполнения, которые по сути исключают однозначные и уверенные заключения, касающиеся семантики, художественного и функционального наполнения того или иного изображения, но дают благодатную почву для всякого рода фантазий.
Поскольку этот тезис целиком приемлем к ушбастобинскому антропоморфному изображению, попытаемся по возможности избежать обозначенной ситуации, тем более, что повод для этого имеется: совершенно очевидны некоторые детали иконографического характера, которые заставляют усомниться в, казалось бы, верной трактовке этого неординарного образа как только человеческого.
Обозначим эти детали.
В первую очередь, это касается головы изображения: лишённая головного убора, слегка вытянутая и деформированная в теменной части по горизонтали, в целом похожая на человеческую, она между тем не имеет таких важных в физиологическом аспекте моментов, как подбородочный выступ (вместо него штрих-полоса, имитирующая, судя по всему, клиновидную «бородку»); отсутствуют также линии губ и рта, не отмечены уши.
Очень большой в отношении профиля лица круглый глаз выглядит плоским, глазница не обозначена; это мало вяжется с общепринятыми вариантами графического исполнения человеческих глаз. Примечателен также так называемый весьма острый по конфигурации клювовидный «нос» с лёгкой горбинкой, который образован двумя не соединяющимися линиями. Комментировать три линии, исходящие из головы как волосы можно с большой натяжкой, более всего они похожи на ленты или большие перья.
Второй момент связан с исполнением рук, а вернее - пальцев рук, поскольку собственно ладони отсутствуют: из под рукавов халата (рубахи) человеко-подобного существа сразу как бы вееро-образно «вырываются» огромные (даже по отношению ко всей достаточно большой по размерам фигуре) растопыренные пальцы. Причём, если на правой «руке» фиксируется образованные пятью линиями пять «пальцев» (что соответствует человеческой физиологии), то на левой «руке» ситуация иная: здесь семью линиями прорисованы шесть «пальцев».
Учитывая вышеприведённые обстоятельства, вполне резонно возникает вопрос: а только ли это чисто человеческий в полном смысле этого слова образ? Или древний мастер изобразил какое-то иное человекоподобное существо?
Замечу, что если в плане критического анализа пристрастно и внимательно обратиться к ушбастобинскому антропоморфному изображению, то зримо возникают ассоциации, связанные с образом синкретичного полиморфного (или зоо-антропоморфного) персонажа, очень похожего на «птице-человека», или человека в птичьей маске (петуха, фазана).
В какой-то степени об этом говорит голова существа, судя по всему, «птичьего» происхождения (круглые глаза; «брови» - кожистые складки у отряда куриных; клювовидный профиль самой головы - особенно «носа», сильно напоминающего клюв; «бородка», исходящая из шеи - кожистые петушиные серьги); похожая на птичью, неестественно длинная шея и перьевой «ошейник» ниже головы (характерная деталь у фазана-петуха); три «ленты», исходящие от головы, которые графически вполне можно объединить в птичий гребень (или хохолок). В этом контексте с известной степенью натяжки гигантские, широко раздвинутые «пальцы» можно рассматривать как концевые перья крыльев птицы.
Наконец, динамизм всей фигуры антропоморфного образа, приближенный к начальной фазе движения (полёта?), дополняет аргументы в пользу трактовки ушбастобинского изображения как зооантропоморфного с признаками птицы.
Разумеется, это только предположение, исходящее из субъективного визуального восприятия образа, однако, оно в качестве альтернативного ближе всего подходит к подобной трактовке.
Аналогии, историко-культурные и хронологические выкладки. В первую очередь обратимся к аналогиям и интерпретациям, связанным с антропоморфным образом; они будут касаться таких моментов, как характер и традиции графического исполнения головы, общего контура фигуры и одежды ушбастобинского изображения. В этом плане отметим, что прямые (или близкие) аналогии упомянутому образу на пространствах Средней (Центральной) Азии и Казахстана отсутствуют совершенно.
Пожалуй, единственное близкое исключительно по технике исполнения контурно-объемное изображение головы мужчины в профиль слева (прорисовка острым предметом линиями по сырой глине) зафиксировано на столовом кувшине с цилиндрическим носиком-сливом из городища Кайрагач (Юго-Западная Фергана, первая половина 1 тыс. н.э.; Бгук1па 1982, Р. 126; рис. 64 и 65). При этом ушбастобинское и кайрагачское изображения голов разительно отличаются друг от друга, хотя некоторое сходство всё же фиксируется: это удлинённо-деформированные вытянутые теменные части (Фото 10, 1).
В отношении профиля головы слева антропоморфному изображению из Ушбастобе имеются несколько весьма отдалённых аналогий, причём все они отмечены преимущественно в нумизматических материалах, и касаются в основном ленто-образных «волос». Например, подобные «волосы» отмечены у персонажей на монетах парфянских правителей первых веков н. э. (Фото 10, 2) (ДЬСи!!аеу 2010, Р.41; рис.10:2).
Близкий вышеупомянутому профилю образ с аналогичными слегка развивающимися «волосами» имеется на монете из Кеша Ш-У!в.в. (Фото 10) (Р^аСге 2002, Р.75-76).
Наконец, подобный же сюжет (профиль головы слева, ленто-образные «волосы») зафиксирован на фрагменте живописи Варахшкого дворца VIIв., иллюстрирующего стреляющего из лука всадника (Рисунок 10, 4). (РидасИепкоуа, РетреГ 1960, Р.75; рис.79).
Следующий круг аналогий, который также достаточно отдалённый, касается изображений, подчёркивающих общий битреугольный контур (силуэт) фигуры, близкий ушбастобинскому образу, а также - треугольного выреза его одежды на груди.
В этом смысле следует отметить вооруженного катафракта на золотой пластине из Геремесова кургана ^в. до н.э. (пеший воин; скифы Северного Причерноморья и Поднепровья), который напоминает казахстанское антропоморфное изображение по нескольким аспектам: это общее движение битреугольной фигуры вперёд; протянутые для защиты от копьеносца руки; исполнение (техника металлопластики) головы в профиль слева, а туловища -в анфас;покрой кожаной или матерчатой основы панциря с треугольным вырезом на груди, близким одежде ушбастобинскогоантропоморфа (Рисунок 10, 5). (Мекэееу 2012, Р.170; ОогеНк 1971, Р.238; рис. 4). Последний автор склонен воспринимать треугольный вырез на груди как «зерцало», то есть металлический защитный доспех, аргументируя такую позицию только тем, что грудь - самое незащищённое место у воина; при этом факт наличия подобного выреза на панцире предполагается.
Почти аналогичная декоративная золотая катафракта, созданная на основе распашного короткого кожаного кафтана, но только с уже реальным треугольным вырезом на груди, образованным запахиванием правой полы на левую, зафиксирована у саков Семиречья (Иссыкский курган V-IV в.в. до н.э.) (Л^эИеу 1978, Р.47-49; рис.64). Из этого же региона происходит сакская бронзовая «курильница», где отмечен сидящий мужчина в кафтане (рубахе?) с треугольным вырезом на груди ^асепко 2011, Р.50; рис. 3:1).
Другие параллели, опять же очень отдалённые в контексте вышеприведённых параметров, уводят нас к антропоморфным персонажам, выполненным техникой резьбы по кости и рогу (пряжки наборных поясов, накладки, навершия, астрагала).
Наиболее приемлемые из них:
- некоторые катафракты, изображенные на орлатских поясных пластинах (общий силуэт фигуры, позиция левой руки (Фото 11, Р.1-3) (РидасИепкоуа 1987, Р.57-58);
- антропоморфное изображение на костяной пластине из Кую-Мазарского могильника, курган № 19 (общий силуэт фигуры, треугольный вырез одежды на груди (Фото 10, 6) (ОЬеГсИепко 1956, Р.223; рис. 20);
- изображение на нижней части роговой пластины из могильника Ак-Тамский (битреугольный контур фигуры) (Фото 10, 7) (ОогЬипоуа 1960, Р.93-94; рис. 22);
- изображения конного и сидящего мужских фигур на роговом навершии из городища Калалы-гыр !! (контуры фигуры, одежда с треугольным вырезом на груди) (Фото 11, 4-5). ОПаэоу 2013, Р.96-100; рис.1:1);
- две антропоморфные «птицеподобные» фигуры на астрагале из городища Калаи-Мир (Кобадиан), одна из которых либо в катафракте, либо в оперении (Фото 10, 8) (й^акопоу 1953, Р.286; рис.214) (Stawiski 1979, Р.71).
Отдельно следует отметить сидящего мужского персонажа из Кобяковского кургана в одежде с треугольным вырезом на груди (деталь гривны, Фото 11, 6). (Оидиеу 1992, Р.120-121; рис.8; Zaseckaja 2011, Р.178; илл. 89а). С.А.Яценко
классифицирует одежду мужчины как рубаху «...с глубоким треугольным вырезом», характерную «.для сарматов всех времён». (Jacenko 2011, P.56-57), и изображения фигур воинов в батальной сцене на серебряном сосуде из погребения у с. Косика (общий силуэт фигур и треугольный вырез одежды на груди, Фото 11, P.7-9) (Dvornichenko, Fedorov-Davydov 1994, P.148-150; рис.5).
Череду отдалённых аналогий могут продолжить изображения знатных всадников-бактрийцев на костяной пластине из Тахти-Сангина Шв. н.э., на которой запечатлена охота (общие контуры фигур, треугольный вырез одежды (Litvinskij 2002, P.181-182; рис.34; P.201).
Если подвести черту приведённым выше аналогиям, то нужно отметить, что все они в той или иной степени связаны с художественными, культурными и идеологическими традициями таких ирано-язычных древних народов (союзов племён, государств) Евразии, как скифы, саки, сарматы и Кангюй периода первых веков до - первых веков нашей эры.
Именно в этой среде следует искать и соответствующие семантические интерпретации нашему антропоморфному образу. Особенно это касается государства Канцзюй (Кангюй), политический и административный центр которого находился в то время на территории Южного Казахстана (средняя Сырдарья, бассейн р.Арысь).
По данным археологических исследований последних лет, в результате изучения многочисленных памятников арысской культуры (отражает устойчивые традиции материальной культуры Кангюй), стало возможным установить, что это государство было полиэтничным, и включало в себя в период своего расцвета (II в. до н.э. - IIв. н.э.) поздне-сакский, сарматский, сюннуский и собственно кангюйский этнический компоненты (Podushkin 2000, P.147-161; 2010, P.207-217; 2015, P.501-514).
Об ирано-язычности народонаселения Кангюй убедительно свидетельствует уникальное культобинское письмо на керамических кирпичах-таблицах, найденное в Южном Казахстане, которое ученые классифицируют как строчное, алфавитное (с включением идеограмм), созданное на арамейской основе и маркирующее один из диалектов древнего восточно-иранского языка (согдийского, кангюйского) (Sims-Williams 2009, P.153-171; Podushkin 2013, P.93-94).
Семантические интерпретации. В условиях известной неопределённости трактовки образа ушбастобинского изображения вполне естественно возникают сложности его семантической интерпретации. Это касается отсутствия прямых аналогий, в том числе в иконографическом варианте. Например, все приведённые косвенные и отдалённые параллели связаны с военизированными элитными образами в виде пеших и конных воинов (или стреляющих охотников-лучников), имеющих либо защитный доспех (катафракту), либо единичный (лук, кинжал) или полный набор вооружения; а исследуемый образ никакого отношения к оружию не имеет, оно отсутствует.
Его кафтан (халат, рубаха) сарматского покроя без всяких аксессуаров (если не считать полосу ниже шеи, которую с большой степенью условности можно воспринять как гривну) производит впечатление бытовой одежды, и никак не может восприниматься как царская (элитная). Судя по всему, древний мастер, создавая данный образ, делал упор на другие его составляющие, связанные с традициями населения в области религиозных, мифологических представлений и специфических языческих ритуалов.
Кроме всего, ушбастобинское изображение совершенно не вписывается в ряд основных антропоморфных образов ирано-язычных народов Сарматии
!!-! в.в. до н.э., большая часть которых - это всадники и вооруженные персонажи ^асепко 2000, Р.255-262; рис.2 и 3).
Что касается синкретических «птицеголовых» антропоморфных персоналий, то эта тема чрезвычайно обширна, она уводит вглубь тысячелетий весьма отдалённых регионов и великих цивилизаций древности (к богам Вавилона, Ассирии, Египта, Хеттского царства), касаться которой в контексте прямых и иных аналогий ушбастобинскому образу малоперспективно, несмотря на то, что полиморфные и зоо-антропоморфные персонажи в искусстве, религии народов древней Передней, Малой и Средней Азии были достаточно распространены (см., например: Sarianidi 1989, Р.18-19; рис.1, 2 и 3; Samashev, Опдог'еу, Zhumabekova 2005, Р.89).
В региональном плане опять же очень относительные аналогии имеются в петроглифике Казахстана эпохи бронзы (люди в «птицеподобных» и рогатых масках. Samashev, Murgabaev, Е!еи^ 2014, Р.105; рис.161; Р.132-133, рис.106, 145; Р.137; рис.159 и 167). Пожалуй, в контекстекосвенной аналогии ближе всего к нашему «птицеголовому» существу можно назвать «странные вытянутые птицеобразные лица» у женских фигур (божеств) на сарматском бронзовом зеркале из могильника Мечетсай в.в. до н.э. (р.Илек) (Smirnov 1968, Р.119; рис.2).
При всех перечисленных проблематичных моментах всё же попытаемся высветить возможное семантическое наполнение угамского антропоморфного образа одновременно в двух вариантах: как человеческого и как зоо-антропоморфного с признаками птицы (петуха, фазана). Исходя из приведённых выше аналогий и предварительных этно-культурных заключений, можно предположить, что данный образ семантически олицетворяет синкретичное божество автохтонного происхождения из пантеона богов древне-иранского круга племён, имеющих отношение к зороастризму.
Скорее всего, перед нами - фарн (хварна), глобальный культ у ираноязычных народов древней Евразии (в том числе, в Сарматии и государстве Кангюй), воплощение множества ипостасей самого различного ритуального наполнения и свойства.
В нашей науке о символике, этимологии, иконографии и бесчисленных воплощениях фарна-хварны (хуагепа^ в жизни и ритуально-религиозной практике сако-сармато-кангюйских племён более, чем это сделал в своих публикациях Б.А.Литвинский, (а затем М.А.Шенкарь) добавить сложно (Ы^^ку 1968; Shenkar' 2013, Р.427-451). По этой причине упор сделаем только на антропоморфных образах, к которым имеет отношение фарн-хварна (хуагепа^, а также возможных иных существенных проявлениях этого божества в контексте трактовки ушбастобинского изображения.
Прежде чем обратиться к обозначенным интерпретациям, отметим, что хуагепа^ по Авесте, самым тесным образом связано с «...водой, текущей водой, реками» (Литвинский 1968: 50), «.с водоемами и водной стихией и, возможно, изначально являлось атрибутом божества ApзmNapat, «Сына вод», выступающего в роли хранителя. В Бахмаи-Яште 2,1 встречается упоминание, что фарн - это всеведущая мудрость в виде воды, которую пьёт Зороастр» (Ы^^ку 1968, Р.110; Shenkar' 2013, Р.428).
Подчеркнём: ушбастобинский антропоморфный образ запечатлён на кувшине-сосуде, предназначенном для хранения, использования и транспортировки воды как важнейшего фактора человеческой жизни. В этом случае вееро-образные «пальцы» существа можно принять за потоки, струи воды, которые исторгаются и фонтанируют из его рук, подчёркивая обилие
этого водного ресурса, его доступность и возможность бесконечного пользования им (Фото 8, 2, 3). Кроме того, в благодатной долине Угама, где расположено городище Ушбастобе (место находки исследуемого артефакта), помимо собственно реки, имеются десятки больших и малых ручьев, сотни родников, которые олицетворяют обилие водных источников и как бы гарантируют народонаселению процветание и счастливую жизнь (одни из ипостасей хварна).
Между тем в иконографии древних иранцев xvarэnahмог выступать и в человеческом облике, и в виде антропоморфных изображений (кушанская Бактрия, Согд), древнейшее из которых - божество «Фарро», зафиксированное на монетах двух кушанских царей, Канишки и Хувишки (БИепкаг' 2013, Р.434-437; рис. 1). Выше уже отмечалось, что ушбастобинский образ и его обыденная атрибутика одежды никак не связаны с «царским» статусом, поэтому, кроме собственно антропоморфии, иные сравнительные параллели в нашей ситуации исключены.
Более интересны моменты, подчеркивающие пусть косвенную, но всё же связь угамского антропоморфного изображения «птицеподобного» облика с xvarэnah в образе птицы (БИепкаг' 2013, Р.438). По мнению А. Акишева, птица у ирано-язычных народов - символ неба и солнца; некоторые из птиц (петух)выступают в роли защитников от «.всякой нечисти, зла, хаоса» (Акишев1984, Р.40-42). Отметим также, что только птицы «.упоминаются в зороастрийской литературе как воплощение xvarэnah»; кроме всего, они иногда украшались «.развивающимися царскими лентами, часто изображались на сасанидских печатях» (речь идёт о хищных птицах; БИепкаг' 2013, Р.433). В нашем варианте ленто-образные «волосы», исходящие от головы ушбас-тобинского «птице-человека», трудно ассоциировать с царскими лентами, однако внешнее сходство всё же присутствует.
Наконец, ещё один возможный вариант трактовки угамского образа в контексте божества xvarэnah: внешний облик антропоморфного существа, изображенного на кувшине, отнюдь не доброжелателен. Наоборот, огромные глаза с вертикальным зрачком, широко расставленные, неестественно длинные «пальцы», напоминающие всполохи огня, как-бы «вырывающиеся» из его рук, сама фигура, устремлённая вперёд, производит впечатление угрожающих действий, призванных оттолкнуть (испугать) кого-то. Однако и подобная семантика свойственна фарну-хварне: зачастую он выступает в роли оберега клана, крова, семьи, человека, и даже магического охранителя содержимого сосуда от «злых сил» (ЫМпэку 1968, Р.110-111).
Зоо-антропоморфные параллели в керамике арысской культуры Южного Казахстана !Ув. до - !Ув. н.э. Между тем трактовка ушбастобинского изображения как божества фарн (xvarэnah) в таком же семантическом варианте уверенно пересекается с материалами зоо-антропоморфного характера, зафиксированными на керамике арысской культуры (культура связана с маркировкой устойчивых систем традиций в материальной сфере многочисленных археологических памятников региона периода государства Кангюй).
Например, в числе важнейших ипостасей фарн (xvarэnah) с почти полным набором соответствующего семантического наполнения, отмечены такие популярные в среде саков, сарматов и кангюйцев образы, как горный баран (архар), благородный олень (и косули), собака (волк), змея.
Практически все перечисленные воплощения фарн (xvarэnah) в объёмном, полу-объёмном (рельефно-выпуклом), прочерченном и налепном вариантах имеются на керамике арысской культуры. Более того, указанная зоо-
антропоморфная тенденция выделена отдельно в качестве одного из специфических признаков этой культуры (Podushkin 2000, P.96). Так, хорошо читаемые контуры благородного оленя (марала) отмечены на печатке, поставленной, судя по всему, посредством каменной интальи, на венчикхума (городище Тулебайтобе) (Фото 12, P.3). Отметим также великолепно вылепленную змею на ручке сосуда: образ рептилии предельно реален как в позе туловища, так и воспроизведении головы (Фото 12, P.2).
В ряду образов животных имеется прочерченное по сырой глине контурной техникой изображение горной косули в «полёте», а также - ручка от кружки, напоминающая фигуру собаки (волка) (Фото 12, P.6-7).
Но более всего проявлений фарн (xvarenah) на керамике арысской культуры связаны с образом архара-барана. Это не только реалистичные объёмные артефакты, отражающие физиологические и иные особенности этого животного, но и многочисленные его дериваты в виде стилизованной морды, закрученных рогов и их имитаций (конусовидные налепы в верхней части ручек сосудов).В этом плане заслуживают внимание прекрасно сделанная и поражающая реалистичностью исполнения шеи и головы архара ручка от сосуда из поселения Караултобе (Фото 12, P.4), а также - верхняя часть ручки, где зафиксированы спиралевидные рога барана из городища Ушбастобе (Фото 12, P.1).
Редкий по своему исполнению и функциональному назначению объёмный образ лошади в маске архара-барана с характерными закрученными в спираль рогами найден на городище Каратобе (Фото 12, P.5).
Наконец, в керамика арысской культуры отмечены также и косвенные параллели угамскому антропоморфному образу в контексте божества фарн (xvarenah). Например, это ещё один антропоморфный артефакт (часть тулова крупного сосуда типа кувшина для хранения и транспортировки воды, или -оссуария, покрытого красно-вишнёвым ангобом и залощенного), обнаруженный именно на Ушбастобе в 2013 году. На нём рельефно-выпуклой техникой и с помощью прочерченных по сырой глине линий воспроизведено лицо, судя по всему, спящего или умершего человека: четко и с большим искусством выполнен фактурный крупный слегка загнутый в низ нос, хорошо подчеркнуты глаза и рот (Фото 13, P.1).
Приблизительно в такой же рельефно-выпуклой манере выполнено и антропоморфное изображение, найденное на городище Культобе (рис. XIII: 2). Не менее интересна также рельефно-выпуклая человеческая фигура с полу нимбом над головой, как бы «взлетающая» вверх, которая изображена на стенке хума из поселения Алтынтобе (Фото 13, P.3).
Заметим, что традиции изображения фигуры человека, или его лица в рельефно-выпуклом (и прочерченном) вариантах на стенках керамических сосудов распространены в материалах джетыасарской, арысской культур первых веков н. э. (Levina, Chizhova 1995, P.187; рис. 2; Podushkin 2000, P.42; рис.). Например, близкие антропоморфные изображения в контексте техники исполнения (рельефно-выпуклый налеп), декора (покрытие красным ангобом) и образа (лицо и часть фигуры человека) найдены в культурных слоях джетыасарских городищ III н.э. (Levina 1996, P.247; рис.170: 2 - 3).
Иконографически, особенно - в профиль, и частично технически (прочерченные линии, обозначение глаза посредством выдавленного отверстия) второй ушбастобинский антропоморфный артефакт напоминает выразительное изображение лица человека, прочерченное по сырой глине на
стенке кувшина из усадьбы Кайрагач (Юго-Западная Фергана, первая половина 1 тыс. н.э.) (Б^к^ 1982, Р. 126; рис. 64 и 65).
Кроме всего, нимб (или человек с нимбом над головой) зачастую связан с так называемым «царским» фарном («божественный нимб царей»), присущим высокопоставленным особам и правителям государств древней Средней Азии (ЫМпвку 1968, Р.51).
Заключение. Исследуемый уникальный антропоморфный образ на кувшине из городища Ушбастобе, несомненно, можно позиционировать как один из значимых примеров изобразительного искусства, воплотившегося в персонаж человеко-подобного божества фарн (xvarэnah). Пока оно -единственное на территории обширного региона Средней Азии и Казахстана. По своему семантическому наполнению и ритуальным функциям оно тесно связано с художественными, религиозными традициями и идеологическими представлениями древнего ирано-язычного населения сако-сарматского мира и государства Кангюй.
Судя по всему, этот выразительный, неординарный и в какой-то степени противоречивый образ своим автохтонным происхождением демонстрирует локальную специфику зороастрийских религиозных представлений в рамках глобальных культов, характерных для кочевых и оседло-земледельческих ирано-язычных народов Евразии.
Как произведение изобразительного искусства, ушбастобинский антропоморфный персонаж наверняка займет достойное место в череде древних образов-божеств авестийско-зороастрийского круга, и даст ученым новую информацию к размышлению.
Однако, парадокс заключается в том, что при всех, казалось бы, верных и правильно логически построенных интерпретациях и заключениях, современный научный мир так и не узнает, какое реальное содержание в контексте религиозных, ритуальных и иных функций вложил в этот яркий образ около двух тысяч лет назад древний мастер - современник поздних саков, сарматов и кангюйцев.
Эдебиеттер тiзiмi/ Список литературы
1 Абдуллаев К. Традиции Востока и Запада в античной глиптики Нахшеба (По материалам городища Еркурган и его округи) // Традиции Востока и Запада в античной культуре Средней Азии. Сборник статей в честь Поля Бернара. - Самарканд: «Зарафшан», 2010. - С.32-44.
2 Алексеев А.Ю. Золото скифских царей в собрании Эрмитажа. - Санкт-Петербург: Государственный Эрмитаж, 2012. - 272с.
3 Акишев К.А. Курган Иссык: искусство саков Казахстана. - М.: Искусство, 1978. - 130с.
4 Акишев А.К. Искусство и мифология саков. - Алма-Ата: Наука Каз. ССР, 1984. - 175с.
5 Брыкина Г.А. Юго-Западная Фергана в первой половине I тысячелетия нашей эры. - М.: Наука, 1982. - 196 с.
6 Горбунова Н.Г. Роговая пластинка из Ак-Тамского могильника // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры. Выпуск 80. -1960. - С.93-94.
7 Горелик М.В. Опыт реконструкции скифских доспехов по памятнику скифского изобразительного искусства - золотой пластине из Геремесова кургана // Советская археология. - 1971. - №3. - С.236 - 245.
8 Гугуев В.К. Кобяковский курган (К вопросу о восточных влияниях на культуру сарматов I в. н. э. - начала II в. н. э.) // Вестник древней истории. - 1992. - №4. - С.116-129.
9 Дворниченко В.В., Федоров-Давыдов Г.А. Сарматское погребение скептуха I в. н. э. у с. Косика Астраханской области // Вестник древней истории. - 1994. - № 3. - С.141-179.
10 Дьяконов М.М. Археологические работы в нижнем течении реки Кафирнигана (Кобадиан) (1950—1951 гг.) // Материалы и исследования по археологии СССР. № 37. - М.-Л., 1953. - С.253-293.
11 Засецкая И.П. Сокровища кургана Хохлач. Новочеркасский клад. - Санкт-Петербург: Издательство Государственного Эрмитажа, 2011. - 328 с.
12 Ильясов Дж.Я. Об изображении на роговом предмете с городища Калалы-гыр 2 // Российская археология. - 2013. - № 2. - С.96-104.
13 Левина Л.М, Чижова Л.В. О некоторых зооморфных и антропоморфных изображениях в джетыасарской культуре // Низовья Сыр-Дарьи в древности. Вып. V. - М., 1995. - С.185-201.
14 Левина Л.М. Этнокультурная история Восточного Приаралья (I тысячелетие до н.э. -I тысячелетие н.э.). - М, 1996. - 396 с.
15 Литвинский Б.А. Кангюйско-сарматский фарн (к историко-культурным связям племён Южной России и Средней Азии). - Душанбе: Дониш, 1968. - 119 с.
16 Литвинский Б.А. Бактрийцы на охоте // Записки Восточного отделения Российского археологического общества. Новая серия. - Том I (XXVI). - СПб, 2002. - С.181-213.
17 Обельченко О.В. Кую-Мазарский могильник // Труды ИИА АН УзССР. Вып. VIII. - Ташкент, 1956. - С. 205-227.
18 Подушкин А.Н. Арысская культура Южного Казахстана ^в. до н. э. - У!в. н.э. - Туркестан: Издательский центр МКТУ им. А. Яссави, 2000.
19 Подушкин А.Н. Сарматы в Южном Казахстане // Древние культуры Евразии. Материалы международной научной конференции, посвящённой 100-летию А.Н.Бернштама. - Санкт-Петербург: РАН ИИМК, 2010. - С.207-217.
20 Подушкин А.Н. Эпиграфические артефакты городища Культобе // Труды Государственного Эрмитажа. TLXII. «Согдийцы, их предшественники и наследники». - Санкт-Петербург: Издательство Государственного Эрмитажа, 2013. - С.82-95.
21 Подушкин А.Н. Сюнну в Южном Казахстане: археологический и исторический контексты // Древние культуры Северного Китая, Монголии и Байкальской Сибири. Материалы VI международной научной конференции. - Т.2. - г. Хух-Хото, 2015. - С.507-514.
22 Пугаченкова Г.А., Ремпель Л.И. Выдающиеся памятники изобразительного искусства Узбекистана. - Ташкент, 1960. - 327 с.
23 Пугаченкова Г.А. Образ согдийца в согдийском искусстве (Из открытий Узбекистанской искусствоведческой экспедиции) // Из художественной сокровищницы Среднего Востока. Ташкент: Издательство литературы и искусства, 1987. - С.56-65.
24 Ртвеладзе Э.В. Александр Македонский в Бактрии и Согдиане. - Ташкент, 2002. - 183 с.
25 Самашев З., Григорьев Ф., Жумабекова Г. Древности Алматы. - Алматы, 2005. - 184 с.
26 Самашев З., Мургабаев С., Елеулов М. Петроглифы Сауыскандыка. Астана, 2014. - 374 с.
27 Сарианиди В.И. Сиро-хеттские божества в бактрийско-маргианском пантеоне // Советская археология. - 1989. - №4. - С.17-24.
28 Смирнов К.Ф. Бронзовое зеркало из Мечетсая // История, археология и этнография Средней Азии. - Москва: Издательство «Наука», 1968. - С.116-121.
29 Шенкарь М.А. Об иконографии xvarenah и его роли в идеологии древних иранцев // Последний энциклопедист (к юбилею Б.А. Литвинского). - Москва: ИВ РАН, 2013. - С.427-451.
30 Яценко С.А. Антропоморфные образы в искусстве ираноязычных народов Сарматии II-I в. до н. э. // Stratumplus. - 2000. - №4. - С.251-271.
31 Яценко С.А. Сидящий мужской персонаж с сосудом в руке на сакской бронзовой «курильнице» из Семиречья // История и археология Семиречья. Выпуск 4. - Алматы, 2011. - С.48-66.
32 Sims-Williams N. The sogdian inscriptions of Kultobe: text, translation and linguistic commentary // Труды Центрального Музея. - Т.2. - Алматы, 2009. - С.153-171.
33 Stawiski B., Kuschan K. Mittelasien. - Leipzig: VEB E.A. Seemann Verlag, 1979.
Reference
Abdullaev 2010 - Abdullaev, K 2010, Tradicii Vostoka i Zapada v antichnoj gliptiki Nahsheba (Po materialam gorodishha Erkurgan i ego okrugi), Tradicii Vostoka i Zapada v antichnoj kul'ture Srednej Azi. Sbornik statej v chest' Polja Bernara, Zarafshan, Samarkand, 2010, P.32-44. (in Rus). Alekseev 2012 - Alekseev, Aju 2012, Zoloto skifskih carej v sobranii Jermitazha, Gosudarstvennyj
Jermitazh, Saint-Petersburg, 272p. (in Rus). Akishev 1978 - Akishev, KA 1978, Kurgan Issyk: iskusstvo sakov Kazahstana. - M.: Iskusstvo, 1978. -130s. (in Rus).
Akishev 1984 - Akishev, AK 1984, Iskusstvo i mifologija sakov. - Alma-Ata: Nauka Kaz. SSR, 1984. -175s. (in Rus).
Brykina 1982 - Brykina, GA 1982, Jugo-Zapadnaja Fergana v pervoj polovine I tysjacheletija nashej
jery. - M.: Nauka, 1982. - 196s. (in Rus). Dvornichenko, Fedorov-Davydov 1994 - Dvornichenko, VV, Fedorov-Davydov, GA 1994, Sarmatskoe pogrebenie skeptuha I v. n.je. Kosika Astrahanskoj oblasti, Vestnik drevnej istorii, №3, P.141-179. (in Rus).
D'jakonov 1953 - D'jakonov, MM 1953, Arheologicheskie raboty v nizhnem techenii reki Kafirnigana (Kobadian) (1950-1951 gg.), Materialy i issledovanija po arheologii SSSR, №37, Moscow-Leningrad, P.253-293. (in Rus).
Gorbunova 1960 - Gorbunova, NG 1960, Rogovaja plastinka iz Ak-Tamskogo mogil'nika // Kratkie soobshhenija o dokladah i polevyh issledovanijah Instituta istorii material'noj kul'tury. Vypusk 80. -1960. - S.93-94. (in Rus).
Gorelik 1971 - Gorelik, MV 1971, Opyt rekonstrukcii skifskih dospehov po pamjatniku skifskogo izobrazitel'nogo iskusstva - zolotoj plastine iz Geremesova kurgana // Sovetskaja arheologija. -1971. - №3. - S.236 - 245. (in Rus).
Guguev 1992 - Guguev, VK 1992, Kobjakovskij kurgan (K voprosu o vostochnyh vlijanijah na kul'turu sarmatov I v. n. je. - nachala II v. n. je.) // Vestnik drevnej istorii. - №4. - S.116-129. (in Rus).
Il'jasov 2013 - Il'jasov, DzhJa 2013, Ob izobrazhenii na rogovom predmete s gorodishha Kalaly-gyr 2, Rossijskaja arheologija, №2, P.96-104. (in Rus).
Jacenko 2000 - Jacenko, SA 2000, Antropomorfnye obrazy v iskusstve iranojazychnyh narodov Sarmatii II-I v. do n. je., Stratumplus, №4, P.251-271. (in Rus).
Jacenko 2011 - Jacenko, SA 2011, Sidjashhij muzhskoj personazh s sosudom v ruke na sakskoj bronzovoj «kurN'nice» iz Semirech'ja, Istorija i arheologija Semirechja. Vypusk 4, Almaty, P.48-66. (in Rus).
Levina, Chizhova 1995 - Levina, LM, Chizhova, LV 1995, O nekotoryh zoomorfnyh i antropomorfnyh izobrazhenijah v dzhetyasarskoj kul'ture, Nizovja Syr-Dari v drevnosti, Vyp.V, Moscow, P.185-201. (in Rus).
Levina 1996 - Levina, LM 1996, Jetnokul'turnaja istorija Vostochnogo Priaralja (I tysjacheletie do n.je. -I tysjacheletie n.je.), Moscow, 396p. (in Rus).
Litvinskij 1968 - Litvinskij, BA 1968, Kangjujsko-sarmatskij farn (k istoriko-kul'turnym svjazjam plemjon Juzhnoj Rossii i Srednej Azii), Donish, Dushanbe, 119p. (in Rus).
Litvinskij 2002 - Litvinskij, BA 2002, Baktrijcy na ohote, Zapiski Vostochnogo otdelenija Rossijskogo arheologicheskogo obshhestva. Novaja serija, Tom I(XXVI), Saint-Petersburg, P.181-213. (in Rus).
Obel'chenko 1956 - Obel'chenko, OV 1956, Kuju-Mazarskij mogil'nik, Trudy IIA AN UzSSR, Vyp.VIII, Tashkent, P.205-227. (in Rus).
Podushkin 2000 - Podushkin, AN 2000, Arysskaja kul'tura Juzhnogo Kazahstana IVv. do n. je. - VIv. n.je., Izdatel'skij centr MKTU im. A. Jassavi, Turkestan. (in Rus).
Podushkin 2010 - Podushkin, AN 2000, Sarmaty v Juzhnom Kazahstane, Drevnie kul'tury Evrazii. Materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, posvjashhjonnoj 100-letiju A.N.Bernshtama, RAN IIMK, Saint-Petersburg, P.207-217. (in Rus).
Podushkin 2013 - Podushkin, AN 2013, Jepigraficheskie artefakty gorodishha Kul'tobe, Trudy Gosudarstvennogo Jermitazha, T.LXII «Sogdijcy, ih predshestvenniki i nasledniki», Izdatel'stvo Gosudarstvennogo Jermitazha, Saint-Petersburg, P.82-95. (in Rus).
Podushkin 2015 - Podushkin, AN 2015, Sjunnu v Juzhnom Kazahstane: arheologicheskij i istoricheskij konteksty, Drevnie kul'tury Severnogo Kitaja, Mongolii i Bajkal'skoj Sibiri. Materialy VI mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, T.2, Huh-Hoto, P.507-514. (in Rus).
Pugachenkova, Rempel' 1960 - Pugachenkova, GA, Rempel', LI 1960, Vydajushhiesja pamjatniki izobrazitel'nogo iskusstva Uzbekistana, Tashkent, 327p. (in Rus).
Pugachenkova 1987 - Pugachenkova, GA 1987, Obraz sogdijca v sogdijskom iskusstve (Iz otkrytij Uzbekistanskoj iskusstvovedcheskoj jekspedicii), Iz hudozhestvennoj sokrovishhnicy Srednego Vostoka, Izdatel'stvo literatury i iskusstva, Tashkent, P.56-65. (in Rus).
Rtveladze 2002 - Rtveladze, JeV 2002, Aleksandr Makedonskij v Baktrii i Sogdiane, Tashkent, 183p. (in Rus).
Samashev, Grigor'ev, Zhumabekova 2005 - Samashev, Z, Grigor'ev, F, Zhumabekova, G 2005, Drevnosti Almaty, Almaty, 184p. (in Rus).
Samashev, Murgabaev, Eleulov 2014 - Samashev, Z, Murgabaev, S, Eleulov, M 2014, Petroglify Sauyskandyka, Astana, 374p. (in Rus).
Sarianidi 1989 - Sarianidi, VI 1989, Siro-hettskie bozhestva v baktrijsko-margianskom panteone, Sovetskaja arheologija, №4, P.17-24. (in Rus).
Smirnov 1968 - Smirnov, KF 1968, Bronzovoe zerkalo iz Mechetsaja, Istorija, arheologija i jetnografija Srednej Azii, Nauka, Moscow, P.116-121. (in Rus).
Shenkar' 2013 - Shenkar', MA 2013, Ob ikonografii xvarenah i ego roli v ideologii drevnih irancev, Poslednij jenciklopedist (k jubileju B.A. Litvinskogo), IV RAN, Moscow, P.427-451. (in Rus).
Sims-Williams 2009 - Sims-Williams, N 2009, The sogdian inscriptions of Kultobe: text, translation and linguistic commentary, Trudy Central'nogo Muzeja, T.2, Almaty, P.153-171. (in Eng).
Stawiski, Kuschan 1979 - Stawiski, B, Kuschan, K 1979, Mittelasien, VEB E.A. Seemann Verlag, Leipzig. (in Deu).
Zaseckaja 2011 - Zaseckaja, IP 2011, Sokrovishha kurgana Hohlach. Novocherkasskij klad, Izdatel'stvo Gosudarstvennogo Jermitazha, Saint-Petersburg, 328p. (in Rus).
Канлылардьщ eHepi жэне дши наным-сешмдерк Огам шаткалынан (OHTycTiK Казахстан) табылган адамтектес бейненi сараптау жэне талдау
Подушкин Александр Николаевич
тарих гылымдарыныц докторы, Октусш ^азакстан педагогикалык институтыныц профессоры. Казахстан Республикась, 160017, Шымкент к., Байтурсынов кеш., 13. E-mail: p_a_n_alex@mail.ru
ТYЙiн. Макала I-IV ff. жататын Yшбастебе кала-журтында (Октусш К^аза^стан OFам езешнщ ал^абы) табылFан асханалык ^ыш кумырада бейнеленген адамтектес бiрегей суреттщ бейнетанушылык сараптамасына жэне мэн-маFынальщ-этникальщ талдауына арналFан. Суреттщ мэн-маFынальщ TYсiндiрмелерiнщ сан алуан баламалары кел^ртген, олардыц арасында мацыздысы - бул фарн-хварна (xvarэnah), кептеген турFыларFа ие (eмiр амандыFы, денсаулык, береке, ба^ыт, жын-шайтандардан ^^айтын тумар жэне т.б.) тайпа (ру, YЙ-отбасы) кудайы (нанымдык гурып). Оныц бейнетанушылык бастауларыныц кежнп темiр дэуiрi Еуразия кене халы^тарыныц дiни кез карастарына жэне бейнелеу енерЫщ дэстYрлерiне катысы бар жэне каумаланFан таулы аймактыц отырыщшы-епнштк турFындарына тэн жергiлiктi ерекшелiктерiне ие. Этномэдени турFыда сурет усынылFан мэн-маFынальщ-функционалды баламасында (фарн-хварна) К^ацлы (Канцзюй) мемлеке™ен жэне араларында аталFан Fурып кец тараFан скиф-сак-сармат элемшщ иранттдес тайпаларымен байланысады.
ТYЙiн сездер: арыс мэдениетi; ^ыш; жануартектес жэне адамтектес бейнелер; бейнетану; кешп мэн-маFынасы; бейнелеу енер^ скиф-са^тар; сарматтар; К^ацлы; фарн; кудай.
Kangyuy art and religious beliefs: to the analysis and interpretation of the anthropomorphic image of the Ugam tract (South Kazakhstan)
Podushkin Alexandr Nikolayevich
Doctor of History, Professor of South Kazakhstan state pedagogical institute. Republic of Kazakhstan, 160017, Shymkent, 13, Baitursynov str. E-mail: p_a_n_alex@mail.ru
Abstract. The article is devoted to complex archaeological, historical, cultural, trasological, iconographic analysis and semantic-ethnic interpretation of the unique anthropomorphic image on a ceramic jug for water and food, which was found at Ushbastobe site I-IV centuries (valley of the Ugam river, South Kazakhstan). Different versions of semantic interpretation of the image are given; the key of them is that it is Farn-Pharn (xvarenah), tribal (clan, home) deity (cult) with a lot of incarnations (life well-being, health, wealth, happiness, talisman against evil forces, etc.).
Its iconographic sources are related to the traditions of fine art and religious beliefs of the ancient ethnic groups of Eurasia in late Iron Age, and bear clear autochthonous features inherent in settled agricultural population of the local mountain region. In ethno-cultural terms, the anthropomorphic image in the proposed semantic-functional version (Farn-Pharn) is associated with the state of Kangyuy (Kantszyuy), as well as a number of Iranian-speaking tribes of the Scythian-Saka-Sarmatian world where this cult was widespread in ancient times.
Keywords: Arys culture; ceramics; zoomorphic and anthropomorphic images; iconography; image semantics; art; Scythian-Sakas; Sarmatians; Kangyuy; Farn-Pharn; deity.
