CC BY
39
УДК 327.8
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2015. Вып. 1
Т. Казир
ИСКАЖЕНИЕ АТРИБУЦИИ И ДОМИНИРОВАНИЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ В ОТНОШЕНИЯХ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА И РОССИИ
Отношения России и Евросоюза эволюционировали от прагматического сотрудничества к радикальной стадии конфронтации сегодня. Эти отношения назывались «стратегическим партнерством», что поддерживала и экономическая взаимозависимость, но сегодня взаимодействие Москвы и Брюсселя обусловлено геополитическими образами. Логика геополитической конкуренции развивалась постепенно в контексте ухудшения доверия. Статья показывает, что ключевой структурный фактор в этой логике — искажение атрибуции, которое все больше характеризовало отношения России и ЕС: обе стороны основывали свои действия на негативном образе другого, воспринимая его поведение негативно, как намерения максимизировать влияние на постсоветском пространстве. Геополитизация отношений рассматривается как контрпродуктивная для обеих сторон. С одной стороны, это ставит под вопрос экономизацию внешней политики России. С другой — угрожает целям ЕС по созданию пространства стабильности и новых экономических возможностей для Восточной Европы. Библиогр. 16 назв.
Ключевые слова: Россия, ЕС, внешняя политика, интеграция, геополитика, восприятие, образы.
T. Casier
ATTRIBUTIONAL BIAS AND THE GEOPOLITICISATION OF EU-RUSSIA RELATIONS
Relations between Russia and the EU have evolved from cooperation over pragmatic competition to a radical new stage of confrontation today. While coined as a strategic partnership backed by strong economic interdependence, their interaction is now dominated by geopolitical images. This competitive geopolitical logic developed incrementally in a context of degrading trust. It is argued in this article that a key structural factor in this logic is the 'attributional bias' which increasingly characterised EU-Russia relations: both parties based their policies on the negative images they held of their counterpart, perceiving their behaviour as based on the malicious intention to maximise influence in former Soviet states. The geopoliticisation of relations is seen as counter-productive for both parties. For Russia it risks to turn against the objectives of an economised foreign policy and of breaking out of relative isolation. For the EU it undermines the objective of creating stability and economic opportunities in eastern Europe. Refs 16.
Keywords: Russia, EU, foreign policy, integration, geopolitics, perception, images.
Введение
В течение многих лет во взаимоотношениях Европейского союза и России наблюдается странный парадокс. С одной стороны, Москва и Брюссель признают друг друга стратегическими партнерами, учитывая растущую взаимозависимость экономики России и ЕС. С другой стороны, взаимодействие Евросоюза и России все больше расценивается ими как соперничество, а взаимное недоверие лишь усиливается. Расхождения между Европейским союзом и Россией в оценке последних событий на Украине и в Крыму ознаменовали собой новый этап в эскалации соперничества между Россией и «Западом».
Казир Том — Ph.D., старший преподаватель Брюссельской школы международных отношений (Университета Кента), Pleinlaan 5, 1050 Brussels, Belgium; t.casier@kent.ac.uk
Casier T. — Senior Lecturer in International Relations and Academic Director of the Brussels School of International Studies (University of Kent), Pleinlaan 5, 1050 Brussels, Belgium; t.casier@kent.ac.uk
56
В рамках данной статьи сделана попытка проанализировать, каким образом стороны пришли к нынешней ситуации обострения геополитических противоречий. Первая часть статьи посвящена эволюции взаимооотношений России и ЕС: от сотрудничества к прагматичной конкуренции и, в дальнейшем, к конфронтации. Во второй части статьи указывается, что подобная эволюция связана с переходом к доминированию геополитики во взаимоотношениях ЕС и России. Автор полагает, что подобный акцент на вопросах геополитики не соответствует первоначальным внешнеполитическим задачам как России, так и ЕС.
Три стадии взаимоотношений ЕС и России
За последние два десятилетия отношения России и ЕС претерпели кардинальные изменения. Представив этот сложный процесс в несколько упрощенном виде, можно выделить три основные этапа. Первый в общем и целом совпадает с 1990-ми годами; второй связан с началом 2000-х годов, хотя характерные черты данного этапа полностью проявятся лишь к 2004 г. Третий, качественно новый этап связан с развитием событий вокруг Украины в ноябре 2013 г.
Стадия сотрудничества
На первой стадии обе стороны проявляли заинтересованность в сотрудничестве, однако формат отношений определялся в первую очередь именно ЕС. Европейский союз играл ключевую роль в формировании повестки взаимоотношений, а характер и содержание договорной базы отражали в первую очередь его предпочтения. Интерес Евросоюза, действия которого во многом опирались на принцип политической обусловленности, заключался в устойчивом развитии России и реализации программы структурных реформ.
Основной чертой данного этапа была попытка ЕС видоизменить Россию по собственному образу и подобию, т. е. за счет продвижения своих принципов, норм и правил стимулировать трансформацию российских экономических, политических и правовых институтов. Это был яркий пример «структурной дипломатии» [1], в рамках которой Евросоюз стремился продвигать свои политические и экономические нормы и правила. Формально в основе взаимоотношений лежали «общие ценности», что было закреплено в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве (СПС). Европейский союз выступал в роли «нормативного гегемона» [2; 3], хотя успешность его действий по распространению собственных норм в России следует признать ограниченной.
Брюссель позиционировал себя в качестве помощника (за счет содействия в процессах демократизации, разоружения, конверсии) и проводника (за счет продвижения демократических и неолиберальных принципов, а также собственных юридических норм). Этот подход был частью более широкой, достаточно цельной стратегии поведения в отношении «новых независимых государств». Политика в отношении всех этих стран имела сходные цели и проводилась на основе единых финансовых (ТАСИС1) и юридических (Соглашения о партнерстве и сотрудничестве)
1 Программа ТАСИС, ключевой инструмент финансовой помощи «новым независимым государствам», действовала с 1991 по 2006 г. и была направлена на развитие демократических институтов, принципов верховенства права и рыночной экономики.
57
инструментов. Брюссель также соблюдал некоторую иерархию в рамках этого шаблонного подхода: Россия первой из стран региона подписывала новые соглашения с ЕС, а также первой получала доступ к инструментам финансовой помощи.
Стадия прагматичной конкуренции
На второй стадии повестка отношений уже не определялась исключительно Европейским союзом. Все большую значимость стал приобретать поиск компромисса между интересами России и ЕС, что в ряде случаев было весьма затруднительно. Европейский союз начал формировать политику в отношении стран постсоветского региона отдельно от политики в отношении России. В конце 1990-х годов в двусторонних документах и заявлениях политиков все чаще встречалась фраза о «стратегическом партнерстве» между Россией и Европейским союзом. Однако данный термин приобрел реальное значение позднее, когда стало ясно, что отношения с Россией и другими государствами постсоветского пространства будут развиваться как отдельные направления внешней политики ЕС. Это связано в первую очередь с решением России не принимать участие в новой внешнеполитической инициативе ЕС — Европейской политике соседства (ЕПС). В результате акцент политики ЕС в отношении России сместился с попыток продвижения собственных норм, что вызывало все более жесткую реакцию Москвы, к выработке широкого «стратегического видения» [4, р. 2] в рамках двусторонних отношений. Евросоюз позиционировал себя как влиятельного международного актора в рамках стратегического партнерства с Россией, причем ключевая роль в формировании повестки отводилась уже не нормам и ценностям, а именно интересам.
Конкуренция между ЕС и Россией постепенно нарастала, однако стороны сохраняли заинтересованность в диалоге и поиске прагматичных решений. Новый подход ЕС можно охарактеризовать как «конструктивное участие». В результате Евросоюз стал придавать все меньшее значение «структурной дипломатии», вопросы норм и ценностей все больше отходили на второй план [5, р. 88; 3, р. 122-125].
Нежелание России строить взаимоотношения с Брюсселем по правилам ЕС объясняется не только внутриполитическими изменениями и экономическим подъемом, но и более глубокими, стуктурными причинами. Некоторые авторы полагают, что ключевой момент наступил в 1999 г. Именно тогда был сформирован национальный консенсус относительно того, что «Запад» использовал слабость России для решения собственных задач, действуя вопреки российским интересам [6]. Три события, произошедшие на протяжении всего нескольких недель, сформировали подобную оборонительную установку. Во-первых, военная операция в Косово, проведенная без мандата ООН и без консультаций с Россией. Во-вторых, расширение НАТО на восток, в результате которого бывшие страны соцлагеря стали членами альянса. В-третьих, новая стратегическая концепция НАТО, принятая на саммите в Вашингтоне и позволяющая странам-участницам проводить операции вне территории альянса. По мнению ряда авторов, опасения России были лишь усилены чередой «цветных революций», особенно Оранжевой революцией 2004 г. на Украине [7, р. 157].
Стратегическое партнерство между Россией и ЕС подразумевало ряд серьезных изменений во взаимоотношениях сторон. Во-первых, стало ясно, что Россия требует
58
отношения к себе как к равноправному партнеру, и ключевая роль Евросоюза в формировании повестки взаимоотношений больше не приемлема. Во-вторых, политика Евросоюза в отношении России окончательно отделяется от политики в отношении постсоветских стран [8]. В то время как «структурная дипломатия» по-прежнему применялась к таким странам, как Украина и Молдавия, отношения с Россией строились как взаимодействие двух формально равных внешнеполитических акторов. Россия и ЕС воспринимали друг друга как стратегические партнеры, но признавали, что их цели и интересы могут серьезно различаться. Взаимоотношения теперь строились на поиске баланса интересов, что было весьма сложно сделать в условиях растущего недоверия. Доверие России к Европейскому союзу также серьезно пострадало в результате запуска в 2009 г. еще одной инициативы ЕС: Восточного партнерства. Кремль негативно оценил действия ЕС, а Брюссель оказался неспособен учесть или хотя бы признать легитимной обеспокоенность своего стратегического партнера политикой Евросоюза. В-третьих, прежний порядок взаимоотношений с «новыми независимыми государствами», при котором России отводилась главенствующая роль, подвергся пересмотру. Для ряда государств — членов ЕС отношения со странами — участницами Восточного партнерства стали более важными, чем развитие контактов с Москвой. В результате прежний формат взаимоотношений, при котором Москва занимала «почетное первое место», был заменен гораздо более сложной и многомерной системой контактов. В зависимости от конкретных политических вопросов и интересов наиболее влиятельных государств — членов Евросоюза, приоритетом в политике ЕС становятся то Россия, то Украина.
Новая стадия конфронтации
Взаимоотношения «Запада» и России, складывавшиеся после 2004 г., можно было в целом охарактеризовать как «прагматичную конкуренцию», однако события на Украине в конце 2013 — начале 2014 гг. по сути привели к прямой конфронтации между ними. За решением президента Украины В. Януковича отказаться от подписания Соглашения об ассоциации с ЕС последовал ряд непредсказуемых событий: Майдан, бегство Януковича из страны, присоединение Крыма к России, конфликт на востоке Украины. Эти события резко осложнили дипломатические отношения между «Западом» и Россией, привели к санкциям США и ЕС против Российской Федерации и ответным мерам Москвы. Геополитика, наряду с вопросами безопасности и контроля над территорией, стала играть все большую роль в отношениях Европейского союза и России.
Следует признать, что восприятие общего стратегического контекста в Европе через призму геополитики не ново. Рост напряженности и противоречий наблюдается в течение последних нескольких лет, особенно в связи с развитием несовместимых интеграционных проектов: с одной стороны, Таможенный союз в составе России, Беларуси и Казахстана (29 мая 2014 г. эти же страны подписали соглашение о создании Евразийского экономического союза), в котором Москва играет ключевую роль; с другой стороны — программа Восточного партнерства ЕС, в результате которой подписаны три соглашения об ассоциации с Европейским союзом (с Украиной, Молдавией и Грузией), включающие положения о создании глубокой и всеобъемлющей зоны свободной торговли. Формально основным противоречием является
59
юридическая несовместимость между положениями о глубокой и всеобъемлющей зоне свободной торговли, предусмотренными соглашениями об ассоциации с ЕС, и единым внешним тарифом Таможенного союза. Однако существует и более глубокая причина: интеграционные проекты, реализуемые ЕС и Россией на постсоветском пространстве, фактически являются конкурентами. Это провоцирует взаимное недоверие в действиях России и ЕС, а также подогревает геополитическую логику конкуренции [9].
Рассмотрим, каким образом геополитическая составляющая начала укрепляться в отношениях ЕС и России задолго до того, как стороны вступили в открытую стадию конфронтации.
Доминирование геополитической составляющей в отношениях Евросоюза и России
Вышеописанные процессы отражают постепенное, но неуклонное усиление геополитической составляющей в отношениях России и ЕС. После окончания холодной войны международные отношения в Европе никогда еще не были так сфокусированы на геополитической тематике. Первые полосы и заголовки СМИ, посвященные Украине и Крыму, постоянно апеллируют к таким понятиям, как «территория», «контроль», «геостратегический интерес». Следует помнить однако, что геополитика не есть нечто объективно существующее или «неизбежное». Геополитика в первую очередь существует в сознании политических лидеров. Россия и, в меньшей степени, Европейской союз оказались в ситуации, когда их внешняя политика в Восточной Европе носит отчетливую геополитическую окраску, хотя их первоначальные цели и интересы в регионе никоим образом не были сформулированы в рамках геополитических представлений. Геополитическая составляющая отношений усиливалась по мере того, как обострялась конкуренция между Россией и Европейским союзом.
Характерной чертой первых лет нахождения В. Путина на посту президента России стал акцент на развитие «экономической дипломатии». Основной задачей внешнеполитической деятельности стало создание благоприятных условий для экономического развития России, роста благосостояния ее граждан и проведения внутренних реформ [10, р. 141]. В 1990-х годах Россия по сути отказывается от идеи, согласно которой опора преимущественно на глобальное военное присутствие по-прежнему может обеспечить стране лидерство на международной арене. В дальнейшем она собиралась вернуть утраченные позиции за счет интеграции в мировую экономику, а также с помощью целенаправленного использования стратегических ресурсов, в первую очередь углеводородного сырья. В Кремле складывалось впечатление, что программа Восточного партнерства направлена на расширение влияния ЕС в ущерб интересам России, и новый дискурс, апеллировавший к геополитике и «сферам влияния», становился все более значимым. По мере обострения конкуренции этот дискурс приобретал все более жесткий характер.
В результате геополитические представления стали играть все более значимую роль во внешней политике Москвы. Однако это было скорее отражением негативного восприятия действий «Запада», нежели четкой и продуманной программой действий. Иными словами, ориентация на геополитические проблемы стала доминировать в российской внешней политике не в результате осознанного выбора,
60
а в результате реакции на действия «Запада» и специфического восприятия его намерений. В конечном итоге нынешняя конфронтация может иметь серьезные негативные последствия для российской экономики, которая уже испытывает заметные трудности. Проблемы для России могут быть связаны не столько с воздействием западных санкций, сколько со снижающейся привлекательностью российского инвестиционного климата и оттоком капитала из страны. Более того, в подобной ситуации будет еще сложнее выйти из положения относительной изоляции, в котором Россия находилась после окончания холодной войны.
В действиях ЕС также угадываются «случайные элементы» геополитики. Даже если Брюссель не формулировал внешнеполитические задачи в терминах геополитики, результаты его действий в отношении Восточной Европы приобрели ярко выраженное геополитическое измерение. В попытке не допустить появления новых разделительных линий в Европе после расширения ЕС, а также стремясь обеспечить стабильность за пределами собственных границ, Евросоюз запускает Европейскую политику соседства, а затем и Восточное партнерство. Используя свой опыт в формировании и развитии институтов в странах-кандидатах, приобретенный во время расширения, Евросоюз стремился продвинуть собственную политико-экономическую модель путем транслирования своих норм и правил за пределы территории ЕС. Данный проект подразумевал частичную интеграцию и расширение сферы действия экономической системы ЕС, что выходило за рамки обычного стратегического контроля. Тем не менее, результаты Европейской политики соседства и Восточного партнерства имели ярко выраженный геополитический аспект и не могли не затронуть вопроса о пределах влияния Евросоюза и России на постсоветском пространстве. Через подписание соглашений об ассоциации Евросоюз стремится привязать своих соседей к собственной экономической системе, которая выходит далеко за рамки обычной зоны свободной торговли. В результате эти страны становятся частью нормативно-правовой системы, которая формируется и регулируется Европейским союзом. Это усиливает «нормативную гегемонию» [3] ЕС в международной конкурентной среде, где влияние конкретных акторов все больше зависит от того, насколько их нормы и правила принимаются и одобряются другими членами мирового сообщества. В случае с Украиной попытка расширить сферу действия экономической и нормативно-правовой систем ЕС привели к прямой конфронтации с Москвой, которая расценила действия Евросоюза исключительно как элемент геополитики. Программа Восточного партнерства воспринималась как попытка создать зону влияния ЕС в регионе [11]. В свою очередь, негативная реакция Москвы и создание альтернативных интеграционных проектов, например Таможенного союза [12], также расценивались Западом через призму геополитики и трактовались как попытка восстановить контроль над бывшими странами — участницами СССР и заблокировать любые инициативы Евросоюза в регионе. В силу несовместимости со многими положениями Таможенного союза подписание соглашений об ассоциации с Европейским союзом по сути ставит многие страны региона перед серьезным выбором: сделать ставку на развитие отношений с ЕС или Россией.
Скорее всего, ни одна из сторон не стремилась поставить государства постсоветского региона перед таким «геополитическим выбором», однако к подобному результату неумолимо приводит логика развития событий. Так же как и в случае с Россией, доминирование «геополитической составляющей» не отвечает
61
внешнеполитическим задачам Европейского союза, которые связаны с обеспечением стабильности в странах-соседях и созданием условий, благоприятных для развития торговли и инвестиционной деятельности.
Плодородная почва для геополитических идей: искажение атрибуции
В предыдущей части статьи указывалось, что доминирование геополитических представлений в отношениях между ЕС и Россией является, скорее, случайным результатом нарастающей конкуренции, нежели плодом четко выверенной и продуманной политики. Данная ситуация развивалась в условиях, когда Россия и Евросоюз все чаще интерпретировали поведение друг друга как враждебное и обусловленное решением геополитических задач, в то время как свои собственные действия расценивались как абсолютно оправданные и рациональные. Этот процесс и усугубил конкуренцию между Евросоюзом и Россией, поставив стороны на грань конфронтации. Случившееся можно объяснить с помощью понятия «искажение атрибуции» (attributional bias) [13].
П. Коверт, чей подход основан на положениях когнитивной психологии, считает, что «в процессе познания человек подразделяет акторов социальный среды на "своих" и "чужих"» [13, р. 106]. Любые простые различия между сообществами могут служить основанием для формирования категорий «причастности» или «непричастности» к той или иной группе, что в свою очередь ведет к созданию разных идентич-ностей. По мере того как политические различия становятся все более наглядными [13, р. 110], стороны будут все больше подчеркивать как свою собственную идентичность, так и свои отличия от других групп. Исходя из положений когнитивной психологии, а также концепции «минимальной группы», Коверт приходит к выводу, что существует тенденция «преувеличивать различия между политическими группами и преуменьшать разнородность внутри самих групп» [13, р. 108-109]. Другими словами, переоцениваются как сплоченность самой группы, так и ее отличия от других групп. Более того, существует тенденция «объяснять поведение "чужих" групп, ссылаясь на их интересы или намерения, в то время как поведение "своих" считается обусловленным внешней средой. В результате кажущееся усиление "чужих" лишь укрепит представление других групп о том, что "чужие" целенаправленно стремятся к усилению своих собственных позиций» [13, р. 109].
В случае отношений между Россией и ЕС до событий конца 2013 — начала 2014 гг. взаимные негативные образы Москвы и Брюсселя лишь усиливались в процессе взаимодействия. Поведение Евросоюза и Москвы становилось все меньше связано с тем, что в действительности сделал их визави, и все больше — с представлениями о действиях и состоянии друг друга. Различия между «своими» и «чужими» преувеличиваются, и по мере роста взаимного недоверия в любых действиях друг друга стороны видят враждебные намерения2.
В процессе трансформации идентичности России и Европейского союза Москва и Брюссель все больше расценивают геостратегический контекст своих отношений
2 Это не является неким отдельным, изолированным процессом. Говоря о взаимоотношениях России и «Запада», Р. Саква заметил, что внутриполитические и международные факторы все время взаимосвязаны. Формирование идентичности происходит «на стыке внутренних и внешнеполитических процессов» [14, p. 972].
62
как сферу конфликта, в которой стороны преследуют прямо противоположные, несовместимые цели. Это проявляется, не в последнюю очередь, и в рамках «общего соседства». Вместе с тем необходимо четко видеть разницу между ситуацией, когда обе стороны расценивают отношения как сферу конкуренции, и ситуацией, когда они обе нацелены на конфликт [15; 16]. Следует признать, что по основным пунктам повестки дня и Россия, и ЕС продолжали сотрудничать в прагматичном ключе, однако со все большим подозрением относились к намерениям друг друга. Это стало проявляться и в зоне «общего соседства», где Россия и ЕС приписывали друг другу попытки усилить свое влияние, считая, что обе стороны действуют в рамках «игры с нулевой суммой». Поведение «чужого» объясняется его недобрыми намерениями. Поведение «своих» расценивается как попытка найти адекватный ответ на вызовы внешней среды, что заставляет действовать строго определенным образом. Другими словами, в глазах Москвы и Брюсселя именно недоброжелательное поведение внешнеполитического партнера, его попытки непропорционально усилить свое влияние за счет другого и привели к росту конкуренции в регионе. При этом и Россия, и Европейский союз расценивают свое поведение как абсолютно оправданное в нынешних условиях, к созданию которых, с их точки зрения, они не имеют никакого отношения. Обе стороны преподносят свою политику как единственно верный ответ на злонамеренные действия партнера. В результате логика конкуренции, к которой апеллируют обе стороны, приводит к новому и опасному этапу отношений России и ЕС, в котором стороны конфликтуют по поводу украинских событий.
Заключение
За последние два десятилетия отношения ЕС и России значительно изменились. В статье указаны три стадии развития этих отношений: сотрудничество, прагматичная конкуренция, конфликт. Подобные изменения объясняются постепенным доминированием «геополитических представлений» в контактах между Россией и ЕС, что привело к росту недоверия и, в конечном итоге, к обострению ситуации в Украине. Признавая, что на эволюцию отношений России и ЕС повлиял комплекс как внутренних, так и внешнеполитических факторов, в статье аргументированно обосновывается идея о том, что постепенное доминирование «геополитических представлений» связано с самой логикой отношений между Россией и «Западом». Эта логика основывалась на том, что стороны все больше воспринимали общий контекст отношений через категорию конфликта, приписывая друг другу враждебные намерения и стремление расширить зону своего влияния за счет партнера. Применительно к взаимодействию России и ЕС в статье указывается, что эскалация напряженности в отношениях связана с «искажением атрибуции».
Данная ситуация несет в себе значительную угрозу для России. Она может подорвать способность России вновь занять ключевое место на мировой политической арене за счет развития экономики, что являлось одной из основ внешней политики России в постсоветский период. Эскалация отношений с «Западом» также может негативно отразиться на способности России выйти из относительной изоляции. Для Европейского союза обострение отношений чревато неспособностью обеспечить стабильность и экономическое развитие в странах-соседях, за пределами собственных границ. Сложившаяся ситуация в полной мере позволяет увидеть
63
двойственность и сложность попыток ЕС одновременно реализовать два проекта, а именно подписать соглашения об ассоциации со своими восточными соседями, а также сохранить стратегическое партнерство с Россией.
Литература
1. Keukeleire S., MacNaughtan J. The Foreign Policy of the European Union. Basingstoke: Palgrave Mac-millan, 2008. 320 р.
2. Haukkala H. The European Union as a Regional Normative Hegemon: The Case of European Neighbourhood Policy // Europe-Asia Studies. 2008. Vol. 60(9). P. 1601-1622.
3. Haukkala H. The EU-Russia Strategic Partnership: The Limits of Post-Sovereignty in International Relations. London: Routledge, 2010. 272 р.
4. Allen D., Smith M. The EU, strategic diplomacy and the BRIC countries. Policy paper 11 [Diplomatic System of the EU Network], February 2012.
5. Timmins G. Strategic or pragmatic partnership? The European Union's policy towards Russia since the end of the Cold War // European Security. 2002. Vol. 11(4). P. 78-95.
6. Light M., White S., Löwenhardt J. A wider Europe: the view from Moscow and Kyiv // International Affairs. 2000. Vol. 76(1). P. 77-88.
7. De Haas M. Russia's Foreign Security Policy in the 21st Century. Oxon: Routledge, 2010. 232 р.
8. Wolczuk K. Implementation without Coordination: The Impact of EU Conditionality on Ukraine under the European Neighbourhood Policy // Europe-Asia Studies. 2009. Vol. 61(2). P. 187-211.
9. Averre D. Competing Rationalities: Russia, the EU and the 'Shared Neighbourhood' // Europe-Asia Studies. 2009. Vol. 61(10). P. 1689-1713.
10. Ivanov I. The New Russian Diplomacy. Washington: Brookings Instutions Press, 2002. 204 p.
11. 'EU expanding its "sphere of influence," Russia says' // EU Observer. 21 March 2009. URL: http:// euobserver.com/24/27827 (дата обращения: 23.08.2011).
12. Путин В. Новый интеграционный проект для Евразии — будущее, которое рождается // Известия. 2011. 3 октября. URL: http://www.izvestia.ru/news/502761 (дата обращения: 10.09.2011).
13. Kowert P. Agent versus Structure in the Construction of National Identity // V. Kubalkova, N. Onuf and P. Kowert (eds.). International Relations In a Constructed World. New York: M.E. Sharpe, 1998. P. 101122.
14. Sakwa R. The problem of 'the international' in Russian identity formation // International Politics. 2012. Vol. 49(4). P. 449-465.
15. Hayes-Gries P. Social Psychology and the Identity-Conflict Debate: Is a 'China Threat' Inevitable? // The European Journal of International Relations. 2005. Vol. 11(2). P. 235-265.
16. Zagorski A. Eastern Partnership from the Russian Perspective. Berlin: Friedrich Ebert Stiftung, 2010. URL: http://library.fes.de/pdf-files/ipg/2011-3/05_zagorski.pdf (дата обращения: 10.09.2011).
Статья поступила в редакцию 21 октября 2014 г.
64
