56ИЗ ИСТОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
DOI: 10.46725/IW.2020.4.1
А. Б. Оришев
ИРАНСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, НАЦИОНАЛИЗМ И НАЦИСТСКАЯ ГЕРМАНИЯ
Введение
Иран — страна, являющаяся пристальным объектом внимания со стороны европейцев уже несколько столетий подряд. В индустриальную эпоху правители великих держав мечтали видеть его в составе своих империй. И если в XIX в. спор за влияние в Иране вели Россия и Британская империя, то в 30-е годы прошедшего столетия свои интересы на Среднем Востоке провозгласила нацистская Германия. Естественно, что Иран, как безусловный лидер этого региона, обладавший нефтью и другими видами стратегического сырья, имевший выгодное географическое положение, привлек к себе внимание Гитлера. Дело оставалось за немногим — найти точки соприкосновения с этой страной, предложить иранцам ориентиры развития, привлечь на свою сторону местную интеллигенцию и тем самым превратить Иран в своего главного союзника на всем мусульманском Востоке.
За последние годы в исторической литературе появилось немало публикаций, посвященных вопросам экономической экспансии нацистов в Иран, деятельности германской разведки в этой стране1. Целый цикл работ посвящен событиям августа 1941 г., когда с целью ликвидации германского присутствия
© Оришев А. Б., 2020
Оришев Александр Борисович — доктор исторических наук, доцент, заведующий кафедрой истории, Российский государственный аграрный университет — МСХА им. К. А. Тимирязева, Orishev71@mail.ru (Dr. Sc. (History), Associate Professor, Head of the Department of History, Russian State Agar University — Moscow Agricultural Academy named after K. A. Timiryazev).
в Иран были введены части Красной Армии и британские войска2. Однако есть еще один вопрос, ответ на который предстоит дать: как СССР, Англия и Германия, вступившие в смертельную схватку на полях Второй мировой войны, пытались привлечь на свою сторону иранцев? Как они обрабатывали общественное мнение в этой стране? Как пытались привлечь на свою сторону интеллигенцию, ставшую наряду с национальной буржуазией достаточно влиятельной силой на Востоке? Какое место в этом процессе сыграл религиозный фактор? Ответы на эти вопросы имеют не только академическое значение, т. к. позволяют пролить свет на события, в настоящее время происходящие в Иране, на то, как современная иранская интеллигенция реагирует на внешние вызовы, как воспринимает ценности «демократии», «тоталитаризма», что есть «иранский национализм» и сочетается ли он с исламским фундаментализмом и т. д.
Цель и задачи
Цель статьи — определить точки соприкосновения национал-социализма в Германии и национализма в Иране, выявить основные направления сотрудничества нацистов и иранских националистов, определить основные результаты этого сотрудничества.
Методология
В процессе работы над статьей использовались следующие методы, выработанные современной наукой: системный, сравнительный, социально-психологический и структурно-функциональный.
Результаты исследования и их обсуждение
В 20-е годы ХХ в. Иран представлял собой жалкое зрелище. Страна делала первые шаги по избавлению от полуколониального статуса; экономика, здравоохранение, система образования, армия находились в удручающем состоянии. Тосклива была культурная жизнь иранской столицы. Нет театров, концертных залов, картинных галерей или выставок, никто не читает публичных лекций. Во всем Тегеране только пара кинотеатров с устаревшим оборудованием, в которых демонстрировались
американские, английские, немецкие фильмы, «разрешенные к показу цензурных комиссий, в которых главную роль играл мулла»3. Иранский народ всегда славился талантами, но эти таланты были буквально задавлены, приглушены нищенским уровнем жизни, бесправием, таились где-то под спудом, как и огромные богатства иранских недр. И теперь, после прихода к власти нового правителя — Реза-шаха Пехлеви в 1921 г. перед Ираном открылись обширные возможности, которые и предстояло реализовать.
Как известно, рупором национализма в странах Востока в первые десятилетия XX столетия, а Иран тому типичный пример, стала национальная интеллигенция, численный состав которой определить практически невозможно. С уверенностью можно лишь сказать о том, что образованных людей в те годы в стране было совсем немного. По свидетельству местных газет, по всему Ирану в тридцатые годы было всего 200 врачей, не считая дантистов. Крестьянство — около 80 % населения страны — почти поголовно было безграмотным. Среди городского населения грамотных насчитывалось не более половины. К тому же формировавшийся слой национальной интеллигенции был неоднороден. Это местные врачи, учителя, технари-интеллигенты и лица, получившие более или менее достойное образование на Западе или у себя на родине, смутно представлявшие себе будущее своей страны. На кого-то впечатление произвели события в России, когда рухнула 300-летняя монархия и к власти пришли большевики, провозгласившие начало новой эры. Кто-то был связан с англичанами и что-то слышал о ценностях «демократии» и «свободного мира».
Особую категорию представляли журналисты — сотрудники иранских газет. Власти относились к ним с мало скрываемым презрением, не считая журналистику серьезным занятием. Журналисты это чувствовали и были вынуждены мириться с унизительным положением, когда все публикации подвергались жесткой цензуре. При этом подавляющее большинство работников прессы являлись убежденными националистами, очень недовольными отношением западных стран к Ирану. А Запад для большинства из них ассоциировался прежде всего с Англией и Францией и только потом с Германией. Среди всех иранских
изданий особое место отводилось газете «Иран», которая имела монопольное право на очень доходные обязательные объявления судебно-нотариального и административного характера. Роль официоза играла «Эттелаат» («Известия»), редактор-издатель которой Масуди, помещая в газете разнообразную информацию и административную хронику, добился наибольшего из иранских газет тиража. «Иран» и «Эттелаат» имели большой редакционный аппарат и их дела шли хорошо, а Масуди вскоре организовал издание газеты на французском языке — «La journal de Teheran». На французском также выходила одна из полос газеты «Сетаре-е Джехан» («Звезда мира»).
Органом международной информации служила «Messager de Teheran» — газета для дипломатического и консульского корпуса столицы. В ней печаталась только информация: английская, полученная из агентства Рейтер, французская, поступавшая от агентства Гавас, немецкая — от агентства Вольф и отчеты о приемах и файф-о-клоках в иностранных дипломатических представительствах в Тегеране. По тому, чьих публикаций больше, можно было судить о внешнеполитическом курсе иранского правительства. Заметим, что «Messager de Teheran» не публиковала материалов на русском языке. Информация об СССР поступала иранским подданным через газету «Московское радио», выходившую сразу на трех языках — французском, русском и персидском, и ее тираж почти вдвое превосходил тираж «Messager de Teheran».
Тон местных газет задавал сам Реза-шах Пехлеви. Он, как человек военный, «метания» местной интеллигенции по поводу путей развития Ирана не разделял. Для него все было просто и понятно: страна нуждается в модернизации, иранцам не пристало играть роль марионеток в руках могущественных соседей, а для этого в Иране нужно установить жесткий авторитарный порядок, в котором интеллигенции отводилась роль рупора правящего режима. Создавать политические партии в Иране запрещалось, а коммунистическая партия, которая могла бы стать мощным инструментом для советского влияния, находилась в глубоком подполье. Как результат, идеи классовой борьбы, в отличие от идей национализма, так и не стали популярными в Иране4. Только спустя десятилетия требования социальной
справедливости были подняты на щит, но не в рамках марксизма, а в лозунгах исламских фундаменталистов, умело использовавших декларируемую эгалитаристскую сущность ислама.
В меджлисе довоенного Ирана институализирова-
лись только проправительственные силы, объединившиеся во «Фракцию прогресса». Многие тогдашние депутаты на словах утверждали, что Иран — «страна подлинного демократизма», что министров шах назначает только из числа депутатов меджлиса, что «Фракция прогресса» не только номинально существует, но и реально функционирует не хуже политической фракции любого европейского парламента. На самом деле все это было псевдодемократической бутафорией.
По установке, данной Реза-шахом, иранская пресса внушала населению, что Иран — избранная Аллахом и судьбой страна и что наивысшую степень счастья вкушают именно иранцы. Газеты — кто за страх, кто за совесть — служили Реза-шаху, яростно пропагандируя идею иранского национализма. Такая, скажем прямо, неоднозначная почва сложилась для проникновения разного рода идей из-за рубежа. И если англичане не очень стремились к идеологическому доминированию в Иране, полагаясь на прослойку из местных англофилов, то СССР и Германия вступили в ожесточенную схватку за умы иранцев. Англичане же свято верили в могущество «золотого тельца». Не надеясь особо на людей идейных, они придерживались тактики подкупа, следуя которой в нужный момент полагается организовать щедрые раздачи с вручением подарков местным лидерам мнений, и любой вопрос будет решен. Заметим, что этот подход к странам Востока имеет право на существование. Практически все крупные иранские политики получали субсидии от европейских государств, что легко объясняло их внешнеполитическую ориентацию. На иностранном довольствии состояли многие депутаты меджлиса, члены правительства, даже сам Реза-шах не пренебрегал крупными суммами, которые иногда получал от англичан. Поэтому не будем лицемерить и, забегая вперед, скажем прямо и честно: тот факт, что в октябре 1941 г. в соседнем Афганистане Лоя Джирга6 приняла решение поддержать решение своего правительства по удалению из страны немцев и итальянцев, объясняется мас-
7
совым подкупом ее участников англичанами .
Однако вернемся в середину 1930-х годов. Как уже говорилось, коммунисты в Иране в то время были вне закона. Это объяснялось тем, что шах, как любой монарх, испытывал вполне понятное чувство самосохранения при появлении коммунистической угрозы. В 1933 г. по его приказу был арестован и казнен известный иранский государственный деятель, окончивший в свое время Николаевскую академию Генерального штаба, министр двора Абдольхусейн Теймурташ, которому инкриминировали сотрудничество с ОГПУ. Таким образом, с середины 1930-х годов инициативу в советско-нацистском противоборстве прочно захватили нацисты, развернувшие мощную идеологическую экспансию в Иран. Ситуация складывалась так, что популярность идей иранского национализма и господство нацистской идеологии в Германии могли стать основой для союза двух государств. Только если иранский национализм претендовал на лидерство в регионе Ближнего и Среднего Востока, то претензии нацистов были несоизмеримо шире — планы мирового господства. Рано или поздно эти идеи должны были вступить в противоборство, но на начальном этапе они создали немало точек для соприкосновения двух недемократических режимов: авторитарного Реза-шаха Пехлеви и тоталитарного Адольфа Гитлера.
Первая тема, которая могла стать фундаментом сотрудничества — это идея «арийского братства». Деление народов на высшие и низшие и обоснование права на власть высшей нордической расы стало краеугольным камнем нацизма. На высшую ступень немцы поставили, естественно, себя. А с остальной иерархией было сложнее. Руководствуясь политическими соображениями, в Берлине на верхние места расовой пирамиды поставили своих главных союзников по «оси» — итальянцев и японцев, хотя даже внешний облик тех и других мало соответствовал представлениям о «белокурой бестии». Определенный реверанс был сделан и в отношении персов: признав их «арийцами», нацисты стали муссировать тезис об «арийском братстве арийцев Севера и нации Зороастры». Так называемые «Нюрнбергские» расовые законы, вводящие ограничения для неарийских народов, на иранцев не распространялись. На этот счет германское правительство издало специальный декрет. Однако должного эффекта он не произвел, и большого энтузиазма такая
позиция Берлина в Тегеране не вызвала. Скорее напротив, среди местной интеллигенции появились настроения, согласно которым истинными арийцами могут быть только иранцы, а немцы всего лишь узурпировали это право. Иными словами, позицию иранской интеллигенции можно выразить так: «какое право они, т. е. немцы, имеют на то, чтобы именовать себя арийцами, если доподлинно известно, что истинные арийцы проживают только в Иране?» Газета «Иран», например, писала, что Иран — это единственная страна, в которой сохранилась арийская раса, и только Иран может считаться «очагом возрождения этой расы»8.
Обращает на себя внимание еще один факт — в 1934 г. в Тегеране было принято решение о переименовании государства: все иностранные дипломатические представительства уведомлялись о том, что Персия отныне именуется Иран, т. е. «Агуапат» — страна ариев». В литературе, в том числе и в некоторых ранних работах автора, бытует мнение, что это было сделано с подачи германской дипломатической миссии9. Однако с позиции сегодняшнего дня следует заключить, что переименование было вызвано не столько попыткой сближения с Германией, сколько внутренними причинами: желанием Реза-шаха поднять национальный дух соотечественников, прежде всего местной интеллигенции и военных. Правитель Ирана активно насаждал в стране культ «персов-ариев», что должно было стать идеологическим обоснованием проводимой им модернизации.
Внешнее единение двух систем проявлялось и в использовании известного символа — свастики. Однако если в Германии свастика стала прочно ассоциироваться с нацизмом и ранее была практически неизвестна, то для Ирана использование этого знака имело давнюю историю, уходящую вглубь веков. И тем не менее этот факт германская пропаганда пыталась использовать в своих целях, лишний раз подчеркивая «общность интересов Германии и Ирана»10.
Вторая тема, муссируя которую германский фашизм пытался закрепиться в Иране, это ислам. Значение данного фактора объяснялось тем, что Иран является центром шиизма в мире — одного из направлений мусульманской религии. Однако здесь надо было учитывать настроения тогдашнего иранского монарха. Известно, что политика Реза-шаха в целом
была направлена против духовенства и его национализм не имел ничего общего с исламом. Идеологи нацизма, напротив, пытались использовать исламский фактор в своих целях, неоднократно заявляя, что Германия ведет войну за свободу угнетенных мусульман Востока. Тот факт, что Германия никогда не имела мусульманских колоний, также умело обыгрывался нацистской пропагандой.
Отсюда и пропагандистские трюки: якобы Гитлер родился с зеленой каймой вокруг пояса, т. е. с явным признаком мусульманской святости. На базарах — местах, где традиционно собирались иранцы и активно обсуждали все последние новости, немецкие пропагандисты распускали слухи, что Гитлер и есть тот самый двенадцатый имам — Махди и приход его к власти обозначали как дату пришествия11. Была выдвинута идея, что Гитлер имеет иранское происхождение, т. е. он лур по национальности, о чем говорит окончание его фамилии Гит (лер) или Гит (лур)12. Более того, был пущен слух о принятии фюрером ислама и нового имени — Гейдар13. Поэтому неслучайно, что в торговых рядах в Тегеране обычным делом можно было увидеть плакаты со словами: «На небесах Аллах — твой господин. На Земле — это Адольф Гитлер».
Немецкая пропаганда пыталась противопоставить отношение немцев к исламу с советской атеистической политикой. Иранцев пугали советской угрозой, тем, что большевики не признают Бога, преследуют не только священников, но и рядовых верующих. Все мечети в республиках советского Закавказья закрыты и переоборудованы под склады и магазины. Правоверных здесь всячески унижают, запрещено не только молиться, но и произносить слово «Аллах». Советская власть порушила все исламские семейные ценности, с женщин насильственно сняли чадру, заставив посещать публичные места.
Заметим, что инсинуации о Германии как защитнице мусульман направлялись в адрес рядовых иранцев, в своей массе малограмотных, на иранскую интеллигенцию они не рассчитывались. Собственно, среди образованной иранской молодежи той поры и офицерства — тех самых слоев, которые представляли социальную базу национализма, идеи клерикалов были непопулярны. Восстановление былого величия своей страны они рассматривали не на почве ислама, и никаких посылов поднимать
религиозное знамя у них не было. В лице Гитлера они видели не столько заступника мусульманского Востока, сколько сильную личность, обладающую волей, способную быстро и эффективно решать вопросы внутриполитической и внешнеполитической жизни. Поэтому германофильство в этих кругах было признаком хорошего тона, а ориентация на Германию рассматривалась как проявление патриотизма.
Понимая важность привлечения на свою сторону иранской интеллигенции, нацисты стали формировать из ее рядов «группы влияния», делая ставку на те или иные персоналии. Выразилось это в присуждении ученых степеней и званий отдельным представителям интеллигенции. Степень доктора наук была присуждена Гейдельбергским университетом историку Абдулле Фатеми — сыну губернатора Гиляна14. Заметим, что этот старейший вуз Германии «отличился» тем, что первым из крупнейших учебных заведений страны приветствовал нацизм и его сотрудники приняли активное участие в ритуальном сожжении книг на Университетской площади в 1933 г. В Берлинском университете степень доктора наук по истории была присуждена иранцу Абдоллаху Малекпуру. Красной нитью в обеих диссертациях проводилась мысль о взаимовыгодном сотрудничестве Германии и Ирана. Соискатели с упоением рассказывали о налаженных поставках немецкого оборудования, о том, как качественно работают немецкие инженеры, как день ото дня меняется иранская действительность. Здесь же приводилась мысль о необходимости дистанцирования от Англии и СССР и сближения с Третьим рейхом15. Наряду с историками, в 1930-е годы в германских вузах по общественным наукам защитили свои диссертации С. Парвизи, Х. Пирнахад, Х. Рамазани и другие иранцы16. Делая реверанс в сторону иранской интеллигенции в августе 1935 г. на Берлинском международном конгрессе по уголовному праву по представлению Прусской академии наук, председателя иранской делегации Матина избрали ее почетным членом17.
Для воздействия на интеллигенцию Ирана германские пропагандисты использовали и другие каналы. При каждом удобном случае в Берлине пытались подчеркнуть уважение к иранской культуре. В 1934 г. в Германии были проведены торжества, приуроченные к тысячелетию со дня рождения национального
поэта Ирана Абулькасима Фирдоуси. В этом же году германский посланник в Тегеране В. фон Блюхер в торжественной обстановке вручил представителям иранского правительства несколько книг поэта, в том числе «словарь-конкорданс» к поэме «Шахнаме», выполненный немецким ученым Фрицом Вольфом18. Внимание к иранскому классику было обусловлено тем, что в его лице нацисты видели предтечу иранского национализма, т. е. родственную в идеологическом плане фигуру.
Немало усилий было предпринято для того, чтобы приобщить иранцев к немецкой, в том числе к пропагандистской литературе. В августе 1939 г. из германской дипломатической миссии в Национальную библиотеку Ирана поступил щедрый подарок: ее фонды пополнили 7500 книг из Германии. В результате каждая четвертая книга, которая числилась на балансе библиотеки, имела немецкое происхождение. Этот дар был широко разрекламирован нацистами. Один из ведущих идеологов нацизма, автор книги «Миф двадцатого столетия» и начальник внешнеполитического отдела НСДАП (NSDAP) Альфред Розен-берг организовал торжественное собрание, на которое пригласил видных деятелей науки и искусства, а также иранских студентов, обучавшихся в Германии19. К этому времени вышел первый персидско-немецкий словарь, содержащий 25000 слов20.
Некоторое влияние немцев сказалось и на архитектурном искусстве в Иране. В годы правления Реза-шаха Пехлеви в стране шла мощная реконструкция облика многих городов, в первую очередь Тегерана. Насаждался тяжеловесный, при этом помпезный стиль, своим монументализмом напоминавший архитектурные изыски в нацистской Германии.
Подчеркнем, что, несмотря на некоторые послабления для немцев, общая атмосфера для внешней пропаганды в Иране была далека от благоприятной. Иностранные клубы здесь могли существовать только по разрешению властей, председатели правлений клубов в обязательном порядке регистрировались в министерстве иностранных дел. Даже бытовые контакты с иностранцами во времена режима Реза-шаха Пехлеви воспринимались как потенциальная измена государственным интересам. И если иранца замечали в излишних контактах с представителями других держав, то его мог ждать привод в полицию. К тому же
особых чувств к иностранцам местное население в те годы не питало. Скорее напротив, их явно недолюбливали. Если кто и симпатизировал иностранцам, то это владельцы магазинов на центральной торговой улице Тегерана Лалезар за то, что те покупали товары, не торгуясь. Более того, крайне не приветствовались беседы на политические темы с незнакомыми людьми. Существовало негласное правило: хочешь избавиться от назойливого собеседника — начни разговор о политике.
Затрагивая тему нацистской пропаганды в Иране, ответим на вопрос: а каково было отношение самого Реза-шаха к нацизму? Не секрет, что советские историки на протяжении нескольких десятилетий рисовали его убежденным сторонников гитлеровцев. Однако насколько справедливы эти обвинения? Архивные источники и другие материалы, характеризующие тогдашние иранские реалии, говорят о том, что Реза-шах не был германофилом в привычном понимании этого слова, и тем более его нельзя назвать приверженцем Гитлера. Он воспринимал Германию как силу, которая в географическом плане была достаточно далеко и не могла представлять собой непосредственной угрозы для национальной безопасности страны. К тому же экономическое сотрудничество с Берлином приносило Ирану известную пользу: немцы обеспечили иранскую промышленность современным оборудованием, германские инженеры на совесть работали на многочисленных объектах Ирана.
Иными словами, отношение к Германии со стороны Реза-шаха было отношением типичного восточного прагматика, для которого Третий рейх являлся так называемой «третьей силой» , с помощью которой он помышлял провести модернизацию в стране. И некоторый либерализм к германской пропаганде и созданию в Иране образа процветающей Германии был для него разумным компромиссом. Однако при первой же угрозе собственным интересам деятельность прогерманских сил решительно пресекалась. 23 февраля 1940 г. к смертной казни был приговорен Мохсен Джахансуз — лидер одной из профашистских группировок иранской молодежи. Ему и еще нескольким интеллигентам инкриминировалась подготовка антимонархического заговора. 26 июня 1940 г. был отправлен в отставку, а затем арестован премьер-министр М. Дафтари, о прогерманских
симпатиях которого хорошо было известно. Правда, через несколько дней Реза-шах проявил снисхождение к своему приближенному, выпустив того на свободу и разрешив преподавать в Тегеранском университете.
Все изменилось в августе 1941 г., когда в страну были введены войска союзников по Антигитлеровской коалиции. С одной стороны, официально прогерманская пропаганда была ликвидирована, а с другой — материальные трудности, неизбежные в годы войны, послужили благоприятной почвой для распространения чувств симпатий к Третьему рейху. Иран фактически был оккупирован, что вызывало недовольство у многих иранцев. Это недовольство усилилось в результате экономических трудностей: роста цен, безработицы. И сам факт присутствия в стране иностранных войск создавал почву для активности прогерманских сил. Уже во время обсуждения англо-советско-иранского договора от 29 января 1942 г. в меджлисе сложилась группировка противников его подписания, вошедшая в историю как «Хезби Кабут» («Голубая партия»). Возглавил эту группировку депутат Хабибулла Новбахт — автор перевода «Майн кампф» (Mein Kampf) на персидский язык. Свое название группировка получила из-за того, что во время ратификации союзного договора в урну опускались бюллетени голубого цвета, означавшие голосование против22. Свою деятельность «Хезби Кабут» продолжала до осени 1943 г., используя парламентскую трибуну для произнесения речей против Англии и СССР. Фактически все эти годы в иранском парламенте официально действовала прогерманская фракция, предпринимавшая энергичные усилия по срыву участия Ирана в Антигитлеровской коалиции. Основу этой группировки составляли местные интеллигенты, которые ради достижения собственных целей частенько выходили за рамки парламентского слова. На совести членов «Хезби Кабут» нападение на активного сторонника союзников тогдашнего премьер-министра Ф. Форуги, когда тот получил несколько ударов камнем по голове и вскоре был вынужден прекратить политическую деятельность. Имели место случаи применения огнестрельного оружия в здании меджлиса. Угроза убийством не раз звучала в адрес министра иностранных дел Али Сохейли23.
Националистически настроенные иранские интелл игенты приняли участие в деятельности прогерманской националистической организации «Меллиюне Иран» («Националисты Ирана»), создателем и организатором которой выступил офицер СД (Службы безопасности рейхсфюрера) Франц Майер24. Он смог избежать интернирования в августе 1941 г. и, оказавшись в подполье, стал энергично плести сети по созданию мощного антисоюзнического движения, что ему и удалось за довольно короткий срок. Одним из его сподвижников стал видный религиозный и политический деятель шейх сеид Абдул Касем Кашани, которому Ф. Майер предложил войти в состав руководящего комитета организации. Гимном «Меллиюне Иран» стала песня «Борьба за свободу Ирана», а эмблемой — «Вольфсангель» — («Волчий капкан»), знак, напоминающий свастику. Форменная одежда вооруженных отрядов движения выглядела так: сапоги, черные бриджи, голубая рубашка25.
Кроме «Меллиюне Иран» и «Хезби Кабут» в Иране функционировали и другие националистические организации: «Михан-парастан» («Патриоты»), «Иран Бидар» («Национальная партия»), «Сиян Пушан» («Чернорубашечники»)26. Известный иранист Ю. Л. Кузнец называет 20 подобных организаций, действовавших в годы войны в Иране27. Одну из группировок возглавляла женщина — немка по национальности, фигурирующая в архивных материалах под агентурным псевдонимом «Кател». Избежав интернирования в августе 1941 г., она вскоре приняла иранское подданство. В Казвине «Кател» взяла на себя руководство тайной организацией, состоявшей из торговцев и местных докторов. Власти Казвина на действия этой группы закрывали глаза28.
Деятельность прогерманских группировок и отдельных персоналий осуществлялась по нескольким направлениям. Прежде всего, это саботаж английской и советской администраций любых действий, связанных с осуществлением Ираном своих функций по Антигитлеровской коалиции. Чаще всего объектом для саботажа выступала Трансиранская железная дорога, по которой по ленд-лизу доставлялась военная техника в СССР.
Созданные при попустительстве иранских властей прогерманские организации имели похожую структуру, социальную базу в лице интеллигенции и военных и по политической
направленности практически не отличались друг от друга. Их объединяло неприятие политики правительства, направленной на выполнение условий англо-советско-иранского договора. Вместе с тем было бы опрометчиво всех участников этих организаций или просто сочувствующих им объявить германскими агентами. Проявим в этом вопросе солидарность с Ю. Л. Кузнецом, который идентифицировал членов данных организаций как «фанатичных сторонников "третьей силы", которую в их представлении олицетворяла Германия»29. В сложившейся ситуации у них была одна цель — добиться удаления из страны иностранных войск. И в такой ситуации Германия — враг Англии и СССР — выглядела в их глазах естественным союзником. К тому же среди националистов имелось немало амбициозных людей, мечтавших оставить след в истории и видевших себя спасителями Ирана. Немало было и тех, кто хотел просто заработать. Однако удовлетворить материальные интересы оказалось непросто: лидер прогерманского подполья Франц Майер не обладал необходимыми средствами и платить своим агентам был не в состоянии. Другое дело, что помощь ему могла оказаться инвестициями в будущее, но для этого следовало дождаться окончательной победы Германии.
На совести иранских националистов организация многочисленных жалоб по поводу присутствия в стране иностранных войск: якобы аморальное поведение красноармейцев, солдат и офицеров Британской армии. Ноты протеста регулярно поступали в посольство СССР в Тегеране: советские военнослужащие разобрали ледник, порубили ценные деревья, устроили дебош и т. д.
Архивные документы содержат многочисленные свидетельства нападений на мелкие советские гарнизоны и на отдельных командиров и бойцов Красной Армии. Учитывая, что устоявшаяся в отечественной историографии традиция требовала представлять советско-иранские отношения как союзнические, эти данные до сих пор не предаются огласке.
Тот факт, что деятельность прогерманских группировок получила столь широкий размах, отчасти объясняется несогласованностью Англии и СССР, отношения между которыми порой были далеки от союзнических. Характерно, что если английская сторона являлась сторонником жестких мер, не раз
предлагая советским партнерам акции по организации массовых арестов прогерманского подполья, то позиция СССР была более лояльна. В Москве надеялись на эволюцию части иранской интеллигенции, питая надежду переориентировать иранских националистов на сотрудничество. Определенный резон в этом был: националисты рассматривали Англию как своего главного врага. По мнению Москвы, массовые аресты только бы обострили и так непростую ситуацию в Иране и привели бы к росту сторонников Германии. Позиция Кремля изменилась накануне Тегеранской конференции, когда прибытие «Большой тройки в иранскую столицу предполагало основательную зачистку всех нежелательных элементов. И массовые аресты были проведены. Как результат, прогерманское подполье разгромлено, а националистические организации ликвидированы.
Выводы
Основой для сотрудничества иранских националистов и нацистов в довоенный период стала вера в то, что Германия способна вывести Иран на передовые рубежи, идеологическим обоснованием здесь явилось «арийское братство». Уже после того, как в Иран в августе 1941 г. были введены английские и советские войска, германофильство части иранской интеллигенции можно трактовать как выражение протестной позиции против присутствия иностранных армий. Никаких живительных ориентиров нацистская Германия в этот период дать не могла, а поражения вермахта под Сталинградом, на Курской дуге и под Эль-Аламейном и объявление Ираном войны Германии окончательно раскрыли глаза иранским националистам, разуверившимся в мощи и непобедимости германского оружия. Организация Тегеранской конференции и предшествующие ей массовые аресты подвели черту под деятельностью прогерманского подполья: иранский национализм в организационном и идеологическом плане прекратил свое существование в тех формах, в которых он предстал миру в 30-е годы. Таким образом, нацизм дал толчок для роста национального сознания в Иране, но и сам сошел с политической арены, предоставив иранскому национализму возможности для самостоятельного развития.
Примечания
1 Johnston-White Iain. Nazi Secret Warfare in occupied Persia (Iran): the failure of the German intelligence services, 1939—1945 // Intelligence and National Security. 2018. Vol. 33, iss. 2. P. 303—304.
2 Osin V. M. Military Mission of the Red Army in Iran (1941—1946). In the Documents of the Central Archive of the Ministry of Defense of the Russian Federation // Herald of an Archivist. 2015. Iss. 2. P. 27—42; Orishev A. B., Mamedov A. A., Tarasenko V. N., Grigoriev S. L., AleksandrovA. V. Red army in Iran: Unknown «occupation» // Revista San Gregorio. 2020. Iss. 37. P. 75—82; Мамедова Н. М. Иран: успешная операция Красной Армии в 1941 г. // Вторая мировая война и восток: монография. М., 2019. С. 174—184.
3 Пальгунов Н. Г. Тридцать лет. Воспоминания журналиста и дипломата. М., 1964. С. 63.
4 Spector I. The Soviet Union and the Muslim World. 1917—1958. Seattle, 1959. P. 186—187; Zare K., Saeeidinia H. Exploring and Explaining the Economic political relations between Iran and Soviet Union in the Second Pahlavi era emphasizing the system theory // Revista Genero & Direito. 2020. Vol. 9, iss. 2. P. 840; Mossaki N., Ravandi-Fadai L. A Guarded Courtship: Soviet Cultural Diplomacy in Iran from the Late 1940-s to the 1960-s // Iranian Studies. 2018. Vol. 51, iss. 3. P. 427.
5 Меджлис — иранский парламент.
6 Лоя Джирга (Большая джирга) — Великое собрание племенных вождей и других знатных афганцев, созываемое для решения наиболее важных государственных вопросов.
7 Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 071. 1941. Оп. 23. П. 196. Д. 6. Л. 158.
8 АВП РФ. Ф. 94. 1937. Оп. 21а. П. 122. Д. 2. Л. 211—212.
9 Оришев А. Б. Иранский узел. Схватка разведок. М., 2009. С. 72.
10 Агаев С. Л. Германский империализм в Иране (Веймарская республика, третий рейх). М., 1969. С. 67—68.
11 Sayre J. Persian Gulf Command. Some Marvels on the Road to Kazvin. NewYork, 1945. P. 59.
12 Орлов Е. А. Внешняя политика Ирана после второй мировой войны. М., 1975. С. 198.
13 Гельбрас Г. Крах фашистской авантюры в Иране // Исторический журнал. 1942. № 3—4. С. 64.
14 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 532. Оп. 4. Д. 349. Л. 2.
15 Malekpur A. Die Wirtschaftsverfassung Irans. Berlin, б.и., 1935. S. 43—46.
16 Tehrani A. Iran. Berlin: Junker und Dunnhaupt Verlag, 1943. S. 94.
17 Вострое А. Некоторые материалы о проникновении германского фашизма в Иран // Материалы по национально -колониальным проблемам. 1936. № 34. С. 239.
18 АВП РФ. Ф. 94. 1935. Оп. 19. П. 48. Д. 26. Л. 153.
19 АВП РФ. Ф. 94. 1939. Оп. 23а. П. 124. Д. 4. Л. 14.
20 [Тарбийат Г. А.] Фарханг-е Тарбийат. Фарси-алманихавимотаджаваз аз бист-о пяндж хазар логат. Та алиф Гулам Али Тарбийат. На перс. яз. Тегеран, 1937.
21 Под первой и второй «силами» в таком контексте следует понимать Британскую империю и Советский Союз.
22 Архив службы внешней разведки России (АСВРР). Д. 28211. Т. 1. Л. 130; Arfa H. Under Five Shahs. New York. 1965. P. 310.
23 АВПРФ. Ф. 06. 1942. Оп. 4. П. 17. Д. 180. Л. 16.
24 O 'Sullivan Adrian. Espionage and Counterintelligence in Occupied Persia (Iran). The Success of the Allied Secret Services, 1941—1945. London. 2015. P. 10, 16.
25 Костромин Л. П. Противоборство с фашистской агентурой в Иране // Очерки истории российской внешней разведки: в 6 т. М., 1999. Т. 4: Советская разведка в годы Великой Отечественной войны. С. 331.
26 Цкитишвили К. В. Закавказье в годы Великой Отечественной войны. 1941—1945. Тбилиси. 1969. С. 116.
27 Кузнец Ю. Л. «Длинный прыжок» — в никуда: Как был сорван заговор против «Большой тройки» в Тегеране. М., 1996. С. 90, 105, 106.
28 Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО). Ф. 209. Оп. 1063. Д. 158. Л. 48.
29 Кузнец Ю. Л. Указ. соч. С. 80.
